Когда Белка была совсем несмышленышем, ей не верилось, что она когда-нибудь будет жить отдельно от родителей. Ну вот не укладывалось у нее это в голове, и все. Она знала, что для меншей такое в порядке вещей, но хорошие оборотни не съезжают от семьи — а она ведь хорошая!
Позднее Белка и представить себе не могла, что действительно сможет работать в эфире. Мать пугала всяким: и то, что ее просто не допустят до экзаменов, а если допустят, то завалят, а если не завалят, то никуда не наймут (и была отчасти права), отец просто мрачно молчал. Эфир стал этакой несбыточной мечтой — свобода ветров и течений, экзотические планеты… и да, может быть, разумный попугай на плече, кто его знает!
Ушла из дома Белка когда-то вовсе не потому, что верила в эту мечту. Ушла, потому что стало невозможно терпеть вот это все: что это ее жизнь и другого никогда не будет, и что через пару лет после окончания школы она должна найти себе пару, обзавестись первым выводком… Оборотни рожают за раз обычно двоих-троих, в среднем у женщины может быть до десяти выводков (и некоторые из этой кодлы рождаются обычными лисами или полуоборотнями — об этом не принято говорить, но все это знают).
Ушла в никуда, почти ожидая, что сгинет где-нибудь в подворотне. Не сгинула. По крайней мере, пока; жизнь эфирника — а особенно эфирного контрабандиста — от такого не застрахована.
Так вот, если продолжать этот список самых неожиданных вещей, которые с ней случились… Белка никогда не ожидала, что будет утешать Сандру, рыдающую у нее в объятиях. Это просто не входило в ее картину мира. Казалось полностью и абсолютно невероятным.
Веселая, сильная, никогда не унывающая Санька — и рыдать? Да еще рыдать по тому, чего не случилось?
Но все-таки невозможное происходило, даже при непосредственном участии Белки. Они сидели у Бэлы в каюте, на ее узкой постели (больше тут сидеть было негде, и Сандра плакала — по-детски, взахлеб. Она накрыла их обоих куполом глушащего заклятья, чтобы Сашка или кто другой не прибежал любопытствовать, но Белке все равно было очень неловко. И все же она терпела, осторожно гладя Саньку по спутанным черным волосам. Откровенно говоря, кормчему не мешало бы помыться: было очевидно, что она несколько дней не посещала душ, зато неоднократно смазывала крепления кристаллов, проверяла борта на отсутствие протечек и несколько раз приложилась к бутылке чего-то крепкого.
Впрочем, Белка и сама выглядела (и пахла) лишь немногим лучше, и то только потому, что превращение туда и обратно очищает тело не хуже душа. Поэтому — и еще из милосердия — она молчала.
— Я никому этого не рассказывала, — пробормотала Сандра неразборчиво, потому что шмыгала носом. — Спасибо… — это в ответ на чистый носок, протянутый ей Бэлой за неимением носового платка. — Я до сих пор иногда… вижу кошмары… Как Артур… задыхается. Там такое… как будто он в собственных легких тонул… так страшно. И никто, никто не мог помочь! У него губы синели, а все вокруг с такими… постными лицами... И я тогда представила, как ты… как вы… Белка, я даже не знала… Я понятия не имела, насколько я… — она подняла на Белку отчаянные глаза, как будто не могла произнести «как сильно ты мне дорога».
А Бэла не знала, что делать — в кланах оборотнях редко так говорят друг с другом. Практически никогда.
Поэтому она просто позволила Сандре плакать у себя на коленях, гладя ее по волосам, пока та не выплакала все слезы. Это произошло очень нескоро.
***
На следующий день после героического спасения Сашка проснулся очень нескоро после будильника, отчаянно зевая. Он спохватился, думая, что проспал вахту, но вспомнил: нет, все в порядке, Белка сказала, что она, в отличие от них от всех, не устала и вообще оборотни выносливее и меншей, и вампиров, поэтому спокойно отстоит вахту. Ее вызвался сменить Володька, поскольку он, по его собственным словам, «почти ничего не сделал, так, пару печатей нарисовал», а потом — Катерина. Она в круге участвовала не так интенсивно, как Сандра с Сашкой, а значит, тоже выложилась меньше. Двух длинных вахт ей должно было хватить, чтобы отдохнуть.
В общем, Сашке сообразил, что у него есть время всласть поваляться в постели, затем не спеша, с расстановкой привести себя в порядок, побриться бритвой, а не заклинанием, после которого вся кожа зудит, и даже выпить чашечку кофе в кают-компании… Ах, почему он не флотский капитан, чтобы кофе в постель ему приносил денщик! Но чего нет того нет.
Он вытянулся на удобной капитанской постели, которую как-то незаметно привык считать полностью своей, не ассоциируя больше с Княгиней, и приступил к выполнению первого пункта своего плана.
Однако почти немедленно серьга корабельной трансляции заговорила Володькиным голосом:
— Капитан, у вас есть свободная минутка? Я хотел бы к вам зайти.
Сашка изрядно удивился: меньше всего он ожидал визита от Крестоносца.
— Есть, — сказал он. — Заходите минут через пять, штурман.
Сашка знал, что одеться, почистить зубы и заправить кровать он успеет, а на бритье решил забить. (Если честно, он поступал так довольно часто.) В конце концов, щетина выглядит так мужественно!
За гигиеническими процедурами Сашка лениво размышлял, что могло привести Володьку в его каюту. Скорее всего, благодарность — что же еще? Значит, предстоит неловкий разговор, без которого Сашка охотно бы обошелся.
На флоте есть твердое правило — товарища за спасение жизни не благодарят! Сегодня ты его, завтра он тебя.
«Однако Володька — не флотский, — напомнил он себе, открывая ему дверь. — Так что не надо на него сразу за это накидываться».
Но Володька, оказывается, не собирался изъявлять благодарности.
Он появился на пороге, как всегда, похожий на побитого жизнью ворона в своей черной одежде на несколько размеров больше, чем нужно. Супился и отводил глаза, но Сашкино приглашение заходить и присаживаться на единственный стул принял.
А потом заговорил без особых преамбул:
— Я тут подумал, — сказал он, избегая обращаться к Сашке «капитан». — Мы так Ульяну и не помянули.
Сашка растерялся.
Вот этого он точно не ждал.
— Я… извини, что тогда обвинил тебя в ее гибели, — Крестоносец все еще глядел в пол, но говорил четко и ясно. — Я знаю, ты не виноват. Это был несчастный случай.
— На самом деле, меня там даже не было, — сознался Сашка. — Должен был быть, но проспал. Поэтому я попал в следующий шлюп, и сидел на запасном тренажере для инструктора, поэтому меня спас Сашкин амулет…
— Вот, — сказал Володька. — Тем более. Я тогда почему-то решил, что шлюп развалился из-за твоей безалаберности. Я был несправедлив. Только потом понял: что бы там ни случилось, ты вряд ли мог настолько накосячить.
— Там два кристалла попали в резонанс, плохо были откалиброваны, — тихо объяснил Сашка.
Крестоносец удивленно поднял на него глаза.
— Откуда ты знаешь? Ничего же не сообщили!
— Разузнал. У моей тети Гали — помнишь, я рассказывал? Не помнишь? Ну неважно. В общем, у нее есть старая приятельница в Петербуржском следственном комитете, она по дружбе поделилась… Но учти, я тебе не говорил этого.
Володька в ступоре кивнул. Помолчал немного.
Потом сказал:
— Так помянем?
Сашка прикинул. Время до заступления на вахту у него, конечно, было. Правда, он хотел провести его по-другому… но чувствовалось, что для Володьки это важно. Кроме того, если бы он сказал «извини, в другой раз, сейчас отдохнуть хочу», это непоправимо разрушило бы атмосферу. А заодно и хрупкое доверие, которое начало понемногу восстанавливаться между ними с академических лет.
— Помянем, — согласился он.
— Тогда я вот… нарисовал.
Володька достал из бездонного кармана своего макинтоша, который, по Сашкиному мнению, мог бы сойти за плащ-палатку, небольшую папку, размером с книжку. Из этой папки он достал лист плотной бумаги, протянул его Сашке.
На листе была изображена ослепительно красивая и столь же ослепительно улыбающаяся девушка.Сашка хотел было сказать, что в жизни у Ульяны нос был кривее и не было веснушек, но вовремя сдержался. «Какая молодая!» — удивленно подумал он.
Как-то незаметно люди на десять лет моложе успели стать для него почти детьми. Ульяна была ровесницей Белки, когда погибла.
Внезапно поразило: пойди дела немного по-другому, и Белка тоже никогда не стала бы старше.
В результате все эти сложные эмоции Сашке удалось утрамбовать в одно слово:
— Красиво, — сказал Сашка.
Он достал из-под кровати бутылку «Северного сияния», а из шкафчика над кроватью три рюмки.
— Извини, другого ничего нет. Не успел нормальным затариться. А этого у нас после домового целый ящик остался. Натащил как-то.
— Ничего, — ответил Володька. — Мне вообще-то нравится.
— Если не врешь из вежливости, то ты первый, кого я знаю, — улыбнулся Сашка. — Только по одной… в смысле, ты как хочешь, а я больше одной не могу. Мне на вахту следующим.
— Я помню, — кивнул Володька. — Я напиваться не люблю.
Сашка вспомнил, что во время студенческих попоек Володька один оставался практически трезв. Еще одна причина, почему ему досталось прозвище «Крестоносец» — борец за веру.
Сашка разлил алкогольную гадость по рюмкам. Улину отодвинул в сторону и прислонил к ней портрет. Традиционного кусочка хлеба он, разумеется, найти у себя не мог — на флоте офицерам запрещалось хомячить в каютах что бы то ни было (хотя многие все равно припрятывали), а на «Блике» просто нужды не было. Какой смысл, если можно просто зайти в кают-компанию и взять любой перекус? Княгиня имела привычку держать две-три открытые коробки с печеньем или карамельками прямо в буфете.
Но ведь дело не в хлебе, а в традиции. Тем более, Улька всегда блюла талию, сколько Сашка ее помнил. Не всем так везет, как Саньке: с ее бешеным метаболизмом и высоким ростом та всегда могла есть сколько хотела и чего хотела.
Они выпили. Помолчали.
Могла бы воцариться неловкость, но вдруг Володька спросил:
— Слушай, ты не против, если я и дальше буду рисовать про приключения Белобрысого?
Сашка аж удивился.
— А разве мой голос вообще котируется? Мало ли с кого ты там вдохновлялся…
— Да дурак был, — Володька поморщился. — Даже не подумал, что общие знакомые могут узнать эти случаи и сопоставить…
— Ну… — когда-то это Сашку тоже возмутило, но теперь ему начало казаться, что все эти переживания — сущая мелочь в масштабах вселенной. Скорее можно даже гордиться, что с тебя нарисовали популярный комикс. — Знаешь, пожалуй, мне уже норм. Тем более, весь материал с моей бурной флотской службы ты израсходовал.
— Я имею в виду, материал с «Блика», — объяснил Володька. — Мне Люда такого понарассказала!
Сашка даже не сразу понял, что под «Людой» он имел в виду Людоедку.
— Это ты у самой Берг и спрашивай, — сказал Сашка. — И у девчонок тоже.
— Да они не против! — Володька махнул рукой. — Просто… ну, я же не буду отдельного героя придумывать? Или героинь? Белобрысый уже хорошо идет… Хочу дальше развивать его образ. А образ-то с тебя писан, как ни крути. Добавить Санькины дуэли, добавить провоз шелка контрабандой на голое тело… Нет, не шелка, а то сопоставят с Жемчужиной, у вас могут быть неприятности. Какую-нибудь зачарованную ловчую сеть придумаю, пусть Белобрысый отвлекает мощным телом дам из таможни...
Сашкепришло кое-что на ум и он начал улыбаться еще до того, как заговорил.
— А как тебе такое приключение: Белобрысый в одиночку заваливает боевой корабль сильномогучим колдунством, после чего спасается в зачарованном собственноручно сундуке, отдавшись на волю эфирным волнам? Вдвоем с обнаженной красоткой?
Володька фыркнул.
— Никто не поверит. Даже для Белобрысого это слишком!
Теперь смеялись уже вместе. И было им неожиданно легко.
«Ну да, — подумал Сашка, — у нас много общего: оба любим женщин постарше! Точнее, оба не можем устоять перед отдельными представительницами...»
Подумал — и сам себе удивился. Впервые с исчезновения Княгини получилось хотя бы мысленно сказать о ней что-то фривольное.
И ни капли горечи.
***
Полет до Порт-Суглата шел ровно, без приключений, за что весь экипаж «Блика» был ужасно благодарен жизни, судьбе, вселенной и чему угодно. Правда, приходилось экономить еду — точнее, вкусности — потому что на Жасмине не успели почти ничем закупиться. То есть о пресловутых печеньках и конфетах в кают-компании пришлось забыть, да и булочки Катерина пекла без корицы и почти без масла, а это, конечно же, уже совсем не то.
Не было и свежих овощей, поэтому Сандра, посовещавшись с Людоедкой, прописала всем витамины из неприкосновенного запаса — как единственный человек, имеющий хоть какое-то представление о целебной магии свыше первой помощи.
Но никто не роптал.
То есть ворчали, конечно, потихоньку, но за рамки легкого нытья эти жалобы не выливались. В какой-то момент Сашка и Катерина рассмотрели возможность заглянуть на какую-нибудь планету «по пути» для пополнения припасов, но, как на грех, ничего сносного по этому маршруту не попадалось. От Жасмина они шли до Порт-Суглата Тимофеевским стримом, как самым прямым и быстрым, а там по обе стороны имелись только свежесозданные колонии. Разумеется, как раз продовольствие все начинали производить в первую очередь, однако Людоедка отсоветовала.
— Порты там оборудованы плохо, диспетчерский контроль не налажен… Правда, и сталкиваться не с кем, но на взлет-посадку можно потратить здорово времени и нервов.
— Хуже, чем на Тэте, точно не будет, — усмехнулся Сашка.
— Тэта — особый случай, там нас знают. А на какой-нибудь захудалой планетишке «преуспевающую» бригантину могут попробовать обобрать во все поля… или даже прямиком ограбить. Конечно, с вашими и Сандриными талантами это будет непросто сделать, но вам так хочется стать персонажем плохонького вестерна?
Сашка подумал и решил, что меньше всего ему хочется подписываться на новые и совершенно ненужные приключения после всего, что они недавно пережили. И ради чего? Ради возможности трескать сладкую выпечку?
Кроме того, оставалась еще проблема поиска Княгини и Роовли-Кообас. Самый прямой путь туда от Жасмина все равно лежал через Порт-Суглат, однако любое отклонение от маршрута соответственно удлиняло и время, через которое «Блик» попадет на бывшую базу Князя. А у Княгини и так была нехилая такая фора…
Утешало только то, что от Мирабилис к Роовли-Кообас тоже прямых стримов нет, придется петлять. Ну или идти напрямик, сжигая несусветную прорву кристаллов — кому такое по карману?
Но при этом маршрут через Жасмин и Порт-Суглат отнюдь не был самым прямым, скорее, одним из самых окольных…
В общем, терять время дополнительно Сашке никак и не хотелось.
В ситуации, когда эфир был спокоен, а экипажу больше всего хотелось отдохнуть, они начали чаще встречаться в кают-компании за музицированием. Володька обычно в эти часы присаживался за край стола и рисовал… точнее, вроде как рисовал: частенько карандаши и бумага лежали забытые, а Володька все с большим и большим интересом прислушивался к командному музицированию.
Наконец однажды он явился на вечерние «спевки» без рисовальных принадлежностей и, смущаясь, сказал, что хотел бы кое-что показать.
— Главное, не стриптиз! — хмыкнула Сандра.
— У тебя столько денег нет, — в тон ответил ей Володька, и Сашка чуть не подавился: ну ни хрена себе прогресс у мрачного и нелюдимого Крестоносца!
Затем Володька неожиданно достал из кармана своего черного балахона… губную гармошку!
Это была одна из гармошек Людоедки, хотя и не та красивая, с накладками из слоновой кости, с которой она выступала на Мирабилис.
— Ну ладно, — сказал Володька вроде бы ироничным, а на самом деле жутко нервным тоном, — только не судите строго…
И нерешительно выдул вступление к «Веселой пиратской».
Больше вступления он не сыграл, но, когда закончил, последняя нота еще долго висела в тишине кают-компании.
— М-да, — вынесла вердикт Сандра. — Людмила Иосифовна, вы прекрасный учитель.
— Как ты догадалась? — подняла брови Людоедка. — Может быть, я просто гармошку ему одолжила.
— Да нет, одолженной гармошкой тут не отделаешься, тут нужна была ваша помощь! А учитель вы прекрасный, потому что выносить такое отсутствие таланта в течение такого долгого времени — нужно ангельское терпение, — сообщила Санька.
Людоедка засмеялась, а Володька надулся.
— Да ладно, — сказала Людоедка, хлопнув Крестоносца по плечу. — Прогресс налицо. Просто… ну, не дано это тебе. Бывает. Я же говорила.
— Я же должен был попробовать, — упрямо сказал Володька.
— На гармошке свет клином не сошелся, — сказала Санька. — Петь-то ты можешь?
— Петь могу, — кивнул он.
— У него довольно неплохой голос, — вступился Сашка. — Может высокие ноты хорошо брать. В шуточных постановках часто за девушек пел.
— О, отлично! — обрадовалась Сандра. — Тогда можешь с Катериной и Сашкой трио составить. Может неплохо получиться.
— Я пас, — засмеялась Катерина. — Сашка поет в разы лучше меня, после Мирабилис больше не хочу позориться с моей полторой октавой, — она так и сказала, «полторой». —Лучше играть буду.
Решено было тотчас провести натурный эксперимент. После некоторых споров выбрали всем известную песню — из мюзикла «Бременские музыканты». Сашка и Володька пели, женская же — подавляющая — часть экипажа аккомпанировала, причем Сандра со своей скрипкой разошлась так, будто играла в филармонии, Людоедка с губной гармошкой ей подсобила, Катерина отлично вела основную мелодию на гитаре, а Белка добавила несколько очень уместных перестуков. Получилось неожиданно хорошо, как будто так и надо.
— Ну вот, — сказал Сашка Володьке. — Совсем не больно, а ты боялся.
Крестоносец скорчил непередаваемую рожу.