Соло для капитана с оркестром

Глава 7, о перкуссии и предосторожностях

До Жасмина переход не очень долгий — недели три, тут уж как повезет с ветрами и течениями. На мощных кристаллах срок можно скостить и до двух недель, если повезет — однако «Блик» шел частью под парусами (во время Сашкиных вахт), а значит, жертвовал скоростью и предсказуемостью ради экономии.

Но даже три недели — срок небольшой. В обычных обстоятельствах экипаж бы воспринял его как долгожданную передышку после предыдущего бурного перехода: от Мирабилис до Жасмина корабль несет Северный стрим, широкий и надежный, здесь можно особенно не напрягаться. Главная проблема тут для экипажа — скука, но от нее отлично спасают хобби и предыдущая усталость.

Однако когда знающий свое дело капитан, на которую привыкли полагаться, пропадает неизвестно куда, а в числе уже притершихся друг к другу людей — явный незнакомец, может возникнуть и другая опасность. В такой обстановке нервы натягиваются до предела, взаимные нападки множатся снежным комом… Если запустить эмоциональную гигиену, три недели вместо отдыха могут обернуться настоящим кошмаром.

Впрочем, Сашка не успел всерьез этого испугаться. Даже задуматься об этом не успел как следует, честно говоря, как все уже разрешилось. Ну, почти.

Первый день после старта он проспал, наслаждаясь привычной легкой качкой и удобной постелью — более просторная каюта означала, что он наконец-то может по-настоящему вытянуться. В какой-то момент он дополз до камбуза, пожевал Катерининых пирожков и уполз обратно.

Однако по-настоящему он проснулся только на следующее утро (по корабельному времени), уверенный, что пирожки ему приснились. Под бурчание собственного желудка Сашка дополз до кают-компании.

При Княгине дежурный по камбузу готовил две трапезы в день и третий перекус выдавался сухпайком, но съесть свою порцию можно было в любое время. Кроме ужина: на ужин все свободные от вахты члены экипажа в обязательном порядке садились за один стол. Сашка не отдавал никаких других распоряжений (и не собирался: заведенный Княгиней порядок подходил для маленького корабля куда лучше, чем привычное на флоте расписание трапез), а время было еще раннее, поэтому он не рассчитывал никого застать — кроме, может быть, Сандры, клюющей носом над утренним кофе.

Вместо этого в кают-компании оказались все, кроме Володьки. Да и он присутствовал, просто удаленно: об этом говорил распахнутый в потолке люк в рубку. Сашка прекрасно знал, что, когда его крышка поднята, все происходящее в кают-компании прекрасно слышно на мостике.

А послушать было что: Катерина пела, перебирая струны гитары. Ее негромкий чистый голос наполнял кают-компанию до самых краев. Он отлично подходил и к приятной простой мелодии, и к грустноватым стихам:

— Ветер спросит: «Только честно!

Хочешь быть моей невестой?

Хочешь мчаться в неизвестность

С белым шлейфом позади?»

«Интересно, — подумал Сашка, она имеет в виду именно шлейф, или все-таки фату?»

Загадочные создания эти поэты. Иногда как напишут-напишут, попробуй разбери.

Песни этой он раньше не слышал. Видно, Катерина спела им еще не все из того, что она выучила на сухогрузе.

«Нет, — отвечу, — все так странно!

Мне еще с тобою рано!

Мне веселье — словно рана,

Словно боль в пустой груди».

Лицо у нее сделалось тихое, задумчивое, и Сашка невольно подумал: что там было такое в письме от мужа? Может быть, ничего хорошего. Его тогда так ошарашило письмо от Княгини, что реакции Катерины на полученные новости он не помнил.

Впрочем, не его дело.

Или как раз-таки его? Где заканчиваются капитанские полномочия по поддержанию духа своего экипажа, а где начинается сование носа не в свое дело?

Как сложно жить, мать вашу!

Дежурный по камбузу — Сашка припомнил, что сегодня его очередь… ага, значит, вместо него поставили Володьку — приготовил огромный горшок ячменной каши, но не завернул его в платок, как обычно, а оставил стоять просто так, на кухонном столике. Нет, не просто так: присмотревшись, Сашка заметил под ним довольно сложную печать. Так, саламандра, еще что-то… Неужели поддерживает температуру каши?

От тети Гали Сашка знал, что такими печатями на кухне пользоваться неудобно: готовые очень уж сложно подобрать для конкретной посуды, легко пересушить или вовсе сжечь еду. А рисовать самим — для этого нужно здорово разбираться в графическом чародействе. Лучше, чем, например, Сандра, и уж подавно лучше, чем Сашка.

Он приподнял крышку горшка.

Из горлышка дохнуло теплом и сытным запахом — каша была не просто теплой, но и свежей, словно только что сваренной, хотя Володька наверняка готовил ее до вахты.

«Ай да Володька!» — подумал он.

Положив себе полную миску, Сашка устроился за кухонным столом с краю — слушать. Но Катерина уже заканчивала.

— Классная песня! — воскликнула Санька.

— Это тебя ребята с того каботажника научили?

— Да, с корабля, на котором я на Завиток шла, — кивнула Катерина.

— По-моему, нам нужно ее доработать для нашей группы. Просто стыд, если мы не будем поддерживать концертные навыки. Зря что ли на фестивале побеждали? — с энтузиазмом проговорила Сандра.

Ее энтузиазм показался Сашке немного наигранным, но лучше наигранный, чем никакого. И потом, идея сама по себе хорошая...

— Тут нет партии для ударных, — нахмурилась Белка.

— Да и губная гармошка не больно-то в тему, — приподняла брови Людоедка.

— И куплетов всего два, — поддержала Катерина. — Как ты собираешься ее раскладывать?

— Да ерунда, придумаем сейчас чего-нибудь! — Сандра лихо махнула рукой. — Партию для ударных можно вставить куда угодно.

— И в колыбельную? — Белка перестала хмуриться, но начала ехидно улыбаться.

— Куда угодно. Спорим?

— Упаси меня предки! — засмеялась пилот. — Ладно, а что ты с длиной хочешь делать? — настаивала Катерина.

— Ничего, это даже лучше, что короткая, сейчас все эстрадные песни такие. Один куплет повторим, а проигрыш в середине надставим!

— Собираетесь идти скользким путем эстрады? — хмыкнула Людоедка.

— А, где наша не пропадала! — победно улыбнулась Сандра, почувствовав, что остальные настроились на нужный лад. — И кончайте упаднические разговоры, эта песня не подойдет — какую-нибудь еще переложим, не все же нам «пиратскими» промышлять.

Она имела в виду песни «Веселая пиратская» и «Грустная пиратская», которые в кают-компании играли чаще всего.

Сашка спрятал улыбку: чаще всего они играли эти песни как раз потому, что Санька их очень любила.

Сандра тем временем достала нотные листы и принялась соображать. Людоедка и Бэла присоединились к ней, заглядывая через плечо и поправляя. Обе знали нотную грамоту и обе имели собственное мнение о том, как и что лучше всего сделать. Сандра ругалась по-норвежски, но прислушивалась.

Катерина в спор не вступала, но с интересом прислушиваясь, перебирая струны на гитаре.

Сашка незаметно для себя прикончил последнюю ложку каши и пошел к горшку положить еще. Им овладела задумчивость. Сандра не позвала его разбираться с нотами вместе, и самому ему показалось неловким присоединиться.

Еще один аспект капитанства? Невидимая, неосязаемая стена между ним и друзьями?

Или дело просто в усталости?

— Саныч! Сколько можно мучить несчастную кашу? — воскликнула Сандра. — Ты над этой тарелкой уже минут десять сидишь! Давай сюда, поможешь мне придумать партию для альта!

Сашка отставил миску и с облегчением пересел к обеденному столу.

«Как хорошо, что у нас есть музыка! — подумал он. — Раз-два — и ни сомнений, ни неловкости!»

Краем глаза он заметил, как захлопнулся люк в рубку.

И вспомнил: Крестоносец же ни на чем не играет. Ну или по крайней мере не играл, когда они учились в Академии.

***

Жизнь на борту «Блика» понемногу входила в свою колею. Очень помогали спевки и сыгровки: добавить барабанную партию к «Невесте ветра» Саньке все же не удалось (точнее, удалось, но общим голосованием было постановлено немедленно забыть эту версию как страшный сон), однако Бэла предложила вместо этого включить туда перкуссию в виде треугольника. Вышло неожиданно мило.

Они переделали под себя еще несколько песен, обкатали до полного автоматизма репертуар, который записывали и играли для фестиваля — в общем, развлекались вовсю. Все, кроме Володьки.

Он иногда захаживал в кают-компанию во время общих спевок, но сидел в углу. А во время своих вахт люк больше не открывал.

Сашке это не нравилось.

Однажды вечером, после ужина он заглянул в каюту к Крестоносцу — ту самую, которую раньше занимал сам.

Володька сидел на полу и что-то рисовал на разложенных перед ним бумажных листах, но встал, когда Сашка вежливо постучал в дверь и перешагнул порог. Вежливость эфирника — как же, капитан заглянул на огонек.

— Привет, — сказал Сашка. — Неужели удобно так?

Перед Володькой лежали явно черновики: куча карандашных линий, тушью ничего не обведено, а потому разобрать, что на них происходило, очень сложно. Но Сашка готов был поклясться, что это опять комикс про Белобрысого.

«М-да, — промелькнуло в голове, — запретить я ему не могу, но надо постараться, чтобы свободного времени у Крестоносца оставалось поменьше…»

— Не очень, — отозвался Володька. — А что делать?

— Рисовать в кают-компании, например, — предложил Сашка. — Для того она и нужна, чтобы каждый своим хобби занимался.

Тут он говорил чистую правду: эфирные перелеты — скучные, каюты тесные. Именно в кают-компаниях на большинстве кораблей экипаж занимался тем, что им больше всего по нраву: вышивал, плел, шил. У большей части эфирников хобби рукодельные, поскольку такие занятия не требуют много места, материалы для них легкие, а результаты труда можно использовать в хозяйстве. Это на «Блике» так совпало — или, скорее, Балл так подгадала — что все играли на музыкальных инструментах. Но Володька в эту славную когорту не вписывался.

— Там ведь все время музицируют, — подтвердил Володька то, что Сашка и так подозревал. — И поют. Чего я там забыл?

— Что, так плохо играют? Мешать тебе будут?

— И я им, и они мне. Будут в мои рисунки заглядывать — я этого терпеть не могу.

«Было бы куда заглядывать», — подумал Сашка, но вслух не сказал.

— Слушай, не надо тут мне иголки топорщить, — Сашка сел на пол (сесть на кровать другого эфирника без разрешения — жутчайшее нарушение этикета, будь ты хоть трижды капитан). Чтобы не смотреть на него сверху вниз, Володьке тоже пришлось усесться. Он тут же сгорбился, снова напомнив Сашке нахохленную птицу. — Ты вливаться в экипаж собираешься или нет? До Земли путь долгий, — он начал загибать пальцы. — Недели две на Жасмине, там нам нужно как следует подзаправиться. Потом два месяца или даже больше до Порт-Суглата, и оттуда еще месяц до Земли. И на самом Порт-Суглате минимум неделю. Итого как минимум четыре месяца. Что, все это время сычом просидишь? А если авария или другая срочная фигня?

Володька скукожился еще сильнее. Вскинул на Сашку отчаянные глаза.

— Понимаешь, мне сложно…

Сашка еще как понимал. Даже в Академии Володька был нелюдимым, вечно сидел в углу. Если бы не Улька, наверное, вообще бы никуда не ходил. И никто бы не знал даже, как его зовут.

— Всем сложно, — сочувственно сказал Сашка. — Но надо бороться с собой, мужик. Вон какой ты путь проделал — неужели все зря? Знаешь, ничего не говорю, мы тебя с оплатой не кинем, если не накосячишь, но… если бы ты нормально пообтерся с экипажами, с которыми раньше служил, может быть, и они бы не кинули? Я не в том смысле, что ты в этом виноват! — тут же торопливо добавил Сашка. — А просто если к людям подстраиваться немного, то проще жить будет. Серьезно.

Володька сгорбился еще сильнее, потом поднял голову. Серьезно поглядел на Сашку:

— Я играть не умею. В смысле… с вами.

Сашке показалось, что он имел в виду не только и не столько игру.

— Научим, — сурово сказал Сашка, поднимаясь на ноги. — Я с Людоедкой… в смысле, со старпомом Берг договорился, она тебе одолжит губную гармошку. И потренирует.

— А, так это ее вы называете Людоедкой! — удивился Володька. — Милейшая ведь женщина!

— Ну-ну, — в свою очередь удивился Сашка, но больше ничего вслух не сказал.

***

Володька действительно начал чаще появляться в кают-компании и даже рисовал, разложив бумагу на столе. Сперва он держался настороженно, но Сашка заранее поговорил с остальными, так что никто не заглядывал ему через плечо и не просил посмотреть рисунки, и постепенно Володька начал расслабляться. Даже посмеялся пару раз над шутками Катерины — небывалый прогресс!

А вот Сашка, наоборот, напрягался все больше и больше. Не по поводу Володьки — нет, на его счет Сашка скорее успокоился: теперь, решил он, когда случится какая-то внештатка, Крестоносец скорее найдет общий язык с остальными.

А вот в целом ситуация с Княгиней не давала ему покоя тем сильнее, чем больше он вертел ее в голове.

Для разговора с Сандрой он выбрал характерное для них время: собачья вахта под утро, когда оба пилота — Бэла и Катерина — спали, а Сашка вел корабль на своем парусе.

Санька на это время снизила активность кристаллов до минимума, но все равно вставала раз в несколько часов проверять.

Однажды, когда хрустальный шар в очередной раз вспыхнул и Санькин голос спросил оттуда, все ли в порядке, Сашка не отделался дежурным «все системы в норме» или шутейным «нет, ты бредишь, корабль давно развалился на части». Он сказал:

— Сань, есть серьезный разговор.

— Мне подняться в рубку?

— Да нет, не хочу тебя задерживать, так поговорим. До твоей каюты ближе от отделения кристаллов, не хочу тебя надолго разлучать с кроватью…

— Уже смешно! Златовласка, ты думаешь, я смогу спать, когда у тебя «серьезный разговор»?

Сандра погасила вызов, а минуты через две поднялась по узкой приставной лестнице в рубку. Она даже запыхалась, так спешила.

— Да? Что случилось?

— Да ничего, — Сашка вздохнул. — Если честно, чем больше я думаю о пропаже Княгини, тем меньше все это нравится… Кто знает, во что она влезла, ничего нам не сказав. Да и домового у нас теперь нет — а значит, от мелких неприятностей команду никто не страхует. Помнишь, ты в школе сделала для меня и своей сестры охранные амулеты? Мой тогда много лет проработал, спас меня в Академии, когда… — Сашка помрачнел. — В общем, спас.

— Помню, конечно, — Сандра кивнула. — Без ложной скромности, вышло у меня тогда неплохо.

— Можешь всей команде такие же сделать? Я помню, ты говорила, нужны личные чувства, но мы вроде как не чужие уже все...

— Можно-то можно, там никаких особых материалов не нужно. Только долго… — Сандра склонила голову, будто что-то прикидывая. — А я и так перегружена. Как ты верно заметил, домового у нас нет. Был бы — я бы, например, среди ночи к кристаллам не вскакивала. Васька за ними в фоновом режиме следил, я так пока не умею.

— Можешь пожертвовать своим личным временем? Я поговорил с Людоедкой, мы заплатим из амортизационной и капитанской — то есть моей — доли.

Санька хлопнула его по плечу.

— Вот еще, придумал, из личной доли! — она лукаво сощурилась. — А вот из амортизационной — возьму, конечно. За бесплатно оставаться без отдыха как-то не хочется.

— Спасибо, — прочувствованно сказал Сашка.

— Свои люди, — пожала плечами Сандра. — Мне самой нужно было подумать об амулетах. Потому что ты прав, дерьмо какое-то вокруг…

Она направилась к выходу из рубки, широко зевая, но в последний момент обернулась и добавила:

— Знаешь, а капитанство тебе очень идет, Златовласка. Красный — твой цвет, я давно говорила.

...Спустя неделю Сандра раздала всем амулеты. Маленькие, неприметные, меньше шильдика с названием корабля, который эфирники носят в порту. И почти не фонящие магией. Словно какой-нибудь оберег от мозолей или там кошачьих когтей.

Но Сашка знал, чувствовал их мощную, грозную силу. В конце концов, такой амулет спас его на практике, когда погиб весь остальной экипаж маленького учебного шлюпа.