Спираль

9

По дороге Юру затрясло. Он понял вдруг, что ни за что, ни под каким видом не встретит сегодня Алёнку, что обстоятельства всё время будут складываться так, что они с ней будут вращаться по разным орбитам, не пересекаясь и не сталкиваясь. Просто сегодня такая ночь. Нет смысла ломить наперекор судьбе. Может быть, наоборот: имеет смысл попытаться обмануть судьбу: сделать вид, что ты никого не ищешь, сесть под деревом и терпеливо ждать — или даже запустить приманку?.. Он шёл и думал над этим, потому что иначе было бы совсем невмоготу. Он зря приехал. Ничего не получится. Всё напрасно. Не сегодня. Надо ждать. Ты в засаде. Кто сколько ждёт в засаде, потом столько живёт в раю.

Бар-бильярдная «Катманду» располагалась в полуподземелье — под как бы приподнявшейся бетонной плитой. Найти его можно было только благодаря огромной переливающейся всеми цветами мандале.

Внизу было душновато и — очевидно, для антуража — накурено благовониями. На Юрин вкус, с этим они переборщили.

За всеми шестью столами шла игра, азартный треск шаров метался под потолком, публика иногда сдержанно аплодировала. Алёны видно не было. Юра подошёл к стойке, взял лимонной водки и тарталетки с ветчиной и сыром. Спросил бармена про Алёну. Да, она заходит сюда, играет, хорошо играет, её уже знают. Но сегодня ещё не появлялась. Может, позже.

Юра с полчаса смотрел, как играют. Сам он игру любил, но недавний опыт общения с Юсуфом намекал, что следует проявлять осторожность. Тем более что начинал учиться он неправильно: на базе в Дербенте имелся один стол, весь в горбах, шары набирались из разных комплектов, и надтреснутые не выбрасывали. Тут хорошему не научишься, тут только дурному научишься…

Времени было уже половина десятого. Юра положил себе выехать в четыре утра; маршрутки на Гомель уходили каждый час днём и каждые два часа — ночью.

Юра оставил бармену записку для Алёны и вышел наружу. Стало основательно прохладнее, сыпал мелкий дождик. Из-за этого миллионы огней Отрыва слились в единое световое тело, невероятно сложную объёмную и, кажется, четырёхмерную фигуру — для описания её нельзя было создать формулу, её нельзя было нарисовать на листе бумаги, и для неё не было придумано слов…

Людей, как ни странно, меньше не стало. На площади танцевали под маленький этнический оркестрик, ни одного инструмента Юра раньше и в глаза не видел. Рядом, распространяя тревожный запах керосина, четыре девушки в очень смелых нарядах устраивали огненное шоу, вращая вокруг себя множество клубков огня по сложным, невообразимым орбитам. А дальше — играли во что-то вроде хоккея, гоняя по асфальту яркий вспыхивающий от ударов мяч разноцветными флюоресцирующими клюшками…

Побродив около часа, Юра оказался перед огромной подковой — правда, открытым концом вниз, то есть обещающей быстрое разорение и полную утечку удачи. Однако оттуда доносились приятный музыка и голос, не сильно заглушаемые обычным в таких местах галдежом. Юра вошёл под подкову, здесь был полумрак, но столики и свободные места можно было рассмотреть. Юра присел, ему тут же подсунули меню. Он снова взял лимонной водки, чтобы не смешивать, и стал смотреть и слушать.

Пела девочка — под рояль, скрипку и флейту. Ансамбль располагался на освещённом возвышении, и Юре показалось, что там уместнее смотрелся бы ринг, нежели рояль. Однако вот же…

Вокруг захлопали, кто-то даже встал. Девочка раскланивалась. Юра сообразил, что смутно её помнит. Господи, подумал он, она же приезжала в часть в прошлом году, и как раз после её приезда случился прорыв со стороны Шеки сразу по нескольким перевалам, и нас бросили на помощь горным стрелкам, которых отрезали, и именно тогда штабную машину подорвали направленным фугасом, и Юре просто посекло мелкими осколками плечо, шею и затылок, а водителя и Витьку Панфилова, который никогда не любил ездить на переднем сиденье, а сейчас почему-то поехал, изодрало, как картечью, причём Витька ещё два часа жил… Как же её зовут? Имя почему-то напоминало кошачье. Чара? Нет, Чана. Чанита.

Да уж. Скуки точно не было.

Понимая, что ещё немного, и его прорвёт, и никакой силы воли не хватит, чтобы остановить и удержать раскручивающуюся пружину, Юра тихонечко пошёл к выходу. Но, наверное, опоздал.

Началось что-то вроде тихой истерики, не видимой никому постороннему. Такое с ним довольно часто случалось в юности, в основном от застенчивости, и принесло ему славу беспощадного бойца и не знающего страха идиота — прыгал с крыши на крышу через переулок, ходил по тонкой трубе, перекинутой через глубокий овраг, и по гребню десятиметрового рассыпающегося брандмауэра, нарывался на поножовщину… Что-то внутри гнало его, и он не мог этому противостоять; о произошедшем потом помнил плохо, как о странных снах, и всегда вспоминал с мучительным стыдом, даже если ничего постыдного не совершал. Видимо, нехорошо было от самого факта утраты контроля. С возрастом это почти прошло и вот уже несколько лет не случалось…

Сейчас он обнаружил себя сидящим за деревянным столом, плотно окружённым людьми; было зверски накурено. Напротив сидела девица, вся в чёрном, с прямыми чёрными волосами, закрывающими пол-лица. Левая река его, как чужая, лежала ладонью вниз на столе, растопырив пальцы, а правая со скоростью швейной машинки вонзала в промежутки между пальцами нож. Рядом стояли шахматные часы. «Дзыннь!» — сказали они очень отчётливо; конёк упал. Юра высоко поднял нож. «Двести сорок, потом я сбился», — сказал кто-то за спиной. «Двести пятьдесят шесть», — сказал другой. Раздались аплодисменты. Юра сгрёб разбросанные по столу купюры.

— Спасибо, — сказал он девице. Та выглядела расстроенной. — Ну, извини. Долгие годы тренировок.

— Да ладно, — сказала та. — Рано или поздно — всегда проигрываешь.

— И не возразить, — согласился Юра. — Что будешь?

— «Шаровую молнию».

Юра подошёл к стойке.

— «Шаровую молнию» и пятьдесят лимонной, — сказал он.

— Никогда такого не видел, — сказал бармен.

— Это у меня от природы, — сказал Юра.

«Шаровая молния» здесь делалась с мескалем вместо водки, а ледяной шар в бокале в полутьме светился — наверное, там был какой-то съедобный флюоресцент.

Юра посмотрел на часы: два с минутами. Алёна пока не звонила.

— Не турбуйся, — сказала девица. — Обещала отвезти — отвезу.

— Звонка жду, — объяснил Юра.

— Не позвонит. Хотела бы — уже бы позвонила. Бабы — они простые.

— Разные бывают.

— Искусно притворяются.

— Это входит в меню.

— Убил. Смотри…

Она кивком подбородка указала направление. Юра скосил глаза. Через столик сидел офицер в форме межнациональных сил. Китель его был расстёгнут, галстук сполз набок, щека и подбородок багровели от помады. Девка, сидящая рядом с ним, одной рукой гладила его по ширинке, а другой что-то вытаскивала из внутреннего кармана кителя. Потом другая парочка хлопнулась за тот же столик, закрыв видимость.

— Так кто ты? — спросила соседка.

— Пока никто, — сказал Юра. — Завербовался в «Волкодава». Но что это — толком не знаю. Слушай, мне неловко, но я, кажется, забыл твоё имя.

— А я и не говорила. Тайва.

— Как?

— Тайва.

— Никогда не слышал такого имени.

— А больше таких и нету. Значит, ты подался в «синие», — сказала она. — Забавно. Ну, может, притащишь что-нибудь интересное.

— Говорят, нельзя.

— Конечно, нельзя. Поэтому все и тащат.

— А ты тут, вблизи Зоны, всё время?

— Нет. Просто бываю иногда. Всё время — тошно. А так, набегами — прикольно. Пошли, я тебе интересную вещь покажу.

Они прошли каким-то переулком, стены по обе стороны были совершенно глухие, потом оказались в густых зарослях, над которыми висели оранжевые и голубоватые светящиеся шары. Дальше была аллея, почти безлюдная. Тайва тащила Юру почти бегом. В тупике аллеи стояло то, что показалось Юре то ли неработающим фонтаном, то ли абстрактной скульптурой. Несколько тёмных плоскостей, вплетенных в сложную металлическую арматуру. Похоже было на то, что всё это сооружение висит над цилиндрическим постаментом, не касаясь его.

— Что это? — спросил Юра.

— Зеркало, — сказала Тайва. — Иногда оно показывает будущее. Не боишься?

— Нет, — сказал Юра.

— Тогда встань вот здесь и смотри вон туда, где три зеркала сходятся…

Юра встал, где показали, и пристально уставился в указанную точку.

— Подожди, когда они сольются, и тогда…

Голос Тайвы вдруг поплыл. А чёрные плоскости то ли завибрировали, то ли расплылись немного, то ли покрылись туманом. Заболел лоб — как бывает от ледяного ветра в лицо. Потом заболели глаза. Потом буквально на четверть секунды плоскости стали прозрачными — будто в темноте открылось неровное окно в другую темноту…

Юра увидел себя — кажется, в длинной старомодной шинели, такие носили белые офицеры в исторических фильмах, — с непокрытой головой и какой-то непонятной маленькой штучкой в поднесённой ко рту руке. Из-за его плеча выглядывало некрасивое женское лицо, обрамлённое дикой копной красных волос. Дальше за спиной угадывались другие люди, и Юре в первый момент показалось, что по большей части это дети. Нет, просто сжавшиеся от страха…

Виски сдавило с такой силой, что он отшатнулся. Окно пропало, теперь это снова была комбинация из плоскостей и рам.

— Что-то видел? — сквозь звон в голове донёсся голос Тайвы.

Юра помахал рукой, пошёл куда-то вбок, нашарил скамеечку, сел. Казалось, ещё чуть-чуть, и голова взорвётся.

— Что за… чёрт?.. — выдавил он из себя.

— Тебя так сильно отжало? — Пальцы девушки забегали по его вискам, темени, лбу, коснулись глаз. — Подожди, это очень быстро проходит… особенно если погладить…

— Не надо…

Он боялся, что станет хуже.

— Нет-нет, поверь, я знаю.

И правда — боль под прикосновениями исчезала тут же, таяла, как пена.

— Лучше?

— Вроде бы… — Юра сам дотронулся до лба, провёл руками по лицу. — Ничего себе шуточки. Что это было?

— Это значит, ты увидел, как исполнилось твоё самое сильное желание.

— Да? — Юра вспомнил картинку. Она с готовностью возникла перед глазами. — Ничего не понимаю. Никогда такого не желал.

— А что, можешь сказать?

— Ну… просто я сам, какая-то страшная тётка, кто-то ещё за моей спиной — гуськом. Всё. Что к чему…

— Значит, это твоё будущее заветное желание, — серьёзно сказала Тайва.

— А это что, на самом деле — или аттракцион такой?

— Это на самом деле. Дар сталкерского сообщества «Долг».

— То есть какой-то… э-э… артефакт?

— Ну, типа да.

— Но они же, говорят, дорогие, как сволочи. Что, никто не пытался украсть?

— Пытались. Он всё равно тут же сюда же и возвращается. А с теми, кто украл… ну, в общем, неприятности всякие… Удача уходит.

— А ты смотрела?

— А то как же.

— Ну и что?

— Ну… не знаю. Ищу вот теперь. Мне место одно показали… ладно, проехали. Идти можешь?

— Да вроде бы.

— Тогда пошли, а то время поджимает.

— А сколько же?..

Юра посмотрел на часы. Было четыре пятнадцать.

— Ничего себе! Это я…

— Тебя как приковало. Долго. И не смотри на меня так. Я пыталась тебя оттащить… Да всё путём, успеем мы в твой Гомель. Я короткую дорогу знаю.

— Какую короткую, там же…

— Увидишь.