— идеологизированное определение коммунистической жертвенности.
Советская идеология требует готовности к самоотречению — вплоть до полного самозабвения — не только в исключительных обстоятельствах (война, голод, стихийные бедствия), но и в рутинной жизни — в труде, политической деятельности, личных отношениях. Требование самоотверженности сохраняется на всем протяжении почти 70-летней истории СССР, что само по себе свидетельствует об антигуманной природе коммунистического режима и лицемерии пресловутого лозунга: "Все для человека, все во имя человека".
Призывы к бесконечной самоотверженности отнюдь не случайны. При плохой организации и нищенской оплате труда, при системе, когда всегда чего-то не хватает (транспорта, сырья, инструмента), мало просто работать, надо работать самоотверженно, на износ, с бесконечными авралами и штурмовщиной.
Слово С. применительно к общественной работе призвало скрыть ее серость, пустоту и бессмысленность. Призывы к самоотверженности в быту продиктованы постоянными трудностями и лишениями повседневной жизни.
В плане идеологическом в утверждении С. усматривается лесть народу: такая оценка, по мысли властей, должна побуждать людей к все новым усилиям, вызывать бодрость и желание работать с полной отдачей сил.
Искусственное расширение социальной сферы приложения понятия С. лишает его смысла. Когда о рутинных трудовых действиях говорят С, а в людях, выполняющих норму, видят борцов, это не может не вызывать усмешки.
"Золотыми руками самоотверженных тружеников создаются все материальные и духовные ценности", ("Агитатор", 1979, № 1, с. 37.)
"Самоотверженный труд, забота об общем благе, о человеке отличает всех кандидатов в депутаты". ("Правда", 25 февраля 1979, с. 2.)
"…самоотверженный труд сформировал гармоническую личность человека эпохи зрелого социализма". ("Известия", 12 марта 1984, с. 3.)
— осуществление замыслов и проектов, призванных увековечить советскую систему.
Слово С. используется в советском языке для характеристики как действительно крупных начинаний, так и при описании явлений вполне заурядных, будничных.
С. именуются выполнение и пятилетки, и производственного задания, и обязательств в социалистическом соревновании; завершение строительства важного промышленного объекта и сдача в срок жилого дома, освоение новой продукции и т. д. При этом во всех случаях подчеркивается, что данные С. — результат мудрого руководства партии, и состоялись они не иначе, как во имя "великой цели". Слово используется во многих сочетаниях: "коллективные С", "творческие С", "С. партии и народа", "С. советского народа", "С. человеческого духа", "С. нашей героической действительности". Значительность и важность С. подчеркивается "яркими" определениями: "славные", "великие", "грандиозные", "героические", "крупные", "замечательные", "исторические", "высочайшие" и т. п.
"О масштабах нынешних свершений Кабардино-Балкарии свидетельствуют цифры". ("Известия", 1 сентября 1981, с. 3.)
"Нынешний период жизни страны отмечен важными событиями и свершениями". ("Агитатор", 1983, № 19, с. 20.)
"Да и впоследствии ветераны стараются не оставлять ребят вне поля зрения, словом и личным примером увлекают на трудовые свершения". ("Красная Звезда", 26 октября 1983, с. 4.)
— синоним коммунизма.
Подобное отождествление основано на марксистско-ленинской идее социального прогресса, который должен неизбежно привести человечество к коммунизму, это и есть его С. б. При этом подчеркивается, что именно марксизм указал человечеству дорогу, по которой в наши дни бодро шагают все прогрессивные люди земли.
В разговорной речи выражение С. б. давно приобрело иронический смысл: к нему обращаются, когда стремятся подчеркнуть вздорность и несостоятельность коммунистических проектов социального переустройства мира. В результате даже в книжной лексике С. б. постепенно вытесняется менее "высокими" словосочетаниями: "бесклассовое общество", "коммунистическая формация". Лишенные экспрессии, они хотя бы не вызывают столь явной иронии.
"Красный цвет… символизирует борьбу за светлое будущее…" ("Новое время", 1980, № 18, с 13.)
"Советская литература находится в первых рядах строителей новой жизни, она вселяет в людей уверенность в светлое будущее, помогает им работать и мечтать". ("Литературная газета", 8 июня 1981, с. 6.)
"Каждый день приносит вести о том, что многомиллионный поход народов за светлое будущее планеты набирает силу". ("Новое время", 1980, № 15, с. 1.)
— договор, заключенный без участия СССР и не соответствующий его интересам.
Употребляется для дискредитации коммерческих соглашений и политических союзов свободных стран. В таком контексте С. близка по значению слову "сговор", но с более оскорбительным оттенком.
С. заранее предполагает неблаговидные, предосудительные цели, тайну и взаимное лицемерие. Чтобы устранить всякие сомнения, слово обычно дается в сопровождении прилагательных: "коварная С", "подлая С", "низкая С." и т. д.
Оттенок своекорыстия, низости, продажности, свойственный слову С, переносится с соглашений-сделок на государства, между которыми они заключаются. Естественно, что подобные С. вызывают "волну протестов" среди трудящихся Советского Союза, которые чаще всего не имеют ни малейшего понятия о существе этой "коварной С."
"Палестинская проблема имеет долгую и драматическую историю. Ее возникновение — результат сделки англо-американского империализма с сионизмом". ("Международная жизнь", 1979, № 11, с 154.)
"Не только арабская, но и вся прогрессивная мировая общественность расценила кэмп-дэвидское соглашение как неоколониалистическую сделку". ("Новое время", 1980, № 42, с. 28.)
"Громко разафиширсванный антиарабский сговор так и не привел еще к оформлению сделки о "мире" на американо-израильских условиях". ("Правда", 31 декабря 1978, с. 7.)
— характеристика, занимающая в системе советских ценностей промежуточное положение: где-то между "великий" ("исторический") и "будничный" ("повседневный").
С. объявляются успехи экономики СССР (и других социалистических стран), личные и коллективные достижения советских граждан и т. д. В то же время явления, к которым прилагается характеристика С, строго дозируются.
К примеру, С. юбилеем именуются события, касающиеся исключительно истории КПСС, советского государства или мирового коммунизма: "С. юбилей Парижской коммуны", "С. годовщина начала целинной эпопеи". Нельзя себе представить, чтобы в разряд С. было зачислено событие (хотя бы и исторического значения), если Советский Союз и мировой коммунизм не имеют к нему отношения. Так, в истории английской революции или борьбы за независимость США будут обязательно отмечены моменты, лишающие их почетного права называться С.
Правда, для характеристики "прогрессивных" (в советском понимании) событий иногда используется более скромное словосочетание — "С. дата". В этих случаях речь может идти и не о коммунистической истории, но непременно о чем-то сугубо положительном по советскому аксиологическому табелю. К "С. датам" причисляются победы русского оружия, присоединение других народов к России и т. п.
Весьма часто С. именуются объекты, которые в Советском Союзе отнюдь не пользуются уважением: "С. рабочий класс", "С. коллектив завода". Здесь употребление С. — дань традиционной марксистской идеологии, провозглашающей пролетариат гегемоном коммунистической революции.
Наконец, существует устойчивое словосочетание "С. партия", которое относится только к коммунистической партии Советского Союза. Все прочие компартии могут быть передовыми, прогрессивными, даже великими, но никак не С. — это место занято.
"Со всех концов советской земли в эти дни в Москву, в Кремль, идут рапорты о славных трудовых свершениях героического рабочего класса Страны Советов, славного колхозного крестьянства, народной интеллигенции". ("Советская культура", 3 ноября 1978, с. 1.)
"Отмечая… славную историческую дату — 50-летие первого пятилетнего плана, советские люди испытывают волнующее чувство гордости за свою Родину". ("Агитатор", 1979, № 8, с. 8.)
"Всемирное движение сторонников мира вписало немало ярких и славных страниц в борьбу народов за прочный справедливый мир, за разрядку, прекращение гонки вооружений и разоружение". ("За рубежом", 1979, № 18, с. 14.)
— многие народы, зачастую совершенно несхожие, но искусственно зачисленные пропагандой в некую человеческую общность, обладающую будто бы едиными интересами и устремлениями.
Исторически становление и формирование С. н. связывается с октябрьским переворотом, социально — с утверждением новых коммунистических отношений. Его географические рамки пока очерчиваются границами Советского Союза — последней из существующих империй и, кажется, единственной в истории, где народы и народности исчезают, проваливаются как в пропасть, утрачивая культуру, обычаи, нравы, государственность, и где унификация идей призвана заглушить национальное своеобразие.
Советская идеология оперирует понятием С. н. как некой абстракцией, воплощением вселенского коммунистического духа. Краткие и не слишком вразумительные комментарии поясняют, что речь идет о "сближении" социалистических наций на основе интернационализации их политической и хозяйственной жизни
Истоки С. н. восходят к двум лозунгам: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" и "Униженные народы всех государств, объединяйтесь!".
Сразу же после октябрьского переворота выяснилось, что эти лозунги несовместимы. Ленин сказал об этом предельно четко: "Никакого закрепления национализма пролетариат поддержать не может — напротив, он поддерживает все, помогающее стиранию национальных различий, падению национальных перегородок" (Ленин. Собр. соч., т. 24, с. 133). "Закрепления" национального самосознания в советской России, действительно, не произошло, и это стало очевидным уже в 1920 г. Не произошло, впрочем, и стирания национальных перегородок, хотя это обнаружилось значительно позже.
Чтобы закрепить победу, сделать революцию необратимой, большевики попытались вывести коммунистический строй за пределы своего государства. Однако мировой пролетариат за ними не пошел. После нескольких неудавшихся попыток экспортировать революцию в Европу большевики решили — у них просто не оставалось иного выбора — обратить ее вглубь собственной страны, использовать дляспасения шатающегося режима динамизм угнетенных народов.
И здесь коммунисты оказались перед непреодолимой антиномией двух концепций: интернациональной (солидарность пролетариата, не знающая границ) и национальной (признание самобытности народов). Эта борьба на многие годы определила (и все еще продолжает определять) феномен С. н.
Стремление расширить государство и придать ему монолитность требовало объединения в одно целое распадавшихся национальных осколков бывшей России. Но чтобы побудить их к объединению, надо было предоставить им (или, как минимум, обещать) какую-тo долю самостоятельности.
В качестве места проведения эксперимента — практического осуществления "союза нового типа" — была выбрана Российская Федерация, которой предстояло стать прообразом социалистических государств будущего. Здесь последовательно (а нередко — и параллельно) шли два процесса. С одной стороны, "интернационализация" — уничтожение самобытных обычаев и традиций, а заодно и их носителей — старой интеллигенции. С другой — "национализация": велась ускоренная подготовка местных кадров, поспешно создавались местные языки и письменность (даже если заранее было известно, что говорить и писать на них будет всего несколько тысяч человек), изобретались культуры, народы объединялись (и делились) в искусственные формирования.
Но даже эта, во многом призрачная независимость очень скоро пришла в противоречие с основными устоями власти. Те немногие права, которые республики получили в 20-е годы, к середине 30-х годов были полностью ликвидированы. Сформировалась новая колониальная империя — СССР, сцементированная категорическим императивом насильственного единства, именуемого "союзом". Средством решения национального вопроса было выбрано исчезновение наций через возникновение, оформление и становление новой исторической общности — С. н.
Практические шаги в этом направлении были сделаны раньше: подлинно национальная культура подавлялась, вместо нее в принудительном порядке внедрялись русская культура, русский язык и традиции. Русификация распространилась и на социальную жизнь. Русские были провозглашены главным народом, а нации разделены на самые достойные (русские), достойные (славянские народы), не вполне достойные (прибалтийские народы) и недостойные (преимущественно мусульманские, шесть из которых были обвинены в предательстве и репрессированы).
Советское государство постепенно приобрело очертания старого Московского царства — антинародного по существу и общенародного по размаху насилия. Революционная Россия формировала С. н. по привычной схеме москвоцентриз-ма ("начинается Земля, как известно, от Кремля") — приоритете и абсолютизации России. На практике это выразилось в приоритете страданий и жертв среди русского народа.
"Семья наций", представляемая как С. н., приобретала все более русские очертания, а национальная культура сводилась к национальной оболочке, в которую рекомендовалось упаковывать социалистическое содержание. Впрочем, уже к 60-м годам социалистическое содержание стало формой, данью традиции, а национальная форма наполнилась содержанием: социалистический балласт вытесняется, а национальная природа усиливается. Как уже неоднократно бывало в истории, национальное возрождение перерастает в ренессанс, смывая иллюзию существования некоего С.н.
С. н. оказался расколотым. Из него стали вываливаться социальные пласты и целые нации: народ без родины (евреи), народ-мятежник (и тоже без отечества — крымские татары), братья-враги (украинцы, мусульманские народы, прибалты). Всем предлагалось либо ассимилироваться и исчезнуть, либо просто перестать существовать — так понимается в Советском Союзе "единство" и "общность" народов.
"Советский народ — народ исключительного мужества, трудолюбия, выносливости, душевной щедрости…". ("Агитатор", 1982, № 23, с. 14.)
"Ветераны революции, герои труда нашего Калининского района широко участвуют в пропаганде славного пути советского народа". ("Агитатор", 1983, № 19, с. 48.)
"Внешняя политика СССР выражает жизненные интересы советского народа, интересы всех, кому дороги идеалы мира". ("Правда", 10 декабря 1983, с. 1.)
— совокупность социальных и нравственных форм жизнедеятельности советских людей, обусловленных тоталитарным режимом государства.
С. о. ж. адекватен понятию "образ жизни в советском государстве". В первом случае речь идет об отличительных чертах общественной жизни, единых для всех советских граждан, во втором — о положении человека в системе власти и производства, от чего зависят его права, обязанности и привилегии; в этом смысле было бы, пожалуй, правильнее говорить не об одном, а о многих образах, или укладах жизни в Советском Союзе.
С. о. ж. — это прежде всего та атмосфера, которая формирует советского человека: его мироощущение и подсознание, его политическую нетерпимость, нравственный дуализм и психологическое двоемыслие. И, как естественное дополнение к этому, — преклонение перед силой и культом вождей. Типичные для советского человека черты характера вытачиваются и шлифуются на едином станке, а потом собираются вместе на поточной коллективистской машине. Программа обработки определена жестко: "кто не снами — тот против нас", "если враг не сдается — его уничтожают", "правильно и справедливо все, что служит коммунизму", "великая цель оправдывает любые средства".
В программе КПСС, принятой при Хрущеве, было записано, что уже в 70-х годах наступит изобилие. Однако на пороге второй половины 80-х годов обнаружилось, что по жизненному уровню Советский Союз находится на 24-м месте в мире и отстает по этому показателю от царской России более чем вдвое. Если же сравнивать национальный доход на душу населения, то СССР в мировом табеле занимает еще менее почетное место — двадцать девятое.
Анализ показывает, что более трети всего государственного фонда зарплаты (а он составляет в СССР основной источник доходов) поступает в распоряжение 10 % населения: 3 % приходится на долю партийного и советского аппарата, 2 % — на офицеров и генералов, 2 % — на научных сотрудников, 3 % — на руководителей промышленности и сельского хозяйства.
Отсюда вовсе не следует, что советская элита получает очень уж много — правительство не переплачивает никому. Но эти цифры дают представление о том, сколько оно недоплачивает всем другим.
В СССР вознаграждают не за труд, а за заслуги перед властью. Чем выше положение человека в элите, тем щедрее вознаграждение. При этом важны не ум, дарование и квалификация. Важна лояльность режиму и близость к его вождям.
Напротив, чем дальше отстоит человек от рычагов государственного механизма, чем меньше он связан с главной сферой деятельности — защитой режима, тем ниже его доходы и возможности. Тут тоже не имеет особого значения социальная полезность его труда.
Доход 30 % населения (главным образом, жителей села) не превышает 43 рублей в месяц на человека; доход в семьях рабочих (27 % населения) — 48 рублей в месяц на человека, что меньше официального прожиточного минимума (55–56 руб.).
Нельзя сказать, что сами власти довольны столь низким уровнем дохода. Рабочие и крестьяне — это классы, от которых зависит благополучие режима, и режим заинтересован в том, чтобы они и работали, и зарабатывали больше. Но тут возникает заколдованный круг: низкая производительность труда — низкая зарплата — низкая производительность… В советском фольклоре эта мысль выражена еще четче: "Они делают вид, что платят нам зарплату, а мы делаем вид, что работаем".
Власти, конечно, знают положение вещей, но вынуждены с ним мириться. Слишком шатко экономическое равновесие, слишком велик страх перед массами, которым нечего терять. Дело тут не только в конкретных фактах неподчинения начальству, но и в коммунистической идеологии, которая провозгласила, что обездоленный пролетариат (а рабочий класс в России сейчас беднее, чем до революции) и безземельное крестьянство (советское колхозное крестьянство практически лишено имущества) — основная сила революции.
Коммунистический режим нашел выход: советским людям обеспечен элементарный минимум социальной защищенности. Каждому обеспечено рабочее место (гарантированное право на труд привело к созданию миллионов фиктивных рабочих мест), какая-то крыша над головой (6–7 кв. м. жилой площади на человека), квартирная плата смехотворно низка, многие услуги бесплатны. Вместе с тем сколько-нибудь существенного повышения жизненного уровня народным массам ждать не приходится — для этого нужны радикальные социальные и политические реформы, на что советское руководство пойти не может. В результате Советский Союз все больше отстает от темпов XX века.
В понятиях марксистской теории, страна созрела для революции: производственные отношения явно тормозят развитие производительных сил, а партократия создала себе могильщика в лице трудовых классов. Но революционной ситуации в СССР нет. И вряд ли можно предсказать, когда она наступит. Советское общество нельзя мерить обычными социальными стандартами.
В Советском Союзе сейчас нет ни массовых арестов, ни широких репрессий. Но в нем господствует постоянное напряжение. Женщины задавлены тяжелой работой и хозяйством; дети — абсурдными школьными программами; мужчины — поиском добавочного заработка. Люди не живут, а ведут изнурительную борьбу за существование. И сама власть утратила стабильность, стала нервной и беспокойной. Ее преследует страх.
Безысходность усугубляется тем, что самые необходимые предметы — продукты питания и товары широкого потребления — нельзя просто купить в магазине. Приходится выстаивать в очередях или многократно переплачивать на черном рынке.
Бесплатность и общедоступность медицинской помощи в СССР давно превратилась в миф. Советский человек вынужден платить (давать взятку) за то, чтобы попасть в больницу. Но и в самой больнице он должен докупать питание, оплачивать уход, приобретать на свои деньги лекарства. Немыслимо "просто так" получить и путевку в дом отдыха: "бесплатная" путевка стоит в два раза дороже ее номинальной стоимости…
В результате — С. о. ж. приобретает все более законченный криминальный облик: государство обкрадывает граждан, граждане обворовывают государство и друг друга. Уголовные нравы распространяются с преступников универсального типа (обычных для партократической среды) на тех, кто их обслуживает, и дальше — на типы предкриминальные, для которых нормальное социальное поведение сочетается с предрасположенностью к преступлениям при благоприятной ситуации. Впрочем, это характерно уже для всех слоев советского общества…
Советские люди, ограбленные государством, не остаются в долгу. Но если "улов" трудящихся невелик — много ли можно украсть с завода или с колхозного поля? — то партийные воротилы и бизнесмены, имеющие доступ к государственным банкам, хранилищам, складам, ведут счет на миллионы.
Масштабы преступности в СССР огромны. Однако нелепо связывать их с какими-либо особенностями национального характера. Они коренятся в С. о. ж.
Преступность в СССР можно рассматривать в двух аспектах. Во-первых, как следствие объективных причин, т. е. порождающих ее социальных явлений. Во-вторых, как следствие тлетворного влияния на общественную нравственность узаконенной преступности правящих кругов. В обоих случаях изначальную базу всеохватывающей преступности составляет система социальной мистификации: строительства коммунизма, преодоления различий между умственным и физическим трудом, между городом и деревней, и т. д. и т. п.
Единственным реальным благом в этом царстве фикций оказывается социальный статус и деньги: только они определяют положение человека и его престиж. Любое вертикальное продвижение в обществе — функция социального статуса. Статус открывает возможности приобретения не только количественных благ (денег, привилегий), но и самого качества жизни (престижа, власти). Дом, в котором человек живет, магазин, где он делает покупки, машина и многое другое зависят от того, где человек работает и какую должность занимает.
Официальная мораль рекомендует типовые пути достижения этих целей: учеба, послушание, труд. Трудись, внушает она, и ты достигнешь признания, известности, уважения. Однако того, кто поверит в эти методы достижения счастья, ждет горькое разочарование. Очень скоро он обнаруживает, что успех несравненно больше зависит от связей или происхождения. Разрыв между официальной нравственностью и жесткой реальностью порождает неверие в любые идеалы, лицемерие, цинизм. Так создаются условия, при которых законные, но неэффективные средства достижения жизненных целей вытесняются куда более действенными преступными. Средства оцениваются уже не по их нравственному потенциалу или соответствию закону, а исключительно по их результативности. Мошенничество, коррупция, воровство — весь набор формально запрещенных средств — становятся нормальным образом жизни.
В погоне за деньгами и властью люди переходят границы закона, не без основания полагая, что именно в запретной зоне их ждет успех, а вероятная выгода с лихвой окупит маловероятные неприятности. Все, что окружает советского человека — квартира, мебель, одежда, продукты, автомашина, даже гроб — добыто если не в нарушение закона, то в обход его.
В системе государственно-монополистического коммунизма преступления становятся частью внутренней политики, ибо именно эта политика порождает преступность. В одних случаях власть служит предпосылкой коррупции, в других — коррупция выступает как средство приобретения власти.
Люди, вставшие на путь преступности, очень скоро убеждаются в том, что их методы не отличаются особой оригинальностью: именно эти методы приняты в коридорах власти. Повышая же преступным путем свой социальный статус, человек обеспечивает себе социальный иммунитет, который партия предоставляет "своим" преступникам.
"Противник идет на коварство и клевету, на шантаж и подкуп, пользуясь любой возможностью, чтобы малейшие наши просчеты, заблуждения и ошибки направить против советского образа жизни". ("Литературная газета, 1 июля 1981, с. 3.)
"Наша действительность дает богатейший материал для показа советского образа жизни, расцвета духовных сил народа, повышения благосостояния". ("Правда", 21 декабря 1982, с. 1.)
"Советский образ жизни — это реальное воплощение высоких духовных ценностей и идеалов социализма". ("Агитатор", 1982, № 23, с. 35.)
— основной (объявленный единственным) художественный метод советского искусства, выражающий его классовую и партийную сущность.
Главный принцип С. р. — отражение действительности в ее "революционном" развитии и коммунистической перспективе. Этот эстетический идеал воплощается в особом типе современного героя и формализуется в строгой системе требований: идейности, народности, партийности, исторического оптимизма, в решительном неприятии формализма, натурализма и субъективизма.
В основу формулы С. р. (старческой причуды Горького), достаточно гибкой и эластичной, чтобы вместить в себя бесчисленное количество служителей муз в Советском Союзе и за ее пределами, положена идея суперреализма: изображать настоящее (или прошлое) так, чтобы за ним было видно будущее. По-существу же — таким, каким его представляет (или хотело бы видеть) партийное руководство.
Конечно, это должно быть страстное восхваление коммунизма. Прямое и откровенное — если произведение посвящено современности; опосредствованное — если оно обращено к прошлому (ведь прошлое и настоящее — лишь этапы на пути к прекрасной цели, коммунизму).
С. р. предоставляет художественному воображению неограниченную возможность рисовать жизнь в марксистских категориях борьбы, в которой, однако, всегда побеждает добродетель. Трагедия непременно оказывается оптимистической (герой гибнет, но коммунистические идеалы торжествуют), сатира сокрушает буржуазные нравы и пережитки прошлого, поэзия напоминает зарифмованные нравоучения в духе программы КПСС.
Искусство С. р. переносит атмосферу борьбы во внутренний мир человека. Самый обычный производственный процесс — строительство завода, пуск шахты, сбор урожая — наполняется "глубоким духовным смыслом". Это не просто этапы на пути создания материально-технической базы коммунизма, но и важнейшее средство формирования нового человека. Лозунг БАМа: "Мы строим дорогу, дорога строит нас".
В процессе борьбы человек из темного становится светлым, из непросвещенного — образованным, из несознательного — высоконравственным. Это восхождение завершает формирование характера положительного героя (изобретение Горького) — личности смелой, самоотверженной, с ясным умом и светлой жизненной целью. Ему, правда, полагается иметь и мелкие недостатки — но только для того, чтобы сохранить возможность дальнейшего самоусовершенствования.
С позиции С. р. типичными признаются не характеры, широко распространенные в жизни, а образы, воплощающие коммунистический идеал. Сконструированные по этим рецептам положительные герои одно время наводняли литературу. В 40—50-е годы из произведений вообще исчезли реальные конфликты: драматические коллизии выражались в борьбе хорошего с лучшим, героев просто положительных с очень положительными, отличными, передовыми во всех отношениях.
На этом фундаменте С. р. возводил партийность советского искусства. Художественное творчество все более теряло свою автономность, свое собственное значение. Его целью стало выполнение текущих задач коммунистического строительства, писатели были объявлены инженерами человеческих душ. Понятие искренности было отвергнуто, все должно было быть подчинено целям коммунистического воспитания. Выбор тем, изобразительных средств, героев диктовались писателю "исторической" (т. е. политической) целесообразностью.
В период индустриализации насаждались производственные темы, в годы войны — патриотические. В послевоенные — на различных этапах "зрелого" социализма — важнейшими считались темы нравственные и воспитательные. Искусство было зажато между революционным прошлым и коммунистическим будущим — без настоящего. В соответствии с идеалом, должное надлежало трактовать как существующее, под народностью стали понимать простоту (упрощенность) и доступность для масс. Отступление от этих принципов или поиски новых форм выразительности приравнивались к антипартийной и антигосударственной деятельности. При этом всемерно утверждалось право искусства на "возвышенный обман" — извращение действительности во имя высшей цели.
Есть, однако, парадокс, который С. р. не может объяснить: зачем приукрашивать советскую жизнь, если она и без того прекрасна? В самих принципах С. р. заключено неразрешимое противоречие: социалистическое — оно теряет реализм, оставаясь реалистическим, оно перестает служить социализму. На практике получилось нечто такое — не вполне социалистическое и совсем не реалистическое, — что не удовлетворяет ни художников, ни партию.
В чем С. р. действительно себя нашел — это в создании собственного советского языка. Точнее, они нашли друг друга: искусству С. р. так же необходим советский язык, как С. р. — орвелловскому новоречию.
"Большой вклад в обогащение духовной жизни трудящихся, в их воспитание на коммунистических идеалах вносят литература и искусство социалистического реализма". ("Вопросы философии", 1983, № 7, с. 45.)
"…метод социалистического реализма требует от художника классового подхода при исследовании и отображении жизни". ("Огонек", 1984, № 6, с. 28.)
— один из методов развития советской экономики, рассматриваемый как средство коммунистического воспитания и новая форма общественных отношений между людьми.
Основная идея С. с. — использование в производственной деятельности методов состязания. Легко видеть в этом попытку найти замену капиталистической конкуренции, попытку искусственную и с самого начала бесплодную.
Два источника в разное время питали С. с.: энтузиазм и страх. Энтузиазм был порождением революционных лет. Люди жили в нищете и умирали от голода, искренне веря, что строят "рай" для потомков. Подвижничество подогревалось прессой и радио, возносившими первые ударнические почины.
Энтузиазм, однако, падал, и на смену емупришел страх. Многочисленные процессы 30-х годов ("Шахтинское дело" и др.) объясняли все недостатки в работе саботажем и вредительством. С. с. насаждалось в директивном порядке. Искусственно конструировались бесчисленные "движения", насильственно вовлекавшие рабочих в водоворот соревнований — "стахановских", "изотовских" и прочих.
В годы мировой войны был брошен лозунг "все для фронта, все для победы", требовавший от людей, изнемогавших от непосильного труда и лишений, работы без оглядки на время (12-часовая смена стала считаться недостаточной. Рабочих, крестьян и служащих вынуждали отказываться от части и без того скудного заработка — иначе могли заподозрить в содействии врагу.
К 50-м годам трудовой энтузиазм иссяк окончательно. Остался лишь страх, но и он стал иным — экономическим (госбезопасности уже не боялись, ее ненавидели). Экономическое давление превратилось в главную двигательную силу С. с. Каждые полгода на предприятиях повышались производственные нормы и снижались расценки, поскольку "закон" коммунистической экономики, открытый Сталиным, утверждал, что производительность труда должна непрерывно расти, опережая рост заработной платы.
В 80-е годы С. с. вращается вокруг проблем эффективности производства и качества продукции. Однако без особых результатов. Призывам газет советский гражданин давно не верит. Раскрученный когда-то маховик С. с. крутится по инерции, чаще всего — на холостом ходу.
На многих заводах и фабриках С. с. существует лишь номинально — с помощью вывешенных в цехах призывов "Встретим…" (встречают что угодно — годовщину революции, день рождения вождя, партийный съезд и т. д.) Затем подбираются люди или бригады, у которых случайно не оказалось простоев и непроизводительных потерь, и в партийный комитет поступает "рапорт" о том, что коллектив "вдохновленный" тем-то (см. выше), добился победы в С. с.
И все-таки С. с. существует. В системе советской плановой лжи оно занимает почетное место. Чем больше слов о "достигнутых победах и взятых рубежах", тем выше престиж руководителей разного ранга.
Подспудная цепь С. с. — натравливание одних рабочих на других, что позволяет отводить недовольство в нужное русло. Ведь в С. с. должны быть не только победители (их чествуют и награждают), но и побежденные; их, в соответствии с ролью, объявляют виновными в провалах и срывах плана.
Взаимную неприязнь подогревают плакаты (теперь уже не лозунги), выполненные в известной манере советского новоречия: "Позор сорвавшим…" ("не обеспечившим") и т. д.
С. с. имеет свой, четко разработанный сценарий. Первый этап — выработка условий С. с. ("социалистических обязательств"). Этим занимается профсоюзная организация предприятия. Устанавливаются конкретные обязательства и сроки их выполнения. Обычно это такая рутина, что рабочие даже не очень знают, за что они обязались бороться.
Столь же мистифицирован и второй этап — собственно С. с. О том, что оно идет, рабочие узнают из регулярно публикуемых сообщений о ходе борьбы, росте энтузиазма тружеников города и деревни, встречных планах и трудовых вахтах.
Третий этап — подведение итогов С. с. — имеет значение главным образом для руководства предприятия, ибо от результатов зависят премии, награды и прочие блага. Сами итоги подводятся на основе фальсифицированной отчетности, которая программируется уже на уровне первичной заводской организации (бригады или цеха) и распространяется затем на всю громоздкую иерархию советской бюрократической системы.
Словосочетание С. с, отражающее одно из центральных понятий нового советского быта, играет важную роль в общей системе идеологического манипулирования. Этот лозунг-символ, вместе с другими пропагандистскими формулами, вырабатывает у человека автоматизм мышления, способность воспринимать как реальность мистические конструкции, спускаемые "сверху". С. с. — один из драматических парадоксов советской действительности, когда пассивность объявляется активностью, а провалы выдаются за успех.
"Движение за коммунистическое отношение к труду — высокая ступень социалистического соревнования". ("Агитатор", 1983, № 20, с. 15.)
"Сейчас в стране повсеместно ширится социалистическое соревнование за успешное завершение десятой пятилетки и достойную встречу XXVI съезда партии". ("Литературная газета", 22 октября 1980, с 2.)
"Отмечалось, что созидательная активность трудящихся Москвы находит яркое проявление в широком размахе социалистического соревнования". ("Известия", 26 октября 1983, с. 2.)
— досье на жителей городского района, используемое для усиления полицейского и политического надзора за ними.
С. п. м.включает множество сведений о каждом жителе микрорайона: год и место рождения, национальность, семейное положение, место службы и т. д. Он содержит и информацию об индивидуальных особенностях и склонностях человека, роде и характере его работы, его интересах, бытовых условиях, наличии судимостей или приводов в милицию (краткосрочных арестов).
Эти материалы составляются на основании данных, имеющихся в отделениях милиции, личных дел по месту работы, выписок из домовых книг (специальных журналов регистрации жильцов), бесед с соседями, сослуживцами, представителями партийной организации. С. п. м. включает и статистические сведения о преступности в районе, особенно об улицах и жилых массивах, населенных опасными для властей (считается — для общества) людьми.
По официальной версии, С. п. м. должен содействовать "оздоровлению морального климата" в городских микрорайонах, население которых составляет до 10 тысяч человек. Это предполагает регистрацию и взятие на учет лиц, которых власти считают "антисоциальными элементами" — наркоманов, хулиганов, воров. Но главная цель С. п. м. — искоренение инакомыслия, преследование верующих и "тунеядцев" (людей, не состоящих на службе).
С. п. м. позволяет вовлечь в систему тотальной слежки и всеобщего доносительства огромное число советских граждан — прежде всего пенсионеров, которым помогают опорные пункты охраны общественного порядка и отряды "дружинников" (полувоенные гражданские подразделения при милиции).
С. п. м. обычно практикуются только в крупных городах, поскольку в небольших рабочих поселках и в сельской местности политическое недовольство пока проявляется глухо, хотя действительно антиобщественные явления — пьянство, хулиганство, драки — распространены там никак не меньше, чем в промышленных центрах.
"Занимаясь созданием социальных паспортов микрорайона, мы ставили задачу не ограничиваться сбором статистических данных, а, используя наблюдения, беседы с людьми, создавать социально-психологические портреты микрорайонов". ("Агитатор", 1978, № 18, с. 37.)
"Чтобы дифференцировать влияние на различные группы населения, парторганизации изучают состав жителей, отражая его в паспортах микрорайонов". ("Агитатор", 1979, № 12, с. 21.).
— разветвленная система школ определенного назначения, преимущественно для детей советской элиты.
Это — школы с обучением на иностранных языках, а также "школы для одаренных детей": музыкальные, математические, физические, художественные. Формально С. открыты для всех желающих, но дети элиты составляют в них заметное большинство. Знания, которые приобретаются в С, шире, чем в других школах. Классы тут меньше, обучение и воспитание ведутся на более высоком профессиональном уровне, лучше дидактическое оборудование. Обычно есть хорошие гимнастические залы, а нередко и бассейны. Ясно, что такие условия в СССР нельзя создать для всех.
Как учреждения, занимающиеся отбором и специализированным обучением детей из вышестоящих сословий советского общества, С. служат формированию единого господствующего класса, обеспечению преемственности. В отношении детей элиты они выполняют те же функции, что по отношению к их отцам реализуют в СССР разветвленная система политпросвещения и партшколы. Однако С. осуществляют эти функции гораздо основательнее и глубже. Здесь, в сущности, воспитывается и получает образование новая советская элита, в которой должны сгладиться различия между социальными пластами, образовавшими правящей класс старшего поколения.
Именно под влиянием этих школ дети разных элит вступают в жизнь членами единого господствующего класса советского общества. Опыт свидетельствует, что школы формируют общегосударственное единство высшего класса даже в большей степени, чем семьи. Захваченная нигилизмом и духом потребительства, такая семья нередко перестает служить рупором коммунистической идеологии и морали.
Учеба в специализированной школе — начало жизненного пути юного представителя советской элиты. В возрасте 7 лет ребенок высокопоставленных родителей переходит из детского сада ЦК (Совета Министров, КГБ), где он был предоставлен заботам услужливых нянек и чутких гувернанток, в мир, где ему предстоит постичь мудрость жизни. Первый, второй, следующий классы… Любое его желание находит живое понимание, предупреждается каждая его склонность, удовлетворяются все виды любознательности: хочет рисовать — на подхвате многоопытные художники, играть на сцене — его приглашают в драматические кружки, руководимые именитыми артистами. К его услугам музыкальное обучение, спортивные секции — и тут, и там его ждут известные в стране специалисты. В школе он получает горячие завтраки, а если захочет — и обеды, домой его доставляет семейный шофер. Существует великое множество вариантов и ситуаций, но биография элитарного ребенка неизменно раскручивается по принципу: везде — свои.
С самого детства ребенок постигает мораль, психологию и шкалу ценностей элиты. Жизнь, объясняют ему в С, — это борьба за приобретение и сохранение привилегий, собственности и общественного положения. Обществом управляет небольшая группа людей, и вести достойную жизнь можно только в ее рамках. Находиться на периметре недостаточно, цель — войти в круг. В обществе много жестокости и несправедливости, бороться с ними или сострадать — напрасный труд, ибо ничего нельзя изменить. С деньгами и при наличии высокого статуса можно жить хотя бы в собственное удовольствие.
Учитель осторожно намекает: товарищей надо выбирать среди себе подобных — детей видных партийно-правительственных деятелей, сотрудников КГБ, академиков. Никакого простонародья — детей инженеров, врачей, рабочих. И ребенок быстро усваивает уроки. Знакомясь, он прежде всего спрашивает: "А кто твой отец?"
Среди прочего ребенка обучают хорошим манерам: как разговаривать, как одеваться, как есть, как себя вести. Главное — как скрывать свои мысли, не обнаруживать чувств. Эти уроки сослужат элитарному ребенку добрую службу, когда он подрастает; они явятся тем ключом, который откроет ему доступ в правящий класс.
Но пока что нужно шагнуть на следующую ступень — определиться в университет или институт. Для советских учащихся, кончающих школу, это трудноразрешимая проблема: желающих получить высшее образование куда больше, чем мест в высших учебных заведениях. Однако для питомцев специализированных школ, тесно связанных с привилегированными вузами, это не проблема. Многие выпускники вообще попадают туда вне конкурса.
Но и конкурс для них не страшен. В С. — и только в них — преподавание иностранных языков поставлено на высоком профессиональном уровне. Уже по одному этому для их выпускников легко открываются двери таких престижных заведений, как Институт внешней торговли, Институт международных отношений, Высшая дипломатическая академия.
Цель С. — воспитать человека, уверенного в своих силах
и в том, что власть, малая или большая, принадлежит ему по праву — по праву социального происхождения. Тут формируются и нужные для будущего руководителя качества: надменность, самонадеянность, беспринципность…
С. готовят именно тех людей, которые нужны власти. В будущем воспитанников этих свяжет единая выучка, мировоззрение, круговая порука. Они привыкнут считаться друг с другом, если не как люди во всем равные (полного равноправия не может быть и между ними, ибо за одной школьной партой оказываются сын обычного генерала и дочка секретаря ЦК КПСС; потомок известного писателя, много раз удостоенного премий и званий, и наследник председателя районного исполкома), то во всяком случае как люди, имеющие много общего: в биографии другого каждый из них найдет черты своего собственного жизненного пути.
Постепенно они проникнутся сознанием, что всем им придется служить одним и тем же интересам — интересам правящего класса. У этих людей, вырастающих вместе, доверяющих друг другу, личная близость будет сочетаться с уважением к потребностям товарища по кругу — человека, тоже принадлежащего к элите.
Молодой человек (или девушка) из элитарной семьи начинает свой путь, имея за спиной высокопоставленных, высокообеспеченных, высокопочитаемых мам, пап и дядей, братьев и сестер. Он (или она) слышат за семейным столом разговоры людей, делающих политику. Там он впитывает искусство вершить дела, проникается стремлением войти в круг тех, кто вершит историю. Приятно, когда общественные проблемы — такие, как распределение руководящих постов в государстве, — переплетаются с частными делами, с семейными заботами.
Закулисная форма замещения престижных мест — одно из средств негласной кооперации влиятельных семей. В каждой из сфер деятельности элитарный молодой человек непременно встретит людей, с которыми его связывает разного рода родство: через собственную семью или семью школьных товарищей. В каждой из сфер, в которой он будет вращаться, он встретит доверие и поддержку, симпатию и желание ему помочь. К нему никто не повернется спиной, в любом уголке страны он найдет "своих".
Его внешность, привычки, обращение сразу отличают в нем человека, получившего воспитание в С. Его знакомые и друзья служат порукой, что самые влиятельные люди сочтут его своим. Он живет в особом доме, в тщательно отделанной квартире. Его одежда, даже если она нарочито небрежна и поношена, отличается от одежды других людей не его сословия своим покроем и стилем. Она сшита обычно у лучших мастеров или куплена за границей. Он — желанный гость на пышных праздниках, устраиваемых элитой, на ее скромных и элегантных похоронах. Вместе с ней он участвует в веселых пикниках — там происходит обкатка его мыслей и чувств, его принципов и социальной ориентации.
Таким образом, выпускников С. (а затем и привилегированных высших учебных заведений) связывает сознание причастности к единому социальному пласту — к касте людей, привыкших подчинять и править. Кончив школу и вуз, они пойдут работать в партийные комитеты, министерства, в органы безопасности, на дипломатическую службу. И при всех перемещениях они уже никогда не выпадут из глубоких кожаных кресел, не выйдут из общества фигур значительных и влиятельных. Их будут всюду окружать старые приятели, они будут вращаться в мире, где политику вершат их друзья или родственники. И они знают, что со временем эта нелегкая, но приятная обязанность перейдет к ним.
"Кинофильм "Последний побег" я обсуждал в Сланцевской спецшколе, где его снимали". ("Агитатор", 1984, № 3, с. 45.)
"…нет противоречия между целями верхов и целями воспитания: их дети воспитываются в спецшколах, закрытых для народа". ("Посев", 1974, № 2, с. 46.)
— характеристика взаимоотношений партии и народа, объявленных источником силы советского государства.
Слово С. иногда используется и для определения содружества коммунистических стран. С. чаше всего сочетается с прилагательными, расширяющими и уточняющими характер С. или придающими ему дополнительные оттенки: "братская С", "боевая С.", "партийная С. " "интернациональная С", "классовая С." и т. д. Особенно распространено выражение "монолитная С."
С. нередко употребляется вместе со словами, близкими ему по значению и подчеркивающими идею общности и спаянности: "единство и С", "единодушие и С." и т. д.
Широко распространены производные от С. — "сплоченный", "сплотить", "сплочение", применяемые в стандартных словосочетаниях: "сплочение прогрессивных сил", "сплоченный коллектив", "сплотить свои ряды" и т. д.
"Враждебным проискам империализма мы противопоставляем нашу беспредельную преданность идеалам коммунизма, монолитную сплоченность советского народа вокруг партии". ("Правда", 26 февраля 1981, с. 2.)
"Патриотизм советских людей, их сплоченность вокруг ленинской партии — верный залог того, что предначертания XXVI съезда КПСС будут успешно претворены в жизнь". ("Известия", 27 февраля 1981, с. 2.)
"Съезд призвал к сплочению всех прогрессивных демократических сил Израиля перед лицом опасности фашизма". ("Правда", 16 февраля 1981, с. 4.)(Странный пример — Д.Т.)
— определение методов организации труда людей и производственных участков, объявленных передовыми и образцовыми.
Слово появилось в 1935 г., когда администрация одной из донецких шахт, уловив требования "момента", т. е. разгадав очередной зигзаг "генеральной линии" партии (Сталин в речи 4 мая 1935 года назвал кадры "самым ценным и решающим капиталом в производственном процессе"), инсценировала грандиозную мистификацию — "рекорд" Стаханова. Было объявлено, что в ночь с 30 на 31 августа шахтер Алексей Стаханов, вместо обычных 7 тонн угля, вырубил за смену… 102 тонны — в 14,5 раза больше нормы. Через 19 дней он выдал "на-гора" (по сути ему выдали) 227 тонн, перекрыв норму уже в 32,5 раза.
С. "почин" был замечен руководством и немедленно использован для усиления эксплуатации рабочих. С этого момента надлежало перевыполнять ""устаревшие" нормы если не в 32,5 то хотя бы в 3–4 раза. Иначе рабочих и особенно администрацию предприятия могли обвинить во вредительстве, саботаже, диверсиях, экономической контрреволюции.
Метастазы "С. движения" расползлись по всей стране. "Стахановцы" находились (а точнее создавались) всюду: Кривонос — на железнодорожном транспорте, Бусыгин — в автомобильной промышленности, Сметании — в обувной, сестры Виноградовы — в текстильной (вместо 26 ткацких станков они стали обслуживать… 216), Демченко — в сельском хозяйстве.
Появились и "С. дети": узбекская школьница решила собирать хлопок не одной, а двумя руками (прежде человечество до этого не додумалось). В результате она опередила… целую бригаду.
Волна "С. движения" — "штурмов", "досрочных пусков", "ударных вахт" — обрушилась на страну со страниц советской печати. 1936 год был объявлен С. Организовывались С. бригады и цеха, которые должны были стремительно повышать производительность труда и побуждать других к социалистическому соревнованию.
Организатором рекордов неизменно выступал партийный аппарат. В связи с реконструкцией советской промышленности в 30-е годы было необходимо любыми средствами поднять "трудовой энтузиазм". Вовлекая максимальное число рабочих в социалистическое соревнование, власти надеялись выполнить явно нереальные государственные планы. Средства информации прославляли "стахановцев", в пропагандистском изображении они выступали тружениками нового типа, жертвующими личными интересами во имя общества и государства.
С. "почин" как и все последующие "движения" был откровенным обманом. Рекорды производительности труда обычно ставились на бумаге в тиши партийного кабинета или в газетной редакции. Для немногих, действительно хороших работников, создавались уникальные условия. В подготовку "рекордов" включались и управления, расточающие столько средств и сил, что после очередного рекорда производство (а часто и целая отрасль промышленности) попадало в глубокий прорыв.
В том же 1935 г. пленум ЦК ВКП(б) специальным решением предписал предприятиям перейти от единичных рекордов стахановцев к массовой интенсификации труда, освоению новых методов работы. Были открыты "С. школы" (переименованные в 50-е годы в "школы передового опыта)", организовано шефство "передовиков" над рабочими, не выполняющими норм, на предприятиях создавались С. смены и участки (в 60—70-е годы переименованные в "коммунистические"). Все эти меры имели своей целью повысить производительность труда за счет более интенсивной эксплуатации трудящихся. Практически, конечно, это достигалось старым, хорошо известным методом: повышением норм выработки и снижением расценок.
Задачу удалось решить лишь частично: материальное положение рабочих действительно ухудшилось, но производительность труда существенно не выросла. Так, через два года после "рекордов" Стаханова план по добыче угля все еще не выполнялся. Не наблюдалось роста производительности труда и в других отраслях народного хозяйства.
Провал планов индустриализации страны партийное руководство объяснило действиями "врагов народа". С помощью стахановцев нередко инсценировались "разоблачения вредителей" и процессы над ними.
Естественно, что и это не помогло. И вот в 1938 г. вводится система принудительного труда, запрещающая перемену места работы. Опоздание более чем на 20 минут или несколько небольших опозданий в течение месяца карались принудительными работами на срок до шести месяцев, при повторении — длительной ссылкой или заключением в лагерь.
Гигантская мясорубка С. движения перемалывала жизни сотен тысяч трудящихся. Многие из них, однажды попав на страницы газет, становились "знатными" людьми. Затем возникало новое "творческое начинание" — и о них забывали. Как правило, вчерашние "герои" кончали плохо — спивались, опускались. Были и такие, кто, не сумев вовремя сориентироваться в новой ситуации, не поддержав очередной партийной инициативы, платил за это свободой и жизнью.
В 1975 году в СССР торжественно отмечался юбилей "стахановского" движения. Проходил он при живом Стаханове, но без него: "основоположник" заканчивал жизненный путь в больнице, в состоянии распада психики и алкогольной депрессии.
В советском языке узаконено слово "стахановец" ("стахановка") синонимичное "ударнику" ("ударнице"), но дополняющее его конкретностью заложенной в нем социальной программы: "стахановец" — не только передовик производства, "ударник", активно участвующий в "социалистическом соревновании", он еще и зачинатель "всенародного движения" за повышение производительности труда на основе овладения новой техникой.
С. труд, однако, не стал источником подъема советской экономики. Нелепая система производственных рекордов, явно инспирированный характер движения, за которым скрывались застой и казенный энтузиазм, сама фигура стахановца-алкоголика — слепого орудия в руках администрации — все это настолько себя дискредитировало, что в 50— 60-х годах "стахановец", "С бригады", "С. движение" практически исчезают из языка и заменяются новыми: "ударник коммунистического труда", "бригада коммунистического труда" и т. п.
Понятно, что и новые названия не изменили мертворожденных по своей сути явлений, потому что процессы, их породившие — эксплуатация, отчуждение тружеников от результатов труда, — остались теми же. Бесчисленные "новые" движения, возникшие вслед за С., ничем не отличались от прежних — разве что их циничная сущность стала еще очевиднее.
В 70-х годах, например, появился "почин" — "За себя и за того парня". Предлагалось включать в состав каждой бригады… имя (т. е. призрак) одного из погибших на войне солдат. Так что трудящимся предстояло работать не только за себя, но и за него, за "того парня". А поскольку "он" явно не мог получать зарплату, то эту миссию брало на себя государство. Так власть пыталась эксплуатировать мертвых. Результат этой "мудрой" идеи — множество анекдотов о "том парне".
Трудовое подвижничество во имя "светлого будущего" давно утратило привлекательность, но пропаганда не отказывается от любой возможности хоть как-то подогреть трудовой энтузиазм. Отсюда — откровенная спекуляция. Чего стоит, например, последнее советское изобретение — лозунг "Отходы — в доходы!". Трудящихся призывают перерабатывать и использовать… помои.
Во многих современных "движениях" новым оказываются только цифры. К 40-летию битвы под Москвой было тридцать "ударных вахт". К ее 50-летию их будет, вероятно, пятьдесят.
Коммунистическому режиму все труднее создавать самобытные "движения" и "почины", все труднее подбирать для них мало-мальски привлекательные названия. Идеологи коммунизма выдыхаются.
"…примером освоения нашими людьми новой техники и дальнейшего роста производительности труда явилось стахановское движение". (История ВКП(б). Краткий курс. Госполитиздат, М., 1930, с. 323.)
"…стахановцы являются новаторами в нашей промышленности, стахановское движение представляет будущность нашей индустрии…" (Там же, с. 324.)
"Разворот стахановского движения и досрочное выполнение второй пятилетки создали условия для нового подъема благосостояния и культурного развития трудящихся". (Там же, с. 325.)
— утонченная форма эксплуатации; выражается в принуждении к безвозмездной работе в выходные дни-
Первый субботник был проведен по инициативе партийной организации депо Москва-Сортировочная 12 апреля 1919 года. В ночь на субботу (отсюда название — С.) 15 рабочих отремонтировали в неслужебное время три паровоза. Ленин увидел в этом начинании "ростки" коммунизма. Так возникло словосочетание "коммунистический С". Через год Ленин лично участвовал в одном из таких С. в Кремле.
С тех пор С. стали проводиться ежегодно, а иногда и по несколько раз в год. С 1979 г. по решению Совета Министров СССР (в таких случаях принято писать: "по инициативе трудящихся") проводятся всесоюзные С. или воскресники.
С. организуются в соответствии с указаниями партийных органов. Обычно их приурочивают к праздникам или "знаменательным датам" — годовщине первого С., дню рождения Ленина и т. д. Иногда С. проводится только на одном предприятии (когда необходимо ликвидировать "прорыв" в плане, привести в порядок рабочие места, очистить территорию и т. п.). Но в любом случае инициатором С. выступает начальство, а никак не "трудящиеся массы".
Проведению С. предшествует основательная подготовка. На различных уровнях партийной иерархии определяется назначение С., разрабатывается план его проведения, подсчитываются деньги, которые надеются выручить с его помощью, решается, куда их следует направить. Обычно средства перекачиваются в промышленность, в армию или в сельское хозяйство, хотя официально объявляется, что они пойдут на строительство больниц, школ, детских садов, озеленение и благоустройство городов.
При проведении С. партийное руководство стремится создать праздничное настроение: вывешиваются флаги, на улицах и площадях гремит радио, звучат торжественные речи и бравурные марши — это должно имитировать трудовой порыв, создать видимость подъема.
Энтузиазма, однако, трудящиеся не испытывают — их труд обязателен: неучастие в С. рассматривается как прогул, считается антиобщественным поступком, актом политической нелояльности. Поэтому на участие в С. советских граждан толкает страх, он вынуждает их, усталых и измученных, жертвовать своим выходным днем, отдыхом, любимым досугом.
От участников С. не требуется, впрочем, особой активности, он проходит по достаточно формальному сценарию. Необходимо лишь соблюдать внешнюю дисциплину. Инициатива трудящихся проявляется позднее — в организованном общем пьянстве, которое тайно поощряет начальство: в водке тонет возмущение.
После каждого очередного С. в печати появляется сообщение о миллиардных суммах, вырученных государством. Из газет люди узнают о своей "высокой политической сознательности", "коммунистическом" отношении к труду. В действительности механизм С. выдает продукцию, не имеющую отношения к реальным потребностям хозяйства. По сути экономятся только деньги (заработная плата), но и они не могут быть эффективно использованы для развития производства, ибо при централизованной системе управления рост экономики зависит не столько от денег, сколько от сырья, материалов и оборудования. А они в Советском Союзе дефицитны и строго лимитируются.
Назначение С. главным образом идеологическое — они призваны демонстрировать черты нового коммунистического отношения к труду, способствовать воспитанию людей в духе беспрекословного выполнения указаний партии и правительства.
"Субботником, проведенным по инициативе коллективов коммунистического труда Москвы, завершилась ударная вахта в честь 25-летия патриотического движения". ("Правда", 16 октября 1983, с. 1.)
"На субботниках многие трудовые коллективы достигают высокой производительности труда". ("Агитатор", 1983, № 5, с. 31.)
"Ударным трудом ознаменовал день коммунистического субботника рабочий класс Ленинграда". ("Известия", 16 октября 1983, с. 1.)
— социальная формула, предписывающая советским людям нормы их отношения к государству.
Выражение призвано создать представление о советском обществе как о семье ("братская семья народов"), проявляющей постоянную заботу о своих членах, которые в свою очередь испытывают к нему бесконечную ("сыновнюю") благодарность. Советским людям предписывается проявлять "С. благодарность" к партии и правительству как можно чаще.
Система С. б. выводится не столько из коммунистической идеологии, сколько апеллирует к старинным представлениям о власти, основанным на народных или семейных ценностях, где государство (в советском случае — партия) выступает как патриарх: царь-батюшка, Сталин-отец родной. Так "партия" вставляется в архаичную модель "семейных" отношений (в действительности — отношений подчинения) народа и государства.
"Советский народ горячо одобряет и единодушно поддерживает мудрую внутреннюю и внешнюю политику родной коммунистической партии, выражает сыновнюю благодарность Центральному комитету КПСС и Политбюро ЦК за постоянную заботу об укреплении могущества нашей Родины, повышении благосостояния, упрочении мира на земле". ("Известия", 9 февраля 1979, с.1.)
"Пленум ЦК ВЛКСМ от имени Ленинского комсомола, всей советской молодежи целиком и полностью одобряет и безраздельно поддерживает решения XXVI съезда КПСС, ее внутреннюю и внешнюю политику, выражает безграничную сыновнюю любовь и благодарность родной партии". (В. Иванов. "В партийном руководстве — сила комсомола". М., "Политиздат", 1981, с. 55.)