ИСТОРИЯ ЛЮБВИ БУЗАКАНОВА-МЛАДШЕГО И НОСИХИНОЙ

Когда богатство и слава Дубоделова начали перерастать все возможные и невозможные пределы, когда сила его и влияние начали затмевать силу и влияние многих и многих, когда почти все им было испробовано и перепробовано, вот тогда Дубоделов впал в тоску. Несколько дней и ночей провел он в состоянии страшном, с изуверской жестокостью разделался с бывшим другом, ныне — опасным конкурентом, устроил пару грандиозных дебошей, казнил собственноручно одного из своих приближенных только за то, что в глазах его прочитал намек на возможную измену, но от тоски не избавился. Она заполонила всего Дубоделова без остатка, и, как последнее средство, ранним-ранним утром он решил, что, раз ничего нового найти не суждено, пойти на второй круг. Он тут же вызвал к себе своих заместителей, Бузаканова и Путко, не дав им даже прийти в себя, сумрачным голосом приказал: «Девочку!» и выставил за дверь.

Путко, то ли от врожденной тупости, то ли потому, что было еще слишком рано и мозги его работали плохо, Дубоделова понял в том смысле, что шефу срочно требуется перепихнуться. Выйдя из особняка, сев в машину, Путко скомандовал шоферу: «Вперед» и поехал по закрывавшимся к тому времени кабакам и казино в поисках чего-нибудь поприличнее. Бузаканов же хозяина понял как надо, своего шофера не гнал, а только сидел на заднем сиденье и с печалью размышлял о непростом — да, непростом! — поручении.

Однако в этом случае судьба оказалась к Бузаканову благосклонной: в тот же день его подчиненные, при проведении операции устрашения, в качестве трофея забрали из принадлежавшей соперничающему с Дубоделовым клану квартиры девушку необычайной красоты, удивительного ума, потрясающего обаяния и проч. и проч. Каким образом девушка оказалась в квартире, узнать не удалось — все прочие, в квартире находившиеся, пулями были изрешечены, девушка, прикованная цепью к батарее центрального отопления, от ответа на этот вопрос упорно уклонялась, — но подчиненные Бузаканова, уже знавшие о желании Дубоделова, на всякий случай к девушке отнеслись предупредительно, ничего выходящего за рамки — то есть, строго говоря, вещей самых обыкновенных, — себе не позволили и отвезли красавицу к Бузаканову. Вскоре — через женщину, приставленную к девушке, дабы бедняжка поскорее утешилась, выяснилось: имея красоту, ум, обаяние, девушка имела и еще кое-что, в данном случае необычайно ценное. А именно — девственность. И можно было считать, что Бузаканов поручение Дубоделова выполнил, выполнил в один день, в поразительно короткие сроки и с отличным качеством, а также в очередной раз обошел незадачливого Путко, человека не только неумного, но и очень злопамятного.

Бузаканов велел отвезти девушку за город, в свой дом, стоявший на берегу водохранилища, велел по-прежнему относиться к ней со всей возможной предупредительностью, велел всячески готовить к предстоящей девушке встрече с Дубоделовым, а сам отправился к шефу, дабы подготовить и его. Дубоделова Бузаканов застал в состоянии еще большей тоски, чем то, в котором оставил его ранним-ранним утром. Дубоделов мучился: сбитые о скулы незадачливого Путко костяшки пальцев саднили, правая нога ныла от долгого пинания в бок неразумного Путко, а в ушах до сих пор стоял заливистый смех пьяной потаскухи, привезенной непонятливым Путко. Бузаканов умел найти нужный подход, к тому же Дубоделов понял, что Бузаканов-то его не подведет, что Бузаканов-то уже что-то нашел, а не говорит об этом прямо, чтобы сделать шефу приятный сюрприз, и время они провели в мирной беседе, стараясь в разговоре даже не намекать на вожделенный предмет, вожделение которого вызвало в Дубоделове столь неприятное состояние. Уже далеко за полночь Бузаканов позволил себе распрощаться, тонко намекнул Дубоделову, что к вечеру наступающих суток стараниями его, Бузаканова, тоска отойдет и более никогда не омрачит чело столь великого человека, каким был, оставался и, несомненно, будет еще долго-долго Дубоделов. Но ждало Бузаканова жестокое разочарование.

Гостем в загородном бузакановском доме проживал племянник, молодой человек из провинции, сын любимой сестры, недавно умершей от женских онкологических болезней. Бузаканов, хотя племянника знал не достаточно хорошо, уже души в нем не чаял, ибо был одинок и бездетен. К тому же племянник был удивительно на Бузаканова похож, и посему все, включая и самого Бузаканова, звали племянника Бузаканов-младший. В провинции, где раньше он проживал, Бузаканов-младший добился многого, собирался под руководством и под опекой дяди также многого добиться и в столице, а пока, проводя время в компаниях таких же, как он, отдыхал и готовился к завоеванию вершин. В день, когда девушка была доставлена в загородный дом Бузаканова-старшего, Бузаканов-младший отходил от предыдущих дней веселого времяпрепровождения и без цели, в некоторой задумчивости, бродил по комнатам огромного дома, по саду, сидел в шезлонге на пристани, у которой был пришвартован принадлежавший дядюшке катер. В ходе своих перемещений Бузаканов-младший совершенно случайно и обнаружил девушку, которая, оправившись стараниями заботливой женщины от потрясений, сидела перед зеркалом в маленькой комнате под самой крышей, смотрела на свое отражение в зеркале и горестно вздыхала. Девушка увидела отражение заглядывающего в комнату Бузаканова-младшего, их взгляды встретились, в сердцах их вспыхнуло чувство, о котором в нынешние времена почему-то говорят с извиняющейся улыбкой, как о чем-то давно устаревшем. Оно не устарело!

Бузаканов-младший вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Слова им не были нужны, но все-таки двумя-тремя они обменялись, девушка волнуясь, краснея и чуть запинаясь поведала, что зовут ее редким именем Агарь. Руки их сплелись, Бузаканов-младший притянул Агарь к себе, они поцеловались, Бузаканов-младший прижал бедра Агари к своим, Агарь опустилась на стоявший возле зеркала пуфик, обвила ногами Бузаканова-младшего, и в обоюдном восторге они соединились. Самозабвение их было столь велико, что за первым соединением последовало второе, за вторым третье, они уже не слышали и не видели ничего вокруг, а Бузаканов-старший, к тому времени прибывший к себе в загородный дом и решивший посмотреть на добытый трофей, племянника обнаружил стоящим перед трофеем на коленях и с упоением вылизывающим шелковое лоно трофея.

Сомнений быть не могло. Главнейшее — простим Бузаканову-старшему столь очевидную старомодность в данном моменте, — достоинство было Агарью утеряно. Гневу Бузаканова-старшего не было предела. Он хотел тут же лишить племянника не только его верткого языка, но и начавшего подниматься страстного органа, однако, взглянув в глаза молодым людям, понял: «Над этим я не властен!»

Бузаканов-старший, человек не злой, а скорее — озлобленный, решил не ломать хрупкое еще, так неожиданно возникшее счастье молодых, решил взять на себя улаживание всех проблем, решил до вечера придумать что-нибудь такое, что могло умаслить Дубоделова. Он дал Бузаканову-младшему и Агари время привести себя в порядок, позвал их к столу, но мирному обеду состояться было не суждено: специальный отряд милиции, начальству которой надоели и Бузаканов и Путко — Дубоделова начальство трогать боялось, — окружил загородный дом и через мегафон предложил всем сдаваться.

Призыв к сдаче воспринят не был. Подчиненные Бузаканова-старшего начали героическое сопротивление, которым руководил сам их начальник. Пока шел короткий, но ожесточенный бой, Бузаканов-младший и Агарь, прижавшись друг к другу, в отчаянии клялись друг другу, что если им суждено погибнуть сегодня, то в жизни вечной они встретятся обязательно и соединятся на веки веков. Силы были неравны: используя снайперские винтовки, бойцы специального отряда милиции устранили наиболее боеспособных защитников, потом ворвались в дом и устроили там настоящий погром. Они стреляли во все стороны, применяли приемы восточных единоборств, бросали гранаты со всякими газами, крушили дорогую мебель, резали бесценные картины, вещи поменьше, ценности и деньги беззастенчиво крали. Везде лилась кровь, везде лежали бездыханные тела, везде было слышно цокание подковок тяжелых башмаков специальных милиционеров.

Бузаканов-старший, видя, что дело проиграно, тем не менее продолжал бой до последнего патрона, который собирался оставить себе, но не успел: вбежавший в его укрытие милицейский боец выпустил в широкую грудь этого незаурядного человека половину обоймы. Кровавая пена выступила на губах Бузаканова-старшего, он вытянулся, моргнул и — умер.

Казалось бы, специальный отряд милиции может праздновать полную победу, но Бузаканов-младший оставил состояние голубя и перешел в состояние льва: из тайника, который показал ему как-то всецело доверявший ему дядюшка, он извлек два саквояжа с огромными деньгами, автоматический пистолет итальянского производства, ключи от катера и от квартиры в самом центре города, о которой никто, кроме уже умершего к данному моменту Бузаканова-старшего, не знал, подхватил Агарь, мастерски отстреливаясь, пробился к пристани, завел катер и был таков.

Они, Бузаканов-младший и Агарь, неслись по водной глади, волосы их развевались, легкие их переполнялись воздухом шальной свободы. Преследователи безнадежно отстали, вызванный специальный милицейский вертолет в азарте погони не заметил проводов линии высоковольтной передачи: вспышка за спинами Бузаканова-младшего и Агари свидетельствовала — им уже ничто не угрожает. Они обнялись и улыбнулись друг другу. Перед ними была целая жизнь.

Городская квартира встретила их пылью, но это их не смутило. Агарь и Бузаканов-младший, оставшийся теперь единственным Бузакановым на всем белом свете, быстро навели в ней порядок, закупили нужных продуктов и позвали в гости некоторых людей — тех, с кем Бузаканов, еще будучи младшим, еще в пору ознакомления со столичной жизнью, подружился. Все откликнулись на приглашение, и на долгое время в квартире развернулось бесшабашное гуляние. В перерывах гуляния Бузаканов и Агарь любили друг друга на широкой кровати, на ковре, в кресле, в ванной, на кухне, в туалете, в прихожей, на письменном столе, на одном балконе, на другом балконе, любили друг друга в классической позе, в позе, столь любимой индийцами, в позе, приближающей их единение с миром животных, в позе «валетом» и в других, о которых они знали, догадывались или которые они изобретали сами. Их счастью не было предела, их любовь только крепла. Бузаканов с восторгом слушал, как Агарь декламирует стихи, коих она знала множество, как она поет нежным и чистым голоском разные песни, смотрел, как она готовит разные кушания, как рисует смешные шаржи на приходивших в квартиру гостей, и чувствовал, что эта девушка, так скоропалительно превращенная им в женщину, для него дороже всего на свете.

Так продолжалось до тех пор, пока не подошли к концу деньги, бывшие в двух саквояжах и казавшиеся неисчерпаемыми. Необходимость где-то изыскивать средства неприятно поразила Бузаканова, он даже несколько пал духом, но Агарь посоветовала ему обратиться за помощью к тем, кто еще недавно ел и пил у них дома. Но оказалось, что люди в первую очередь отличаются неблагодарностью и помогать попавшему в беду вовсе не собираются. Все от Бузаканова отвернулись, а некоторые, почувствовав в нем слабину, решили его же и добить, и, воспользовавшись доверчивостью Агари, в квартиру проникли, Агарь связали, чтобы, после того, как квартиру обчистят, Агарь группово изнасиловать. Бузаканов находился на почте, откуда дозванивался до своих давних друзей в провинции, и вернулся в квартиру, когда негодяи, упаковав награбленное и стоя вокруг распростертой на полу Агари, спорили, кому начать первым. В праведном гневе Бузаканов был грозен и непобедим. Он смел все преграды, которые возникли на его пути, завладел оружием одного из поверженных мощным ударом ноги в челюсть и застрелил всех, а того, кому выпало насиловать Агарь первому, кто с голой задницей вымаливал у Бузаканова жизнь, того заставил Агарь развязать, а уж потом задушил подлеца собственными руками.

Бузаканову и Агари, захватив самое необходимое, пришлось покинуть квартиру, в которой там, где совсем недавно они так упоенно любили друг друга, лежали остывающие трупы. На улице стояла зима: перемены времен года увлеченные только собой Агарь и Бузаканов не заметили. Им было холодно. Их пугала неизвестность. Огромность оставленной квартиры, всплывая в их памяти, наводила грусть. Им некуда было податься. И тут Бузаканов вспомнил о своих провинциальных друзьях, до которых дозванивался с почты: взяв машину, Бузаканов со своей любимой отправился в аэропорт, купил билеты на ближайший рейс и вечером того же дня уже вспоминал со старыми друзьями юношеские шалости.

Все было бы хорошо, но и до провинции дотянулась рука Дубоделова, который в качестве своего доверенного лица послал завоевывать провинцию тугодума Путко. Действовал Путко напролом, безжалостно, недовольных устранял, используя и привезенных с собой людей, и местных, переметнувшихся. Он подкупал должностных лиц, маневрировал среди местной элиты, подкидывал денег тем, кто, обещая дело Дубоделова не оставить без внимания, собирался выставить свою кандидатуру на близившихся выборах. Живя в номере люкс самой лучшей гостиницы, Путко разбросал щупальца по всей провинции, знал обо всем и обо всех, и от него не ускользнуло известие о прибытии Бузаканова и Агари. Путко сразу сообразил, кто это. Более того: через одного из своих людей, когда-то входившего в охрану погибшего Бузаканова-старшего, он узнал, что Агарь — та самая девушка, которую предполагалось отдать по-прежнему пребывавшему в тоске Дубоделову. Надеясь упрочить свое положение, Путко решил разделаться с Бузакановым, захватить Агарь, отвезти ее, пусть уже и не девственницу, к Дубоделову, и таким образом несколько опорочить память о погибшем Бузаканове-старшем, которого Дубоделов продолжал неутешно оплакивать, чем увеличивал свою тоску.

План у Путко вызрел злодейский, и осуществил он его молниеносно, но с одним только проколом: путковский человек, который должен был свинцовой трубой раскроить череп Бузаканова, раскроил череп бузакановского друга, давшего Бузаканову и Агари приют. Агарь тем не менее была похищена, Бузаканов, вернувшийся в дом друга с почты, где он дозванивался до друзей в других провинциях, уже ничем помочь не мог, но друг его перед смертью поведал, кто и зачем похитил Агарь и даже смог описать зловещего Путко, который самолично прибыл после раскраивания черепа в дом, чтобы самолично же запихнуть рыдающую Агарь в свою машину. Бузаканов поклялся отомстить, достал денег на билет в столицу и прибыл туда раньше Путко, его людей и страдающей Агари.

Бузаканов не был наивен. Но верил — так на нем благотворно сказалось влияние милой Агари, — что даже самого прожженного пройдоху-подлеца может вернуть в человеческое состояние. Он не знал, что ему делать, но другого пути, кроме как отправиться прямо к Дубоделову, не нашел.

Пускать не то что в дом, а даже на участок возле дома Бузаканова не хотели. Дубоделовские охранники, свирепее самой свирепой овчарки, видя бузакановскую настойчивость и пользуясь своим численным превосходством, начали Бузаканова нещадно избивать. Он почти не сопротивлялся. Весь мир померк для него, он уже ни на что не надеялся. Но на счастье Бузаканова к воротам, возле которых и происходило избиение, услыша шум и сопение, подошел тот, кто после смерти Бузаканова-старшего по решению Дубоделова занял его место, подошел и узнал в избиваемом племянника убитого милицейским специальным отрядом предшественника.

— Стоять, козлы! — закричал на охранников этот человек, Бузаканова-старшего очень любивший. — Стоять, суки!

Услышав окрик, козлы и суки перестали избивать Бузаканова, передали его в руки подошедшего, который отвел несчастного в дом, выслушал о всех его злоключениях, почистил немного от пыли и грязи, а потом, по настоятельной просьбе Бузаканова, провел через покои и доставил к сидевшему в огромной мраморной ванне с какими-то курвами Дубоделову.

— Что такое? — увидев входивших, спросил Дубоделов, оставляя в покое сосок одной из курв, который он уже долгое время в задумчивости стискивал своими толстыми пальцами.

Достигший цели Бузаканов упал на колени и вкратце поведал Дубоделову о тех невзгодах, что обрушились на его голову за последнее время. И приведший Бузаканова, и Дубоделов, и даже сидевшие в ванне курвы были растроганы. Одна из курв заплакала в голос, а Дубоделов против обыкновения не ударил ее, не утопил. Он потребовал одеваться, он обещал рассудить все по совести, но из-за двери раздались голоса: прибыл Путко, гордый своей добычей и жаждущий предстать перед Дубоделовым победителем. Когда о Путко доложили Дубоделову, тот приказал Бузаканову встать за занавеской. Путко, толкая перед собой несчастную Агарь, вошел в помещение ванной комнаты и, брызжа слюной, распираемый тщеславием, начал восхвалять свои достижения.

Дубоделов слушал Путко, не перебивая. Когда тот окончил, Дубоделов поднял на него тяжелый, суровый взгляд и сказал примерно следующее:

— Ты что же, бля? Я тебя зачем послал? Я тебя послал делать дело, расширять его, углублять. Я послал тебя внедряться и подкупать, прибирать к рукам и устранять моих противников. А ты? А ты, бля? Ты, бля, что наделал? Ты зачем, бля? А?!

Путко побледнел, посинел, покраснел, пукнул, пустил слезу. Он начал понимать, что где-то недоработал или переборщил, но еще хранил надежду, что гроза пройдет стороной.

— Я... — замямлил Путко. — Я... Хотел... Мне... Там... Вот...

Дубоделов поднялся во весь свой огромный рост из ванны.

Его волосатое тело напряглось. Член еще более сморщился, яички подобрались. Он протянул руку к человеку, ныне занимающему должность Бузаканова-старшего, и тот вложил в его руку большой черный пистолет.

— О... — заныл Путко. — О...

— Выйди! — скомандовал Дубоделов, и из-за занавески вышел Бузаканов.

Увидев Бузаканова, Путко пукнул еще раз, лицо его стало медленно сереть, а стоявшие возле, зажав носы, отошли: Путко не совладал со сфинктером.

— Милый! — закричала Агарь при виде возлюбленного. — Милый!

— Возьми, — протянул пистолет Дубоделов Бузаканову и кивнул на Путко. — Он твой...

Бузаканов взял пистолет, подошел к Путко и приставил дуло ему к виску. Было слышно, как с тела Дубоделова стекают последние капли душистой воды. Было слышно, как далеко у ворот избивавшие Бузаканова с печалью обсуждают свой проступок. Было слышно, как бьется нежное сердечко Агари.

— Что ж, — сказал обретший мужество Путко, — если ты такой же, как я, то стреляй.

— Не могу, — Бузаканов опустил пистолет. — Не могу...

Дубоделов кивнул человеку, ныне занимавшему пост Бузаканова-старшего, тот забрал пистолет у Бузаканова и выстрелил в Путко, да так ловко, так мастерски, что тот умер не только очень быстро, но даже ни капли его черной крови не пролилось на белый мраморный пол.

Когда то, что раньше было злобным Путко, вынесли вон, Дубоделов внимательно посмотрел на Агарь и спросил:

— Ты не дочь ли моего старого друга и товарища Носихина?

— Да, — ответила Агарь, гордо держа прелестную свою голову, — я его дочь и у твоих врагов содержалась заложницей. А теперь я люблю его! — и указала тонким пальчиком на Бузаканова.

— Эх, дети, дети, — сказал Дубоделов, жестом удаляя курв и накидывая на плечи поданный массажистом халат.

— Вот эти еще, — сказала Агарь, доставая из лифчика листки бумаги с шаржами на гостивших у нее и Бузаканова людей. — Вот эти...

— А, понятно, — кивнул Дубоделов, рассматривая шаржи. — Этих мы найдем. Идите, дети, мне сейчас надо побыть одному, а встретимся за ужином.

Все потянулись к выходу.

— Стойте! — вдруг сказал Дубоделов.

Все остановились.

— Зовись лучше Бузаканов-младший, — сказал Дубоделов Бузаканову. — Зовись так всегда. Это будет напоминать нам о твоем дяде... — и смахнул большую и мутную слезу.

Растроганные, все вышли.

За дверьми ванной Агарь и Бузаканов-младший — «Младик!» так теперь звала любимого Агарь — слились в поцелуе, потом они привели себя в порядок, переоделись, отдохнули и отправились ужинать вместе с Дубоделовым.

Сыграли свадьбу. Как все веселились! Дубоделов чувствовал, что вот-вот избавится от тоски, что и произошло: станцевав пару медленных танцев с женщиной, когда-то ощутившей девственность Агари, Дубоделов обрел свое человеческое счастье. А подлинным сюрпризом было появление на свадьбе отца невесты, друга Дубоделова, Носихина, которого, ввиду отсутствия состава преступления, за пятнадцать миллионов освободили из следственного изолятора.

Когда же, через некоторое время, Дубоделов легализовался, ему потребовался человек для руководства всей его огромной империей. Недолго колебался Дубоделов и, зная, что соратники его поддержат, таким человеком назначил Бузаканова-младшего, который души в своей красавице-жене не чаял, а к советам ее всенепременно прислушивался. Так и текла их жизнь.

Загрузка...