Солдаты — сыновья солдат

ОДИН ДЕНЬ ДЕСАНТНИКА

Свое путешествие по военному городку начинаю с казармы.

Когда-то давно и я жил в казарме, и не солдатской, — курсантской. Да разве сравнить!

Разве была у нас великолепная современная гостиница, где останавливаются матери или невесты, приехавшие навестить «своих» солдат?

Или клуб, которому может позавидовать иной городской — с огромным залом, читальнями, библиотеками, комнатами отдыха, буфетами…

А сама казарма?

Комнаты просто колоссальные, иначе не скажешь. Один ярус аккуратно заправленных коек, просторные проходы, широкие окна.

В центре помещения перекладина для гимнастических упражнений. В одном конце «силовая комната» — мат для занятий самбо, гантели, гири. В другом — оружейная.

Курилки, туалеты, специальное помещение для мытья ног — всюду идеальная, не побоюсь сказать, стерильная чистота.

Что касается «бытовых комнат», то не всякая гостиница располагает такими. Тут тебе и специальные гладильные столы, и сушилки — отдельно для одежды, отдельно для сапог, которые надеваются на специальные болванки, и аппараты для растяжки фуражек с подогревом и указанием размера на особой шкале. А вот помещение, смахивающее на артистическую уборную, — сплошные зеркала по стенам над узкими столами, розетки для бритв. Здесь: одновременно может бриться чуть не взвод.

Ленинскую комнату заливают потоки света. Большой телевизор. На стенах боевые листки, наглядная история этой орденоносной части орденоносного соединения, различные схемы, таблицы. На широких столах журналы, газеты, книжки, брошюры, шахматы, шашки… Из окон видна спортивная площадка.

Смотрю на эту площадку и вспоминаю. Вспоминаю физкультурные парады в Лужниках, когда на зеленом поле стадиона возникают десятки брусьев, перекладин и сотни загорелых, мускулистых гимнастов проделывают на них упражнения — взлетая, проваливаясь вниз, головокружительно вращаясь, посверкивая на солнце загорелыми телами.

Всесоюзный праздник. Сказочное зрелище. Великолепная, многократно отрепетированная программа, сконцентрировавшая в этот час на столичном стадионе красоту, молодость, мастерство…

А здесь? Вот здесь, сейчас, передо мной?

Всего лишь воинская часть. Пусть гвардейская, пусть орденоносная, но обыкновенная воинская часть, одна из многих воздушнодесантных частей Советской Армии.

Откуда ж сравнение?

Аккуратная, сверкающая желтизной песка, зеленью умытой травы площадка. Она огромна. И вся заставлена снарядами: брусьями, перекладинами, тяжелоатлетическими помостами, шестами, канатами…

Десятки парней, загорелых и мускулистых, ладных, сильных и ловких проделывают в единых ритмах непростые упражнения.

Конечно, площадка чуть поменьше Лужников и ребят не так много.

Но ведь там Всесоюзный праздник, собравший лучших из лучших, а здесь воинская часть, обычное утро обычного дня. Зарядка.

И все же нельзя не сравнивать!

На ребят приятно смотреть — среди них не найдешь не только хилого, а просто обыкновенного сложения. Все богатыри, все атлеты, все гимнасты…

И все легкоатлеты, штангисты, лыжники, футболисты или волейболисты, пловцы.

И еще стрелки, самбисты, боксеры…

И еще мотоциклисты, автомобилисты, радисты…

И, разумеется, парашютисты.

Но об этом потом.

У иных места не хватает на груди от разрядных и иных значков. А узкогрудых, между прочим, здесь не встретишь.

Яркое солнце, изумрудная трава, золотой песок и вихрь загорелых тел.

…А вчера я видел другое. Видел и старался услышать. Но не удалось. Сырой овраг, сюда не попадает солнечный луч и в полдень, здесь глаз сквозь листву не проникает и за два метра, здесь ветки, листья и травинки — должен быть слышен каждый шорох.

Но тут тишина.

Зеленые призраки выскальзывают из кустов, подползают к отвесным, казалось бы, уходящим в небо каменным крепостным стенам. И устремляются вверх зеленые ящерицы! Железные кошки не издают шума, беззвучны движения многих людей. Ни вздоха, ни лязга оружия, ни звука, ни шелеста.

И вот уже люди на вершине стены.

Тогда начинается самбо.

О нет, это не долгая схватка на ковре Дворца спорта в окружении азартных, рукоплещущих зрителей. Нет легких спортивных костюмов, нет строгих судей и ярких огней.

Схватки длятся мгновения, они бесшумны и молниеносны. Часовые «сняты», и люди продолжают движение.

Я, кажется, сказал, что нет судей? Ошибся. Они есть. Офицеры, внимательные и строгие, стоят в стороне. От их взгляда не укроется ни одна мелочь. Вот один из часовых успел приглушенно вскрикнуть, вот чуть звякнул недостаточно плотно пригнанный автомат. Не заметь я недовольно нахмуренных бровей офицеров, досадливого покачивания головой, в жизни не обратил бы внимания.

Но они обращают. Это их солдаты, их бойцы, и поэтому им они спуску не дадут.

А люди продолжают движение…

Вот с легким свистом рассекают воздух ножи, точно вонзаясь в сердца мишеней, вот слабым хлопком детонатора извещают о своей гибели танки, орудия и другие объекты «противника». В реальных условиях здесь уже полыхало бы море огня, летел бы к небу искореженный металл и разбегались в панике застигнутые врасплох враги.

Но это занятия. Даже не учения.

Обычные занятия обычного дня…

Полоса препятствий. Она несколько отличается от обычных полос. Не в сторону облегченности. Гвардейцы по пять человек поднимаются на вышку. Это «самолет». С него, надев предварительно подвесную систему, они устремляются в свой короткий и нелегкий путь.

Подвешенный к тросу десантник быстро приближается к земле — «опускается с парашютом». При этом он должен стрелять из автомата и метко бросать гранату.

Но это лишь только начало. Потом пойдут препятствия. Преодоление по канату водного препятствия, переползание… А еще надо «подорвать» объект, надо «снять» часового, «убрать» из машины водителя, проехать на ней порядочный кусок и, наконец, с помощью рации «доложить» о проделанном.

Значит, будь стрелком, подрывником, шофером, радистом. И еще каким! У каждого препятствия — офицер-специалист. Его не обманешь, он сразу определяет качество «работы».

Смотрю и сомневаюсь — неужели все это возможно проделать за то краткое время, которое показывает мой секундомер. Может, он испорчен? Прикладываю к уху, трясу. Нет, не испорчен.

— Ну и ну, — бормочу.

Сопровождающий меня лейтенант с удивлением косится.

Не устаю удивляться и я. Оказывается, эта полоса препятствий так, разминка, нечто вроде прогулочной террасы в доме отдыха. Мне показывают другую — «настоящую»!

(Неужели она для людей? Не для обезьян?).

На многие десятки метров к синему небу уносятся вершины деревьев, и по гладким или, наоборот, ветвистым, оплетенным вьющимися растениями стволам бегут-бегут, исчезая в ветвях, почти невидимые лесенки из скоб, из шатких крючьев. На огромной высоте, раскачиваясь на ветру, перекинуты от верхушки к верхушке паутинные веревочные мостики, дорожки.

И ловчее обезьян, увереннее матросов на былых парусниках мчатся по этим невиданным путям десантники с автоматами, гранатами, снаряжением…

Взлетают к вершинам гудящих стволов, опускаются вниз и тут же, не останавливаясь, устремляются к новым препятствиям. Широченная яма, залитая водой, высоченная каменная стена с намертво влитыми по гребню осколками бутылок, сверкающих, что ножи, колючая проволока, принакрывшая землю, так что не только человек, а и уж, похоже, не проползет под ней…

Все это остается позади, ничто не может остановить движения вперед.

…Теперь я на широком травянистом поле. Оно окружено кустами и кажется ровным. По нему пролегает отмеченная черно-белыми колышками дорога.

Солдаты «занимают позиции». Я — тоже. Они прячутся в окоп, за укрытие, втискиваются в индивидуальную щель, наконец, просто лежат в густой траве — не всегда ведь удастся найти, где спрятаться.

Я же стою на стуле — чтоб лучше видеть — под крышей летнего класса. Здесь до и после проходят теоретические занятия — мирно желтеют столы и скамейки, чернеет грифельная доска, белеет мел.

А на поле полыхает огонь.

Танки выходят из-за кустов, грохоча гусеницами, оглушая орудийным громом и пулеметным речитативом, опаляя жаром металла.

Пусть выстрелы холостые и поле учебное, но поверьте, надо иметь крепкие нервы, чтоб спокойно целиться и стрелять в это несущееся на тебя грохочущее чудовище, чтоб метать бутылки с горючей смесью и точно попадать в уязвимые места машины, чтоб приседать в щели, когда многотонная машина проезжает над тобой, или в последнюю минуту откатиться в сторону от тяжелых, лязгающих гусениц…

Трещат автоматы, сверкает огонь, гремят выстрелы, грохочут танки.

В моем безопасном убежище раскалывается от шума голова. Беру бинокль, тщательно навожу на лица десантников, только на лица. И вижу внимание, сосредоточенность, напряжение. Ни паники, ни растерянности. Они делают свое дело — «ведут бой».

А есть еще городок, где десантники приучаются не бояться ослепительного тысячеградусного напалма, где они по-настоящему подрывают «вражеские» самолеты, артиллерийские установки. Есть мини-город с аэродромами, складами, железнодорожными станциями, домами, который в зависимости от задачи надо захватить, разведать, взорвать или окружить… Так что трехкилометровые марши-броски или многочасовые лыжные походы с полной выкладкой кажутся уж совсем пустяком.

Обычные занятия обычного дня…

Этот день начинается рано — в 6 часов 20 минут. Начинается с зарядки, о которой я уже упоминал и которая длится 45 минут — целый школьный урок физкультуры!

Туалет, утренний осмотр, завтрак.

Политинформация.

В 9 часов занятия. В том числе и те, о которых уже говорилось. А какие еще?

Строевая, уставы, физическая подготовка, стрельба.

Полевые занятия.

Десантники — особые войска. Вернее, это войска, чьи действия с самого начала проходят в особых условиях. Когда часть, допустим, окружена и пути к своим нет, когда вокруг многократно превосходящие силы противника. А подвоз боеприпасов, продовольствия невозможен. Для десантников такая ситуация особая. Именно в таких условиях они начинают свои боевые действия.

Это предъявляет к каждому солдату и офицеру в голубом берете особые требования.

Здесь каждый должен уметь заменить каждого. Не исключено, что командиру взвода доведется командовать батальоном, а командиру отделения — ротой. Не исключено, что артиллерист станет радистом, радист танкистом, а танкист минером. И всем им придется превращаться в санитаров, разведчиков, механиков, подрывников…

Все они должны хорошо знать атомное и химическое оружие.

Должны знать все виды оружия врага и его технику, потому что пополнять потери в своей технике им придется за счет захваченной у врага. И не только вражеской техникой должны уметь владеть десантники. Но и его повадками, его тактикой, его хитростями…

Десантные войска не имеют тыла, флангов в общепринятом смысле. Их разведка действует, если можно так выразиться, на 360 градусов, да и сами они, по существу, разведка своих войск в тылу врага.

А это требует от солдат и офицеров специальных, особо глубоких и всесторонних знаний.

Ну разве случайно, например, офицеры, оканчивающие воздушнодесантное училище, наряду с соответствующим военным образованием получают и высшее языковое образование? Все они великолепно владеют теми или иными языками.

Ведь служба пролетит быстро — всего два года. А львиную-то долю времени у десантников отнимают все же парашютные занятия.

Как же интенсивно надо изучать все остальное, чтоб суметь освоить военные дисциплины с той глубиной и совершенством, без которых не обойтись этим войскам.

— Чем это достигается? — спрашиваю я.

— Современными методами обучения, — отвечают мне, — умелым построением занятий, хорошей подготовкой новобранцев. И прежде всего, конечно, сознательным отношением к делу самих солдат, их стремлением постичь военную науку. Как это выглядит на практике? Ну, вот один пример — парашютный класс.

Огромное светлое помещение. Стены увешаны наглядными пособиями — таблицы: виды парашютов, прыжки с различных самолетов, размещение в кабинах, приземление на различные препятствия…

Все электрифицировано — фигурки, изображения самолетов и парашютов последовательно зажигаются по мере рассказа преподавателя. И сам его голос синхронно записан на магнитофонную пленку.

Указка электрифицирована. Есть пульты управления. Есть автоматический экзаменатор — слышен вопрос. Если ответ неправильный, на табло загорается соответствующая надпись, если все в порядке, вспыхивает — «Правильно!».

Другое крыло здания занимает огромный класс, где изучается сбрасывание с парашютом боевой техники, ее закрепление, укладка. Так же великолепно оборудованы и классы топографии, связи, артиллерии, автодорожный. Всюду макеты, остроумные электрические устройства, великолепные таблицы, схемы. Все в движении, все подсвечивается, передвигается, изменяется.

А ведь это все же обычная воздушнодесантная часть. Не училище! Здесь занимаются не будущие офицеры, а солдаты. Обыкновенные десантники. Только вот обыкновенные ли они?

Наверное, все-таки нет. Еще в военкоматах, при призыве, к тем, кого направляют в такие войска, предъявляют более высокие требования. И не только к здоровью, физической силе…

…В лощинке, у самого края военного городка, расположился городок палаточный, тут разместился карантин. Вновь прибывшие, раньше чем пройдут быстрый, но сложный путь, дающий им право называть себя солдатами, живут здесь. Впереди присяга, впереди передача оружия теми, кто уходит, им, пришедшим, впереди курс молодого солдата, мандатная комиссия. А пока они здесь — новобранцы с недельным стажем службы.

Но уже чистота, порядок, подтянутость во всем.

Кто же они те, кого военкоматы прислали в эту гвардейскую воздушнодесантную часть?

Аркадий Виноградов — радиомонтажник с завода «Коммунар» больше года занимался парашютным спортом в 3-м московском аэроклубе ДОСААФ. Инструктором у него был Виктор Владимирович Худяков (который, к слову сказать, пришел туда учить, отслужив в воздушнодесантных войсках, куда, в свою очередь, пришел из досаафовского аэроклуба).

Вместе с Виноградовым в аэроклубе занималось еще семь его друзей, пятеро из них, как и он, пошли служить в ВДВ.

Леонид Романов окончил шоферские курсы клуба ДОСААФ Дзержинского района, он разрядник по легкой атлетике.

Михаил Державин, Николай Сиротин из Ярославля. Те занимались в авиационном спортклубе имени Терешковой. У них по три прыжка.

И так далее.

Почти все новобранцы имеют прыжки, многие водят машины, мотоциклы, иные знают радиодело. Они постигли это в аэроклубах ДОСААФ. Занимались спортом, имеют разряды… За спиной у них десятилетки, техникумы, училища.

В воздушнодесантные войска ныне приходят хорошо подготовленные физически, образованные ребята (как, впрочем, и в армию вообще), но, главное, имеющие во многих случаях и парашютную подготовку.

Аэроклубы ДОСААФ — надежный резерв ВДВ. В этом мнении все едины — так говорили мне ребята, что служат семь дней, так говорили офицеры части, так говорил и командующий ВДВ. Но прыжок в аэроклубе все же отличается, и не мало, от прыжка в армии.

И дело не только в том, что здесь прыгают в сапогах, с оружием и снаряжением, а позже — и ночью, и в лес, и на воду… Дело в том, что гвардеец-десантник советских вооруженных сил в любую минуту должен быть готов совершить свой прыжок в тыл врага, в боевых условиях, если это потребуется.

Эта постоянная боеготовность, непременная бдительность — гарантия силы и могущества советской армии — и отличают солдата.

Разумеется, приходят в ВДВ и такие, у кого прыжков нет. Но есть ли, нет ли, для всех десантников с первых же дней службы начинается воздушнодесантная подготовка. Она неизменный элемент «рабочего дня» десантника.

У нее много этапов, у этой подготовки. Она идет и в воздушнодесантном комплексе, и в спортивном городке, и в воздухе.

Воздушнодесантный комплекс!

Он у десантников, естественно, в почете. Ему отведено в расположении части лучшее место, его холят, берегут, украшают.

Среди газонов выстроились здесь тренажеры, трамплины, стапели, «гигантские шаги», «рейнские колеса», застыли ажурные макеты самолетов. В середине возвышается, подобно марсианину из романов Уэллса, имитация кабины АН-12.

Оттуда десантники совершают «прыжок» по всем правилам. Выстраиваются, подходят к люку, по команде устремляются вниз. Правда, до земли рукой подать и «парашют» мчится вниз по рельсам, но ничего — для начала ощущение вполне подходящее. И скорость, и приземление, и многое другое познает молодой солдат на этом нехитром приспособлении, о котором позже, когда грудь украсит значок, иной раз и с трехзначной цифрой, будет все равно вспоминать с нежностью…

И, наконец, вышка, следующая ступень к настоящему прыжку. Обыкновенная вышка, какие (к сожалению, все реже и реже) можно еще встретить в парках культуры и отдыха.

Над ней трепещет голубой флаг с эмблемой десантников — эдакое «свое», неуставное знамя.

Идут занятия.

С легким скрипом крутятся стапеля и, старательно пыхтя, управляют «парашютными стропами» ребята, отчаянно бросаются вниз, в воздушное пространство… в метре от земли; с характерным треском ролика мчатся по рельсам из марсианской кабины десантники, беззвучно, безостановочно опускаются под белым куполом с вышки…

Короткие команды, короткие указания — идут занятия.

Обычные занятия. Новобранец и не заметит, как зорко, как внимательно следят за каждым его движением многоопытные офицеры. Они видят и подмечают все: выражение лиц, ловкость движений, решительность, уверенность и… мимолетное колебание. Они точно определяют, кому будет легко, а кому потрудней, над чем следует поработать с одним и над чем с другим, кого подбодрить, а кого и придержать.

Они хорошо знают, что самые смелые, самые искусные парашютисты, рекордсмены и чемпионы совершали свои первые шаги в воздухе… на земле. Вот так же с помощью простых тренажеров, невысоких трамплинчиков, самолетных макетов.

Они уверены, что нельзя подняться на вторую ступень, не ступив на первую.

Это практика. А есть еще теория. Ее изучают в классе, о котором уже рассказано.

Как устроен парашют, как с ним обращаться, как рассаживаться в самолете, как прыгать, как приземляться… Множество сведений получает солдат с помощью таблиц, грифельной доски, макетов. Потом берет в руки парашют, который станет его лучшим другом. О друзьях надо заботиться, их надо беречь.

Солдат узнает, что парашют весит 16 килограммов — ровно пуд, что площадь его 83 квадратных метра, что у него 28 пронумерованных строп длиной в 9 метров каждая, а 14-я стропа контрольная, на ней красная муфта. Он учится укладывать парашют — на длинных столах, на земле, на укладочном полотнище.

Сначала парашют тщательно осматривают, проверяют, все ли на месте, вдруг затерялась какая-нибудь деталь — в таком деле мелочей не бывает.

Потом укладывают купол, аккуратно подбирая стропы, как складной зонтик. Надевают чехол. Далее стропы затягивают эдаким специальным крючком, каким наши прабабушки застегивали высокие ботинки, когда еще не было в мире ни парашютов, ни самолетов. Затянули, застегнули.

Уложили купол на ранец.

Затянули ранец.

И, наконец, подогнали подвесную систему, чтоб не болталась, чтоб все было точно пригнано, исправно, удобно, чтоб нигде ничего не могло преподнести сюрпризов. И оформляют документацию — формуляр, карточку и пломбируют, а как же? Укладка парашюта — дело ответственнейшее — ее проводят, как описано, в шесть этапов, вдвоем и после каждого этапа въедливо все проверяют. В нынешние времена аварии с парашютистами — явление редчайшее. Но если происходит что-нибудь неладное, то никогда — по вине парашюта, всегда — самого парашютиста.

Поэтому, укладывая парашют, солдат всегда помнит — он держит в руках жизнь товарища, а тот — его!

Научились обращаться с парашютом на земле, изучили его, прыгали с макетов, с вышки. Постигли науку в теории.

Пора переходить к практике.

Первый прыжок!

Добавлю, первый военный прыжок. Потому что, как уже говорилось, он все же отличается от прыжка спортивного. Слов нет, кто прошел парашютную науку в ДОСААФ, тому много проще. Но, к сожалению, проходят ее там пока не все.

Первый прыжок всегда как праздник. Солдаты чувствуют бодрость, приподнятость. Потом будут и ночные прыжки, и высотные, и затяжные, на воду, на лес, со стрельбой, с метанием гранат. Тогда главным станет тактическая задача, внезапность, военная хитрость, находчивость, сообразительность. Тогда прыжок будет лишь средством достижения цели, вроде перебежки у, пехотинца. Это все придет. А в день первого прыжка главное его совершить!

И вот пылят по дороге мощные тупорылые ГАЗы, направляясь к бесконечному зеленому полю.

Здесь выросли на лесных опушках палаточные городки.

К первым прыжкам соединение готовится загодя. Как к празднику. А это и есть праздник. Куда ни погляжу, вижу всюду признаки его. Играет гармонист, красочные веселые боевые листки развешаны в расположениях взводов, замполиты ведут беседы, их окружают тесные ряды солдат и частенько доносятся оттуда громкие взрывы смеха.

Готовят стол, покрытый красным сукном, достают заветные коробочки — здесь после прыжков будут вручаться столь ценные для десантника значки — парашют, а под ним на металлической плашке скромная цифра — 1.

Потом плашку перевернут другой стороной с цифрой 5, потом привесят новые плашки, поменяется, быть может, и сам значок, и возникнут на нем красивые цифры — 100, 300, 500…

Кто знает, что будет: но первый скромный значок не забудет парашютист никогда.

А вот уже подъезжают полевые буфеты, над палатками пылают красные полотнища лозунгов, с бодрой песней шагают роты…

Праздник, большой праздник сегодня.

День первых прыжков это веселый конвейер, воздушная карусель.

Сотни солдат выстроились на поле с парашютами в руках. Строй медленно продвигается вперед — вот «Линия надевания парашютов», вот «Линия проверки командира взвода», «Линия проверки командира роты», наконец, «Линия проверки ПДС (парашютнодесантной службы).

И это не пустые названия. Проверка идет все время. Сначала сами солдаты надевают парашюты, без конца помогая друг другу, проверяя, поправляя, исправляя…

Офицеры, словно пчелы возле сот, суетятся вокруг, вновь и вновь проверяя давно проверенное, указывая, делая замечания.

Ряды медленно продвигаются вперед, надолго застревая у каждой «линии», где проверка все тщательней, а проверяющие все придирчивей.

Дежурный с красной повязкой на рукаве наводит порядок, хотя порядок и так идеальный. Уж от его-то глаза ничто не укроется.

Я надеваю комбинезон, подвесную систему и, отяжелев, двигаюсь к самолету…

Десантники, пройдя последнюю проверку, радостно мчатся к машине.

Подпрыгивая и урча, маленький самолетик с большими красными звездами на толстеньких боках торопливо бежит по траве, отрывается, вспарывает по дуге голубое высокое небо.

Наземно-воздушный хоровод безостановочен. Выбросив свой человеческий груз, самолеты спешат на посадку, нетерпеливо урча моторами, вбирают очередную десятку солдат и снова взмывают в небо, чтобы через несколько минут вернуться за следующей.

Ни на мгновение не затихает шум моторов, ни на секунду не задерживаются плотные ряды людей в зеленых шлемах и комбинезонах, а с неба не успевает опуститься к земле очередное белое созвездие, как там расцветает новое.

…Мы в самолете. Четверо сидят слева, пятеро справа, у двери выпускающий — офицер.

Сидят не просто. В том, как расположились солдаты, есть свой мудрый порядок: первый, пятый, девятый — те, кто поопытней, кто уже «набрал» прыжки в аэроклубах ДОСААФ, посредине «перворазники».

Из помещения летчиков выходит бортмеханик, открывает дверь «Приготовиться!», «Пошел!». Первой прыгает левая шеренга, за ней правая, последним выпускающий.

Внимательно слежу за лицами новобранцев. И читаю на них спокойную уверенность, иногда азарт, радостное возбуждение. Ни тревоги, ни беспокойства.

Бывает, конечно, встречается «отказчик». Но так редко, и так ненадолго…

А в небе дневной фейерверк. Мелькнет зеленая личинка, вспыхнет на мгновение цветным огоньком вытяжной парашютик, просверкает оранжевый чехол, и вот уже распускаются пышные белые цветы основных куполов, весело покачиваются под ними куколки в шлемах.

Приземляются ловко, упав на бок, быстро вскакивают, гасят и собирают парашюты, бегут к местам укладки.

Слышны веселые возгласы, смех.

Так весь день идет этот белый, радостный сев — в самолет влезает новобранец, на землю опускается десантник.

А после прыжков радостная церемония. Построившись буквой «П» перед столом с красным сукном, десантники ждут.

Командир части вызывает одного за другим, торжественно вручает значки, поздравляет, жмет руку…

До вечера не стихает в палаточном городке веселое оживление. Не велико дело для десантника совершить прыжок. Но ведь это первый…

А как выглядит не первый?

Учебная тревога.

За службу в армии солдат участвует в них десятки и десятки раз.

И когда хорошо обученное подразделение выходит по тревоге, это зрелище, прямо скажем, впечатляющее.

Никакой суеты, никакого шума, точные, негромкие фразы. Никто не толпится у пирамид с оружием, у выхода, у вешалок с шинелями. Все давно продумано, рассчитано, затвержено.

И вот уже подразделение стоит перед казармой. Офицеры заканчивают проверку. Негромкие команды: «Равняйсь, смирно, направо! Бегом марш!»

Через десять минут машины выезжают за ворота городка…

Путь к аэродрому недолог.

На взлетной полосе застыли самолеты — огромные, черные, залитые предрассветным ледяным светом луны.

От опушки к самолетам тянутся бесконечные цепочки десантников.

Я смотрю и удивляюсь той поразительной организованности, той слаженности и целесообразности, с какой все это происходит! Словно работает огромная машина, эдакий запрограммированный умный автомат, исключающий случайности и неполадки.

Но это не автомат, а люди, и управляют ими не электронный мозг, а воля, опыт и ум командиров. Здесь каждый знает свое место, и нужны немногие минуты, чтобы заполнить огромное чрево самолета.

Десантники в полном боевом снаряжении ждут. Чего только ни берут они с собой в полет! Черные сухари и концентраты, котелки и ложки, спички и фонари, взрыв-пакеты и санпакеты, лопатки и десантные ножи, пистолеты и автоматы. А еще радиостанции, пулеметы, мины, приборы для радиолокационной и химической разведки, боеприпасы…

Не берут только ничего лишнего.

Каждая вещь, каждая мелочь не случайна.

Годы проверок, исследований, опыта потрачены на то, чтобы установить величину и вес лопатки, форму и тяжесть ножа, калорийность и количество продуктов. Ничего из строго необходимого десантник не оставит на земле, ни одной лишней нитки не возьмет с собой в воздух.

Солдаты знают это, И не ворчат на тяжелый груз.

Но вот взревели двигатели — один, второй, третий…

Могучие машины выруливают на старт, и одна за другой взмывают в предрассветное небо. Где-то там, в вышине, они выстраиваются тройками и уходят в далекий путь.

Я сижу в гермокабине в обществе офицеров и смотрю в иллюминатор.

Стало светло. Из-за края горизонта выплывал уже золотой туман.

Словно связанные невидимой нитью, летят все на том же расстоянии друг от друга самолеты, ровно гудят моторы. В самолете тихо дремлют десантники.

Вошел бортмеханик, что-то сказал офицерам. Они поднялись, надели шлемы.

И вот створки огромного люка начали стремительно раздвигаться. В самолет хлынул свет, ветер, рев двигателей.

Солдаты зашевелились.

Наконец над люком зажглась желтая лампа, взревела сирена. Выпускающий, стоявший у разделителя потока, приоткрыл левую дверцу.

Теперь вспыхнула зеленая лампа, а сирена задышала часто и прерывисто.

И в течение нескольких секунд в машине не осталось никого.

С удивительной, прямо-таки сказочной быстротой один за другим десантники сначала одного потока, потом второго исчезли в люке.

Только и остались что мерно покачивавшиеся на тросе вытяжные веревки.

А внизу, стремительно удаляясь, расцветали оранжевые шарики парашютов, словно буйки на широкой голубой воздушной реке.

Потом буйки стали белыми. Они уплывали все дальше. Три пунктирных дорожки протянулись за тремя самолетами и растаяли вдали.

Створки люка медленно закрылись, Я возвращаюсь на аэродром.

Тем временем, коснувшись земли, солдаты мгновенно преображаются; сняты подвесные системы, отброшено все лишнее, подразделения собрались возле своих командиров.

Не прошло и несколько минут, как часть приступила к выполнению задания.

Это дальний рейд по тылам «врага». Бессонные ночи, скрытые передвижения, смелые налеты на штабы и командные пункты, неожиданные засады, бесконечное наблюдение…

Трудности, сложности, препятствия и их преодоление. Романтика ратного труда.

Романтика «небесной пехоты».

А в конечном счете обычные дни десантной службы…