Сундук… покачивался. Мерно — видно, им повезло, и они оказались в сравнительно стабильном широком потоке, их не выкинуло в какой-то малый бурный стрим. Спокойным и обнадеживающим розовым светом горел маленький кристалл жизнеобеспечения.
Больше ничего спокойного и обнадеживающего вокруг не было. И меньше всего Бэла могла применить эти эпитеты к своему спутнику.
— Черт-черт-черт! — Володька держался за голову, маятником раскачиваясь туда-туда. От него нестерпимо пахло потом и стрессом, даже в человеческом облике Бэле хотелось зажать нос. — О чем я только думал! Мы же задохнемся!
Бэла знала, что такое бывает у некоторых: во время проблем и серьезных испытаний держатся хорошо и действуют разумно, но как только основная опасность заканчивается и наступает относительное затишье — начинается истерика и резкое отупление.
Задохнутся! С кристаллом-то жизнеобеспечения! Как эфирник с двухлетним — или сколько там? — опытом мог сказать такую чушь?
— Раньше умрем от жажды, — хладнокровно ответила Белка. — Кристалл жизнеобеспечения восстанавливает воздух. Пока он не выработал свой ресурс, кислорода у нас достаточно.
— А. Точно, — Володька немного успокоился. — Знаешь, в смерти от жажды тоже приятного мало!
— Ничего, у нас есть выход.
— Какой это? — насторожился Володька и почему-то от Бэлы отодвинулся.
— Я знаю заклинание, которое позволяет впасть в спячку, — пояснила она. — Тогда ты не хочешь ни есть, ни пить, и даже в туалет не ходишь. Только подкожный жир медленно превращается в воду.
Это было одно из немногих заклинаний, на которые у Бэлы хватало способностей. Она его как-то даже раз пробовала: погрузила себя в спячку на три дня, когда оставалось несколько дней до стипендии. Дело было зимой, в такую пору крыс и мышей ловить в городском парке сложновато — кроме того, его поделили бродячие собаки.
Результат спячки Бэле не понравился, и после этого она нашла подработку у мадам Романовой, чтобы не сидеть на хлебе и воде.
Но в ситуации, когда иного выхода нет, это ценное подспорье.
— Заклинание оборотней? Я от него вообще очнусь? — нахмурился Володька.
— А кто тебя знает…
— Ну да, а если не очнусь, то у тебя будет запас мясных консервов, — пробормотал он.
— Ну тебя! — буркнула Белка. — И нечего на меня так подозрительно таращиться!
Только тут до нее дошло, что подозрительно или не подозрительно, а она все еще одета только в Володькин плащ.
— Я сейчас превращусь, — сказала она. — Все-таки нагрузка на кристалл меньше.
И только сказав это, сообразила, что сказала. Она пока ни разу не превращалась на глазах у своего экипажа, даже на глазах у Сашки и Сандры.
— Ладно, — кивнул Володька, не учуяв торжественности момента.
И продолжил пялиться.
— Отвернись!
— Я тебя голую и так видел.
— На это мне пофиг. А оборачиваться — это другое!
— Пофиг, если голая? — Володька удивленно заморгал. — Это у всех оборотней так?
— Это у всех, кто работал в цирке, — бросила Белка. — Не пялься, короче.
— Ну… ладно.
Через пару минут черно-бурая лиса, свернувшись клубком, спала на коленях у офигевшего от этого человека: Бэла очень, очень устала.
***
Бывают секунды, когда мир разваливается, а сделать больше ничего нельзя.
В кают-компании было тихо, только тикали ходики. Казалось, что если прислушаться, то за этим тиканьем можно было разобрать, как вода течет вверх по стеблям плюща, регенерирующего кислород. В воздухе до сих пор висел слабый запах корицы от булочек Катерины, которые она пекла, кажется, целую вечность назад. Самих булочек на столе больше не было: их убрали и закрепили перед стартом, да так назад и не вернули. Не до того было.
Сандра сидела на диване, сжимая амулет Белки в руке, и думала: если бы не пошли к Мэлвину Дюраку, а поспешили на корабль. Если бы наплевали на правила и сразу стартовали с планеты. Если бы быстрее составили круг.
Вот только что все можно было исправить — и вот уже исправить ничего нельзя. И этот миг, когда прошлое еще было свежим, отдаляется и отдаляется, как будто с каждой минутой увеличивая страшную непоправимость. И ты знаешь, что это иллюзия, знаешь, что нельзя вернуться в прошлое даже на секунду назад — теоретики магии обосновали это давно и прочно; и увидеть прошлое нельзя, разве что заглянуть кому-то в воспоминания, но эти воспоминания будут подвержены субъективным искажениям — но кажется, что если вот сейчас напрячься, сделать одно усилие, ты как-то сможешь вразумить себя суточной давности, изменить все.
Или проснуться.
Ощущения были остро-знакомыми: когда умер Артур, она так себя чувствовала… наверное, первые несколько часов. Потом нахлынуло отчаяние, столь глубокое, что в нем можно было утонуть. И все-таки, когда оно пришло, стало легче: в нем не было места безумной надежде.
Но секунды шли, ходики тикали, отчаяние запаздывало. Сандре хотелось, чтобы амулет острыми углами врезался бы ей в ладонь — за неимением ногтей, которые она ради возни с кристаллами стригла коротко — вот только она сама сделала эти чертовы амулеты круглыми.
Нужно же будет сообщить родным… А где эти родные? Кто они? Клан Тихие травы… где они живут, как их найти? Княгиня, может быть, знала. Знает ли Людоедка?
Или в ОРК только один клан с таким названием?
Ну почему она не расспросила Белку подробнее! Болтали же, много болтали, но как-то так выходило, что больше трепала языком сама Санька — про родителей, про Саю, про их с Сашкой проделки… даже про Артура парой слов обмолвилась, хотя думала, что не сможет никогда. Белка тоже рассказывала про свой клан, но мало, мало! Нет бы Сандре задавать больше наводящих вопросов, слушать внимательнее…
Она едва заметила, что Сашка спустился в кают-компанию из рубки и замер около лестницы, скрестив руки на груди и глядя на нее. Молчал — и на том спасибо, Сандре сейчас было бы тяжело притворяться, что она может говорить.
— Санька, — а нет, заговорил. — Прекрати.
— Что? — устало спросила она. — Что прекратить?
— Прекрати думать так, будто они погибли, — лицо у него было совершенно спокойным. — Мы ничего не знаем кроме того, что корабль взорвался.
— А как они могли выжить, по-твоему?! — Сандра почувствовала, как вместо отчаяния в ней закипает ярость. Да как он смеет...
— Капитан прав, — крикнула в открытый люк Катерина. — Мы ничего не знаем. Нужно хотя бы добраться до места взрыва.
— Ну и доберемся — что с того? — вот почему медлило отчаяние. Оказывается, подсознание Сандры тоже рассуждало примерно так же, цеплялось за эту невозможную надежду. — Обломки унесет течением, а трупов… тел в эфире и не будет!
— Значит, доберемся до обломков. Они могли успеть сесть в шлюпку.
— Как будто их пустили бы! Народ, они там в плену были, а не в круизе!
— Ну и что? Может быть, они сбежали и взорвали корабль, — возразил Сашка. — Когда уже были в шлюпке. Может быть, они как раз сейчас ждут нашей помощи. Нельзя сдаваться. Сдадимся сами — их предадим.
Сандра знала, что Сашка хватается за соломинку.
— Ты храбрее, чем я, — пробормотала она. — Правильно тебя сделали капитаном.
Он ничего не ответил.
«Или не храбрее, — подумала Сандра отрешенно. — Мне больно начать надеяться. Ему, может быть, больно даже на миг оказаться в мире, где он допустил гибель товарищей».
— Отлично, молодежь, — сказала Берг, тоже спускаясь в кают-компанию. — Я думала, придется давать кому-то затрещину. А вы сами справились с истерикой.
— Ну что, значит, прокладываем курс к месту взрыва «Принца Эдуарда», — деловым тоном подвел итог Сашка.
***
— А откуда ты вообще знаешь Сашку? — поинтересовалась Белка. — То есть я понимаю, что вы вместе учились, но сдается мне, там у вас еще что-то...
— А, — Володька сконфуженно ухмыльнулся. — В общем, Сашка переспал с девушкой, в которую я был влюблен.
— Ни хрена себе! — поразилась Белка. — И ты его не убил!
Она по-прежнему была в лисьей форме, но кусочком мелка Володька нарисовал специальную фигуру, которая позволяла ей говорить человеческим голосом. Достаточно было коснуться ее лапой или даже просто положить сверху кончик хвоста.
Более того, мысли у Бэлы при этом тоже становились человеческими, более четкими. Человеческая суть всплывала ближе к поверхности, легче контролировала речь. Правда, по тому же самому становилось тяжелее управлять лапами (человеческий разум просто не знал, что делать с такими конечностями), и приходилось лежать пластом.
Если бы Володька догадался мастерить для оборотней такие амулеты, он бы обогатился. Большинство оборотней традиционалисты и не стали бы иметь дело с «новаторской» магией, но есть те, кто регулярно отправляется в меншевские города «на заработки», промышляя разными делами, в том числе и не совсем законными. Им бы возможность пользоваться речью в звериной шкуре очень пригодилась бы.
Или нет? Белка никак не могла решить.
— Думал, что убью, — признался Володька. — Но ты ведь знаешь Сашку. Кончилось тем, что я стал только больше его уважать.
— Как это?
— Я ухаживал за Ульяной со школы. Ну, как ухаживал… Ходил вокруг да около. Потом я понял, что она даже не замечала. В Эфирную Академию пошел из-за нее. Мы были друзьями. Я ей даже в любви признался… а она очень удивилась, сказала, нет, извини, ты мне как брат, — Володька вздохнул. — Ну вот… я думал, что Сашку возненавижу. А они расстались через месяц. Нет, какое там! Месяца не прошло точно, может, недели две. Причем это она его бросила. Он денек погрустил, а потом как всегда — ну, ты знаешь. Как с гуся вода. Тогда я и решил с ним подружиться. Думаю, если он пережил расставание с Ульяной, может, и меня научит…
— И как, научил?
— Нет, таким обалдуем надо родиться, — покачал головой Володька. — Его выбрала лучшая девушка во вселенной, а он вел себя как болван. Ну она и решила, что с ним каши не сваришь.
— Правильно решила.
— Нет, не скажи, — возразил Володька. — Капитан из него ничего себе.
— Капитан — может, хотя я удивлена, как Княгиня это рассмотрела. Друг тоже хороший. Но влюбиться в такого… нет.
— Наверное, — согласился Володька, поколебавшись. — Я не особо разбираюсь. А ты его подруга детства, как Сандра?
— Нет, мы только в рейсе познакомились.
— Странно! Я думал, вы уже тыщу лет…
— Ничего подобного, — отрезала Белка. — Я ведь младше их с Сандрой.
— По тебе сложно сказать. Сыгрались вы здорово.
— Ну… спасибо на добром слове.
Белка поняла, что он имеет в виду не только их музицирование.
И в самом деле странно. Эфирники частенько сдруживаются — проживание в тесном замкнутом пространстве этому способствует. Тут или дружить, или отгородиться ото всех формальной вежливостью.
Иногда такие приятельские союзы существуют годами… пока длится служба на одном корабле. Потом распадаются без следа. Бэла только сплетни об этом слышала, но при ней говорили, что редко кто даже письма друг другу пишет.
«Интересно, — подумала она, — а у нас с Сашкой и Сандрой также получится? Разбежимся — и все, нос по ветру, поминай как звали?»
Почему-то в это не верилось, но Бэла — опять же не своим, а заемным опытом — знала, что заранее тут не скажешь.
Володька прервал затянувшееся молчание:
— Мне как будто пить хочется. Печать надо подновить.
— Это самовнушение, — твердо ответила Белка. — Печать в порядке, ты ее четверть часа назад подновлял.
Когда Володька перестал паниковать, он сумел как-то составить печать, позволяющую подавить неприятные телесные ощущения — голод, жажду. От сухости во рту и обезвоживания это не спасет, но по крайней мере можно будет не мучиться. Печать вышла кривая, несуразная и требующая постоянного подновления… но хоть что-то. Мела у них было достаточно.
Графическое заклятье для стазиса Володька тоже знал, правда, не был уверен, что сумеет применить его корректно — никогда не пробовал.
Ну и была в его арсенале печать для мгновенной и безболезненной смерти. Как он сказал, «выучил однажды по случаю», и Белка не стала спрашивать, что это за случай был такой.
— Нет, — сказала Белка, когда он ей это предложил, — я лучше рискну стазисом или своим заклинанием спячки. Наши наверняка будут нас искать. Может, найдут.
— Ты на это рассчитываешь? — удивился Володька. — Всерьез что ли?
— Всерьез, — твердо сказала Белка.
Она не сомневалась, что Сашка, Сандра, Людоедка и даже Катерина будут их искать. Найдут ли — другой вопрос. Но очень постараются. И… Сандра ведь маг-пустотник, должно же это хоть как-то помочь?
Кроме того, Белка отказывалась верить, что она погибнет после того, как оказалась в эфире в, мать его, обыкновенном сундуке с обломком кристалла! Это все равно как тот парень из завиральной легенды, который выжил с обломком кристалла в бочке.
— Знаешь, я давно хотел у тебя спросить… — Володька вздохнул. — Ну, если это невежливый вопрос, шли меня на хрен, ладно?
— Ладно, — сказала Белка. — Пошлю.
С удивлением Бэла обнаружила, что пребывание в мохнатой шкуре развязывает язык — и тебе самой, и твоему собеседнику. В том плане, что Володька совсем перестал ее стесняться, да и она его тоже. Как будто эффект попутчика, особенно странный, учитывая, что они уже пару месяцев были знакомы.
— Почему оборотни в эфир не ходят? И почему ты пошла?
Белка подумала.
Простой вроде бы вопрос — а не ответишь на него. В человеческом облике, наверное, комок бы подкатил к горлу. Но сейчас ей было почти все равно.
— У оборотней очень сильная связь с территорией, на которой они живут, и с кланом, — сказала Бэла. — Покинул землю, покинул клан — все, считай, чужой. Кроме того, менши и вампиры нас недолюбливают.
— Не все, — возразил Володька. — И потом, при чем здесь это?
Бэла вздохнула. Попробуй поговори о дискриминации меньшинств с привилегированным большинством, ага. Все равно ведь не поймет, потому что для него этой проблемы не существует.
— Достаточно часто недолюбливают, — сказала она. — Ну и… что греха таить, у нас маловато магической силы, чтобы нормально работать в эфире. А просто купить билет и полететь… Я не скажу, что оборотни бедны, но деньгами большинства из нас распоряжается клан. Так просто не отпустит.
— Но тебе все-таки удалось сбежать?
— Не сбежать. Я эфиром с детства грезила, — просто сказала Белка. — С тех пор, как увидела звезды… даже не помню, сколько лет мне тогда было, совсем кроха несмышленая. Мама пыталась это из меня вытравить, запрещала даже думать… Ну, когда я вошла в возраст, это шестнадцать лет по-нашему… девятый класс окончила — и была такова. Они особо не удерживали. Но если вернусь, то меня официально выгонят.
— Извини, — сказал Володька.
— Ничего, — ответила Бэла.
Потом не удержалась от мстительного вопроса:
— А с той девушкой, Ульяной… у тебя не получилось? Она за другого вышла?
— Она погибла, — ответил Володька простым, будничным тоном. — На практике. Почти весь экипаж учебного шлюпа сгинул.
Белка не сразу нашлась, что сказать. Поэтому ограничилась таким же:
— Извини.
Ну, вот они и взаимно потоптались по мозолям.
Мало где люди бывают так эмоционально открыты друг перед другом, как в тесном замкнутом пространстве на краю почти неизбежной гибели. Соответственно, и ранить могут сильнее.
— Мне страшно, — сказал Володька.
— Не бойся, — ответила ему Бэла. — Ты молодец. Ты все правильно сделал.