Совершая ошибки

Глава 40

Ничто не может сильнее радовать мое нынешнее состояние, чем Великие озера, расстилающиеся передо мной со своими бушующими серыми водами. (Примеч. Вели́кие озера — система пресноводных озер в Северной Америке, на территории США и Канады. Включает ряд крупных и средних водоемов, соединенных реками и проливами). Мне нужно больше усилий, чтобы бороться с водой, гребя отчаянно, приближаясь к точке, где я могу поймать волну. Я потрясена буйством воды, когда из последних сил ловлю свою волну. Может быть, это реально не такая хорошая идея, чтобы серфить в такую погоду, в конце концов. Разве я желаю своей смерти среди этого шторма? Ну, в моем нынешнем состоянии... Когда я ловлю волну, меня бросает вперед. Я почти теряю равновесие, но быстро восстанавливаю его и подстраиваюсь под скорость, пока не достигаю мелководья. Я быстро устаю от борьбы с этими непогодными условиями и водой, и не могу остаться до тех пор, как запланировала. Возвращаясь назад к берегу, пытаясь противостоять сильному течению, меня злобно сносит с доски жестокая волна. Мою доску отбрасывает в сторону, теребя мой поводок, и рикошетом с силой кидает обратно в мою сторону. Мгновение, и я ощущаю резкую боль в области ребер, наверно, останется синяк. Я пытаюсь отдышаться от боли. Мне нужно выйти из воды. Оставаться здесь может быть очень опасно, особенно с этой резкой, пульсирующей болью, что заволакивает мой разум.

Я сижу на песке некоторое время, залечивая мои физические и эмоциональные раны. Глядя на бесконечные воды, я стараюсь сосредоточить свое внимание на движении и тенях, но пара карих глаз вторгается в мои мысли.

Я начинаю возрождать фрагменты из наших разговоров, начиная с идеального уик-энда в Бахе, когда он сказал мне в первый раз, что любит меня. Он прошептал слова, которые я так хотела услышать: «Я влюблен в тебя, Хейлз».

Когда мы пришли домой, он сказал мне, что не может даже вынести мысль о том, что будет находиться вдали от меня. Чем больше я думаю об этом, тем больше скучаю по нему, если это вообще возможно. Я всегда чувствовала себя в безопасности и спокойствии в его объятиях. От одной только мысли о его теле и невероятном запахе, мое сердцебиение ускоряется. Я думаю о том, как его вес идеально чувствовался на мне. Как он играл свою песню у костра. Нежность в его взгляде и мои чувства в этот момент.

И точно так же, вспоминая все хорошее, что было в этих отношениях, в мою голову проникают и все плохие моменты. Я никогда не смогу забыть его взгляд, когда он попросил меня прочитать эту ужасную колонку сплетен. Выражение разочарования, агонии и предательства, тот взгляд, когда он сказал, что между нами все кончено. Я до сих пор чувствую сильную острую боль, когда увидела его отношение, которое разрушило мою душу.

А потом, опять же, сладкие воспоминания вторгаются в мою боль. Воспоминания о том, как он пытался убедить меня переехать к нему.

«Таким образом, Хейлз, чтобы подвести итог, заявляю, что мое внутреннее чувство говорит мне, что я нашел свою единственную».

Слезы наворачиваются на глаза от невыносимой, колоссальной потери. Я просто не могу без него.

Нам было так хорошо. Я никогда не предполагала, что смогу вот так влюбиться. Я никогда не думала, что можно любить кого-то именно так. Я не могу понять, почему эта боль не утихает. Она началась с шока, превратилась в оцепенение и теперь горит ярким огнем во мне. С каждым вдохом я физически ощущаю ее. Я скучаю по нему больше, чем могу признаться даже самой себе.

— Пап, можешь посмотреть кое-что в кабинете для меня? — спрашиваю я, пытаясь замаскировать боль в моем голосе ради мамы, которая внимательно наблюдает за нами.

— Что? — спрашивает он, в то время как мы идем бок о бок в его кабинет. Глаза моей мамы продолжают расширяться, когда мы уходим.

— Я ударилась о доску.

— Покажи мне, — требует он терпеливо, войдя в образ моего врача. Его глаза сужаются, когда я поднимаю розовую рубашку вверх. Он разглядывает сине-фиолетовый синяк, расплывшийся на моих ребрах и качает головой с громким вдохом.

— Ой, — я дышу сквозь зубы, когда он нажимает на него.

— Не похоже, что перелом, но я хотел бы нанести мазь и заклеить его для перестраховки, — он поворачивается к своему шкафу из красного дерева и стекла с аптечкой, и говорит: — Это был какой-то адский удар, — и снова качает головой. — Подойди ближе, — я делаю два шага, чтобы встать рядом с ним. — Ты должна лучше заботиться о себе... — его взгляд мягкий, и я знаю, что это касается не только синяка.

Он поднимает мой подбородок рукой, чтобы я посмотрела на него.

— Обещаешь?

Я киваю в молчаливом согласии, когда он заканчивает с повязкой.

— Спасибо, папа, — я приподнимаюсь на цыпочках, чтобы поцеловать его в бородатую щеку. Он притягивает меня в свои объятия, тщательно избегая моего синяка.

— Принимай эти таблетки два раза в день в течение следующих нескольких дней. Это должно помочь от боли, — он протягивает мне маленький контейнер с обезболивающим. — Опять же, Хейлз, следуй предписанию врача. Ты. Должна. Заботиться. О себе… — он снова обнимает меня, прежде чем я ухожу из комнаты.

— Лели, мне разогреть еду сейчас? — мама приветствует меня, снова желая накормить чем-нибудь, когда я возвращаюсь на кухню. Я соглашаюсь, только чтобы не расстраивать ее, и в ответ ее лицо озаряется. Я смотрю на нее ласково. Такие простые мелочи доставляют ей удовольствие.

Звонит телефон.

— Мам, хочешь я отвечу? — спрашиваю я.

Она качает головой, когда кладет еду в микроволновую печь.

— Привет, — она отвечает спокойно. — Что, Аманда?

Я перевожу свой взгляд на нее, обеспокоенная тем изменением в ее тоне. Ее лицо осело и потеряло всю свою обычную жизненную силу и цвет.

— Когда вы узнали об этом? Как много ему известно? — она слушает, костяшки на ее правой руке побелели от того, как сильно он схватилась за угол стола. Холодная дрожь ползет по моему телу, начиная с нижней части моего позвоночника. Это может быть только что-то со Стивеном. Я уверена в этом. Она кладет трубку на рычаг, потом поворачивается, чтобы посмотреть на меня, на ее бледном лице паника.

— Это Стивен? — спрашиваю я, уже зная ответ, но все еще жду подтверждения моих опасений. Она смотрит на меня, потом ее взгляд ускользает; задумавшись, она смотрит невидимым взглядом позади меня.

— Это Стивен? — я в шоке от своего собственного громкого голоса, когда повторяю свой вопрос. Мои уже напряженные нервы выходят из-под контроля. Я не могу здраво мыслить или физически сдержать надвигающуюся агонию. Появление моего отца на кухне отвлекает нас, и мы обе поворачиваемся, чтобы посмотреть на него

— Что здесь происходит? — он смотрит на нас обеих, а потом на каждую из нас по отдельности. И, наконец, мама оправляется от шока и рассказывает нам про звонок.

— Помнишь Рона, сына Аманды? Тот, который служил в одном взводе со Стивеном, но вернулся в прошлом месяце из-за травмы?

Папа кивает утвердительно. Я смотрю на них во все глаза.

— Он смотрел новости о нападении на наших в Кабуле, и он сказал, точнее, утверждал, что это был взвод Стивена. Он узнал его по некоторым новостным кадрам, которые видел.

Я оседаю в ближайшем кресле. Это слишком тяжело воспринимать стоя.

— Они не знают наверняка, но говорят о каких-то пропавших без вести и погибших солдатах… — в конце предложения ее голос ломается.

Отец пытается успокоить нас с каменным лицом.

— Не стоит паниковать. Мы ничего не знаем наверняка. Давайте проверим новости... — он снимает очки и убирает их в карман своей рубашки. Положив их обратно, он протягивает твердую руку маме.

— Ты идешь, Лели? — его глаза умоляют меня пойти с ними.

— Я хочу сначала позвонить Таше... — я обнимаю себя, ощущая холодок внутри тела.

— Привет, Таш.

— Что случилось? — спрашивает она, услышав мой голос.

Я нервно царапаю свой большой палец указательным.

— Стивен... — мой голос дрожит.

— Стивен? Что такое, Хейлз? — ее голос тихий, и следом она продолжает: — Хейлз, черт, ты меня пугаешь. Что случилось?

Я рассказываю ей все, все, что знаю.

— Кто-нибудь может предоставить вам какую-то информацию? — спрашивает она.

— Нет, — я вздыхаю в отчаянии. Все, о чем я могу думать в данный момент, это Дэниел. Я хочу услышать его голос, но прогоняю эту мысль, прежде чем она усилится во мне. Мы говорим еще некоторое время, пока Ташу не позвали. Перед тем как повесить трубку, она предлагает прилететь к нам.

— В этом нет необходимости, Таш. Я возвращаюсь через полтора дня... — отвечаю я уставшим голосом.

Когда я делюсь новостями с Яном, его серьезный тон еще больше усиливает мое беспокойство. Я слышу тревогу в его голосе.

— Итак, что будем теперь делать, дорогая?

— Ничего, крепкая выпивка, йога и тяжелая артиллерия из лекарств не поможет.

Он смеется.

— Я рад знать, что ты еще в состоянии шутить.

Я хихикаю.

— Ты же знаешь, что можешь просто позвонить, и днем, и ночью, — говорит он, когда мы заканчиваем разговор.

Я останавливаю себя, прежде чем набрать последнюю цифру номера, я так хочу позвонить, но вместо этого иду в гостиную, чтобы присоединиться к своим родителям.

Мы сидим молча, наблюдая повторы новостей, несмотря на то, что в течение последних нескольких часов ничего нового не показывают. Мы сидим, приклеенные к экрану, вслушиваясь в каждое слово, чтобы не пропустить любую информацию, которая может дать нам надежду. Те же заголовки, те же образы, та же информация о «девяти жертвах в центре Кабуле сегодня, когда террорист-смертник взорвал автомобиль с военным конвоем». Говорится о четверых военнослужащих и пяти гражданских лицах, которые погибли в результате нападения.

Мои глаза горят, а голова болит. Меня подташнивает, я физически и эмоционально истощена.

— Я отправляюсь спать, — бормочу я апатично.

— Спокойной ночи, Лели... — мягкие голоса моих родителей сливаются в единое целое. Я обнимаю их обоих. Проходя мимо кухни, я хватаю свой телефон перед тем, как подняться в свою детскую комнату.

Все выглядит таким знакомым, и все же столь чужим: сиреневые обои, которые чуть-чуть стали пошарпанными и отклеились в левом углу, мягкая белая двуспальная кровать по-прежнему аккуратно застелена одеялом цвета лаванды, украшенным пернатыми белыми облаками. Благодаря моей маме все компакт-диски и книги на месте. Только несколько застывших пятен на ковре сливочного цвета в центре деревянного пола напоминают мне, что прошло много времени, когда эта комната была живой.

Подростком я была совсем не похожа на ту, кем стала. Такое ощущение, что прошел миллион лет с тех пор, как я в последний раз спала на этом месте, в этой постели.

Пинком снимая свои ботинки, я проскальзываю под толстое мягкое пуховое одеяло, находясь все еще в одежде. Как только голова опускается на подушку, мои уставшие и измученные глаза начинает пощипывать от слез, которые скатываются по лицу. Меня накрывает осознание происходящего, осознание реальности. Существует только одна вещь, которую я хочу; только одна вещь, которая может освободить меня от этой мучительной боли. Утешиться одним объятием. Я хочу услышать его голос. Мне нужно услышать его голос. Мне нужно, чтобы он сказал мне, что все будет хорошо, и что он все еще любит меня, так же, как он пытался сделать несколько дней назад.

Дрожащими пальцами я набираю номер. Я боролась с этим желанием слишком долго. Я закрываю глаза и жду, чтобы услышать его голос.

Он отвечает на первом гудке.

— Хейлз?

Мое имя в его устах звучит, словно молитва об искуплении. Слезы жгут мое горло, мешая говорить, но я успеваю прошептать:

— Дэниел, мне нужен... — ты, произношу я безжизненной линии. Слабый звуковой сигнал моего телефона говорит о том, что он умирает вместе с моим мужеством.

Это знак. Я не должна была звонить ему. Думай головой, а не сердцем. Я прячу лицо в подушку и плачу.