В мире существуют сотни тысяч музеев — самых разных, посвященных всем, наверное, мыслимым областям человеческой жизни. Есть среди них и музеи военные. Мне довелось побывать во многих.
Не говоря уж о Центральном музее Советской Армии в Москве, или Военно-морском музее в Ленинграде, хорошо знакомых всем советским людям, побывавшим в этих городах.
Был и в военном музее в Париже, где со стен свисают истлевшие знамена наполеоновских времен, где дремлет древнее такси «Рено», на собратьях которого еще в первую мировую войну генерал Галиени перебрасывал подкрепление к фронту, чтобы остановить рвавшиеся к французской столице кайзеровские войска.
В замке Святого Ангела в Риме я смотрел на старинные пушечные стволы, в Ля-Валетте, на острове Мальта, любовался строем деревянных рыцарей в натуральную величину, шествующих в своих доспехах по огромному залу дворца мальтийского ордена; в затерянном среди песков Эл-Аламейне на большом макете изучал, как разворачивалась историческая битва между войсками «Лисы пустыни», фашистского генерала Роммеля и войсками союзников.
В том небольшом, но любопытном музее по стенам висят фотографии генералов, у входа, раскаляясь под лучами африканского солнца, томятся бронеавтомобили и танки того времени с зияющими пробоинами в бортах, а в одном из залов за стеклом в полный рост воспроизведен английский парашютист в буром комбинезоне…
И вот теперь, за тысячи километров от невозможно жаркого Эл-Аламейна, на Рязанщине, пасмурным осенним днем я вновь стою перед стеклянной витриной, за которой в полный рост воспроизведен парашютист, но уже в зеленом комбинезоне.
Он тоже пришел в этот зал с полей второй мировой войны. Только немым свидетелем иных сражений, иных боев, по сравнению с которыми Эл-Аламейн, да, наверное, и высадка союзников в Сицилии и десант немцев на Крит — пусть сложные, но все же мелкие военные эпизоды. Ибо всемирная история войн не знала ничего, что по грандиозности, по масштабам, по героизму могло сравниться с боями, которые вели советские войска против войск гитлеровцев.
Те бои многократно описаны на страницах военных учебников, мемуаров, романов, воспеты в песнях и стихах, воссозданы на сценах и экранах, живут в рассказах и выступлениях ветеранов.
И все же особенно впечатляют они в музейных экспозициях, где видишь и документ, и фотографию, и диаграмму, и пробитый пулей партийный билет, и шашку легендарного полководца, и политую кровью горсть сталинградской земли…
Умно, с любовью построенная музейная композиция — огромная впечатляющая сила. Именно такой силой обладает этот необычный и уникальный военный музей — Музей воздушнодесантных войск Советской Армии.
Чтобы убедиться в том, достаточно было взглянуть на группу подтянутых ребят со значками «мастер спорта» на лацканах пиджаков, внимательно слушавших экскурсовода. То были инструкторы 3-го московского аэроклуба ДОСААФ, приехавшие посмотреть музей. Они все допытывались потом, как бы вот привезти сюда своих воспитанников, чтобы те посмотрели, повидали все, что только что увидели они.
Мне думается, музей ВДВ — один из лучших военных музеев в мире. Не претендую на звание специалиста, да и повидал я таких музеев не больше трех десятков в трех десятках стран. Это, наверное, не так уж много, но все же дает право делать кое-какие сравнения.
И уж что бесспорно: он единственный музей в мире, посвященный этому виду войск. А так как вся эта книга о десантниках бывших, сегодняшних и будущих, то не могу удержаться и не посвятить нескольких страниц рассказу о музее, где тоже зримо познаешь их жизнь.
Разумеется, строки эти — не музейный путеводитель, даже не описательный очерк. А размышления о том, что больше всего поразило, привлекло внимание, заинтересовало.
Рассказать о музее подробно просто невозможно. Но если б когда-нибудь удалось, то получилась бы эпопея столь драматичная, столь увлекательная и столь познавательная, что с ней не сравниться никаким толстым романам.
Мне кажется, что как бы эпиграфом к экспозиции музея, к тому, о чем он повествует, чему учит (а каждый музей прежде всего должен учить), могут служить замечательные слова Л. И. Брежнева:
«От имени тех, кто живет, мы обращаемся к тем, кому было суждено умереть: спите спокойно, герои… миллионы рук подхватили ваше знамя и несут его вперед — к коммунизму».
И недаром слова эти начертаны на стене одного из главных залов музея.
Тема патриотизма, тема памяти благодарных потомков об ушедших отцах ощущается здесь постоянно. Особенно в той части музея, которая пока еще не имеет названия, но которую можно было бы назвать мемориалом.
Мраморная плита. Золотые буквы: «Вечная слава героям-десантникам, павшим за свободу и независимость нашей Родины». Цветы. А выше, на вделанных в стену мраморных досках, высечены имена тех, кто удостоился звания Героя Советского Союза и не дожил до наших дней: генерал И. И. Блажевич, подполковник Я. А. Биренбойм, капитан Н. Д. Козьяков, лейтенант В. В. Марфинин, рядовой П. И. Галушин…
А напротив замечательная по силе экспозиция, делающая честь мысли и сердцу создателей музея. Дощечки с названием улиц. Обыкновенные будничные дощечки, которые мы привыкли видеть на перекрестках знакомых и незнакомых. Дубликаты таких дощечек перенесены сюда из разных городов: «ул. героев Свири», «ул. генерала А. Ф. Левашова», «ул. С. С. Гурьева», «ул. Десантная»… Лодейное поле, Раменская, Юхнов… Улицы, города… Народная память, благодарная память граждан. И тех, кто, склонив седые головы, опираясь на палки, мирно беседуют на скамьях бульваров о минувших боях, и тех, кто из детских колясок на тех же бульварах весело смотрят в голубые небеса, еще не ведая, что и веселье, и небо сохранили для них те, чьи имена написаны на белых дощечках у перекрестков.
Поразительна народная память в нашей стране! Поистине никто не забыт и ничто не забыто! В это твердо веришь, когда видишь в залах музея фото и экспонаты, рассказывающие о сегодняшней, фантастической военной технике, которой располагают советские десантники, повествующие о памятниках, обелисках, братских могилах в разных уголках страны, о цветах их украшающих, о пионерских дружинах, походах следопытов по памятным местам Отечественной войны, о встречах ветеранов, о памятных вечерах.
Я еще вернусь к годам Отечественной войны.
А сейчас хотелось бы бросить взгляд в давнее прошлое нашей Родины, заглянуть в зал № 1.
Я очень долго стоял у витрины, где за стеклом выставлен поразительный документ: объявление, написанное по орфографическим законам того времени, столь курьезным и сочным на наш сегодняшний взгляд.
«В велодроме тифлисского общества велосипедистов-любителей (около Верийского моста), в воскресенье 31 марта 1896 года, первый раз в Тифлисе знаменитый воздухоплаватель-парашютист Юзеф Древницкий совершит полет на воздушном шаре и опустится с громадной высоты при помощи парашюта».
Вы только вдумайтесь — 1896 год! Год первых Олимпийских игр. Год, когда живы были еще крестьяне, помнившие крепостничество!
Но и это не самое удивительное. Рядом изображены рисунки, иллюстрирующие старинные рукописи. «Кто вскочив на коня разудало носится по полю, а кто слетает на шелковых крыльях с церкви или с высокого дома» — так описывал монах московского Чудова монастыря Даниил Заточник ярмарочные увеселения на Руси в… XIII веке! В тринадцатом!
Или знаменитый полет и спуск подьячего Крякутного в 1731 году здесь же, на рязанской земле, где ныне находится музей. Без малого два с половиной века назад! Это уж совсем седая старина, легенды…
А вот старина не седая, хотя в наш атомно-электронный век пять десятилетий пролетают, кажутся мгновением. Ведь полвека нашему государству, а совершено столько, сколько по старым меркам истории не совершалось и за пять веков.
Фотография человека. Умное лицо, пронизывающий взгляд молодых глаз — Н. Д. Анощенко, ныне доктор технических наук, профессор. Еще 5 мая 1917 года он совершил прыжок с парашютом с аэростата, о чем через несколько дней писал в рапорте на имя командира 5-го воздухоплавательного дивизиона.
«Доношу, что сего числа я испытал на себе действие парашюта для проверки циркулярно изданных вами наблюдений… Планировал с высоты 550 м и по анероиду. Общее впечатление — удовольствие… Атерисаж с расстояния до места подъема около 11/2 версты был, в лесу при небезопасности, вполне благополучен.
«Общее впечатление — удовольствие», — писал в 1917 году тогда еще подпоручик Анощенко, планировавший на парашюте с 550 метров. Интересно спросить об общем впечатлении у полковника Героя Советского Союза Е. Андреева, прыгнувшего через сорок пять лет с парашютом из стратосферы, с высоты в пятьдесят раз большей. Впрочем, о нем рассказ впереди.
Однако мне подумалось: не был ли для Анощенко его детский — по нынешним временам — прыжок столь же сложным, каким был его — для Андреева, в свою очередь не столь уж сложный, по сравнению с приземлением космонавтов.
И еще подумалось: а вот смогли бы так уверенно и так надежно приземляться наши космонавты, не прыгни в свое время с двадцатикилометровой высоты Андреев и его товарищ Долгов, заплативший за этот прыжок жизнью? Да и сами они сумели бы совершить свой подвиг, если б почти за полвека до них не планировал с пятисот метров над землей подпоручик Анощенко, получая от того удовольствие? Эстафета… Эстафета без финиша… Эстафета людей смелых, мужественных и скромных, порой прославленных, порой безымянных, но всегда подвижников науки, всегда героев, всегда прокладывающих путь человечеству…
Их было немало. Но среди тех, кто открыл миру парашют, первое место занимает его изобретатель Г. Е. Котельников, которому посвящен большой раздел зала.
И еще в том зале есть символический снимок — Ленин и Свердлов на Красной площади наблюдают за полетом аэроплана.
О чем думал в ту минуту Ильич? Видел ли его мысленный взор, умевший заглянуть на многие десятилетия вперед, космические корабли и сверхзвуковые самолеты, гигантские пассажирские лайнеры и могучие орбитальные ракеты, тысячи советских гвардейцев, за считанные секунды обрушивающие с воздуха неожиданный удар на голову врага, и замечательное оружие, которым снабдила их Родина? Наверное, наверное, видел. Ибо человек этот обладал удивительной способностью проникать в будущее.
А главное, это будущее строить.
Вот за стеклянной витриной долгополая шинель, буденовка — форма красноармейца гражданской войны. Рядом… лапти. Что ж, правильно, наша армия была частенько обута в те времена в крестьянские лапти. Верно. Но и в лаптях она побеждала танки, броневики, самолеты интервентов.
Что ж сказать о сегодняшней нашей армии, «обутой» в межконтинентальные ракеты и атомные подводные лодки?
Что сказать о сегодняшних наших офицерах, каждый из которых в те давние времена мог бы руководить армейским штабом? Ведь сегодняшние выпускники дважды Краснознаменного Рязанского воздушнодесантного училища имеют дипломы инженеров, переводчиков-референтов, высококвалифицированных общевойсковых офицеров. Но, кроме того, они опытные парашютисты, в большинстве инструкторы, с десятками и сотнями прыжков, отличные шоферы, умелые радисты, фортификаторы, минеры, спортсмены, имеющие разряды, а то и звание «Мастер спорта» по многим видам.
Таково училище сегодня. А каким было вчера?
Вот оно под стеклом, революционное Красное знамя ВЦИК, которым 22 октября 1922 года была награждена 15-я Рязанская пехотная школа за исключительные заслуги на фронтах гражданской войны.
Полуистлевший диплом выпускника первого набора со скрещенными под лавровым венком винтовкой и саблей наверху.
«Предъявитель сего товарищ Родовицкий Б. М. окончил рязанские советские пехотные курсы командного состава рабоче-крестьянской Красной Армии.
За время пребывания на курсах тов. Родовицкий обнаружил хорошие успехи в науках и по своим качествам вполне заслуживает звания командира социалистической армии.
1919 год».
Подписали — комиссар, заведывающий (так и напечатано «заведывающий») курсами, председатель педагогического комитета.
А рядом фотография высокого, подтянутого старика, с волевым, мужественным лицом — это Родовицкий, владелец диплома, в окружении курсантов Рязанского воздушнодесантного училища 1970 года. Потому что та пехотная школа времен гражданской войны и есть ныне Рязанское училище, о выпускниках которого я уже рассказал в одном из предыдущих очерков этой книги.
Командиры заканчивали училище, разъезжались к местам службы, растили молодых солдат, сами росли, поднимались по крутым ступеням служебной лестницы, уходили на покой. Им на смену приходили другие.
Шла жизнь, расцветала страна, богатела, крепла. Крепли и ее вооруженные силы. А откуда-то издалека, сначала еле видные, потом все более заметные, наконец, застлавшие весь горизонт, надвигались тучи великой войны.
В музее целый зал посвящен тому времени. Вот тогдашнее оружие десантников, парашюты, самолеты, с которых не очень-то сподручно было прыгать.
Вот фото. Прославленные асы Л. Г. Минов (о нем речь впереди) и Я. Д. Мошковский с едва ли не первой группой парашютистов совершившие прыжок в августе 1930 года. Еще один удивительный снимок: жалкий домишко в убогом Арсенальском переулке в Москве, где в 1931 году помещалась первая наша парашютная фабрика. Да, здесь, в этом прокопченном, кривом зданьице, изготовлялись первые парашюты, предки сегодняшних советских белых куполов, заслуженно считающихся лучшими в мире.
Вот фото разных экспериментов: выброска людей с помощью контейнеров, планирующие крылья, подвешенная под брюхом ТБ техника…
Многое было наивно, многое отметалось, но конструкторская мысль ни на минуту не гасла, не замирала, подобно огню костра, она светилась то тускло, то ярче, иногда вспыхивая высоким пламенем, но неустанно поддерживая горение, освещая практике пути совершенствования.
Пожелтевший номер газеты. В нем Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 января 1940 года. О награждении орденом «Знак почета» Доронина Николая Дмитриевича — студента МИИТ, медалями «За трудовое отличие» — Доронина Анатолия Дмитриевича — красноармейца и Доронина Владимира Дмитриевича — инженера. Кто они?
Знаменитые братья Доронины, составившие эпоху в развитии парашюта. Многое из того, что родилось в голове этих талантливейших конструкторов, сберегло тысячи жизней, двинуло вперед парашютизм, помогло советским десантникам в трудные годы боев.
И Доронины — далеко не единственные.
Трудные годы боев были уже близки. И Советская Армия готовилась к ним. Готовились и десантники. Знаменитые маневры — Киевские в 1935 году, Белорусские в 1937, кинофильмы о которых, помню, мы мальчишками, безнадежно прогуливая школу, десятки раз бегали с затаенным дыханием смотреть — эти маневры потрясали умы самых хладнокровных зарубежных военных специалистов примененными там массовыми парашютными десантами.
Работала конструкторская мысль, работала мысль военная. А война приближалась…
И когда она разразилась, когда запылала наша земля, в первые ли горькие дни, в славные ли дни наступления гвардейцы-десантники, лучшие из лучших, неизменно демонстрировали не только героизм, самопожертвование, беззаветную смелость и верность долгу, но и высокое боевое мастерство, замечательные образцы тактической мысли, умения военной хитрости.
Все это тоже умело и ярко показано в музее. В одном из залов представлена великолепно выполненная диорама. Ее создали художники студии имени М. Б. Грекова — народный художник РСФСР П. Т. Мальцев и военный художник Н. С. Присекин. Диорама называется «Подвиг воздушного десанта под Вязьмой». 1942 год. Монументальное произведение! В нем, как в фокусе, сосредоточены, обобщены военные подвиги десантников в период боев под Вязьмой. Это сгусток войны, ее квинтэссенция. Даже лица некоторых воинов, изображенных на холсте — снайпера К. Коновалова, медсестры Распоповой, перевязывающей раненого, самого раненого — имеют портретное сходство и связаны с исторически существовавшими людьми.
И изображенные подвиги тоже строго историчны, они все были совершены под Вязьмой, хотя и в различное время, и в различном месте. Собранные в едином художественном произведении, они впечатляют вдвойне.
Вот, например, прославленный политрук Виктор Улитчев. С небольшой группой бойцов он долго и успешно отражал атаку вражеских танков. Их было подбито, их горело уже немало. Но и бойцов оставалась горстка. Политрук, раненый, с перебитыми руками, уже не в силах не то что метнуть, а держать гранату, привязал себе на спину мину и пополз навстречу танку. Столб огня взметнул к небу вражескую машину. Посмертно герой был награжден орденом Ленина.
А вот захваченная у немцев пушка. Унесенные сбежавшими артиллеристами части десантники заменили подручными — кусок шомпола играет роль бойка, по нему изо всей силы бьет новоиспеченный артиллерист обухом топора! Это немалый риск, но, главное, пушка стреляет по своим бывшим хозяевам.
Мчатся вдали, вылетая из зимнего леса, поддержавшие десант конники генерала Белова, все новые парашютисты опускаются на заснеженное поле, и белые купола сливаются с молочным небом…
Словно живые, рвущиеся в атаку десантники, вступающие с ними в бой гитлеровцы. Будто настоящим огнем полыхают танки, горят избы и синеет в лучах зимнего золотого солнца гладкий снег на полях, неподвижны опушенные инеем березы, розовеет лесная балка, по которой тянутся вдаль вереницы раненых.
Замечательная диорама! Я долго в задумчивости смотрю на нее — да, прекрасна природа и радостна земля, пока не коснется ее испепеляющее дыхание войны…
Перед диорамой орудийный снаряд. На нем выгравированы буквы. Наклоняюсь и читаю: «Памяти павших будьте достойны». Кто сказал эти слова? Кто бы он ни был, он может быть спокоен — те, к кому они обращены, оказались достойны!
А память о павших — она сохранится навсегда.
Вот они, любовно, бережно размещенные за стеклом реликвии, принадлежавшие героям: истертые военные карты, старые бинокли, ветхие пояса, часы, на которых стрелки остановились в смертный час того, кому принадлежали маузеры и наганы, клинки и ножи, и простые солдатские ложки, шинели, фуражки, погоны…
Я смотрю на эти когда-то столь простые и будничные, а ныне столь величественные, святые вещи, и словно доносится в зал запах порохового дыма, пожарищ, словно звучит где-то вдали эхо далекой войны.
Как важно, наверное, все-таки сознавать идущему на смертный бой, что, погибнув сейчас, он навсегда уйдет в бессмертие!
И снова мыслью возвращаюсь к волнующим, за душу берущим словам: «Спите спокойно, герои… миллионы рук подхватили ваше знамя…»
А вот другие знамена. Их никто не подхватит, это знамена позора, знамена мертвецов. Вся стена зала — огромная фотография парада Победы. К подножию Мавзолея с презрением бросают солдаты штандарты, знамена гитлеровских отборных дивизий. Перед фотографией березовый крест, увенчанный пробитым ржавым немецким шлемом, вокруг разбросаны потускневшие железки — ордена Железного креста, и валяется листовка за подписью Геббельса «Все возможно в этой войне, кроме нашей капитуляции!» Жалкие слова жалкого шута. Очередной обман, один из тысяч обманов, стоивших германскому народу миллионы жизней.
Создатели музея проявили немалую психологическую тонкость и искусство, создав эту экспозицию. На стенах зала много портретов. Прославленные ветераны — генерал В. В. Глаголев, командующий 9-й гвардейской армии, позже командующий ВДВ, полковник Г. А. Калоев — герой Вены, генерал В. П. Иванов, командир 114-й гвардейской воздушной десантной дивизии, воевавшей в Австрии, генерал С. Е. Рождественский (я хорошо знал его лично — это был чудесный человек и настоящий солдат) — начальник штаба 9-й гвардейской армии, а позже начальник штаба ВДВ, Герой Советского Союза, почетный гражданин города Лодейное поле, прославившийся в боях на Свири, В. А. Малышев (а рядом за стеклом его алая с золотыми буквами лента Почетного гражданина), генерал И. И. Лисов, ветеран 99-й Краснознаменной Свирской воздушнодесантной дивизии, ныне заместитель командующего воздушнодесантными войсками Советской Армии.
А вот фотография А. И. Родимцева, прославленного полководца, в те времена еще генерал-майора, героя Сталинграда. Восемь гвардейских дивизий, оборонявших крепость на Волге, были составлены из десантников. И потому закономерно здесь маленькое хранилище, наполненное сталинградской землей, смешанной с кровью ее защитников.
Есть тут и иные фотографии.
По-моему, немного в нашей фотолетописи о войне найдется столь ярких документов, каким является фоторассказ о семье Гречихиных. Афанасий Гречихин — офицер разведки 23-й гвардейской воздушнодесантной бригады прославился в боях под Вязьмой. Вот он — волевое лицо, лицо бойца, лицо человека, который никогда не отступит, выполняя свой долг. Ныне полковник в отставке, отмеченный многими правительственными наградами, окруженный почетом и уважением. В 1972 году — в год открытия музея — ему исполнилось семьдесят лет. А это его отец, простой белорусский крестьянин Дорофей Лаврентьевич, труженик. Всю жизнь проработал он с землей; он любил ее, благоговел перед ней, берег. И как, наверное, страшно, как тоскливо было ему видеть ту землю в огне, истоптанную серыми танками, поруганную сапогом врага…
Вот фотография сыновей Дорофея Лаврентьевича Гречихина, братьев Афанасия — Климентий, Аркадий, Алексей. Обыкновенные советские люди, люди-труженики, когда же пришла война — люди-воины, все, как и старший брат, участники войны.
А кто этот юноша в солдатских погонах? Сын Афанасия Гречихина. Совсем юного его захватила Отечественная война, он воевал. Ныне — кандидат наук. Рядом племянник Гречихина, тоже совсем мальчишка — связной партизанского отряда. Четыре сестры Афанасия, дочери Дорофея Лаврентьевича пережили все ужасы оккупации, натерпелись горя; горькие морщины избороздили лбы, суровость залегла в похожих, в гречихинских глазах, седина окрасила волосы. И рядом еще четыре фотографии — мужья сестер Гречихиных, четыре бойца, четыре фронтовика.
Все четверо погибли на фронте…
И еще фотографии. Племянницы Афанасия: Вера, Нила, Алла, три девушки. Их уже нет в живых, погибли. На фронте? Да нет, куда им, маленьким… И все же на фронте — ведь там погибают герои. А их гибель не только мученическая, но героическая: девочек гитлеровцы загнали с другими такими же мальчишками и девчонками на минное поле. Нарочно, хладнокровно, равнодушно. Пока все не взорвались, не разлетелись на куски. На глазах матерей…
Это очень страшный фотодокумент и глубоко символический. Семья Гречихиных… Разве в судьбе ее, в горькой и славной ее доле, не отразилась, как в прозрачной чистой капле, судьба нашей Родины, судьба всех советских семей?
…И снова портреты — прославленный генерал А. Ф. Казанкин, командир 4-го гвардейского воздушнодесантного корпуса, а рядом полковник И. Г. Старчак, его знаменитый отряд десантников совершил в тылу у немцев поистине легендарные подвиги, тут же Толя Гусев, сколько ему лет — тринадцать-четырнадцать от силы. Но он десантник, на круглом лице детская улыбка, на узкой мальчишеской груди орден Красной Звезды.
Портреты двенадцати молодых пареньков Они добровольцами решились переплыть Свирь, вызывая на себя огонь противника, чтоб обнаружить его огневые точки, чтоб отвлечь от главных сил. Судьба сберегла смельчаков. Все они остались живы, всем двенадцати присвоено звание Героя Советского Союза. Девять живы и ныне. И снова реликвии… Заржавленные гильзы, снаряды, штыки — откопанные, разысканные пионерами-следопытами на местах минувших боев. Там, где сражались, где умирали десантники, те, чьи имена внесены в славную летопись священной войны, и те, чьи имена навсегда остались неизвестными…
Брожу по этим залам и мыслью уношусь к славным и страшным годам. И проходят перед мысленным взором вереницы людей — погибших и уцелевших, прославленных героев и скромных бойцов, полководцев и рядовых, женщин и подростков, и ветеранов и мужчин в расцвете сил, державших винтовки, и державших молоток или косу… Их тысячи, их миллионы. Народ…
И в зале этом с бесконечным уважением и любовью всем им, живым и мертвым, отдан последний долг. А над посетителями, развешанные по стенам, реют боевые старые знамена — 3-й гвардейской Уманской ордена Суворова Краснознаменной воздушнодесантной дивизии, сплошь пробитое осколками — 9-й воздушнодесантной бригады, 8-й воздушнодесантной бригады, 9-й воздушно-десантной Полтавской Краснознаменной ордена Суворова и ордена Кутузова дивизий, 4-й гвардейской воздушнодесантной Овручской Краснознаменной ордена Суворова и Богдана Хмельницкого дивизии…
Знамена боевых частей, боевые знамена, свидетели побед, свидетели смертей, память о великих днях, напоминание о святости долга, о бдительности.
Алые, пылающие маяки солдатам сегодняшнего дня!
…В огромном сводчатом коридоре разместились в музее многочисленные подарки советским десантникам от их товарищей по оружию из братских стран, от различных коллективов, школ. На полках и под стеклом стоят изящные болгарские статуэтки, висят вымпелы из Чехословакии, модель Бранденбургских ворот, подаренная десантниками Германской Демократической Республики. А вот украшенная камуфляжными листьями зеленая каска, присланная бойцами Вьетнама. На их земле и в наше мирное время шла война, там взрывались настоящие снаряды, шли не учебные стрельбы и, кто знает, где сегодня обладатель этой каски, которую свято хранят советские солдаты как память о своих вьетнамских друзьях…
Вдоль стен разместились макеты техники, на стенах фотографии военачальников, эпизоды из жизни десантных войск.
Постепенно я приближаюсь к залу спортивной славы. Читателю нетрудно догадаться, какую роль играет спорт в жизни десантника. Кое-что об этом уже рассказано в книге. Ведь помимо многих других качеств, десантник должен обладать не только идеальным здоровьем (об этом и говорить не приходится), но и великолепной, я бы сказал, «сверх» физической подготовкой. Требования, предъявляемые сегодня к солдату ВДВ, таковы, что просто физкультурник, даже отличный, вряд ли сможет их выполнить. Нужно быть спортсменом и не плохеньким, между прочим, а настоящим. Конечно, в ВДВ приходят частенько и не спортсмены, а именно отличные физкультурники (другим туда просто незачем идти), но кончают службу, а тем более продолжают ее, став офицерами, настойчиво повторяю, только отличные спортсмены. Естественно поэтому, что, уж не говоря об офицерах, любой солдат ВДВ имеет спортивные разряды, и не по одному, а по нескольким видам спорта. Я встретил однажды сержанта, имевшего звание мастера спорта и двенадцать, двенадцать! спортивных разрядов, в том числе три первых.
И все это, не касаясь парашютизма. Легкая атлетика, бокс, самбо, стрельба, плавание, гимнастика…
А парашютизм особо. Потому что разряд по парашютному спорту имеют многие, имеют звание инструктора, даже мастера спорта. Как же — ведь парашютизм — основная специальность десантника (после его специальности воина, конечно).
Поэтому, чтобы в такой среде, в таких условиях, при такой конкуренции стать выдающимся спортсменом-парашютистом, надо быть действительно выдающимся!
А на каком-то уровне спортсмен-парашютист уже перестает быть просто спортсменом. Он — уже ученый, испытатель. Иногда испытатель-профессионал, иногда парашютист, чьи рекордные прыжки становятся испытанием. Но все они прокладывают путь идущим за ними, все, рискуя собственной жизнью, сохраняют тысячи жизней неведомых им товарищей. Впрочем, об этом позже.
С фотографий смотрят на вас прекрасные лица, все они разные — веселые и серьезные, мужественные и мальчишеские, с тщательно прочерченным пробором, беспорядочным вихром и с кокетливо заколотой прической, с волной золотых волос тоже, потому что на фотографиях немало девушек.
Но одно присутствует на всех лицах — решительность, смелость взгляда, какая-то внутренняя сила, уверенность в себе. Да, это необычные люди. Их много, я представляю лишь некоторых из них.
В. Я. Кудреватых — пятнадцатикратный рекордсмен мира, А. Е. Кенсицкая — двадцатикратная, П. Ф. Островский — пятнадцатикратный рекордсмен и абсолютный чемпион мира, А. В. Горшкова — одиннадцатикратная рекордсменка, Н. К. Голдобина — десятикратная, А. М. Дударь, Н. В. Панкова, Л. М. Масич, Л. А. Кулешова — восьмикратные, Б. В. Прохоров — десятикратный, Р. Н. Силин — десятикратный, А. Ф. Пахомов — восьмикратный, С. С. Машков — семикратный, А. К. Звягинцев — шестикратный… Да разве всех перечислишь! Вот их грамоты, медали, вымпелы, значки. Вот дипломы Международной Авиационной федерации — ФАИ — подтверждающие установление рекордов. Вот памятные кубки — например Кубок имени французского генерала Айре, выигранный нашей командой в Фонтенебло в 1972 году. Или фото VIII первенства мира. 25 из 26 золотых медалей завоевали советские спортсмены, а заодно и командные первенства по всем упражнениям. Сидят на зеленом поле десять веселых, смеющихся девчат и ребят, а перед ними целая россыпь наград — медалей, сувениров, блюд, ваз…
Еще кубки и еще призы, медали, памятные знаки. И фото, фото, фото… Пьедесталы почета, поздравления, вручение цветов, наград — бесконечная летопись побед.
И еще одна экспозиция. Удостоверения, знаки генерал-лейтенанта И. И. Лисова — облеченного высшими не только советскими, но и международными судейскими званиями, руководителя наших делегаций на многих международных, посвященных авиации и парашютизму конференциях, наших команд на разных международных соревнованиях. И названия стран и городов — Австрия, Чили, Индия, Финляндия, Англия, Франция, ФРГ, Югославия Швейцария, ГДР, Польша, Болгария, Чехословакия… На этих официальных значках — тоже летопись побед на пути признания ныне уже непререкаемого авторитета советского парашютного спорта.
С момента своего выхода на международную арену советские спортсмены неизменно и победно участвуют во многих крупнейших официальных и неофициальных международных соревнованиях, товарищеских матчах, дружеских встречах.
А теперь хотелось бы поговорить о спорте, который тоже подвиг.
Это рассказ, составленный из фотографий и документов, о человеке, рекорд которого до сих пор никем не побит, о И. И. Савкине, совершившем 6075 прыжков. Он прыгал ночью и днем, с большой высоты и с малой, зимой и летом, один и в группе. С тридцати различных типов самолетов на тридцати различных типов парашютах. И за свою жизнь в общей сложности парил под белым куполом тридцать суток, «опустившись» с высоты 14 170 километров. Что касается свободного падения, то в нем он находился 33 часа — 6030 километров. Удивительные, прямо сверхчеловеческие цифры!
Или такие. А. С. Гамрекелашвили, гвардии майор, вроде бы не молодой и не очень спортивного вида на первый взгляд, в апреле 1944 года явился на аэродром и за 9 часов 40 минут совершил 94 прыжка подряд. Прыжки прекратило руководство экспериментом. Сам же Гамрекелашвили считал, что перешел бы за «стопрыжковый» рубеж.
Другая серия фотографий — В. Я. Кудреватых, пятнадцатикратный рекордсмен мира, имеющий в своем активе более 3000 прыжков. Вот его медали, дипломы. Один из дипломов бесстрастным официальным языком свидетельствует о новом рекорде: прыжок с высоты 12 276 метров при свободном падении 11187 метров.
Две строчки, но что стоит за ними!
Большая экспозиция рассказывает об одном из самых замечательных парашютистов мира В. Г. Романюке, Герое Советского Союза, заслуженном мастере спорта, восемнадцатикратном рекордсмене мира. Это он еще в 1941 году прыгал с высоты 100 метров, а в 1947 с высоты 13 300 метров. Он совершил более 3000 прыжков, испытав более 100 видов парашютов! А главное, воспитал целую плеяду замечательных мастеров.
И в блеске его славы не тускнеют, напротив, еще ярче горят имена многих и многих первопроходцев — ну, хоть первых армейских мастеров парашютного спорта, ставших таковыми еще в далеком 1935 году, — Н. Острякова, А. Фатеева, П. Балашова, М. Слепнева, Н. Камневой.
Это П. Балашов в 1933 году, 40 лет назад, совершил прыжок, и ныне остающийся феноменальным. Он прыгнул на стадион «Динамо» с высоты 80 метров!
А Нина Камнева, легендарная воздушная королева!
До нее были другие. Передо мной большое старое фото. Две простых русских девочки, с огромным псом у ног, окруженные ребятами в военной форме: А. Чиркова и В. Федорова — первые советские спортсменки, совершившие прыжок с парашютом. Тогда — 19 августа 1931 года — они и сфотографировались в Гатчине в окружении военных инструкторов Красной Армии.
Потом было много рекордов, побед. 1937 год, например, когда В. Волжанина, В. Никитина, В. Селиверстова, А. Василенок, А. Гусарова установили первый для женщин затяжной прыжок! Да что там, разве всех перечислишь, их десятки, сотни сегодня…
В этом зале вещи и фотографии рассказывают о поразительных подвигах, о невероятных делах, об удивительных людях и ныне живых, и давно или недавно ушедших. Летопись героизма и самопожертвования, риска и смелости, длинный перечень дел, совершенных ради науки, ради других людей, что придут тебе на смену и чью жизнь и безопасность тебе дано беречь уже сегодня. Даже если ради этого суждено отдать собственную жизнь.
27 июля 1968 года был совершен один из величайших подвигов в истории парашютизма — прыжок на Памир.
Не знаю, все ли читатели представляют себе, что такое Памир, что такое пятитысячник, семитысячник, пик Ленина. Я не альпинист, но интересовался этим вопросом и знаю, как невероятно сложно и опасно восхождение на высочайшие вершины мира. И не следует думать, что подниматься туда снизу сложно, а спускаться на парашюте легко. Нет! Те же дикие холода, ветры, непривычное давление, туманы, те же трудности пребывания и спуска, только вместо риска сорваться в пропасть другие опасности: опуститься на неведомый гребень, провалиться, быть отнесенным неистовым ветром на скалы, разбитым о каменные стены…
Горы остаются горами, каким бы образом ты к ним ни попал — снизу или сверху — с их опасностями, ловушками, неожиданностями, с их коварством и таинственностью. Могут спросить: а зачем совершать туда прыжки? Могу возразить: а зачем совершать восхождения? Ответ многозначен — это и утверждение человеческого духа, и победа над природой, и научный поиск, и испытание техники, и многое другое. Вспомним хотя бы подвиги советских воинов во время войны в горах Кавказа.
36 опытных мастеров-парашютистов должны были прыгнуть на крошечную площадку приземления на высоте 6 200 метров, а 10 человек — асы из асов — на высоте 7 100 метров на пик Ленина, на участочек, который, по сравнению с первым, выглядел как носовой платок, в сравнении с простыней. Ими руководил А. А. Петриченко, заслуженный мастер — один из самых прославленных и опытнейших парашютистов страны.
Вот под стеклом его шлем, альпеншток, нож, вот его фото с цветком эдельвейса… А на стене флаг — голубой, выцветший флаг ВДВ, который поднимали в лагере памирской экспедиции.
Подготовка к прыжку была долгой и сложной, и не только воздушной. Учились всей альпинистской науке — никто не знал, в какую обстановку попадут отважные испытатели.
Там же, в кинозале при музее, я позже видел фильм, он так и называется «Десант на крышу мира». Это удивительная кинолента, получившая на международном кинофестивале приз за драматизм. Ее снимали две группы операторов — одна в самолете, другая, добравшаяся к местам приземления после долгого и трудного восхождения. Фильм цветной и сделан мастерски.
…Огромные горы, ослепительный снег, черные ущелья, грозные скалы. Феерический пейзаж разворачивается под крылом самолета, трудно оторвать взгляд от этой дикой, волнующей красоты.
Настало время, розовый пристрелочный парашют стремительно умчался вдаль, он даст последние сведения для прыжка. И вот уже один за другим покидают самолет спортсмены. (Я написал «спортсмены» и задумался — правильно ли? Может быть, следовало написать испытатели? Или ученые?..)
Искусство, опыт, умение молниеносно ориентироваться в воздушной обстановке, принять решение и осуществить его, миллион навыков и качеств, приобретенных в сотнях прыжков, в годах тренировок, привели к успеху. Все 36 человек благополучно приземлились, долго сидели на снегу, широко открыв рты, словно рыбы, выброшенные на берег, — шутка ли, высота за шесть километров!
А самолет, натужно гудя моторами, продолжает подъем. Внизу розовеют, голубеют, синеют снега, словно ножи вспарывают их местами черные скалы. Крохотным, еле видным пятачком, на головокружительной глубина отсюда, на головокружительной высоте с земли, прилепилась у вершины пика Ленина площадка приземления.
Снова улетает вдаль розовый парашютик.
А. А. Петриченко, В. И. Прокопов, В. В. Мекаев, В. В. Юматов, В. Д. Чижик, А. З. Сидоренко, В. Г. Морозов, В. В. Тамарович, Э. В. Севостьянов, В. В. Глаголев готовы к прыжку.
Сигнал. Словно связанные невидимой нитью, в короткое мгновение парашютисты совершают прыжок, — четверо из них последний прыжок в жизни…
Да, таковы, как ни горько, неизбежные порой потери на пути человечества к прогрессу, к вершинам науки, к познанию природы.
Ибо кто может сказать, сколько человеческих жизней сберегла отданная жизнь этими первопроходцами, сколько благ принесла людям их гибель!
…В последний момент резко изменились атмосферные условия. Бушующий ветер, грозные, словно белые взрывные волны, валы нахлынули из ущелий, ничего не стало видно, управлять парашютом было почти невозможно, площадка приземления, и без того крохотная, исчезла из глаз…
Редкие снимки, сделанные на этой площадке и включенные в фильм, донесли до нас картину трагедии — неподвижные тела погибших на снегу, беспомощно опавшие парашюты, скромные каменные холмики над могилами. Мекаева, Юматова, Тамаровича, Глаголева похоронили там же, на вершине, где совершили они свой подвиг.
Их было четверо. Расскажу об одном.
Заслуженный мастер спорта В. В. Глаголев. Ему было 23 года, и все же это был один из лучших парашютистов страны. Я смотрю на фотографию. Мальчишеское лицо, лицо веселого мальчика, лицо сурового воина. Я смотрю на Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ. Ею награжден Валерий Владимирович Глаголев «За волю, мужество, стойкость и героизм, проявленные в комплексной экспедиции альпинистов и парашютистов, посвященной 50-летию Ленинского комсомола, посмертно».
Комсомольцев-героев, отдавших жизнь своему народу, немало. Мы помним из времен гражданской войны и первых пятилеток, и Великой Отечественной войны, и последних лет. Тех, кто в пожаре спасал колхозное добро, тех, кто шел один против вооруженного бандита, и тех, кто выручал попавших в беду детей, и тех, кто, как Глаголев, двигал вперед науку.
Он мало жил, какая биография в 23 года! И все же у него была героическая и славная биография.
Я смотрю на его комсомольскую карточку — принят в ряды ВЛКСМ в средней школе № 2 города Орла. И наискосок красными, как кровь, чернилами надпись на первом листке: «Погиб при исполнении долга». Такая смерть — не вершина ли жизни!
Их было четверо. Я рассказал об одном.
В этом музейном зале, где так скупо и так сильно рассказано о памирском прыжке, есть еще один эпический и в то же время драматический рассказ о подвиге знаменитых парашютистов-испытателей. Героев Советского Союза П. И. Долгова и Е. Н. Андреева. Им здесь посвящен отдельный очерк.
Итак — парашютный спорт это наука, парашютный спорт — это испытания, парашютный спорт — это спорт.
Но кроме того, оказывается, что парашютный спорт — театр, зрелище, да еще какое!
Наверно, нет в нашей стране да, пожалуй, и в мире человека, не видевшего фильм И. И. Лисова «В небе только девушки». Это совершенно оригинальный, быть может, даже неповторимый фильм. Он совсем короткий, но чтобы снять его, потребовались долгие, изнурительные месяцы работы. Как айсберг — одна седьмая сверкающая, прекрасная на поверхности, шесть седьмых скрыты в глубинах океана, но именно они и дают возможность одной седьмой сверкать. Оператор фильма капитан Силин, с которым я познакомился в Рязани, совершил 120 прыжков, чтобы осуществить свою работу. Это на редкость скромный человек, а между тем он заслуженный тренер РСФСР, почетный мастер спорта, девятикратный рекордсмен мира, на его счету более 2 800 прыжков.
Пересказывать картину не буду. Повторяю, ее видели многие. Скажу только, что героини ее все красавицы, все молоды, все бесстрашны, все мастера высочайшего класса. А главное, все веселые, озорные, переполненные счастьем жизни девчата, при одном взгляде на которых становится радостно на душе.
И когда смотришь на эти красивые лица, на белозубые улыбки, на сверкающие глаза и ямочки на румяных щеках, возникающих из-под грима чертей и ведьм, то невозможно удержаться от смеха.
Эти персонажи русских сказок, веселые дудари, неуклюжий медведь, баба-яга с помелом — неповторимый спектакль, остроумный, искусный, легкий, воздушный…
Воздушный? А как же. И не в переносном, а в самом буквальном смысле слова. И тогда перестаешь улыбаться, тогда немеешь от изумления, от восхищения увиденным.
Ведь прыгнуть с парашютом — это уже требует смелости, хладнокровия, мужества. Прыгнуть затяжным, проделать акробатические фигуры на огромной высоте доступно лишь великолепно подготовленным мастерам. А что ж тогда говорить об этих мужественно-женственных девушках, разыгрывающих в воздухе целые спектакли, словно под ногами у них театральная сцена, а не зияющая многокилометровая пропасть?
Красочный, яркий, сказочный мир проходит перед нами. «В небе только девушки» — фильм, получивший бессчетное множество призов и премий на бессчетном множестве международных фестивалей, фильм, которому аплодировали миллионы зрителей десятков и десятков стран. Он не только памятник советскому искусству. Это прежде всего патриотический документ, свидетельство столь высокой культуры нашей страны, столь крепкого характера нашего человека, таких его духовных, моральных и физических качеств, что, увидев эту киноленту, невозможно не восхищаться, не уважать пашу Родину. И главное значение картины мне видится именно в этом.
Существует античная легенда про гордого юношу Муция Сцеволу, вышедшего к осаждавшим его город врагам. Он протянул над огнем свою руку и медленно, не дрогнув, сжег ее. А потом сказал: «В городе есть еще сотни юношей, готовых сделать то же, чтобы отстоять свой город». И враги в страхе отступили. Конечно, фильм «В небе только девушки» прежде всего веселый, жизнерадостный, там никто не сжигает себя. Но глядя на то, что проделывают в воздухе наши парашютистки, хоть и искусные мастера, но все же девушки, кое-кто за далекими морями, наверное, все же задумается над тем, на что способны наши десантники, если речь пойдет об иных прыжках.
В музее есть великолепные снимки парадов, праздников, показательных выступлений. Вот, например, Лариса Рыбак, похожая со своей челкой на мальчишку, — первая женщина в мире, совершившая прыжок с парашютом, пройдя предварительно во время свободного падения через гимнастическое кольцо диаметром в полтора метра. Кое-кому из читающих страницы этой книги — да не обидится читатель — вероятно, нелегко пролезть через такое кольцо в собственной комнате. А то на огромной высоте, в полете со скоростью 50 метров в секунду.
Какую нее силу надо иметь, чтоб летать вот так за самолетом на длинном тросе, словно на водных лыжах за катером! Или проделывать разные фигуры — «эстафета», «змейка», «орел», «чайка». Тот же «русский этюд», когда на опускающейся с парашютом трапеции работают мастера-парашютисты, они же гимнасты. А прыжки точно в цель и на соревнованиях, и на Спартакиадах, и на праздниках — на стадион имени Ленина в Москве, на стадион в Киеве…
Многое из этого я видел своими глазами — зрелище потрясающее! Радостное, величественное, а порой трогательное.
Разве не трогательно, не прекрасно было то, как в 1969 году большая группа парашютистов и парашютисток, спортсменов, совершив прыжок, приземлилась у монумента боевой славы в Майкопе и возложила цветы к могилам погибших в боях Отечественной войны десантников?
Спорт есть спорт. Но спорт порой и подвиг. Поэтому закономерна большая фотография, на которой изображены спортсмены-парашютисты после вручения им правительственных наград в 1967 году в Домодедово во время воздушного парада.
И прекрасным завершением, символическим венцом всей экспозиции этого зала мне представляется колоссальная, больше чем в натуральную величину фотография, занимающая целую стену: Л. И. Брежнев поздравляет сияющих спортсменок-парашютисток, участниц парада с полученными наградами.
Да, у нас умеют ценить и мужество, и мастерство!
Таков этот музей. Уникальный в своем роде. Я был на его открытии 28 июля 1972 года. И вот снова здесь через четыре месяца. Короткий, совсем короткий срок. А между тем за это время в музее побывало более 20 000 человек. И местных горожан, и из других городов, и из других стран — Франции, Италии, Кипра, Болгарии, Польши, ГДР и других. Взрослых и детей, ветеранов и сегодняшних воинов, гражданских и военных… И идут все новые.
Музей в большой степени создан силами энтузиастов. Больше двух лет солдаты-умельцы помогали делать экспонаты, ветераны войны присылали свои личные, столь дорогие им, наверное, реликвии, хорошо понимая, что реликвии эти, как и сами они, их подвиги, их пример, их рассказ принадлежат стране, ее народу, ее молодежи, идущей им на смену.
Кропотливую работу проделал генерал-лейтенант И. И. Лисов. «Живая история ВДВ», как назвал его начальник музея. Он помог разыскать людей, восстановить многие исторические эпизоды, сам отдал из своей личной богатейшей коллекции ряд ценных экспонатов. Помогали все: и генерал армии В. П. Маргелов, командующий ВДВ, и генерал И. И. Близнюк, и полковник И. И. Белов, и заместитель по политчасти, многие другие генералы и офицеры, те, что служат, и те, что в запасе.
Экспонаты, фотографии, документы присылали дети, вдовы погибших. Вдова прославленного героя Отечественной войны, о котором я говорил выше, Нинель Александровна Казанкина, например, подарила музею большой архив, в том числе более пятидесяти уникальных фотографий.
А всего музей располагает двумя тысячами фотографий, пятью тысячами экспонатов.
Достали совсем редкие документы, книги, кинопленки, в том числе и тридцатых годов.
Служит в Рязани десантник — гвардии рядовой Алексей Артюхов — с редкой гражданской профессией инкрустатора. Из дома он выписал свой инструмент и делает замечательные вещи, например воссоздал семь моделей самолетов. А ведь сделай их на заказ, каждой модели тысячи рублей цена!
Таких энтузиастов здесь немало.
Главный энтузиаст — начальник музея полковник в отставке Андрей Порфирьевич Несветеев. В армии он с начала Отечественной войны, и когда-то совсем не собирался быть десантником. После войны преподавал в военно-учебных заведениях историю военного искусства. Вот тогда и попал к десантникам. Для преподавания военной истории не обязательно уметь прыгать с парашютом. Вроде бы так? Но Несветеев рассуждает по-другому. Преподавателю, может быть, прыгать и незачем, но ученики-то прыгают. Значит, должен уметь делать это и тот, кто учит, хотя его дисциплина — отнюдь не парашютная подготовка. Теперь у Несветеева около 60 прыжков.
И еще пенсия. И возможность отдыхать. Сажать, например, цветочки. На худой конец преподавать любимый предмет девять часов в неделю. А он не сажает цветов и не отдыхает. И работает десять часов, и не в неделю, а в день. Он с утра до вечера в «своем» музее. Отдает ему все силы. Знает его. Как он его знает! Любой экспонат, любую фотографию, любой эпизод.
Ему помогают Г. М. Гулий, Г. Ф. Горленко, К. Ф. Бирченко, И. Н. Быков — все подполковники в отставке, десантники, все энтузиасты и знатоки своего дела. Их рассказ — не сухой монолог экскурсовода, а горячий, увлекательный, захватывающий рассказ участника событий, влюбленного в свое дело.
В специальном кинозале при музее можно увидеть многие фильмы о десантниках. И уже упоминавшиеся мною «В небе только девушки», «Десант на крышу мира», и трогательную, героическую ленту «Однополчане» о нынешних встречах ветеранов боев на Свири и их подвигах в дни войны, и «Школу мужества», прямо-таки остросюжетную приключенческую картину о подготовке десантников, и историческую «Крылатые гвардейцы», созданную к 40-летию ВДВ, и многие другие.
Они словно оживляют экспонаты музея, дополняют их, помогают раскрыть языком кино виденное в залах.
Я покидал музей зимним днем. Шел легкий снежок. Здесь в кинозале (да и вообще во время посещений музея) я разговаривал со многими — самыми разными людьми — генералами, офицерами, курсантами училища, да и просто с будущими десантниками.
Они — сегодняшний день ВДВ.
В залах еще нет посвященных им витрин. Они, как бы это точнее выразиться, словно будущее музея. Те, кто сегодня продолжает писать историю воздушнодесантных войск Советской Армии.
Вот, например, лейтенант Александр Степанович Подорванов.
Однажды мне довелось быть на больших учениях. Передо мной убегают в бесконечную даль покрытые снегом поля, перелески, чернеют леса, шагают тонконогие линии электропередач. Упрямый, неприветливый сгусток леса торчит в самом центре площадки приземления. А куда его денешь? Такова военная обстановка. В бою противнику не скажешь: «Эй, подвинься, дружок, а то мне тут прыгать неудобно».
По условиям учений десант наступающих войск должен опуститься за линией фронта и воспретить противнику отход для занятия заранее подготовленного промежуточного рубежа.
Все рассчитано по минутам, да нет — по секундам. Ведь от успеха десанта будет зависеть и успех операции.
И вот точно в назначенный час с неба приходит гром. Почти на бреющем полете проносятся самолеты. Они обрабатывают позиции противника, подавляют его огневые точки, облегчая задачу десанту.
Будто призраки промелькнули и исчезли бомбардировщики. Над площадкой нависает тишина.
Сначала совсем тихо, потом нарастая и вновь замирая, откуда-то с невидимой высоты доносится рокот двигателей. Воздушные корабли идут потоком. А потом внезапно, почти сливаясь с серо-молочным небом, выскальзывают из облаков парашюты. Десантники раскрыли их еще там, в этом мутном месиве — от нижней кромки облаков до земли совсем близко — и теперь, стремительно снижаясь, ведут стрельбу с воздуха. Разумеется, авиация, и не только она, «поработала» над позициями противника, но десантник никогда не может сказать точно, что ждет его на земле. Эта такая четкая, такая, казалось бы, ясная с высоты земля таит в себе множество опасных сюрпризов.
Вот приземляется группа захвата, самые искусные, отчаянные, смелые. Их задача захватить площадку приземления и удержать ее во что бы то ни стало, обеспечив приземление главных сил.
Группа захвата ведет огонь с воздуха, едва приземлившись выдвигается к границам площадки и, если нужно, ляжет костьми, но противника не пропустит.
Группа захвата составляет отличное гвардейское подразделение, заместителем командира которого по политчасти и является Подорванов. Его люди действуют с поражающей воображение быстротой и искусством.
Позже на командном пункте учений происходило приятное событие. За отличное выполнение задачи, четкие и умелые действия, руководитель учений объявил благодарность и наградил часами наиболее отличившихся гвардейцев из группы захвата — лейтенанта Александра Подорванова, сержанта Александра Бабука и гвардии рядового Владимира Анисимова.
Это опытные десантники: у Подорванова 37 прыжков, у Бабука — 17.
По окончании радостной церемонии я уединился с Подорвановым. Смотрю на него — крепкий парень, загорелое, обветренное лицо, твердый, спокойный взгляд светлых глаз. Вот уж тут в соответствии со старой военной поговоркой можно прямо сказать: «С таким бы я в разведку пошел». Веет от него уверенной силой, такой не растеряется, не отступит, не подведет. Типичный десантник.
Подорванов политработник. Он рассказал мне какая, например, проводилась партийно-политическая работа с личным составом его подразделения во время подготовки к учениям.
Состоялось собрание, обсудившее Обращение ЦК КПСС и правительства к советскому народу. Были взяты дополнительные социалистические обязательства. Совершенно конкретные обязательства: подготовить материальную базу, провести стрельбу в воздухе, сократить сроки швартовки техники и т. д.
В повестке дня комсомольских собраний стояли такие вопросы, как: «Товарищеская взаимопомощь и выручка — успех в выполнении задачи», «Личный пример» и др. И все это не абстрактно, а конкретно на основе жизни, на основе практики, на основе примеров в самом подразделении. Была создана походная Ленинская комната, выпущена стенгазета, боевые листки, молнии, проводились индивидуальные беседы с молодыми солдатами, над которыми к тому же взяли шефство лучшие комсомольцы.
А вот другие мероприятия, предусмотренные планом работы, — осуществить контроль за своевременной доставкой пищи, организовать доставку почты, провести беседу о сбережении оружия. Да, да, это тоже партийно-политическая работа. Я уж не говорю о политинформациях, читке газет, о том, что отмечались лучшие, подводились итоги…
Так вот, Подорванов коммунист, отличный офицер, специалист своего дела предстал тогда передо мной в кинозале музея ВДВ в еще одной роли: он был главным героем фильма «Школа мужества», завоевавшего, кстати, первое место на Международном конкурсе военных фильмов. Если б я не видел его «в деле» на учениях, то никогда не поверил, что человек может совершить то, что он совершал на экране. Подорванов в фильме, как и на учении, преодолевал сложнейшие препятствия, поражал врагов, проникал в святая святых вражеских укреплений… Только люди не просто искусные в ратном деле, а сильные духом могут совершать такое. И это не сказка, не героический эпос, это реальная учеба десантников, познание того самого мастерства, что обернется победой, коль придется воевать.
Залы музея, посвященные подвигам десантников в Отечественной войне, неопровержимое тому доказательство.
В любой области, и в армии в том числе, вопрос моральных духовых качеств человека играет решающую роль.
Без инициативного, сознательного солдата и матроса, — как отмечал В. И. Ленин, — невозможен успех в современной войне. Положение, полностью относящееся к нашему времени.
Одно из главных преимуществ Советской Армии — и это блестяще доказала Великая Отечественная война, — это ее неизменное моральное превосходство над врагом.
И в других армиях совершенствуется вооружение, и в других армиях десантников учат современным методам ведения войны. Вопрос не только в этом, вопрос в том, ради чего это делается, какова цель подготовки воина. Будет ли этот воин агрессором или защитником родины.
«В этих условиях, — пишет в своей интереснейшей книге «Моральный фактор в современной войне» генерал С. К. Ильин, — все большее значение приобретает развитие у военнослужащих коммунистической сознательности, стремления овладеть современной техникой и готовности в любой момент использовать ее для разгрома агрессоров».
Для десантников моральный фактор играет особенно большую роль.
Другой человек, с которым повстречался я здесь в музее и много беседовал, — Анатолий Михайлович Добровольский. Он говорил мне:
— Вы знаете, моральный фактор играет у нас огромную роль и воспитание здесь — дело сложное. Научить человека смелости куда труднее, чем стрелять. Потому что людям свойственен страх, боится любой, а вот подавить страх, подчинить его своей воле дано людям в разной степени, и это можно воспитать. Для этого есть много методов: специальные полосы препятствий, городки, борьба с танками, личный пример командира и другие. И, разумеется, постоянная политическая работа. В десантных войсках вы не встретите не то что труса, а просто человека несмелого, неотважного. То есть такого, кто не умел бы в любых случаях подавить свойственное людям чувство страха. А как прививается самостоятельность, уверенность в себе? Сбросили солдат в глухом лесу зимой далеко от жилых мест. Впереди долгий поход. И солдат научается спать на земле, питаться, так сказать, «чем бог послал», ориентироваться без приборов, находить подручные средства для преодоления рек и других препятствий. И вот он уверен в себе, его не страшат одиночество, незнакомые условия, отсутствие пищи. Вы знаете, для воспитания моральных качеств солдата важна даже форма, которую он носит…
Десантник гордится своим родом войск, своей тельняшкой, своим голубым беретом. Это не заносчивость, не гордыня, это хорошая, справедливая гордость. Она основана на традициях этих войск, на славных подвигах, совершенных во время Великой Отечественной войны, на высокой требовательности к гвардейцу-десантнику, на его великолепной, разносторонней подготовке.
Недаром так рвется призывная молодежь в эти войска. Их окружает романтика. И это не «голубая романтика», которой соблазняют в армиях иных государств, нет, это суровая романтика военной службы, постоянной боеготовности.
Молодежь действительно рвется в десантные войска. Я уже говорил о том, как стремится молодежь в Рязанское училище. И вот здесь, в музее я встретился после просмотра кинофильмов с Александром Савельевым, бывшим шахтером из Макеевки, а ныне курсантом, стипендиатом Ленинского комсомола, делегатом XVII съезда ВЛКСМ.
Я спросил его, как он понимает свои будущие обязанности офицера. Он сказал мне:
— Ведь наши войска особые, и особые условия, в которых им придется сражаться. И на меня, как на офицера воспитателя, ляжет ответственность за то, какова степень готовности каждого солдата. Она должна быть исключительно высокой. Значит, исключительно высокой должна быть и требовательность командира. Прежде всего, к самому себе. Отлично научив солдата в мирное время, я в военное — сберегу ему жизнь. А научить нужно очень многому: ведь за два года службы десантник должен усвоить огромный объем знаний…
Действительно, служба пролетит быстро — всего два года. А ведь значительную часть времени у десантников отнимают парашютные занятия.
Как же интенсивно надо изучать все остальное, чтоб суметь освоить военные дисциплины с той глубиной и совершенством, без которых не обойтись этим войскам! Чем это можно достичь?
— Современными методами обучения, — ответил мне на этот вопрос еще один человек, с которым я здесь побеседовал, — генерал Павел Федосеевич Павленко, — умелым построением занятий и максимальным уплотнением учебного времени, высокой квалификацией и опытом офицеров, ведущих занятия, максимальным приближением к реальным условиям, хорошей подготовкой новобранцев. И прежде всего, конечно, сознательным отношением к делу самих солдат, их стремлением постичь военную науку.
— Как это выглядит на практике? Как сделать так, чтоб в сутках было 25 часов?
— Очень просто. Вставать на час раньше, — говорил мне А. М. Добровольский. — А если серьезно, то так, например. Скажем, спортивные занятия — наши солдаты соревнуются в эти часы не только в беге и прыжках, и, как вы понимаете, не увлекаются фигурным катанием на коньках, хотя это тоже хороший вид спорта. Но самбо, метание ножа, преодоление полосы — тоже спорт. Или вот идут стрельбы. У нас солдаты не ждут своей очереди просто так, ничего не делая, они в это время интенсивно занимаются другой дисциплиной. У нас нередки случаи, когда солдаты свое свободное время посвящают дополнительному изучению оружия, двигателей, машин. Я бы даже сказал, что это делает подавляющее большинство, и при этом с увлечением. Словом, как в подводной лодке каждый мельчайший кусочек места используется для размещения механизмов, так у нас самый крошечный промежуток времени используется для занятий.
И еще один собеседник оказался у меня в залах музея ВДВ — маленький, вихрастый паренек с парашютным значком на лацкане пиджака. Восторженно раскрыв глаза, он бродил по залам и все никак не мог насмотреться, все снова возвращался к уже виденному.
Саша Кузовкин — слесарь, занимается в аэроклубе ДОСААФ. Через год в армию. Конечно, в ВДВ.
— Это самые замечательные войска! — объяснял он мне. — Моя мечта стать офицером ВДВ. Я и раньше хотел этого, а уж теперь…
И он широким жестом обводит рукой музейные витрины…
Саша рассказывает как увлекся парашютизмом.
Еще в школе.
Сначала он прочел книгу генерала Лисова. И сразу же начал читать все, что мог найти на эту тему: романы, рассказы, инструкции, мемуары, учебные пособия — все, лишь бы речь шла о парашюте, десантниках, их жизни и делах. Потом так случилось, что в школу, где он учился, приехал «сам генерал Лисов». Это стало событием на всю жизнь. Кузовкин да и другие ребята слушали, раскрыв рты, волнующий рассказ ветерана ВДВ. Об истории этих войск, о первых прыжках, о первых десантах, о довоенных маневрах под Киевом, о сражениях Великой Отечественной войны, наконец, о сегодняшнем дне воздушнодесантных войск, о замечательном их искусстве, о спортивных рекордах. Словом, вся история ВДВ прошла перед ребятами и дай им волю, генерал и по сю пору сидел бы в школьном зале и рассказывал. Его ни за что не хотели отпускать.
А на следующий день всем классом помчались в ДОСААФ…
Однако пришлось подрасти.
Но наступил день, когда Саша Кузовкин, слесарь на заводе и ученик вечерней школы, пройдя за партой положенный курс, поднялся в воздух и впервые шагнул в пустоту.
Сладко замерло сердце, а когда, дернув за кольцо, он повис, раскачиваясь под белым куполом над землей, то едва не заплакал от восторга. Сбылась заветная мечта.
Но оказалось, что на смену одной мечте всегда приходит новая. Теперь прыгать с парашютом для Саши «привычное дело» — у него уже двенадцать прыжков! Теперь он хочет стать десантником. И все тут.
Нельзя сказать, чтобы Кузовкин отнесся к реализации своей мечты легкомысленно. Отнюдь. Он и сейчас читает все о десантниках, смотрит фильмы. Сдал нормы на значок ГТО. Уже побывал в военкомате — там состоялась, как он выразился, «предварительная беседа» с допризывниками, во время которой он недвусмысленно дал понять военкому, что его «обязаны» призвать в ВДВ.
И вот, наконец, ему удалось приехать с другими ребятами из аэроклуба сюда, в музей ВДВ.
Он давно был наслышан о музее, но действительность превзошла все ожидания.
Ребята ходят тут аж с самого открытия и будут ходить, как я понял, пока их не выгонят.
Они по десять раз возвращаются к витринам, оживленно театральным шепотом обсуждают что-то, наиболее солидные записывают в блокноты.
Что ж, — подумалось мне, — для того и создан этот музей, чтобы поведать о былом, о славных минувших днях, и о днях сегодняшних, чтоб будить молодые умы, волновать молодые сердца, чтоб побольше горячих, смелых, увлеченных юношей мечтали о том дне, когда наденут голубой берет десантника…
У дверей музея с двух сторон расположились десантные танк и орудие. На орудие взобрался маленький, укутанный шарфом паренек в сползшей на ухо ушанке. Увидев меня, он опасливо замер — кто его знает, дядю, накричит еще, прогонит.
Не прогоню.
Никто не может прогнать отсюда этих маленьких пареньков. Они все равно вернутся. Они вырастут, чтобы сто раз возвращаться, пока не примут их в училище, не зачислят в десантные войска. Они начнут снова и снова бродить по музейным залам, останавливаться у музейных витрин. В тысячный раз переживать то, что пережили их отцы, а теперь уже, наверное, и деды в военные годы. Будут восхищаться всеми — и живыми, и погибшими героями, чью память так свято, так любовно и верно хранят в этих безмолвных, просторных залах.
И если пробьет грозный для Родины час, станут такими же, как отцы.
Вот тем-то и замечателен музей ВДВ, как и другие наши военные музеи — он воспитывает граждан и воинов в высоком понятии этих слов.
А то, что гражданину тому пока не исполнилось десяти лет, и ушанка его, порядком потрепанная, сползает ему на ухо — это ничего. И Чапаев, и Тухачевский, и Буденный когда-то были детьми, и они когда-то играли с деревянными саблями в руках.