Сойкина Ворона

Глава 25

Ворона

— А ты, видать, по натуре шибко борзая? — процедил сквозь зубы лейтенант, разглядывая меня, а точнее уж открыто облапывая масляным взглядом. — Неужто никто ни разу жизни не поучил, а, кукла?

Сначала около часа меня оставили мерзнуть в быстро остывающем УАЗике и только потом завели в один из мрачных кабинетов. Бравые полицейские, не торопясь и нарочито игнорируя мое присутствие, сняли верхнюю одежду, приготовили и выпили чай, переговариваясь о планах на праздничный вечер. И, наконец, лейтенант уселся на край стола, в то время как второй полицейский принялся сосредоточенно рыться в его ящиках. Ни один из полицейских не потрудился представиться по форме ни сразу, ни сейчас.

— Гражданка Воронова и никак иначе, — сухо поправила хама при погонах и не думая опустить или отвести глаза, чего он явно и добивался этой своей визуальной провокацией. — И что, позвольте узнать, подразумеваете под «жизни не поучил»?

— Мужика нормального подразумевает, который разок-другой лещей бы тебе надавал по мордахе смазливой, чтобы зыркать вот так нагло отучилась.

— Ах вот что в вашем понятии является нормальным мужиком, — без намека на усмешку ответила ему, в то время как полицейский номер два все изображал крайнюю занятость и отсутствие слуха. — А как подобные фантазии о физическом воспитании женщин сочетаются с работой по охране законности и правопорядка?

— Нормально сочетаются. Баб надо учить, чтобы место знали, особенно таких вот, что уродились посимпатичнее других и возомнили сразу о себе черти что.

О, тут у нас тип, пришедший работать в полицию ради того, чтобы компенсировать свои комплексы при помощи мизерной, но власти, похоже.

— И что же о себе, на ваш взгляд, возомнила конкретно я? — осведомилась у этого ущербного и обиженного на всех привлекательных женщин создания.

— А то! Уперлась она, ишь ты! Уважаемый человек денег дает за халупу — продавай и спасибо говори, что просто башку не пробили или в лес на ПМЖ под елку какую не вывезли.

Копошившийся мент многозначительно прочистил горло и наконец высунул нос из недр стола, достав несколько листов бумаги и авторучку.

— Надо же, я думала, что меня любезно пригласили поговорить о некоем фантастическом опусе двух граждан, утверждающих, что я на них напала и нанесла ущерб здоровью, а оказывается имеет место быть факт банального психологического давления от двух продавшихся с потрохами гражданке Бариновой лиц, облеченных властью.

— А ну рот свой закрой! — слетел со стола лейтенант и даже замахнулся, но напоровшись на мой так и не отведенный взгляд, конечность, которую я уже мысленно ему сломала, опустил. — Ты че, овца тупорылая, корчишь тут из себя смелую, а? Да я тебе сейчас влеплю хулиганку и оскорбление лиц при исполнении и суну в камеру на пятнадцать суток! Подсажу к тебе зечек каких-нибудь прожженных, чтобы устроили тебе темную, а потом ты не то, что подпишешь все, что скажут, но и разучишься навсегда зыркать так оборзевше!

— Пока тут оскорблениями и угрозами только вы балуетесь. О чем я и намерена написать заявление в прокуратуру, сразу после того, как закончу писать о попытках принуждения меня к продаже моей собственности, включающих в себя угрозы, поджоги и вторжение в жилище.

— Грамотная, да? Буквы писать в школе научили? — И еще много чему, да и Михаил Константинович нас неплохо так натаскивал во время обучения. — Ну-ну. Факт угроз еще доказать надо, а нас тут двое, а ты одна, и кому поверят? Тем более после того, как статью тебе припаяем за побои.

— А есть доказательства, что это я была? Свидетели? Нет? Я утверждаю, что дом не покидала весь день, как и вечер. Так что ваши пострадавшие с пьяных глаз друг друга отдубасили, а на меня клевещут, за что, опять же предусмотрено уголовное наказание нашим уголовным кодексом.

— Да сколько хочешь утверждай. Побои сняты официально, граждане уверены, что ты.

— Свидетель это опровергнет. Он у меня есть. — Ага, а я у него. И мы оба совсем-совсем дом не покидали.

— Это тот хахаль твой что ли?

— Коллега с работы.

— Знаем мы таких коллег, — откровенно похабно фыркнул лейтенант. — А мы как раз ему впендюрим дачу ложных показаний и посмотрим потом как он запоет.

Господи, у меня уже такое чувство, что я очутилась в каком-то дурацком замыленном детективчике.

— Короче, ты… гражданка Воронова, желаете избавиться от всех проблем разом, отправиться домой спокойно праздновать Новый год и готовиться к переезду, пойдя навстречу предложению о продаже своей жилплощади или начнем все тут раскачивать по-серьезному?

— А есть что раскачать? Валяйте, — откинулась я на спинку стула.

Страшно ли мне, невзирая на браваду? Очень, я же обычный человек, а не какая-то железная леди, что бы кто там ни думал. А еще мне всегда и так некомфортно на людях, а на таких людях — тем более. И особенно угнетает, что они как раз и хотят способствовать тому, чтобы лишить меня моего дома, моего тихого мира и единственного укрытия от всех. И да, Сойка сказал, что все будет нормально, и я точно знаю, что он где-то там сейчас действует, работая над своим хорошо. Это же упорный, настырный и излучающий солнце Сойка. Но он там, а я здесь. Одна. И в кои-то веки я, кажется, отчаянно нуждаюсь в чужом присутствии. Вернее его присутствии, которое вовсе уже не чужое. Дела-а-а.

— Ну-ну, пеняй…те на себя, — процедил лейтенант и покинул кабинет, хлопнув дверью.

— Ваш коллега отправился за новыми указаниями от гражданки Бариновой? — с самой каплей язвительности прокомментировала я уход лейтенанта.

— Гражданка Воронова, вам, и правда, лучше бы уступить, — тихо и мягко проговорил полицейский номер два. — Вы же не можете не понимать — к каким тяжелым или даже фатальным последствиям способно привести ваше упрямство. Разве здоровье или жизнь даже того стоят, задумайтесь!

Ага, злой коп покинул здание, а псевдо-хороший коп взялся за увещевание.

— А вы пробовали задуматься — насколько аморально то, что вы сейчас делаете? Какое право у вас носить погоны и работать здесь и дальше после того, как по факту озвучили, что вам прекрасно известно об угрозе моей жизни, но вы не желаете дать этому законный ход, а по сути выступаете на стороне угрожающих?

— Ну знаете ли… Надо реально смотреть вокруг, и не моя вина, что жизнь сейчас такая, — вскинулся мужчина, но прямое столкновение взглядов не выдержал и секунду.

— Еще как ваша, как и других, вроде вашего лейтенанта и ему подобных, ради подачек готовых забыть о присяге!

— Приступим к опросу, — уткнувшись взглядом в лист бумаги, резко сменил тему он. — Итак, где вы находились и чем занимались …

Из-за двери раздались громкие голоса, и я узнала среди них нашего Андрея Федоровича Боева — одного из шефов в «Орионе». Дверь распахнулась, без стука, и первым в кабинет буквально влетел белый, как до сих пор пустой лист бумаги, лейтенант, затем внутрь шагнул еще один высокий мужчина в сером костюме с папкой в руках и взглядом пугающей цепкости. Следом вошел Боев, сверкая широченной улыбкой и кивнул мне. Где-то за их спинами тяжело топали и бряцало.

— Майор Савельев, управление собственной безопасности Министерства внутренних дел Российской федерации, — представился первый визитер и одарил своим тяжелым взглядом конкретно меня. — Прошу всех посторонних покинуть помещение дабы не мешать проведению проверки и обыску.

— Воронова, на выход! — качнул головой Боев, и я не стала мешкать.

Подхватила рюкзак Сойкина, глянула напоследок уже в два побелевших от страха лица и пошла отсюда поскорее.

Топающими и бряцающими оказались четверо спецназовцев в полном облачении с балаклавами и автоматами, такие здоровенные со всей их амуницией, что в узком коридоре пришлось мимо них чуть ли не протискиваться по стеночке.

Дежурный на проходной останавливать меня и не подумал, он был сильно занят, что-то кому-то сообщая по городскому проводному телефону, а выражение и цвет его лица мало чем отличались от лиц из кабинета.

Сойкина, я увидела сразу на крыльце, и он молча кинулся ко мне и сграбастал. Слегка придушил, обняв, а я вдохнула его запах, как вдыхают облегчение, и оно мигом перекочевало из легких куда-то под сердце, обернув его покоем, и брызнуло повсюду внутри ручейками тепла. Да, я знала, что он придет за мной, он обещал. Но знать и уже пребывать в этой реальности, ощутив на себе его руки и вдохнув аромат кожи — внезапно очень разные вещи. Настолько, что горло перехватило, и глаза защипало. Миша отстранил меня, заглянул в лицо с тревогой и снова притиснул.

— Тискаешь, будто из тюрьмы меня лет десять ждал, — фыркнула тихо, но голос подвел, осипнув, и, повернув голову, сама поцеловала Мишу в уголок рта.

Сойкин мигом превратил это легкое, почти невинное касание в полноценный поцелуй. Сгреб основание косы, заставляя вспомнить как же мне стали нравиться эти его беспардонные собственнические захваты, и столкнул наши рты, моментально вышибая и почву из-под ног, и память — где мы и что вокруг — бесстыжими вторжениями языка и тем самым тихим урчанием, что издавал на выдохе, целуясь.

— Так, молодежь, я в курсе, что кайфоломщиков бить принято, и в целом согласен с этим, но не здесь и не сейчас. Поехали, покажите мне что ли эту долбаную коммуналку преткновения, и я полечу обратно к семье, пока моя Катерина не пришла в ярость, — разрушил волшебство голос Боева. Оторвавшись от Сойкина и проморгавшись, я увидела его, деловито поглядывающего на часы. — А потом уж отводите душу сколь угодно страстно.

— Андрей Федорович, спасибо огромное за помощь! — и не подумав смутиться, шагнул и протянул руку для пожатия Миша. — Да смысл вам тратить свое время в такой день, я же на своей машине, и мы…

— Так, погоди, Сойкин! Это значит ты меня тридцать первого от семьи дернул и даже в дом не пустишь хоть глянуть из-за чего весь сыр-бор? — поднял светлые брови Боев. — Не, вот молодежь пошла неблагодарная!

А вот теперь на скулах Сойки вспыхнули красные пятна.

— Ну, что вы…

— Конечно, мы будет рады показать вам и коммуналку, и все, что захотите, — перебила я его извинения. — Миша просто имеет в виду, что там смотреть особо нечего, и еще он знает, что я не самый гостеприимный человек. Но на вас это не распространяется, Андрей Федорович. Я тоже очень благодарна вам за то, что так быстро вытащили отсюда.

Мы расселись по машинам, Боев поехал за нами, а Сойкин все еще продолжал алеть щеками и ушами.

— Блин, он же пошутил про неблагодарность, да? — наконец спросил Миша. — Я же наоборот, чтобы его больше не задерживать…

— Думаю, он просто пошутил. Странно, что именно ты этого и не уловил.

— Я только что тебя целовал, Жень. Я бы и землетрясения в десять баллов не уловил бы, — косясь, ответил Миша. — Ты точно-точно в порядке? Они тебе ничего не сделали?

— Рассказали, какая я оборзевшая дура, раз не хочу продавать, погрозили сутками и даже зечками страшными, но и все на этом. Примчались вы и спасли меня.

— Был бы другой какой день мы быстрее бы еще примчались. А так Боев этого своего другана чуть ли не из-за стола уже выдернул.

Вылезли из машин в моем дворе, и пока поднимались по лестнице к квартире Боев с кем-то вел беседу по телефону. Закончил он ее уже остановившись в дверном проеме кухни и на этот раз поднялась одна его бровь.

— А ничего так, — пробормотал он, оглядев яркое пространство. — Благоустроите и остальное потихоньку.

— Вряд ли это имеет смысл, — вздохнула я, и настроение начало сползать вниз.

— С Наступающим, Андрей Федорович! — приветствовал его Никитин, выскочивший из комнаты Сойкина.

— Ага, и вам, ребята. Евгения, а чего так грустно, все же уже нормально?

— Да по всему выходит, что продать придется, — с горечью признала я. — Эта Баринова явно упертая и не отступится. Не будете же вы нас постоянно вытаскивать, как сегодня, и не вечно же жить в осаде.

— Жень…! — возмутился Миша, но Боев остановил его жестом.

— Расслабься, Воронова. Я организовал этой вашей Бариновой в ближайшее время столько проблем, что ей реально не до вашей коммуналки будет. Хоть бы адвокатский статус сохранить сумела. За ней много чего уже имеется, оказывается, просто некому было попросить присмотреться повнимательнее. А этих упырей, которых ты типа избила, мы найдем сразу после праздников, благо личности они свои сами же и запалили, и предметно растолкуем, что игнорировать табличку «Объект под охраной ЧОО „Орион“» — очень недальновидно и весьма-весьма болезненно. Так что, живите спокойно.

— Но она же не для себя квартиры скупала. Заявится этот Ветров или как его и устроит нам геноцид с отключением коммуникаций на время капремонта или еще что-то типа такого.

— А об этом мы подумаем позже, Евгения. Пусть сначала появится, — легкомысленно отмахнулся шеф. — В любом случае, никто вас самих с этим разбираться не бросит, но сообщать стоит сразу же. Ну все, молодежь, я умчался.

— Андрей Федорович, а можно обнаглеть и попросить до остановки автобусной подкинуть? — встрепенулся Никитин.

— Да я тебя до дому довезу, Сандро!

— Сойкин, тебе, уверен, есть чем сейчас заняться, учитывая то, что я видел на крыльце отделения, — ухмыльнулся Боев, стал на мгновение похожим на здоровенного эдакого хищного и насквозь пошлого котище, но только на мгновение, моргнешь и пропустишь. — Никитин, жду в машине.

Входная дверь хлопнула, закрываясь за Боевым и Никитиным, и я обернулась к Мише. Он молча развел руки, открывая мне объятия, и я колебалась только секунду, а потом отпустила все-все и кинулась к нему на шею, повисая и чувствуя себя так, как никогда, наверное: какой-то счастливой малолеткой, безнадежно втрескавшейся в самого офигенского в целом мире парня, причем, абсолютно взаимно. Так глупо-глупо, поцелуи-шепот-ласки, сказочно-киношно, одежда прочь, как по волшебству, захватывает дух, словно свободное падение, никакой опоры под ногами. Вечно такое невозможно по логике вещей, по моему опыту, по законам жанра, но сейчас, пока летишь, плевать на это все. Сейчас нас только двое в целом космосе, и единственная гравитация существует между нами, а не та, что неизбежно должна однажды размазать о землю. Нет земли, есть мы.