Собрание сочинений в двух томах. Том I

Моим дыханьем мир мой жив.

Какой в душе, воскресшей снова,

Нежданный радостный порыв!

Живу, блаженства нет иного.

На этой сладостной траве

Лежу, как сверженное знамя.

Любовно солнце в синеве

Повисло прямо над глазами.

Пусть это солнце и трава

Исполнятся на век мгновеньем,

Когда вселенная жива

Одним моим прикосновеньем.

Паденье тела на закованную грудь,

Как ударяющий по наковальне молот.

Но дух расплавленный не может быть расколот,

Пока сомнения его смертельный холод

Не в силах будет жердью разогнуть.

Был свергнут государь, но жив Наполеон

Великолепием и тяжестью металла.

И не смутит меня паденье с пьедестала,

Познавшую, что ты, как древняя Валгалла,

Погибнешь, мой возлюбленный Сион.

Мягкостью своих прикосновений

Сон к земле мое склоняет тело.

Я не раздеру покровов лени,

Что меня покойницей одела.

Ах, цветы в руках моих увяли.

Дух застыл в безмолвных чарах тлена.

Или зори утра не взорвали

Свода моего ночного плена?

Как на суку повисший плод,

Зарей насыщен небосвод.

Земли беременное тело

Предчувствием отяжелело.

Мой клич избранников зовет.

Лобзаньями горячих губ

Манят ночные небеса

Меня в чернеющую глубь,

Где чахнет звездная краса.

Я в силах чистой устоять.

Как вызов брошу гордый взгляд

В телесно-бархатную гладь,

Где звезды блудные горят.

Тихий вечер прокрался в мой сад,

И запахло от яблонь и груши.

В бледном небе чуть звезды горят.

Снова боль беспредельная душит.

Наклоняет головки сирень,

Засыпают в траве маргаритки,

И какая-то черная тень

Испугала меня у калитки.

Мой уснувший недвижимый сад

Сторожат у забора крапивы.

В бледном небе чуть звезды горят.

Сердце сжалось — и ждет боязливо.

Не солнце огненным вином

Плеснуло в сердце. Взгляд удава

В грудь, опаленную огнем,

Проник томительной отравой.

Дрожу в безвыходной тоске

На легкой ветви робкой птицей.

Где ж меч в воинственной руке,

Победоносная царица?

И каждый член пронзает гвоздь.

Сочится кровь такой струей,

Как будто винограда гроздь

Зажата крепкою рукой

Над брачной чашей роковой.

Кричу в безвыходной тоске:

Лукавый и неверный род,

Как мог на гладкой сей доске,

Где даже желудь не растет,

Созреть такой прекрасный плод?

Не услышь души моей стона,

Гордый Бог, Господь Саваоф!

Пусть до горнего в высях трона

Не дойдет мой зов.

Пусть позор моего унынья —

Липкий червь — по земле ползет.

Не услышь меня, Боже, ныне

Со своих высот!

Дуб мой срублен, но я восстану.

Пьедесталом будет мне пень.

И услышь мою осанну

В тот победный день.

И не кляняся Иерусалимом,

Престолом Божиим, войду в твой дом

И буду лишь свидетелем незримым,

Ночным хранителем твоих хором.

О, этот взгляд затравленного зверя

И бледность злополучного лица!

Не знаешь, по чьему веленью двери

Открылись настежь твоего дворца.

В лесу дремучем заблудилась в ночь я.

Шумит гроза. Глаза горят от слез.

Об сук душа изодралася в клочья.

О, где тебя искать мне, мой Христос?

В лицо мне дождь и ветер хлещут грубо.

У всех людей есть дерево иль куст,

А у меня пень срубленного дуба,

И сердце выжала по капле грусть.

Но окруженная травою сорной,

Я обнимаю пень мой, как мечту,

И, к черному его прижавшись корню,

Изнемогаю от любви к Христу.

Много званных, но избранных мало.

Я кричу от зари до зари.

Время жертвы еще не настало.

Час восторга еще впереди.

Приготовь же в светильнике масло

И бесстрашно учителя жди.

Пока солнце вверху не погасло,

Час восторга еще впереди.

Просишь царства — не получишь.

Просишь ласки — не увидишь.

Просишь губ — не поцелуешь.

Сердца требуешь — отдам!

Свободная от плоти и оков,

Луна, облекшись в бледные наряды,

Свершает запрещенные обряды

Под сводами своих пустых дворцов.

Излишеством и роскошью пиров

Пьянит нас солнце неземной усладой,

Оно зовет в небесные громады

Крылатых, что откликнутся на зов.

Но я иной любовью воспылала.

Твой взор сулил мне чар иных услад.

Не для небес костры мои горят!

Я не лечу в далекий храм. Упала

К ногам твоим душа фиалкой вялой,

Предсмертный разливая аромат.

Судьба мне славу в высях протрубила,

Вручила Богом избранный народ,

Об имени моем из рода в род

Через своих пророков возвестила.

На лоб венец гордыни возложила

И в руку меч дала земных красот.

Еще палят засохший небосвод

Мои победоносные светила.

Но я — не царь уже. Века пройдут,

И непреложные судьбы заветы

Твои слова бесстрашные сотрут.

Пусть сменит торжество мое позор.

Мой дух горит одним желаньем света,

Который подарит ему твой взор.

Пусть улыбка насилует грубо

Безответные горькие губы.

Не слова признаются, а голос,

Что надежда в душе раскололась.

А зрачки в предсмертной борьбе

О любви скажут тебе.

Но когда на всемирной эстраде

Ты поверишь мгновенной отраде!

Отделится от общего хора

Безобразная маска актера,

И на трон победно взойдет —

Иуда Искариот.

Красными вишнями виснут

Венки тяжких звезд. Спаси!

Сейчас с черной башни свистнут.

Ты слышишь, как воют псы?

Тот зов разорвет мне веки

И выжжет мои глаза.

По той дороге калеки

Идут во мглу без конца.

А если душа обманет,

А если сердце — актер,

Пусть мертвым призраком станет

Твой сладостный нежный взор.

Семь зорь зажглось в моем окне.

Не лень опутывает тело,

Простертое в бесстыдном сне:

То жизнь прекрасная истлела.

Смерть смертию поправ, — жива,

Как мудрый змей меняя кожу,

Победоносная Москва!

А я — лежу на смертном ложе.

Как каплю драгоценного елея

На дне опустошенного сосуда,

Я в сердце иссыхающем лелею

Твой поцелуй предательский, Иуда.

Благословлю ведущих на Голгофу.

Мне не страшно грядущее закланье.

В безмерность к трону Бога Саваофа

Горе подъемлю призрачные длани.

Но губ твоих на пальцах след кровавый

Сверлит и жжет неизъяснимым ядом.

Будь проклят ты, который нежным взглядом

Меня венчал на торжество и славу!

В небе месяц висит. Я сниму этот рог,

И услышит вселенная возглас мой трубный.

Разбросаю сердца, будто красные бубны,

Будет яркий ковер для ног.

Высыпь белый горох, мухомор, о мой гриб!

Не дарую земле ни воды, ни пощады.

Пусть услышат в высотах мои мириады,

Что великий монарх погиб.

Как бисер нанижу слова

На нить однообразных дней.

Быть может, следуя за ней,

Ты выйдешь из страны теней,

Но буду я давно мертва.

Ты можешь голову нагнуть,

Когда душа опьянена

Над чашей пенного вина.

Мой взор блеснет тебе со дна.

Но не к тебе лежит мой путь.

Смотри, как дышит влагой каждый атом

Ночного воздуха. Роняя стон,

Кровавый клонится к земле бутон,

Напитанный томящим ароматом.

Чуть слышен бег ручья по горным скатам.

Дыханьем вредной неги упоен,

Он расширяет сердце. Дух влюблен

В смолу, что виснет на коре агатом.

Возрадовался дух,

Познав, что звук есть плоть:

Нет мира, кроме двух!

Не подходи, не трогай.

И ты подвластен Богу.

Ты — тело. Я — Господь.

Божественно силен и горд

вучит, теряясь в отдаленья,

Последний на земле аккорд.

Он проживет еще мгновенье.

Что значат в звуках времена?

Значенье в мире их условно:

Секунда мной превращена

В экстаз кипучий и любовный.

Сорвав недвижных струн оковы,

Ты звукам дашь освобожденье.

И чудо этого рожденья

Неверным толпам явишь снова.

Тех звуков аромат согласный

Пусть в грудь твою вольется гаммой,

И сердца в ней бутон упрямый

Легко откроет розой красной.

Чтоб я ее сорвав с мученьем,

Прильнула нежно к ней губами

И наслаждалась в звучном храме

Кровавых лепестков паденьем.

Не веселись падению пророка!

Звон труб уже я слышу, близок суд:

И нас с тобой к ответу призовут,

Первоувидец моего порока.

О, как тогда, не опуская взора,

Пока два раза пропоет петух,

Не покраснев, надменно, трижды, вслух

Я отрекусь от своего позора!