Сойкина Ворона

Глава 23

Ворона

Возвращаться обратно в жизнь, оказывается, так легко, хоть и страшно до того, что меня то и дело могло столбняком к месту примораживать. Вот только с Сойкой у этих столбняков не было ни единого шанса на раскачать панические мысли и распахнуть двери в болезненные глубины. Это не человек, а какой-то ходячий фейерверк, взрывная смесь из постоянного движняка, пошлых приставаний вперемешку с нежностями почти на грани восхищенного сюсюканья, улыбок, на которые не откликнуться невозможно, и оптимизма, в исполнении Михаила, настолько настоящего, искреннего, что он срабатывал как прямая внутривенная инъекция в мое сознание, причем зачастую струйная. Абсолютно невозможно было от Сойки, что называется, глаз отвести, не тогда, когда я сама постоянно ощущала себя центром его внимания, чем бы он в эту секунду не занимался.

Спать мы легли, а уж точнее сказать — вырубились где-то в районе шести утра. По крайней мере, за окном уже стало обозначиваться нечто вроде первых признаков рассвета. Ставить елку в облезлый угол с трещинами в штукатурке Михаил отказался наотрез.

— Да посмотри, тут зашпаклевать все — полчаса делов, а только чуток прихватится, пройдемся водоэмульсионкой, и будет красота же! — заявил он с такой незамутненной убежденностью, что я возражать не стала. Это же Сойка и его вечное «все будет хорошо и запросто, потому что по-другому и быть не может».

В итоге ремонт угла для елки обернулся тем, что окрашенной в мягкий желто-оранжевый цвет оказалась вся кухня, отчего даже при искусственном освещении помещение чудилось наполненным солнечным светом. В процессе Миша выволок на лестничную площадку четыре старые, брошенные при переезде соседями плиты, благо газовики давно заглушили и даже срезали лишние трубы. От моей помощи в перемещении тяжеленных железных бандур Сойкин отказался крайне категорично и волок их с душераздирающим скрипом. Но местным полам хуже, чем есть, сделать вряд ли возможно, а способных пожаловаться на шум в половине первого ночи соседей у нас, к счастью, не было.

Зато мне Миша вручил валик, доверив покраску стен, после того как сам уже разобрался с потолком и выглядел к тому моменту весьма живописно, обляпанный краской. Но на стенах, плитах и потолке его бешеная энергия не иссякла. Решив, что нет предела совершенству, он снял ту самую приглянувшуюся ему люстру в пустующей комнате и повесил ее на кухне. А после того, как мы отмыли пол, последовал новый раунд скрипа и скрежета и сюда же переехал диван, круглый стол из его комнаты, и на свои места по углам и у окна вернулись колонки и музыкальный центр, только теперь он стоял на большом столе.

— Я из дома телек свой притарабаню, и будет у нас тут шикардос! — оглядел поле своих свершений Сойкин после установки елки.

— Значит ли это, что на сегодня ты уже угомонился? — зевнув, спросила его.

— Что-то мне подсказывает, что заикнись я о покраске окна, и ты меня пристукнешь.

— У тебя очень развита интуиция, — подтвердила я, давя новый зевок.

— Тем более вонять будет, и спать в таком вредно. И елку мы сможем завтра нарядить.

— Согласна. Можем мы уже спать?

— Конечно. Но в общем, как тебе, Жень? Если не нравится — давай переделаем.

— Ну нет! — решительно, а точнее испуганно, отперлась я. — Только в душ и спать!

— Я же не имел в виду сейчас, Же-е-ень! — увязался Миша следом. — Эй, я тебя уже раздражаю?

— Нет.

— Ну напрягаю чуток?

— Нет.

— Малость подбешиваю?

— Не-е-ет! Я просто адски хочу уже спать.

— А твое «в душ и спать» включает и меня?

Я только неопределенно взмахнула рукой, мол, делай как хочешь. Ну не может же быть, чтобы после всего этого у него остались еще силы и на сексуальные подвиги. Но через насколько минут выяснилось, что очень даже может, и самое удивительное, что и у меня они нашлись.

На обратной дороге из ванной я заглянула на кухню, которая теперь и без света выглядела совершенно иначе, и пахло тут по-другому. Даже бледный мерзлый свет уличного фонаря, отраженный стенами, наполнялся теплом. Мне внезапно, не взирая на сонливость и усталость очень захотелось узнать, как же зазвучит любимая музыка в этом старом-новом пространстве.

Подошла к центру, выбрала диск и трек. «Summer Moved On» от волшебников «A-ha» полилось как обычно мягко, вкрадчиво и естественно одновременно, как долгий глубокий вдох, который ты делаешь, уловив знакомый и прекрасный аромат, кайфуя от того, как волоски встают на всем теле. И именно в этот момент Сойкин бесшумно появился и обнял меня со спины. Спина окаменела на несколько мгновений, отражая внутреннее сопротивление от вторжения в такую мою интимность. Губы коснулись моей шеи, не целуя, а лишь прижавшись к коже, сильные руки захватили, укутали, но тем и ограничились, словно Миша смог почувствовать, что сейчас любая ласка будет излишней. Он всего лишь обнял и перенес вес с ноги на ногу, не вовлекая в примитивное подобие танца, а скорее уж укачивая. И я смогла вдруг легко выдохнуть, осознав, что задержала дыхание. И железные холодные ленты, полегшие вдоль позвоночника, размягчились и согрелись. Я позволила Сойкину мягко увлечь меня на диван, что он приволок сюда, и уложить, пристроив мою голову на своем плече.

А следующее, что осознала — въедливый звук, упрямо повторяющийся раз за разом. Мою голову подбросило слегка, Сойкин завозился, осторожно вытаскивая свое плечо из-под моего уха.

— Какого черта? — сипло проворчала, осознав, что сходу разлепить как-будто склеенные веки не выходит, а стоит появиться щелке между ними, и тут же глаза режет от яркого света.

— Прости, Жень, это мой телефон. — пробормотал Миша, и диван заскрипел и закачал меня, как на волнах. — Спи дальше. — И глуше и явно уже не мне: — Привет. Ага… Не, нормально… Что у нас?.. А-а-ага. Понял. Понял. Как давно? Ясно. Хреново. Где сбор? Понял. Буду минут через тридцать, — его голос отдалился, а потом приблизился, и меня накрыло чуть ли не до макушки одеялом. — Не-не-не, все норм, говорю же. Я выходной, так что вообще без проблем. Да, прихвачу. Скажи пусть минут через двадцать пять выходят. Все, до встречи.

— Что-то случилось? — спросила, высовываясь из-под одеяла и продирая-таки глаза. При свете дня стены чудились эдаким цветовым легким ожогом. Очень бодрит, однако.

— Мне отъехать надо, Жень. Я кому-нибудь из парней звякну, чтобы приехали и подежурили, лады? Просто я не знаю, как быстро смогу вернуться. — Зашумела вода, и Сойкин щелкнул тумблером чайника. Горячие губы чмокнули меня в скулу и тут же исчезли. — Все, я собираться.

Я скинула одеяло, поднялась и пошла за ним.

— Ты мне внятно сказать можешь, что случилось-то? — спросила, наблюдая как он быстро, но без всякой суеты одевается.

— Старшой нашей волонтерской группы клич кинул — девушка одна с работы вчера не дошла.

Я моргнула в недоумении.

— Твоя знакомая?

— Не-а. Я ее не знаю совсем, — мотнул головой Сойкин, продолжая утепляться.

— Хм… Тогда почему… в смысле, разве этим не должна полиция заниматься?

Миша вытащил из древнего шифоньера объемный рюкзак, извлек из него термос литра на два и пошел обратно на кухню, снова чмокнув в висок.

— Девчонка совершеннолетняя, по закону заяву примут только через трое суток. Типа взрослая, могла загулять, у парня остаться, ну сама же уже убедилась, как они работают, — ответил он, закидывая в термос ложками кофе и сахар и заливая кипятком.

— Но ведь она, и правда, могла.

— Нет. Мать ее говорит, что девочка очень серьезная и обязательная. Загулять в принципе не в ее натуре, а уж тем более не позвонить матери.

— Все бывает впервые.

— Бывает, Жень. Но лучше же ложную тревогу отработать, чем отмахнуться, и человек сгинет. И так мать смогла с нашими связаться только утром, а на улице мороз. Столько времени упущено.

— Который час? — все еще в офигее спросила его.

— Полвосьмого.

— То есть ты, после того, как вчера тут мебель таскал и стены красил до утра почти, намерен в полвосьмого ломануться спасать абсолютно постороннюю девушку?

— Стены красила как раз ты, — подмигнул мне до возмутительного бодрый Сойка. — А пол и возраст возможно попавшего в беду человека значения не имеет, Жень.

— Ясно-о-о, — протянула я, обдумывая. — А у тебя будет несколько минут на подождать пока и я оденусь на выход?

— Жень, ну нафига, ложись доспи еще. Тебе отдохнуть нужно.

— А тебе, стало быть не нужно, — отмахнулась я, уже направляясь в свою комнату.

— Да что мне будет, лосю двужильному!

— Ну вот, и мне.

— Жень, зачем? — пошел теперь он за мной по пятам. — Ты же не подозреваешь, что я типа нашел повод свалить, и все такое?

— А ты нашел?

— Нет! Да если бы не такое — меня от тебя и ломом не отдерешь. Дурак я что ли. Я только тебя уболтал на все по-серьезному и пойду куда-то на приключения? На кой мне это? Ух ты! — я оглянулась и увидела, что он уставился на аквариум, замерев на пороге моей комнаты, и пробормотал тихо и непонятно: — Рыбки, вот же зараза.

— Я же согласилась на твое по-серьезному и думаю должна знать сразу, потяну ли отношения с тобой, Миш, — пояснила я свое намерение, не обратив внимания на эти его слова.

— А ну погоди! — мигом встревожился Сойкин. — С какой такой стати ты решила, что должна что-то там потянуть?

— Миш, мы же торопимся, — напомнила ему, натягивая утепленные штаны, издававшие фееричное шуршание. — Ты сказал время дорого.

— Так и есть. Но я хочу знать, черт возьми, есть ли вероятность, что ты по каким-нибудь придолбнутым причинам решишь, что что-то там не вытягиваешь и поставишь крест на нас? — потребовал Сойкин ответа с абсолютно серьезным, и я бы даже сказала — слегка грозным видом.

— А ты желаешь оставить это право исключительно за собой, когда осознаешь то, о чем я тебе сразу и говорила — мы очень разные люди?

— Я за собой желаю оставить тебя, Жень. И ничего из того, насколько мы там разные или одинаковые, не может на это повлиять, поняла? — он шагнул ближе и схватил меня за плечи и тряхнул слегка, вынуждая смотреть ему в лицо. — Считаешь меня ебана… придурком, срывающимся на помощь непонятно кому и зачем — считай, Жень. Но, блин, не вздумай сочинить из этого причину для сраного «нам не по пути»!

Надо же, наблюдаю редчайшее явление — катастрофически серьезный Сойка!

— Ладно, я тебя услышала. Но можно я уже оденусь, и все же смогу сама оценить степень твоей… хм… придурочности, увидев в реале, куда же ты срываешься.

— Можно, если пообещаешь не пнуть меня под зад, даже если покажусь тебе наипридурковатейшим из всех возможных придурков.

— Договорились, — кивнула, и Миша облегченно выдохнул, хоть и продолжал поглядывать на меня настороженно.

Из дома мы выехали пятнадцать минут спустя, успев еще в четыре руки нарезать и завернуть кучу бутербродов, и по пути хлебали кофе из одной здоровенной кружки, стараясь не облиться на кочках и поворотах. На очередном перекрестке Миша притормозил у обочины, и в салон ввалилось двое девушек и парень, которые шумно поздоровались с Сойкиным. Но вот стоило ему представить меня, как свою подругу, так девушки притихли и помрачнели, улыбался и заверял, что очень рад знакомству, меня только парень, звали которого Арсений.

— Короче, райончик поиска у нас тот еще в этот раз, — принялся рассказывать он. — Сплошные производственные объекты и пара строек заброшенных. Эта наша Мила, по утверждению матери, через них срезала дорогу домой только если не одна шла или летом, пока по светлому с работы возвращалась. Адекватная вполне, не экстремалка какая-то. Но дело такое, они вчера вечером чуток отметили всем коллективом Наступающий, и есть вероятность, что девушка немного силы не рассчитала, оно же часто алкоголь смелости придает.

— Миша, останови машину! — вдруг потребовала одна из девушек раздраженным, чуть не срывающимся на визг голосом. — Я вспомнила, что у меня очень срочное дело.

— Лен, ты чего? — в изумлении посмотрел на нее Арсений, а вот Сойкин промолчал и просто сделал, что она просила — притормозил у обочины, давая возможность покинуть машину.

Я искоса глянула на него, стоило тронуться, и он ответил мне немного виноватым взглядом и пожатием плеч. Ясно. Привет из прошлого, очевидно.

— Так, народ, принцип работы обычный — бьемся на двойки, разбираем рации, фонарики, щупы и чешем по квадратам, — громко объявил по прибытии в промзону высокий мужчина средних лет с очень глубоко посаженными темными глазами и до неуютности цепким взглядом. Он был одет в зимний камуфляж и явно был бывшим военным, судя по командному тону и выправке. — Рад видеть всех, кто смог откликнуться в такой день, особенно новеньких. Все понимаем, что праздник на носу, но Милу нужно найти, поэтому приступаем в темпе. На заброшках двигаемся крайне осторожно! Новенькие туда идут только в связке с опытными поисковиками! Ночью был снегопад, так что ориентироваться на следы смысла нет. Проверяем абсолютно все. Все, начали!

Нам с Сойкиным досталась для осмотра часть одного из недостроев, что так и не стал огромным цехом, похоже, куда не стесняясь годами сваливали всевозможный мусор или черт еще знает что — под слоем снега не разберешь.

— Жень, идешь так, чтобы я тебя видел или хотя бы четко слышал, поняла? — снабдил меня и своими инструкциями Миша. — Прежде чем ногу поставить — потыкай щупом, мало ли что тут валяется. Сама ни в какие дыры и щели не лезешь. Светишь фонарем, и если что покажется или увидишь — кричишь мне. Повтори!

— Веду себя осторожно. Чуть что — кричу тебе, — покорно повторила я. Правила в таких мероприятиях не от фонаря пишутся, так что, нефиг выделываться и считать себя умнее или удачливее опытных людей.

На тщательное обследование всего здоровенного цеха с каморками, закоулками, ямами непонятного назначения и особенно большими грудами мусора, одна из которых был остовом горелого микроавтобуса, невесть как сюда попавшего, у нас ушло часа полтора. Поисковики постоянно общались по рации, но пока ничьи усилия успехом не увенчались, и тот самый мрачный Старшой дал приказ всем собраться на исходной позиции, чтобы скорректировать зоны поиска перед их сменой.

— Давай снаружи эту развалюху обойдем, а то по хламу внутри черте сколько плестись будем, — предложил Сойкин, я возражать не стала.

— Жень, у меня с Ленкой ничего и не было, — сказал парень, как только мы вышли из-под напрягающих не на шутку ржавых арматурных ребер, что так и не стали крышей здания. — Позвала недавно в кино — сходили и все.

— Я не спрашивала.

— Но думала?

Поколебавшись, ответила честно.

— Да. Но я обещала не ревновать к прошлому и намерена свое слово держать.

— Это круто, конечно. Только я вот тоже погонял в голове и понял, что принять решение и не чувствовать что-то — вообще не одно и то же. — Какой-то звук, похожий на едва слышное мяуканье, заставил меня повернуть голову и прислушаться. — Короче, думаю правильнее будет, если мы станем говорить, если припечет или покажется что-то, чем молчать и станет копит…

— Тш-ш-ш! — я сдернула шапку, силясь расслышать странное мяуканье снова.

— Что-то услышала? — моментально забыл о личном Сойка, став похожим на сделавшую стойку подружейную легавую.

— Там, похоже, — указала я вправо, и мы торопливо двинулись от стены.

Однако, впереди визуально не наблюдалось абсолютно ничего, под чем мог бы спрятаться человек или даже животное. Просто слегка волнистое снежное полотно и единственные следы на нем — цепочки крошечных птичьих.

— Мила-а-а! Мила, отзовись! — в который раз за сегодня крикнул Миша, отходя от меня на несколько метров.

Мы замерли, прислушиваясь, чтобы скрип собственных шагов не заглушил слабый отклик, но прошло около минуты, прежде я его действительно услышала и прореагировала крайне глупо, тут же забыв все инструкции Сойкина. Кинулась на слабый голос и не подумав обследовать сначала все щупом.

Нога внезапно поехала, лишая меня равновесия и только чудом каким-то или же благодаря все же многолетним тренировкам, я умудрилась нелепо растопыриться, уцепиться и не провалиться в черную дыру открытого люка, которую совершенно невозможно было увидеть стоя и в шаге, из-за немного нависающей наклонной бетонной плиты с высокой снежной шапкой.

— Я в порядке! В порядке! — заорала, услышав какой-то нечеловеческий рев, что издал Сойкин, и уловив внизу всхлип, глянула в темное нутро и продолжила: — Мила тут! Иди осторожно!

Мила, зареванная, грязная, испуганная насмерть и обсыпанная снегом, сброшенным моими заслугами на нее, смотрела вверх, сидя на какой-то поперечной одинокой трубе, а прямо под ней плескалась неизвестной глубины мутная лужа с массой всякого мусора. Рехнуться можно, на улице мороз какой, а в трех метрах ниже уровня земли — лужа. Миша подбежал, буквально за шиворот меня оттащил от люка, рыкнув сквозь зубы матерную угрозу прибить, но дома, и наклонился над провалом.

— Мила, привет! Я — Миха, — заговорил он своим обычным чудодейственным «все было, есть и будет хорошо» тоном. — Че, давай вылезать? Я тебе сейчас веревку кину, ты обвяжи вокруг талии, и будем тебя тянуть, ок?

— Я не могу, — слабым голосом ответила бедняжка. — Пальцы не гнутся — замерзли, и я кажется ногу сломала.

— Ладно, фигня делов, сейчас все решим! — заверил ее Сойка и вскочил.

Сорвал с плеч рюкзак, достал веревку, одновременно быстро сообщая в рацию:

— Пострадавшая обнаружена! Запрашиваю помощь для эвакуации. Люк у северной стены объекта «заброшка номер два». Идите на голос. — И, сунув мне рацию, он скинул свою куртку, распинал снег, находя торчащую арматурину, привязал к ней один конец веревки и велел, подходя к люку и усаживаясь на край: — Встань вон там повыше, Жень и кричи нашим, чтобы нашли поскорее.

— А ты?

— Спущусь и подготовлю Милу к подъему и эвакуации, — ответил и скользнул вниз, скрываясь от моего взгляда.

Хлюпнуло, донесся вопль Миши, и я кинулась к люку с обмирающим сердцем.

— Ты в порядке?

— Вода, пипец, какая холодная! — хохотнул он снизу. — Жень, я что сказал делать?

Поймала его взгляд, такой светлый, теплый, и сердце внезапно заболело так сильно, с обреченной честностью извещая меня, что все, я пропала. Мотнула головой и подалась назад, не время сейчас начинать страдать над свершившимся и неизбежным. (1c50f)

Остальным поисковикам понадобилось минут пятнадцать, чтобы собраться у места происшествия и начать действовать. За это время Сойкин успел влить в Милу горячего кофе и заболтать до того, что до меня стал доноситься ее смех. Вниз спустили еще три веревки, из которых Миша сплел нечто вроде сиденья, и Милу, все еще изможденную и заплаканную, но уже широко улыбающуюся, подняли очень аккуратно, не тревожа поврежденную ногу, и сразу же торопливо понесли к машинам, меняя друг друга. Сойкина извлекли мокрым по пояс и он застучал зубами, принявшись стаскивать штаны и берцы, а потом подхватив все свое добро, просто подмигнул мне и рванул с места бегом, как был — босым по снегу, под которым черт знает что валяется, в одних боксерах и свитере, крикнув:

— Женька, погнали домой!

Он ненормальный! Если бы я не знала его, то ни за что бы не поверила, что такие бывают.