Однажды поспорили краски, какая из них главная.
— Я самая главная, — важно объявила красная краска. — Я — маки, розы, гвоздики, клубника, арбуз и многое другое. Я самая главная краска потому, что приношу людям радость.
— Неправда! — торопливо возразила синяя краска. — Ты приносишь людям горе! Ты — это кровь и пожары! Я главнее. Меня больше всего в мире, и я дарю людям только хорошее. Я — цвет неба, рек, морей и озер, цвет васильков, винограда и слив…
— А синяки у мальчишек и кляксы в тетрадках — это тоже ты! — перебила ее зеленая краска. — Я главнее. Я все самое красивое на земле. Я — цвет лугов и листвы деревьев, цвет изумруда и открытого светофора в пути…
— Нет, нет! — возмутилась желтая краска. — Ты все уродливое в мире! Ты — жаба, крокодил, болото, крапива! Я главнее, потому что я — все самое веселое и самое вкусное. Я — солнце и рожь, купавы и мимоза. Я — сладкая дыня, бананы, айва.
— Ты — жаркая пустыня! — вновь подала голос красная краска. — Ты рыбий жир и касторка!..
Долго спорили краски и в конце концов решили пойти к Художникам и посмотреть, какой из красок они будут рисовать только красивое, полезное, вкусное, та и будет самой главной.
Вначале краски пришли к Художнику, который был в прекрасном настроении. Красной краской он нарисовал теплое заходящее солнце, синей — букет тюльпанов, зеленой — высокие травы, желтой — бабочек-лимонниц.
Потом краски пришли к Художнику, который был в плохом настроении. Он нарисовал красные ядовитые мухоморы, синие грозовые тучи, зеленую змею-удава и желтого свирепого леопарда.
Одними и теми же красками Художники нарисовали радостное и грустное, красивое и страшное. Так и не разрешили своего спора краски. До сих пор они ходят от одного Художника к другому, и то одна становится главной, то другая. Все зависит от Художника, от того, как он смотрит на мир.
В том крайне старом доме была деревянная винтовая лестница — тоже старая, с отполированными перилами и стертыми ступенями. Лестницу сделал Большой Мастер. Сделал как нельзя лучше, добротно, вложив в этот труд всю свою любовь к дереву. И частицу души. Поэтому те, кто ходили по лестнице, не просто любовались ее красотой и темно-красными смолистыми прожилками в дереве, но и ощущали частицу души Мастера.
С утра до вечера по лестнице поднимались и опускались жильцы, и весь дом наполнялся скрипами, шорохами, вздохами. А ночью, когда все спали, слышался тонкий писк — это спорили ступени с перилами: кто из них важней и красивей?
— Без нас никто не поднялся бы на второй этаж, — тараторили ступени. — Мы ровные и гладкие. Нас так берегут, что застилают мягкими коврами.
— А по перилам катаются мальчишки и девчонки, — возражали перила. — За нас держатся пожилые люди. Мы точеные, фигурные. На нас приятно смотреть. Не зря же все нас поглаживают.
Много лет длился этот спор, пока однажды в дом не заглянул Большой Мастер. Он зашел, чтобы узнать у жильцов, как им служит его лестница, не настало ли время ее ремонтировать?
Жильцы наперебой стали расхваливать лестницу. Говорили, что она главная достопримечательность в доме, что она, конечно, старая, но в ремонте совершенно не нуждается.
Мастер улыбнулся, кивнул, и уже хотел попрощаться, как вдруг услышал тонкий писк. Неожиданно, средь белого дня перила со ступенями затеяли свой давний спор — они нарочно начали спорить при Мастере, чтобы он рассудил их.
Мастер внимательно выслушал тонкое пищанье и усмехнулся:
— Вот чудаки! В настоящих вещах ничего нет лишнего, важно все. А красиво то, что удобно.
— Мы не чудаки, — растерянно забормотали жильцы; они не слышали тонкого писка и подумали, что Мастер обращается к ним.
— Не чудаки, — повторили жильцы. — Мы знаем, что красиво, что не красиво. Мы умеем ценить красоту, поверьте нам.
— Да, да, — продолжал Мастер, — если вещи сделаны на совесть, они радуют взгляд.
— Да, да, — поспешно согласились жильцы. — Лестница именно так и сделана. Мы ее очень любим. Спасибо вам за нее огромное! Вы настоящий Художник по дереву.
Мало кто знает, как появились зеленые елки. А между тем, они появились совершенно случайно. В лесу на одной из полян росли стройные синие елки. Когда на поляну налетал ветер, синие елки раскачивались, и с них синим дождем сыпались искрящиеся хвоинки.
— Мы самые красивые в лесу! — шумели синие елки, гордо посматривая на другие деревья. А на разные кусты вообще не посматривая.
В том же лесу на соседней поляне росли пушистые желтые елки. Когда налетал ветер, с желтых елок, точно золотые блестки, сыпались желтые хвоинки.
— Мы самые красивые в лесу! — шуршали желтые елки, небрежно посматривая на другие деревья. А кусты и вовсе не замечая, не говоря уже о цветах и травах.
Целое лето спорили елки, какие из них самые красивые. Иногда их споры становились такими жаркими, что переходили в ссоры. Весь лес приходил в невероятное возбуждение. Однажды это возбуждение докатилось до старого дуба, который возвышался в глубине леса.
— Кто там нарушает спокойствие в лесу? — заскрипел великан и зашатался, замахал могучими ветвями, поднял сильный ветер. С синих елок полетели синие хвоинки, с желтых — желтые. Весь день и всю ночь кружили над полянами хвоинки, пока не смешались в сине-желтом вихре.
А утром на полянах появились новые елки — зеленые. Такие же стройные как синие, и такие же пушистые как желтые. Они скромно стояли на полянах и ни перед кем не хвастались своей красотой, и от этого выглядели еще красивей.
В одном городе жил Пекарь, толстый розовощекий старичок. Целый день он пек булки, батоны, сдобы, кренделя, пышки, плюшки, слойки, калачи; делал пирожные и печенье, сухари и баранки, и многое другое. Жители города называли Пекаря «Большим Мастером, Художником пекарного дела».
Каждый вечер Пекарь ставил изделия на полку, гасил огонь в печи и уходил домой. Однажды, когда пекарь собирался запирать пекарню, на полке что-то зашевелилось, зафыркало, и из-под муки вылезла сдоба.
— Апчхи! — чихнула она, стряхнув с себя муку. — Давай быстрее уходи, старикашка. Надоело без дела сидеть на этой дурацкой полке.
— Нерасторопный какой-то дед, — проговорила калорийная булка. — Канителится. Еще, чего доброго, останется ночевать.
— Ушел! — радостно пропел батон и спрыгнул с полки на стол. — Теперь устроим карнавал, и я буду самым главным, потому что я больше всех.
— Нет, главной буду я, — возразила сдоба, слезая с полки. — Я сделана из муки высшего сорта.
— Не хвались! — подала голос калорийная булка и тоже заспешила к столу. — В тебе нет ни одной изюмины. А во мне их полно. Некоторые даже вылезают наружу.
— Как можете вы, толстухи, хвастаться? — возмутился крендель. — Посмотрите, какой я изящный! Какая на мне сахарная пудра! Только конфета может сравниться со мной, да и то не всякая!
Подбежали сухари и захрустели:
— Мы не хуже вас. И потом, людям, у которых болят животы, ничего, кроме нас, есть нельзя. А животы болят у многих.
— Я слаще всех! — заволновался пирожок с вареньем. Он так быстро подбежал, что от натуги выпустил из себя половину начинки.
— Перестаньте спорить! — послышалось вдруг из угла пекарни, где лежали буханки черного ржаного хлеба. — Вас могут услышать мыши. Если они прибегут, нам всем несдобровать!
— Уж вы помолчали бы! — отозвалась сдоба. — Деревенщина! Вас-то все равно мыши есть не станут.
— На вас даже никто и не посмотрит, — поддержал сдобу калач.
Буханки обиженно замолчали. Все тут же о них забыли и продолжили спор, правда уже шепотом.
Так и проспорили всю ночь. А утром пришел Пекарь и выставил все изделия на прилавке булочной. Первой в булочную вошла старушка.
— Мне, пожалуйста, сдобу, — мягко сказала она продавцу. — И буханку черного хлеба.
Потом в булочную зашел рабочий.
— Две городских булки, — проговорил он. — И буханку черного хлеба.
В булочную заходили разные люди, выбирали сдобы, булки, батоны, но все покупали и черный хлеб, потому что он — основной хлеб. И, как известно, самый полезный.
Многие, покупая воздушные шары, не задумываются, какой из них самый лучший: желтый, красный, зеленый или синий? Обычно те, у кого хорошее настроение, покупают желтые и красные шары. У кого настроение неважное, — зеленые и синие.
А надо бы поступать наоборот: когда грустно, купить какой-нибудь яркий шар — желтый или красный. А еще лучше — и тот, и другой. Идешь с такими шарами по улице, они вьются над головой, расцвечивают воздух, и кажется — в жизни все не так уж и плохо. Ведь желтый цвет — цвет веселья, а красный — цвет бодрости.
Тем, кто слишком развеселился, не мешает купить зеленый или синий шар, чтобы немного успокоиться и даже погрустить — вспомнить о тех, кому в этот момент не очень весело. Ведь зеленый цвет вселяет в нас спокойствие, а синий наводит грусть.
Обо всем этом знает каждый Художник. Художники также знают, что если купить несколько разноцветных шаров, то непременно увидишь цветной сон. Но даже Художники не знают, что на обычных надувных шарах можно летать. Для этого нужно купить шары в определенном сочетании: три желтых, два синих, один зеленый и один красный. Если перед сном эти шары привязать к кровати, то ночью можно улететь в удивительные страны.
Один Юный Художник случайно купил связку таких шаров и на ночь, чтобы шары не летали по комнате, привязал их к кровати. Потом забрался под одеяло, закрыл глаза и вдруг… полетел.
Вначале шары перенесли Юного Художника в страну Весельчаков. У жителей этой страны были улыбки до ушей, они только и знали, что отмечали праздники — по всякому поводу, даже самому пустяковому. Они мало работали и жили довольно бедно, но веселились каждый день. И разгуливали только с желтыми и красными шарами.
— Отчего вам так весело? Что у вас за праздники? — поинтересовался Юный Художник.
— Праздники выдумывает наш Правитель, — ответили Весельчаки. — Он говорит, что мы богатые и живем интересней всех. Сам смеется с утра до вечера и нас заставляет. Он перестанет смеяться только в том случае, если кто-нибудь заставит его загрустить. Пока это никому не удавалось.
Юный Художник, как все Художники, прекрасно знал, что синий цвет — цвет грусти. Взяв синие шары, он отправился к Правителю.
Правитель сидел на троне, выдумывал очередной праздник и громко хохотал. Вокруг стояли Придворные и хохотали еще громче — они просто гоготали, схватившись за животы.
Увидев синие шары, Правитель внезапно перестал смеяться и немного загрустил, но Придворные смотрели не на шары, а на Правителя, и потому продолжали хохотать и гоготать.
Чем дольше Правитель смотрел на шары, тем печальней становилось его лицо. Синий цвет так сильно на него подействовал, что он даже заболел. А Придворные подумали, что он нарочно гримасничает и продолжали трястись от хохота. Даже Доктор, обращаясь к Правителю, хихикнул:
— Вам плохо? Но ничего, если Вы умрете, мы все равно будем смеяться, будьте уверены!
— Как?! И вам меня не жалко?! — плаксиво вскричал Правитель. — Да, когда я умру все должны грустить! Только я никогда не умру! Я буду бессмертным!
И все же, на всякий случай, Правитель отменил половину праздников и разрешил продавать зеленые и синие шары. Само собой, после этого Весельчаки перестали бездельничать, втянулись в работу и вскоре из бедных превратились в зажиточных.
В другой раз Юный Художник на воздушных шарах прилетел в страну, где царило уныние. Правитель той страны запрещал смеяться и улыбаться, открывать веселые аттракционы и отмечать праздники. Жители той страны выглядели угрюмыми. Они много работали и ни в чем не нуждались — имели не дома, а дворцы, забитые дорогими вещами, но жили эти богатеи однообразно, уныло, неинтересно. И ходили они сплошь с зелеными и синими шарами.
— Мы только и маршируем с работы и на работу, а дома подсчитываем богатства, — пожаловались они Юному Художнику. — Наш Правитель грозится, что еще введет ночную работу и черные шары, да еще с номерами — чтобы следить за теми, кто плохо работает. А мы давно устали от работы, нас просто тошнит от богатства, нам хочется хотя бы немного пожить в свое удовольствие, интересно, весело… Но наш Правитель отменит свои дурацкие указы только если его кто-нибудь развеселит. А как это сделать, мы не знаем.
— Я развеселю его! — уверенно заявил Юный Художник и направился к Правителю. Нетрудно догадаться, какие он взял с собой шары.
Это был самый обыкновенный кленовый лист, и, вместе с тем, не совсем обыкновенный. Он появился весной из набухшей почки, как только ее пригрело солнце; появился первым на всем большом дереве. Бледно-зеленый, маленький и слабый, он дрожал на весеннем ветру и еле держался на ветке. Постепенно рядом с ним появились его братья; день ото дня большой клен питал листки живительными соками, и с наступлением лета они превратились в большие густо-зеленые листья. Особенно крупным стал первый листок.
Клен возвышался посреди сквера и был самым могучим деревом с раскидистой кроной. Не случайно и единственная скамейка находилась именно под ним. Первый лист часто слышал голоса, доносящиеся со скамейки. Мужчины и женщины говорили о погоде, обсуждали будничные дела. Иногда слышались старческие голоса — тогда говорили о прошлом и болезнях. А однажды лист услышал юные голоса.
— Ты в каком классе учишься? — спросил мальчик.
— В третьем, — ответила девочка. — А ты?
— В четвертом, — важно произнес мальчик, давая понять, что он уже почти взрослый.
Некоторое время они рассматривали цветы на клумбе, потом мальчик сказал:
— Я уже тебя видел и знаю, в каком доме ты живешь. Ты там гуляешь с собакой.
— Мой Тишка такой игрун! — откликнулась девочка. — Готов играть весь день… Мы с ним тоже тебя видели… Хочешь, будем вместе гулять с Тишкой?
— В кинотеатре идут смешные мультики, — помолчав сказал мальчик. — Давай сходим?
— Давай! — девочка вскочила со скамейки, и они побежали в кинотеатр напротив сквера.
До начала занятий в школе мальчик с девочкой еще несколько раз бывали в сквере. Они договорились дружить до конца жизни.
Наступила осень. Лист пожелтел, стал ярко-оранжевым. В один из ненастных дней под кленом вновь послышались знакомые юные голоса. Лист радостно закачался, но тут же сник — мальчик с девочкой явно ссорились.
— Ты предательница, — сердито твердил мальчик. — Мы договорились дружить, а ты ходишь в кино с другим мальчишкой.
— Но мы с ним еще вместе ходили в детский сад, и наши мамы дружат, — оправдывалась девочка. — Я сходила с ним только разочек, и потому что тебя не было дома. Больше с ним в кино не пойду.
— Все равно ты предательница, — буркнул мальчик и вдруг направился к выходу из парка.
А у скамейки вначале послышался шорох переминающихся сапожек, потом всхлипывания.
Лист задрожал, сорвался с ветки и помчался вдогонку за мальчиком. Он летел по ветру, плыл по лужам — почти выбился из сил, но догнал мальчика, прилип к его руке, потянул назад.
Мальчик пошел медленнее, потом остановился в раздумье и побежал к скамейке. А лист обессиленный упал на дорожку сквера.
На следующий день дворник подметал опавшую листву и вместе с другими листьями смел в кучу и ярко-оранжевый лист; потом поджег листву и присел отдохнуть на скамейку.
В сквере появились мальчик с девочкой. Взявшись за руки, улыбаясь, они прошли мимо скамейки, постояли у костра, разглядывая спиральки дыма, и, весело перекидываясь словами, побежали к кинотеатру.
Маленький ярко-желтый автомобиль-легковушка беспечно катил по улицам. Малыш был совершенно новенький — его недавно сделали на заводе, и он впервые выехал из своего дома-гаража. Вымытый, сверкающий, он отправился знакомиться с улицами города и был уверен — совершит замечательную легкую прогулку. А между тем его подстерегали неожиданности.
Желтый крохотуля думал — на улицах все машины вежливые, воспитанные, и к нему, как к самому маленькому, будут проявлять особое внимание. Некоторые машины, действительно, отличались хорошими манерами: не сигналили сзади, не подгоняли неопытного малютку, уступали ему дорогу. Другие тоже вели себя вполне прилично: если и обгоняли его, то включали предупредительный сигнал, а обогнав, мигали красными фонарями, как бы говорили:
— Извини, карапуз, спешим!
«Какие все заботливые, предупредительные», — подумал маленький автомобиль, как вдруг его догнал мотоцикл-грубиян и резко затормозив, оглушительно просигналил:
— Эй, шкет! Плетешься, как черепаха! Кати ближе к тротуару! Мешаешь транспорту!
А потом какой-то нахальный самосвал пронесся мимо на бешенной скорости, забрызгал маленький автомобиль грязью, да еще обдал облаком гари:
— Не путайся, карлик, под колесами!
Но это еще полбеды. Улицы то и дело перебегали собаки и кошки; при этом они неуважительно фыркали в сторону маленького автомобиля:
— Мы тебя, кроха, совсем не боимся!
А разные невоспитанные мальчишки и девчонки и вовсе перебегали улицу прямо перед носом маленького автомобиля, и вообще не обращали на него никакого внимания:
— Вот еще, игрушечный карапет! Мы пожарную машину видели, не то, что какую-то желтую мыльницу!
Маленькому автомобилю приходилось все время испуганно тормозить, постоянно быть крайне внимательным. Прогулка по улицам оказалась далеко не легкой.
Часто на дороге попадались ямы и трещины, и маленький легкий автомобиль подбрасывало так, что звенели его стекла. А в одном месте он наехал на гвоздь и проколол колесо. И остановился в растерянности.
Два грузовика промчались мимо, сделав вид, что не замечают бедолагу — «подумаешь, какая-то машинешка! Замухрышка-фитюлька! Катается в свое удовольствие! Нам, работягам, некогда возиться с разными недоростками, у нас дел полно». Но потом около маленького автомобиля притормозили «Скорая помощь» и фургон «Хлеб», затем подъемный кран, милицейская машина и пикап, который вез овощи. Все они предлагали свои запасные колеса, но их колеса оказались слишком большими.
К счастью, на улице появился синебокий юркий микроавтобус. Увидев попавшего в беду желтого родственника, он поспешил на выручку. Подрулил и весело пропыхтел:
— Привет, желтопузик! Не вешай нос! Сейчас все устроим. Ты мой брат, мы оба маломерки. И колеса у нас одинаковые. Бери! — он открыл багажник, где лежало запасное колесо.
Маленький автомобиль поблагодарил синебокий микроавтобус за помощь и спросил, куда ему потом подвести колесо.
— Вернешь, когда встретимся снова! Мы все должны помогать друг другу, верно? — микроавтобус пустил белые кольца дыма и укатил.
На следующий день в доме-гараже Механик поставил заплатку на колесо маленького автомобиля и сказал:
— Конечно, колесо микроавтобусу можно отдать и при встрече, но лучше отвезти сейчас. Во-первых, в большом городе не так-то просто встретиться. Во-вторых, и с синебоким может случиться неприятность, он тоже может наехать на что-нибудь острое. Кто ему тогда поможет?
Механик пользовался огромным уважением у всех машин, а маленький автомобиль воспринимал его слова, как приказ. Поэтому сразу отправился на поиски микроавтобуса. Он ездил по улицам до позднего вечера и у всех машин спрашивал, где находится дом-гараж микроавтобуса. Но никто не знал, даже всезнающий мусоровоз.
Уже приближалась ночь, в домах гасли окна, а маленький автомобиль все колесил по городу. Расстроенный, утомленный, он все-таки решил не возвращаться домой, пока не разыщет синебокого брата и не отдаст ему запасное колесо.
На одной из улиц шуршанье колес маленького автомобиля разбудило спящую у тротуара бездомную легковушку. Приоткрыв глаза, она сонно проурчала:
— Что это еще за малявка раскатывает по ночам?! Тарахтит, мешает спать порядочным машинам?!
— Понимаете, я ищу дом-гараж микроавтобуса. Я должен отдать ему колесо. Вы случайно не знаете, где живет синебокий микроавтобус?
— Точно не знаю. Кажется, в парке за площадью. В парке для машин, разумеется, а не там, где гуляют люди. А вообще, поезжай-ка домой. Колесо отдашь завтра. Малышам давно пора спать.
Маленький автомобиль был очень маленький, но имел настойчивый характер, и решил довести дело до конца. Он подъехал к площади и увидел на противоположной стороне парк, но в нем стояли троллейбусы со спущенными усами-токоприемниками.
— Наш парк троллейбусный, — вежливо пояснил крайний троллейбус, когда маленький автомобиль рассказал, что он ищет. — Автобусный парк совсем в другой стороне. Поедешь по широкой улице, потом по узкой, там будет мост, около моста автобусный парк. Жаль, не могу тебя проводить — ночью в проводах нет электричества.
В этот момент около парка разворачивалась поливальная машина — она смывала с улиц дневную пыль. Услышав разговор маленького автомобиля с троллейбусом, «поливашка» торопливо вмешалась:
— Я прекрасно знаю, где находится автобусный парк. Пристраивайся, невеличка, за мной, провожу тебя.
Так они и поехали по ночным, тускло освещенным улицам: впереди «поливашка» с водяными струями, за ней — маленький автомобиль; он сильно устал и еле крутил колесами, но старался не отставать.
Около автобусного парка «поливашка» остановилась.
— Отнеси колесо и побыстрей возвращайся, провожу тебя к дому-гаражу, а то еще заблудишься.
В автобусном парке все автобусы уже спали. Но особенно крепко спал Сторож парка — маленький автомобиль разбудил его с немалым трудом, и стал объяснять что к чему.
— Э-э, да ты, коротыш, не туда попал, — зевая прохрипел Сторож. — В нашем парке только большие автобусы. А твой синебокий брат живет в детском саду, возит ребятам продукты, игрушки. Это на соседней улице, за углом.
— Я сейчас! — известил «поливашку» маленький автомобиль и свернул за угол.
Детский сад днем и ночью охраняла дворняжка Пальма. Она сразу заявила маленькому автомобилю, что синебокий микроавтобус давно спит, и она никому не позволит тревожить его сон, даже его брату, потому что сегодня микроавтобус весь день ездил за подарками, а утром повезет ребят в зоопарк.
— …Так что, колесо можешь оставить мне, — прогавкала Пальма. — Утром его передам микроавтобусу.
Маленький автомобиль оставил колесо с запиской, в которой от всего сердца благодарил синебокий микроавтобус и приглашал его в гости, обещал познакомить с самым заботливым на свете Механиком.
Ну, а потом «поливашка» проводила маленький автомобиль до дома-гаража и перед тем, как уехать, направила на него водяные струи.
— Тебя, невеличка, надо помыть, ты сильно запылился.
На прощанье «поливашка» тихонько посигналила:
— Спокойной оставшейся ночи!
— Спасибо за все! — откликнулся маленький автомобиль и въехал в ворота дома-гаража.
— Где же ты пропадал? — встревожено встретил его Механик.
И маленький автомобиль рассказал про все машины, которые встретил, пока искал дом микроавтобуса, про троллейбусный и автобусный парки, про «поливашку», детский сад…
— Похвально, что ты такой обязательный, упорный, но все-таки ездить ночью опасно, — сказал Механик и, поразмыслив, добавил: — Хотя, конечно, эти ночные приключения для тебя не пройдут даром. Во-первых, ты окончательно понял, что без друзей в пути никак не обойтись. А во-вторых, что добросердечных, отзывчивых машин на улице все-таки больше, чем равнодушных. Так же, как и людей, впрочем.