Сороковник. Книга 3

ГЛАВА 12

…Легко, словно пушинку, Мага выдёргивает мою сумку-чемодан из вагонного тамбура на перрон. И как бы небрежно, а на самом деле цепко придерживает меня под локоть, помогая выйти.

— Тебе далеко? — интересуется, спиной ограждая меня от случайных толчков выходящих пассажиров. — Не могу же я тебя бросить, как-никак ты на меня полночи потратила. Есть где остановиться?

— Да, тут где-то рядом, на улице Нахимова. Там частная гостиница, я перед отъездом созвонилась с хозяевами, меня ждут. Мага, да не заморачивайся, возьму такси и доберусь за пять минут.

— Знаю я ваши такси, — бурчит он, ввинчиваясь в толпу и увлекая меня за собой, вернее сказать — за чемоданом. — Их тоже нужно делить на женские и мужские. Одну я тебя не отпущу. — Не слушая возражений, перехватывает водилу и уже забрасывает мои вещички в багажник новенькой "четырнадцатой". — Нахимова, говоришь? А дом?

— Восемнадцать. — Сдаюсь. Похоже, так просто он не отвяжется. К тому же, мой попутчик в более выигрышном положении: он-то здесь уже бывал, а я впервые. Два-три его слова, брошенные водителю, похоже, пресекают попытку намотки лишних километров. По узким улочкам, на которых две машины с трудом разъедутся, нас доставляют к нужному дому за считанные минуты. Но Маге этого мало. Кажется, он намерен лично убедиться, что меня действительно ждут, что комната готова… За считанные секунды он успевает очаровать хозяйку, похвалить мощёный камнем дворик с летней кухней и навесом, увитым виноградом, а заодно ненавязчиво доставить мой багаж прямиком в номер на второй этаж коттеджа. Морщится в ответ на мои робкие возражения.

— Да брось ты, какая тяжесть! Мужчина я или кто? — Скептически оглядывает крохотную комнату, впрочем, чистенькую, с балконом, тахтой, креслом и тумбочкой. — И это всё?

— А чего ещё надо? Я же не в четырёх стенах сидеть буду, а в море купаться, тут хоромы ни к чему. И, говорят, тут экскурсии в горы хорошие, так что мне в этой комнате остаётся только ночевать. Ну, пересидеть в плохую погоду.

— Разумно, — кивает Мага. — Не ожидал, что женщина может быть столь нетребовательна. Что ж, если тебя всё устраивает и помощь не нужна, ухожу. У меня тут тоже неподалёку угол снят, глядишь, увидимся.

Меня обуревают противоположные чувства. С одной стороны, облегчение от того, что не навязывается, с другой — а хоть бы и навязался! Оказывается, несмотря на все мои благие намерения, он успел мне понравиться, и вдруг — здрассте-пожалуйста — прощаться собирается! Впрочем, я же не романы крутить приехала. Да и прав он, ещё пересечёмся: городок-то меньше нашего, все приезжие толкутся на пляже, встретиться немудрено.

Мага дружески обнимает меня за плечи и вскользь касается губами щеки. Уходит. Помедлив самую малость, выскакиваю на балкон, как раз, чтобы увидеть, как мой бывший спутник закрывает высокую калитку, даже не повернув головы в мою сторону. Подавив невольный вздох, возвращаюсь к вещам. Надо заняться распаковкой и выкинуть из головы всякие глупости.

Первый день на новом месте не задаётся.

Куда отправляется в первую очередь отдыхающий? Конечно, на море, тем более что до него рукой подать. Но по закону подлости, пока я раскладываю вещички, пока утрясаю бумажные формальности, необходимые для заселения, пока собираю пляжную сумку — невесть откуда налетает ветер. Не ураганный, конечно, не шквалистый, но волну нагоняет солидную. Ещё на подходе к набережной слышен мощный шум разбивающихся о берег волн. Крутые валы красиво накатывают, взрываются с пушечным выстрелом и опадают пенными клочьями, отступают, снова атакуют… Зрелище великолепное — и вместе с тем удручающее, потому, что в воду не сунешься. Публика праздно шатается, принимая солнечные ванны и откровенно скучая.

Остаётся утешать себя тем, что впереди полторы недели, будет ещё возможность наплаваться. А раз выпало свободное время, надо бы отправить родителям телеграмму о приезде, ведь наверняка места себе не находят: доча впервые одна так далеко умотала. Пойду искать почтовое отделение, а заодно и осмотрюсь.

За полдня успеваю обойти центр, заглянуть в парк и убедиться, что дельфинарий не работает. Зато открыта прелестная выставка-музей оригами, где под конец показа вместе с остальными посетителями под руководством экскурсовода и в одном лице — устроителя выставки и творца всех экспонатов я складываю из цветной бумаги вполне сносного журавлика. Послонявшись по парковым дорожкам и надышавшись магнолией, от скуки немного стреляю в открытом тире, ретируюсь на соседствующую с парком улочку, где и натыкаюсь на хорошую столовую. Здесь в меню замечательные сырники, настоящий домашний борщ с чесночными пампушками и компот из абрикосов — тоже домашний, густой, как кисель и душистый, как мамино варенье. Беру это место на заметку — тем более что оно недалеко от моего нынешнего жилища — и отправляюсь дальше.

Успеваю обнаружить несколько туристических бюро, но дальнейший гулёж невозможен: от духоты, от непривычно яркого и жаркого солнца разболелась голова. Вернувшись в гостиницу, обшариваю дорожную сумку сверху донизу, но аптечки не нахожу. Так и знала, что забуду что-нибудь! А по солнцепёку на розыски аптеки идти неохота. Зато под рукой испытанное домашнее средство на все случаи жизни: крепкий сладкий чай, в который я кидаю веточку мяты: вот это я не забыла прихватить из дому!

Остаётся только завалиться спать. Дорога, бессонная ночь, смена климата, жара — есть от чего болеть голове. Оставляю балкон нараспах и ныряю под покрывало. Тахта новенькая, от неё уютно пахнет древесными стружками, и под знакомый запах я отключаюсь быстро.

…Просыпаюсь от странного дребезжащего звука. Дзинньк! Похоже, словно в окно попали камушком. Это что ещё такое? Протирая со сна глаза, растеряно озираюсь. Надо же, стемнело! С ума сойти, весь отпускной день так бездарно потерять!

Кое-кому снаружи, очевидно, надоедает ждать. Мелькает за окном тень, с шорохом и едва различимым стуком некто приземляется на балкончике. И хоть я великая трусиха, сейчас почему-то совсем не страшно. Интересно! Сажусь, на всякий случай потянув на себя покрывало. Хоть я и в халате, но голыми пятками сверкать не хочется.

— Ты обалдел? — выговариваю Маге, сражающемуся с занавеской в открытой балконной двери. Ему удаётся, наконец, выпутаться. — Если хозяйка тебя заметит — меня завтра же отсюда попросят! Делать тебе нечего, как по чужим балконам лазить? Как ты, кстати, забрался?

Он расплывается в улыбке.

— Представляешь… — Я прижимаю палец к губам: тихо, мол! — Представляешь, — продолжает шёпотом, подсаживаясь на корточки рядом, — надоело ждать и ничего не делать. Я за день намаялся. А тут такой рассвет потрясающий, хочется поделиться — и не с кем. Пошли, посмотришь!

Я-то думала — вечер, а это, оказывается, утро?

Постойте-ка. Что-то я торможу со сна. Рассвет?

— Ух, ты! — наконец восхищаюсь. — Это здорово! Я бы посмотрела! А ты всегда так среди ночи к знакомым женщинам заваливаешься?

Он сдвигает брови. Над глазом зависает чёрная прядь.

— Зава… что? Интересное выражение. Нет, обычно с вечера. Но ты исключение. Раз уж я случайно разбудил тебя ночью, придётся перестроиться. Так ты идёшь?

Влезть на балкон к малознакомой даме с единственной целью — пригласить на рассвет? И ведь никаких намёков на нечто большее, сидит, довольно блестя глазами, как мальчишка, придумавший интересную игру. Вот-вот потребует, чтобы похвалили.

Романтика борется во мне со здравым смыслом. Маге надоедает ждать.

— Я на улице. — Пружинисто поднимается. — Пять минут тебе на сборы. Не появишься — уйду один, всё пойму. Давай, решайся. — И, не дожидаясь ответа, скрывается за балконной дверью. — Да, — внезапно возвращается, — учти, можно заодно и искупаться. Штиль полный, погода для тебя в самый раз. Подумай. — Исчезает. И снова мелькает его тень, как в прыжке.

Он что же — просто перемахнул через перила? Со второго этажа? Зажмуриваюсь — вот-вот услышу, как он шмякнется! Не дождавшись, выскакиваю на балкон. Мой ночной гость, заложив руки в карманы, прохаживается под окнами. Задрав голову, смотрит на меня — услышал, супермен.

— Ты меня засветишь! — грозным шёпотом сообщаю. — Подожди лучше за калиткой!

Он понятливо кивает и направляется к выходу со двора. Я начинаю метаться по комнате. Вот негодник! Шантажист! Знал, на что купить! Хочется, конечно, хочется посмотреть на восход, да ещё над морем, но времени на сборы всего ничего, а я никак не соображу, за что хвататься. И почему-то ни в одном ухе не свистит, что вообще-то небезопасно — так доверять совершенно незнакомому человеку. Словно какая-то волна подхватывает и несёт меня к нему. И уже таится на дне ума коварная мыслишка: а вот Андрей ко мне на балкон не полез бы…

Да что за суета? Пляжная сумка собрана ещё днём, остаётся натянуть купальник, извечные джинсы с футболкой и не забыть полотенце. И снова высунуться на балкон. Нет, сигать вниз я не собираюсь, хочу лишь убедиться, что Мага ещё не ушёл.

У калитки пусто.

Прикусываю губу. А ведь поспешала, неужто не уложилась в отпущенное время? Понурившись, возвращаюсь в комнату.

Рассвет, понимаешь ли, штиль… Тереблю ручку сумки. Купаться… Нет мне до тебя никакого дела, Мага, просто раздразнил ты меня. А сам умотал, искуситель. Ну и не очень-то нужно.

Мне представляются спокойные и безопасные волны вместо вчерашних бурунов. И вода, должно быть, сейчас тёплая-претёплая… Словно со стороны вижу, как закрываю номер и на цыпочках спускаюсь по лестнице. Дверь в холле на моё счастье не заперта, хоть хозяйка и предупреждала насчёт "облико морале", но, очевидно, какое-то снисхождение к постояльцам проявляет. Наверняка среди жильцов есть любители ночных прогулок.

Тихо выскальзываю во двор. За забором самозабвенно выпевают серенады лазаревские коты, в кустах, усыпанных незнакомыми розовыми цветами, тренькает пичуга. Небо всё больше светлеет, но здесь, в середине квартала, в окружении домов с мансардами солнца ещё не видно.

Значит, так, говорю себе решительно. Я имею право пойти и искупаться в любое время суток, когда захочу. И никто мне не указ. В конце концов, в кои-то веки могу ни на кого не оглядываться! Я свободна. Да. Я свободна! Не появись Мага — завтра я и сама затеяла бы такую прогулку!

Идти недолго: из тупичка вынырнуть на улицу, там ещё два квартала — и попадаешь на набережную. Я закидываю пляжную сумку за спину и, с наслаждением вдохнув терпкий, насыщенный влагой и цветочным ароматом воздух, вприпрыжку, словно девочка, срываюсь с места. Можно и почудесить, никто ж не видит. На дистанцию, которая с заходами в местные ларьки заняла днём полчаса, с пробегом в охоточку уходит три минуты. Потому что — кураж от собственного бунта.

И вот уже в просвете меж домов алеет и растекается на серо-голубом утренняя заря. А шум, доносящийся с берега, уже и не шум, а умиротворённое шуршание. У выхода из переулка колоннами взметнулись к небу две старые волосатые пальмы, на белоснежных балясинах парапета встречают меня розовые отблески. Сбегаю по широкой лестнице с набережной прямо на галечный пляж.

Почти у самой кромки воды — два лежака. На одном, небрежно развалясь, заложив руки за голову, созерцает рассвет мой ночной гость. Второй лежак пустует.

Ха!

Между прочим, ждал, думаю с удовлетворением. Надеялся, между прочим… На всякий случай оглядываюсь: нет ли ещё приглашённых? Но в пределах видимости кроме нас ни одной живой души. Небрежно сбрасываю на тонюсенький тюфячок полотенце и устраиваюсь так же, как Мага, с комфортом заложив руки за голову. Изумительно. Потрясающе. Слушать, как волна закатывает и откатывает прямо под тобой, как шуршит с перестуками и перекатами галька, вдыхать солоноватый воздух, смотреть на солнце, не щурясь…

Маленький Принц любил закаты. Я не такой пессимист, мне больше нравятся восходы.

Мага молчит, даже головы не поворачивает. Только всё равно я знаю, что он чувствует меня рядом. Но заговори кто из нас — и любое слово покажется сейчас банальностью. К тому же, иногда вдвоём бывает хорошо просто помолчать.

***

— Ух, как… — Лора залпом выпивает чай. Можно подумать, это у неё в горле пересохло от рассказа, а не у меня. — Как романтично… Ведь может он быть таким, может, если захочет. А уж когда помоложе был — представить страшно. — Восторженно закатывает глаза. — А братец-то его, братец! — спохватывается. — Тот вообще неотразим! Он-то откуда взялся? Впрочем, давай по порядку, спешить нам некуда.

Слово за слово — и я рисую картину нашего с Магой знакомства и расставания. Уже более сжато. Нет, не из-за каких-то пикантных моментов, о которых неловко сообщать даже подруге, а потому, что большая часть воспоминаний, как ни странно, до сих пор свёрнута плотным рулоном в архиве памяти. Приходится сказать и об этом, дабы собеседница не попрекнула меня в умалчивании деталей. Лора кивает.

— Со мной такое бывало. Как сама себе запретишь о чём-то думать — хорошо так запретишь, с надрывом — годами потом можешь не вспомнить. Ничего, Вань, раз что-то уже приоткрылось — придёт и остальное.

За время беседы понятливый официант, уловив неопределённый Лорин жест, меняет пустые кувшины с чаем на объёмистый кофейник и блюдо с домашними ватрушками и печеньем, а мы с боевой подругой успеваем почтить визитом небольшое помещеньице во внутреннем кафе, потому, что сколько за разговором всего выпито! И не успеваем опомниться, как день уже клонится к вечеру. Спохватываюсь.

— Который час? Мне же от Мишеля покупки обещали привезти, да из ресторана ужин к семи доставят, а я тут рассиживаю!

Лора оборачивается. Оказывается, над крышами проглядывает башня ратуши с циферблатом, как у БигБена, а я и внимания не обращала.

— Почти шесть. Пойдём, провожу, по дороге доскажешь. На мне-то один голодный рот, а у тебя прибудут трое, уставшие, злые, как черти, надо будет кормить, чтоб подобрели. По Аркашке сужу, к нему, пока не поест и не отдохнёт, ни на одной козе не подъедешь. Это ты учти, подруга, мужики — они такие.

Ближайший проулок выводит нас на "мою" улицу, и я с удовольствием отмечаю, что уже неплохо ориентируюсь. В пути кое-как досказываю свою эпопею, правда, концовка получается скомканной. И не потому, что дорога недлинная, просто помню зловещее предупреждение дона: не делиться ни с кем своими "домыслами" касательно Васюты. Такой человек, как ГЛАВА, советами зря не разбрасывается. Но Лора, несмотря на свою привычку в беседах охать, ахать и причитывать, женщина недюжинного ума и сообразительности и успевает что-то просечь.

— Так ты не веришь, — только и говорит она. Поглядывает на дверь Магиного дома, словно колеблется, заходить или нет. И припечатывает: — Ну и правильно. Для нас, баб, законы не писаны, мы во что хотим, в то и не верим. И пусть все вокруг твердят, что мы чудим… Ладно, Вань. — Она чмокает меня в щёку. — В гости не набиваюсь, твои могут и раньше нагрянуть, а тут я, незваная… Незваная, не спорь, — не даёт мне возразить. — Насмотрелась я за эти дни на вашего Главу, он, видать, птица высокого полёта, этикет блюдёт, и наших обычаев друг к другу заваливать без предупреждения не одобрит; подставлять тебя не буду. А что приоделась — молодец, — неожиданно добавляет, — пусть только попробуют не оценить. Привыкли нас вечно в затрапезе видеть, нужно себя иногда и при параде преподнести. Ох уж эти доны, — неожиданно фыркает она. — А вот, кстати, и от Мишеля доставка!

И она таки зависает у меня ещё минут на двадцать, потому что пакетов и коробок из модного салона оказывается немало. Где-то надо разместить два выходных костюма, два домашних, три пары обуви и… кое-что по мелочи, вроде пижамы, шляпки, носовых платков. В общем, для мужчин неинтересно, для женщин жизненно необходимо. Всё это добро Лора помогает перетащить наверх, в гардеробную, а заодно советует, на каких полках, что и как разместить.

— Здесь-то, наверху, я ни разу не была, — замечает, спускаясь с лестницы, — а вот на кухне что-то поменялось. Мы ж сюда с Аркашей несколько раз заходили… А-а, стол длиннее стал, на большую компанию, а то ведь твой благоверный всё бирюк бирюком жил, как волк-одиночка. Ничего, что я его благоверным называю? Он всё же неплохой мужик, когда без закидонов. Ох, Вань, ежели б не Васюта — мне кажется, вы бы друг к другу притёрлись бы.

Молча просматриваю жестяные банки из ресторана, ещё от утренней доставки.

— Не обижайся, Вань. Тут ведь действительно не разберёшься сразу. Вася — золото, а не мужик, и прикипели вы друг к другу, но ведь и с Магой не просто так сошлись. Что-то он для тебя значил. А ну, как вспомнишь всё, да взыграет ретивое — и будешь меж двоих метаться, что тогда? Замужем за одним, беременна от другого, а ведь если… — Она вдруг умолкает, склонив голову, к чему-то прислушивается. Договаривает с явным подтекстом: — Случись что — и тебя будут в обе стороны тянуть из-за этих детишек. Ты-то как себе это всё представляешь?

— Как и ты, — убито отвечаю. — Боюсь.

Она смотрит сочувственно.

— К женитьбе некроманты относятся серьёзно, учитывай. Если кольцо надели, пусть только по сговору — это даже не помолвка, а считай, официально замужем. Так у них принято. Хомут ты на шею напялила, подруга, но, как я понимаю, выхода не было, если хотела детей отыскать. Ладно, не вешай нос. Начнёте со своим цапаться — пересидишь у меня, если что. Хотя, — она хмыкает, — ты ж у них теперь очень важная персона, они вокруг тебя хороводы должны водить и пылинки сдувать. Но всё равно, помни — я рядом. Дальше по этой улице через три квартала, на противоположной стороне увидишь дом с флигелем и со львами, как в Питере — это наш. А ежели придти не сможешь — Нору пошли, она Аркашку из-под земли достанет. Поняла? Всё, бывай. Вон к тебе ещё разносчики пожаловали. А я всё же к Яну загляну, только пойду сперва проверю — как там мой ненаглядный.

Кажется, мы скоро научимся обниматься так же энергично, как и здешние богатыри — пока косточки не затрещат. А как не обняться, если я до сих пор помню, как эта небольшого росточка женщина решительно направила меч на воеводу, пресекая дальнейшие его оскорбления? Женщины народ вздорный, бывает, и лучшие подруги ругаются, но что бы случилось — этого момента я не забуду. Как и того, что сейчас, словно между делом, она предложила мне и кров, и помощь. Это дорогого стоит.

***

Девочки-посыльные из ресторана явились в удвоенном составе, и вскоре становится ясно, почему. Чтобы побыстрее разгрузиться. Тот, кто продумывал ужин — или лучше его назвать по-европейски обедом? — рассчитывал явно не на четверых. Впрочем, не удивляюсь. Если заказчик в курсе нынешних планов благородных донов — два и два сложить не трудно. Лора оговорилась, что узнала на Совете немало — значит, первые показания огневиков считаны, заслушаны и, судя по всему, шокирующие. Зная позицию Совета, нетрудно предугадать приговор. Прибавим сюда совет дона Теймура рационально использовать пленных, плюс то, что младший сын понадобился ему сегодня как практик, а Николас — для повторения забытого: должно быть, ГЛАВА опасается, что наследник за столько лет отсутствия растерял форму. Мне становится не по себе. Нет, я не спорю с Советом, я ведь тоже нахлебалась от Клана Огня, но жутко от того, что вот-вот сюда заявятся исполнители приговора, причём сразу после того, как, должно быть, вытягивали энергетику из казнённых, гнули души в дугу, заставляя подчиняться… То, что дон и Мага способны на подобные действа — ещё укладывается в голове, при их-то характерах, но Николас? Не разочаруется ли ГЛАВА в сыночке? Или Ник умудрится и здесь пойти каким-то своим путём?

Так вот, некто, продумавший сегодняшнее меню, знал, что вечером сюда нагрянут как минимум трое чрезвычайно голодных и изнурённых адски трудной работой мужчин. И восполнять энергию им понадобится не только на тонком плане, но и на вполне материальном, грубом. А посему — нужно достаточно много добротных и сытных блюд, чтобы эти силы восполнить. Словно в подтверждение моих догадок старшая над остальными девушка проверяет заказ по списку: седло барашка, цыплята с помидорами и паприкой, фаршированный осётр, овощное рагу, картофельное пюре с запеченными перцами и чесноком, салаты, сыры, зелень, десерт… И всё это предполагается съесть? Нет, ещё в приложении домашний хлеб вроде чиабатты и несколько пузатых узкогорлых бутылок в соломенной оплётке. Тихо ужасаюсь. Да мне сил не хватило бы попробовать ото всего хотя бы по кусочку!

Девушки тем временем, застелив стол белоснежной скатертью, поверх — красной, шустро сервируют стол на шестерых. И если неизвестный доселе заказчик количество персон подсчитал правильно, значит, к обеду будут гости.

Горячие блюда скрыты под серебряными колпаками, которые мне рекомендуют не снимать до тех пор, пока обедающие не усядутся за стол: до сей поры толика бытовой магии будет сохранять кулинарные изыски горячими и истекающими соком. Девушки наводят последний лоск, с удовольствием получают мои похвалы и с не меньшим удовольствием — чаевые и упархивают на вожделенные танцульки. А я остаюсь один на один с великолепно накрытым столом.

И немедленно в животе начинает предательски бурчать. Организм явно забыл про недавнишние ватрушки под кофеёк, зато отлично помнит день на свежем воздухе и требует соответствующей компенсации. Подумать только, яств полно, и хоть основные кушанья — "гвозди программы" — прикрыты, но ведь остальное на виду! И сырные тарелки с ломтиками груш и виноградинами, и ещё исходящая горячим паром стопка лепёшек, и… А главное — запах, с ног сшибающий запах просачивается даже сквозь серебряную защиту.

Нора тихо подвывает. Трогает лапой ножку стола: вдруг что само упадёт?

Хвала душке Нику, который перед отъездом озаботился моим пропитанием и теперь у меня есть свой стратегический запас. Ведь утреннюю посылку я почти и не тронула, а сейчас самое время провести ревизию, чтобы не рушить общий стол. Впрочем, мне ведь много не надо. В одном из ресторанных бумажных пакетов нахожу несколько сэндвичей — с бужениной, языком и зеленью, в другом классический кекс с изюмом. Чего уж лучше? Когда там мужчины заявятся — неизвестно, а мы с Норой перекусим прямо сейчас. В сторону стола даже и не глянем.

Часы отбивают семь. Никого.

Успеваем спокойно заморить червячка и подумать над чайником. Нет, всё-таки чаю я с Лорой напилась вдосталь, больше пока не хочется. Нора, покончив с сэндвичами, вдруг приподнимает морду, подозрительно принюхивается — и тянет лапу в сторону одной из жестянок. Собакин явно не доела. В баночке обнаруживаю охотничьи колбаски, выделяю лабруше одну, на десерт. Сытно рыгнув, собакин долго и вкусно пьёт, время от времени булькая в миску с водой, а напившись, устремляется к выходу во двор и выразительно машет хвостом.

Гулять?

— Жди.

Как-то не привыкла я выгуливать собак, будучи при полном параде. Надо бы переодеться. Нора послушно плюхается на пол, но немедленно вскакивает и трусит за мной. А как же! В новой спальне обследован лишь прикроватный коврик, а ведь есть ещё и необнюханная гардеробная!

Просмотрев обновы, останавливаюсь на лёгких льняных брючках и в тон им — хлопчатобумажном пуловере. Скромно и со вкусом. Очень хорошо помню, как придирчиво Мишель подбирал этот ансамбль и едва не поцапался с Кирой из-за ширины — или нет, ужины кожаного плетёного пояска, а потом заставил переворошить несколько подсобок в поисках подходящих к нему плетёных босоножек, которые настолько хорошо сидят сейчас на ноге — прямо-таки лапоточки, их и не чувствуешь…

" Анна переоделась в очень простое батистовое платье", — вдруг вспоминается мне. — "Долли хорошо знала, что значит и за какие деньги приобретена эта простота". Хм. Подозреваю, что мои скромные на вид одеяния влетят Маге в копеечку. Невольно рот у меня разъезжается в улыбке до ушей. Ничего, не обеднеет! Если уж так небрежно подмахнул чек за наряды для Гели — в сущности, чужой для него девочки — то куда ж ему от жены деваться!

Во мне борются два противоречивых чувства. Одно — естественное желание быть, сколь уж появилась возможность, изысканной и интересной, причём не только на людях, но и дома. Практичность же вопит, что обновка будет тотчас уляпана или зацеплена и, конечно, безнадёжно испорчена, а каких денег стоит!.. Но ведь никто не собирается грузить меня чёрной работой: с утра Николас даже запретил посуду мыть, а с уборкой и стиркой дом как-то сам справляется. Побуду хоть немного обеспеченной женщиной, в конце концов…

— Нравится? — спрашиваю Нору. Та немедленно подхватывается и бежит за поводком. Ей-то без разницы, главное, что можно, наконец, гулять!

…Пока собакин рыскает в кустах в поисках несуществующей дичи, присаживаюсь на скамеечку. Устала. То ли отвыкла ходить помногу, то ли побочный эффект моего деликатного положения. При первой беременности меня выматывала простейшая работа, а уж заснуть от усталости я могла в самом неподходящем для этого месте. Остаётся только надеяться на адаптацию, как назвал её Симеон.

Лениво скольжу взглядом по округе. С утра ничего не переменилось, разве что трогательный холмик на месте посадки посоха вроде бы немого вспух. С удивлением присматриваюсь. А ведь, кажется, что-то лезет, какие-то листочки… Полить, что ли? Не знаю, что там вырастет, но интересно: это уже существующий росток, что был случайно выкопан, затерялся в кучке земли и сейчас ожил и потянулся к солнцу, или… порождение посоха? В самом деле, если Рориков дед каждую весну этот раритет прикапывал в саду, значит, что-то от живой природы в нём изначально сидит. Что он оставил после себя в земле. Семечко?

Да, надо бы поухаживать, глядишь — что и вырастет.

Иду на кухню за водой и вдруг сама чувствую жажду. Открываю буфет в поисках стакана или кружки и первое что вижу — дарёную на Совете фляжку. Каким уж образом она здесь оказалась — ума не приложу, очевидно, я сунула её в карман куртки, которую потом и забрал Ник, он же, должно быть, сюда и водворил подарочек. Откручиваю крышку и с наслаждением припадаю к фляге. К моему удивлению, вода кажется мне ещё более вкусной и освежающей, чем вчера.

Судя по весу, ёмкость полна не меньше, чем наполовину. Так что ей зря булькать? Полью загадочный росток.

Присев перед холмиком на корточки, направляю струйку воды прямо под зелёный двухлистник, в середине которого уже торчит, оформляясь, крохотная макушка… чего? Будущего дерева? Травины? Куста? Почва проседает, обнажив худосочный травянистый стебелёк, по которому пока трудно угадать взрослую особь. Осторожно проливаю вкруговую, расширяя радиус, и всё жду, когда же вода закончится? Не выдержав, опрокидываю фляжку донцем вверх, влага льётся щедрым потоком, а земля поглощает с жадностью и даже не думает как следует промокнуть, всё в неё уходит, как в решето!

Наконец рыхлые комья насыщаются и перестают впитывать. И тут мне кое-что приходит в голову. Это сколько же я сюда вылила?

Не меньше ведра. А на вес фляжечка ничуть не полегчала.

Делаю пробный глоток. Только мгновенье жидкость кажется тёплой и солоноватой, а в следующий миг к ней уже возвращаются прежние свежесть и вкус.

— Ничего удивительного, — растеряно говорю, закручивая крышку. — Обычная фляжка. Подарок…э-э…Архимага Воды господина Хлодвига, так кажется? Германа Хлодвига, да… Умеешь ты, Ваня, вовремя попросить напиться!

— Совершенно ничего удивительного, — эхом отзывается знакомый голос. В поле моего зрения оказываются высокие чёрные ботфорты, малость припорошенные жёлтой песчаной пылью. Дон Теймур, копируя меня, опускается на корточки рядом с объектом моей заботы, заинтересованно сканирует ладонью пространство над трогательно-беззащитным ростком. — Подарок от Архимага воды, говорите? Это растеньице похоже на обычный жасмин, дорогая донна, но попавший под поток магических эманаций. Посох вашего коллеги походя привёл к каким-то мутациям, а вода из магической фляги довершила дело. И часто вы таким образом… — он скептически поднимает бровь, — импровизируете? Для меня до сих пор остаётся загадкой: вы действуете из-за сердобольности или с далеко идущими планами?

Мне остаётся только хлопать глазами. Дон застал меня врасплох. Усмехнувшись, он поднимается и предлагает руку, помогая встать. И вновь гранёные чешуйки на его костюме переливаются на свету изумрудно-чёрным, как змеиная кожа.

— Перестаньте, наконец, стесняться своей руки, — говорит он и извлекает из кармана белоснежный носовой платок. — Минуту. — Не успеваю отстраниться, как он быстро вытирает мне скулу и висок. — Вы испачкались, дорогая донна. Немудрено при земляных-то работах… Любите заниматься цветами? Прекрасное увлечение. Мага, не волнуйся, она здесь, — продолжает, не повышая голоса, а я уже вижу влетевшего во дворик, едва не снёсшего при этом дверь с петель, своего суженого. И выражение его лица в тот момент, когда он видит нас с доном, не поддаётся никакому описанию.

— Ты здесь? — выдыхает он. Но тут ему в ноги кидается Нора, подпрыгивая и виляя хвостом и вызывая огонь на себя. Оторопев от такого напора, Мага машинально гладит её, перехватывает за ошейник, и, похоже, успокоившись, идёт к нам.

— Удивительная наблюдательность, сын мой. Я же говорил, что твоя супруга, скорее всего вышла прогулять с собакой, не стоило тебе… — дон прерывается и меняет тему. — Взгляни лучше на это.

Я скромно прячу руки за спину. Ну, пусть полюбуется. Не знаю, что за жасминчик-мутант тут прорезался, но, получается — моя работа, как ни крути. Стоп, а о чём это было начал благородный дон, но быстренько перевёл разговор в другое русло? Это что же — мой благоверный растревожился, не застав меня дома?

Ой-ой, говорю озабоченно. Похоже, с расстройства решил, что я удрала или снова во что-то вляпалась. Ей-богу, завтра точно запрёт. Да если бы не папочка, он бы меня сейчас тряс, как грушу, и всё из-за того, что не поджидала его у окошка с пяльцами, как благовоспитанная барыш…невест… тьфу, супруга!

Мага тем временем, заложив руки за пояс, как и дон, кружит около импровизированной клумбы. Озадаченно хмурится. Озадаченно настолько, что даже не обращает внимания, как сзади меня дружески обнимает Николас — от неожиданности я вздрагиваю, но родственник успокаивающе целует меня в висок и тоже устремляется поглазеть на чудо-юдо, торчащее из земли.

— Деревенеет, — прищурившись, замечает. — Я говорю — ствол деревенеет. И подтягивается кверху. Ты смотри, растёт, как на дрожжах! Опять начудила, родственница? И когда ты всё успеваешь? Однако, друзья мои, жрать хочется невыносимо, а там такой стол — я чуть не рухнул, вынужденный от него отойти. Может, пойдём? Чему тут вырасти — вырастет и без нас, а после обеда, думаю, будет, на что взглянуть.

— Донна? — ГЛАВА предлагает мне руку, насмешливо стрельнув взглядом в сторону младшего сына. — Надеюсь, вы не откажетесь стать нашей очаровательной хозяйкой за столом. — И, хотя я не успеваю проговорить ни слова, добавляет: — Я настаиваю…

Нора, довольная, что на неё так много людей обращает внимание, носится от одного к другому. Мага хмуро пропускает без ответа дружеский тычок в плечо от брата. Похоже, шутить и развлекаться не расположен. Не нравится мне его вид, чересчур заморённый, да и Николас смотрится слегка помятым, хоть и хорохорится. Приглядеться более пристально не успеваю, поскольку дон увлекает меня вперёд. Прямо в дверь, а далее — в дружеские объятья отца и сына Кэрролов. Вот и предполагаемые гости!

Паладины сменили доспехи на более светское одеяние. Пора военных действий завершилась, а на заседание Совета, похоже, можно приходить и в штатском. Мой дорогой сэр выглядит безупречно в наряде лондонского денди прошлого века, его же почтенный батюшка неотразим в несколько старомодном костюме-тройке и по-прежнему напоминает отставного профессора-археолога. Но, несмотря на их радушие, на явное удовольствие от встречи со мной, в лицах проглядывает та же усталость, что и у моих новоприобретённых родственников. Да чем они там занимались, думаю в смятении! Не вынимали же сами души из осуждённых, не паладиново это дело! Один ГЛАВА — как огурчик… или просто хорошо маскируется.

— Вы заметно посвежели, дорогая, — сэр Джонатан оценивающе меня разглядывает. — Думаю, к тому времени, как Совет завершит работу, вы придёте в себя окончательно. Что скажешь, Тимур? Леди в состоянии будет выдержать поездку? Не хотелось бы лишний раз переводить её через портал.

— Почему? — тут же вылетает у меня. — Это опасно? — Невольно хочется приложить руку к животу.

— Энергетические вихри могут сбивать развитие матриц, — терпеливо поясняет дон. — Вы и без того в короткое время перенесли несколько переходов, донна, не стоит без необходимости совершать ещё один. И паниковать не стоит, — он настойчиво увлекает к моему месту за столом. Отодвигает стул. — Прошу вас… В сущности, это безопасно для детей, но чем больше паузы между переходами, тем лучше. Думаю, Джонатан, дня через три мы все воспользуемся твоим гостеприимством.

— Учитывая, что в замке остаётся почти без присмотра парочка любопытных сорвиголов, я бы предпочёл выехать завтра, — встревает Николас, — но, увы, дела требуют завершения. Потерпи, Ива. Дядюшка, надеюсь, за этот срок замок не разнесут по кирпичику?

Сэр Джон улыбается. Вокруг глаз собираются благородные морщинки.

— Их всего двое, дорогой племянник. Помнится, в своё время Каэр Кэррол выдержал натиск троих шалопаев — и уцелел, как видишь. Надеюсь, у девочек не столь выражен инстинкт разрушения.

Да? С любопытством поглядываю на своего наставника. Это что же, не всегда он бывал таким правильным? После такого открытия сэр Майкл становится мне ещё чуточку ближе. Приятно знать, что паладины не всегда идеальны.

Несколько непривычно сидеть на хозяйском месте. Вернее, на хозяйкином, и первое, что я делаю — лихорадочно вспоминаю леди Аурелию и её манеру поведения за столом. Дело поначалу осложняется тем, что прислуги-то нет! Некому подавать знаки менять то или иное блюдо, распоряжаться процессом… Должно быть, видок у меня ещё тот, озабоченный, потому что Николас вдруг подмигивает мне, и я слышу его мысленный посыл: "Не дёргайся, родственница! Считай, что ты сейчас украшение стола, а мы тут сами со всем управимся. Первый раз, что ли…"

На самом-то деле ужин, — ладно, пусть будет обед — проходит куда менее официально, чем даже в Каэр Кэрроле. Гораздо больше это мероприятие напоминает семейный праздник, когда собираются только "свои" и заморённая хозяйка решает: выставлю-ка на стол всё сразу, чтобы больше не бегать из кухни в столовую, а то уже ноги отваливаются — целый день у плиты крутилась… Как говорится, руки есть у каждого, гости и хозяева охотно тянут себе всё, что увидят и захотят, в произвольном порядке. Но определённые традиции нынче всё же соблюдаются: так, дон Теймур собственноручно режет на порционные куски баранину — получаются аппетитные рёбрышки с изрядными хорошо прожаренными кусками мякоти на каждом; Николас разливает вино. Стоит мне дёрнуться что-то предложить или сделать — на меня все шикают и просят не беспокоиться.

Сдаётся мне… дон своевольничает, честное слово! Я хоть и слабо разбираюсь в великосветском этикете, но думается, что на сей раз хозяйское место ГЛАВА занимать не должен. Хозяин дома — Мага, ему и положено председательствовать. Похоже, благородный дон на любое место переносит свои привычки заодно с манерой задирать младшенького сынка. И, честно говоря, меня это задевает. Наш отец никогда не позволял ничего подобного, а когда есть с чем сравнить — сами понимаете, по контрасту явление может выглядеть ещё печальнее, чем на самом деле.

Вовремя отказываюсь от Магиных попыток соорудить для меня на тарелке некое подобие шведского стола. Приходится доложить, что мы с Норой, ожидаючи, перекусили, да и ничем особо заняты не были, не то, что мужчины. При последних словах Мага угрюмо опускает глаза в тарелку. Похоже, не хочется ему вспоминать этот день.

Он жуёт сперва неохотно, затем со всевозрастающим аппетитом. И это понятно. Трудно поверить, но за день суженый мой скинул килограмм пять, не меньше, у него даже скулы выпирают и косточки на запястьях, а под глазами обозначилась чернота. Да и Николас нет-нет, но зависнет взглядом в чём-то, ему одному видимом, затем встряхнёт головой, прогоняя глюк, но только после этого ему не до извечных шуточек. Даже у сэра Майкла прорезалась на лбу новая морщинка, а глаза время от времени темнеют, будто приходит на ум что-то весьма невесёлое. Подперев щёку рукой, я поглядываю на них с сочувствием. У всех настолько болезненный аппетит, что, похоже, только правила приличия и моё присутствие удерживают от того, чтобы накинуться на еду без церемоний, безо всех этих ножей и вилок, по-простому…

— Как прошёл день, донна? — голос Главы отвлекает меня от сострадательных мыслей. — Чем вы занимались? Расскажите, мы с удовольствием послушаем!

— А это не будет считаться обсуждением дел? — спрашиваю с опаской. Дон великодушно отмахивается.

— Ну что вы, дорогая, дела были у нас, у вас — отдых. Поделитесь же с нами новостями. Я редко наезжаю в Тардисбург и, к стыду своему признаюсь, только с деловыми визитами. — Он не спеша делает глоток вина. — До сих пор у меня не было ни возможности, ни времени ознакомиться с местными достопримечательностями. С удовольствием вас послушаю.

Охота же ему нарываться на женскую болтовню…

И вдруг я понимаю.

— Не знаю, как насчёт достопримечательностей, — а у самой уже зарождается улыбка, — но только совершенно случайно забрела я на одну улочку…

И я рассказываю о чудном переулке, петляющем, словно след громадного полоза, о спокойном водоёме с ракитами, стрекозами и лягушками, о каменном льве с тёплой, прогретой летним зноем гривой и о том, как приятно, словно живые, струятся под ладонью мраморные завитки. О печали скрипок, разбавленной светлой ностальгией кларнета. О Певце, застенчивых ивах, смолкших у воды и о том, как хорошо, что вслед поэту помчались друзья. О прелестных и немного наивных звуках менуэта и Духе Галантного века над танцующими парами и спокойной водяной, без единой помарки, гладью. Слова приходят сами, как будто "не память рабская рождает их, а сердце", и каждым словом, каждым новым образом я как ластиком прохожусь по тем, кто рядом. Я стираю следы их забот и каторжных усилий. Я их з а б а л т ы в а ю, как в детстве забалтывали меня от ночных кошмаров братья, увожу их в другой мир от того, с которым они до сих пор не могут развязаться.

А когда лица начинают постепенно светлеть, нахмуренные лбы — разглаживаться, перехожу на более оживлённый тон. И в самом деле, держать настрой, с которого начала, оказывается трудно. От напряжения в груди начинает дрожать какая-то жилка, словно натянутая струна. И чтобы её ослабить, я завожу речь о фанатах и подражательницах, о художниках-скандалистах и Мастере, о том, как Мишель забавно командовал своими подопечными…

— Надеюсь, ты там не экономила? — уже не так сухо спрашивает Мага. — Что-то я не заметил, чтобы ты особо потратилась.

— М-м-м… — Задумчиво чешу переносицу. — В общем-то, я обошлась без наличных. Тебе пришлют счёт.

Суженый мой изумленно вскидывается, а Николас хохочет. Даже паладины сдержанно улыбаются.

— Я говорил тебе, она освоится быстрее, чем ты думаешь, — фыркает Николас. — Ну, всё, брат, ты влип! Скоро обрастёшь счетами, как настоящий семейный человек!

— На кого-то надо тратиться, — только и отвечает Мага. И я с удивлением вижу, как взгляд его смягчается.

" Я тут кое-что вспомнил", — внезапно слышу я.

"Я тоже", — откликаюсь.

"Когда услышал твою музыку".

"Разве что-то было?"

"Да. Скрипки. Очень хорошая подача. Ты, естественно, как передающая сторона, услышать не могла, зато для нас хорошая картина получилась, озвученная. Что ты вспомнила?"

"Поезд".

"Потом наш приезд? Рассвет?"

Я не отвечаю. Смотрю в единственный здоровый глаз. И чувствую, как от горла к самому сердцу идёт тёплая волна.

Дробное постукивание выводит нас из временного ступора. Дон Теймур выбивает ногтями по столешнице затейливый ритм.

— Итак, донна, — как ни в чём не бывало, продолжает ГЛАВА, — похоже, день у вас удался. Были ещё какие-нибудь интересные встречи?

— Да! — говорю с удовольствием. — Чуть не забыла! Мы же полдня просидели с Лорой в кафешке! Никогда бы не подумала, что могу так обрадоваться. Ни с одним мужчиной так не поговоришь обо всём на свете, как с подругой!

Дон скептически приподнимает бровь, похоже — собирается возразить, но говорит лишь:

— Мага, это та самая Лора Кораблик? Амазонка? Это её девушки были в твоей группе? — Откидывается на спинку стула, задумчиво вертит в пальцах бокал с вином. — Ещё одно удачное знакомство?

— Может, и удачное, — растерянно отвечаю. — Мне вообще везёт на хорошие встречи. Лора как-то проговорилась, что ей пришлось несладко, когда она сюда попала, а мне как-то… да, всё время везло. Удивляюсь даже. Мне встречались просто замечательные люди.

— Все? — с иронией переспрашивает дон.

— Все, — простодушно подтверждаю.

Он смотрит на меня со странным выражением. Я чувствую, как начинают гореть уши. У моего же наставника довольно блестят глаза.

— Вот и я удивляюсь, — кротко отвечает дон. — Вы просто раритет, дорогая донна. Надо же, за столько дней пребывания — почти три недели в новом мире, и ни одного скверного человека?

— Ну… Если только Омар, — медленно говорю. — И… и те, двое…

Не продолжаю. И так ясно: те, кто мне пальчики оттяпали.

— Глупо, да, — говорю убито. — Но мне всегда хочется видеть в людях хорошее.

— Даже в Омаре? — внезапно спрашивает Николас.

— Он собирался обеспечить и обезопасить сына. Ребёнок поздний, для Рахимыча просто свет в окошке, конечно, хотелось оставить для него самое лучшее. Вот он и подумал — оставить сыну в наследство империю.

— А… — начинает Николас и вдруг поспешно отводит глаза. Кажется, я понимаю, о ком он хотел спросить. Смущенно опускаю очи долу, как будто меня застукали на чём-то неприличном. Рука суженого ставит передо мной вазочку со свежей клубникой.

— Кайсар прислал, — ставит он в известность. — Вернее, через него — та девица. Как её…

— Саджах! — выпаливаю радостно. Значит, с девочкой всё в порядке, оклемалась.

— Да, Саджах. Робкая, как газель, как она только храбрости набралась тебе яблоко кинуть… За что и получила.

"И я, по-твоему, тоже хороший человек?" — спрашивает в то же время язвительно. Ведь угадал, о чём братец чуть не ляпнул!

"Да", — отвечаю, помедлив. Вслух же говорю:

— Я даже не думала, что она так рискует. Получается, моя вина…

— Глупости, — прерывает он. И торопливо продолжает:

"Нет, ты всё-таки ненормальная! Сколько можно прощать? Ты забыла, что я намеревался однажды с тобой сделать?"

А у меня в ушах вдруг отчётливо слышится хруст позвонков. Невольно потираю шею. Мага внимательно отслеживает мои движения, точно пытается и в них угадать подтекст.

"Я простила Васюту и за большее", — отвечаю — туманно для него. "Простила за поступок. Не могу же я тебя не простить только за намерение. И потом, ты же сам не знаешь, как тогда поступил бы".

Он смеряет меня тяжёлым взглядом. В единственном глазе вспыхивает бешенство.

"Что ты ему простила? Что?"

И тогда я накрываю его ладонь своею. Какая тебе разница, Мага. Простила и буду прощать. И ему и тебе. Не понравится — просто уйду от вас обоих, но зла держать на сердце не буду. Такие уж мы, Ивы. Обережницы

Я протягиваю ему алую ягоду. Он, склонившись, принимает её губами.

***

Сумерки. В это время снаружи всегда светлей, чем в доме, поэтому дон Теймур и сэр Джонатан — "Отцы", как за глаза называет их Николас, изъявили желание отдохнуть на свежем воздухе, но в то же время в тишине и покое. Мага перенёс во двор пару стульев, шахматный столик, и теперь корифеи прекрасно коротают вечер — один с сигарой, другой с трубочкой, неторопливо разыгрывая партию. Наличие соседнего дома их почему-то не смущает, но то, что нет радужной плёнки защиты, ещё ни о чём не говорит. Пример Симеона ясно показал, что уровень профессионалов намного превышает не только мой, но и продвинутых магов. Наверняка изоляция над отдыхающими проставлена, но столь искусно, что незаметна простому глазу.

Похоже, место для гамбитов выбрано не случайно: неподалёку от скамейки, напротив загадочного чуда-кустика, что прорезался уже сантиметров на пятнадцать и успел выгнать несколько новых листочков. С собой у отцов-наблюдателей припасена бутылочка ликёра, и по всему видать — они никуда не торопятся. Идиллия. Смотрела бы и смотрела… Уж не знаю, каков в бою Кэррол-старший, но, поглядывая на одомашненного дона, которому разве что турецкого халата не хватает для полноты образа вельможи на покое, я нет-нет, да вспоминаю Ящера, камнем рухнувшего с неба на зверушку Игрока. И клацанье гигантских челюстей, в одно смыкание перекусивших бронированную шею.

ГЛАВА клана задумывается над ходом, рука замирает над доской.

— Дорогая донна, — внезапно говорит он, не поворачивая головы, — не подскажете, когда уже я с вами расквитаюсь? Ведь я снова у вас в долгу…

Не торопясь, передвигает фигуру. А я так и прирастаю к скамейке. На мою беду братья-некроманты выпроводили меня немного подышать и развеяться, пока приглашённая из ресторана прислуга наводила порядок (нет, видали? мне даже не позволили прикоснуться к посуде!) И я послушно отбыва… нет, просто высиживала срок неподалёку от взрослых дяденек, ожидая, пока меня позовут в дом и прикидываясь незаметной мышкой. До сей поры казалось, что это срабатывает: "Отцы" меня словно не замечали, обмениваясь короткими репликами, но чаще всего отмалчиваясь, и было у меня подозрение, что в этом случае беседа не прерывалась, а всего лишь переходила в иной диапазон. Дон и сэр секретничали, как пить дать, но со стороны всё выглядело благопристойно, а учитывая подозрения дона в прослушке — объяснимо. Поэтому обращение Главы непосредственно ко мне, да ещё в подобном духе заставило меня нервно заёрзать.

Дон Теймур отвлекается от доски.

— Должен поблагодарить вас, донна, за то, что во время своего красочного рассказа вы не упомянули о небольшой размолвке с известным нам всем военачальником. Нетрудно представить реакцию Маги на то, что вам пришлось услышать. — Глаза дона опасно желтеют. — Многое из того, что в моём сыне стало выправляться, рухнуло бы. Но раз уж его здесь нет — позвольте уточнить, почему вы всё-таки промолчали?

— Это личное дело, — отвечаю, помедлив. — И не стоит вашего внимания.

— Ошибаетесь, — холодно возражает ГЛАВА. — Хотите вы или нет — но вы в клане, мало того — в нашей семье, донна. Оскорбление, нанесенное моей невестке, нанесено и мне, и я не собираюсь оставить его безнаказанным. Напомнить вам слова этого человека? Или вы и в нём видите только хорошее, напрочь забыв, какие обвинения он вам высказал?

— Тимур… — предупреждающе окликает сэр Джон. ГЛАВА неожиданно огрызается:

— Я помню. И держу себя в руках. — Сердито гасит сигару. — Вынужден сообщить, донна, что только вмешательство вашей подруги остановило в тот момент моих людей от решительных действий. Вы хотя бы сообразили, что всё могло закончиться гораздо хуже, будь вы одна?

Только сейчас на меня накатывает запоздалый страх. Какая же я всё-таки дура, перепугалась за Лору, того не соображая, что она-то — стреляный воробей, себя в обиду не даст, да к тому же при мече; а то, что мне пришлось бы худо, не заметь воевода надо мной двойной защиты — даже не подумала. Он-то понял, что меня охраняют, может, оттого и взбеленился.

— Пострадавшая сторона — вы, — понизив голос до шёпота, сообщает дон. Вперяет в меня взор. — Вы вправе требовать удовлетворения. Одно ваше слово — и вам принесут его голову.

Я даже глаза на миг закрываю. И очень хорошо, а то, кажется, снова попаду под гипнотический взгляд. А ведь принесут, думаю в ужасе, стоит мне сейчас просто кивнуть… Да что я им — Иродиада, что ли?

— Нужно ли это, Тимур? — сэр Джон укоризненно качает головой.

— Никто не может обижать наших женщин безнаказанно, этот человек — не исключение, невзирая на заслуги. Итак, донна?

Как мне ему объяснить?

Какими бы наблюдательными не были его люди — скорее всего, не разглядели одной крошечной детали. Но я-то стояла к Ипатию гораздо ближе, чем они!

Пауза становится слишком затянутой.

— У него были странные глаза, дон Теймур, — я, наконец, решаюсь поделиться догадкой. — Странные. С краснотой, которой раньше не было. Не белки глаз, понимаете, а сама радужка, как у… В общем, вы тоже должны их помнить. — Дон прищуривается, откидывается на спинку стула, скрестив на груди руки. Меж бровей прорезаются две морщинки. — Поэтому я сомневаюсь, что всё, сказанное Ипатием, было сказано действительно им, — завершаю с облегчением. — Даже Лора заметила, что до портала он был совершенно нормальным, а потом вдруг как с цепи сорвался.

Сэр Джон не спеша пристукивает фигурой по доске. "Отцы" снова обмениваются многозначительными взглядами. Дон вопросительно поднимает бровь — и, видимо, получает какой-то ответ.

— …И свернуть портал, — вслух завершает фразу сэр Джон. — Прошу прощенья… — Небрежно поводит рукой — и вокруг нас тотчас образуется фиолетовая сфера. — Ибо неизвестно, на кого в следующий раз он сможет воздействовать. Мы-то с тобой покрепче, а вот ту же леди Кораблик или её супруга Игрок может подцепить. С леди Ванессой они дружны, и в то же время — не маги, у них защита от ментальной атаки практически никакая. Дорогая, вы меня поняли? Если вы снова заподозрите собеседника в зомбировании Игроком — старайтесь вывести его на разговор о том, что можете знать только вы с этим человеком. Всегда найдутся какие-то очень личные моменты.

Невольно прикладываю руку к груди.

— На меня идёт охота?

— А как вы думаете, донна? — вопросом на вопрос отвечает ГЛАВА. — Впервые Игроку мало того, что досталось, — его ещё и унизили, практически победив, разрушив долгосрочные планы и заперев в теле, для него немощном и с ограниченными возможностями. Его нынешний потенциал ненамного превосходит, допустим, мой уровень…

— Не скромничай, Тимур, — усмехается пожилой джентльмен. Мой свёкор опускает веки, стараясь притушить довольный блеск в глазах.

— Поэтому-то меня он пока и не трогает, хотя поводов более чем достаточно. Мы же не первый раз с ним сталкивались, и хотя расклад сил не всегда был в мою… нашу пользу, — поправляется дон, благосклонно кивнув старому другу, — Игроку приходилось несладко. Но сейчас наиболее доступным и уязвимым объектом для мести кажетесь именно вы, дорогая.

Последнее откровение заставляет меня задохнуться от возмущения.

— И вы сами отправили меня гулять по городу?

— "Казаться" и "быть" совсем не одно и то же, — невозмутимо отзывается дон Теймур. — Неужели вы думаете, что я подверг бы вас такому риску? Вас страховали четверо, причём настолько профессионально, что вы этого даже не заметили. Единственный раз вы заставили их поволноваться, надо отдать вам должное, — на губах дона проскальзывает улыбка, — когда вы вышли из модного салона совершенно преображённой. Мальчики почти растерялись…

— И не только они, — подхватывает сэр Джон. — Сдаётся мне, вас потерял из виду и Игрок. Потому он и попытался сменить тактику и перешёл от наблюдения к прямому воздействию.

— Воевода? — только и спрашиваю.

— Да, дорогая. Скорее всего, Игрок сумел оставить в портале некую агрессивную программу, настроенную на определённые параметры. Например, на личное знакомство с вами. Сэр Ипатий просто прошёл через портал раньше вашей подруги, иначе могло случиться, что это ему пришлось бы заслонять вас от амазонки. Не расстраивайтесь, леди…

— И живите, как жили, — спокойно довершает дон Теймур. — Смело выходите из дому. Гуляйте. Общайтесь. Бывайте, сколько хотите, в одиночестве или на людях, занимайтесь своим рукодельем или чем-то иным, готовьтесь к рождению детей — иными словами, ведите обычный образ жизни. Не надо бояться и прятаться, вы под защитой.

Зябко повожу плечами.

— И жить в страхе, как под дамокловым мечом? Зная, что в любой момент этот пакостник может выглянуть из любого близкого мне человека?

— Уже не глянет. — Дон Теймур, на миг отвлекшись, передвигает на доске ладью. — Шах, Джонатан… И знаете, почему? Потому что с каждым магическим действием Игрок расходует свой потенциал, а вот восполнить его не может. Любая дальнейшая попытка вмешательства истощит его ещё больше. Думаю, он это скоро поймёт и тогда для него останется единственный выход: затаиться и беречь силы до тех пор, пока не найдётся способ прорвать кокон. А времени на это уйдёт много. Не понимаете? — Я озадаченно мотаю головой. — Метка Светлого у вас на лбу, — поясняет ГЛАВА. — Она сработала не только на защиту, но и многократно усилила ваше Зеркало. Именно под её воздействием кокон стал для Демиурга саркофагом.

— Метка? — Я пытаюсь понять. Так вот о каком белом луче говорил восторженно Рорик! — Да постойте, какая же это метка! Это всего лишь…

— Ну? — подбадривает дон. А я вдруг замечаю, каким напряжённым становится лицо старшего паладина. Как будто от того, что я сейчас скажу, зависит… очень многое зависит.

— Благословение, — поясняю. — Это ж Егорушка коснулся меня, он всех так благословляет, наш местный…

— Святой, — негромко заканчивает за меня сэр Джонатан. — Истинный Светлый. Которых осталось столь мало, а один, оказывается, чудом затерялся в вашем мире. Кто бы мог подумать!

— И вы по-прежнему утверждаете, что вам просто везёт? — задумчиво говорит дон. Отвечаю недоумевающим взглядом. — Ну, хорошо, оставим это…

— Прошу прощения, — снова прерывает нас почтенный сэр, — но пора снимать защиту. Слишком долго, может привлечь внимание.

— Минуту, — дон властным жестом останавливает друга. — Прости, Джон, последний вопрос. Ваши дети, донна… — Что это? Всесильный ГЛАВА, кажется, колеблется? Не решается спросить? — И этот Светлый… Они встречались?

— Довольно часто, — отвечаю честно. — И если вы хотите знать, перепало ли им что-то от Егорушки, — да, он их тоже благословлял. Он ко всем детям так относится.

Мне показалось, или глаза дона загорелись радостью?

— Всё, Тимур, — предупреждает сэр. — Снимаю.

Фиолетовое сияние меркнет, оставив после себя лёгкий цветочный аромат и невесть откуда взявшиеся в траве россыпи гиацинтов.

— Хоть бы поучил, — с сожалением говорит ГЛАВА, снова превращаясь в доброго барина. — Сколько раз я пытался повторить этот трюк…

Терпеливо, словно не впервые, сэр отзывается:

— Сколько раз я тебе повторял: у твоей энергетики другая природа.

И снова передвигаются фигуры на доске и обо мне забывают. Как будто бы и не было только что напряжённой беседы. Но мысленный диалог между мужчинами продолжается. Это видно по серьёзным глазам, по быстрым переглядкам; по тому, насколько долго задерживаются игроки с очередными ходами.

Как я их назвала?

Они склоняются над шахматной доской, а мне кажется — над своим миром.

Игроки.

Отцы.

Наблюдатели.