Снег, собака, нога

Шесть

Пес кажется порой придатком человека. Он держится совсем рядом, отирается у ног, внимательно следит за каждым движением, Адельмо Фарандола даже пинком не может его отогнать, потому что тот, поскуливая, быстро вертится пару раз, преодолевая боль, а потом снова жмется к своему другу.

А иногда, наоборот, непредвиденная надобность влечет его удалиться, опустив морду, легко шагая по следу, который известен только ему одному. И тогда даже громкие крики старика, внезапно оставшегося в одиночестве, не могут призвать его назад. Пес уходит, уже ушел, с поразительной уверенностью он следует какой-то тайной тропой, то прямо, то петляя. Огибает камни, прокладывает путь, преодолевает кусты и обломки деревьев, даже не глядя, полагаясь только на нюх. Вот и ушел, скрылся, удалился. И там он проведет несколько часов и вернется вечером, почти ночью. Адельмо Фарандола услышит, как он скребется в дверь и хнычет, но не откроет — ну, не сразу, чтобы наказать за то, что оставил его одного, предпочел ему какую-то вонь.

«Занятно», — думает человек, обнаружив себя покинутым. Ему одиночество нравится — оно ему даже жизненно необходимо, тут и говорить нечего, но к этому сукину сыну он привязался, и когда тот уходит, человек чувствует, словно что-то умирает у него внутри, время замедляется, а потом и вовсе останавливается, пространство тесной впадины расширяется, становясь бескрайней пустыней, а он сам оказывается среди этой пустыни крохотным, как муравей, как червяк. И все из-за какого-то пса. А представим на минуточку, если бы с ним была душа человечья?! Или, допустим, женщина?!

— Вы сегодня в полном одиночестве? — окликает его лесник сзади как раз в такой день.

От неожиданных слов человек вздрагивает.

— Я про пса. Того, который с вами всегда. Где он?

— Не знаю, — отвечает Адельмо Фарандола. — Шляется. — И, помолчав, прибавляет: — А что, нельзя?

— Да господи помилуй! — смеется лесник. — Это же животные, им нужно бегать. Хотя… — Долгое молчание, необъяснимая улыбочка. — …Хотя по закону собак надо держать на привязи и в наморднике.

— Но это не мой пес, — возражает Адельмо Фарандола, — я его не знаю! Он сам ко мне прицепился, мне даже неизвестно, как его зовут.

— Ясно, ясно.

— Я собак терпеть не могу!

— Да ладно, могу себе представить. И потом, это собаки, так уж они устроены. Знаете, а у меня тоже были собаки.

Молчание. Видимо, лесник ждет, что у него спросят про собак. Но Адельмо Фарандола упорно молчит.

— В общем, в следующий раз надевайте на него намордник, когда выпускаете его гулять. Так мне не придется в него стрелять.

— Хорошо, — говорит Адельмо Фарандола. «Стрелять в него, — думает он. — Стрелять в него».

— Таковы правила, ничего не поделаешь. Если б я им точно следовал, этот пес был бы уже мертв.

— Ясно.

— Вы про это не забудете?

— Про что?

— Про намордник. У вас же он есть?

— Конечно, — отвечает Адельмо Фарандола.

Но это неправда, у него в хижине нет намордников, у него никогда не было собачьих намордников. Это немыслимо, чтобы на пастушьего пса надевали намордник, как он будет справляться со своей работой с завязанной мордой?

— Ну и славно. А сейчас, если не сильно помешаю, я бы с удовольствием воды выпил.

— Воды?

— Да, пожалуйста. Страшно пить хочется. Мы можем войти?

— Сволочь любопытная, — говорит Адельмо Фарандола, когда лесник наконец уходит.

Он знает, зачем тот приходил. Парень его браконьером считает. Забирается досюда якобы браконьеров ловить, но на самом деле в него метит, в Фарандолу Адельмо. В него, а он и стрелял-то всего пару раз — в животных больных или отбившихся от стада. Или в тех, которые приходили последнюю траву у хижины общипать. Или в тех, которые спускались с отвесных скал, привлеченные запахом сена, которое он раскладывал в сарае, и готовился стрелять в них, как только они спокойно наклонялись к еде.

— И что такого, — обращается он к явившемуся псу, — они все равно бы умерли. Ты же видишь, они слабые, хромают, плачут. Я им милость сделал.

— Если так посмотреть, — прибавляет пес, — все умрут рано или поздно, верно ведь? Ты это как-то уже сказал. Но, может, мы о другом побеседуем?

Псу эта тема не нравится. В последний раз, когда они о таком говорили, Адельмо Фарандола намекнул, что если никто ему на мушку не попадет, то он, недолго думая, убьет пса и съест.

— Но, если б не было этих тварей, что б я делал? Пришлось бы тебя съесть, — и в самом деле говорит человек с легкой ухмылкой.

— Знаешь, а мне вот совсем не смешно, — отвечает пес. — И раньше смешно не было.

— Да, правда, тут ничего смешного.

— Совершенно.

У Адельмо Фарандолы никакого разрешения на оружие нет, он не следует правилам. Это его долина. Его животные. Воздух его. Ну ладно, его и его брата, но брат живет далеко, он такой весь из себя важный, что в эту впадину, полную камней, ногой не ступит, они ее за бесценок взяли, но брат всегда считал, что это неудачная сделка, выброшенные деньги. «Здесь кругом всё мое, — думает Адельмо Фарандола, разводя огонь. — Всё. Всё».

Лесник следит за ним издали в подзорную трубу, словно он дикий зверь. Ну так Адельмо Фарандола начинает прятаться, передвигаться на четвереньках, ползать вокруг камней, в зарослях. И оттуда, незамеченный, в свою очередь выслеживать лесника.

Пес осторожно следует за ним.

— Забавно, — говорит он.

— Тихо, молчок!

— Лаять нельзя?

— Нет.

— Ну хоть разочек гавкнуть, смеха ради?

— Нет.

Лесник подходит, отходит, оглядывается. Кажется, он встревожен.

— Вот ведь гад любопытный, — рычит Адельмо Фарандола.

— Гад любопытный, точно, — рычит и пес. — Что делать будем, подкрадемся сзади и нападем?

— Нет.

— А мы бы его врасплох застали. Вот это было б забавно! Ух, как мне такого хочется!

Адельмо Фарандола молчит, и вид у него свирепый.