Соблазни меня

Глава 19

Том выждал, пока не придет день переезда Джиллиан, рассудив, что наступил наилучший момент для шага к сближению. После долгого и трудного размышления ситуация представлялась ему так: подозрения сняты, дело о разводе понемногу движется, и ничто не препятствует началу новых романтических отношений, которые он ей пообещал.

Немного романтики не помешает каждой женщине, и уж тем более потрепанной жизнью.

И без того по натуре скрупулезный, в сердечных делах Том и подавно не собирался пускать дело на самотек. Первым делом он проверил, правду ли сказала Джиллиан насчет членства в обществе анонимных наркоманов. Там подтвердили, что она регулярно посещает собрания в таком же небольшом городке в получасе езды от Свифткарента. Интересно, что она хранила свое излечение в тайне, как другие хранят в тайне пристрастие к наркотикам.

Том решил заглянуть к Джиллиан как бы ненароком, ведь при переезде на счету каждая крепкая пара рук. Главное — начать, а там уж все пойдет как по маслу.

Со времени последней встречи с Джиллиан в нем зрела не только могучая потребность взять ее под защиту, но и выбить всю дурь из негодяя, что поднял на нее руку. В тот раз, держа ее в объятиях, он физически ощутил хрупкость и уязвимость, о которых прежде не подозревал, — само по себе сильнейший стимул для того, кто подростком пошел в помощники к местному ветеринару, чтобы выхаживать собак, кошек и прочую живность. Только теперь возможности открывались более волнующие.

И вот в поношенных джинсах и майке, в подходящих к случаю ботинках Том затормозил перед домом Джиллиан. Первым делом ему бросился в глаза аппетитный женский зад — остальное скрывалось внутри наемного грузовика. Поскольку сердце не екнуло и давление не подскочило, зад принадлежал не Джиллиан, а ее кузине.

В самом деле, из грузовика появилась Алекс.

— Привет! — бросил Том.

— Привет! — ответила она, заметно удивленная его появлением.

— Вот, подумал, что вам не помешает помощь.

— Джиллиан на кухне.

— Где тебя носит, женщина?! — раздалось из дому. — Тащи сюда свою задницу, да поскорее, пока меня не погребло под книгами!

Ага, и Дункан Форбс здесь. Надо отдать профессору должное — за пару недель ему удалось перескочить из разряда тех, кого Алекс не переносит всеми фибрами своей души, ни много ни мало в фавориты. Хотелось бы верить, что все так же гладко пойдет с Джиллиан.

Постучав и не получив ответа, Том прошагал на кухню, объявляя на ходу:

— Это я, Том, пришел помочь с переездом! На кухне яростно загремели сковородками.

Он решил, что в пылу сборов объявление прошло незамеченным, и повысил голос, пробираясь между коробками:

— Джиллиан! Это я, Том! Тебе, конечно, пригодится сильный мужской костяк… ой!

С кухни вылетела сковорода, тяжеленная штуковина с длинной ручкой, и лишь чудом не попала ему в голову.

— Как, черт возьми, прикажешь тебя понимать?!

При всей своей хрупкости и уязвимости Джиллиан напоминала фурию ада, вполне способную разорвать в клочки своими нежными грациозными ручками. Том обернулся в поисках обидчика, но никто и не думал прятаться у него за спиной. Выходит, сковородой целились именно в его голову.

— Если у тебя нет ордера на арест или обыск, вон из моего дома!!!

— Ты что, спятила? Я пришел помочь с переездом!

— И притом хорошенько подготовился! — процедила она, источая яд каждым словом. — Неделю таскался по городу, выспрашивая, не видел ли кто Джиллиан в ночь убийства с пистолетом в руках и не слышал ли из ее дома выстрелы!

Голос на тон повышался с каждым словом, так что слово «выстрелы» буквально пронзило Тому барабанные перепонки. Он уже успел весь взмокнуть, но не решался вытереть лоб.

— Я полицейский, Джиллиан. Я делал свою работу…

— Ха-ха!

Он слышал, что есть женщины, великолепные в гневе, но Джиллиан не из таких. Лицо у нее пошло красными пятнами, глаза некрасиво прищурены, линия рта искажена.

— Работа, как же! Ни о ком другом ты не расспрашивал, только обо мне! Потому что других отпетых наркоманок в округе нет, а где наркотики, там и до «мокрого» рукой подать! Если где кого пришили, сажай Джиллиан не глядя!

Она еще и плакала, но не крупными трогательными слезами, а какими-то мелкими брызгами, больше похожими на серную кислоту, так что хотелось прикрыться, чтобы не обожгло.

— Я должен знать наверняка…

— Ты же сказал, что веришь мне!!! Я думала, что хоть раз в жизни мне, в самом деле доверяет тот, кто мне небезразличен! — Слезы стали крупнее и трогательнее, и в словах уже слышалась обида, а не упрек. — Но на самом деле ты мне не верил ни минуты!

Том сделал движение подойти. Джиллиан яростно помотала головой:

— Ты и теперь пришел вынюхивать, признайся! Под шумок искать следы пуль или крови! Я знаю, каков ты, Том Перкинс! У тебя кишка тонка для чего-то стоящего!

— Джиллиан, ради Бога! Ты все неправильно понимаешь…

— Убирайся!

— Мне так жаль…

— Убирайся!!!

И он убрался, тяжело волоча ноги, с сердцем, на котором лежал стопудовый груз.

Джиллиан не отреагировала на громкий стук в дверь. Вообще говоря, она не реагировала вот уже десять минут, с тех самых пор как выглянула в окно второго этажа (из своей комнаты в дедушкином доме) и увидела перед дверью Тома с букетом. Букет, правда, чуть не заставил ее размякнуть, но не заставил, и очень хорошо. Цветы недорого стоят, а вот доверие не купишь.

Стук продолжался.

Джиллиан включила телевизор.

— Открой! — закричали снаружи. — Ты дома, я знаю!

— Интересно откуда? — буркнула она и прибавила звук.

На музыкальном канале как раз шло выступление какой-то рок-группы со всем, что к тому прилагается: топотом, криками, завываниями, — но ничто на свете не могло заглушить устроенный Томом Перкинсом тарарам. Он ломился в дверь с упрямством барана, штурмующего новые ворота. От стука содрогался весь дом.

Внезапно все стихло. Джиллиан перевела дух. Сердце колотилось изо всех сил, словно набрало темп в унисон с грохотом. Вся на нервах, она чуть не выскочила из старенького дедушкиного кресла-качалки, когда застучали снова, но уже в окно. Раздалось невнятное «Прости!», и за окном гостиной возникло лицо Тома. Он размахивал букетом. Судя по тому, что и с цветов, и с его волос текло, погода испортилась.

Джиллиан приблизилась к окну. На мокром лице возникла сияющая улыбка. Джиллиан опустила металлические жалюзи — резко, так что они загрохотали на манер града по подоконнику — и повернула их, наглухо забаррикадировав окно.

По стеклу снова забарабанили, теперь уже костяшками пальцев. Звук на редкость неприятный, от него ныли зубы.

Позвонить в полицию? Но вон же полиция, у дверей!

— Чертова провинция! — в сердцах высказалась Джиллиан.

Захотелось убраться подальше, куда-нибудь в мегаполис, где всем на всех наплевать и где ошибки прошлого не приклеиваются к человеку намертво, так что отодрать можно только вместе с кожей. Неужто в дрянном городишке больше никто не валял по молодости дурака? Не может, ну просто никак не может быть, что ей и только ей надо теперь зубами выгрызать место под солнцем!

Провинция, одно слово. Здесь никогда и ничего не забывают. Если остаться в Свифт-каренте, до конца жизни придется ходить по струнке. Не дай Бог споткнуться на тротуаре — все сразу выкатят глаза. Колесики в голове завертятся: «Опять надралась или торчит!» Не дай Бог в супермаркете дольше обычного шарить в сумке, разыскивая кошелек, — весь магазин замрет в ожидании, не появится ли оттуда пистолет. А уж на фоне Алекс она всегда будет выглядеть паршивой овцой. Ну, как выжить в таких условиях? Под постоянным надзором, как ни бейся, все равно не дотянешь, не в том, так в другом.

В глазах горожан она принадлежит к той же категории людей, что и старый Эрл Хармистер, что весь день сидит перед винным магазином в грязных обносках, с гитарой почти без струн и рваной тирольской шляпой у ног. Струны ни к чему — все равно он не умеет играть. Монетки ему бросают чисто из жалости, а когда наберется нужная сумма, он идет и напивается.

Бедняга Эрл! В хорошую погоду спит на скамейке или за мусорными баками, в дождливую — где не каплет. В сильные холода Том Перкинс под каким-нибудь благовидным предлогом из сострадания сажает его в камеру, где по крайней мере сухо и тепло.

Что Эрл, что она — для Свифт-карента все равно. Хорошая вышла бы парочка! Наркоманка и запойный пьяница.

Бежать! Бежать!

Вот только куда? Некуда и не на что.

Джиллиан съежилась в качалке и прижала ладони кушам, пытаясь заглушить раздражающий стук. Вокруг родные стены, комната казалась особенно уютной по сравнению с непогодой снаружи. Все здесь приносило душевный комфорт и утешение, как с детства знакомый запах домашнего печенья или любимый старенький плед.

Конечно, теперь, когда Эрик уже не довлеет над всеми мыслями и поступками, у нее возникают разные идеи. Проснулась воля к жизни. Чем дальше, тем чаще приходит ощущение, что именно здесь, где всё и вся словно сговорилось против нее, где ей так упорно не доверяют — именно здесь она должна доказать, что не все потеряно. Вернуть давно утраченную веру в себя и в то, что все сбудется, стоит только по-настоящему захотеть.

Не станет она спасаться бегством. Хватит одной попытки.

Шум и крики постепенно теряли интенсивность и, наконец, затихли совсем. Вот и хорошо, подумала Джиллиан. По крайней мере, можно лечь спать. Хоть и не сразу, но до Тома дошло, что не нужны ей ни его цветы, ни его извинения, ни уж тем более он сам.

После обычных процедур Джиллиан достала ни разу не надеванную рубашку из индийского «вареного» ситца, приятную как на вид, так и на ощупь. Она доходила до пят и имела классический покрой — эдакая смесь хиппового шика и строгой викторианской моды для девиц на выданье, идеально подходящая для ее прежней, девичьей, спальни. Простыни были холодные, и Джиллиан повыше натянула плед, все тот же, с полинявшими розами, почти совсем такими, как на обоях.

Хорошо, что у дедушки так и не дошли руки отремонтировать и заново обставить комнату после ее бегства. Оказаться на том самом месте, на том распутье, где когда-то выбрала неверную дорогу, и выбрать заново, уже правильную, очень важно.

Джиллиан глубоко вдохнула аромат лаванды и подумала о бабушке, которая всегда покупала для белья саше именно с таким запахом. Единственная мать, которую она знала.

Минуты утекали одна за другой, но сон не приходил. Ее бегство больно задело дедушку и бабушку, а возвращение принесло еще больше боли. Хорошо хоть дедушка умер, зная, что она покончила с вредными привычками. Он всегда в нее верил, да и бабушка тоже.

Странно, раньше на матраце как будто не было таких неровностей. Джиллиан ворочалась с боку на бок, но любая поза казалась неудобной, да и ход мыслей не способствовал сну.

Какую работу она предпочла бы, будь у нее выбор? Что она умеет, к чему имеет способности? На что вообще может рассчитывать человек без диплома? Мытье посуды, уборка помещений, работа в саду. Самое смешное в том, что, сбежав в большой город, она открыла в себе любовь к провинции. По натуре она — прирожденная домохозяйка, как ни старомодно звучит. Больше всего на свете ей по душе заботы о муже, доме, детях.

Попытки пышнее взбить подушку ни к чему не привели, она по-прежнему казалась набитой булыжниками. Старый дом отходил ко сну — кряхтел и похрустывал сочленениями. Уютные звуки его обычно усыпляют, но Джиллин только мешали, и стук дождя по кровле не убаюкивал, как колыбельная, а отдавался ломотой в висках. Ситцевые занавески неприятно шуршали от сквозняка из приоткрытого окна.

Если упал и как следует расшибся, трудно подняться на ноги без посторонней помощи. Вот и она вряд ли сумеет — без образования, при всеобщем осуждении. Не слишком ободряющие мысли, но уж лучше такие, чем мечты об Эрике или Томе.

О той половине человечества, что наделена отростком между ног.

Таких она встречала уже достаточно. Если они что-то и внесли в ее жизнь, то только сумятицу и разочарование. Она не умела быть одна и не была — и вот результат. Самое время попробовать, каково это.

Стены стонали и поскрипывали тихонько с каждым порывом ветра, и Джиллиан, отвыкшая от таких звуков, то и дело настораживалась, заново осознавая, что совсем одна в обветшалом доме, где умер дедушка и бог знает кто еще.

Правда, дедушкино привидение если и явится, то с добрыми намерениями… кстати, не оно ли бродит сейчас коридорами?! Джиллиан широко раскрыла глаза, вглядываясь во тьму. Во всяком случае, что-то происходит.

Звук возник странный — словно костлявые пальцы скелета шарят по двери в поисках ручки! Нет, шарят как будто снаружи… словно скелет крадется по карнизу, подбираясь к окну!

И еще он что-то напоминает, такой звук. Что-то из прошлого…

Джиллиан села в постели так резко, что пружины жалобно скрипнули. Ну конечно! Звук из бурной молодости, когда она хваталась за каждый шанс… ну, не совсем за шанс, если быть точной. Когда предлагала парню лезть к ней в окно.

Если поразмыслить, она хотела тогда, чтобы ее за этим застукали. Хотела шокировать дедушку с бабушкой и тем самым наказать за то, что взяли к себе, дав матери возможность забыть о ее существовании. Но глупая подростковая месть не удалась, потому что они так никогда и не узнали о парнях, достаточно самоуверенных, чтобы вскарабкаться по решетке и залезть к ней в постель.

Одна только Алекс знала, но держала язык за зубами. Понятное дело, она негодовала, даже пыталась читать нотации, но что такое нотации сверстницы, как не признак зависти?

Вообще-то, может быть, и дедушка знал обо всем с самого начала и вот теперь устраивает ей сеанс полтергейста, постукивая по решетке виноградной лозой. Чтобы наказать за раннее грехопадение.

Джиллиан не особенно удивилась бы такому. Ее только и делали, что наказывали.

А началось все с того, что парень, которого она особенно хотела увидеть у себя в постели, отказался лезть к ней в окно.

Том.

Джиллиан со вздохом откинулась на комковатую подушку. Если он в молодости не удостоил ее подобного знака внимания, вряд ли удостоит в зрелом возрасте. А хотелось бы…

Постукивание возобновилось.

Вдруг в самом деле Том? Лезет по решетке, в точности как она и мечтала?

Вторично Джиллиан села в постели, поколебалась и, как была, босиком подошла к окну. Старая рама издала пронзительный скрип, не желая подниматься. Кое-как она с ней справилась и высунулась в окно по грудь.

Дождь разошелся не на шутку и сразу промочил ей спину. Ниже под окном темная фигура в попытках взобраться по решетке боролась со старой, как мир, древовидной лозой, которую не подрезали, должно быть, с самой бабушкиной смерти.

Никаких сомнений не оставалось. К ней в окно лез Том Перкинс. В зубах он зажимал злополучный букет. Господи, да ведь льет как из ведра! Не говоря уже о том, что мальчишеские выходки у него давно в прошлом.

— Ты что, с ума сошел?!

— Мумумвмвуммм…

На миг Джиллиан вернулась в наивное детство, в мечты, в которых она, прекрасная принцесса, взирала из башни на принца, что полз по отвесной стене к окну, чтобы ее спасти.

Вот только в жизни принцу приходилось туго. Лоза, конечно, толстая, но хрупкая от возраста, скользкая от дождя, замшелая и во всех отношениях не пригодная для подъема. А принц, между прочим, весил немало. Хотя упорства ему не занимать и мышцы у него крепкие, заметно, что хватка дается ему с трудом. Ноги то и дело срывались.

— Можешь войти через дверь! — крикнула Джиллиан. — Я открою!

Он только помотал головой, хлеща себя цветами по щекам.

— Ты ненормальный! Убьешься!

— Ммпрмммввммм…

Джиллиан поняла, что общаться, таким образом нелепо и опасно, так как отвлекает Тома от его задачи. Дальше она следила за ним молча, с нарастающим страхом.

Каким-то образом ему удалось продвинуться вверх еще на пару футов. Каких-нибудь четыре — и он сможет ухватиться за подоконник. Очевидно, такая мысль пришла в голову и Тому, потому что он набрал темп, перехватился, вставил ботинок в развилку, по всем правилам скалолазания попробовал опору на прочность и поднял другую ногу.

Лоза — не гранит. Она предательски хрустнула. Джиллиан зажала рот рукой, заглушая крик. Он убьется, точно убьется! В лучшем случае сломает шею и будет на всю жизнь прикован к инвалидному креслу. А все по ее вине!

Том висел на руках, и лоза, за которую он держался, влажно поблескивала, наводя на мысль о злобном оскале. Только не ломайся, умоляла Джиллиан. Продержись еще немного, пока он найдет опору.

Раздался шорох и хруст — Том искал, куда бы поставить ногу. Она смотрела, не замечая, что держит руки молитвенно сложенными — ни дать ни взять героиня романтической драмы из средних веков.

— Еще немного…

Виноградной лозе уже не оправиться, вне всяких сомнений, и тарарам стоял не хуже, чем тогда у дверей, но зрелище того, как офицер полиции, человек солидный, карабкается в окно на манер мальчишки-подростка, трогало до слез. Щеки у нее стали мокрые не только от дождя.

Никогда в жизни Джиллиан не чувствовала себя такой счастливой.

Внезапно темноту пронзил ослепительный луч фонарика. Том чуть не свалился от неожиданности, но удержался.

— Во имя всего святого, что здесь происходит?! — воззвали снизу.

Джиллиан узнала голос соседа, который держал фонарик чуть поменьше спутниковой антенны.

— Это я, мистер Дэвидсон! Не узнаете?

— Тебя-то я узнал, а вот кто лезет в дом? Грабитель? Тогда я срочно звоню в полицию!

Болонка, неугомонное мохнатое создание, присоединила свой заливистый лай к крикам хозяина. Лишь чудом Джиллиан удержалась от истерического хохота.

— Да ведь как раз полиция находится здесь!

— То есть как? Что за шутки!

— В дом лезет сержант Перкинс!

— Том Перкинс?! В самом деле?

— Вввмвмвмммуумм…

Еще несколько бесконечных мгновений фонарик держал их в своем луче, как в свете юпитера, и хотелось начать монолог Джульетты, вот только декорации оставляли желать много лучшего. Вряд ли у юной героини бессмертной пьесы Шекспира возникли бы романтические настроения, будь погода в Вероне в ту ночь такой же промозглой. Дело для нее кончилось бы бронхитом.

— А что у него во рту? — не унимался мистер Дэвидсон.

— Букет! — проинформировала Джиллиан и подумала: если это еще можно назвать букетом.

— А почему он не вошел, как все нормальные люди, через дверь?

— Потому что так романтичнее!

Она перевела взгляд на Тома, и сладкие слезы из глаз заструились сильнее. Он всегда так полон достоинства — и вот выступал в роли шута перед самыми большими сплетниками Свифткарента. Ради нее.

— Ирвин! Ирвин!

Явление третье — те же и миссис Дэвидсон. Джиллиан истерически хихикнула. Том бросил на нее отчаянный взгляд, но ничего не мог поделать. Свет фонарика пригвоздил его к месту.

— Мистер Дэвидсон! Теперь, когда вы знаете, что мне ничего не грозит, нельзя ли повернуть фонарик в другую сторону?

Слава Богу, свет погас, зато тьма показалась кромешной.

— Ирвин! Я хочу знать, что происходит! Светопреставление?

— Что-то вроде того, — ответствовал из мрака мистер Дэвидсон. — Я как-то смотрел по телевизору интервью с сексопатологом, так он считает, что постельные игры бывают и такие…

Трудно определить, что было смешнее: интерес престарелого джентльмена к сексопатологии или его подозрения в пристрастии Тома к безумным постельным играм. В любом случае для Джиллиан было довольно. Она зашлась истерическим смехом, который долго сдерживала. Слезы хлынули у нее градом.

Ее реакция подстегнула Тома настолько, что в считанные секунды он оказался наверху. Джиллиан протянула руку, но он замахал на нее, отгоняя от окна. Она послушно отступила к кровати и только тут догадалась зажечь настольную лампу. Снаружи появилась пятерня, очень белая в искусственном освещении и совсем мокрая, и уцепилась за подоконник. Потом перевесилась нога и все остальное.

Том выпрямился, продрогший, насквозь вымокший, исцарапанный, увешанный обломками веточек, обрывками мха и всевозможным мусором, как рождественская елка игрушками. С головы свисала блестящая от капель паутина. Он вынул, наконец изо рта несчастные цветы и с помпой вручил их Джиллиан.

— Прости, что опоздал на двенадцать лет!

Джиллиан влюбилась бы в него без памяти, если бы уже не любила его давным-давно.