Совершая ошибки

Глава 29

— Готова встретиться с моей мамой? — спрашивает Дэниел с широкой ухмылкой.

— Конечно, — я улыбаюсь в ответ, хотя теперь, когда я здесь, немного нервничаю. Зная, как он отзывается о своей матери, для меня вдруг становится крайне важно, чтобы я понравилась ей и она, может быть, даже одобрила выбор сына.

— Все будет хорошо, она крутая, — Дэниел подмигивает мне, сжимая мой сжатый кулак как успокоительный жест.

Я опешила от внешнего вида дома, когда мы подъехали ближе; он не особо отличается от того, что я видела на фото; это одноуровневый, маленький, старый, но очаровательный дом с таким же небольшим, но ухоженным садом. В доме не более, чем три спальни. Место вопит о скромности, не совсем то, что я ожидала для матери Дэниела Старка. Дэниел открывает ржавые бирюзовые ворота. Шагая внутрь, я замечаю, что сад окружен сплоченным виноградником, который придает ему сказочный и таинственный вид.

Дэниел не стучит, он сразу открывает незапертую дверь, которая ведет к уютному интерьеру с бархатистыми, малиновыми, величественно узорчатыми обоями, покрывающими стены. Индийские масляные лампы развешаны по бокам — некоторые свисают с потолка, некоторые из них размещены на полу по комнате. Мягкие, красочные сари уложены на двух цвета мокко диванах, твердо стоявших на темном деревянном полу. В комнате создается впечатление изысканного ашрама, с особым хиппи шиком. Опять же, полная противоположность того, что я ожидала. Дэниел и хиппи не идут рука об руку, по крайней мере, не в моей голове. (Примеч. Ашрам — обитель мудрецов и отшельников в древней Индии, которая обычно располагалась в отдаленной местности — в горах или в лесу. В контексте современного индуизма, термин «ашрам» часто используется для обозначения духовной или религиозной общины, куда человек приходит для медитации, молитвы, совершения ритуала и духовного обновления).

Высокая, худая и изящная дама почти ростом с Дэниела идет к нам по длинному коридору; на ее губах спокойная, нежная улыбка. На ее босых ногах звучат колокольчики сандалеты, и это выглядит достаточно элегантно. Она одета просто — в джинсах и льняной блузке Boho, но по-прежнему выглядит изящно. Я смотрю на нее, очарованная спокойствием, которое она излучает. Подойдя к нам, она разглядывает меня шелковистым взглядом, вызывая явное миролюбие. Они обмениваются заботливыми, но значимыми взглядами; во взгляде Дэниела я замечаю благоговение, и это глубоко трогает мое сердце.

— Хейли, — она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, мое имя звучит как мелодия в ее голосе. — Я — Ирис.

— Привет, приятно встретиться с вами, — я улыбаюсь, и она обнимает меня крепко и душевно, что удивляет меня. Отступив, она кладет руки на мои щеки, внимательно изучая меня в течение нескольких долгих моментов. Я не могу ничего с собой поделать, поэтому краснею от столь долгого внимания к своей персоне. Краем глаза я вижу, что Дэниел улыбается.

— Ты был прав, мой мальчик, — говорит она. — Она красивая. Такие тонкие черты лица, — добавляет она. — У вас ангельское лицо, — бормочет она, удерживая свой спокойный взгляд на мне слишком долго, чтобы чувствовать себя комфортно.

— Это моя Хейли, — говорит Дэниел, в его голосе чувствуется гордость.

Моя Хейли... Я не могу перестать таять от этих слов.

— Теперь отпусти ее, пока она не побежала к двери, — шутит Дэниел, кладя руку на мою спину.

Она улыбается ему, потом мне, и, наконец, отпускает. Никогда бы не подумала, что это мама моего любимого психа.

— Садитесь за стол, я принесу еду, — предлагает она, ее лицо выражает нежную радость. Прежде чем уйти, она говорит, глядя на Дэниела, — уже в любви, не так ли, мой мальчик? — она не ждет ответа и уходит, как я понимаю, в сторону кухни. Безупречная, нежная улыбка отображается на лице Дэниела, когда он смотрит ей в спину, украшенной длинной, толстой, русой косой, пока она не исчезает в коридоре.

— Все еще напугана? — дразнится он, подталкивая меня плечом.

Я смеюсь.

— Ты это так сказал, будто твоя мама ужасный и страшный человек. Она, конечно, очень сильно не похожа на того человека, которого я ожидала увидеть. Ну в том смысле, что совсем не похожа на тебя, она другая, — добавляю я.

— Другая? Ты имеешь в виду из-за этого ее фетиша — хиппи-дерьма?

— Я имею в виду, что она такая спокойная и безмятежная в отличие от дикого и импульсивного сына, — я ухмыляюсь ему, когда он притягивает меня ближе, хлопает рукой по моему заду, когда я сажусь, и целует в губы. Я стараюсь отступить, чтобы вести себя более прилично. Но он не отпускает, а продолжает держать меня крепкой хваткой за талию. Он целует меня еще более увлеченно; на этот раз его рука находит свой путь под моим белым хлопковым платьем.

— Дэниел! — я ругаю его.

Звук колокольчиков приближается.

— Не волнуйся, Хейли, я более чем нормально отношусь к некоторой демонстрации привязанности. Насколько я понимаю вас, дети, вы можете пойти в соседнюю комнату и придаться своей сладкой любви, — комментирует Ирис, возвращаясь в комнату и держа керамический горшок.

О мой Бог. Дэниел освобождает меня из своих рук, кусая губы, покорив более широкую ухмылку, заметив мой шок и мои пылающие щеки.

— Хейлз, вы бы не хотели выйти в соседнюю комнату, чтобы придаться сладкой любви со мной? — он хихикает.

Я выбираю полностью игнорировать его. Я могу буквально чувствовать распространение румянца по моему лицу.

— Может быть, позже, обед остынет, — бормочет Ирис.

Пожалуйста, ради любви ко всему в мире, пусть это будет шутка. Дэниел смеется, получая удовольствие от моего дискомфорта.

В центре стола стоит та джин (Примеч. мясо, тушенное с овощами и специями) и несколько соленых гарниров. В воздухе царит запах средне восточных специй и трав, в основном чувствуется тмин и корица.

— Марокканский таджин с бараниной, я надеюсь, вам понравится пряный вкус, — говорит Ирис мне. Я киваю в знак согласия, и она отвечает кривой улыбкой и добрым взглядом.

— Выглядит аппетитно, Ирис.

— Вы можете есть его руками или с лавашем, — предполагает она.

— Может быть, в следующий раз на нашем ежегодном семейном ужине, — подмечает Дэниел, слегка покачивая головой.

Ирис вознаграждает его нежной улыбкой. Я не могу не заметить глубокую связь между ними. Она умеет превращать его дикий нрав в спокойный и безмятежный бриз.

— Итак, Хейли, — она обращается ко мне, когда я положила ложку салата из помидоров, петрушки и лука на тарелку. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, ожидая продолжения. — Я чувствую, что уже знаю все, что нужно знать о вас.

— Как это? — спрашиваю я, не понимая, должна ли радоваться этому или наоборот.

— Мой мальчик, как правило, не делится слишком часто со мной, а я, в основном, пытаюсь чуть ли не клешнями вытащить из него хоть какую-нибудь информацию, но в последнее время он не может перестать говорить об одном: о Вас! — ее добрая улыбка становится шире. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Дэниела. Он пожимает плечами, делая вид, что очень занят едой.

— Как тебе новая работа?

О, она хочет получить полную информацию обо мне.

— Я, на самом деле, очень довольна. Это дало мне возможность узнать так много новых вещей, я очень заинтересована в том, чтобы работать там в течение долгого времени, и я очень рада за выпавший мне шанс.

— Это бесценно, что вы так увлечены своей работой.

— Я знаю, что вы художница. Что вы рисуете?

— Я рисую карандашом и красками, почти все — от пейзажей до портретов и абстракций. Я, в основном, использую уголь, хотя время от времени мне нравится работать с маслами, — объясняет она, ее лицо освещается; эта любовь к искусству, то, чем она занимается — четко отражено в ее глубокой улыбке и блеске в глазах. Я могу понять это чувство — это именно то, что я чувствую, когда рисую.

— Было бы неплохо нарисовать вас; у вас такие тонкие черты.

Я посылаю ей робкую застенчивую улыбку.

— Точно, я тогда куплю эту картину, — говорит Дэниел случайно, поднимая другую вилку ко рту.

— Вы не едите таджин? — я спрашиваю Ирис во время обеда, после того, как мы обсудили ее жизнь в Бахе, и тот факт, что она не любит Сан-Франциско, но приезжает изредка туда только из-за Дэниела.

— Я вегетарианка, — отвечает она.

Почему-то я совсем не удивлена. У нее аура святая.

Позже она мне рассказывает, что это случилось тогда, когда Дэниел уехал в колледж, и она наконец-то исполнила свое желание переехать в Бахи. Я спрашиваю ее, почему она выбрала именно этот город, для своего дома, и один из ее первых ответов является вопросом о том, была ли я здесь ранее и видела ли это место. Я сразу понимаю, что она имеет в виду. Она говорит о том, что это спокойное и уединенное место. Я удивлена, узнав, что Дэниел — человек, который первоначально показал ей этот рай, взяв ее с собой в одну из его поездок для серфинга. Она также рассказывает мне о художественном сообществе; по-видимому, есть больше, чем несколько художников, которые предпочитают жить в этом же очаровательном городе.

— Вы, кажется, очень счастливы здесь, — говорю я.

Она смотрит на меня с теплой улыбкой, ее глаза блестят от удовольствия.

— Безумно. Я чувствую, что принадлежу этому месту, тем более, что я могу делать то, что мне нравится больше всего. Я не могу просить большего, — она переводит свой задумчивый взгляд к открытому окну и обратно на меня. — Я очень рада, — подтверждает она.

Хотя ее улыбка не меняется, я чувствую, что ее чувство глубже, чем просто счастье. Женщина передо мной, кажется, ангелом.

Затем она кладет свою нежную руку на мою и говорит своим мелодичным голосом:

— Вам просто нужно хорошенько подумать о том, что вы хотите на самом деле. После того, как вы поймете, вы будете жить в мире полном блаженства. До тех пор, вас будут мучить постоянные сомнения.

Я думаю о ее мудрых словах и не могу не согласиться. Я смотрю, чтобы проверить реакцию Дэниела, ожидая увидеть либо суженные глаза, либо какой-то намек на насмешку в выражении его лица. Я удивлена, заметив, что он, кажется, задумался. После того, как он замечает мой взгляд, уголки моих губ поднимаются вверх, и он медленно кивает головой в знак согласия. Я отвечаю ему взаимностью с нежной улыбкой на глубокое признание того, что между нами образуется связь, которая не требует слов.

Я слушаю внимательно рассказы Ирис о детстве Дэниела, о нем будучи безрассудным, беспокойным и харизматичным ребенком. «Ничего не изменилось», — думаю я.

— Я просто ненавидела тот период, когда он стал таким интровертом. Вы знаете, когда Майк ушел…

Майк, это имя его отца, а не «трус, который ушел от нас». Я замечаю, что рука Дэниела застывает на моей спине. Он сжимает челюсть, хотя его досада кажется не столь грозной, чем ранее. Я кладу свою руку на его бедро и ласкаю нежными движениями, пытаясь его успокоить.

— Даже не начинай, — предупреждает он тихим стальным голосом.

— Это часть тебя. Тебя бы не было без него, Дэниел. Ты не можешь игнорировать этот факт, — спокойное поведение Ирис находится в полном противоречии с растущим раздражением Дэниела. Проигнорировав его растущий гнев, она продолжает, говоря, что Майку было просто страшно, и именно поэтому он ушел.

— Когда твоя семья нуждается в тебе больше всего, ты должен помогать ей, а не убегать, — утверждает Дэниел. — Ты должен заботиться о тех, кого любишь. Должен бороться за них ради Бога.

— Моя любовь, тебе нужно простить и отпустить свой гнев. Он не хотел причинить нам вред, это не было его намерением, — ее голос почти умолял, когда она ищет его взгляд.

— О, конечно, он нас не обидел, — Дэниел скривил лицо в полном презрении.

— Он не был достаточно зрелым, и ему было страшно. Он не мог заботиться о нас. Он был смущен. Молодой, испуганный человек, который не знает, как бороться с болезнью.

Как она может быть настолько снисходительной?

— Прекрати нести эту чушь, когда дело доходит до него. Черт побери, остановись, — это первый раз с тех пор, как мы сюда пришли, когда Дэниел позволяет себе такое оскорбительное отношение к своей матери, а затем он выключается полностью. Он даже не отвечает на мое прикосновение руки под столом.

Его гнев дошел до красной отметки. Когда я пытаюсь поймать его глаза, я замечаю, что он как бы занят обедом, его взгляд непроницаем.

Пытаясь сменить тему, я спрашиваю Ирис о ее чудесном исцелении от рака. Она рассказывает про экспериментальные методы лечения, которые ей довелось пройти, что в конечном итоге привело к излечению конкретного типа рака, от которого она страдала. Я узнала, что Дэниел часто жил в домах друзей и семьи, когда она была далеко на лечении. Она была не в состоянии заботиться о нем сама в течение нескольких лет, когда он был еще в начальной школе. Мысль о том, что он рос таким образом, режет меня изнутри.

Пока мы общались, Дэниел успокоился и снова присоединился к разговору, держа меня за руку, иногда целуя в шею, щеку или губы.

Веселая мелодия играет на телефоне Дэниела, что сразу же привлекает наше внимание.

— В субботу вечером? — комментирует Ирис, морща нос.

Я думаю о том, что она имеет в виду. Он когда-нибудь забывал про работу? Когда-нибудь игнорировал телефонный звонок по работе?

Увидев имя на экране, выражение лица Дэниела становится обеспокоенным.

— Крис, — отвечает он несколько устало и, не дожидаясь ответа, добавляет: — Насколько все серьезно на этот раз?

Дэниел сжимает челюсть, слушая некоторое время.

— Так помоги мне, — он дышит тяжело, — если мы будем тянуть это до конца и не обозначим срок, я уволю весь отдел. А где Роб, черт возьми? — он хмурит лоб. — Что значит он недоступен? Разве он сейчас не со своей командой? Кто-нибудь пытался решить этот вопрос, кроме меня? — полная ярость застилает его уже итак раздраженное лицо, и он уходит в соседнюю комнату.

Остановившись на мгновение, он кивает мне, показывая, что скоро вернется.

Это что-то новенькое, и мне это определенно нравится. Не так давно он бы просто ушел, безразличный к тому, была ли я рядом или нет. Погруженная глубоко в своих мыслях, меня отвлекает вспышка камеры. Откуда это? Ирис снимает меня на Polaroid, размахивая фото по воздуху, дожидаясь его высыхания.

— Вот, посмотри, как ты прекрасна, — говорит она, показывая мне фото, — выражение твоих глаз, когда ты смотришь на него, — она протягивает мне фотографию, оставаясь довольной увиденным. Когда я смотрю на нее внимательно, я должна согласиться с ней. Мои глаза нежные и блестящие, мое лицо расслабленно, а на моих губах маленькая улыбка. Мой внешний вид, в общем, почти кричит от чистого обожания. Ничего себе, это действительно отражает мои эмоции. Я думаю, это правда, что картина говорит больше, чем тысячи слов.

— Я люблю его, — я интерпретирую фото в слова.

— Я это вижу. Он тоже любит тебя, ты же знаешь. Я не могу никак нарадоваться, что он нашел тебя. Я так рада за вас двоих, — Ирис улыбается мне. — Убедись в том, чтобы удержать его, даже когда он становится грубым. Не сдавайся даже тогда, когда ты чувствуешь, что больше нет сил.

Я поворачиваюсь к ней, чтобы спросить ее, о чем именно она говорит, но, кажется, она находится глубоко в своих мыслях, и я воздерживаюсь от того, чтобы отвлечь ее от мыслей.

Когда я смотрю в сторону, куда Дэниел ушел, я думаю о том, насколько глубоки мои чувства к нему. Это какой-то абсурд, я даже скучаю по нему, когда он находится в соседней комнате.

— Иди, успокой его, — уговаривает меня Ирис тихим, приятным голосом с небольшой улыбкой на губах. Я смотрю на остатки от обеда.

— Иди, Хейли, я уберу здесь, просто иди, — говорит она.

Я нерешительно открываю дверь, заметив, что студия Ирис: узкая комната с голыми стенами и широкими окнами. Несколько угольных эскизов стоят на полу, прислонившись к стенам. В середине комнаты расположены два больших мольберта, один с пустым холстом, а другой с незаконченной картиной гроздей винограда.

Дэниел сидит в углу напротив меня на гранитном полу, прислонившись спиной к стене, ноги согнуты и расставлены. Он водит пальцем по полу около себя, выглядя занятым. Хотя он до сих пор говорит по телефону, он наклоняет голову, чтобы посмотреть вверх и, увидев меня, он поднимает вопросительно брови.

Я смотрю на него, ожидая ответа. Он жестом показывает мне подойти ближе. Я делаю несколько шагов к нему. Достигнув его, я наклоняюсь, чтобы сесть верхом на его раздвинутые ноги. Я сгибаю спину, чтобы положить голову ему на грудь, и он отвечает мне, обнимая меня, и трется губами о мои волосы. Вдыхая его запах, я думаю, что нет никакого другого места, где бы я хотела быть больше всего на свете.

— Что я могу сказать, — бормочет он устало. Его грудь слегка вибрирует, когда он говорит. Он вздыхает и добавляет: — Подготовь всех к бессонным ночам и напряженной работе. Я лично буду вести проект от начала до конца.

Я могу услышать слабый звук рычания внутри его ребер, когда он произносит слова. Он оставляет нежные поцелуи на моей голове, когда снова начинает слушать человека на другом конце телефона. Повернув голову набок и положив ее щекой ему на грудь, я осматриваю комнату. Я приметила одну старую картину из всех, что были здесь. Дэниел с Ирис выглядят молодыми, и хотя это бесцветный угольный эскиз я узнаю его по глазам, смотрящим на меня. У Дэниела красивые глаза с раннего детства. Они кажутся такими грустными, как будто на грани плача. Мое сердце сжимается при виде этого, и я думаю о нем, находясь в такой печали. Было ли это, когда его отец ушел? Я рассматриваю изображение так близко, как только могу.

— Тогда пришлите мне полное расписание вашего плана по исправлению проблемы, — говорит и вздыхает Дэниел. — Мы не можем больше «тянуть кота за яйца», Крис, вы хорошо знаете, что поставлено на карту. Я также хочу получить развернутый поэтапный план с указанием ежедневно проделанной работы, — завершая разговор, он кладет свой телефон на пол.

— Хейлз.

Я отвожу взгляд от картины и наклоняю голову назад, чтобы посмотреть на него. Я улыбаюсь нежно, мои губы приоткрыты в ожидании поцелуя.

— Что случилось? — спрашиваю я, когда наши губы встречаются.

— Эта сделка, которая находится на финишной прямой, сделка, которая поможет вывести компанию на следующий уровень. Это все вплоть до выхода нашей новой версии программного обеспечения, до сих пор далеко позади графика, и все еще существуют основные препятствия, которые необходимо решить.

— И ты не веришь, что люди вкладывают все свои усилия для этого?

— Хейлз, это не значит, что я не думаю, что это так, я знаю, что это так. Помни, что я не просто управляю компанией. Я на самом деле разработал программное обеспечение. Я точно знаю, что делаю, — без дальнейших лишних объяснений, я просто целую его и все.

— Я должен буду вмешаться и контролировать их, пока все не будет сделано должным образом, — затем он снова вздыхает устало.

Что это значит?

— Чем больше я работаю, тем меньше у меня свободного времени, — гримасничает он, пожимая плечами. — Меньше времени для этого, — он крепко обнимает меня.

— У тебя будет время поработать, — я стараюсь успокоить его. Он улыбается в ответ. — Несмотря ни на что, — говорю я нерешительно.

Он замечает меня, ожидая продолжения.

— Я буду гостить у родителей в следующие выходные в течение нескольких дней.

— О, серьезно?

— Это даст тебе необходимые тишину и спокойствие, чтобы посвятить себя работе, — я улыбаюсь ему ободряюще.

— Я не хочу тишины и покоя, когда это означает, что ты будешь далеко, — говорит он.

Я обожаю тебя, Ди. Я дарю ему глубокий поцелуй, погружаясь глубже в его объятия.

— Десерт? — спрашивает Ирис с порога.

— Если только быстро, мы отправимся домой в ближайшее время, — Дэниел добавляет к ее насмешливому взгляду, — мне нужно работать, — она не в состоянии скрыть разочарование, которое отражается на ее лице после его слов.

Когда мы, в конце концов, собираемся домой, Ирис следует за нами до двери, притягивая нас обоих в глубокие, материнские объятья.

— Я так рада, что наконец-то встретила тебя, Хейли, дорогая.

Я обнимаю ее в ответ.

— Я тоже. Это было абсолютное удовольствие.

— А ты, парень, — говорит она Дэниелу, — заботься о ней. Она определенно драгоценный камушек, — она смотрит на меня с мерцающим взглядом. — И, пожалуйста, заботься о себе для меня.

Глаза Дэниела становятся нежными, когда он прижимает ее к себе.

Я наблюдаю за спокойным лицом Дэниела, которое освещается лучами утреннего солнца, пробивающимися сквозь жалюзи, его грудь слегка поднимается и опускается от равномерного дыхания. Я люблю смотреть, как его ресницы нежно ласкают мягкую кожу под его спокойными глазами. Он выглядит таким красивым и спокойным, почти по-детски, не раскрывая ту тяжесть, которую он несет на своих плечах в течение дня.

Невозможно отказаться от прикосновения к нему, я пододвигаюсь все ближе и нежно целую его слегка приоткрытые губы. Он сонно притягивает меня ближе к нему. Вдыхая его запах, его привлекательный, захватывающий аромат, мои собственные глаза тяжелеют, и я поддаюсь внезапной усталости, навалившейся на меня.

Мои глаза еще закрыты. Я скольжу рукой рядом со мной, ища Дэниела. Вместо этого нахожу холодный, пустой матрац. Где он? Как долго я сплю?

Слишком сонная, чтобы искать чистую одежду, я надеваю шорты Дэниела, которые нахожу в открытом шкафу. Я быстро чищу зубы, сбрызгиваю свое лицо водой, чтобы удалить последние остатки сна и иду искать его.

— Доброе утро, — он улыбается мне из-под прикрытого тентом лежака. Кажется, как будто он работает — ноутбук на коленях и пустая кружка кофе рядом с ним.

— Доброе, — отвечаю я сладко. Он отодвигает свой ноутбук в сторону.

— Иди сюда, детка.

Он протягивает ко мне руки. Раздвигая ноги, он освобождает мне достаточно места, чтобы я могла лечь на него.

— Люблю смотреть на тебя, — он целует меня, его дыхание смешано с корицей и утренним кофе.

— Ммм, корица?

Он усмехается.

— Да, несколько теплых булочек с корицей ждут тебя в духовке.

— Ты говорил что-то о взгляде, — я сомневаюсь, предаваясь близости его теплой от солнца кожи.

— Ты выглядишь так горячо в моих шортах.

— О, неужели? — кривая улыбка играет на моих губах.

— Да, — он пробегает пристальным взглядом по моему телу.

— Хочешь кофе? Я собираюсь сделать себе один, — спрашиваю я.

Он резко отвечает:

— Позже.

Его взгляд темнеет, и мои внутренности словно окунаются в теплые волны удовольствия. Это был бы гораздо более привлекательный способ помочь мне проснуться.

— Иди сюда, — он притягивает меня ближе, когда сам скользит ниже, чтобы лечь под меня. — Черт, жарко, — говорит он мне прямо в рот. Его руки сжимают мой зад под его висящими на мне шортами. С этого момента слова являются последней формой общения, которые мы используем в течение следующих нескольких минут.

Дэниел все еще работает, сидя у бассейна. До отправки в аэропорт остается несколько часов. После короткой сессии серфинга, я присоединяюсь к нему. Я лежу в том же положении, что и рано утром, приютившись между его ног, иногда мешая ему работать, зацеловывая его теплую кожу. Я не могу даже думать о том, что нам нужно вернуться. Мысль об этом портит мне настроение. Эти последние несколько дней, этого слишком мало, это было волшебно для нас двоих.

— Хмуришь брови, Хейлз? — он смотрит на меня из-за экрана. Он посылает свой палец на мой сморщенный лоб между бровями, растирая его.

— Я просто думала о нашем возвращении, — объясняю я, разочарование четко отражено в моем голосе.

— Я чувствую то же самое. Это хорошо, что ты рядом со мной все это время.

— Ага, — я беру его за руку и целую центр его ладони. Он поворачивает меня к себе лицом.

— И думаю о том, что ждет меня по возвращении, — он тяжело вздыхает, тесно сжимая меня.

Ослабив свои объятия на несколько мгновений, он увеличивает громкость фоновой музыки с пульта дистанционного управления. Мелодия играет громко. Он сажает меня к себе на колени и прижимает еще сильнее, напевая слова песни в мои волосы.

Я поднимаю голову от теплоты его груди, чтобы посмотреть на него, думая о лирике. Как можно было бы отказаться навсегда только от этого прикосновения.

На протяжении всего полета назад Дэниел работает, пока я дремаю рядом с ним.

Я слышу сообщение о посадке и Дэниела, пытающегося разбудить меня:

— Хейлз, проснись. Обратно в реальность.

«И снова реальность», — думаю я грустно.