Юра не сошёл. Просто жизнь его чётко разделилась на сон и явь: во сне он отбывал охранницкую повинность, спал, ел, делал что-то по хозяйству и даже съездил один раз на рыбалку; наяву же он возил Алёнку на авиасалоны, сидел с нею в театре, бродил по опавшим листьям, слушал её рассказы и рассказывал сам…
Однажды, уже в середине сентября, они возвращались вечером из леса — набрав опят, до которых Алёнка была большой охотницей, — и вдруг влетели в непроглядный туман. Как назло, накануне сдох навигатор. Юра пытался найти дорогу по бумажной карте, но где-то явно не туда свернул, потому что вместо ожидаемого шоссе под колёса подвернулась отсыпная грунтовка. Проехав километров пять наугад, Юра понял, что они попали в совершенно дикие места, найти которые в сверхнаселённой Московской области, всей, казалось, распроданной под дачи и малоэтажки, было приятной неожиданностью. Более того, скоро дорога упёрлась в брод через довольно широкую речку. Юра стал сверяться с картой, чтобы понять, куда их занесло (ибо в отличие от дорог речки текут в одну сторону, и это какой-никакой, а ориентир), Алёнка же высунулась в люк и стала светить жёлтой фарой-искателем куда-то вдаль. Потом она присела.
— Там что-то есть, — сказала она.
— В смысле? — рассеянно спросил Юра.
— Деревня или дачи. Ты же проедешь здесь?
— Конечно.
— А там можно будет спросить.
— Попробуем…
Брод оказался глубже, чем казался, вода подошла почти под окна, но машина справилась — хотя чуть позже в салоне запахло горячим паром, вода всё-таки добралась до двигателя. Надо будет проверить герметизацию, отметил про себя Юра.
То, что увидела Алёнка, оказалось не дачами и не деревней, а большим двором с домом в глубине, с ещё какими-то нереально проступающими сквозь туман постройками — наверное, ферма, предположила Алёнка, и Юра согласился.
Два окна в доме светились.
Юра подошёл к воротам. На столбе белым пятном выделялась кнопка звонка. Юра нажал. Слышно было, как внутри дома звякнул звонок.
Минуты две ничего не происходило. Потом по двору неторопливо и молча прошла огромная чёрная собака, легла около крыльца.
— Поедем отсюда, а? — тихо сказала Алёнка.
— Сейчас, — сказал Юра. — Спросим дорогу и поедем.
Дверь открылась. Огромный бесформенный силуэт практически загородил весь свет, скопившийся в прихожей, — как будто заткнул собой дыру, чтобы добро не разбазаривалось.
— Кто такие? — Голос был непонятно какой — мужской, женский? — но очень хриплый. — Чего надо?
— Заблудились, — сказал Юра. — Дорогу хотим спросить.
— Ну, спрашивайте.
— Дубна где?
Фигура сдвинулась немного вперёд, приобретя некоторую объёмность, подняла голову и после нескольких секунд размышления показала рукой сначала вверх, а потом широким жестом влево и назад, почти за свою спину:
— Туда.
— Оба-на, — сказал Юра. — А как на шоссе выехать?
— На шоссе можно и туда, — фигура показала рукой в ту сторону, откуда только что приехали Юра с Алёнкой, — и туда. — Теперь рука распростёрлась вправо. — Только там разрыли всё…
— А на карте не покажете?
— Не-а. На карте не покажу. А у вас что, нафигатора нет?
— Сдох.
— Таки плохо… По такому туману, да ночью… ни хрена не найдёте.
Хозяин подошёл вплотную к калитке. Теперь видно было, что это мужчина в широченном плаще; лицо у него было из тех, что называется «бабьим», с дряблым подбородком и щеками; волосы, слипшиеся, как под дождём, свисали по лбу и вискам.
— А переночевать у вас тут нельзя? — спросил Юра и почувствовал, что Алёнка дёргает его сзади за куртку. Но слово уже было сказано.
— Да почему нельзя? Можно. Денюжку какую дадите?
— Тысячи две старыми у нас с собой есть, — сказал Юра. — По грибы ездили, не запаслись.
В дверях появилась ещё одна фигура.
— Кто там, Вась?
— Да дубнинские… заплутали.
— Ну и чего ты людей за забором держишь? Зови в дом.
— Да я… Машину во двор закатывайте, — сказал хозяин Вася. — Тут, конечно, никто не шляется, но мало ли…
Хозяин отпер ворота, Юра сел за руль, Алёнка рядом.
— Ты что-то мне хотела сказать? — спросил Юра.
— Да нет… так… померещилось. Я же пуганая, ты знаешь.
Юра знал.
Он ввёл машину во двор, заглушил мотор, с хрустом затянул ручник. Свет фар заливал двор — и в тот момент, когда лампы погасли, погасло и всё вокруг, будто сгустилась мгла. И только через секунду проступили — тускло — и дверь с человеческим силуэтом, и окно прямо, и свет от другого, за углом, окна на земле…
— Прямо «Сайлент-Хилл» какой-то, — прошептала Алёнка.
Юра нащупал между сиденьями свой боевой фонарь, взял наизготовку и первым вылез из машины.
Чёрный пёс так и лежал неподвижно в позе сфинкса у крыльца.
— Кобзарь, — сказал Вася. — Это гости, понял?
Пёс наклонил голову.
— Гости, это Кобзарь. Всё знает, всё понимает. Но лучше по двору ночью зря не шастать.
— А в сортир?
— В доме сортир.
Выбралась Алёнка с рюкзачком, где у неё был аварийный запас. Юра запер машину.
— Ну, входите, гости нежданные, — сказала хозяйка. — Чем богаты…
В доме мощно пахло сушёными грибами; связки их в изобилии висели повсюду.
— Люда, — протянула ладошку хозяйка. Она была довольно высокая, худощавая, с уставшим малоподвижным лицом и неожиданно живыми глазами.
— Алёна.
— Юра.
— Ну а Васька… сейчас придёт. Он иногда болтает лишнего, не обращайте внимания. Ужинать будете? Мы-то уже, а вы…
— Ой, да не утруждайтесь, — сказала Алёна. — У нас с собой.
— Не по-людски… — уже спиной говорила Люда, склоняясь перед освещённым нутром холодильника, — сейчас, сейчас, хоть крошечку…
И почти мгновенно на столе образовались миска с картофельным салатом, тарелка крупно нарезанной ветчины и две миски с грибами: жареными, приправленными горчицей, и солёными, политыми подсолнечным маслом.
— Не стесняйтесь, я с вами просто за компанию посижу, а вы ешьте, ешьте, в городе еда не такая…
Появился хозяин Вася с бутылкой в руках и собранными в щепоть маленькими стаканчиками.
— Вот. Не знаю, как у вас заведено, а у нас принято перед ужином принять по маленькой…
— Васька!
— Сорок лет я Васька. Не возражай. Пьяным когда меня видела?
— Ладно, — смягчилась Люда, — капни по маленькой, что-то и я устала сегодня… Давайте за знакомство.
Разговор завязался. Хозяева оказались не совсем хозяевами, а арендаторами. Откуда сами? — переглянулись и на миг замялись. Из-под Любечей. Где это? Украина, белорусская граница…
— Зона? — спросила Алёна.
Две головы согласно кивнули. Только сейчас Юра увидел, как эти люди похожи друг на друга. У него круглое одутловатое лицо, у неё — длинное измятое, а вот поди ж ты… да, неспроста на переселенцев из окрестностей Зоны смотрели почему-то как на прокажённых; считалось, что соседство с ними то ли приносит несчастье, то ли они вообще заразные…
Большая часть переселенцев оказывалась в Сибири или на Дальнем Востоке, некоторая — в Поволжье, ещё сколько-то разбредалось по всему миру, хотя препоны, которые им чинил цивилизованный мир, ни в рамки здравого смысла, ни в рамки всяческих конвенций о беженцах и вынужденных переселенцах не укладывались; но давно уже было замечено, что Запад врёт как дышит.
То есть Россия тоже врёт, но когда она врёт, то за неё становится неловко — так неуклюже и неумело она это делает. А те… Виртуозы.
Поговорили на эту и другие интересные темы (в частности, что Люда была библиотекарем, а Василий — инженером-наладчиком автозаправочного оборудования), и незаметно оказалось, что времени уже двенадцать, а хозяевам вставать в пять. Люда проводила Юру и Алёнку в гостевую половину…
…и оказалось, что там одна кровать-полуторка, уже застеленная, и даже угол одеяла откинут.
— Якорный бабай… — сказал Юра. — Неловко их снова беспокоить… ладно, я тут на полу…
Алёнка молча села на край кровати, нахохлилась.
— Не надо на полу, — сказала она. — Иди сюда. Сядь. Дай руку…
— Ты дрожишь, — сказал Юра.
— Дрожу. Проклятая Зона, везде достанет. Ты…
— Что?
— Обними. Вот так. Всё. И молчи.
Они долго сидели в тишине, потом Алёнка осторожно освободилась из объятий, невесомо порхнула к выключателю и погасила свет.
— Так лучше, — сказала она.