Соня возвращалась с прогулки с Полем. В прихожей ждал человек, по-видимому, кондуктор дилижанса[13]; он держал в руках сверток.
— Кого вы ждете? — вежливо спросил его Поль.
— Госпожу де Реан. Мне надо передать ей посылку.
— От кого это? — спросила любопытная Соня.
— Не могу знать, я езжу с дилижансом; посылка из Парижа, — поклонившись, сказал кондуктор.
Соня подошла поближе:
— С чем же эта посылка?
— Кажется, фрукты, варенные в сахаре, и мармелад из абрикосов. По крайней мере, так означено в нашей книге, — отвечал кондуктор.
У Сони глазки разгорелись, она даже облизнулась.
— Пойдем, скажем маменьке, — сказала она Полю и пустилась бежать.
Через несколько минут вышла госпожа де Реан, заплатила за доставку посылки и понесла ее в гостиную, Соня и Поль пошли туда же. Они очень удивились, увидев, что госпожа де Реан положила посылку на стол, а сама продолжила свои прерванные занятия.
Соня и Поль печально смотрели на нее.
— Попроси, чтобы маменька распечатала, — тихонько сказала Соня брату.
— Нельзя, тетя не любит, когда любопытничают и не хотят подождать, — одними губами отвечал Поль.
— Скажи, что мы хотим избавить ее от труда самой распечатывать посылку, — зашептала Соня.
Госпожа де Реан обернулась к дочери и строго сказала:
— Я слышу все, что ты говоришь, Соня, лгать нехорошо! Ты хочешь казаться услужливой, будто бы хочешь избавить меня от труда, а на самом деле хочешь побыстрее добраться до лакомств. Если бы ты мне сказала откровенно: «Маменька, мне хочется посмотреть на фрукты, позвольте мне открыть посылку», я позволила бы тебе. Теперь же не смей до нее дотрагиваться.
Соня, смущенная и недовольная, ушла с Полем в свою комнату.
— Вот что значит хитрить, — сказал Поль. — Ты всегда так делаешь, хоть знаешь, что тетя не любит неправды.
— Отчего ты не попросил, как только я сказала тебе? Ты хочешь прослыть умником, а делаешь одни глупости! — огрызнулась Соня.
— Ни глупостей я не делаю, ни умником прослыть не желаю. Ты рассердилась оттого, что тебе не удалось попробовать фруктов, вот и выдумываешь про меня.
— Ничуть не бывало, я сержусь только на тебя, мне всегда из-за тебя достается.
Поль помолчал немного и спросил:
— Даже в тот день, когда ты расцарапала мне щеку?
Соне стало стыдно, она покраснела и замолчала. Несколько минут они просидели молча, Соня хотела было попросить у Поля прощения, но самолюбие не позволяло ей заговорить первой. И Полю этого не хотелось, но он придумал, как начать разговор. Он качался в кресле и так сильно откинулся назад, что кресло упало. Соня подбежала, чтобы помочь ему встать:
— Ты ушибся, Поль?
— Нет, напротив.
— Как напротив? — засмеялась Соня. — Какой ты смешной!
— Я рад, что упал. Упал — и ссоре конец.
— Поль, какой ты добрый! — Соня бросилась к брату и расцеловала его. — Так ты нарочно упал? Но ты мог ушибиться.
— Нет, ушибиться нельзя, креслице низенькое. Ну, теперь мы помирились, идем играть.
Они побежали. Пробегая через гостиную, они заметили, что посылка все еще не открыта. Соня чуть перед ней не остановилась, но Поль дернул сестру за руку.
После обеда госпожа де Реан позвала детей.
— Ну, теперь можно открыть заветную посылку, — сказала она, — и попробовать фруктов. Поль, принеси нож, чтобы обрезать веревку.
Поль пустился, как стрела, и мигом вернулся с ножом, который и подал тете.
Госпожа де Реан разрезала веревку, сняла бумагу, в которую были завернуты лакомства. Там оказалось двенадцать коробочек с обсахаренными фруктами и мармеладом из абрикосов.
— Попробуем, вкусно ли, — сказала она, открыв одну коробочку. — Соня, возьми две штучки, выбери, какие тебе больше нравятся. Вот груши, вот сливы, грецкие орехи, абрикосы, лимонная корка, дягиль[14].
Соня помедлила. Она высматривала, что побольше, наконец решилась взять грушу и абрикос. Поль взял сливу и ягодку дягиля. Маменька закрыла коробку, отнесла в свою комнату и поставила на верхнюю полку этажерки. Соня проводила ее до дверей.
Вернувшись, госпожа де Реан объявила Соне и Полю, что она не может взять их с собой сегодня гулять, ей нужно съездить по соседству в гости.
— Играйте, дети, до моего возвращения, ступайте гулять или оставайтесь дома, как хотите.
И, поцеловав их, она села в карету с мужем и матерью Поля.
Дети остались одни и долго играли перед домом. Соня часто заговаривала про лакомства.
— Какая досада, что я не попробовала ни дягиля, ни слив. Должно быть, вкусно!
— Да, очень вкусно, — подтвердил Поль, — завтра можешь попробовать, а теперь не думай о них, станем играть.
Они принялись за игру, придуманную Полем: вырыли небольшой водоем и наполнили его, но вода не держалась — дети не успевали подливать воду, как земля ее всасывала. Кончилось тем, что Поль поскользнулся на мокрой земле и вылил себе на ноги целую лейку воды.
— Ай-яй-яй! Как холодно! — воскликнул он. — Промок насквозь, надо переменить и башмаки, и чулки, и панталоны. Подожди, я ворочусь через четверть часа.
Соня осталась у ямки и пошлепывала лопаточкой по воде, а сама думала о варенных в сахаре плодах, о дягиле, о сливах. Она грустила, что даже не отведала их. «Завтра, — думала она, — маменька даст, но времени не будет выбрать. Если их наперед разглядеть хорошенько, заметить, какие взять завтра… А отчего бы их не разглядеть? Стоит открыть ящик…»
И Соня побежала в маменькину комнату. Но как достать коробочку? Девочка прыгала, протягивала руки, но фрукты лежали слишком высоко. Вдруг она ударила себя по лбу и сказала:
— Как я глупа! Стоит подвинуть кресло и влезть на него.
Соня насилу дотащила тяжелое кресло до этажерки, влезла на него. Вот она, коробочка, у нее в руках! Соня открыла ее, глянула на фрукты, глазки у нее разбежались. «Что ж я завтра возьму? О, решиться так трудно: эту или лучше эту? А время не терпит, Поль скоро вернется. Что он скажет, увидев меня здесь? Он решит, что я воровка, а я пришла только посмотреть… А, придумала: я откушу от всякой штучки по маленькому кусочку, узнаю, какой вкус у каждой. Никто не заметит, я чуть-чуть откушу, только приложусь зубами».
И Соня куснула дягилевой ягоды, потом абрикоса, потом сливы, грецкого ореха, груши, лимонной корки, но решить, что вкуснее, не могла. «Надо приложиться еще», — решила она.
И она прикладывалась до тех пор, пока не заметила, что коробочка почти опустела.
«Боже мой, Боже мой, что я наделала? — ужаснулась девочка. — Я хотела только отведать и почти все съела! Маменька, как откроет коробку, тотчас догадается, что это моих рук дело. Что делать?.. Конечно, можно сказать, что это не я, но маменька не поверит… Разве сказать, что это мышка? Я видела, как сегодня по коридору пробежала мышка. Я так и скажу маменьке. Нет, лучше сказать на крысу, крыса больше мышки и ест больше, а я почти все съела, лучше сказать на крысу, чем на мышку».
Соня в восторге от того, что так умно придумала, закрыла коробочку, поставила ее на место и соскочила с кресла. Она поскорей побежала в сад и только успела взять лопаточку в руки, как воротился Поль.
— Я долго ходил, правда? Никак не мог найти башмаков, их взяли чистить, а я, вместо того чтобы спросить у Батиста, сам стал их всюду искать. Что ты делала без меня?
— Ничего, ждала тебя, играла с водой.
— Водоем-то пустой, вся вода ушла. Дай мне лопаточку, я уколочу немного дно, чтобы крепче было, а ты покуда принеси ведерко воды.
Пока Поль занялся водоемом, Соня пошла за водой. Когда она воротилась, Поль, отдавая ей лопаточку, сказал:
— Твоя лопаточка вся перепачкана, липнет к рукам Отчего бы это? Чем ты ее выпачкала?
— Ничем, право, ничем. Не знаю, отчего она липнет.
И Соня поскорей окунула руки в лейку с водой, чтобы не было заметно, что они выпачканы в сахаре.
— Что ты делаешь? — с недоумением спросил Поль.
— Я хотела узнать, холодна ли вода, — смутилась девочка.
— Какая ты смешная стала, пока меня не было! — засмеялся Поль. — Ты точно что-то напроказила!
Соня совсем стушевалась и покраснела:
— Что я делала? Да ничего особенного. Не знаю, с чего тебе в голову пришло, что я напроказила, ты всегда что-нибудь такое выдумаешь.
— Чего ты сердишься? — удивился Поль. — Я просто пошутил. Уверяю тебя, я вовсе не думая сказал, и сердиться тебе не из-за чего.
Соня пожала плечами, взяла лейку и вылила воду в ямку, песок опять втянул воду. Так они играли до восьми часов, пока за ними не пришла няня — время было спать.
Соне спалось неспокойно. А наутро, войдя к матери, она заметила, что лицо у той сердитое.
Соня вертелась на кресле, краснела, поглядывала на маменьку. Госпожа де Реан, видя ее волнение, сказала:
— Ты хочешь в чем-то сознаться, Соня, только не смеешь: сознаваться придется в дурном. Не бойся, Соня, сознаешься — и на сердце у тебя станет легче.
Соня пуще покраснела, закрыла лицо руками и прерывающимся голосом призналась маменьке, как она вчера съела почти всю коробочку фруктов.
— Как же ты думала скрыть это? — спросила госпожа де Реан.
— Я хотела сказать, что крысы поели, — со вздохом ответила Соня.
— Глупенькая! Как же ты не подумала, что крысы не сумеют открыть коробочку? Крысы сначала прогрызли бы ее. А потом, зачем крысе приставлять кресло, чтобы влезть на этажерку?
— Как! — изумилась Соня. — Разве вы видели, как я подвигала кресло?
— Ты позабыла поставить его на место, это мне бросилось в глаза, как только я вошла в комнату. Я догадалась, что это ты, особенно, когда увидела, что коробочка почти пуста. Видишь, как ты хорошо сделала, что созналась: ложью ты только увеличила бы вину, и пришлось бы наказать построже. Но поскольку ты сама решилась сознаться, ты всего лишь не будешь есть фруктов в сахаре, пока эти не выйдут.
Соня поцеловала маменьке руку и тотчас пошла к себе в комнату, где Поль ждал ее к завтраку.
— Что с тобой, Соня? У тебя красные глаза.
— Я плакала.
— Отчего? От маменьки досталось? — с сочувствием спросил он.
— Нет, мне было стыдно сознаться в том, что я наделала вчера.
— Что же ты наделала? Я ничего не видел.
— Я скрывала это от тебя.
И она рассказала, как съела почти все фрукты, думая только поглядеть и выбрать, какие взять завтра.
— Как у тебя смелости хватило? — восхитился Поль.
И похвалил Соню за то, что она во всем призналась маменьке.