ТОТЕМ


Паровоз пожирает рельсы. Рельсы из серебра.

Они убегают вдаль. Но их всё равно съедят.


Красота: в предутренних сумерках тонут поля.

Впереди белые башни. Смитфилд. Мясной рынок.


Рассвет золотит фермеровR в добротных костюмах,

Свиноподобных, вместе с вагоном пока -


чивающихся. На уме у них кровь и окорока:

Ничто не спасёт от сверкающих мясницких ножей.


Их гильотина шепчет: "ну как, ну как, ну как?"...

А дома ободранный заяц лежит в тазу.R И уже


Его детская головка - отдельно,

нафаршированная травой.

Содраны шкурка и человечность. Съедим, съедим,


Как набор цитат из Платона, съедим, как Христа.

Эти люди так много олицетворяли собой -


Их мимика, их улыбки, круглые их глаза...

И всё это нанизано на палку,

на змею-трещотку,R на вздор-

ную бамбуковую погремушку.


Боюсь ли я капюшона кобры?

В каждом её глазу - одиночество гор,

Гор, с которых предлагает себя вечное небо.


"Мир полон горячей крови,

в нём каждой личности след!"-

Говорит мне приливом крови к щекам рассвет.


Но конечной станции нет - одни чемоданы.

Из чемодана разворачивается "Я", как пустой костюм,

Заношенный, потёртый; и набиты карманы


Билетами, желаньями, шпильками, помехами, зеркалами.

"Я обезумел!" - зовёт паук, взмахивая множеством рук.


Этот чёрный ужас множится в глазах мух.

Мухи синие. Они жужжат, как дети,


В паутине бесконечности.

Их привязали разные нити

К одной и той же смерти.


28 января 1963

Загрузка...