Совсем другой дракон

Мирон нахмурился и повернулся к Эмили, но хоть его лицо выглядело нагло, руки дрожали.

— Я выполню роль, — сказал он. — Но сможешь ли ты выполнить свою? Шанс лишь один.

Дух озера улыбнулся его же улыбкой.

— Ты получишь свою магию, не бойся. Как я и сказала Ворону, это единственный шанс на победу. Если хочешь свою долю, смертный, сделаешь так, как мы обсуждали.

— Конечно, — сказал Мирон после мига колебаний. — Я и не думал иначе.

Отражение Хозяйки Озер улыбнулось еще раз, и она убрала лицо Мирона, стала просто водой и посмотрела на собравшихся духов.

В этот раз речей не было. Как и предупреждений. Вода по краям пещеры просто поднялась, затопила камень у ног духов.

Некоторые побежали, когда озеро потянулось к ним. Дух-угорь пропал так быстро, что оставил пузырек под водой. Многие, включая Волка, Орла и других зверей. Стоял, опустив смиренно головы, вода Алгонквин поднималась все выше. Она захлестнула бы и Эмили с Мироном, но Левиафан окружил их защитным коконом черных щупалец.

Эмили не тратила время. Как только Левиафан скрыл их от Алгонквин, она повернулась к Мирону, открыла рот в последней попытке урезонить его, но без толку. Без имени Ворона ее тело не слушалось. Она смогла лишь беззвучно охнуть, когда он опустил ее на влажный камень у своих ног.

— Хватит, — приказал он, удерживая ее ногой, поправляя прожекторы. — Все кончено, Эмили. Для нас обоих будет проще, если ты не будешь бороться.

В ответ она плюнула, по крайней мере, попыталась. Она все еще пыталась заставить рот работать, когда он опустился перед ней на колени и зашептал на ухо:

— Замри и слушай, — приказал он, давя на нее, пока она не перестала дергаться. — Я знаю, как это выглядит, но я не делал бы это, если бы был другой вариант. Алгонквин права. Смертные духи поднимаются. Кот Марси Новалли был первым, и ты видела его ужас. Другие будут хуже. Если мы не совладаем с ситуацией, пострадают не только духи земли. Поверь, Эмили. Это к лучшему. Я прихожу к этому не обычным образом, но я буду Мерлином, который нужен миру. Клянусь.

Она не могла сказать ему, что это бред, и Эмили отвела взгляд, стиснув зубы, когда Мирон направил ладонь в дыру, оставленную Вороном, в ее груди.

— Прости, — сказал он. — Приготовься. Наверное, будет больно.

Она пыталась изобразить грубый жест, когда магия Мирона сдавила, потянула за все линии заклинаний, пока ее мир не побелел от боли.

Глава 5

— Мне это не нравится, — буркнул Джулиус. — Совсем не нравится.

— Поздравляю, — Бетезда выпила коньяк, ее тело погрузилось глубже в груду золота, которую она использовала как диван. — Мы нашли то, в чем мы согласны.

Джулиус вздохнул в ответ. Четыре часа назад Золотой Император и его двор принял предложение Джулиуса остаться на горе, пока Иен не вернется. Когда он предложил идею, он думал, что все понимали, что китайские драконы будут их гостями, но в Золотой Империи иначе понимали гостеприимство. Едва она вошла, Императрица-мать стала управлять своими драконами, чтобы захватить каждый дюйм заброшенной крепости Хартстрайкеров.

И не только драконами. Император не шутил, когда сказал, что принес свои вещи. Через десять минут после того, как Джулиус впустил их, самолёты с припасами, мебелью и людьми-слугами стали прибывать на взлётную полосу, наполняя когда-то пустую гору до краев. Но, хоть это убрало проблему с работниками — особенно, на кухнях, где слуги работали усиленно, чтобы освободить гору, полную драконов, не считая Хартстрайкеров.

Пока китайский двор устраивался, как дома, занимая комнаты, обычно выделенные Хартстрайкерам из вершины алфавита, к недовольству Бетезды, тронный зал и ее покои, которые теперь стали покоями Цилиня и его матери, их «хозяев» выталкивали все ниже. Гостевые комнаты, крыло работников-людей, гараж — все было важным для комфорта императора. В конце их «гостям» не требовалось на горе только хранилище с сейфами, где теперь и сидел Джулиус с его матерью и Фредриком на грудах золота, которые когда-то были сокровищницей Хартстрайкеров.

— Хотя бы мое золото защищено, — сказала Бетезда в тысячный раз. — Я всю ночь следила, чтобы все перенесли сюда, чтобы оно было защищено, пока мы в бегах. Я не думала, что буду заперта с ним, конечно. Но мы хотя бы вместе, — она провела ладонями с любовью по желтым монетам, потом налила себе еще из бутылки из личного запаса, который не опустошила Амелия. — Вот это я продумала заранее.

— Нужно было проверить информантов, — прорычал Фредрик, расхаживая у двери сейфа, как он делал уже час. — Целый клан драконов пролетел половину мира, чтобы вторгнуться к нам, но застал нас врасплох. Золото не может это исправить.

— К нам пришло живое воплощение удачи, — Бетезда пожала плечами. — Если бы у меня была его удача, никто меня тоже не заметил бы. И почему ты кричишь на меня? Джулиус — тоже глава клана. Так что это и его вина, не только моя, но ты не рычишь на него, — она допила коньяк одним глотком. — И золото помогает во всем. Мы в ловушке, но Хартстрайкеры все еще богатый и сильный клан. Подожди Конрада, Джастина и других. Мы отомстим Золотому Императору, как он еще не видел! Посмотрим, как удача его спасет.

Она рассмеялась от мысли, и Джулиус вздохнул. Часть него боялась ее слов. Открытая война кланов была худшим исходом. Но циник в нем видел, что поведение матери было пьяными словами отчаявшейся драконши, которая была в ловушке. Все они такими были. Эта задержка была его идеей, но Джулиус знал, что Хартстрайкеры были завоеваны во всем, кроме бумаг. То, что они были заперты в подвале своей крепости, было вишенкой на торте.

Его надеждой — единственной — было найти обходной путь в соглашении о капитуляции. Китайские драконы не учли, что он мог найти выход из этого, не сдаваясь и не начиная войну. Потому что будет война. Джулиус не знал насчет всей семьи, но Джастин будет биться с каждым чужим правилом до смерти. Это касалось и Конрада, и если рыцари будут биться, присоединятся другие, многие важные ему драконы могли умереть. Они могли все умереть, если он не придумает, как это исправить, но, хоть он все прочел десять раз, соглашение, которое дал ему император, не имело для него смысла.

— Мне это не нравится.

— Ты это говорил, — сказала его мать.

— Потому что это так, — прорычал Джулиус, шлепая свитком по ладони. — Эта капитуляция не имеет смысла! Почему они так милы с нами?

Бетезда подавилась коньяком.

— Это тебя беспокоит? — пролепетала она. — Они слишком хорошие? Я думала, это было твоим стилем.

— Не когда это подозрительно! Золотой Император всех нас поймал. У него нет причины проявлять снисхождение, но эти условия звучат как любовное письмо. Послушай.

Он развернул свиток, сжал пальцами изящную бумагу, подвигал ее, пока не добрался до английского перевода китайского текста.

— Вступление — то, что и ожидалось: безусловная капитуляция, слабость нашего клана перед мощью императора и так далее. А потом все странно. Первое «требование», — он покачал пальцами кавычки в воздухе, — в том, что когда мы будем завоеваны, Хартстрайкеры сохранят право управлять собой, присоединятся к Золотой Империи как один из кланов. Мы сохраним контроль над нашими территориями, богатством и делами. Он даже не требует налоги за первые сто лет.

— Да? — Бетезда задумчиво нахмурилась. — Это не звучит так плохо.

— Это чудесно, — согласился Джулиус. — В том проблема. Они вторглись, зная, что мы не могли дать отпор, но эта капитуляция написана так, словно они боятся, что мы скажем «нет». Почему? Они ясно дали понять этим утром, как они ненавидят наш клан и тебя лично, но тут даже нет пункта, чтобы ты отреклась от власти, — он покачал головой. — В этом нет смысла. Мы под их каблуком. Они должны требовать наши головы на кольях, а не давать нам подслащенные сделки.

— Я бы потребовала головы на кольях, — сказала с тоской Бетезда. — Но, хоть я уверена, что Императрица-Мать мечтает сделать из меня чучело, Цилинь всегда был странным. Они не зовут его милосердным просто так. С его удачей он может позволить себе быть таким.

— Это слишком милосердно, — сказал Джулиус. — Это безумие. Тут нет требований верности, изменений структуры клана, доли земель. Кроме принятия его как нашего правителя и вступления в его империю, он ничего не просит. Если я правильно читаю часть о распределении денег в империи, мы можем даже получить деньги из этой сделки, а в этом нет смысла вовсе. Зачем завоевывать нас, если он ничего не получает? Почему он так хорошо себя ведет?

— Если бы я была не так подавлена, лицемерие твоих слов веселило бы меня весь день, — сказала его мать. — Но, хоть я не хочу признавать, что ты прав, какая разница? Как ты и сказал, мы не можем ему отказать. Я хочу поднять клан и заставить китайских змей пожалеть о дне, когда они ступили на нашу пустыню, но если я не смогу сделать это до завтрашнего утра, нам придется склонить головы и принять его предложение. Если император хочет быть щедрым, зачем нам ему мешать? Это сделает наш неизбежный бунт проще.

— Я не хочу бунтовать, — гневно сказал Джулиус. — Я не хочу сдаваться, особенно, если нужно подписать что-то, что явно является ловушкой.

— Может, и не ловушка, — сказала она. — Я видела, что ты десять раз прочел контракт, и ты умеешь читать между строк. Мне пришлось шесть часов терпеть вчера тебя, если помнишь, — она пожала плечами. — Если не можешь найти яд в яблоке, может, его нет.

— Но он должен быть, — сказал он, глядя на бумагу. — Только это объяснение имеет смысл. Зачем ему проходить все эти проблемы по захвату Хартстрайкеров, если он не хочет завоевать Хартстрайкеров?

— Какая разница, чего он хочет? — рявкнула Бетезда, сев прямо. — Если он хочет упустить шанс раздавить нас, зачем бороться с этим? Ты теперь глава клана Хартстрайкер. Тебе нужно думать о том, что для нас лучше, — она махнула бокалом на контракт в его руках. — Если он хочет вести себя глупо, нам нужно использовать преимущество. Я бы поставила подпись и давила на удачу мерзавца. Это даст Алгонквин новую мишень. Пока они будут заниматься этим, мы используем пространство, которое он нам оставил, чтобы отстроить власть, чтобы ударить их ножом в спину, как только появится шанс.

Это был драконий план. Джулиус не был против предать драконов, которые заставили их участвовать в этом. Но он не мог отогнать чувство, что тут что-то происходило. Он слышал холодное презрение в красивом голосе Цилиня. Такие драконы не завоевывали кланы, чтобы проявить доброту. Он был тут не просто так, и если причиной не было завоевание клана, то еще был шанс, что Джулиус мог найти выход без капитуляции или бунта.

— Я поговорю с ним, — он встал.

Бетезда обмякла на золоте.

— Почему с тобой так сложно?

— Я получил это от матери.

Она закатила глаза.

— Он не будет с тобой говорить.

— Мы не знаем это, пока я не попробую, — сказал Джулиус, забирая Клык с груды золота, где он оставил меч. Он прицепил меч к поясу. — Но мне нужно что-то делать. Плевать, что условия хорошие. Я так трудился не для того, чтобы передать Хартстрайкеров кому-то другому. Я получил нам день, я его использую. Если я проиграю, еще сильнее завоевать нас не смогут.

— Не рассчитывай на это, — предупредила Бетезда. — Я за эти две недели поняла, что всегда может стать хуже. А еще я узнала, что нет смысла пытаться помешать тебе творить глупости. Иди. Буду нужна, я буду продумывать месть тут.

Она повернулась спиной к нему, вытянула человеческое тело на золотых монетах, как делала, будучи драконом. Джулиус покачал головой, повернулся уходить, но у двери Фредрик сжал его руку.

— Не ты тоже, — буркнул Джулиус.

— Вы не поняли, — голос Ф был странно тихим. — Я не пытаюсь помешать вам поговорить с Цилинем. Я думаю, что это отличная идея, но вы пока не можете уйти.

— Почему нет?

Фредрик с тревогой взглянул на металлическую дверь.

— Потому что у нас посетитель.

Джулиус открыл рот, чтобы спросить, кто мог их сейчас навестить, когда дверь сейфа переполненной сокровищницы открылась, и стало видно высокого дракона, не из Хартстрайкеров. Он выглядел величаво в длинном черном шелковом одеянии, которое будто украли из сериала про Китай. Но, хоть его облик человека был в стиле смертных Хань, он не был одним из драконов Золотого Императора.

Джулиус знал последнее как факт, вед уже видел этого дракона. Третьего пророка, который был с Бобом в ночь, когда он убил Эстеллу. Черный Размах.

— Здравствуй, Джулиус Хартстрайкер, — сказал он, показывая ему улыбку, которая не задела его серебристые глаза. — Я надеялся, что мы поговорим.

— Ладно, — Джулиус нервно взглянул на Фредрика, тот был недоволен. — Сейчас?

— Лучше всего сейчас, — сказал Черный Размах, проходя в коридор.

Джулиус не двигался. Технически внимание самого старого и великого пророка было честью, но это не отменяло факта, что он не хотел говорить с Черным Размахом, и не из-за того, что он был Драконом, Видящим Вечность, конструктом, следящим за будущим всех драконов. Джулиусу хотелось бы тепло к нему относиться, ведь его брат, Дракон, Видящий Начало, помог ему и Марси. Он не хотел говорить, потому что Черный Размах был драконом, который, по словам Боба, убьет его, и хоть Джулиус злился на брата, он не хотел ему смерти.

— Простите, — сказал он, пятясь. — Но у меня нет времени. Мне нужно поговорить с императором, пока…

— Это займет лишь минутку, — пообещал Черный Размах, сцепляя ладони за спиной. — Дело в твоем брате.

У Джулиуса было много братьев, но вряд ли Чёрный Размах говорил о Джастине.

— Вы знаете, где Боб?

— Я знаю, где он будет, — ответил пророк. — Больше не могу сказать в компании.

Он посмотрел на Фредрика, Джулиус скрипнул зубами. Он не хотел играть в эту игру. Визит не только был внезапным, это точно было частью давнего плана пророка, чтобы поймать его брата, но у него не было времени. Уже прошла половина дня, который он им выбил. Он не мог тратить больше времени на разговор с пророком. Но он мог выяснить, где был Боб, может, даже его планы. Если кто и знал, что затеял Боб, то это Черный Размах. Если это так, почему он был тут? Что конструкт будущего хотел от Джулиуса, что не мог увидеть сам?

Он не знал. Как всегда, попытки понять логику пророков вызвали головную боль. Было слишком много вариантов, он многого не знал, так что не мог звать идею плохой или хорошей. Но, хоть он хотел уйти от пророка к императору, желание знать все перевесило. Даже зная, что это могла быть ловушка для его брата, Джулиус не мог упустить шанс узнать о делах Боба. Глубоко вдохнув, он вышел в коридор, поманил Черного Размаха за ним.

* * *

Склад в подвале горы Хартстрайкер был настоящим драконьим лабиринтом. Многие туннели вели к сейфам, как тот, где его мать спрятала золото, но было много маленьких обычных комнат для запасной мебели, устаревшей одежды, припасов для праздников и всего, что прятали в чуланах. Он не разделял любовь матери спать на грудах металла, хоть и блестящего, и Джулиус выбрал одну из комнат там как свою временную. Туда он отвел Черного Размаха.

— Простите, тут тесно, — сказал он, перемещая прах Амелии и сумку Марси с накрытого простыней дивана, чтобы старший пророк мог сесть. — У нас неожиданные гости.

Конструкт приподнял бровь от преуменьшения, но ничего не сказал. Он просто сел на диван, сложил ладони на коленях в вежливом жесте, словно ждал чая.

— Итак, — нервно сказал Джулиус, хватая стул из стопки в углу, чтобы тоже сесть. — Как я могу вам помочь?

— Вообще-то, — сказал пророк, — я тут, потому что могу помочь тебе.

От этого волоски встали дыбом на теле Джулиуса. Хороший или нет, внезапное предложение помощи от другого дракона всегда настораживало.

— Зачем вам это делать? — он повернулся на стул, чтобы броситься в двери, если нужно. — Вы меня не знаете.

— Но я хорошо знаю Брогомира, — ответил Черный Размах. — Я знаю, что он много вложил в тебя, потому ты интересен для меня, — он склонил голову. — Ты знаешь, кто я.

Это был не вопрос, но Джулиус ответил:

— Вы — Дракон, Видящий Вечность, бессмертный конструкт, созданный древними драконами из нашего измерения, чтобы произошедшее там не повторилось, — он нервно улыбнулся. — Мы с подругой долго говорили с вашим братом, Драконом, Видящим Начало.

Черный Размах кивнул, словно было нормально являться магическим сгустком из другого измерения.

— И ты знаешь, как я делаю это? Как я борюсь с ошибками, которые не должны повторяться?

Джулиус начал потеть.

— Вы убиваете пророков.

Черный Размах кивнул.

— Долг тяжелый, но необходимый. Если ты встречал моего брата, ты видел наше старое измерение, кусочек пустоши, который от него остался. То, что произошло там, было трагедией, последним результатом долгого пути жадности и недальновидности. Все были замешаны, но пророки были движущей силой. Они продавали будущее, чтобы купить настоящее, обрекая всех драконов в процессе. Ты существуешь, потому что несколько твоих предков успели пройти в портал до того, как все рухнуло, и укрылись в этом измерении, — он коснулся ладонью своей груд. — Я существую, чтобы это не повторилось.

Он сказал это серьезно, и Джулиус согласился. Никто, кто видел пепельную пустошь старого дома драконов, не мог заявить, что там произошла не катастрофа. Но это не объясняло, почему Черный Размах говорил с ним.

— Потому что ты важен для Брогомира, — сказал пророк, не дав ему заговорить. — Ты — ключ к его планам.

— Но я их не знаю! — завопил Джулиус. — Я не знаю, что он делает или почему. Я даже не знаю, где он!

— Это не важно, — отмахнулся Черный Размах. — Где бы он ни был, он точно вернется за тобой.

— О, — сказал Джулиус, не зная, радоваться или бояться. — Вы это предвидели?

— Нет, — пророк покачал головой. — Ты — пешка Брогомира, и он хорошо тебя скрывает. Но, хоть я не вижу твое будущее, я всегда знал его будущее. Потому я тут. Я следил за твоим братом до его вылупления, так что я давно слежу за его особым интересом к тебе. Это было восхитительно. Я видел много стратегий манипуляций будущим за десять тысяч лет, но я не видел, чтобы пророк все ставил на одну точку, — он уткнулся длинным пальцем в грудь Джулиуса. — Тебя.

Джулиус сглотнул.

— Сейчас слово «стержень» — не подходящее описание роли, которую он тебе выбрал, — продолжил Черный Размах. — Сейчас все планы Брогомира ведут, так или иначе, к тебе. Я вижу их все, каждую нить, которую он тянет, но я все еще не понимаю, почему.

— Не вы один, — Джулиус обмяк на стуле. — Ваши слова не удивляют. Боб пару раз говорил мне, что я — его пешка, но это не звучало как что-то важное. И я все ещё не знаю, чего он хочет, или зачем он меня выбрал.

— Это нормально, — сказал ему Черный Размах. — Пешка не видит всей игры. Но раз ты так важен, я должен предупредить тебя, что твой брат повернул на опасную тропу. Я не понимаю пока все его мотивы, но я видел его будущее, и я не могу его позволить. Если он продолжит курс, мне придется…

— Убить его, — Джулиуса мутило. — Вы его убьете, да?

— Да, — тихо сказал пророк. — Но пока ты не назвал меня врагом, знай, что я тут, потому что хочу избежать этой судьбы. Как все пророки до него, Брогомир знает, что должен делать, чтобы сохранить свою жизнь. Он узнал, что я — его смерть, когда был младше тебя, знал, как это избежать. Он знает, что нельзя поддаваться искушению, но все еще преследует их, и я не знаю, почему.

Он склонился, уперся локтями в колени, чтобы посмотреть Джулиусу в глаза.

— Потому я пришел к тебе. Ты — его пешка, вокруг тебя строятся все планы. Я надеялся, что, если ты скажешь, что он попросил сделать, это поможет нам лучше понять его мотивы и не допустить плохой конец.

Он сказал это так искренне, что Джулиус чуть не ответил, не подумав. Но, хоть он хотел отчаянно спасти брата, он не был таким глупым.

— Зачем мне вам что-нибудь говорить? — с подозрением сказал он. — Вы сказали, что убьете его.

— Только если он меня заставит, — глаза Черного Размаха были печальными. — Мне не нравится убивать пророков, Джулиус. Я не живой дракон, как ты, но я не из камня. Я знал всех пророков, рожденных в этом измерении. Я видел, как все они росли, и направлял их, как мог, но не мне диктовать будущее нашего вида. Даже когда я переживаю за пророка, я не могу заставить его выбрать то, что мне хотелось бы. Я существую для одной цели: следить за силой пророков и убеждаться, чтобы наше будущее не продали снова.

— Но, если вы делаете только это, почему вы — их смерть? — спросил Джулиус. — Почему первое видение всех пророков — то, как вы их убиваете, если вы выходите, только когда они нарушают правило?

— Потому что пророки не могут выстоять, — гневно сказал Черный Размах. — Ты видел, что Эстелла делала с цепями, и это было лишь небольшим воплощением. Сила будущего всегда там. Ждет. Искушает. Это может занять тысячи лет, но рано или поздно каждый пророк сталкивается с боем, где он не может победить только со знанием будущего. Когда такое происходит, они тянутся к единственному оружию, которое даст им победу, и мне приходится их остановить.

— Но зачем? — спросил Джулиус. — Все они видели свои смерти, да? Они знают, что вы убьете их за такое, так зачем пытаться?

— Каждый пророк считает себя особенным, — он покачал головой. — Они всю жизнь знают то, что другим недоступно, и используют эти знания, чтобы творить невозможное. Когда ты так силен, легко подумать, что тебя не остановить. Что можно сделать то, что еще никто не делал. Что можно победить мня.

— А они могут? — спросил Джулиус. — Я понимаю, что вы старше, лучше и, наверное, можете обыграть любого пророка, но нет непобедимых.

— Я такой, — спокойно сказал Черный Размах. — Знаю, звучит нагло, но я был для такого создан. Я был создан величайшими пророками нашего старого мира, чтобы быть оружием против них. Мня нельзя победить, по крайней мере, пророку.

— Вы не можете это им сказать? Боб — не Эстелла. Он не безумен. Уверен, если бы объяснили ему все, он…

— Думаешь, я не пытался? — рявкнул Черный Размах. — Знаешь, как раздражает, когда один из лучших пророков в истории не бережет себя? Брогомир знает, что грядёт, и почему ему нельзя это делать, но он все еще отказывается меняться, и я уже не могу его урезонивать.

— Надеюсь, вы не ждете, что я до него достучусь, — сказал Джулиус. — Боб не слушает меня.

— Но говорит с тобой, — пророк пристально смотрел на него. — Ты отличаешься от других драконов, Джулиус. Я говорил тебе, когда мы начали, что твой брат был в беде, и ты даже не попытался использовать это как свое преимущество. Ты не предложил выдать его мне, обменять информацию на услуги. Ты просто хотел помочь, спасти его.

— Конечно, я хотел го спасти, — сказал Джулиус. — Он — мой брат.

— Нет тут «конечно», — Чёрный Размах склонился ближе. — Знаешь, как долго я ждал дракона, как ты? Того, что выберет жизнь брата выше долга Дракона, Видящего Вечность? Ты поразительно редкий, и я верю, что потому Брогомир выбрал тебя. Не только из-за того, что ты не предашь его, а потому что я не хочу убивать тебя. Я мог разбить сейчас планы Брогомира, спасти его жизнь, оборвав твою, убрав все планы с тобой, но я не стану. Я не могу, потому что ты — мирный и честный дракон, которого я всегда надеялся увидеть. Под твоим руководством Хартстрайкеры могут эволюционировать, и ты сможешь остановить глупую борьбу кланов, которая всегда заставляет пророков искать решения, за которые я их убиваю. Это сила, Джулиус, уверен, потому Боб и выбрал тебя. Как лучше осуществлять планы, если не через дракона, которого я не хочу убивать? Но его ум — еще и его слабость, потому что, сделав тебя центром своих планов, Боб дал тебе — единственному, кто переживает — силу спасти его жизнь. Он — пророк, но у тебя все его нити. Если ты их отпустишь, все, что он строил, развалится, и мне не придётся ничего делать.

Холод сжал грудь Джулиуса.

— Вы хотите, чтобы я предал Боба.

— Спас его жизнь, — гневно сказал Черный Размах. — Твой брат — один из лучших пророков в истории, но его ум и смелость завели его дальше по пути самоуничтожения, чем драконов до него. Он заключил сделку с такой опасной силой, что даже я не могу сказать тебе имя, не рискуя будущим, которое создан защищать. Если он сделает еще шаг, я не смогу остановить свою руку, но ты можешь сделать это, чтобы мне не пришлось действовать. Это не предательство, Джулиус. Это спасение его от себя. Если ты заботишься о Брогомире, помоги мне. Разбей его планы, испорть их. Не делай то, что он приказал тебе. Пусть все провалится, и ты спасешь его жизнь.

Он закончил с улыбкой. Не вежливой, как раньше, а искренней, которая изменила все его лицо, сделав его не таким опасным, а больше похожим на отчаявшегося старого дракона. И это было сложнее всего, потому что Джулиус теперь был уверен, что Черный Размах прибыл не манипулировать им или устроить ловушку. Какими бы ни были игры, пророк хотел спасти Боба, и это было проблемой, потому что Джулиус не знал, как.

— Если вам это нужно, я не могу помочь, — виновато сказал он. — Я верю, что вы хотите спасти моего брата. Я тоже хочу его спасти, но я не могу идти против его планов, потому что я не знаю их.

— Это не важно, — отмахнулся Черный Размах. — Тебе не нужно знать игру, чтобы испортить ее. Просто не делай то, что он сказал тебе делать, и все само развалится.

— Но это я и пытаюсь сказать, — сказал Джулиус. — Кроме приказа не освобождать Челси, который я уже нарушил, Боб никогда не указывал мне ничего, кроме «быть собой».

Черный Размах замер, глядя на Джулиуса, словно тот говорил на неизвестном языке.

— И все? — сказал он. — Быть собой? Он только это сказал?

Джулиус кивнул, и старый пророк нахмурился.

— Этого не может быть.

— Знаю, — Джулиус не знал, плакать или смеяться от абсурдности. — Но, клянусь, он сказал только это. Поверьте, если бы я знал, что он хотел убить Амелию, мы сейчас не говорили бы. Я уже разбил бы его планы на кусочки. Но я не знал. Вы, Челси и другие говорите, что я избран Бобом, но он ничего не говорит мне. Я даже больше не получаю его безумные сообщения, — и он не думал, что будет скучать по этому.

Черный Размах посмотрел на свои колени, длинные пальцы стучали по ногам, пока он думал. Тишина длилась так долго, что Джулиус стал переживать, что он впал в какой-то сон, или что делали конструкты, когда были перегружены. Он не успел решить, что делать с этим, Черный Размах встал.

— Я ценю, что ты говоришь со мной, — он склонил голову. — Это было… познавательно.

— Конечно, — выпалил Джулиус, вставая. — Но, пока вы не ушли, можете кое-что сказать? Вы сказали, что знали, где собирался быть Боб. Если бы вы сказали мне, может, я нашел бы его. Поговорил с ним. Он — умный дракон. Уверен, я мог бы…

— Нет, — твердо сказал Черный Размах. — Его местоположение ничего тебе не даст. Ты — его пешка. Если я подвину тебя, он вернет тебя на место, — он подумал еще миг, а потом снова покачал головой. — Нет. Думаю, сейчас тебе лучше продолжать, хотя если он попросит тебя что-нибудь сделать, помни о моем совете.

— Буду, — пообещал Джулиус, кусая губу. — Но было бы куда проще, если бы вы дали намек на то, что он пытается сделать. Если вы следите за ним, это связано с продажей будущего, но почему? Что он пытается сделать?

— Не могу сказать, — Черный Размах явно злился. — Не из-за того, что не доверяю тебе, а потому что он еще не сделал этого. Я уже пролез дальше, чем должен, просто поговорив с тобой сегодня. Если я надавлю еще, могу ошибиться сам, а я не могу это допустить. Но я не был бы тут, если бы угроза не была огромной. Ты теперь знаешь, что на кону. Если ты такой дракон, как я думаю, ты сделаешь все, что ты можешь, чтобы остановить Брогомира, пока он не обрек себя, а я этого и прошу.

— Но откуда мне узнать? — спросил Джулиус. — Я даже не понимаю, что пытаюсь остановить.

— Ты поймешь, — пообещал Черный Размах, открывая дверь. — Когда это случится, ты поймешь, потому что будешь в сердце этого, — он склонил голову еще раз и вышел в коридор. — Увидимся в Детройте.

— Стойте! — Джулиус побежал за ним. — Что случится в…

Слова умерли на его губах, когда он вырвался в коридор. Длинный пустой коридор. Джулиус даже не ощущал больше запах Черного Размаха, кроме слабого намека на старый пепел. Он все равно искал, прошел до сейфа матери и сдался. Что бы ни случилось, было очевидно, что пророка уже не было на горе. Джулиус сдался, вернулся во временную комнату, пытаясь все обдумать. Он устроился на застеленном диване, где Черный Размах сидел, когда заметил, что рядом уже нет сумки Марси.

* * *

— Я не говорю, что вы ошибаетесь, сэр, — сказал мягко Фредрик. — Но зачем Черному Размаху воровать сумку вашего человека?

— А зачем пророки все делают? — прошептал Джулиус, сжимая в ярости кулаки. — Но ее сумка была в моей комнате, когда мы начали, а когда я вернулся, она пропала. Никто другой не мог ее забрать.

Фредрик раздраженно выдохнул, и Джулиус не мог его винить. Они были в лифте, поднимались к вершине горы, чтобы попытаться поговорить с Золотым Императором. Джулиусу нужно было сосредоточиться, но он не мог отпустить это. Та сумка была всем, что осталось от Марси.

— Я должен ее вернуть.

— В сумке было то, что Черный Размах мог хотеть?

Джулиус не знал. Он даже не знал, что было внутри. Он так расстроился, что не рылся в вещах Марси, когда Челси отдала их прошлой ночью, и он не успел сделать это утром из-за вторжения. Кроме крови, ее сумка не отличалась от ее сумки в СЗД. Бедная сумка была набита до краев, хотя Марси постоянно жаловалась, что не могла ничего найти. Он все еще помнил тон ее голоса, когда она клялась, что наведет порядок или купит сумку больше, тщетно пытаясь поместить все вещи для колдовства в…

Он застыл, тело дрожало. Как всегда, мысли о прошлом, даже невинные, толкнули его в темное место, где он был, пока Челси не вытащила его. Хоть он старался себя занять, когда он задумывался, потеря Марси была еще там, как нож в боку. В извращённом смысле, он был почти рад, что император пришел. Это дало ему срочное дело, нечто крупное, что отвлекло его от зияющей пустоты. Ему нужно было это сейчас.

Он просто хотел, чтобы Черный Размах не забрал последний ее кусочек.

— Уверен, сумка вернется, — Фредрик улыбнулся ему. — Пророки ничего не делают просто так, если это был он. Но если вам нужно время…

— Нет, — твердо сказал Джулиус, взяв себя в руки. — Моей идеей было потянуть время. Как и разговор с императором. Если я не справлюсь, можно сразу подписать капитуляцию, как говорит матушка.

— Не обязательно все сразу, — возразил Ф. — Иен вернется рано утром. У нас еще есть время.

— Мне нужно время, потому я не могу его тратить, — он закрыл глаза и встряхнулся, отгоняя горе к уголкам разума, чтобы сосредоточиться на задании впереди. — Вот, — сказал он, закончив. — Я в порядке. Все будет хорошо. Сделаем это.

Фредрик не был убежден, но не давил. Он прошел ближе к младшему брату, лифт остановился, и золотые двери открылись, стало видно коридор, ведущий к тронному залу на вершине горы Хартстрайкер.

Или тому, что от него осталось.

— Что за…

Фредрик оправился первым, сжал дверцы лифта, склонился над панелью и проверил номер этажа, но ошибки не было. Это был верхний этаж, но…

— Тут пусто, — сказал Джулиус, проходя в знаменитый Зал Голов Бетезды. Вот только все гадкие трофеи кровавого подъема их матери пропали. Даже чистые места от табличек отмыли, от лифта до дверей тронного зала остались только пустые каменные стены.

— Как они это сделали? — прошептал Фредрик, глаза были огромными. — Часть голов была проклята, и они были тяжёлым.

— Думаю, все возможно, если хватает рабочих, — прошептал Джулиус, глядя на двери в конце коридора, где пара жутких мужчин в традиционных монгольских нарядах сторожили двери тронного зала. От них пахло драконами, это были два красных дракона, которые остановили его и его мать в пустыне. Они были размером с Конрада. — Будь близко, — шепнул он, поправил воротник старомодного и плохо сидящего костюма, который Фредрик нашел для него на складе.

Ф поступил лучше. Он почти наступал на пятки Джулиуса, пока они шли по теперь безголовому коридору. Они остановились на уважительном расстоянии от тихих стражей.

— Здравствуйте, — Джулиус старался выглядеть дружелюбно и не грозно. Хотя он не мог запугать таких драконов. — Вы можете помнить меня с утра, но я — Джулиус Хартстрайкер, один из глав Совета Хартстрайкеров. Я пришел просить аудиенции с Цилинем.

— Золотой Император не хочет тебя видеть, — сказал страж слева на идеальном английском. — Вернись завтра во время, назначенное для капитуляции.

— Откуда вам знать, если вы не спросили? — парировал Джулиус, вежливо улыбаясь. — Обещаю, что не займу много его времени. У меня возникло пару вопросов о соглашении о капитуляции. Чем быстрее я получу ответы, тем быстрее закончится неловкий период ожидания, и мы придем к соглашению.

Вопрос капитуляции был «когда», а не «если», и это не должно было сработать, но, как Джулиус заметил внизу, император не относился к сделке как к должному. Дракон, уверенный в успехе, не подслащал бы сделку сразу же. И верно, как только он намекнул, что был шанс закончить быстрее, драконы Цилиня ухватились за это.

Пока левый следил за ними, красный дракон справа вытащил телефон. Ответ на его сообщение был мгновенным, потому что через пару секунд близнецы кивнули друг другу, и левый дракон открыл дверь тронного зала, махнул Джулиусу и Фредрику входить. Глубоко вдохнув, Джулиус прошел, нервно скользнув между дверей в тронный зал, который тоже сильно изменился.

Как Зал Голов, тронный зал Хартстрайкеров очистили. Все пропало: трехсторонний стол, череп Кетцалькоатля, картины из смежных коридоров — все. Даже мозаику с Хартстрайкер во всей ее пернатой красе сняли со стен, плитка за плиткой. Остался только Клык Челси, все еще лежащий на балконе, где она бросила его вчера. Наверное, потому что никто не мог его поднять. Кроме этой детали, Джулиус словно стоял на другой горе, но сильнее всего изменился трон.

Он не знал, как они пронесли это сюда, но на месте их стола Совета, где он был еще утром, была огромная и похожая на реальность статуя извивающегося золотого дракона, которая служила основанием для двух тронов. Большой был из белого нефрита, стоял в открытой пасти дракона. Меньший трон, из черного нефрита, был в петле хвоста. Вся конструкция была очень красивой, истинный шедевр, которому не было тут места. Он все еще глядел туда в ужасе и потрясении, когда дверь в покои Бетезды распахнулась, и в комнату проковыляла Императрица-Мать.

— Я понимаю, что ты хочешь обсудить капитуляцию, — сказала она, стуча по треснувшему камню отполированного пола тронного зала, пока она шла к золотому дракону. Когда она дошла, красный дракон, который впустил их, был уже там, готовый поднять старуху на меньший из двух тронов. Сев, Императрица-Мать устроилась удобнее, опустила трость в выемку между когтей золотого дракона, которая была явно сделана, чтобы она могла сложить ладони на коленях. Только тогда, когда она села удобно и возвысилась над Хартстрайкерами во всем, она посмотрела на Джулиуса красными глазами.

— Говори, — приказала она. — Мы уже потратили достаточно времени.

Джулиус хотел указать, что она тянула время, но не мог говорить. Он все еще пытался осознать, как его мир так быстро изменился.

Если бы его спросили неделю назад об изменении тронного зала, он поддержал бы идею. Он всегда ненавидел и боялся этого места, которое просто безвкусно показывало власть Бетезды. Но теперь он стоял среди пустоты без мозаики, без голов в коридоре, без черепа, но с чужим троном в центре власти Хартстрайкеров, и вдруг стало не важно, что они были просто символами, символами его матери. Они все еще были частью Хартстрайкера. Гадкие или нет, видеть, что их так стерли, заставило Джулиуса ощущать себя под атакой куда больше, чем от армии драконов, летящей на их территорию. Он впервые в жизни захотел биться за клан, заставить этих драконов заплатить за то, что они сделали с Хартстрайкерами. Он все еще пытался совладать с незнакомой жестокостью, когда Императрица-Мать постучала костяшками по камню своего черного трона.

— Оглох, дитя? — резко спросила она. — Я оказываю тебе большую честь, отвечая на твои вопросы лично. Тебе лучше не тратить зря мою щедрость. Теперь кажи, что за новые жалобы ты принес от своей мерзкой матери?

С каждым наглым словом гнев Джулиуса распалялся сильнее.

— Я — не рупор матери, — прорычал он. — И я не ребенок. Я — глава Хартстрайкеров, избранный член нашего Совета, и вы сидите на месте нашего стола.

— Та штука? — Императрица-Мать улыбнулась. — Я убрала ее, как и все остальное. Эта вершина была храмом жестокой варварской культуры, которая превозносила существо как Бетезда. Такая среда — не место для золотого Цилиня, даже временно, и я сделала, что нужно было, — она приподняла брови, глядя на Джулиуса. — Ты точно не пришел защищать вкус матери.

— Вкус тут ни при чем, — гневно сказал Джулиус. — Вы изменили нашу гору без разрешения!

— Нам не нужно твое разрешение, — едко сказала она. — Ваше завоевание уже произошло, хоть и не на бумаге. То, что ты можешь свободно жаловаться из-за этого, — знак огромной и, если честно, не заслуженной милости императора, которую он дарит твоему клану. Тебе нравилось ходить по коридору трупов?

Джулиусу не нравилось. Если бы она сначала спросила, Джулиус сам помог бы им убрать Зал Голов. Но они не спросили. Никто. Они просто сделали это, и, чем больше он думал об этом, тем решительнее Джулиус не хотел сдаваться Золотому Императору. Не важно, каким ужасным был вкус Бетезды. Изменение места власти другого клана, не спрашивая у драконов, чьи традиции вы «улучшаете», не было поступком правителя, которого Джулиус мог звать своим императором.

— Хватит этого, — императрица прищурилась, и Джулиус понял, что это было убийственно наглое выражение лица. — Я прерывала отдых не для того, чтобы слушать, как жалуется избалованный щенок. Ты сказал, у тебя есть вопросы. Озвучивай или уходи.

— Я скажу, — Джулиус хмуро смотрел на нее. — Но только самому Цилиню.

— Насекомые не требуют разговора с императорами.

— Я не насекомое, — гневно сказал он. — Я — глава клана, как ваш сын. Пока он не завоюет клан, это делает нас равными, а равные говорят лицом к лицу, а не через третье лицо.

Этого хватило, чтобы императрица поднялась с трона, но Джулиус не закончил.

— Можете угрожать мне, сколько хотите, — рявкнул он. — Но я боролся за право стоять во главе Хартстрайкеров, и я не буду подавлен беззубой старой драконшей, которая думает, что у нее есть власть, потому что ее сын — император.

Когда он закончил, его сердце колотилось, словно он был посреди боя. Но, хоть гнев на лице императрицы ужасал, Джулиус не собирался отступать без слов. Хартстрайкеры были на грани развала, но пока клан не рухнул, это был его клан, семья, ради которой он одолел мать. Он отказывался сдаться, особенно дракону, который был таким наглым и недостойным, как этот.

— Ты — сын своей матери, — сказала императрица, глядя на него свысока, словно подумывала поджарить его на месте. — Столько гордости, но так мало сделано, чтобы заслужить это. Но это не важно. Требования без власти — лишь пустые слова, и это все, что осталось у червя, как ты.

Джулиус открыл рот, чтобы сказать, что она ошибалась. Что Хартстрайкер был все ещё самым большим кланом драконов в мире, и что они не преклонятся перед императором, который требовал их послушания, но не заслужил их уважения. К сожалению, он не успел. Слово не слетело с губ, Императрица-Мать подняла голову, посмотрела поверх голов Джулиуса и Фредрика на пару красных драконов, сторожащих двери за ними.

— Аудиенция завершена, — сообщила она. — Заберите юного Хартстрайкера на край пустыни и убейте его.

Джулиус застыл, его глаза расширились.

— Что?

— Не слышал? — невинно спросила императрица. — Я решила, что ты умрешь.

— Но вы… — пролепетал он. — Вы не можете так сделать!

— Конечно, могу, — сказала она. — В отличие от тебя, у меня есть власть. Я — императрица, а ты — лишь треть главы клана. Выбранная треть. Если ты умрешь, у тебя даже нет наследника, который продолжит твое дело. Твоя семья просто выберет другого из кучи детей Племенной Кобылы, чтобы заменить тебя, и хоть я уверена, что он будет таким же наглым и глупым, может, твоя смерть поможет исправить его поведение.

Ее улыбка стала зубастым оскалом, красные драконы пошли к ним. Джулиус выругался под нос и повернулся к ним, опуская ладонь к Клыку. Фредрик уже занял место рядом с ним, смотрел на приближающихся красных драконов с мрачной решимостью.

— Сэр, — тихо сказал он. — Мы не можем…

— Знаю, — Джулиус вытащил меч, хоть он не помог бы. Его Клык останавливал только Хартстрайкеров, и хоть меч мог пригодиться, Джулиус плохо умел сражаться. Монгольские драконы не переживали. У них даже не было оружия, и они все еще бесстрашно шагали, улыбаясь Джулиусу и Фредрику, словно победа над ними не будет проблемой. Учитывая их размер, так и было бы. — Если убьете меня, придется дольше ждать капитуляции, — предупредил Джулиус. — Недели, может, месяцы.

— Тяжело, да, — ответила императрица. — Но я готова потерпеть, чтобы избавиться от глупого щенка, который пытается давить на удачу, которая была у твоего клана, ради своей гордости. Уверена, твоя замена не повторит такую ошибку.

Джулиус выругался под нос. Не сработало. Красные драконы были в десяти футах от него, расходились для атаки на Джулиуса и Фредрика с двух сторон. Потому что он был настоящим драконом, Фредрик тут же поменял позицию, подстраиваясь, но Джулиус мог думать лишь о том, что по его вине они оба погибнут. Он хотел предложить побег к балкону, когда дверь в стене за новым троном — та, что вела в покои Бетезды — открылась.

Императрица-Мать застыла от звука. Как и близнецы. Мгновение никто не двигался. А потом императрица щелкнула пальцами, и близнецы отпрянули к двери, оставив Джулиуса и Фредрика спиной к спине посреди комнаты. Дракон в синей мантии вышел из-за угла трона.

Инстинкты Джулиуса, пробужденные боем, тут же сосредоточились на прибывшем. Но, хоть это был придворный императора, новый дракон был ошеломлен сценой перед ним. Императрица-Мать вдруг стала воплощением покоя, ее кровожадная улыбка испарилась, она повернулась к гостю.

— Что такое, Лао? — мягко спросила она. — Мой сын требует моего внимания?

Новый дракон — Лао — покачал головой.

— Нет, императрица. Я просто проходил мимо, чтобы найти младшего Хартстрайкера.

Императрица-Мать удивлённо моргнула, но Джулиус уже выпрямился.

— Это я! — громко сказал он, убирая Клык в ножны. — Я — Джулиус Хартстрайкер.

— Вижу, — Лао посмотрел на него, а потом повернулся к императрице. — Вы заняты с ним, Императрица-Мать? Цилинь хотел задать ему вопрос, но я буду рад подождать, если вы…

— Нет! — сказал Джулиус. — Мы пришли попросить аудиенции с императором. Императрица-Мать хотела ее устроить, когда вы прибыли.

Красные глаза старой драконши опасно сузились, но когда она не обвинила его во лжи, Джулиус понял, что нашел пределы ее власти.

— Я бы хотел поговорить с Золотым Императором, — сказал он бодро, глядя на Лао, которого нос Джулиуса определил как синий дракон, который накинул мантию на Цилиня, когда тот прилетел, и вручил Джулиусу свиток. — Вы на него работаете, да?

— Я — его кузен и маг, — Лао нервно посмотрел на Императрицу-Мать. Но, хоть было ясно, что он знал, что он чему-то помешал, его верность была перед императором, потому что он не спросил у нее снова, должен ли подождать. Он повернулся и пошел к двери покоев Бетезды в дальней половине вершины горы, поманив Хартстрайкеров.

Джулиусу не нужно было повторять. Он бросился к выходу, потянув Фредрика за собой. Они покидали тронный зал под убийственным взглядом Императрицы-Матери.

* * *

— Повезло, — шепнул Фредрик, когда они оказались на другой стороне.

— Думаю, удача тут вмешалась, — ответил тихо Джулиус, озираясь в прихожей матери.

Как все наверху, покои Хартстрайкер были вычищены. В отличие от пустого Зала Голов и тронного зала, тут все украсили растениями в горшках, вазами в разных стилях от традиционного Мин до современных, и картины. Красивые картины.

Как вазы, картины на стенах были в разных стилях, современные абстрактные картины висели рядом с традиционной акварелью, пейзажи с роскошными драконами над горами и рисовыми полями. Разница должна была потрясать, но краски, линии и текстуры были так подобраны, что каждая картина уравновешивала соседей. Результатом была идеальная гармония, красота без усилий, которая была полной противоположностью безвкусной золотой мебели Бетезды, и не оставалось вопросов, чьими теперь были комнаты.

— Сюда, — сказал Лао. — Безупречный Цилинь желает немедленно видеть вас.

Джулиус послушно следовал, стараясь не спотыкаться об свои ноги, пялясь на красивые перемены, которые продолжались в коридоре, который тянулся по центру покоев его матери. Он отмечал мысленно все, что заменили, когда Лао замер у порога гостиной Бетезды, где она и Давид ждали Джулиуса утром первой встречи Совета. Когда он попытался войти, синий дракон остановил его.

— Твой меч.

Джулиус моргнул.

— Меч?

Лао раздраженно стиснул зубы.

— Какой бы мелкой ни была угроза, мы не можем позволить вооружённым чужакам подходить к Золотому Императору. Нужно отдать оружие перед тем, как я впущу внутрь.

Джулиус посчитал странным, что Живое Воплощение Удачи переживало из-за чего-то такого простого, как меч. Но у просьбы был смысл, и он послушно снял Клык, хотя не протянул его Лао. Когда синий дракон нахмурился, он объяснил:

— Клыки Хартстрайкеров не всем дают себя трогать.

Он ожидал, что придётся рассказать больше, но, к его удивлению, Лао кивнул.

— Мы уже столкнулись с мечом на балконе, — он отклонился от меча в ножнах в руках Джулиуса. — Можешь оставить его тут вместе со своим слугой.

— Фредрик — не мой слуга, — быстро сказал Джулиус. — Он — мой брат, и я хочу, чтобы он пошел со мной, если можно.

Брови китайского дракона приподнялись.

— Это твой брат?

Джулиус не мог винить его за удивление. Высокий, крепкий и изящно хмурящийся Фредрик не был похож на Джулиуса, который был низким для дракона, с острыми скулами от Бетезды и необычной для дракона привычкой улыбаться. Не помогло и то, что зелёные глаза Фредрика казались неестественными. Это было не так заметно в подвале, но в свете солнца, проникающего из окон, которые не давали покоям Бетезды ощущаться как бомбоубежище, они даже не выглядели правильно зелеными, тем более, оттенка Харстрайкеров. Они были скорее цвета желтеющей травы осенью, но были не такими, когда Джулиус познакомился с ним. Он не знал, что вызвало изменения, но это не помогало Фредрику выглядеть как Хартстрайкеру. К счастью, Лао не знал, каким странным он был.

— Думаю, в твоей семье все возможно, — он изящно пожал плечами. — Племенная Кобыла известна отсутствием стандартом, так что логично, что ее дети разные.

Он умолк, улыбаясь, но Джулиус привык к комментариям о матери, потому даже не обиделся. Когда стало ясно, что он не вызовет возмущение, Лао продолжил:

— Можешь взять брата с собой, если хочешь, но ему придётся молчать. Император устал от долгого пути, и бремя вторжения давит на его разум. Один Хартстрайкер — уже плохо после бед, которые вы устроили. Я не позволю вам ухудшать ситуацию сильнее, собираясь толпой.

— Погодите, — гневно сказал Джулиус. — Вы злитесь на нас за то, что император в стрессе из-за захвата нашей территории?

— Да, — сказал Лао без пауз. — Если бы твой клан не был такой неудачей на всех фронтах, ему не пришлось бы прибегать к таким резким мерам.

— Или он мог остаться дома, — возмутился Джулиус. — Я не пытаюсь ссориться, но если вам тут так не нравиться, вы всегда можете просто уйти.

— Я бы хотел, — пылко сказал Лао. — Но не мне сомневаться в воле императора. Десять тысяч лет Цилини правили китайскими кланами в покое, гармонии и процветании. Как его отец до него, Золотой Император удачей укрывал нас от постоянных войн и страдании, которые задевают другие кланы драконов. Нам всем повезло быть в его присутствии. Если он хочет принять тебя, мы доверяем его мудрости, но это не значит, что мы доверяем тебе.

Он шагнул ближе, склонился, пока его лицо не поравнялось с Джулиусом.

— Я не знаю, чем ты разозлил императрицу, — тихо сказал он, — но процветание Золотой Империи зависит от покоя Цилиня. Если его расстроить, как ты сделал с его матерью, я брошу тебя к ней, и я прослежу, чтобы во второй раз тебя не спасли. Это ясно, Хартстрайкер?

Ясно. Но, хоть Джулиус понимал угрозу Лао, большая картина стала запутаннее. Почему все боялись разозлить Цилиня? Что-то случится, когда он злой? И если так, зачем он рисковал этим, вторгаясь на земли Хартстрайкеров? Еще и с глупыми условиями капитуляции? Чем больше Джулиус видел из этого вторжения, тем сильнее верил, что никто в Золотой Империи не хотел быть тут, так почему они были? Должен быть путь лучше борьбы с Алгонквин.

Как всегда, смысла не было. Чем больше он узнавал о Цилине, тем меньше понимал. Но, хоть Джулиусу не нравилась угроза Лао, как не нравились угрозы от своей семьи, он не мог уйти. Эта встреча была единственным шансом поговорить наедине с драконом, который знал, что происходило. Джулиус был готов потерпеть, опустил голову и взгляд, проявляя драконье подчинение, склонился и опустил Клык Хартстрайкера на пол у ног Лао.

— Вот, — он поднял пустые руки, сдаваясь. — Как я сказал с самого начала, мы не хотим конфликтов. Мы просто хотим поговорить.

Лао не скрывал подозрений, но Джулиус был искренен. Даже Фредрик подыграл, поднял пустые руки. Этого хватило, потому что синий дракон вздохнул.

— Помни, — прорычал он, открывая дверь. — Относись к нему с уважением. Если скажешь или сделаешь то, что потревожит его покой, ты заплатишь за это.

Джулиус кивнул, прошел в комнату, которая, как и все на вершине горы, полностью изменилась.

Когда Джулиус был тут в последний раз, комната была кошмаром из красного бархата. Теперь набитые диваны, лампы с красными абажурами и неловкие голые портреты его матери пропали. Красно-золотые обои сорвали со стены, и стало видно камень горы цвета ржавчины, который кто-то стер до бледно-розового. Пол тоже отмыли, убрали века сажи и высохшей крови. Даже окошко было вычищено так, что стекла почти не было видно, и солнце превращало темную комнату в яркое воздушное пространство, которое ощущалось в три раза больше, чем было. Джулиус не мог представить, сколько усилий ушло на такое чудо, но это не могло сравниться с высоким драконом в золотом одеянии, сидящим перед не горящим камином.

Во второй раз за день вид Золотого Императора ударил Джулиуса, как кулак. И не важно было, что он знал, что ожидать в этот раз. Просто невозможно было подготовиться к чему-то невозможно идеальному.

И он был идеален. Просто сидя одиноко в пустой комнате со скрытым лицом за золотой вуалью — в этот раз прикрепленной к его волосам, а не просто накинутой на его голову — Цилинь выглядел величавее, чем Бетезда во всей красе. Отчасти дело было в том, что на одеянии Цилиня золота было больше, чем на платье, головном уборе и украшениях Бетезды, вместе взятых.

В основном, был только он. То, как идеально на него падал свет солнца, озаряя пылинки в воздухе над ним, и они искрились как ореол. То, как его одеяние, которое явно весило сотни пудов из-за украшений и нитей золота, обвивало его тело, как плотный шелк. То, как его гладкая кожа сцепленных ладоней выглядела как оживший идеально вырезанный камень.

Джулиус подозревал бы других в иллюзии, которая заставляла императора казаться величавее, чем он был. С Цилинем все выглядело правильно, потому что он был больше. Он был чем-то еще, существом, которое жило в идеальной гармонии со всем вокруг себя. В его присутствии Джулиус инстинктивно хотел быть в гармонии с ним, чтобы получить место в красивой спокойной сцене. Он все еще стоял и пялился, когда Лао встал перед ним и поклонился.

— Великий император, — сказал он благоговейно и скромно, Джулиус еще не слышал драконов такими. — Я привел юного Хартстрайкера, как вы и просили.

— Спасибо, кузен, — сказал император, повернул лицо за вуалью к Джулиусу, протянул руку к одному из изящных стульев из красного дерева, которые стояли полукругом перед ним. — Присядь.

Это было предложение, не приказ, но Джулиус вздрогнул. Голос Цилиня был мягче, чем утром, но сила за ним не уменьшилась. Голос очаровывал, понял он, вздрогнув. Он получил намек в пустыне, но теперь они были в тесном месте, и он ощущал, как магия Цилиня заставляет его подчиниться. Не шуметь и не рушить идеал. Магия его не была острой и тяжелой, как у других драконов, но она была там, и чем больше она давила на него, тем меньше Джулиусу нравилось.

— Я постою, спасибо, — он заставил ноги оставаться прикованными к полу.

Может, ему показалось, но Джулиус мог поклясться, что от его отказа Цилиню стало не по себе. Было невозможно сказать с вуалью, но его тело напряглось, он повернулся к дракону за Джулиусом.

— Кого ты с собой взял?

— Это мой брат, — гордо сказал Джулиус, потянул Фредрика вперед, и Ф встал рядом с ним. — Фредрик.

Фредрик склонил голову в быстром поклоне, но, хоть его лицо было спокойным, как всегда, его рука дрожала в ладони Джулиуса. Джулиус не знал, было ли это от страха Ф перед императором, ли он не привык, что был не на фоне, но он тут же устыдился своего поступка. Он попытался поймать взгляд Фредрика и дать ему понять, что он мог отойти, когда Цилинь склонился ближе.

— Фредрик? — сказал он, подчеркивая Ф. — Скрытая кладка Бетезды?

Когда Фредрик кивнул, Цилинь был заинтересован.

— Я слышал, что Хартстрайкер держала целую кладку детей как слуг, но всегда думал, что это сочинили ее враги. Может, даже Бетезда, чтобы повысить уровень своей беспощадности. Я и не думал, что это правда.

— Это было правдой, — голос Фредрика дрожал. — Но уже нет, — он улыбнулся Джулиусу. — Мой брат освободил нас, когда пришел к власти, и я поклялся ему в верности в ответ.

— Потому ты тут, — император кивнул за вуалью, повернул голову к Джулиусу. — Теперь мне еще больше хочется поговорить с новым главой Хартстрайкеров.

— Я не совсем глава, — быстро сказал Джулиус, вызвав мрачный взгляд Лао, который наливал им чай в изящные фарфоровые чашки, стоящие на вычищенном камине Бетезды. — Я — лишь одно место в Совете. У нас три места.

Император пожал плечами.

— Пока ты говоришь за свой клан, и мне не нужно говорить с Бетездой, для меня нет разницы. Но как ты смог создать Совет со своей матерью? Когда мы услышали, что ее сверг, я ожидал увидеть ее голову, нанизанную на кол.

— Если бы все прошло иначе, может, так и было бы, — признал Джулиус. — Но из-за неприятных событий жизнь Бетезды оказалась в моих руках, а я не люблю убивать.

Цилинь склонил голову в вуали.

— Это странно слышать от Хартстрайкера. Твой клан известен беспощадностью.

— Я плохо умею соответствовать ожиданиям, — гордо сказал он, приняв у Лао чашку. — Я был низшим Хартстрайкером, так что знал, каково это — быть под чьей-то пяткой. Когда я оказался на вершине, я не смог поставить другого дракона в то положение.

— И ты пощадил ее жизнь.

— Не из-за того, что она этого заслужила, — быстро сказал Джулиус. — Я не прощаю то, что сделала моя мать. Я не знаю, что случилось между нашими кланами, что заставило вас прогнать нас из Китая, но я уверен, что причина была. Хартстрайкеры не такие, как раньше. Когда я пощадил мать и создал Совет, я поклялся сделать клан лучше того, в каком я рос. Не основанный на страхе, и где не нужно убивать для продвижения вперед. Это я решил делать, и я был в процессе, когда вы прибыли.

— Тогда ты должен продолжать, — спокойно сказал Цилинь. — Условия капитуляции отмечают, что твой клан продолжит править собой. Пока вы не будете создавать проблемы для других, можете делать, что хотите.

— Об этом я и хотел поговорить, — Джулиус смотрел пристально на вуаль императора, надеясь заметить его лицо. — Я прочел условия несколько раз, и хоть они довольно щедрые, боюсь, я не понимаю, чего вы пытаетесь достичь. Кроме того, что мы будем в вашей империи, вы нечего не меняете.

— Да, — в его голосе была странная горечь. — Я оставил надежду на Хартстрайкеров уже давно. Признаю, ты кажешься интересным исключением из правил семьи, но я не так наивен, чтобы верить, что один дракон может основательно изменить клан, такой большой и кровавый, как твой. Я тут, чтобы предотвратить катастрофу, а не ломать империю, пытаясь изменить то, что нельзя изменить.

— Если вы так думаете, зачем нас завоевывать? — спросил Джулиус. — Если вы хотите биться с Алгонквин, мы будем рады работать с вами как с союзниками. Не нужно захватывать…

— Надеюсь, ты пришел обсудить не это, — перебил император. — Я даровал тебе небольшой разговор из уважения к вашим обычаям, но переговоров не будет. Ты сам сказал, мои условия довольно щедрые. Вы не должны жаловаться.

— Я не жалуюсь, — сказал Джулиус. — Но…

— Нет, — сказал Цилинь. — Никаких «но». Ты попросил время для своего Совета. Я дал его. Но, будет голосовать третий член Совета или нет, клан Хартстрайкер присоединится к моей империи завтра утром, как и было задумано.

Это явно было концом обсуждения, но Джулиус не мог так это оставить.

— Можете хоть сказать, почему? — выпалил он, игнорируя Лао, который уже не изображал, что подает чай, а смотрел на него, как ястреб. — Когда кланы драконов завоевывают друг друга, обычно захватывается территория или власть над драконами слабее, но вас это не интересует. Вы завоевываете только на словах, присоединяя нас к своей империи, но ничего не меняя. Вы даже не берете дань, и я просто хочу понять, почему. Зачем так утруждаться, если вы ничего не получите?

— Разве борьба с Алгонквин — недостаточная причина? — прорычал Лао.

— Это серьёзная причина, — сказал Джулиус. — Я не пойму, как это связано с нами. Хартстрайкеры не могут сейчас бороться с Алгонквин. Вы застали нас в пустой горе, потому что мы готовились бежать. Если вы хотели прибыть на нашу территорию и бороться с Алгонквин, мы бы не мешали. Наоборот. Мы бы с радостью помогли вам и были бы навеки в долгу. Вы должны знать это, так что мое смятение не должно удивлять. Если бы вы требовали чего-то за защиту — дань, территорию, солдат — в этом был бы смысл, но вы ничего не требуете. Мы получим выгоду от сделки, а вы — еще одну слабую точку, которую нужно защищать.

— Тогда почему ты жалуешься? — рявкнул Лао.

— Потому что это слишком хорошо, — рявкнул Джулиус. — Вы свалились с неба в час нужды, предложили защитить нас от Алгонквин взамен на символическую капитуляцию. Мы не отдаем право управлять нами или территорией. Вы даже не просите денег, — он повернулся к Цилиню. — Я могу быть ужасным драконом, но даже я знаю, когда что-то слишком хорошее, чтобы быть правдой. Разве не было бы подозрительно, если бы вы были на нашем месте?

Когда он закончил, Лао выглядел так, словно не собирался бросать их обратно Императрице-Матери. Он уже выдыхал дым, готовый испепелить Джулиуса на месте. Он не сделал этого, потому что его кузен коснулся ладонью его рукава.

— Это единственное твое возражение? — тихо сказал Золотой Император. — Что соглашение «слишком хорошее, чтобы быть правдой»?

— Это и часть, где нам не нравится, что нас завоевывают, — сказал Джулиус, кивая. — Уверен, это не удивляет, но моя мать уже планирует удар вам в спину.

Лао шагнул вперед с шипением.

— Это угроза?

— Я бы назвал это неизбежностью, — Джулиус пожал плечами. — Вы знаете, какие гордые драконы. Не важно, как щедро подано предложение, никто не рад завоеванию. Если нас заставить поклониться, мы навсегда будем вашими врагами, но если прийти к нам, как к союзнику, все изменится, — он улыбнулся императору. — Как я и сказал, мы не хотим с вами биться. Если ваша цель — остановить Алгонквин, мы на вашей стороне. Если будете работать с нами, а не против нас, вы все еще сможете делать все, что хотите, но в конце получите благодарного союзника, а не возмущенного вассала. Этот исход куда лучше для всех вовлеченных, и я не понимаю, зачем вы это делаете. Это вызывает подозрения. Вы выбираете худший путь для всех, включая вас, и я не могу понять, почему.

Он сильно вспотел, когда закончил. В другом конце комнатки Лао едва держался, синий дым опасно слетал с губ, и, что странно, от этого Джулиус почувствовал себя лучше. Он гадал, защищали ли драконы императора из любви или страха. У Лао дым был ответом. Даже самый грозный дракон не нервничал так, если на кону не было чего-то серьезного. Уважение синего дракона к Золотому Императору явно заключалось не только в его власти. Лао переживал, и это дало Джулиусу надежду. Надежда росла, когда Цилинь заговорил:

— Лао, — тихо сказал он. — Я хочу поговорить с Джулиусом Хартстрайкером наедине.

Синий дракон повернулся, но хоть он был в ужасе, он не спорил с приказом. Он стиснул зубы и потянулся к Фредрику, который отдернул руку с рычанием.

— Все хорошо, Фредрик, — Джулиус взглянул на императора, склонился и прошептал. — Это могло быть перерывом, на который мы наделись. Если он хочет поговорить наедине, то он скажет то, что не хотят слышать его подданные.

— Или он может вас убить, — прорычал Ф.

— Он может сделать это в любое время, — Джулиус подтолкнул брата. — Иди с Лао. Я закричу, если буду в беде.

Ф не был рад, но кивнул, позволил вывести его из комнаты под присмотром Лао, оставив Джулиуса и Золотого Императора одних.

— Благодарю за честность, — сказал император, когда их шаги утихли. — Я не учел то, как мое предложение выглядит с вашей стороны. Я не хотел, чтобы в моей искренности сомневались.

Джулиус смотрел на него в шоке. Драконы еще не благодарили его и не признавали свою неправоту.

— Это означает, что вы поддержите идею альянса? — взволнованно спросил он.

— Нет, — император покачал головой. — Я должен получить Хартстрайкеров в свою империю любой ценой.

Надежда Джулиуса рухнула, как камень.

— Но…

— Но ты убедил меня показать тебе причину, — император грациозно встал со стула. — Идем со мной.

Он вышел за дверь, и Джулиус поспешил за ним. Это была гонка. Для того, кто всегда двигался так, словно шагал во главе процессии, Золотой Император был удивительно быстрым. Джулиусу пришлось бежать, чтобы не отставать, пока император шагал по коридору к дальней части горы, вдали от прихожей, где Лао и Фредрик напряженно ждали. Учитывая направление, Джулиус решил, что они направлялись к сокровищнице, но Цилинь замер в паре футов от огромной двери, которая когда-то защищала богатство Бетезды, а повернулся к двери единственной комнаты в покоях Бетезды, где Джулиус ещё не был. Комнаты, где она откладывала яйца.

Джулиус все же раз там был. Он же был сыном Бетезды, и даже она держала малышей близко первую неделю. Но он не помнил ту комнату, и он невольно насторожился, когда Цилинь открыл двойные двери, и стало видно огромную пещеру с круглым стеклянным окном посреди потолка.

В пустыне был день, и всю пещеру озаряли лучи солнца, превращая красноватый камень горы в розово-золотой. Это было так неожиданно красиво, но Джулиус даже не заметил картины, пока не прошел к одной.

Он не помнил комнату, но Джулиус был уверен, что картины там не было. Пещера, залитая солнцем, была полной картин. Некоторые были свитками собраны в углах. Другие были натянуты на деревянных рамах, стояли у стен, где было место. Как картины до этого, эти были смесью стилей и размеров, но многие были акварелью. Китайские пейзажи с драконами встречались чаще всего, хотя было много моментов жизни, зверей и абстрактных картин.

Все они были невероятно красивыми, работой мастера, но, в отличие от картин на стенах снаружи, эти не были законченными. Некоторые, особенно свернутые в углах, будто не трогали веками. Другие явно получили внимание недавно, но лишь одна — огромный холст высотой с Джулиуса, стоящий на мольберте в центре комнаты — выглядела активной работой. Часть краски еще была влажной, словно художник просто отошел на минутку.

Как многие картины комнате, это была акварель, но не пейзаж. Это был портрет, красивая девушка с длинными черными волосами. Красивый дракон, понял Джулиус через миг, потому что, хоть особых признаков не было, девушка на картине не казалась смертной. Может, дело было в напряжении ее загорелых конечностей под простым платьем, или в том, что ее ступни были согнуты, как когти, на яркой траве. Как бы там ни было, она была до боли красивой. Сильной в диком смысле, который красиво контрастировал со строгим китайским садом за ней.

Но, хоть она выглядела неуместно, драконшу восхищало то, что ее окружало, она устроилась у того, что явно было прудом с рыбками, но художник его еще не дорисовал. Рыба уже была там, красивые оранжевые, белые и черные кои. Каждая рыба была изображена с мелкими деталями, их маленькие рты щипали драконшу за пальцы, которые она с любопытством опустила в воду над ними. Рыба восхищала, но Джулиуса впечатлило то, как художник изобразил радостную улыбку девушки. Она была маленькой, просто изгиб губ, но радость озаряла все ее лицо, как солнце.

Эта деталь превращала хороший портрет в произведение искусства. Это было так приятно видеть, что Джулиус не узнал лицо, на которое смотрел, пока не заметил, что глаза были зелеными. И не просто зелеными, но его оттенка. Зеленее яркой травы под ее босыми ступнями. Хартстрайкер.

Джулиус отшатнулся на пару футов от картины. Когда он повернулся задать императору очевидный вопрос, он получил еще шок. Пока он был очарован картиной, Цилинь снял золотую вуаль.

Не удивительно, он был ужасно красивым. Не просто красивым, как многие драконы, а безупречным на ином уровне. Даже мелочи, которые давали его лицу характер — темные прямые брови, острая линия носа, тонкие губы — были идеальны в своей неидеальности, идеальный изящный китайский принц для художника. После всего, что Джулиус видел в Цилине, это было ожидаемо, но он не был готов к глазам императора.

Он не следил в хаосе вторжения, но если бы кто-то спросил у Джулиуса до этого, какого цвета были глаза императора, он решил бы, что такими же красными, как у Императрицы-Матери, но было не так. Глаза Цилиня не были красными, как у его матери, и не были синими, как у Лао. Они были золотыми. Не желтыми, как у волка или совы, а золотым. Мягкий металлический цвет, который все драконы инстинктивно обожали.

Глаза как золотые монеты.

Горькие слова Челси все еще звучали эхом в его воспоминании, когда Цилинь вздохнул и повернулся к картине. Слабым печальным голосом он прошептал:

— Как она?

Глава 6

Когда Марси опустила костяшки на простую, якобы деревянную дверь Врат Мерлина, звук, который пронесся по тьме, не был стуком. Это был гонг. Огромный звон, золотой тон сотряс все бушующее море. Если бы у нее еще было физическое тело, это потрясло бы ее, разбило бы на части, но Марси теперь была призраком, душой или чем-то еще, не имеющим названия у людей, и она хотя бы не переживала из-за этого. Звук прошел сквозь нее, отражаясь эхом в бесконечном просторе, пока не утих.

И дверь не открылась.

— Может, никого нет дома? — шепнула Амелия. — Прошла тысяча лет.

В этом был смысл.

— Я могла бы открыть сама, — предложила Марси, склоняясь и разглядывая дверь. — Но тут нет ручки или петель. Хотя…

Дверь загремела. Марси удивленно дернулась, приблизилась к Призраку, словно что-то за тяжелой дверью гремело, а потом свет пронзил тьму, как копье, деревянная плита открылась внутрь, и стало видно мужчину, из-за которого лился теплый свет.

Странно, но Марси сначала подумала, что он выглядел слишком юно. Она не знала, чего ожидала, но то, что было ближе к Гэндальфу или Безумная Мадам Мим, а не изящного двадцатилетнего азиата в сияющем дверном проеме. Он был в простом черно-белом кимоно, за пояс был заправлен шелковый веер. Кроме этого, у него ничего не было. Ни меча, ни оружия, ни даже веревки, которая могла сформировать круг для колдовства. Марси не была глупой, не посчитала его беззащитным. Она стояла по другую сторону двери, ощущала магию, исходящую от него, как воду. Ощущение стало сильнее, когда его рот начал двигаться.

Она нахмурилась в смятении. Мужчина говорил, но звука не было. Она гадала, был ли между ними барьер, когда магия, исходящая от юноши, чуть поменялась, и голос вдруг зазвучал в ее ушах:

— Приветствую, — сказал он. — Та, что будет Мерлином.

Слова были ясными, без акцента, но, хоть их сказал мужчина перед ней, звуки не сочетались с движением его рта. Они не исходили из его рта. Голос был в ее ухе, словно она слушала его через наушники, и рот Марси раскрылся.

— Это заклинание перевода?

Мужчина ошеломленно приподнял бровь, но Марси размышляла слишком быстро, чтобы переживать. Магия перевода была одной из самых популярных отраслей тауматургии. Она пару раз пробовала, но, как все, не смогла понять, как заставить переведённые слова звучать натурально. Как с переводом на компьютере, магически переведенная речь теряла интонацию, звучала без эмоций, но не эта. Кроме небольшой задержки между движением рта мужчины и шепотом в ухе Марси, звучало так, словно он говорил на английском, что потрясало. Если она сможет понять, как это работало, патента за заклинание перевода хватит ей на всю жизнь!

Если, конечно, она оживет.

Это осознание притупило ее радость, и Марси взяла себя в руки.

— Прости, — она встала прямо и одарила его профессиональной улыбкой. — Я — Марси Каролина Новалли, кандидат наук в сократической тауматургии в Невадском университете в Лас-Вегасе и напарница Пустого Ветра, Духа Забытых мертвых. Я пришла пройти врата и присоединиться к тебе как Мерлин.

— Люди по другой причине сюда не приходят, — сухо сказал мужчина. — Но я не Мерлин.

Она моргнула.

— Что?

— Мерлины — люди, — объяснил он. — Люди — смертны, а нет смертного, который мог бы ждать веками, когда дверь откроется снова. Зная это, Абэ-но-Сэймэй, оммедзи императора и глава Последнего круга Мерлинов с его напарницей, Инари Оками, Богиней процветания, привязали меня служить стражем их величайшей работы и направлять любого, кто придет после.

Марси медленно кивнула, ее глаза были огромными. Абэ-но-Сэймэй был японским волшебником, одним из самых известных древних магов. Ее не удивило, что он был Мерлином, но остальное…

— Что значит «привязали»? — быстро спросила она. — Ты — дух или…

— Конечно, нет, — возмутился мужчина. — Дух не может сюда войти без Мерлина. Я — шикигами.

— Что такое шикигами?

— Созданный слуга, — прошептала Амелия ей на ухо. — Заклинание такой сложности, что оно развивает личность и способность принимать решения самостоятельно.

— Такое возможно?! — завопила Марси. — Потому что ты описал магический искусственный интеллект, а это еще никто не делал!

Амелия пожала плечами.

— Я же говорю, современные маги даже не освоили поверхность магических знаний, которые вы потеряли с засухой. Призыв шикигами был целой школой даосской магии, и Абэ-но-Сэймэй был великим мастером, — она усмехнулась юноше. — Как он тебя назвал?

— Я привязан символами Белого, Железа и Правды, — вежливо сказал шикигами. — Но вы можете звать меня Широ.

Амелия повернулась к Марси с ухмылкой. Марси маниакально улыбалась, подпрыгивая на носочках в восторге. Она так долго разбирала края потерянных знаний, а теперь могла попасть в Шангри-Ла потерянных магических тайн.

— Ладно, Широ, — радостно сказала она, шагая вперед. — Давай…

Она охнула. Когда она попыталась пересечь порог из темного бурного моря в свет, что-то ударило ее с достаточной силой, чтобы Марси отлетела. Если бы Призрак не держал ее за руку, она улетела бы в пустоту.

— Что это было? — завопила она, ее дух поднял ее на ноги.

— Тебе нельзя пройти, — ответил Широ уже не вежливо. — Ты дошла до ворот, но только души, которые посчитают достойными, могут войти.

— Кто посчитает достойной? — осведомилась Марси. — Ты? Ты знаешь, что я прошла, чтобы попасть сюда?

— Не больше других Мерлинов, — сказал он. — Но решаю не я. Я — лишь слуга. Суждение о твоем достоинстве лежит в Сердце Мира.

— Ладно, — она скрестила руки на груди. — Что это?

— Узнаешь, когда станешь Мерлином.

Марси хотела что-то ударить.

— Я уже умерла ради этого! Что мне еще нужно сделать?

— Любой может умереть, — отмахнулся Широ. — Но становление Мерлином — не просто упасть в могилу. Это привилегия для тех, чья верность тянется за границы их жизней. Маги знают силу, но Мерлины принимают решения, которые влияют на всю магию, не только их. Такую власть можно доверить только тому, кто будет помнить об общих нуждах. Только истинный защитник человечества может подняться до титула Мерлина. Пока ты не проявишь себя такой Сердцу Мира, ты не можешь войти.

Марси полагала, что это было справедливо. Мерлины были величайшими магами. Такую силу не могли давать кому угодно.

— Ладно, — она подняла голову. — Ты хочешь, чтобы мы снова проявили себя? Давай. Мы с Призраком пройдем любую проверку.

— Не сомневаюсь, — шикигами смотрел в пустоту лица Пустого Ветра. — Ты выбрала мрачного духа, но вы хорошо связаны. Я бы сказал, что у вас хороший шанс, но, боюсь, я не могу допустить вас к испытанию.

— Почему? — осведомилась Марси.

Шикигами без эмоций посмотрел на Амелию, которая все еще держалась за плечо Марси.

— Как я и сказал, Мерлины — защитники человечества, и ни один истинный защитник человечества не придет к Вратам Мерлина на поводке у хищника.

— Что? — Марси взглянула на кривящуюся Амелию. — Нет, ты не так понял. Амелия не такая. Она любит людей.

— Люблю, — пылко сказала Амелия. — Серьёзно. Я никогда их не ела.

— Она из хороших драконов, — сказала при этом Марси. — Она пожертвовала собой, чтобы помочь мне попасть сюда.

— Еще причина отказать тебе, — сказал Широ, прижав ладонь к двери. — Я встретил много драконов с моим мастером, пока он не умер, и я знаю, что они никогда не действуют без выгоды для себя. Если дракон отдал бессмертную жизнь для помочь тебе, она получит очень много от того, что ты станешь Мерлином. Раз ты связана с ней, это делает тебя слугой врага, потому ты не достойна этого места.

— Ты даже не дашь нам попробовать? — гневно сказала Марси. — Из-за Амелии?

— Потому что ты принадлежишь ей, да, — холодно сказал он. — Сердце Мира слишком важное, чтобы раскрывать его орудию дракона. Если бросишь ее магии и порвешь все узы, можешь попробовать снова пройти в эту дверь. До этого нам нечего обсуждать.

— Но это безумие! — завопила Марси. — Амелия — моя подруга, а не кукловод. Я не выброшу ее ради шанса. Каким предателем-злодеем это меня сделает?

— Это не мое дело, — ответил Широ. — Ты спросила, что нужно делать. Я сказал. Если не сделаешь, это твое решение.

— Но…

— Дело закрыто, — он отпрянул. — Удачи, юная леди. Если передумаешь и вернешься без дракона, мы поговорим снова.

И дверь захлопнулась.

Марси ударила кулаками по доскам, но гонга в этот раз не было. Просто шлепок человеческой кожи по твердому дереву. Она отдернула ладони, ругаясь от боли, подула на ноющие пальцы, яростно глядя на запертую дверь.

— Ты можешь поверить в это?

— Что дракон устроил проблему? — Призрак оскалился. — Да.

Амелия вздохнула.

— Хотела бы я сказать, что шикигами просто расист, но исторически он прав. Драконы не были хорошими соседями с тех пор, как мы прибыли в это измерение, — она покачала головой, глядя на Марси, ее дымящиеся крылья были прижаты к телу. — Спасибо, что не бросила меня, кстати.

Марси фыркнула.

— Как я бросила бы? Только ты мне все объясняешь, но я не знаю, что нам делать, — она хмуро посмотрела на закрытую дверь. — Вход только один, да?

— Я видел только один, — сказал Пустой Ветер.

Она так и думала.

— Как думаешь, насколько серьезен он был насчет запрета на драконов?

— Довольно серьёзен, — сказала Амелия. — И не зря. Его мастер, Абэ-но-Сэймэй, был одним из самых сильных волшебников в истории, и он был известен шикигами. Его конструкты все были не шутками, но я помню Широ, он был мощным. Я с ним уже сталкивалась, когда Сэймэй был еще жив.

Марси уставилась на нее.

— Ты его знала? Почему ничего не сказала?!

— Потому что тогда он попытался меня убить, — Амелия пожала плечами. — Если честно, я грабила его библиотеку.

— Амелия!

— Что? — закричала она. — Я была юной! Мне нужны были книги! К счастью, он вряд ли узнал меня. Я выгляжу сейчас иначе. Но я не думаю, что мы сможем уговорить его. Не важно, что с книгами, я не была одним из самых опасных драконов, когда Сэймэй и его шикигами были активны, как и не вела себя хуже всех. Он действует из предрассудков.

Призрак фыркнул.

— Как многие.

Амелия лишь пожала плечами, и Марси провела ладонями по лицу со стоном.

— Что нам делать, если мы не можем его переубедить? План — стать Мерлином. Мы не можем тут оставаться, — она махнула на черную бушующую магию вокруг них.

— Мы еще не побеждены, — гневно сказал Призрак. — Шикигами — не человек и не дух. Не ему решать, кто достоин быть Мерлином, — он посмотрел сияющими глазами на колонну над ними. — Мы сами пройдем.

— Я не против, — призналась Марси. — Но вряд ли сила — правильный ответ. Широ просто выполняет работу, и его барьер — не шутка. Я едва сделала шаг к свету, и меня ударило как…

Она замерла, сжав холодную руку духа для равновесия, камень крушился под ее ступнями.

— Что это было?

— Не знаю, — сказал Пустой Ветер, его сияющие глаза смотрели на тьму, магия стала бурлить. — Я такого еще не ощущал.

— Мы глубоко внутри тектонической магии, — сказала Амелия, слушая гул. — Это может быть манатрясение.

— Это не длится так долго, — низкий голос Пустого Ветра стал звучать нервно. — И выглядит неправильно. Видишь?

Он указал. Марси послушно подняла голову. Как всегда, она не видела ничего, кроме колонны, каменистого пола и тошнотворного движения темной магии вокруг них.

— Ты можешь это описать? — спросила она, опустив взгляд, чтобы ее не стошнило.

Долгая пауза, Призрак искал слова.

— Она выпирает, — сказал он. — Будто что-то пытается протиснуться.

— Как я из смерти?

— Нет, — его холодный голос был тревожным. — Это снаружи, будто гора растет вниз, — он покачал головой. — Не могу объяснить.

— Ничего, — сказала Амелия, сжавшись у шеи Марси. — Думаю, мы вот-вот узнаем.

Даже не глядя, Марси знала, что дракон был прав. Как когда она давила на ветер Призрака, она ощущала, что магия растягивалась, словно сильно надутый шарик, хаос над ними застонал.

* * *

В СЗД Мирон почти выполнил задание.

Он все утро разбирал Эмили Джексон на кусочки. В других обстоятельствах разбор системы, такой сложной, как Конструкт Ворона, занял бы недели, но сэр Мирон был главным архитектором матрицы заклинания Феникса уже пять лет. Он разбирал ее уже много раз, и сегодня управляющий не стоял над его плечом, ему не нужно было заполнять документы, так что он закончил в рекордные сроки.

Дольше всего он физически вытаскивал металлическую ленту с заклинанием в четверть мили длиной. Лента управляла ее магией. Он выложил из нее круг на кровати военного грузовика под надзором магов Алгонквин.

Мирон сидел в кузове машины, втиснулся меж двух вооруженных солдат в синей броне отряда Алгонквин против драконов. Но ему было не по себе не из-за стражей. Как глава магии ООН, Мирон привык к поездкам с вооруженным конвоем, и ни один сильный маг не боялся пистолетов. Но было не по себе, когда он сидел между двух человек, которые не моргнули из-за факта, что на его коленях была голова женщины.

Это была наименее любимая часть работы над Эмили. Он не знал, было ли это для безопасности, или любовь духа к драматизму, но Ворон привязал буферную матрицу конструкта к внутренней части ее укрепленного черепа. Но его присутствие означало, что, что бы ни сделали с остальной ней, голова Эмили всегда оставалась до ужаса целой. Даже хуже, ее глаза остались открытыми, с обвинением смотрели на него. Обычно Мирон завязывал их чем-то, чтобы предотвратить такой сценарий, но времени не было. Когда он закончил вытаскивать ее заклинание и укладывать металл в нужный облик, Алгонквин приказала всем сесть в грузовики. С тех пор они ехали все глубже в Подземелье СЗД, чем он когда-либо был, пока они не добрались до такого темного и глубокого места, что даже не было отмечено на навигаторе.

— Где мы? — спросил Мирон, грузовик остановился.

Страж рядом с ним сжал ручку двери с мрачным взглядом.

— Старый Гросс-Поинт.

Старый Гросс-Поинт — так место отмечали на картах, но, как знали те, кто смотрел тысячи фильмов, сериалов, игр и книг об СЗД, Мирон знал, что погребенный пригород, где впервые ударила волна Алгонквин, звали Ямой.

Выглядело так же, как в фильмах. Небесные пути над ними были с самыми дорогими домами в СЗД, но внизу была тьма. Сверху была тьма, где ни капли света не проникало через грязное брюхо Небесных путей. Внизу была тьма, где улицы и дома были все еще в слое ила в фут толщиной после потопа. Даже горизонт был черным из-за бетонной стены, которую Алгонквин построила между этой частью Подземелья и ее озером, отрезав ее от воздуха и солнца, словно каменная крышка на гробу.

Давящая тьма уже оправдывала название этого места, как ямы, но, когда стражи открыли двери, разбив защитные чары грузовика, Мирон понял, как название подходило. Один вдох опасной маслянистой давящей магии заставил его ощущать себя так, словно он упал в холодный грязный ад.

— Предупреждение было бы кстати, — гневно сказал он, активируя лабиринт заклинания, вплетённый в подкладку его плаща, чтобы вызвать личные чары. — Это зона магического загрязнения пятого класса.

Солдат пожал плечами, словно было пустяком то, что лучший в мире маг столкнулся с потенциально токсичной магией. Солдат надел шлем, активировал чары кнопкой и протянул Мирону руку.

— Сюда, сэр. Алгонквин ждет вас.

Убрав голову Эмили под руку, Мирон позволил солдату помочь ему преодолеть три фута до земли. Маслянистая вонь загрязненной магии стала хуже, когда он приземлился, его кожаные туфли погрузились до шнурков в склизкий слой старой озерной грязи, которая когда-то была дорогой. Мирон высвободил ногу, бормоча ругательство, укутался в чары плотнее, пока шел по грязи к госпоже.

Хозяйку Озер было заметить сложнее, чем обычно. Отчасти дело было в магии Ямы. Даже с фарами грузовика за его спиной Мирок не мог видеть дальше пары футов на разрушенной улице, а потом сгущались тени, магия рассеивала свет, как мутная вода. В основном, дело было в Левиафане.

Как когда он нависал над ними на Земле Восстановления, огромный монстр был полупрозрачным, его теневое тело сливалось с черной миазмой Ямы. Мирон знал, что смотрел на Левиафана, а не на игру тьмы, потому что монстр держал Алгонквин в десяти футах над землей на колонне черных щупалец.

Как всегда, когда ей приходилось быть рядом с людьми, Хозяйка Озёр была в публичном облике: старая коренная американка с мудрым морщинистым лицом и густой косой серебряных волос, которая ниспадала до пояса ее синего брючного костюма. Судя по тому, как ее одежда переливалась и менялась, она почти не тратила усилий. Облик рухнул, едва она заметила Мирона.

— Вовремя, — сказала она, человеческое лицо растаяло, а Левиафан опустил ее на землю. — Готово?

Чем утверждать очевидное, Мирон указал на грузовик, где маги Алгонквин переносили серебряный колдовской круг, который раньше был Эмили Джексон, с койки.

Вода Алгонквин пошла рябью от счастья, а потом она ударила водой по улице между ними.

— Опускай тут.

Раздраженно вдохнув, Мирон кивнул, пошёл по грязи к магам, чтобы следить за перемещением.

Даже с его помощью и заклинанием парения перемещение круга было нервной работой. Алгонквин нее говорила ему, куда они направлялись, и Мирону пришлось наполнить круг заранее, загрузить в него магию духов до того, как они покинули Землю Восстановления. Перемещение наполненного круга всегда было плохой идеей, но он думал, что справится из-за огромной вместительности Эмили. Но, хоть поездка прошла без проблем, теперь, на последнем этапе, Мирон стал понимать, как недооценил количество магии, которую Алгонквин выжала из духов, пожертвовавших собой ради ее дела. Даже в круге — эта форма была эффективнее человеческого тела — заклинание Эмили едва могло выдержать всю магию, которую Алгонквин заставила его впитать, и круг напоминал бомбу. Одно неверное движение, и все взорвётся им в лица. Но, хоть такое было почти во всех проектах Мирона, он не переживал менее, пока помогал магам переносить заряженный круг из грузовика на дорогу с илом.

Наконец, казалось, годы спустя, все было на месте. Мирон опустился на колени, вносил последние правки. Он ощутил, как вода капала ему на шею. Он поднял голову, Алгонквин нависала над его лицом.

— Лучше бы это сработало, маг, — прошептала она, хмуро глядя на него из его отражения. — Я проливала бы кровь драконов весь день с радостью, но жертвы моих братьев и сестер не должны быть напрасными.

— Так и будет, — пообещал он, скрытно вытирая воду с шеи. — Магии тут хватит, чтобы поднять тебя три раза, — Мирон еще не работал с таким количеством силы, может, ни один человек еще не собирал столько в одном круге. Если бы кто-то из его бывших коллег присутствовал, этот круг вошел бы в книги по истории. Особенно, его истории. Ядро заклинания было от Ворона, но Мирон создал из него шедевр магической инженерии. Измененный круг перед ним был лучшей его работой, и было физически больно от того, что видели это только прихвостни Алгонквин. Хотя не так больно, как то, что ему нужно было сделать дальше.

Он встал, глубоко вдохнул, хмуро посмотрел на озеро, все еще носящее его лицо.

— Я исполнил свою роль. Круг управления завершен и наполнен до краев, как и было обещано. Теперь твоя очередь, Алгонквин. Скажи, какого Смертного Духа мы поднимаем, чтобы сделать меня Мерлином.

Этот вопрос мучил его с момента, как он сменил сторону. Алгонквин всегда говорила, что соберет магию, чтобы поднять своего Смертного Духа, но она не говорила, какого духа наполняла. Мирон заметил силуэт в крови дракона, когда был на животе под Левиафаном во время катастрофы с Новалли, но не успел определить его природу, владения или даже размер. Он спрашивал у Алгонквин о тонкостях много раз с тех пор, как присоединился, но она отмахивалась, обещала рассказать, когда придет время.

Учитывая, как он получил это место, Мирон думал, что она просто осторожничала. Он не надеялся на то, что она доверяла ему, и он не обижался. Было логично скрывать от сомнительного союзника важную для миссии информацию. Теперь он увидел, какое место она выбрала для призыва, и Мирон начал переживать, что Алгонквин скрывала сведения о своем духе не из-за безопасности.

— Почему мы делаем это здесь? — осведомился он, нервно озираясь в неестественной тьме в Яме. — Я сказал, когда присоединился, что не буду призывать больше духов смерти, — это было его единственное условие. Он видел, куда привела сделка Новалли с дьяволом. Он не хотел в этом участвовать. Даже ради становления Мерлином. К счастью, Алгонквин качала головой.

— Я знаю о качестве этого места, — сказала она, глядя на тьму так, словно что-то могло вырваться оттуда. — Но, хоть я предпочла бы делать это не там, где воняет страхом смертных и смертью, это должно быть тут, потому что тут это все началось.

Она махнула водой на окружающую землю, и Мирон только сейчас заметил. Что она не была плоской, как остальной город. Земля спускалась, дороги из гравия и уничтоженные дворы разбитых домов вокруг них спускались под углом, чтобы сформировать чашу неглубокого кратера размером с квартал, и на дне чаши они и стояли.

— Тут это началось, — сказала Алгонквин, глядя на склон. — Шестьдесят лет назад волна моего гнева ударила тут. Эхо того гнева, смешанное с ужасом тех, кого он убил, создали магию, которую ты ощущаешь сейчас. Смесь была такой ядовитой и вязкой, что мне пришлось запечатать ее, чтобы она не проникла в мою воду. Но, хоть потеря земли печальна, все не так плохо. Магия Ямы злая, но она гуще других мест в городе, потому что тут она родилась.

Холодок пробежал по телу Мирону.

— Кто она?

— Мой город, — сказала Алгонквин, наклонив голову, чтобы посмотреть на черное брюхо Небесных путей над ними. — Ты не задумывался, зачем я завоевала город, который навредил мне больше всего? Почему решила отстроить Детройт, а не стерла его навеки с карты?

— Конечно, задумывался, — Мирон подавлял волнение в голосе. — Все гадали. Они даже придумали этому название в офисе по делам духов: «Парадокс СЗД». Известная тема.

Это было сальным преуменьшением. Вопрос, почему Алгонквин, которая больше переживала за рыбу, чем за людей, заставила себя отстроить человеческий город на затопленной пустоши, еще и сделать его одним из самых больших и густонаселенных в мире, был самой большой загадкой в постмагической эпохе.

Основной теорией было, что она нуждалась в СЗД, чтобы занять место для духов на международной арене, но кроме пары громких заявлений, как ее слова после убийства Трех Сестер, Алгонквин больше не лезла в политику. Она выращивала ССЗД, вкладывала доходы множества патентов, технологических компаний, финансовых институтов, контрактов безопасности и студий развлечения в сам город. Результатом был самый быстро выросший мегаполис в истории людей, но все еще никто не понимал…

— Почему? — спросил он, глядя в свои отражённые глаза. — Почему СЗД? Ты хотела свою фигуру на политической доске или…

Алгонквин фыркнула.

— То, что ты зовешь политикой, лишь танец обезьян перед костром, восхищающихся тенями, которые они отбрасывают. Власти людей глупы и недальновидны, а вот ваша магия реальна. Нанесенный вами вред, монстры, которых вы создаете из страха — это сила человечества, и я построила этот город, чтобы это остановит.

— В этом нет смысла, — возразил Мирон. — Если тебе не нравится зло человечества, то создание Свободной Зоны Детройта было худшим, что ты могла сделать. Ты создала место, где порок свирепствует. Где наркотики и пистолеты продают в торговых автоматах, а убийство наказывается штрафом. Этот город не первый по числу преступлений в мире, потому что ты не сделала ничего незаконным. Законы касаются только загрязнения воды, постановлений о рыбалке и запрета на драконов. Если думаешь, что мы — глупые танцующие обезьяны, зачем создавать город, где нас ничего не сдерживает?

— Потому что вас нельзя сдержать, — гневно сказала она, ее водяной голос был острым, как трещащий лед. — Я жила с твоим видом с вашего начала. Я видела природу людей во всех ее обликах, и я могу сказать без сомнений, что вы — эгоистичные грубые существа. Вы поглощаете все, включая друг друга, в бесконечном желании подняться выше вашей потной кучи.

— Но не все мы такие, — возразил Мирон.

— Да? — холодно сказала она. — Мой город говорит иное.

— Потому что ты не сделала законы!

— Если бы вы были хорошие, вы не нуждались бы в законах, — парировала она. — Это мое мнение. Я видела, как вы себя вели, поколениями. Было бы проще остановить солнце, чем заставить людей вести себя ответственно, и я не пыталась. Я построила место, где вы сможете быть таким ужасными, эгоистичными и разрушительными, как вы любите. Никаких законов или ограничений, только желания и свобода их достичь. Я дала вам чистую доску, Свободную Зону Детройта. Вы превратили ее в это.

Она подняла руки и указала на Небесные пути.

— СЗД было вашим творением, не моим. Я построила приподнятые пандусы, потому что мне нужны были проводники, направляющие магию в нужные формы для моих проектов Земли Восстановления, но вы превратили их в разделение, где богатые живут над бедными. Ты прав, когда говоришь, что СЗД — ужасный город, но я не виновата. Я просто дала лопату и дала вам копать, и теперь дыра так широка и глубока, что мне нужно только отойти и дать дыре похоронить вас.

Его отражение послало ему жестокую улыбку, закончив, но Мирон едва заметил. Он рискнул с Алгонквин, потому что это была цена становления первым Мерлином, но что бы ни думала Эмили, он не был предателем. Порой нужно было поступить неправильно ради верного конца, даже если приходилось работать с ходячей и говорящей природной катастрофой. Но до этого Мирон не понимал глубины ненависти Хозяйки Озер к их виду, и чем больше она оскорбляла его, тем яснее становилось, зачем она привела его сюда.

— Вот как, — прошептал он, голос дрожал. — СЗД — наша, не твоя. Ее сделали люди, — он посмотрел на землю с илом в ужасе и удивлении. — Город — это дух.

Алгонквин рассмеялась.

— Ты — умный человек.

Это не было похвалой, но у Мирона не было времени на обиды. Теперь она соединила кусочки за него, и он ощущал себя как дурак, ведь не понял правду раньше СЗД была Смертным духом Алгонквин. Не просто физическим городом, а его идеей, заманчивым обещанием города полной свободы, которую закрепили в огромном количестве фильмов, сериалов, книг и видеоигр за последние шестьдесят лет. Концепт СЗД как места, где все могло случиться, и любой мог начать новую жизнь, был понятен всем, был даже клише, и в этом был смысл. Алгонквин не построила город. Она создала крючок для людей, чтобы они повесили на него свои мечты, надежды, амбиции и жадность. СЗД была не только точкой на карте. Это был концепт, собрание абстрактных идей и надежд, страхов и чувств. Смертный Дух, и он стоял на нем.

— Теперь ты понимаешь, — Алгонквин похлопала по седеющим волос Мирона водным щупальцем. — Ты был прав, Мирон. Мне не нужен город людей. Мне нужен был сосуд. Концепт, чтобы вы наполнили его своими идеями, потому что так работает магия людей. Вы берете что-то невинное, как город, и даете ему силу, проецируя на него свои страхи и желания. На уровне людей это не очень заметно, но продай мечту миру — объедини амбиции тысяч, миллионов, миллиардов людей — и получатся монстры, которыми никто не может управлять, включая вас, — она склонила отражение головы. — Теперь ты понимаешь, почему мы хотим умереть, чтобы не дать магии подняться и даровать им жизнь?

Мирон понял, когда увидел духа смерти Марси Новалли. Все объяснения Алгонквин удовлетворили его любопытство и добавили веса его решимости, сделали конечную цель новой, более широкой.

— Я прекрасно это понимаю, мадам, — сказал он, отпрянув от ее прикосновения. — Эти духи ужасают, и в наших интересах остановить их, — он прошел к краю круга. — Готов начать, когда ты готова.

— О, — сказала Алгонквин, явно удивлённая его внезапным согласием. — Рада знать, что есть люди, которые могут понять большую картину.

— Я всегда четко видел, что нужно сделать, — ответил Мирон, показав ей знаменитую улыбку, которую он обычно приберегал для фотографий. Но, хоть снаружи он был идеально собран, его разум кипел от страха и гнева, которые уже нельзя было сдерживать.

Сэр Мирон Роллинс всегда гордился тем, что доводил дела до конца. Он построил карьеру, делая то, что меньшие маги считали невозможным. Но, хоть многим не нравились его методы, Мирон всегда находил, что никто не жаловался, когда битва была выиграна. Сегодня было то же самое. Эмили могла звать его предателем, но когда все закончится, мир будет знать его как Мерлина, который спас людей от духов.

Начиная с Алгонквин.

Сжимая под рукой голову Эмили, Мирон улыбнулся Хозяйке Озер в последний раз и прошел в круг. Едва он пересек серебряную линию, завитки металлической ленты, которая когда-то была телом Эмили Джексон, загорелись, как фосфор, наполняя даже чернильную тьму Ямы ослепительным светом. Силы было так много, что даже шаг в круг должен был сжигать любого мага в радиусе десяти миль — включая его — месяцами, а то и вечно.

Как всегда, Эмили защитила его. Пока он держал голову генерала, заклинание, которое Ворон вырезал внутри нее годы назад, укрывало его, как когда-то укрывало человечность Эмили от постоянного потока магии уровня духов. Но, в отличие от его бывшей напарницы, Мирон был не просто пилотом. Он был лучшим магом из живых, и его имя заменило Ворона в ядре заклинания. Так что ослепительной магией управлял н, и он мог лепить из нее, как из глины, форму, которую заметил в пруду крови на Земле Восстановления. Пока он формировал облик, он понял, что видел его отражение под собой.

Было чудом видеть рождение нового духа. Обычно глаза человека не могли видеть магию, как могли духи, драконы или магические звери. С такой силой в руках Мирону не нужно было видеть. Он ощущал, что СЗД тянулась под ним, как бездонная яма.

Как многие современные маги, Мирон годами изучал Духов Земли. Он даже привязывал парочку, пытаясь понять, как их магия работала. Но, хоть структура каждого духа была до раздражения уникальной, одна характеристика была общей — их можно было измерить. Магия в духе озера или горы всегда отражала их физические формы. Духи зверей были гуще, ведь это был общий объём магического потенциала всех зверей этого вида, а не массива земли, но общая идея была той же. Когда дело касалось магии земли и зверей, ты получал то, что видел.

Дух, на котором он стоял, был чем-то иным.

Он был непостижимо массивным. Он не мог еще сказать, насколько, но рекордная масса магии, которую он втиснул в круг Эмили, едва ощущалась рядом с ним. То, что было под ним, было намного больше города, который породил этот дух. Больше, чем Хозяйка Великих Озер. Больше любого духа, каких он встречал. Почти слишком большой для осознания, и, к его восторгу, он был уже почти полным.

Он стоял рядом с такой большой силой, но мог думать лишь о том, что хотя бы понял ответ, почему магия СЗД всегда была куда выше, чем в остальном мире. Дело было в этой магической вене, глубже и насыщеннее всех духов вокруг нее. Он еще не знал, сколько магии тут было от стараний Алгонквин в Земле Восстановления, и как много было естественным результатом людей, возлагающих надежды на город. Откуда бы ни была сила, дух мог вот-вот родиться. Он шевелился, пока Мирон смотрел, выбрасывая шум эмоций, диких, жестоких и отчаянных, как город, который создал духа. Еще капля, и дух проснется полностью.

К счастью, у него была капля. Рядом со штукой внизу магия в Конструкте Ворона — общая сила десятков духов, больше магии, чем человек собирал в одном круге — была ничем, даже не процентом, но этого хватало. Когда Мирон отпустил силу, она ударила по спящему духу, как катализатор, понеслась молнией сквозь бездонную магию. Это все еще происходило, когда тревога зазвенела из телефона в кармане Мирона.

Улыбка расплылась на его лице. Ему даже не нужно было вызывать дополненную реальность, чтобы знать, из-за чего тревога. Это были сенсоры в его лаборатории в Нью-Йорке, он настроил их следить за глубокой магией. Две недели назад тревога звенела из-за Марси Новалли. В этот раз Мирон знал, что причиной был он. Глубоко внизу огромная магия принимала облик. Она все еще была хаотичной, но в том хаосе появилась структура, а структура означала правила. Мирон стал усиливать правила, сжимая заклинание Эмили и толкая свою магию через нее, закрывая серебряный круг, как петлю, в тот момент, когда новорожденный дух вырвался в физический мир впервые.

Хоть он сам работал над теорией, видеть это в действии все еще было чудом. Посреди его круга магия стала принимать плотный облик. Она мерцала, рябила, пока не стала напоминать человека. Тощая девушка в черной толстовке с длинными рукавами, черных леггинсах и кроссовках.

Кроме худобы, она выглядела поразительно нормально. Даже ее одежда была неприметной, универсальной, обноски размера, подходящего всем, которые продавали в торговых автоматах. Она была человеком, какого можно было увидеть всюду в СЗД, одним из миллионов голодных, возможно бездомных, бедняков, полных надежд, которые наполняли Подземелье. Если бы он не знал, чем она была, Мирон прошел бы мимо нее на улице, не заметив, в чем и был, видимо, смысл. В таком большом городе любой мог пропасть в толпе. Неприметный облик был хорошей защитой в СЗД, и дух хотел защититься, судя по страху, исходящему от нее волнами, пока она озиралась в серебряной клетке, которую создал Мирон.

Что это? — ее голос был вскриком паники в его разуме. Она прижалась к сияющей стене, созданной заклинанием, ударил по барьеру, который не выпускал ее. — Выпусти меня!

— Нет, — сказал Мирон, сжимая голову Эмилии и власть, которую она давала, крепко в руках. — Позволь объяснить, что происходит. Ты — дух СЗД.

Она повернулась, посмотрела на него удивленными круглыми глазами, которые сияли оранжевым, как фонари города.

Это мое имя!

— Да, — нахально сказал он. — И я это знаю. Я — сэр Мирон Роллинс, и теперь твоим именем и этим кругом ты привязана ко мне.

Дух отпрянул.

Нет, — сказала она, мотая головой. — Я свободна. Я…

— Ты — опасный дух, рожденный из хаоса, амбиций и жадности людей, — перебил он ее. — Мой долг, как мага, сковать тебя ради нашей защиты. Я не буду жестоким мастером, но я не потерплю непослушания. Это ясно?

Нет! — снова закричала она, кривя в ненависти губы. — У меня нет хозяина. Я — СЗД. Я — свобода! Я…

Мирон потянул за магию, бегущую по заклинанию с его именем, и ошейник появился на горле духа. Он был из той же серебряной металлической ленты, что и весь круг, но, в отличие от заклинания на земле, эти ленты следовали движениям ладони Мирона. Он сжал дух оковами, прочными, как стал.

— Это ясно? — повторил он, когда она упала на колени.

СЗД яростно билась с ним. Она шипела, скаля зубы, безумно царапала тощими пальцами петлю на шее. Она была сильной, но она была новой. Ребенок, не уверенный в своих силах, боящийся боли, которую вызывал Мирон. Это было ужасно нечетно, но беспощадность была единственным, что позволяло ему давить на силу куда больше него. Если он хотел, чтобы это сработало, ему нужно было управлять, так что он игнорировал ее боль и вонзал глубже, сковывая дух так, что она задыхалась у его ног. Он чуть не разрезал ее магию пополам, прежде чем она сдалась, ее голова опустилась в слабом кивке, она признала его контроль.

— Отлично, — Мирон чуть ослабил давление. — Теперь отведи меня туда, куда мне нужно.

СЗД в смятении подняла взгляд.

Куда тебе нужно?

— Врата Мерлина.

Когда это не вызвало реакции, он поставил СЗД на колени.

— Ты знаешь, где это. В отличие от ужаса Марси Новалли, рожденного раньше времени, ты родилась из полностью собранной магии. Ты должна инстинктивно знать, как найти Сердце Мира. Отведи меня туда сейчас, или ты снова пострадаешь.

Ультиматум был риском. Мирон знал, что нельзя было проявлять сомнения, но, на самом деле, он лишь встречал упоминания Сердца Мира в историях. Насколько он понял, это был некий штаб Мерлинов, безопасное убежище, построенное в глубокой магии мира. Он знал, что оно существовало, благодаря Алгонквин, но механика попадания туда и входа во врата была загадкой. Кот Марси Новалли ничего не знал, но он и не был показателем. Все его существование было ошибкой, Смертный Дух, рожденный раньше времени из смерти и того, что пролилось из попыток Алгонквин поднять этот дух. СЗД была другой. Она родилась правильно, и раз Сердце Мира было на стороне духов, и каждый Мерлин был со Смертным духом, было логично, что она была ключом.

По крайней мере, Мирон надеялся на это. И не зря, ведь СЗД пару секунд смотрела растерянно, потом возмущенно, а затем повернулась и стала рыть.

Это было самым странным, что он видел. Она села на корточки, как гремлин, напала на дорогу в иле костлявыми пальцами, бросая грязь поверх головы и на спину. Но, хоть она двигала поразительное количество материала, дыра под ней не становилась глубже. Вместо этого сама СЗД стала меняться, ее облик искажался под склизкой грязью Ямы, и она уже не напоминала человека. Она выглядела как крыса. Но не обычная, а одна из больших канализационных крыс, пробужденных магией, заразивших трубы старого Детройта. Такие ели больших собак и маленьких детей.

Через пару минут она уже не просто напоминала. Она была крысой. Большой, черной, не из обычных, с глазами-бусинками, которые сверкали оранжевым, как вода под фонарем. Это ужасало, и, судя по ее злым взглядам в его сторону, в том был смысл. Но, как бы СЗД ни меняла облик, ошейник на ее горле оставался. Пока было так, у Мирона была власть, и ему хотелось напомнить об этом, когда дух вдруг нашла то, из-за чего копала.

Она замерла, подняла лапки и показала Мирону широкий грязный диск. С грязью и тьмой он не сразу узнал крышку канализационного люка. Но, хоть было логично, что тут осталась канализация — Гросс-Поинт был богатым пригородом до разрушения — туннель, который она открыла, не выглядел как канализация, которую Мирон видел. Там даже не было лестницы, просто круглая дыра, ведущая в черноту.

— Уверена, что это оно?

Ты сказал показать тебе путь, — напомнила ему крыса. — Это мой. Если трусишь прыгнуть, это твои проблемы.

Мирон нахмурился. В другой раз он остановил бы все и разобрался с ее грубость. Если все пройдет так, как он надеялся, их отношения не будут долгими, так что он не стал отвлекаться. Он протянул руку и сказал:

— После тебя.

С мрачным взглядом дух спустилась в дыру, ее большое тело скользнуло сквозь меньшее отверстие, словно слизняк. Глубоко вдохнув и оглянувшись на сияющую стену магии, за которой скрывалась Алгонквин, Мирон прыгнул за ней. Когда он стал падать, он понял, что оставил тело позади. Он видел, как оно упало у края сжимающейся дыры, голова Эмили была сжата в руках. Мирон успел уловить лишь это, и хвост СЗД обвил его, потянул его вниз в бушующую магическую тьму.

Глава 7

— Это ты.

Золотые глаза Цилиня взглянули на него с вопросом, но Джулиус не мог объяснить то, во что сам еще не мог поверить. Даже с доказательством перед ним идея, что катастрофический роман Челси в Китае был не со случайным аристократом, а с самим Золотым Императором казалась смехотворной. Как она это устроила? Как они вообще встретились?

Но, хоть это звучало безумно, это хоть объясняло, почему Цилинь остановился и смотрел на нее в пустыне. Тогда Джулиус списал интерес императора на осторожность. Челси была известна как оружие Бетезды. Теперь он понял, что это было глупо. Удача Цилиня была врождённой, ему не стоило бояться Тени Бетезды. Он смотрел на нее с тоской, такая же была на его лице сейчас, когда он повернулся к незавершенной картине. Ее нарисовала та же умелая рука, что и картину, которую Челси прятала в своей комнате.

— Это был ты, — Джулиус радостно улыбнулся. — Ты — ее китайский дракон!

— Она говорила обо мне? — сказал император, скрестив плотно руки на груди. — Я удивлен. Казалось бы, она должна была устать хвалиться достижением шестисотлетней давности.

Едкость его голоса заставила Джулиуса отпрянуть на шаг.

— Ого, — он поднял руки. — Я не знаю, что ты думаешь, но она не хвалилась.

— Почему же? — с горечью сказал он. — Я был ее величайшим завоеванием, — он оглянулся, ожидая, что Джулиус согласиться. Когда стало ясно, что младший дракон не знал, о чем он говорил, гнев Цилиня сменился смятением. — Ты правда не знаешь, что случилось?

— Нет, — Джулиус замотал головой. — Пойми, никто мне ничего не рассказывает. Челси чуть не оторвала мне голову, когда я раз упомянул Китай. Это не преувеличение. Она прижала меня к полу.

Улыбка мелькнула на лицах императора.

— Это похоже на нее.

— Тогда ты знаешь, как она упряма, — отчаянно сказал Джулиус. — Прошу, умоляю, скажи, что случилось в Китае. Дай мне что-то, с чем можно работать.

«Дай способ исправить это».

Цилинь забавно посмотрел на него.

— Я знал, что ты был странным драконом, — он повернулся к картине. — Я не люблю вспоминать эту историю. Я не вышел из нее роскошным императором. Но я привел тебя сюда, чтобы ты понял, почему я должен захватить твой клан, а ты не можешь понять, не зная, так что…

Он утих, вздохнув, глядя на картину Челси с эмоцией, которую Джулиус не мог назвать.

— Так я впервые увидел ее, — сказал он, проведя пальцем по деликатному румянцу на щеке Челси. — Я ходил по своему саду, а она просто была… там. Как молния. Когда я спросил ее, что она делала, она сказала, что ее отправила в Китай Бетезда как особого посланника для коронации императора. Это было новостью для меня. Старой новостью, ведь я был императором уже два месяца тогда. Когда я сказал ей, что она опоздала, и спросил, почему она не прибыла в замок, чтобы представиться, она пожала плечами и сказала, что стражи прогнали ее.

— Погоди, — Джулиус запутался. — Она не поняла, что ты — император? — он не знал, как это можно было не понять.

Цилинь улыбнулся.

— В ее защиту, я не был наряжен для двора. И я не ожидал, что встречу представителя другого клана в личном саду в центре замка. До этого дня я не знаю, как она проникла. Стража моей матери была надежной. Там были чары, стены, стражи, заклинания сигнализации — все, что можно было устроить в то время.

— Челси умеет быть в местах, где не должна быть, — согласился Джулиус. — Но что она делала в твоем саду, если коронация уже прошла? Зачем она прибыла?

Лицо императора стало смущенным.

— Я задал тот же вопрос. Потребовал ответа. Конечно, я решил, что она пришла за мной. Пара Цилиня становится его императрицей, и я выгонял амбициозных драконш из мест страннее моего сада. Когда я задал ей вопрос, стало ясно, что она не только не знала, с кем говорила, но и ей было все равно. Она заявила, что проникла в мой замок, потому что город снаружи ей наскучил.

Джулиус приподнял бровь.

— И ты поверил?

— Честно? — он улыбнулся. — Да. Знаю, звучит глупо, но она говорила честно, я такого еще не видел. В ней не было восторга перед Цилинем. Я был… очарован, наверное. И немного оскорблен, потому что рыба ее интересовала больше, чем я. Она еще не видела кои до этого.