Соль в ране

ГЛАВА 11

На этот раз «Марютея» была готова к схватке: из парусов на судне оставались лишь кливер из специальной ткани, рассчитанной на плохую погоду, и один из малых парусов главной мачты. А все, что могло двигаться: рангоуты, запасные реи, крышки люков — привязали просмоленными веревками или надежно привинтили.

Сначала где-то вдалеке послышался ветер, похожий на шум паникующей толпы. Но вот этот шум превратился в громкий плач, а затем — в рев. Когда этот ветер наконец добрался до корабля, людям на судне показалось, что на них накинулось тысячеголовое стадо животных, бешеных, обезумевших от страха хищников, которых долго мучили и сейчас выпустили на свободу.

Сначала корабль как будто замер, мачты легли почти горизонтально, а корпус судна задрожал, потом приподнялся, и вся его оснастка, готовая порваться от натяжения, завыла под ветром, как сотня органов, на которых играли безумцы.

В этот момент каждый из экипажа понял, что все происшедшее с «Марютеей» раньше являлось лишь небольшой прелюдией, а самое главное — то, что происходит сейчас, и шансов выбраться из этого положения очень мало у всех, кто находится на борту судна, затопляемого водой.

Как только первый страх прошел, люди заговорили и стали слушать команды. Нужно было напрягать мускулы, все время думать и мгновенно действовать, понимать и точно исполнять приказы. Ураган совсем не разбирается, кто какой, и никого не жалеет. Ведь только стихии терять нечего.

Так, спокойный и решительный Трентон пытался сделать все, чтобы запустить насос. Ни совершенные убийства, ни нехватка припасов, ничего на него не действовало. У него была цель, и этого ему хватало. Перед первым порывом ветра он посмотрел на мерку отстойника: та показывала два фута и три дюйма, то есть около 70 сантиметров.

По приказу Эдвардса все, что удалось спасти из еды, было заперто в шкаф в его каюте. Каждый смог выпить немного рому и съесть одну треть морской галеты, жесткой, как камень. Как только экипажу объявили, что вредители находятся на борту, люди стали требовать их смерти, и сосед подозрительно посматривал на соседа.

Буря же мигом сняла все подозрения, придав экипажу его обычную стойкость.

«Марютея» неслась сквозь ночь, поднимая огромные брызги. При каждом приступе килевой качки она погружалась в море от форштевня до полубака и затем летела дальше через пелену холодного дождя, который от сильного ветра казался почти горизонтальным, и создавалось впечатление, будто мелкие камни бьют по лицам людей.

На полуюте Ольер и Форестер стояли у руля, завернувшись в плащи и обвязавшись веревками. Деланней находился на палубе с двумя сменами матросов, готовых действовать в случае опасности. Эдвардс следил за рулевыми, вцепившись в ограждение люка с заблокированной крышкой.

Он наблюдал за фантастическим полетом корабля по волнам, но его мысль находилась не здесь. Был ли уговор между тем человеком, который пробрался в его каюту, и вредителями? Зачем они хотят уничтожить корабль? Чтобы убрать свидетелей? Возможно. Но что заставило их действовать? Близость берегов Фиджи? Как они хотели выбраться из этого? А алмазы? Эдвардс ни минуты не сомневался, что все это случилось лишь из-за богатства Даун Фарлен.

Тогда алмазы находились в полной безопасности в его сейфе и никто не пытался снова завладеть ими. Но с момента его вахты ситуация осложнилась. Теперь «Марютея» являлась последней надеждой на спасение, и все противоречия сейчас обострились, а часы, что им предстояло пережить, станут решающими для всех.

Укрыться на Фиджи совсем не так просто, ведь надо сначала проскочить барьер из рифов, затем суметь противостоять подводным течениям, которые от плохой погоды стали еще более опасными.

И сейчас в первую очередь нужно было спасти корабль. Случись какая-нибудь катастрофа — море поглотит целое состояние.

Страшный порыв ветра прижал Эдвардса к ограждению. Сзади он услышал, как Ольер вскрикнул от страха.

— Крепче держать! — крикнул он рулевым. — Ольер, черт вас возьми, не смотрите назад, от этого у вас закружится голова.

Оба матроса напряглись так, что казалось, будто они сражаются с чудовищем, схватив его за рога.

Нос «Марютеи» поднялся к черному небу, словно судно хотело взобраться на какую-то дьявольскую гору. С двух бортов на корабль надвигалась масса воды, увенчанная белой короной. В самом центре судна волны сомкнулись и с грохотом хлынули на палубу.

Эдвардс почувствовал удар о корабль этой массы воды и увидел ее светящиеся потоки вокруг главной мачты. Между низко летящими облаками сверкнула молния, и море засветилось миллионами зеленоватых шаров. Внизу кубрик походил на дом, окруженный водой, как во время наводнения.

— Держитесь крепче, — загремел голос Эдвардса.

— Держитесь за поручни, — вторил ему Деланней. — Все за поручни!

У Эдвардса сжалось сердце, и он ждал, когда же «Марютея» вырвется из этого плена. Но судно было полно воды и не могло быстро освободиться. Следующая волна, не такая большая, как предыдущая, добавила еще не одну тонну воды к тому количеству, которым уже была залита «Марютея». «Ну, нам конец», — подумал Эдвардс, и мурашки побежали у него по спине.

Корабль медленно наклонялся на правый борт, переполненный морской водой, как дырявая бочка. Весь корпус задрожал, когда вода в трюме прилила к борту.

— Да выпрямляйся же ты, чертова посудина! — крикнул Форестер. — Выпрямляйся, старая лоханка!

Правда, крик скорее напоминал всхлипывание молящегося и отчаявшегося человека, но «Марютея» продолжала наклоняться.

«Она перевернется, — подумал Эдвардс, — как только гик коснется поверхности, это будет конец!» Но вдруг с трудом, как раненый борец, который не хочет сдаваться, «Марютея» выпрямилась на несколько градусов.

— Пошло! — звонко крикнул Ольер. — Судно выпрямляется. Отлично, старушка!

Корабль все быстрее принимал вертикальное положение. Он было завалился на левый борт, но волна, поправив его, прекратила раскачивание.

— Теперь справимся! — закричал Ольер. — Сейчас…

Со стороны кормы раздался страшный шум. Эдвардс повернул голову. Громадная волна летела на корабль, освещенная отблесками молний. Эдвардс инстинктивно передернулся. В жизни своей он еще не видел такой высокой и смертельно опасной волны. Она раздувалась на глазах, черпая свою силу в силе ветра, и приближалась как огромное полотно. Голубой всплеск прорезал небо и, словно растворившись в воде, рассыпался на фиолетовые зигзаги, при свете которых волна пошла на штурм.

На ее вершине образовалась складка, а гребень разорвал ветер. Волна ударила о корму, издав звук пушечного выстрела. Она так давила на руль, что рулевым показалось, будто их спины разорвутся, а кости полопаются, как стеклянные. Она покрыла все непроницаемой пленкой и, в довершение всего, сильным потоком ударила по стенке рубки.

Эдвардс решил, что на него навалился огромный, страшно тяжелый мешок, который толкал его вперед. Руками он что было силы вцепился в медное ограждение крышки люка полуюта, а когда поднял голову и глянул на рулевых, то подумал, что их мокрые лица в свете молний напоминают маски утопленников.

На палубе Деланней, услышав приближение волны, закричал:

— Внимание! — и бросился к штормовым поручням.

Вцепившись в них, он согнул колени и напряг спину. Стоявший рядом с ним Аллисон не успел схватиться за поручни, и поток воды подхватил его как соломинку, закрутил и бросил на ванты. Там он, словно распятый, повернувшись животом к волне, ждал ее страшного удара. Он хотел крикнуть, но вода залила его легкие, и он почувствовал себя словно крыса под ногой слона. Его позвонки лопнули, и, когда волна уже больше не давила, его труп унесло в море.

Деланней подумал, что это еще не конец. Ему никак не удавалось перевести дыхание. Все вокруг казалось зеленым, и светящиеся золотые точки прыгали перед его глазами, которые разъедала морская вода. Все кости жутко болели, и Деланнею внезапно захотелось лечь и уснуть. Но вот боль прошла, давление уменьшилось, и вдруг кто-то сильно потянул Шона за ноги, встряхивая его, как собака мячик. Деланней весь напрягся, изо всех сил стараясь не выпускать из рук поручень, потому что знал, что его тут же смоет за борт.

Когда же все кончилось, Шон стоял, не двигаясь несколько минут, сплевывая воду, и в его висках, казалось, стучат тысячи молоточков. Деланней выпрямился и, держась дрожащими руками за поручень, крикнул:

— Все здесь?

— Келлер здесь!

— А Ван?

— Здесь!

— Форшем?

— С Трентоном у крепежа главной мачты.

— Кто это говорит?

— Я, боцман, месье. У вас все в порядке?

— Да. А где Аллисон?

— Не знаю.

Ван подошел к Деланнею. Расставленными руками он загребал воздух, а ноги его были по колено в воде.

— Вырвано крепежное кольцо растяжки главной мачты с правого борта, месье, и растяжка болтается.

Действительно, стальная, толщиной в два пальца растяжка, болталась как обыкновенная веревка. Никто не хотел подходить к ней, потому что крепежное кольцо, сломанное у основания, подпрыгивало и раскачивалось как молот, рассекая воздух над головами.

Наконец Митчел решился. Он взял небольшую веревку, привязал ее к кольцу, растянул поперек палубы, как только смог, высоко. Когда растяжка опустилась вниз, крепежное кольцо завернулось вокруг растянутой веревки. Митчел прыгнул и сделал рифовый узел.

— Ван, помогите мне.

Матросы вдвоем привязали растяжку к мачте.

— Готово, месье! — крикнул Митчел. — Эта дрянь больше не будет нам мешать.

— Отлично сделано, Митчел.

— Будем надеяться, что мачта не рухнет, — проворчал Ван.

— Где Ватфорд? — спросил Деланней.

Трентон ответил:

— Внизу.

— Где это внизу?

— У меня в мастерской, месье. Я его туда послал еще до того, как началась эта катавасия.

Им приходилось кричать, чтобы слышать друг друга. Вновь волна ударила в борт, оставив на их плащах капли брызг, похожих на градины.

— А как насос? — спросил Деланней.

— Он накрылся, месье.

— Тот, кто это сделал, дорого за все заплатит.

— Его еще надо найти, а пока Ватфорд сказал, что можно качать ручным переносным насосом.

— А он-то хоть работает?

— Я два дня тому назад сменил прокладки.

— Надо было об этом подумать раньше. Судно набрало полный трюм воды, и мы…

Он замолчал и обеими руками схватился за ящик с костылями. Очередная большая волна, ударив в крышку трюмного люка, сорвала кусок просмоленного брезента и потоками хлынула в море через шпигаты.

— Все целы?

— Да, — ответили матросы.

Трентон отряхнулся и вытер мокрый нос тыльной стороной ладони. Небо окрасилось в голубой и красный цвета, а море кипело, словно яд в колбе у алхимика.

— Я-то думал, что было бы лучше починить большой насос, — объяснил Трентон. — Он ведь мощнее.

Ватфорд нагнулся и побежал, втянув голову в плечи. Он потерял зюйдвестку, и мокрые волосы у него прилипли ко лбу.

— Я приготовил шланги, — проговорил он. — Их осталось только развернуть, и можно начинать откачивать воду, чтобы хоть как-то облегчить корабль.

— Будто нам не хватает этой чертовой бури, — буркнул Форшем. — Эй, всем приготовиться!

Но приготовиться никто не успел — вода вновь залила их.

— Доложите об этом Эдвардсу, — приказал Деланней Ватфорду. — Решение примет он. А о каких шлангах вы говорили?

— О пожарных.

— Бегите на полуют, Ватфорд, и доложите еще, что порвалась растяжка мачты.

— Растяжка! Черт, ну и дела!

Ватфорд поднялся на полуют, все время держась за поручни. Вода доходила иногда ему до пояса, опрокидывая его, и тогда ему казалось, что он плывет как пробка. За своей спиной он слышал, как Деланней громко звал Аллисона.

Эдвардс находился на своем месте, как всегда готовый прийти на помощь усталым рулевым.

— Кто здесь? — спросил он.

— Ватфорд, месье. Я подумал, что можно начинать откачивать воду ручным насосом, присоединив к нему пожарные шланги. Месье Деланней хочет знать, что вы об этом думаете? Заборный шланг можно опустить в центральный трюм.

— А вы как думаете выливать воду?

— Можно попробовать через трубы клозета. Насос действует, я его проверил.

— А палубный насос?

— С ним ничего не сделаешь. Надо менять цилиндр и поршень, а у нас нет запчастей.

— Хорошо, Ватфорд. Передайте Митчелу, чтобы насос установили в центральном трюме и приставили к нему матроса, сменяя через каждый час.

— У нас лопнула растяжка главной мачты.

Эдвардс, выругавшись, бросился к ограждению.

— Деланней! — позвал он.

— Да?

— Поставьте штормовой парус на фок-мачту! — А затем повернулся к Ватфорду: — Помогите им, Ватфорд, а насос может и подождать!

— Бегу.

— А где ваша зюйдвестка?

— Потерял, месье.

Ватфорд сбежал по лестнице, которая ходуном ходила под его ногами. Высокая волна ударила с левого борта и, перехлестнув через растяжки, хлынула в шлюпку, сорвав с нее тент. Ватфорд прижался к переборке полуюта, и его лишь слегка обдало водой. Он стремглав бросился к главной мачте.

Только там он понял, что уже начался день, дождливый и туманный, серый и облачный, в воздухе которого все еще оставалось нечто угрожающее. Ватфорд уже лучше видел блестящие силуэты своих товарищей и ясно различал желтый плащ Деланнея. Но, едва он сообразил, какое решение принял Эдвардс, как новая волна налетела на судно. Эта последняя волна могла сравниться разве что с табуном диких лошадей. Казалось, небо упало вниз, и Ватфорд вдруг увидел искаженное от страха лицо Деланнея и дикий взгляд его огромных глаз.

— Господи! — хрипло произнес Деланней.

Ватфорд обернулся: вот она, рядом, расцвеченная огнями, с прогалами серого цвета, громко ревущая. Брюхо у нее было впалое, словно перетянутое черными веревками, и она, сметая все и вся, поднялась на высоту раз в пять-шесть выше, чем самая высокая точка полуюта. Она приближалась в плаще дождя, изрыгая молнии, подобная огромной, слепой, готовой лопнуть туче.

Когда волна ударила всей своей массой по кораблю, «Марютея» словно вскрикнула. Ватфорд вцепился в первый попавшийся фал, закрыл глаза и исчез, растворился в хаосе. Он еще успел заметить, как Митчел и Форшем бросились к лестнице правого борта, поднимаясь на рангоут. Они проскользнули в поле его зрения подобно тени китайского фонаря на затемненном экране огромной волны.

Это было похоже на взрыв парового котла, и больше Ватфорд уже ничего не слышал. Вода больно давила на его уши и глаза. Он попал под этот огромный слой жидкости, добивавший корабль. «Я сейчас умру, — с тоской сказал он себе. — Из такого нам не выпутаться».

Внизу, куда вода теперь свободно проникала через взломанные крышки люков, труп Ваша, который давно уже захлебнулся в трюме с краской, несло как мусор, и сам Ватфорд, забытый и оставленный всеми, плыл по океану. Его рука отпустила вал…

Когда Деланней смог наконец перевести дух, он увидел только воду, из которой торчали две мачты с порванным такелажем и тем, что осталось от парусов. Палубу залило от полубака до полуюта, выступавших из воды словно два острова. Деланней сам был в воде по горло, и вдруг перед ним вынырнула голова Трентона с открытым ртом и красными, выпученными глазами.

После этого страшного удара «Марютея» застыла на месте. Ее сильно качало, и вода переливалась через стрингеры от кубрика к камбузу и дальше к корме.

Деланней опять задержал дыхание, скрытый водой, а шторм-поручень, в который он вцепился, сорвал ему кожу с ладони. Шон снова вынырнул в потоках дождя и почувствовал, как ветер хлещет по щекам. Медленно и как-то устало «Марютея» освобождалась от морской воды и тяжело, словно с сожалением, поднималась вверх.

Деланней понял, что и на этот раз они спаслись. Он радостно и глубоко вздохнул, подвигав руками и ногами. Вдруг корабль сильно закачало.

— Полундра! — раздался крик.

Деланней услышал треск и инстинктивно поднял голову. Главная мачта очень сильно раскачивалась. Ошалев от дождя, Митчел и Форшем стояли на веревочной лестнице, которая вдруг лопнула вместе с растяжкой, и они оба, расставив руки и ноги, крутясь под ветром, полетели в море. Мачта и стеньга со страшным треском свалились вперед на фок-матчу, которая тут же рухнула вместе с парусами. «Марютея» словно подпрыгнула, а грохот разбившихся снастей на мгновение заглушил грохот моря.

Корабля больше не существовало, остались лишь развалины, залитые блеклой водой. Вся палуба, за исключением полуюта, была завалена обломками дерева, сломанными реями, торчащими как руки, порванными, скрученными канатами, вперемешку с разорванными тросами и обрывками парусов.

«Все пропало!» — подумал Деланней. У правого борта валялись врубы со стеньги и гик, которые держались за счет шкотов и фалов. Бушприта больше не существовало, а леера полубака перекосило с вырванным крепежом.

С кормы «Марютея» еще как-то походила на корабль только потому, что полуют был относительно цел. Волна вырвала люк с трапом, оставив на их месте рваную дыру, и разбила переборку ходовой рубки.

Ван и Келлер с ужасом в глазах вышли из кубрика.

— Что вы там делали? — спросил Деланней, увидев их.

— Мы укрылись, когда эта огромная волна навалилась на корабль. Это ведь было лучшее, что мы могли сделать, — ответил Ван.

— Я думаю, что корабль потонет, — добавил Келлер, который держал свою вывихнутую левую руку в правой, и его трясло как в лихорадке.

— Станьте на места, — приказал Деланней. — У нас очень много работы!

Когда сделали перекличку, Эдвардс узнал, что нет Аллисона, боцмана Митчела, рулевого Ватфорда, матроса Форшема и плотника Трентона. У переборки полуюта нашли Форестера с разбитой головой. Его отнесли в старую каюту Эдвардса, и Даун сделала ему перевязку. Когда последняя большая волна ударила по кораблю, Даун находилась в ходовой рубке. Ее чуть не раздавило выбитой переборкой. Потом она боролась с водой среди перевернутой мебели, размоченных карт и книг, которые волна вытряхнула, задавив ящики.

После перевязки Форестер начал бредить. Промокнув до нитки, в рваной одежде и падая от усталости, Даун, ни на что не жалуясь, сидела с ним.

Много часов без передышки весь экипаж, виновные и невиновные, не покладая рук резали и рубили всю оснастку, свисавшую за бортом. Она могла пробить корпус корабля, так что пришлось пройтись по палубе с топорами. При шквальном ветре, ослепленные водяными брызгами, матросы рубили порванные фалы, шкоты, гитовы. Все, что больше ни на что не годилось, постепенно выбрасывалось за борт.

Эдвардс послал людей осмотреть трюмы, где царил невообразимый беспорядок. Вода сильно прибыла, и ручной насос наконец установили, подсоединив к нему противопожарные шланги. Никто не хотел есть, матросы только выпили немного рома.

Корабельный компас был разбит, у шлюпки правого борта вырван транец. Оставалась только шлюпка левого борта, у которой откололся бортик и треснул форштевень.

Ночью Келлер сменил Вана у насоса, и тот поднялся на полуют, чтобы сменить Деланнея у руля. На оставшийся обломок мачты натянули небольшой самодельный квадратный парус. Залитая водой «Марютея» продолжала идти вперед. Особого риска теперь уже не было, и Эдвардс, закрепив румпель, спустился в свою старую каюту.

Даун Фарлен по-прежнему сидела у изголовья раненого.

— Как у него дела? — спросил Эдвардс.

— Плохо. Взгляните сами.

Форестер неподвижно лежал на койке и неглубоко дышал. Повязка на голове пропиталась кровью и морской водой. Тонкими пальцами с грязными ногтями он царапал мокрое одеяло.

— Он доживет до утра?

— Не знаю, — ответила Даун.

Эдвардс сел и осмотрелся. В каюте царил беспорядок. И ящики, вывалившиеся из стола, плавали в воде от одной до другой переборки.

— Надеюсь, что те, кто просверлил корпус, утонули, — сухо сказала Даун.

— Ну это мы скоро узнаем.

— Как?

— Мы сейчас будем присутствовать при последнем акте, и я просил Деланнея все время следить за нашей единственной шлюпкой.

— А убийца Арчера?

Эдвардс, пожав плечами, достал трубку из кармана. В чубук трубки попала вода, и он выбил ее с ироническим смешком.

— Кто в этом виноват? — продолжала настаивать Даун.

— Вы думаете, я знаю?

— Да. Кто он?

— Тот, у кого не было алиби, когда убили Арчера.

— И этот человек все еще с нами?

— Да, Даун.

Она задумалась, а потом внимательно посмотрела на Эдвардса. У него был такой усталый вид, что ей стало его жалко.

— Келлер последним видел, как я выходила из каюты Арчера, значит, в этот момент капитан оставался еще живым.

Эдвардс согласно кивнул, хотя весь его вид был довольно саркастическим.

— Странное время, чтобы об этом говорить, — произнес он. — Возможно, все мы утонем еще до рассвета.

— Вы отказываетесь искать убийцу? — слегка презрительно сказала она.

— Нет. Я просто жду следующей атаки, чтобы отбить ее.

— Вы думаете, что к вам в каюту забрался Келлер?

— Чтобы украсть вашу шкатулку? Возможно.

Она начала терять терпение, и ее глаза заблестели.

— Послушайте, Эдвардс…

— Вас не затруднит называть меня Даном?

— А это необходимо?

— Сообразите сами.

— Прекрасно! Нет, Дан, это меня не затруднит.

— Тогда, Даун, слушайте внимательно: когда убийство было совершено, Сейдж находился рядом со мной. Гош разговаривал с Митчелом и Ватфордом, и они это подтвердили, а Ван был с Трентоном. Вы его убить не могли, потому что Ван слышал его голос, когда вы выходили из его каюты. Келлер же находился на палубе, правда, он пошел за Трентоном в коридор, чтобы тот исправил замок. Теперь вы хоть что-нибудь понимаете?

Даун отвела глаза и нагнулась над раненым.

— Все это теперь ничего не значит, — прошептала она. — Большинство свидетелей мертвы, и, если они ошибались или лгали, у нас нет возможности доказать это.

Эдвардс встал, потянулся, и Даун заметила, какой толстый налет соли на его щеках, заросших щетиной.

— Вы правы, — согласился он. — Можно утверждать, что следствие по этому делу ни к чему не приведет, и я рад, что вы это сами поняли. Пойду, сейчас моя очередь откачивать воду, а вы постарайтесь немного отдохнуть.

Он направился к двери.

— Дан, почему вы не хотите сказать мне правду?

Он обернулся. Даун смотрела на него молящими глазами. Он провел рукой по ее плечу и вдруг, подняв ее, прижал к себе и поцеловал.

— Я хочу, чтобы с вами ничего не случилось, — прошептал он, отталкивая ее.

— Корабль потерпел аварию и дал течь! Что же может со мной случиться, да то же, что и с вами.

Сквозь разбитую дверь коридора хлынула вода и потекла в каюту. Эдвардс увидел, как эта черная вода окутывает ноги Даун, и он снова обнял и поцеловал ее.

— Я не должен был этого делать, — сказал он. — Вы принадлежите не мне, но я в своей жизни не чувствовал ничего приятнее ваших губ. — Он посмотрел Даун прямо в глаза и добавил: — Мне хотелось бы, чтобы у вас не было этих алмазов, чтобы Деланней был мертв, чтобы вы его никогда не встретили. Я бы хотел, чтобы вы принадлежали только мне вот в этих лохмотьях, которые на вас сейчас, Даун. Только так жизнь еще была бы возможна.

— Вы не в силах ничего изменить.

Он отступил на шаг и буркнул:

— Я это прекрасно понимаю.

Из трюма до них донесся шум переливавшейся воды, а на койке бредил Форестер, и пятно крови на его бинтах расплывалось все шире.

Пошатываясь, Эдвардс вышел.