Собака, которая выла

Глава XVII

В зале суда царил спертый дух настоявшегося смрада, который исходит от скученной толпы, чьи чувства доведены до высшей степени возбуждения.

Судья Маркхем, старейший в уголовном отделе, председательствовавший на многих знаменитых процессах об убийствах, восседал за массивной кафедрой красного дерева с видом полной отрешенности, и только опытный наблюдатель сумел бы подметить настороженное внимание, с каким он воспринимал и оценивал происходящее.

Клод Драмм, главный представитель окружной прокуратуры по судопроизводству, высокий, обходительный, безукоризненно одетый мужчина, чувствовал себя весьма непринужденно. Если перед тем Перри Мейсон нанес ему сокрушительное поражение, то в этом деле обвинение не сомневалось в вердикте присяжных.

Перри Мейсон сидел за столом для адвокатов, всем своим видом являя ленивое равнодушие, говорящее о полном безразличии к ходу разбирательства. Подобное отношение явно противоречило принятой среди адвокатов защиты манере решительно вмешиваться в разбирательство на каждом этапе.

Клод Драмм вторично воспользовался правом отвода, и отведенный заседатель удалился со скамьи присяжных. Секретарь вызвал нового кандидата. Долговязый мужчина изможденного вида, с высокими скулами и тусклыми глазами вышел вперед, поднял правую руку, был приведен к присяге и занял место на скамье присяжных заседателей.

— Можете приступить к опросу, — сказал Перри Мейсону судья Маркхем.

Перри Мейсон бросил на присяжного небрежный взгляд.

— Ваше имя? — спросил он.

— Джордж Смит.

— Вы читали об этом деле?

— Да.

— На основании того, что вы читали, сложилось ли у вас о нем какое-то мнение и выражали ли вы это мнение?

— Нет.

— Что вам известно о фактической стороне дела?

— Только то, о чем писали в газетах.

— Если вас выберут присяжным по этому делу, могли бы вы по правде и справедливости судить эту женщину и вынести честное решение?

— Мог бы.

— И вынесете таковое?

— Вынесу.

Перри Мейсон неторопливо поднялся. До тех пор вопросы, что он задавал присяжным, были на удивление краткими. Но теперь он, нахмурившись, впился глазами в это новейшее пополнение скамьи присяжных.

— Понимаете ли вы, — спросил он, — что, если вас выберут присяжным по этому делу, вам придется давать оценку фактам, но при этом в той мере, в какой это затрагивает закон, вы должны следовать закону в соответствии с наказом Судьи?

— Понимаю, — ответил присяжный.

— Если Судья сочтет нужным дать вам наказ в том смысле, — внушительно и неспешно продолжал Перри Мейсон, — что согласно законам этого штата на обвинение возложена задача доказать вину подсудимой так, чтобы в этом не осталось ни малейших разумных сомнений, и только в таком случае присяжный может по совести вынести решение о виновности, и что в силу сказанного подсудимая не обязана выступать свидетельницей и давать показания в свою пользу, но может воздержаться от выступления в суде, полагаясь на то, что обвинение не сумело доказать ее вину вне всяких разумных сомнений, смогли бы вы и захотели бы руководствоваться подобным наказом Судьи как законом?

Присяжный утвердительно кивнул:

— Да, если это закон, думаю, мог бы.

— Если в своем наказе Судья сочтет нужным также отметить, что подобный отказ подсудимой дать показания и опровергнуть выдвинутые против нее обвинения никоим образом не должен влиять на присяжных при вынесении вердикта и не подлежит обсуждению в связи с разбирательством по делу, смогли бы вы и захотели бы последовать такому наказу?

— Да, пожалуй.

Перри Мейсон опустился в кресло и небрежно кивнул:

— Кандидатура принята.

Клод Драмм задал зловещий вопрос, который стоил отвода многим кандидатам:

— Не противоречат ли ваши убеждения тому, чтобы вынести решение, в соответствии с которым подсудимую ждет смертная казнь?

— Не противоречат.

— Если вы окажетесь в составе присяжных по этому делу, — продолжал помощник окружного прокурора, — не помешают ли ваши убеждения вынести вердикт о виновности в том случае, если вы решите, что вина подсудимой доказана вне всяких разумных сомнений?

— Нет.

— Кандидатура принята, — заявил Клод Драмм.

— Защита имеет право отвода, — сказал судья Маркхем.

— Отвода не будет, — ответил Перри Мейсон.

Судья Маркхем кивнул Клоду Драмму.

— Приведите присяжных к присяге, — произнес помощник окружного прокурора.

Судья Маркхем обратился к заседателям:

— Господа, встаньте и примите присягу судить это дело. Я же позволю себе поздравить обвинение и защиту с тем, сколь быстро был сформирован настоящий состав присяжных.

Присяжных привели к присяге. Клод Драмм изложил позиции обвинения — сжато, убедительно и по существу. Казалось, он подслушал мысли Перри Мейсона и решил, отбросив все предварительные соображения, сосредоточиться на одном всесокрушающем ударе.

— Господа присяжные, — сказал он, — я намерен доказать, что вечером семнадцатого октября сего года подсудимая по настоящему делу застрелила Клинтона Форбса. Я не стану скрывать, что покойный нанес подсудимой обиду, и не буду пытаться приуменьшить ее характер. Я свободно, открыто и честно представлю факты всецело на ваше рассмотрение. Я намерен доказать, что покойный был мужем подсудимой, что супруги проживали совместно в Санта-Барбаре, но этому был положен конец примерно за год до гибели умершего; что он тогда тайно отбыл, не сообщив подсудимой предполагаемого адреса, и взял с собой некую Паулу Картрайт, жену их общего знакомого; что сбежавшая пара приехала в этот город, где Форбс под именем Клинтона Фоули поселился на Милпас-драйв в доме номер 4889, а Паула Картрайт выдала себя за Эвелин Фоули, жену покойного. Я намерен доказать, что подсудимая купила автоматический пистолет марки «кольт» тридцать восьмого калибра; что более года она посвятила тщательным и упорным поискам, пытаясь установить место пребывания покойного; что незадолго до дня убийства она его обнаружила, приехала в этот город и сняла номер в одной из центральных гостиниц под именем миссис К. М. Дэйнджерфилд.

Я рассчитываю доказать, что вечером семнадцатого октября около двадцати пяти минут восьмого подсудимая прибыла к дому, где проживал ее муж; что она открыла дверной замок с помощью отмычки и проникла в коридор; что она встретилась с мужем лицом к лицу и хладнокровно его застрелила; что после этого она уехала в такси, отпустив машину неподалеку от отеля «Бридмонт», где снимала номер под именем Дэйнджерфилд.

Я намерен доказать, что, высаживаясь из такси, она нечаянно оставила в машине носовой платок. Я намерен доказать, что этот платок, несомненно, принадлежит подсудимой; что подсудимая, осознав всю опасность утери столь смертоносной улики, разыскала водителя такси и получила обратно носовой платок.

Я намерен доказать, что оружие, купленное подсудимой, в каковой покупке она собственноручно расписалась в книге учета, которую ведет торговец спортивными товарами в Санта-Барбаре, штат Калифорния, является тем самым оружием, из которого были произведены смертельные выстрелы. Опираясь на эти доказательства, я буду просить присяжных вынести решение о виновности подсудимой в преднамеренном убийстве.

Во время своей речи Клод Драмм не повышал голоса, но говорил с проникновенной убежденностью, захватившей присяжных. Закончив выступление, он вернулся на свое место.

— Хотели бы вы выступить с первым словом сейчас или отложить его на дальнейшее? — спросил Перри Мейсона судья Маркхем.

— Мы произнесем его позже, — ответил Перри Мейсон.

— Ваша честь, — заявил Драмм, вставая, — составление списка присяжных заседателей по делу об убийстве занимает обычно несколько дней и уж, по крайней мере, не менее одного. Настоящий состав был сформирован в очень короткое время, что меня несколько удивляет. Я хотел бы просить отложить разбирательство до завтра.

Судья Маркхем, улыбнувшись, отрицательно покачал головой:

— Нет, адвокат, суд продолжит слушание дела. Суду известно, что адвокат, ведущий защиту в настоящем процессе, имеет обыкновение ускорять процедуру весьма существенным образом. Суд не видит необходимости терять то, чего достигли сегодня.

— В таком случае, — с невозмутимым достоинством произнес Клод Драмм, — я перехожу к определению corpus delicti[Вещественные доказательства; состав преступления (лат.).] и вызываю Тельму Бентон. Я прошу учесть, что в настоящий момент вызываю ее исключительно с целью определения corpus delicti. Позднее я опрошу ее более основательно.

— Хорошо, суд учел, — сказал судья Маркхем.

Тельма Бентон вышла вперед и приняла присягу, подняв руку. Она заняла место для свидетелей и показала, что ее зовут Тельма Бентон; что ей двадцать восемь лет; что она проживает в меблированных комнатах «Ривервью»; что она знала Клинтона Форбса более трех лет; что она работала у него секретаршей в Санта-Барбаре, сопровождала его, когда он уехал из Санта-Барбары, и поселилась вместе с ним в доме номер 4889 на Милпас-драйв, где стала его экономкой.

Клод Драмм удовлетворенно кивнул.

— Вы имели возможность вечером 17 октября сего года, — спросил он, — видеть мертвое тело в доме 4889 на Милпас-драйв?

— Да.

— Чье это было тело?

— Это было тело Клинтона Форбса.

— Он снимал дом под именем Клинтона Фоули?

— Да.

— Кто проживал в доме с ним вместе?

— Миссис Паула Картрайт, взявшая имя Эвелин Фоули и выдававшая себя за его жену, повар-китаец А Вонг и я.

— Была ли в доме еще и полицейская овчарка?

— Была.

— Как звали собаку?

— Принц.

— Сколько времени мистер Форбс держал эту полицейскую овчарку?

— Примерно четыре года.

— Вы впервые увидели пса в Санта-Барбаре?

— Да.

— Пса привезли с собой в этот город?

— Да.

— А сами вы, в свою очередь, приехали вместе с мистером Форбсом и миссис Картрайт?

— Да.

— Когда вы увидели тело Клинтона Форбса, увидели вы также и полицейскую овчарку?

— Да.

— Где вы ее увидели?

— В той же комнате.

— В каком состоянии был пес?

— Он был мертв.

— Заметили ли вы что-нибудь, указывающее на обстоятельства его смерти?

— Да, его застрелили, и мистера Форбса тоже. На полу лежал автоматический пистолет «кольт» 38-го калибра. На полу же валялись четыре пустые гильзы, выброшенные автоматическим механизмом пистолета.

— Когда вы в последний раз видели Клинтона Форбса живым?

— Вечером 17 октября.

— В какое приблизительно время?

— Приблизительно в четверть седьмого.

— Вы находились в доме после этого часа?

— Нет, меня не было. В это время я уехала из дома, и мистер Клинтон Форбс был тогда жив и здоров. Когда я увидела его в следующий раз, он был мертв.

— Вы заметили, в каком состоянии находилось тело? — спросил Драмм.

— Вы имеете в виду следы бритья?

— Да.

— Он, судя по всему, брился. У него на лице была мыльная пена, немного пены еще оставалось. Он лежал в библиотеке, которая соединяется дверью со спальней, а та — с ванной.

— Где держали собаку?

— Собаку, — сказала Тельма Бентон, — после жалобы соседа держали на цепи в ванной.

— Что ж, — произнес Клод Драмм, — можете подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу по только что данным показаниям.

Перри Мейсон лениво кивнул. Взоры присяжных обратились к нему. Он начал низким звучным голосом, но негромко и без нажима.

— Жаловались на то, что собака воет? — спросил он как бы между прочим.

— Да.

— Жаловался сосед?

— Да.

— И соседом этим был мистер Артур Картрайт, муж женщины, выдававшей себя за жену Клинтона Форбса?

— Да.

— Находилась ли миссис Картрайт в доме, когда произошло убийство?

— Нет, ее не было.

— Вы не знаете, где она находилась?

— Нет, не знаю.

— Когда вы видели ее в последний раз?

Клод Драмм вскочил с места.

— Ваша честь, — заявил он, — совершенно ясно, что это станет одним из доводов защиты. В настоящее время перекрестный допрос по этому пункту недопустим.

— Протест отклонен, — произнес судья Маркхем. — Я разрешаю вопрос, потому что вы сами, опрашивая свидетельницу, задавали вопросы о различных обитателях дома. Считаю вопрос уместным.

— Отвечайте, — предложил Перри Мейсон.

Тельма Бентон быстро заговорила, слегка повысив голос:

— Паула Картрайт покинула дом утром 17 октября. Она оставила записку, содержание которой…

— Мы протестуем, — заявил Клод Драмм, — свидетельница не должна оглашать содержание записки. Во-первых, это не является ответом на вопрос. Во-вторых, это несущественное свидетельство.

— Да, — заметил судья Маркхем, — это несущественное свидетельство.

— В таком случае, — спросил Перри Мейсон, — где эта записка?

На секунду воцарилось неловкое молчание. Тельма Бентон посмотрела на помощника окружного прокурора.

— Она у меня, — ответил Клод Драмм, — и я намерен предъявить ее в свое время.

— Полагаю, — сказал судья Маркхем, — что по настоящему пункту перекрестный допрос достаточно отошел от темы и вопрос о содержании записки следует отвести.

— Хорошо, — согласился Перри Мейсон, — на этот раз у меня нет больше вопросов.

— Вызовите Сэма Марсона, — приказал Клод Драмм.

Сэма Марсона привели к присяге, он занял место для свидетелей и показал, что его зовут Сэм Марсон, он тридцати двух лет от роду, водитель такси и работал таковым 17 октября этого года.

— Вы видели подсудимую в тот день? — спросил Клод Драмм.

Марсон подался вперед, разглядывая Бесси Форбс, которая сидела прямо за Перри Мейсоном под охраной помощника шерифа.

— Да, — сказал он, — я ее видел.

— Когда вы впервые ее увидели?

— Примерно в десять минут восьмого.

— Где?

— В районе Девятой и Масонской.

— При каких обстоятельствах?

— Она подала мне знак, я остановился у тротуара. Она сказала, что ей нужно на Милпас-драйв в дом 4889. Я ее отвез, и тогда она велела мне позвонить по номеру Паркрест, 62945, спросить Артура Картрайта и передать, чтобы он сразу шел к Клинту, потому что с Клинтом идет разговор начистоту о Пауле.

— Ну и вы? — спросил Клод Драмм.

— Я ее отвез, поехал звонить, как она велела, а затем вернулся.

— Что потом?

— Потом она вышла, я отвез ее назад и высадил неподалеку от отеля «Бридмонт».

— Вы не видели ее еще раз в тот вечер?

— Видел.

— Когда?

— Точно не знаю, что-то около полуночи. Она подошла к моему такси и сказала, что, кажется, обронила в салоне носовой платок. Я ответил, что обронила, и вернул платочек.

— Она его взяла?

— Да.

— Это была та самая женщина, которую вы раньше отвозили к дому номер 4889 на Милпас-драйв?

— Да, она самая.

— И вы утверждаете, что эта женщина — подсудимая на настоящем процессе?

— Да. Это она.

Клод Драмм обратился к Перри Мейсону:

— Можете приступить к перекрестному допросу.

Перри Мейсон слегка повысил голос:

— Подсудимая забыла платок в вашем такси?

— Да.

— Что вы с ним сделали?

— Показал вам, а вы велели положить его обратно в карман.

Клод Драмм издал смешок.

— Минуточку! — сказал Перри Мейсон. — Не нужно меня сюда припутывать.

— Так и не впутывайтесь, — возразил Клод Драмм.

Судья Маркхем постучал молоточком.

— Соблюдайте порядок! — произнес он. — Адвокат, вы хотите, чтобы ответ был вычеркнут из протокола?

— Да, — ответил Перри Мейсон, — я предлагаю его вычеркнуть на том основании, что он не соответствует заданному вопросу.

— Предложение отклонено, — решительно сказал судья Маркхем. — Суд считает, что он соответствовал заданному вопросу.

Помощник окружного прокурора расплылся в широкой улыбке.

— Не говорил ли вам помощник окружного прокурора, какие показания давать по настоящему делу? — спросил Перри Мейсон.

— Нет, сэр.

— Не говорил ли он, что, если я дам к тому хоть малейшую возможность, вам нужно показать, что вы отдали этот платок мне?

Свидетель смущенно поежился.

Клод Драмм взвился с яростным протестом, но судья Маркхем протест отклонил, и Сэм Марсон выдавил из себя:

— Ну, вообще-то он сказал, что сам не может спросить у меня, что именно вы мне говорили, но, если представится случай, хорошо бы рассказать про это присяжным.

— А не велел ли он вам также, — продолжал Перри Мейсон, — когда спросят, не является ли подсудимая той самой женщиной, которая села к вам вечером 17 октября, податься вперед и поглядеть на нее, так чтобы присяжные убедились, как внимательно вы рассматриваете ее лицо?

— Да, велел.

— По сути дела, вы ведь несколько раз видели подсудимую еще до того, как выступить здесь свидетелем. Вам ее показывали полицейские, вы видели ее в тюрьме и какое-то время уже знали, что именно она села в такси в тот вечер, разве не так?

— Пожалуй, и так, согласен.

— Значит, вам не было никакой необходимости подаваться вперед и разглядывать лицо подсудимой, прежде чем ответить на вопрос.

— Ну, — смутился Марсон, — мне так велели.

Улыбка на лице Клода Драмма увяла, он раздраженно нахмурился. Перри Мейсон неторопливо поднялся и, стоя, долгую минуту не сводил со свидетеля пристального взгляда.

— Вы абсолютно уверены, — спросил он, — что к вам в такси села подсудимая по настоящему делу?

— Да, сэр.

— И так же абсолютно уверены, что именно подсудимая встретилась с вами позже тем же вечером и спросила про носовой платок?

— Да, сэр.

— Разве не соответствует действительности, что в то время вы не были полностью уверены и что чувство уверенности возникло у вас после собеседований с представителями властей?

— Нет, не думаю. Я узнал ее.

— Вы уверены, что как в первом, так и во втором случае это была подсудимая?

— Да.

— И в том, что именно подсудимая обратилась к вам за платком, вы уверены так же твердо, как и в том, что именно ее вы отвозили на Милпас-драйв?

— Да, в обоих случаях это была одна и та же женщина.

Внезапно Перри Мейсон по-театральному повернулся к задним рядам переполненного зала и воздел руку в мелодраматическом жесте.

— Мэй Сибли, — сказал он, — встаньте.

После небольшого замешательства Мэй Сибли встала.

— Взгляните на эту женщину и ответьте, доводилось ли вам ее видеть? — спросил Перри Мейсон.

Клод Драмм тут же вскочил.

— Ваша честь, — обратился он к судье, — я протестую против такой проверки памяти свидетеля. Эта проверка недопустима, и перекрестный допрос также ведется недопустимо.

— Вы намерены увязать это с существом дела, адвокат? — спросил Перри Мейсона судья Маркхем.

— Я сделаю кое-что получше, — ответил Перри Мейсон, — я сниму вопрос, как было предложено, и спрошу вас, Сэмюэл Марсон, соответствует ли действительности то, что эта женщина, стоящая сейчас в зале, не та, что явилась за носовым платком вечером 17 октября сего года и которой вы отдали платок, оставленный в машине?

— Нет, сэр, — сказал Сэмюэл Марсон и указал на подсудимую, — вот та женщина.

— Не может случиться так, что вы ошибаетесь?

— Нет, сэр.

— Но если вы ошибаетесь в опознании женщины, которая востребовала платок, вы могли ошибиться и в опознании той, кого отвозили к этому дому на Милпас-драйв, не так ли?

— Я не ошибаюсь ни там, ни там, но если бы я ошибся в одном случае, то мог бы ошибиться и в другом, — ответил Марсон.

Перри Мейсон торжествующе улыбнулся.

— У меня все, — заявил он.

Клод Драмм снова вскочил с места.

— Ваша честь, — произнес он, — могу я просить о перерыве до завтрашнего утра?

Судья Маркхем нахмурился и неспешно кивнул.

— Да, — сказал он, — суд сделает перерыв и возобновит заседание завтра в десять часов утра. Присяжные предупреждаются, что во время перерыва не должны обсуждать это дело между собой, равно как и допускать его обсуждение в своем присутствии.

Судья Маркхем стукнул молоточком, поднялся и величественно прошествовал в судейскую, находящуюся позади зала заседаний. Перри Мейсон заметил, как Клод Драмм обменялся многозначительным взглядом с двумя полицейскими и те начали пробиваться через толпу к Мэй Сибли. Перри Мейсон тоже ринулся в толпу, расправив плечи и выставив вперед подбородок. Он добрался до молодой женщины через пару секунд после полицейских.

— Судья Маркхем вызывает вас всех троих к себе в судейскую, — сообщил он.

На лицах у полицейских появилось удивленное выражение.

— Сюда, — сказал Перри Мейсон и, повернувшись, стал пробиваться назад к барьеру. — Эй, Драмм, — громко позвал он.

Клод Драмм, собиравшийся покинуть зал заседаний, остановился в дверях.

— Можно попросить вас пройти со мной в кабинет судьи? — предложил Перри Мейсон.

Драмм секунду поколебался, потом кивнул. Оба адвоката вместе вошли в судейскую, следом за ними — два полицейских и Мэй Сибли.

Кабинет судьи был заставлен книгами по юриспруденции. Массивный письменный стол в центре комнаты был завален разложенными в определенном порядке бумагами и раскрытыми юридическими томами. Судья Маркхем поднял на вошедших глаза.

— Судья, — заявил Перри Мейсон, — эта молодая дама — моя свидетельница, ее вызвала защита. Я увидел, что по знаку помощника окружного прокурора к ней подошли двое полицейских. Могу я просить суд указать свидетельнице, что до дачи показаний ей не нужно пи с кем разговаривать, и приказать полицейским оставить ее в покое?

Клод Драмм залился краской, вернулся к двери и захлопнул ее ударом ноги.

— Ну, вот что, — сказал он, — поскольку вы сами об этом заговорили, а суд отдыхает, решим это прямо здесь и сейчас.

Перри Мейсон наградил его свирепым взглядом и произнес:

— Хорошо, вот вы и решайте.

— Я намеревался выяснить у этой молодой женщины, не получала ли она деньги за то, что выдала себя за подсудимую, — сказал Клод Драмм. — Я хотел выяснить, не договаривались ли с ней о том, чтобы она обратилась к водителю и заявила ему, что это ее он перед тем возил в своей машине и это она оставила в салоне носовой платок.

— Ладно, — заметил Перри Мейсон, — допустим, на все ваши вопросы она бы ответила «да», что вы собирались предпринять в этом случае?

— Я собирался установить лицо, которое заплатило ей за это фальшивое представление, и добиться ордера на его арест, — ответил Клод Драмм.

— Прекрасно, — угрожающе процедил Мейсон, — это лицо — я. Я это устроил. Что вы теперь будете делать?

— Господа, — вмешался судья Маркхем, — мне кажется, этот спор начинает уводить вас от темы.

— Ни в малейшей степени, — возразил Мейсон. — Я знал, что этого не избежать, и хочу решить дело прямо здесь и сейчас. Нет закона, возбраняющего одной женщине выдавать себя за другую. Заявлять права на потерянное — это еще не преступление, если заявитель не преследует цели присвоить потерянную вещь.

— Как раз это и было в данном случае целью обмана, — воскликнул Клод Драмм.

Перри Мейсон улыбнулся.

— Вспомните, Драмм. что я позвонил в полицию и передал носовой платок, как только он ко мне попал, а мисс Сибли мне его отдала, как только получила от водителя. Я занимался тем, что проверял, насколько крепка память у таксиста. Можете меня повесить, но я-то знал, что к тому времени, как вы кончите его натаскивать, он уверует, что имел дело с одной только подсудимой, и никакие перекрестные допросы не смогут поколебать этой веры. Я первый подверг его перекрестному допросу, причем не стал задавать вопросы, а преподал ему предметный урок, только и всего. Я действовал в рамках своих прав.

Судья Маркхем взглянул на Перри Мейсона, и в глазах его мелькнул озорной огонек.

— Что ж, — сказал он, — в настоящее время от суда не требуется выносить суждение о нравственной стороне данного вопроса, как и о том, имела ли место кража носового платка. От суда требуется всего только распорядиться, чтобы в соответствии с вашей, адвокат, просьбой вашим свидетелям была предоставлена возможность давать показания в суде и чтобы полиция не пыталась на них давить.

— Больше я ни о чем не прошу, — заявил Перри Мейсон, не сводя, однако, глаз с Клода Драмма. — Я знаю, что делаю, и отвечаю за это, но я не допущу, чтобы женщину — любую женщину — запугивала банда молодцов.

— За то, что вы сделали, вас ждет разбирательство в конфликтной комиссии Ассоциации адвокатов! — воскликнул Клод Драмм.

— Не возражаю, — парировал Мейсон. — Буду счастлив обсудить там с вами эту проблему. Но до тех пор — руки прочь от моих свидетелей.

— Господа, господа! — пресек перепалку, вставая, судья Маркхем. — Я вынужден призвать вас к порядку. Адвокат Мейсон выступил с ходатайством, и вам, мистер Драмм, должно быть ясно, что оно законно. Если защита вызвала это лицо в суд в качестве свидетеля, будьте добры воздержаться от попыток оказать на него нажим.

Клод Драмм сглотнул и заметно переменился в лице.

— Хорошо, — сказал он.

— Прошу сюда, — произнес Перри Мейсон, улыбаясь и беря Мэй Сибли за руку, чтобы увести из кабинета.

Когда он открыл дверь в зал суда, их встретили ослепительная вспышка света и внезапный хлопок.

Девушка взвизгнула и закрыла лицо.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Перри Мейсон, — это всего лишь фотокорреспонденты из газет, они вас снимают.

Клод Драмм протиснулся к Мейсону; лицо его было бледно, глава горели.

— Вы нарочно все это подстроили, — произнес он, — чтобы газеты расписали эту историю с переодеваниями на первых полосах.

— Вы против? — ухмыльнулся Перри Мейсон.

— И еще как! — взорвался Клод Драмм.

— В таком случае, — раздельно произнес Перри Мейсон с угрозой в голосе, — поосторожней со своими протестами.

Долгую минуту эти двое мерили друг друга взглядом; Клод Драмм, побелевший от бешенства, но бессильный перед железной твердостью адвоката по уголовным делам, прочел в его жестком взгляде, что побит. Все еще клокоча от ярости, он повернулся на каблуках и вышел.

Перри Мейсон обратился к Мэй Сибли:

— Я не хотел, чтобы вы разговаривали с полицейскими, но не вижу причин, почему бы вам не поговорить с репортерами.

— Что мне им сказать? — спросила она.

— Расскажите все, что знаете, — ответил он и, приподняв шляпу, направился к выходу. В дверях зала суда он обернулся. С полдюжины газетных репортеров взяли Мэй Сибли в кольцо и наперегонки забрасывали вопросами.

Продолжая улыбаться, Перри Мейсон толкнул двустворчатую дверь и вышел в коридор.