Солнце встает из-за Лувра

Глава четырнадцатая ПОРЦИЯ ХИНИНА ДЛЯ РАФАЭЛЯ

Тьма. Тьма кромешная. Однако дела пошли вразнос, а я тут валяюсь в темноте. Боль волнами прокатывалась от шеи вдоль позвоночника и доходила до самых пяток. Боже мой! Какая темень. Открой же глаза, сказал я себе. Это мысль. Хорошая мысль. Идея Нестора Бюрмы. Не всем приходят в голову такие идеи. Я открыл глаза. С трудом. Кругом темно. Правда, не совсем. И в этой темноте, которая не совсем, имелся светящийся червячок. Мне не было жарко. Голова у меня горела, но не ноги. Я посмотрел на светящегося червячка и попытался поймать его. Я был покрыт грудой какой-то дряни, которая при моем движении со звоном посыпалась на пол. Внезапно светящийся червячок оказался у меня под носом. Это были мои часы. Семь часов. Утра или вечера? Скорее всего вечера. Я приподнялся на колени и сбросил с себя еще несколько консервных банок. А может быть, это и не были консервные банки. Мне удалось встать на ноги. Все завертелось кругом. Дайте немного света, пожалуйста. Агентство Фиат Люкс просит. Я поискал выключатель, нашел, споткнувшись еще разок о металлический хлам, и повернул его. Быстро схватил свою шляпу, которая валялась неподалеку, и прикрыл ею глаза. Потом посмотрел на свои ноги. Все в порядке. И, наверное, они помогут мне убраться отсюда. Пол был усеян медалями, орденами; целые груды безделушек этого рода. Военный крест, крест Почетного Легиона, крест такой, крест сякой. Все это посыпалось во время отчаянной драки. Деревянный крест. Деревянного креста нет? Жаль. А два деревянных креста? Я перешагнул через Мире, потом через Шассара и пошел посмотреть, нет ли в этой Богом проклятой квартире кухни или чего-нибудь подобного. Кухни я не нашел, но нашел в уголке немного водки. Прополоскал рот. Стало несколько лучше. Выпил все остальное, стало совсем хорошо. Я вернулся в заднюю комнату, прошел в лавку. Потом снова в заднюю комнату. Мире Октав больше уже не будет скупать краденое. Шассару Морису уже не придется блеять о несуществующей любви в постели с похотливыми старухами, подчиняться капризам богатых греков. Каждому по пуле, и куча проблем решена. Из кармана Мире торчало письмо. Я его взял. Обычный конверт. Обычная бумага. Обычный текст.

Месье, извините нас за опоздание в доставке нашего товара, к которому вынудили нас не зависящие от нас обстоятельства. Вопреки некоторым событиям, мы подтверждаем, что товар будет вам доставлен. Примите уверения и т. д.

Подпись: неразборчива. Формула банальная, но по сути не совсем обычная. По всей вероятности, это письмо предназначалось для того, чтобы заставить Мире подождать так же, как и Корбини. Письмо напечатано на машинке. Кое-как. Опечатки на каждом шагу. Я положил письмо себе в карман. Затем постоял, глядя на обоих, Мире и Шассара, словно это был какой-то необыкновенный спектакль. Представляете себе, друзья мои? Когда ведешь себя неблагоразумно, всегда бываешь наказан. Не убивают только честных людей. Например, Нестора Бюрму. И вдруг я испугался. Какого дьявола я торчу тут? Меня пощадили, правда, но уж не настолько. Возможно, что уже позвонили в полицию. В этом деле в полицию много звонят. Быстро, Нестор! Я посмотрел на себя в зеркало и нашел, что выгляжу неважно. Кровь на воротничке сорочки, на отвороте пиджака, на физиономии. Я, видимо, машинально потер себя по лицу, чтобы прийти в себя. Времени на самый минимальный туалет у меня не оставалось. Быстрей, быстрей. На вешалке я нашел куртку большого размера, которую надел поверх своей одежды. Надвинул на глаза капюшон, погасил везде свет и вышел из лавки через галерею Монпансье. В Пале-Рояль по-прежнему царило потрясающее спокойствие.

Я ушел недалеко. На площади Комеди-Франсэз силы изменили мне. Я прислонился к столбу. В нескольких метрах от меня скользил густой поток машин. Гудки автомобилей отдавались в моей голове болезненными волнами, стук каблуков прохожих звенел, словно барабанная дробь. В ушах шумело. В глазах был туман. Я выглядел так же плохо, как и Мюссе на другом конце перестиля, склоненный, удрученный, дряхлый, как и он, но он был каменный, и его поддерживала муза, застывшая рядом в позе медсестры, как на рекламе аспирина. Его муза… аспирин… Элен… Черт побери! Еще не хватает потерять сознание. Только не теперь. И не здесь. Я не хотел идти в свою контору. Там, в Агентстве, мог быть Фару. И не хотел брать такси. Я не хотел… Черт побери! Все эти прохожие! Кончится тем, что они заметят мое состояние и позовут легавых, о, эти добрые, соболезнующие души. Я застыл на месте. Сто метров, Нестор. Сто метров – это не марафон. Пройди еще сто метров. Я пустился в путь на мою замедленную стометровку!

Улица Валуа. Гостиница Альберта, гостиница Лёрё, счастливого Лёрё! Ах! Несчастный! Со второго раза я нащупал дверь, переступил порог, натолкнулся на угол. Потом уцепился за конторку, за которой зевал Альберт. Перед глазами у меня стоял красный туман.

– Элен Шатлен,– прохрипел я.

– Смотри-ка, опять вы, месье Бюрма?

Голос его был далеко, с трудом пробивался через слой ваты в сто километров.

– Заткнись. Элен Шатлен.

– О! Что случилось?

– Элен Шатлен, дьявол! Комнату Элен Шатлен.

Саркастический смех раскатился издалека и взорвался в моих ушах.

– Что это с вами случилось? Кажется, вас хорошо отделали, а? Не всегда попадаешь на таких шпендриков, как я, а? Иногда встречаются и покрепче, а? Где это вам так накостыляли, месье храбрец?

Я собрал все силы и врезал ему кулаком. Так как он не ожидал этого, то получил прямо в нос. Потекла кровь.

– Черт…– сказал он.

– Заткнись, подонок. Зови легавых или Элен Шатлен.

– Ее нет дома.

– Ее ключ.

– Вот.

Он протянул ключ, но не мне. Кому-то, кто только что вошел. Кому-то, в чьи руки я тихонько упал:

– Элен,– сказал я.

– Да, это я, шеф.

– В вашу комнату.

– Да.

Я закрыл глаза и услышал, как она сказала Альберту:

– Помогите перенести его, осел.

Форма более благовоспитанная. Она лучше воспринимается. Она возникает всегда при драматических обстоятельствах.

– Ну как, получше?– спросила Элен, наклонившись надо мной.

– Да. Вы отличная девушка, Элен.

– Я довольно хорошая медсестра. На этот раз вас основательно отделали.

– Не очень. Обычный тариф. Но я плохо пришел в себя от предыдущего сеанса.

– Без сомнения. Как это случилось?

– Расскажу попозже.

– Да. Отдыхайте.

Она села на стул и взяла книжку. Я посмотрел на потолок, на стены, на зеркало над камином.

– Еще повезло, что вы оставили за собой эту комнату,– сказал я через некоторое время.

Она улыбнулась:

– Интуиция детектива, несомненно.

– Она недурна. Для гостиничной комнаты. Здесь чувствуется ваше присутствие.

– Отдыхайте же.

– Странно. Мне кажется, я ее уже видел.

– Все гостиничные комнаты похожи одна на другую.

– Все равно, я…

– Шеф, прошу вас. Вашей голове надо отдохнуть. Не заставляйте ее работать.

– Я не называю это работой.

– Я тоже нет. У меня есть одно грубое слово для этого, но я его не скажу.

– Черт! – воскликнул я.– Знаю эту комнату.

– Вы, видимо, приводили сюда одну из ваших цыпочек.

– Для моих похождений я выбираю отели классом повыше.

– Например, Трансосеан.

– Элен! Моя маленькая Элен!

– Извините меня,– пробормотала она.

Я рассмеялся:

– Я идиот. Я совсем забыл, что нахожусь в гостинице на улице Валуа, где останавливался Лёрё. После его отъезда только она была свободной, и вы ее получили. Не так уж трудно было сообразить.

– Да, насчет Лёрё…– начала Элен.

– Да?

– Так… Позвонил Ребуль.

– Ну и?

– Все то же самое.

– Очень хорошо. Проклятый Лёрё…

Я закрыл глаза и стал себя баюкать своими собственными словами:

– …У него были при себе бабки. Много бабок. Можете спросить у Альберта, этого болвана с первого этажа. Он ухватил кое-что из денег Лёрё. У того было два бумажника. Один при нем. Один в чемодане. Чемодан раскрылся. Бумажник, трусы…

– Отдохните. Вы бредите.

Я помолчал, потом продолжал бубнить потихоньку:

– …чемодан раскрылся. Содержимое вывалилось. Бумажник, трусы, сорочки, носки, носовые платки… Легавые забрали чемодан. Они его тоже раскрыли. А легавые, они тоже любители пошарить. Бабки, много бабок, трусы, носки… Элен!

– Да.

– Не стыкуется.

– Что?

– Мои мысли. И однако чувствую, что должно бы состыковаться. Это крепкий тип. Не тот парень, который…

– Отдохните. Я дам вам таблетку.

– Не надо таблетки. Он пил виски, а мне не предложил. Стоял там, перед зеркалом…

Я посмотрел на зеркало.

Лёрё возник из зеркальных глубин, принялся готовить свой чемодан, раскрытый на кровати. Лёрё был одет в темный элегантный пиджак и полосатые брюки, Как у шефа секции в универмаге. Надвинутая шляпа защищала его глаза, хотя свет лампочки, висящей на потолке, я бы не назвал слишком ярким. В номере витал аромат гаванской сигары, потухший окурок которой еще торчал у него изо рта. «Ну что? – сказал я,– отваливаем? Возвращаемся домой?» – «Как видите,– произнес Лёрё, сделав широкий жест рукой.– Эмили будет довольна».– «М-м-м». Он запихнул одежду в чемодан… сорочки, носки… «Вы сыграли со мной забавную шуточку»,– сказал я. Он тихонько усмехнулся. «Ладно, неважно,– продолжал я.– Поставлю это в счет, который отправлю вашей жене».– «Да, конечно»,– проворчал он. И снова принялся посмеиваться, сигарный окурок плясал у него во рту. Я зевнул и ответил: «Привет, Лёрё. Мне платят за то, чтобы я посадил вас в обратный поезд. И я не собираюсь задерживать ваш отъезд».– «Привет»,– ответил он. И, повернувшись ко мне спиной, налил себе выпивки в стакан, не предлагая мне. Потом снова растворился в зеркале и вскоре попал под колеса машины. Чемодан, где были носки, сорочки, толстый бумажник и куда залез Альберт, еще несколько секунд оставался лежать на кровати, затем исчез, в свою очередь.

От алкоголя или от лихорадки я начал сучить ногами, совершенно помимо своей воли.

– Ведь это же прямо лезло в глаза,– сказал я вслух.

– Вы опять начинаете? – сказала Элен.– Вы целых пять минут лежали тихо, но так не могло продолжаться. Мне думается, что надо позвать доктора… одного из ваших друзей…

– Не надо доктора,– сказал я,– немного водки, Элен.

– Я дам вам таблетку. У меня нет водки, а есть спирт 90 градусов, но я дам вам таблетку.

Она начала готовить какую-то чертову смесь.

– Элен, что это за картина?

– Какая картина?

– Вот эта дурацкая кривобокая.

– Дурацкая картина, как вы говорите. Не более.

– Случайно не подписанная Рафаэль?

– Оставьте Рафаэля в покое.

– Я бы с удовольствием, но он настаивает.

– Выпейте это.

Она поднесла успокоительное лекарство к моим губам. Я отстранил его:

– Тогда вы посмотритесь в это зеркало. Посмотритесь же, Элен!

– Никогда не надо перечить больным. Ну вот, я смотрюсь в зеркало.

– Вы видите, как вы красивы. Но вы будете еще красивее, если… А это зеркало как держится?

– На бечевке за крюк. Не такая уж это красивая комната. Так вешают картины только убогие.

– Убогие? Сильно сказано. Влезьте на стул и рассмотрите эту убогую систему.

– А в это время вы будете пялиться на мои ноги? Определенно вам уже лучше.

– Да, в двух смыслах, мадемуазель Шатлен.

Она взобралась на стул.

– Пыль?

– Много. Определенно…

– Не повторяйте без конца «определенно». И перестаньте без конца поносить эту комнату. Это – комната принцессы. Более или менее. Шнурок новый?

– Нет. Но концы очень длинные.

– Потому что недавно подтянули зеркало к стенке.

– Возможно.

– Спасибо. Спускайтесь с вашего стула, задрав немножко юбку, чтобы компенсировать мои расходы.

Она, конечно же, спустилась со стула как можно скромнее. Некоторые девушки никогда ничего не поймут.

Я встал. Несмотря на ее возражения, я, в свою очередь, взобрался на стул. Я шикарно выглядел в трусах и болтающейся рубашке. Развязал узел на шнурке, оттянул зеркало от стены и запустил за него руку. Вытащил оттуда нечто, что походило на толстое полотно. С одной стороны оно было шершавым, с другой тоже более или менее, но приятным для глаз, полным красок. Красивое и не громоздкое. 50 на 25 сантиметров.

– Боже мой! – произнесла Элен.

– Давайте сюда девяностоградусный спирт! Я хвачу пол-литра.

Она машинально протянула мне флакон. Я поднес его к губам:

– За твое здоровье, Рафаэль!– сказал я, дрожа как осиновый лист.