Солнце встает из-за Лувра

Глава девятая КУРОЧКА И ЛИСЫ

В натуре она была еще лучше, чем на фотографиях (чаще бывает наоборот). Декольте ее платья для коктейлей было не слишком глубоким, что меня огорчило. С острым вырезом и слегка прикрывающее плечи, оно тем не менее оставляло некоторую надежду для глаз порядочного человека. Если бы она наклонилась, например. Но я не мог бросить мелочь на ковер и заставить ее подбирать. Ее очень красивые руки были обнажены, ноги недурны. И еще множество всяких приятных для глаз, волнующих деталей. Белокурые волосы она зачесала назад, как на фотографии, показанной Фару. Глаза, искусственно удлиненные к вискам макияжем, были почти зеленого цвета. Точеные пальцы тонких рук заканчивались длинными лакированными ногтями, за исключением указательного пальца правой руки. Он, наверное, недавно сломался, когда она царапала кого-нибудь. Очевидно, эта девушка так же легко могла поцарапать, как и приласкать. Она приняла меня в маленькой, примыкающей к ее спальне гостиной, теплой и уютной, с изысканным освещением, предназначенным подчеркнуть прелесть как обстановки, так и хозяйки. Она бегло осмотрела меня и заметила своим бархатным голосом:

– Вы не похожи на полицейского, месье Бюрма.

– Я частный детектив, мадемуазель.

– Верно. Присаживайтесь, пожалуйста.

Она уютно устроилась в глубоком кресле. Я положил свою шляпу на столик и сел.

– Сигарету? – спросила она.

Она протянула мне плоский портсигар, из которого только что выудила русскую или псевдорусскую папиросу, в общем, одну из тех длиннющих штук, где больше картона, чем табака. Я встал, взял предложенную папиросу. Зажег обе, скосил глаза на ее корсаж и вернулся к своему креслу.

– Я очень рада, что вы похожи на джентльмена, а не на этих ужасных людей,– сказала она.– Боюсь, что я вас потревожила зря. Я очень импульсивна и потом… У меня нервы расстроены уже несколько часов…

Я улыбнулся. Коммерческая улыбка продавца щеток, который всегда умеет быть под рукой у клиента в случае необходимости. И подождал продолжения.

– Меня зовут Женевьева Левассёр,– сказала она.

– Да, мадемуазель.

– Вам, очевидно, не знакомо мое имя.

– Извините меня, но я не являюсь постоянным читателем журнала «Вог»…

– Но вы читаете газеты?

– Почти все.

– Вы там прочли имя Этьена Ларпаиа в таком случае?

– Ларпана? Это не тот человек, которого нашли убитым с копией картины Рафаэля, украденной в Лувре? С копией… или оригиналом. Знаете, я не всегда принимаю все, что печатают газеты.

– Да.

Она посмотрела на меня сквозь длинные ресницы:

– Это был мой любовник.

Я ничего не сказал. Не мог выразить ни соболезнований, ни поздравлений.

– И убила его не я,– добавила она, гневным жестом швырнув свою папиросу в пепельницу, и промахнулась.

Я встал, подобрал окурок, положил, куда следовало, и снова сел:

– А вас в этом обвиняют?

– Да.

– Полиция?

– Полиция допросила меня. Я представила ей… как вы это называете?

– Алиби.

– Да, алиби. В ту ночь мы е Этьеном никуда вместе не выходили. Кажется, у него были какие-то дела. Какие дела, я не знаю… впрочем, я тогда не знала, потому что теперь… Короче говоря я выходила с друзьями, которые засвидетельствовали это, и полиция ни разу не подвергла сомнению это… алиби. Но тот человек утверждает, что нет алиби, которое нельзя было бы опровергнуть и что…

Она прервала свою речь, подобрала под себя одну ногу, дав мне возможность полюбоваться другой, открыв ее гораздо выше колена.

– Какой человек? – спросил я.

– Мое алиби не было придумано, месье Нестор Бюрма. Мне бы хотелось, чтобы вы в этом не сомневались.

– Я в нем не сомневаюсь. Какой человек?

– Шантажист. Но все это просто смешно, теперь я это вижу.

– Все-таки скажите. Я буду действовать только, если вы прикажете, мадемуазель.

– Это тип, которого я встретила на одном коктейле, я его немного знаю и никогда не поощряла, но он не терял надежды, если вы понимаете, что я хочу сказать… Некий Морис Шассар…

– Так вы хотите, чтобы я избавил вас от этого невежи?

– Теперь уже не надо. Я сама от него отделаюсь. Когда я вам только что позвонила, я очень нервничала. Все это смешно.

– Как вы пожелаете,– сказал я.

В этот момент зазвонил телефон. Она встала и пошла ответить. Держа у розового ушка трубку, стоя гладила бедро. Она нахмурила брови, ее лицо стало жестким:

– Нет,– сказала она.– Меня здесь нет. Нет… Я… Один момент!

Она прикрыла ладонью трубку:

– Может быть, вы побеспокоились не зря, месье Бюрма. Это Морис… Морис Шассар. Мне очень хочется его принять и покончить с ним раз и навсегда. Ваше присутствие придаст мне силы, а его, быть может, напугает…

– Прекрасная идея,– одобрил я.

Она искоса взглянула на меня:

– Минуту,– повторила она в телефон.

Она снова закрыла трубку рукой, резко обернулась ко мне и произнесла:

– Мне не нравится ваш тон, месье Бюрма.

– Право, мадемуазель, я не понимаю…

– Если вы тоже думаете… что я убила Этьена… можете уходить…

Она топнула ногой:

– …Уходите!

– Я ничего подобного не думаю,– сказал я мягко.

Она успокоилась так же быстро, как и вспыхнула.

– Извините меня,– вздохнула она.– Это нервы… Впустите его!– почти крикнула она в аппарат.

Она снова села, на этот раз внимательно следя, чтобы не показать ничего лишнего. Чуть погодя, постучали в дверь. Я пошел открыть типу, который сразу же обратился ко мне со словами:

– Привет, красотка!

– Я не та, кто вы думаете,– отпарировал я.

– О! Пардон! – смешался он и отступил назад.

От него несло спиртным. Цвет лица был характерен для человека, который поздно ложится и поздно встает. Хорошо одет. Молод. Карие глаза с кругами того же цвета; прямой, довольно длинный нос, украшенный на конце легкой сетью голубоватых прожилок. Сынуля из зажиточной семьи в постоянном загуле либо не слишком вредный светский проходимец. Довольно красивый парень, несмотря на свой характерный румпель пьяницы, в общем, довольно симпатичный. А также более крепкий, чем кажется с первого взгляда. Тип журналиста из тех, новой школы, которые говорят: «Уэ», кладут ноги на стол и носят шляпу набекрень, потому что смотрят слишком много американских фильмов.

– Входите,– сказал я,– поговорим втроем.

– Что это…

– Входите! – приказала Женевьева Левассёр со своего кресла.

Он вошел, не говоря больше ни слова. Встал посредине комнаты, поглядел на нее, потом на меня.

– Представляю вам месье Нестора Бюрму,– сказала наша хозяйка.

– Нестора Бюрму?

Он почесал кончик носа.

– Это детектив,– уточнила она.

– Ясно. Это имя мне знакомо…– усмехнулся он.-…Так это он должен найти картину?

– Какую картину?

– Не прикидывайтесь идиоткой,– проворчал он.– Ваш любовник был вором. И украл картину в Лувре. Он умер и…

Голос его прервался. Он взглядом поискал, куда бы сесть, и, найдя стул, плюхнулся на него, утирая пот. Видимо, недомогание, вызванное жарой, царившей в комнате, или выпитым спиртным. Красотка Женевьева выпрыгнула из своего кресла, как чертик из коробочки. Стоя, со вздымающейся грудью, дрожа от гнева, сверкая глазами, она выкрикнула:

– Вы слышите его, месье Бюрма? Вы его слышите? Этот гнусный тип клевещет на меня! Он…

– Не будем нервничать,– сказал я,– он на вас не клевещет. Он говорит, что ваш любовник был вором. И много шансов на то, что это правда. Он говорит, что ваш любовник умер. Это тоже правда.

Она бросила на меня убийственный взгляд:

– Так что, вы тоже против меня?

Я пожал плечами:

– Замолчите. Если бы вы были в состоянии размышлять, то я бы вас опросил: вы что, наняли меня, чтобы вышвырнуть этого типа за дверь?

– Да!– крикнула она.– Выбросите его за дверь! Можете даже в окно. Так будет еще лучше, мы на шестом этаже.

– Для меня совсем неплохо,– засмеялся я.– Я ведь пришел к вам сюда не затем, чтобы ночевать в тюрьме. А ведь можно легко покончить со всем этим иначе.

Я подошел к Шассару, ухватил его за отвороты пиджака и поднял на ноги. Его бегающие глаза были полны ужаса.

– Я не собираюсь вас съесть,– сказал я и резко отпустил его.

Он встряхнулся, отступил на шаг назад.

– Я ухожу,– сказал он.

– Останьтесь!

Он замер на месте.

– Послушайте, месье Шассар,– сказал я ему.– На что вы живете?

Он заколебался, потом сказал:

– Устраиваюсь.

– По крайней мере вы откровенны.

– Почему бы нет?

– Поскольку вы откровенны, выкладывайте все.

– Мне нечего выкладывать.

– Вы оба идиоты.

– Оба?

– И вы, и она.

Женевьева Левассёр строго призвала меня к порядку:

– Месье Бюрма!

– Замолчите!

Я повернулся к охотнику за юбками:

– …так мы устраиваемся, не так ли? Спим с пожилыми дамами, очень пожилыми, а потом, когда захочется молоденькую, мы не останавливаемся перед мелким шантажом, а? Чтобы укрепить свою сексапильность.

– Какой ужас! – воскликнула Женевьева.

Я резко повернулся к ней:

– Послушайте меня, в свою очередь, мадемуазель. Если вы хотите поберечь свои прелестные ушки, укройтесь в вашей спальне.

Она топнула ногой:

– Нет. Я остаюсь. В конце концов здесь я у себя дома!

– Как вам будет угодно. Но не перебивайте меня все время.

Я сел рядом с ней, чтобы успокоить в случае необходимости.

– Продолжаю, старина Шассар. Вы обвиняете мадемуазель в том, что она убила своего любовника?

– Да.

– Все это просто смешно,– сказала Женевьева.

Ее пальцы нашли мою руку, схватили ее и крепко сжали. Она задрожала, и я почувствовал, как ее грудь часто вздымается возле моего правого плеча. Шассар смотрел на нас с ненавистью и страхом.

– А зачем бы я его убила?

– Чтобы… завладеть картиной.

– Вы болван, я уже слишком много времени потерял с вами, Шассар…

Женевьева убрала свою руку.

– …советую вам бросить свою политику запугивания. Она не тянет. Мадемуазель Левассёр могла любить человека, который был вором. Согласен. Но она не убивала его. Я не буду входить в детали. Просто скажу следующее: я нахожусь на службе мадемуазель Левассёр, и, когда вы наступаете ей на ноги, от этого болят мои мозоли. Поэтому поосторожнее. И не пытайтесь продать ваши сказки какой-нибудь газетенке, падкой на шантаж. Это может вам дорого обойтись. Понятно?

Он пожал плечами и с облегчением произнес:

– Ладно.

Он, видимо, приготовился получить ногой под зад и был счастлив, что сейчас ему это не грозит. По сути дела, он не был уж таким симпатичным, как показалось с первого взгляда.

– Теперь вы можете убраться,– сказал я.

– Я идиот,– проворчал он.

– Я это уже сказал. До свиданья, Шассар.

Он слинял с виноватым видом. Я закрыл за ним дверь.

– Ну вот,– произнес я, возвращаясь к Женевьеве.– Довольна?

Она не хотела кокетничать в присутствии Шассара, но теперь, когда он убрался из ее квартиры, приняла более интимную позу:

– Спасибо, месье Бюрма,– проворковала она.– Я… не убивала Этьена, поверьте мне!

– Не будем больше об этом говорить.

– Вы правы… Э-э… это деликатный вопрос… я хотела сказать… о вашем гонораре…

– Вы заплатите позже. Когда все это будет закончено.

– Но я думала…

– С этими типами ничего нельзя знать заранее. Лучше будет, если в течение нескольких дней он будет уверен, что я брожу неподалеку от вас… Конечно, если вы разрешите…

Она погрузилась в созерцание своей туфли, решая внутреннюю проблему. По-видимому, она думала, что один навязчивый тип заменяет другого. Наконец, она ответила:

– Ну конечно, месье Бюрма.

– Я постараюсь быть как можно незаметнее,– улыбнулся я.

Она улыбнулась мне в ответ:

– Тогда Шассар не очень испугается.

– Я не это хотел сказать.

– Я поняла. Спасибо, месье Бюрма. И до свидания.

Она протянула мне руку с вызывающей грацией. Я ей ее поцеловал. И постарался сделать это как можно лучше, хотя и не очень привык к такого рода церемониям. Получилось довольно хорошо. Когда я брал свою шляпу со столика, то уронил желтую карточку, которая там лежала. Подбирая, я взглянул на карточку.

Это было приглашение присутствовать той же ночью на открытии нового кабаре «Сверчок» на улице Опера.

– Извините,– сказал я.

– Ничего.

В лифте аромат ее духов все еще не покидал меня.

Когда я вышел ив лифта, неподалеку на банкетке сидел тип, который встал и подошел ко мне. Это был Шассар. Он снова обрел свой фатоватый вид.

– Я на вас не сержусь,– сказал он.

– Я тоже,– ответил я.

– Тогда все в порядке.

– Вы живете здесь?

– Что вы! У меня нет таких средств. Я живу в маленькой гостинице на улице Сен-Рош.

– Я не спрашиваю у вас подробности.

– А я даю их. Ведь вы детектив? Я хочу поставить вам стаканчик. Можно?

– Можно. У вас мышьяк при себе?

– А тут аптека неподалеку.

– Отлично.

Мы вышли из Трансосеана почти под ручку и отправились в маленький скромный бар на улице Камбон.

– Вы, наверное, принимаете меня за мерзавца? – спросил Шассар.

– Не более того.

– О, черт! Вы же видели ее формы, этой Жани! Ну, что вы хотите, это меня гложет. Я давно положил на нее глаз, проклятие… А когда я узнал, что ее хахаль был бандитом…

– Как вы это узнали? В газетах ничего нет.

– Плевал я на газеты. Это стало известно в наших краях. Так вот, говорю я вам, когда я узнал, что ее хахаль был бандитом и его пришили, я решил попытать свое счастье.

– Не пытайте больше.

– Ладно. Тем не менее… я сказал это наудачу, но… в конце концов она тоже могла его кокнуть. Вы не думаете?

– Если верить газетам, полицейские ее не подозревают.

– Плевал я на газеты. А вы верите прессе?

– Нет.

– Ну и…?

– Это моя клиентка.

– Была или есть?

– Сейчас является. Понимаете, что это значит, а? И не вздумайте взять ее шантажом.

– О! Ладно уж. Постараюсь найти какую-нибудь на улице Камартен, похожую на нее. Если бы у меня было достаточно бабок… Хорошо. Это ваша клиентка, и я не хотел бы копать под нее, но… тут все же нечисто в этой истории с картиной.

– Вы были знакомы с Ларпаном?

– Нет. Видел издали. И все. Боже мой! Спереть музейный экспонат… А это продается? Такие картины?

– Конечно.

– Кому?

– Коллекционерам.

– Дорого?

– Несколько миллионов.

– Кажется, вы хорошо в курсе?

– Это в газетах.

– Плевал я на газеты… Эй, гарсон…

Он заказал еще выпивку. Свою проглотил одним глотком.

– Мне наплевать на газеты,– повторил он,– но мне не наплевать на эту шлюху.

Злобно взглянул на меня. Он уже выпил, прежде чем подняться к Женевьеве Левассёр, и сейчас доходил до кондиции.

– Придется вам и на нее наплевать,– сказал я.– Или, во всяком случае, изменить методы обольщения.

Он скривился. Казалось, вот-вот заплачет.

– Вы будете спать с ней,– сказал он.– Вы старше меня, но вы будете с ней спать.

Решительно все хотят, чтобы я с ней переспал. Ладно. Попробуем. Я спорить не люблю.

– …Я моложе, чем вы,– продолжал он,– но от меня несет стариком, старой шкурой. Да, вы не обманулись. Именно этим я и живу. Старухами, старыми, грязными, сморщенными шкурами, которых и потрясти-то, того глядишь рассыпятся, они держатся на булавках, на клею, на косметическом креме. О! Черт! Крем! Не так давно я был хорошо известен. Кого у меня только не было, всяких старух, герцогинь, маркиз… старые мымры, они одевали меня, кормили, я у них жил, но не давали мне ни гроша или очень мало. И никакой возможности побаловаться с молодыми. Они чуют меня издалека, молодые. От меня разит отарой рухлядью. Если б еще были гроши. Но без них… чего бы я только ни сделал, чтобы раздобыть деньжат.

Я не собирался давать ему совет пойти работать и сказал:

– Сделайте налет.

– Я слишком дрейфлю,– сказал он откровенно.– И именно потому, что я всегда боялся, меня заполучили эти старухи.

Он искоса взглянул на меня:

– Послушайте, а что если вы возьмете меня к себе на работу? Это бы меня очистило.

– Невозможно. Вы боитесь. Сами признались.

– Ну и что? Что дальше? Чтобы задавать вопросы консьержкам или выслеживать какого-нибудь типа, необязательно быть Д'Артаньяном. А в чем заключается работа детектива? Разводы, сбор сведений, посредничество, может быть? Не очень уж опасно все это. Не станете же вы мне говорить, что надо таскать с собой пушку…

– Бывает.

– Как телохранитель Аль Капоне?

– Почему бы и нет?

– А часто бывают нужны телохранители?

– Время от времени нужны.

– Так для меня ничего тут нет?

– На первый взгляд ничего.

– Ну что ж. Но я не отчаиваюсь. Если когда-нибудь появится возможность… А теперь я должен уходить. Мне необходимо подышать свежим воздухом. Оставьте это.

Но я не сделал ни одного жеста, чтобы заплатить по счету.

Он вытащил немного денег из бумажника, и среди различных бумажек я заметил желтую карточку – приглашение в то новое кабаре.

– Не ходите туда,– сказал я.

– Куда это?

– На это открытие. Там, может быть, будет мадемуазель Левассёр.

– Ну и что? Теперь, где бы она ни появилась, мне приходить заказано?

– Пока да.

– Какая наглость!… О! Черт! Держите, вот это приглашение. Так я буду уверен, что не нарушу папочкин запрет.

Я положил приглашение в карман. Он заплатил, и мы вышли. На тротуаре мы расстались. Я видел, как он вошел в другое бистро. Я же направился в свою контору. Там меня ждала Элен.

– Наконец-то и вы! – воскликнула она.– Где вы были?

– С мадемуазель Жевевьевой Левассёр.

– Ах! Ах! Покажите-ка!

– Что именно?

– Ваши губы.

Она осмотрела их.

– Губная помада?

– Мы еще не дошли до этого.

– Но на правильном пути?

– Может быть.

Она сделала гримасу:

– Впрочем… вы уже совершеннолетний. Шутки в сторону. О чем рассказывают газеты? Здесь был какой-то скандал?

– Газеты говорят об этом?

– Еще бы. И с тех пор, как я тут, телефон не замолкает. Марк Ковет повис на нем.

– Оставьте его висеть. У вас есть какая-нибудь газета?

Она передала мне «Крепюскюль». Дело Бирикоса красовалось на первой странице:

ОГРАБЛЕНИЕ ЧАСТНОГО ДЕТЕКТИВА

ОДИН ИЗ ГРАБИТЕЛЕЙ НАШЕЛ СМЕРТЬ НА МЕСТЕ ДЕЙСТВИЯ

Заголовок и подзаголовок напечатаны большими буквами, но сама статья была маленькой. Я понимал, что Марк Кове жаждал более полной информации. Элен горела тем же желанием. Я частично рассказал ей историю с Бирикосом. В это время снова позвонил Марк Кове.

– Нестор Бюрма еще не пришел,– ответила Элен, согласно моим инструкциям.

– Я буду звонить каждые четверть часа,– зарычал журналист.– Попаду же я в конце концов на него.

– Как вам будет угодно.

– А вы ничего не знаете?

– Абсолютно ничего.

В самом деле, она мало что знала, и я закончил свой рассказ.

– Шутки в сторону,– повторила она, что явилось забавным надгробным словом для грека.– Перехожу к докладу. Послушайте, а что если мне бросить вас и пойти наняться на работу в гостиницу? Этот Альберт набит бабками. Я проследила за ним сегодня до бегов. Сколько же он оставил! Там было достаточно, чтобы покрыть все ваши долги.

– Сколько? Это интересно.

– Мне показалось интересным, что он, видимо, располагает этими деньгами недавно… Я не знаю, зачем вы послали меня последить за ним, но я отметила этот факт… Он поставил почти на всех лошадей и собрал достаточное количество выигрышей, чтобы не бояться больших холодов. Встретил там своих приятелей, и те были очень удивлены, видя его при деньгах. Я заметила, как он передал деньги одному или двоим. Очевидно, старые долги.

– Отлично,– сказал я.– Надо будет посмотреть на это поближе. Возвращайтесь туда.

– Надолго?

– Не думаю.

– А! Я забыла… я поставила пятьсот франков. Кляча по имени Нестор… имею честь сказать вам об этом. Я не могла устоять. А она пришла последней.

– На это, дорогая Элен, мне наплевать. Вы отлично могли пойти за ним на бега и не играть сама.

– Это ваше мнение?

– Это – доктрина.

– Так вот, она выиграла.

– Несторы всегда выигрывают… О! Это все меняет. Пятьдесят процентов для Агентства.

Она показала мне нос, фыркнула и вышла.

– Шутки в сторону,– сказал я, в свою очередь.

Схватил телефонную трубку и позвонил Фару:

– Я вошел в милость к мадемуазель Левассёр.

– А! Ну и что?

– Так вот, ей надоедали не ваши жуки, а один кот, которому начало претить мясо с душком и захотелось свежинки. Так как его сексапильность не сработала, он стал угрожать нашей куколке пойти и растрезвонить повсюду, что это она – убийца Ларпана.

– Ну и что?

– А ничего. Я вышвырнул за дверь этого типа и остался с девицей в самых лучших отношениях. Я даже с типом в хороших отношениях. Он не злопамятен.

– Может быть, следует поработать над этим?

– Над чем?

– Перепроверить ее алиби.

– Если вам больше нечего делать… Но если бы она была виновата, она не позвала бы на помощь. Ей было проще уступить альфонсу.

– Есть столько подвинутых…

– Как вам будет угодно.

Я со смехом положил трубку. Банда болванов, которые воображают, что Женевьева Левассёр пришила своего любовника! Но, черт возьми! Что бы они стали делать без малыша Нестора, все эти ребята, да, что бы они стали делать?

Когда я явился в гостиницу на улице Валуа, Альберт сидел за своей конторкой, спокойный и невозмутимый, изучая по газете перспективы на завтрашние скачки. Он, как всегда, сидел один. Это был спокойный отель, провинциального типа, без чрезмерного хождения взад и вперед. При виде меня Альберт нахмурил брови.

– Привет,– сказали.

– Добрый вечер, месье. У вас… у вас есть новости о месье Лёрё?

– Да.

– Хорошие?

– Да.

– Тем лучше, месье.

– Да. Я хотел бы с вами поговорить.

– Давайте.

– В спокойном месте.

– А чем тут не спокойно?

– Нам могут помешать. Я хотел бы с вами поговорить, не боясь, что нам помешают.

– Что случилось?

– Ничего. А что, должно было что-то случиться?

– Не знаю. У вас странный вид.

– Я продулся на бегах.

– Вы не один.

– Да, но у меня на это нет средств.

– Ни у кого их нет, но все там теряют.

– Бросьте вашу липовую философию. Так мы идем в это спокойное место?

Он встал, посмотрел на меня исподлобья, пожал плечами, вышел из-за конторки и повел в маленькую гостиную, которую в последний раз проветривали во время визита Альфонса XIII.

– Давайте,– сказал он,– у меня немного времени.

– Это будет недолго. Ты что-нибудь стащил у Лёрё, а, поганец?

Он вяло огрызнулся!

– Ну, знаете…

– Я спешу…

Я ухватил его за куртку и встряхнул!

– Пошли со мной в участок. Это недалеко. Тут же, позади дома.

– Вы не сделаете этого, месье…

– А что мне стесняться.

– Послушайте, месье… Черт… Не трясите меня так. Я только что наелся.

Я его отпустил:

– Выкладывай.

Он понизил голос:

– Так вот, да, я взял бабки, на моем месте вы поступили бы так же… он был набит деньгами… жмот этакий, со своими чаевыми, рассчитанными до су, это прямо срам было смотреть на него, как он был набит бабками… Что он в жизни делает, этот тип? Здесь он записывается, как рантье…

– Не твое дело, чем он занят, рассказывай. Давай, рассказывай все подробно.

– Ну, вы и даете!

– Говори!

– Ладно. Когда его сбила машина, его чемодан раскрылся. Бумажник был среди всего этого хлама.

– Бумажник?

– Ну да, бумажник. Он не держал все деньги в кармане. Их у него было слишком много. Так вот, кроме бумажника, который лежал у него в кармане, был еще один, в чемодане. И когда я его открыл, этот бумажник… ох, горе мое! Раз уж дело дошло до этого, могу вам честно сказать: я немного запускал лапу в кассу отеля. Из-за скачек. А потому и вытащил кое-что из бумажника. И довольно ловко, могу вам сказать. Я это сделал, когда укладывал все вещи – сорочки, носки, белье и все прочее.

– Это все?

– Черт! Ну чего вам еще надо? А теперь зовите хозяйку, зовите всех…

– Ладно,– отрезал я.

Я заглянул ему прямо в глаза. В глазах у него был страх, ничего иного, кроме страха. Страх перед фараонами, потому что он запустил руку в бумажник Лёрё.

– Э-э… у вас недовольный вид,– сказал он.

Чтобы скрыть свою растерянность, он попытался иронизировать:

– Я и не знал, что вы так блюдете мораль. Черт! Частный детектив! У которого находят жмуриков! А что?… Это было в газетах.

Я направился к выходу из маленькой гостиной:

– Мне наплевать на газеты и на мораль.

Он ошеломленно посмотрел на меня, потом начал нервно смеяться. Никак не рассчитывал так дешево отделаться.

Из телефонной кабины бистро, напротив магазинов Лувра, изменив голос, я попросил соединить меня с Элен.

– Алло,– сказала Элен.

– Это я. Вы можете все бросить.

– Вы добились, чего хотели?

– Нет, но все равно бросайте. Я ошибся. Вы можете идти спать к себе домой. И с завтрашнего утра приходите на работу в агентство.

– Дорогой мой, я заплатила за неделю вперед. И я это использую. Отель в центре, и мне не надо стелить постель.

– Как хотите.

Выйдя на улицу, я купил самые свежие вечерние газеты и пошел прочитать их за ужином. Не так уж мне и наплевать на газеты, как я сказал совсем недавно. Из них я узнал, что принадлежащая Бирикосу автомашина была обнаружена неподалеку от Трокадеро. Надеялись заполучить там отпечатки пальцев. Это было все. Очень хорошо.

Я вернулся домой привести себя в порядок, чтобы присутствовать на открытии «Сверчка», надеясь, что траур по Ларпану не помешает его «вдове» почтить своим присутствием это собрание артистов.

Когда я брился, зазвонил телефон. Я не стал снимать трубку. Видимо, это был Марк Кове со своей жаждой информации. Сейчас я не нуждался в журналисте. К тому же мне нечего было ему сказать.

Я навел небольшой порядок в своем бумажнике (думая о бумажниках Луи Лёрё), этим делом я занимаюсь приблизительно каждые два года, когда нельзя больше откладывать работу по расчистке завалов. Оставил самое необходимое: документы, удостоверяющие личность, и немного денег. Экстраплоский элегантный бумажник. Но я себя знал – он очень скоро обогатится целой коллекцией всякой всячины: проспектами, вырезками из прессы, записями, сделанными на полях газет, и т. д. Я спрятал в ящик всевозможный бумажный хлам, в том числе и две фотографии. Одна изображала меня, другая – Элен, шедевры, выполненные во время одной загородной прогулки.

Маленький конверт из прозрачной бумаги, в котором, по-видимому, была фотография, валялся тут же. Я собирался его выбросить, как вдруг у меня появилась идея отыскать фото, которое лежало внутри. Конверт не подходил по размеру к обычным фотографиям, и фото, содержащееся в нем, было в единственном экземпляре.

Меня это осенило сразу. Вернее, память вернулась ко мне тогда, когда я заметил в углу конверта инициалы Л. Л. Этот конверт предохранял от порчи фотографию Луи Лёрё, присланную мне его женой для опознания провинциала в бегах. Что же я сделал с этой фотографией? Я не отсылал ее обратно, это точно. И она исчезла из моего бумажника.

Я оделся для участия в вечере и, поскольку у меня был запас времени, зашел в агентство, которое, кстати, находилось по пути к месту проведения праздника. Там тоже звонил телефон. Я не стал снимать трубку. Это все Марк Кове, вне всякого сомнения. В течение некоторого времени моему настырному корреспонденту надоело утруждать свои собственные уши. А в это время я посмотрел досье Лёрё. Если фото было в папке, то теперь оно исчезло Неужели портрет Лёрё стал причиной смертельной драки между моими грабителями? Маловероятно. Кроме того, я еще вспомнил, что это досье лежало на верхней полке и не было сдвинуто с места. Но они могли вытащить фото из моего бумажника, где, очевидно, оно находилось со времени получения первого письма от мадам Лёрё.

– Ну что, еще одна тайна? – спросил я у телефона, который опять яростно заработал.

Было уже слишком поздно, чтобы заниматься решением этой загадки. Я разложил весь инвентарь по своим местам и слинял, оставив телефон с его музыкой, которая как-никак, а скрашивала одиночество пустой конторы.