Создатель звезд (другой перевод)

Глава 10 Галактика

Сейчас нам казалось, что все беды многочисленных галактических миров были, наконец, позади, что воля к созданию общегалактической «утопии» уже стала всеобщей, и что будущее будет шествием от одной сияющей вершины к другой. Мы были уверены в том, что другие галактики достигли такого же прогресса. По простоте душевной, мы ожидали стремительного, полного и окончательного триумфа духа в масштабах всего космоса. Мы даже вообразили, что Создатель Звезд пришел в восторг от совершенства своего творения. Мы стали использовать символы, которые все равно не могли выразить невыразимое. Мы вообразили, что вначале Создатель Звезд был одинок, но жаждал любви и общения, и потому решил сотворить совершенное создание – свою любимую. Мы вообразили, что он сотворил ее из своего неистового стремления к красоте и любви; но в процесс создания входило ее «очищение». Он мучил ее, чтобы она смогла, наконец, преодолеть все препятствия и достичь такого совершенства, к какому он, при всем его всемогуществе, никогда не смог бы достичь. И мы решили, что этой любимой является космос. Нам, по простоте душевной, показалось, что на наших глазах космос прошел уже почти весь путь своего развития, и что нам остается только увидеть высшую точку этого развития, – телепатическое соединение всех галактик в единый, полностью пробудившийся совершенный дух космоса, достойный того, чтобы Создатель Звезд вечно созерцал его и наслаждался им.

Все это казалось нам абсолютно верным. И все же мы не радовались этой перспективе. Мы пресытились зрелищем постоянного и триумфального шествия цивилизации, заполнявшего весь поздний период истории нашей галактики, и нас больше не интересовали многочисленные другие галактики. Мы были почти уверены, что они ничем не отличаются от нашей. В сущности, мы утратили все иллюзии и ужасно устали. Мы видели слишком много миров и слишком много эпох. Мы так часто жили страстями этих миров! Если для них эти страсти были в новинку, то для нас они были чем-то уже неоднократно пережитым. Мы делили с этими мирами все их страдания, всю их славу и весь их позор. И сейчас, когда эти миры находились у самого порога достижения космического идеала, полного пробуждения духа, мы обнаружили, что уже слегка от всего этого устали. Какая разница, будет совершенный дух досконально знать эту величественную драму бытия и наслаждаться ею, или нет? Какая разница, дойдем мы до конечного пункта нашего паломничества, или нет?

На протяжении слишком уж многих эпох наша рассыпавшаяся по галактике компания отчаянно напрягалась, чтобы сохранить единство нашего коллективного мышления. Все это время «мы», хоть и много нас было, представляли собой «я», – исследователя множества миров. Сохранение этого тождества стало тяжким трудом. На «меня» наваливалась неодолимая сонливость; «мы», сколько бы нас там ни было, жаждали вернуться в наши маленькие родные миры, в наши дома, к нашим очагам и к нашей животной ограниченности, заслонявшей от нас всю беспредельность космоса. И в особенности мне, англичанину, хотелось оказаться в безопасности нашей спальни, забыть обо всех неотложных делах, погрузиться в сон и чувствовать только смутное, мирное присутствие спутницы моей жизни.

Но хотя я полностью выбился из сил, заснуть мне не удавалось. Я не мог отделаться ни от моих спутников, ни от множества величественных миров.

Сонливость постепенно прогнало сделанное нами неожиданное открытие. До нас постепенно дошло, что настроение всех этих бесчисленных систем «утопических» миров было весьма далеким от праздничного. Мы всюду обнаружили глубокую убежденность в ничтожности и бессилии всех смертных существ, какого бы высокого уровня развития они ни достигли. На одной из планет мы повстречали индивидуума, склонного выражаться поэтически. Когда мы поведали ему нашу концепцию космического идеала, он сказал: «Когда космос проснется, если он вообще когда-либо проснется, то обнаружит, что он – не какая-то там „возлюбленная“ своего создателя, а всего лишь маленькая щепка, дрейфующая в бескрайнем и бездонном океане бытия».

То, что поначалу показалось нам прекрасным маршем богоподобных пробудившихся духом миров, к услугам которых были все ресурсы вселенной и впереди у которых была только вечность, – сейчас постепенно принимало другие формы. Огромный прогресс в умственном развитии, возникновение коллективного мышления в масштабах всего космоса, внесли изменения в ощущение времени. Способность разума постигать время получила новое развитие. Пробудившимся мирам целая эпоха стала казаться обычным, насыщенным событиями днем. Они воспринимали время, как плывущий в каноэ человек может воспринимать реку. У своего истока река движется неуклюже-медленно, потом ее течение убыстряется и убыстряется, невдалеке слышен шум водопада, и вот она уже стремительно обрушивается в море. Наступает конец жизни длиной в вечность – смерть звезд. И тот отрезок, что отведен для выполнения великой работы – полного пробуждения духа, – настолько мал, что, в лучшем случае, времени у них в обрез, но, скорее всего, уже слишком поздно браться за решение этой задачи. У них было странное предчувствие ждущей их впереди неотвратимой катастрофы. Время от времени они говорили: «Мы не знаем, какой подарочек нам припасли звезды, не говоря уже о Создателе Звезд». И, время от времени, они еще говорили: «Мы ни секунды не должны пребывать в убеждении, что наше даже самое глубокое знание бытия является истинным. Наши знания – это только нарисованная нашим воображением радужная оболочка пузырька пены, одного из бесчисленного количества пузырьков пенного „барашка“, появившегося на гребне волны, одной из бесчисленного количество волн, блуждающих по поверхности бескрайнего океана бытия».

Ощущение предопределенной незавершенности всех существ и их достижений придало Общегалактическому Содружеству Миров очарование и святость, какими обладает недолго живущий нежный цветок. Сейчас мы сами уже начинали привыкать к тому, чтобы воспринимать эту бескрайнюю «утопию», как прекрасную, но хрупкую вещь. Как раз в этот момент с нами и произошло знаменательное событие.

Мы решили устроить себе что-то вроде отдыха и «расслабиться» с помощью бесплотного полета в пространстве. Все члены нашей компании покинули изучаемые ими миры, собрались вместе и образовали единую подвижную точку обзора, после чего как одно существо мы скользили в пространстве и кружили среди звезд и облачностей. Затем, просто из прихоти, мы вышли в открытый космос. Мы увеличили скорость до такой степени, что звезды впереди нас стали фиолетовыми, а позади – красными. Потом звезды впереди и позади нас исчезли и наша скорость стала настолько бешеной, что мы не могли вообще ничего разглядеть. В абсолютной темноте мы угрюмо размышляли о происхождении и судьбе галактик, и об ужасном контрасте между космосом и нашими микроскопическими домами и жизнями, в которые мы так жаждали вернуться.

Потом мы остановились и обнаружили, что оказались в несколько неожиданном положении. Галактика, пределы которой мы покинули, действительно лежала далеко позади нас и казалась всего лишь большим облаком; но облако это совсем не было похоже на правильную спираль, как оно должно было быть. После некоторого замешательства мы поняли, что видим галактику в ранней стадии ее существования, по сути, в то время, когда она еще и не была галактикой. И облако это было не облаком звезд, а облаком сплошного света. В самом центре облака свет был наиболее ярким, хотя и не ослепительным. Чем дальше от центра, тем он становился слабее. Края облака незаметно сливались с черным небом. Впрочем, даже само небо было не похоже на себя. На нем не было видно ни единой звезды, зато оно было заполнено бледными облаками. Только что покинутое нами облако находилось к нам ближе всего, но в небе виднелись облака такого большого размера, каким кажется Орион в небе над нашей Землей. Небеса были настолько плотно «заселены», что тусклые края многих больших облаков сливались друг с другом, а многие облака были отделены друг от друга только узенькими проходами, в которых виднелись целые поля более далеких туманностей, причем многие из них находились настолько далеко, что казались просто пятнышками света.

Было ясно, что мы пропутешествовали во времени в обратном направлении до того момента, когда большие облачности находились по соседству друг с другом, и взрывная природа космоса еще не отделила их от сплошной и плотной первичной субстанции.

Мы наблюдали за этим зрелищем и поняли, что события разворачиваются с невероятной быстротой. Все облака съеживались, уходя в даль, прямо на наших глазах. Менялась и их форма. Эти расплывчатые сферы становились несколько более плоскими, а их очертания – более четкими. Уходя вдаль и, стало быть, уменьшаясь в размере, каждая туманность выглядела теперь как облачко в форме линзы с загнутыми со всех сторон краями. Прямо на наших глазах они настолько удалились, что нам стало трудно следить за происходящими в них переменами. Только наша «родная» туманность осталась рядом с нами, представляя собой овал шириной в полнеба. Вот на ней мы и сосредоточили наше внимание.

Теперь в ней можно было различить участки более сильного и более слабого света, слабое «кипение», подобное кипению пены на гребнях морских волн. Темные участки перемещались, словно облака между холмами. Теперь было ясно, что внутренние потоки облачности представляют собой единую схему. В сущности, этот огромный газообразный мир медленно вращался, как вращается торнадо. Вращаясь, туманность становилась все более плоской. Сейчас она смутно напоминала полосатый плоский камешек из тех, что мальчишки любят заставлять прыгать по поверхности воды, поднесенный слишком близко к глазам и из-за этого оказавшийся не в фокусе.

Потом мы, благодаря нашему новому волшебному зрению, заметили, что в туманности то тут, то там, появляются микроскопические точки более интенсивного света, скапливаясь, в основном, на удаленных от центра участках.

Мы видели, как росло их количество и как пространство между ними становилось все темнее. Это рождались звезды.

Большое облако продолжало вращаться и сплющиваться. Вскоре оно превратилось в диск кружащихся звездных потоков и полосок разреженного газа, – разваливающихся остатков первоначальной туманности. Эти остатки продолжали жить своей наполовину самостоятельной жизнью, меняли свою форму, ползали и шевелили «щупальцами», словно живые твари, и явно угасали одновременно с угасанием облака, но уступали место новым поколениям звезд. К этому времени центр туманности ужался и приобрел более четкие очертания. Он представлял собой огромную, плотную, сияющую сферу. По всей площади диска то тут, то там сверкали сгустки света, – эмбрионы групп звезд. Вся туманность была усеяна этими напоминавшими шарики чертополоха воздушными, сверкающими, сказочными украшениями, каждое из которых готово было дать жизнь маленькой звездной вселенной.

Галактика, ибо теперь ее уже можно было так называть, продолжала вращаться с завораживающе постоянной скоростью. Спутанные кудри ее звездных потоков разметались по темному небу. Сейчас она напоминала огромное белое сомбреро, тулья которого представляла собой сияющую массу, а широкие поля – туманное пространство звезд. Впрочем, она напоминала и кардинальскую шапку, вращающуюся в пространстве. Два длинных спиральных звездных потока напоминали две длинных колышущихся кисточки. Края износившихся полей отломились и стали субгалактиками, вращающимися вокруг основной галактической системы. Вращалась не только тулья, вращалось все; и поскольку «шляпа» была наклонена к нам, то ее «поля» выглядели очень узким овалом, дальний край которого, находившийся за светящейся внутренней субстанцией туманности и звезд, и состоявший из несветящейся материи, представлял собой тонкую, темную, замысловатую линию.

Стараясь получше разглядеть структуру этого сверкающего и переливающегося чуда – самого большого объекта в космосе, – мы обнаружили, что наше новое зрение, хоть и охватывает всю эту галактику и другие, но каждую отдельную звезду воспринимает как маленький диск, столь же далекий от своего ближайшего соседа, как бутылочная пробка, колышущаяся на поверхности Северного Ледовитого Океана, далека от такой же пробки, плавающей у побережья Антарктиды. Таким образом, несмотря на сказочную сияющую красоту общих очертаний галактики, мы воспринимали ее и как пустоту, очень скупо украшенную блестками.

Присмотревшись к звездам повнимательнее, мы увидели, что они перемещаются группами, подобно косякам рыбы, и пути этих потоков иногда пересекаются. Звезды разных потоков, пути которых пересеклись, притягивали друг друга и, по очереди подвергаясь воздействию своих соседок, описывали широкие дуги. Таким образом, несмотря на удаленность звезд друг от друга, они до смешного напоминали маленькие живые существа, издалека присматривающиеся друг к другу. Полетав вокруг друг друга, они удалялись, либо, что было реже, соединялись, образовав двойную звезду.

Для нас время бежало так быстро, что целые эпохи спрессовались в мгновения. Мы видели, как из материи облачности выделялись первые звезды – рыжие гиганты. Впрочем, на большом расстоянии они казались микроскопическими точками. На удивление большое их количество, вероятно, из-за центробежной силы вращения разлеталось в разные стороны, чтобы образовать двойные звезды, и небо все больше заполнялось этими вальсирующими парами. Тем временем, гигантские звезды медленно уменьшались в объеме и становились все ярче. Их первоначальный красный цвет сменился желтым, а потом – ослепительно белым и голубым. По мере того, как вокруг этих звезд рождались другие молодые гиганты, они съеживались еще больше и снова меняли цвет на желтый, а потом на дымчато-красный. Мы увидели, как самые старые звезды стали гаснуть одна за другой, словно искры на ветру. Эта «смертность» росла медленно, но уверенно. То и дело, вспыхивала «новая» звезда, на мгновение озаряла мириады своих соседей и тут же гасла. То тут, то там с невероятной быстротой пульсировали «переменные» звезды. Иногда мы видели, как пара звезд, образовавших двойную звезду, настолько приближалась к какой-нибудь третьей звезде, что они протягивали друг другу нити своей субстанции. Напрягая наше сверхъестественное зрение, мы видели, как эти нити ломаются и сгущаются, превращаясь в планеты. И мы приходили в ужас от бесконечно малого количества и бесконечно малого размера этих зернышек жизни, разбросанных на огромном мертвом звездном поле.

Но сами звезды производили впечатление бьющей через край жизненной силы. Странно, но движения этих обыкновенных физических предметов, этих обыкновенных огненных шаров, перемещающихся и вращающихся в соответствии с геометрией их самых маленьких частиц, – казались полными жизни и поиска. Да и вся галактика была полна жизни и со своими тонкими звездными потоками напоминала пронизанную потоками веществ живую клетку: ее длинные спирали напоминали усики, светящийся центр – ядро. Да, это большое и очаровательное существо должно было быть живым, должно было обладать разумом и должно было осознавать существование других, непохожих на него, созданий.

Тут мы обуздали нашу буйную фантазию, ибо вспомнили, что жизнь может зацепиться только за эти очень немногочисленные зернышки, называемые планетами, и что все это грандиозное количество блуждающих бриллиантов является ничем иным, как разбазариванием энергии огня.

С нарастающими тоской и страстью мы сосредоточили наше внимание на первых зернышках-планетах, когда они выделились из вращающихся огненных нитей, чтобы сначала стать кружащимися и пульсирующими горячими каплями, потом застыть, покрыться пленкой океанов и закутаться в атмосферу. Благодаря нашему всепроникающему зрению, мы видели, как в мелких водоемах зарождалась жизнь, как она перебиралась в океаны и на континенты. Мы видели, как некоторые из этих миров обрели разум «человеческого» уровня; и как очень скоро эти миры корчились в конвульсиях великой борьбы за дух, из которой далеко не все из них вышли победителями.

Тем временем на новых планетах, таких немногочисленных по сравнению со звездами, и все же исчисляющихся миллионами, начиналась история новых цивилизаций. Мы видели «Другую Землю», с ее периодическими взлетами и падениями и окончательной гибелью от удушья. Мы видели многие другие человекоподобные миры, мы видели «иглокожих», «кентавров», и тому подобное. Мы видели Человека на его маленькой Земле, выбирающегося из мрака на свет, и снова возвращающегося во мрак. От эпохи к эпохе формы его тела менялись, как меняются очертания облаков. Мы видели его отчаянную борьбу с пришельцами с Марса; и спустя мгновение, в которое уместилось еще немало веков прогресса и упадка, мы видели, как из-за неизбежности падения на Землю Луны, он был вынужден переселиться на негостеприимную Венеру. Мы видели, как еще через несколько миллионов лет, которые были всего лишь мгновением в жизни космоса, он был вынужден, ввиду неизбежности взрыва Солнца, бежать на Нептун, чтобы там, спустя еще несколько десятков миллионов лет, вернуться в обычное животное состояние. А затем он снова поднялся и достиг сияющих высот разума, но только для того, чтобы сгореть, как бабочка, в огне неотвратимой катастрофы.

Вся эта долгая история человечества, такая бурная и трагическая для тех, кто в ней принимал участие, была лишь незначительным и не достойным внимания эпизодом, – несколькими минутами из жизни галактики. Когда она закончилась, – в космосе продолжали существовать еще многие планетные системы, рождались новые планеты и случались новые катастрофы.

Мы видели, как и до, и после бурной жизни человечества десятки и сотни человекоподобных рас создавали свои цивилизации, но только горстке из них удалось подняться на более высокий, чем у человечества, уровень умственного развития, чтобы сыграть свою роль в общегалактическом сообществе миров. Издалека мы наблюдали, как они на своих маленьких, похожих на Землю, планетах, затерянных в мощных звездных потоках, пытаются разрешить духовные и социальные проблемы, с которыми «современные» земляне только начинают иметь дело. Естественно, мы снова увидели и «наутилоидов», и «крылатых», и «композитов», и редких симбиотиков, и еще более редко встречающиеся существа-растения. И только очень немногие (если вообще таковые нашлись) расы каждого типа сумели добраться до «утопии» и принять участие в великом предприятии объединенных миров. Остальные пали по дороге.

С нашего удаленного наблюдательного пункта мы видели триумф симбиотиков, населяющих одну из субгалактик. Наконец-то появился зародыш истинного сообщества миров. Потом звезды этой маленькой вселенной стали опоясываться кольцами живых жемчужин и вся субгалактика стала просто кишеть разумными мирами. Тем временем в основной части галактики ширилась зараза имперского безумия, история которого нам уже была известна во всех подробностях. Но то, что раньше казалось нам борьбой титанов, в ходе которой огромные миры с невероятной скоростью маневрировали в космосе и за один раз уничтожали целые народы, – теперь выглядело как хаотичное движение нескольких микроскопических искр, нескольких светлячков, окруженных равнодушной армией звезд.

Впрочем, потом мы видели, как звезды вспыхивали и уничтожали свои планеты. Империи расправлялись с цивилизациями, стоявшими на более высоком уровне развития. Сначала состоялось одно побоище, потом другое и третье. Затем под воздействием субгалактики, безумие империализма исчезло и империя развалилась. И вскоре наше утомленное внимание было приковано к неодолимому шествию «утопии» по всей галактике. Оно было заметно, главным образом, благодаря постоянному росту количества искусственных планет. Одна за другой, звезды обматывались толстыми нитками жемчужин, и каждая жемчужина содержала в себе жизнь и дух. Так, созвездие за созвездием, вся галактика стала кишеть мириадами миров. Каждый мир, населенный уникальной разнообразной расой чрезвычайно восприимчивых разумных существ, создавших истинное сообщество, – сам являлся одухотворенным живым существом. И каждая система многочисленных густонаселенных орбит сама являлась «коллективным» существом. И вся галактика, накрытая прочной телепатической «сеткой», являлась одним разумным и страстным живым существом, коллективным духом, единым «Я» всех населяющих ее бесчисленных разнообразных эфемерных индивидуумов.

Теперь это огромное сообщество обратило свой взор к своим собратьям – другим галактикам. Решив придать своей жизни и духу еще большие масштабы – космические, она установила со своими собратьями постоянную телепатическую связь. В то же самое время, ставя перед собой всевозможные странные практические задачи, она, с немыслимой дотоле активностью, принялась эксплуатировать энергию звезд. Мало того, что каждая солнечная система была окружена плотной сетью световых ловушек, накапливавших «убегающую» солнечную энергию с целью разумного ее использования (теперь галактика светилась не так ярко), – многие звезды, не годившиеся на роль солнц, были разрушены, а их обширные запасы ядерной энергии пущены в дело.

Неожиданно наше внимание привлекло событие, которое, даже с такого расстояния, явно не вписывалось в «утопию». Опоясанная кольцами планет звезда взорвалась, уничтожив все окружавшие ее миры, а потом постепенно угасла. В разных областях галактики одно за другим, произошли такие же точно происшествия.

Чтобы выяснить причину этих неожиданных катастроф, мы, в очередной раз, усилием воли отделились друг от друга и рассыпались по нашим «постам», расположенным в разных мирах.