Спросишь опять - отвечу “да”

Он не хочет оставаться здесь - подумал Питер. Он хочет уйти.

Идея пришла легко и незаметно, и после этого всё, что для Питера не имело смысла, снова обрело смысл.

Он слышал, как отец стряхнул снег с ботинок на коврике снаружи, а когда он вошёл в дом, послышался скрип двери. Когда Питер спустился на завтрак, брошюра исчезла.

Проходила неделя за неделей, но ничего не происходило.

Пришла весна. Начался бейсбольный сезон. Отец сказал, что пора отвести Питера на настоящую игру. Он найдёт список игр сезона, и они выберут день.

Тюльпаны пробились вдоль дома Глисонов. Дни стали теплее - теперь Питер и Кейт каждый день выходили из автобуса с униформенными свитерами, завязанными вокруг талии.

Они стали готовиться к выпускному. Кейт должна была идти в паре с Джоном Диллсом. В классе было больше мальчиков, чем девочек, поэтому Питеру и второму по высоте мальчику пришлось идти вместе.

Скоро они пойдут в среднюю школу, и всё пойдёт быстрее. Водительские права. Работа. Колледж. Свобода.

А пока было бы хорошо, если бы всё шло по-прежнему. И нескольких недель так и продолжалось.

4.

Рядом с валунами было место, откуда они, через кусты во дворе Мальдонадо, могли видеть машину матери Питера, пока она не свернула на Джефферсон.

У Питера выскочил прыщ на лбу, и он знал, что Кейт это заметила. Он ходил в шапке всё утро и снял её только после второго звонка. В конце дня он вытащил её из рюкзака и положил на колени, чтобы надеть, как только они пойдут к автобусу.

Ноги Кейт были исцарапаны от игры в софтбол в выходные - когда пришлось скользить по земле до третьей позиции. Она проводила руками по царапинам - как будто хотела сравнить их грубость с гладкостью остальной кожи. Питер поймал себя на том, что следит за её руками, как будто в трансе.

Кейт недавно обратила внимание, насколько мощнее и крепче ноги у Питера, чем у неё.

“Эй” - сказала она как-то, придвигаясь ближе к нему. Они сидели на бордюре в шортах и кроссовках, и ждали, не придёт ли ещё кто-нибудь из соседских детей.

“Смотри” - когда её кожа коснулась его, он испуганно отодвинулся. После этого она замолчала, и когда он снова заговорил с ней, сказав, что Джои Мальдонадо купил машину, Кейт покраснела.

В тот день, поздним майским вечером, когда их рюкзаки были заполнены учебниками и информацией о выпускном вечере восьмого класса, до которого оставалось всего несколько коротких недель, Питер решил держать себя в руках. Но это новое странное чувство между ним и Кейт давило на него.

Шон Барнетт сказал пацанам, что ему нравится Кейт, и он почти уверен, что тоже ей нравится. Когда он это говорил, то даже не посмотрел на Питера.

“Какого чёрта?” - спросил Питер, сам не понимая, почему его это так разозлило.

“Что не так?” - удивился Шон - “Разве вы не кузены, или типа того?”

“Нет. Мы однозначно не родственники” - ответил Питер.

“Хорошо, ты целовался с ней?” - продолжал Шон

Все головы с интересом повернулись в его сторону, каждый восьмиклассник, из собравшихся на парковке перед игрой в стикбол, ждал его ответа.

“С чего ты взял, что ты ей нравишься?” - грубо спросил Питер и в тот же момент почувствовал, как все его претензии на Кейт испарились в их глазах.

“Я просто знаю” - сказал Шон.

“С чего ты взял?” - повторил Питер - “Я уверен, что это не так”.

Он произнёс это так, как будто подразумевалось, что Кейт обязательно рассказала бы ему о подобном. Напоминая, что никто не знает Кейт Глисон лучше него.

Она бы наверняка рассказала ему - подумал он. По крайней мере, он надеялся, что она рассказала бы.

Кейт очень интересовало, о чём говорили мальчики, когда девочек не было рядом. Но он не стал рассказывать ей о разговоре с Шоном Барнеттом, чтобы у неё не возникло неправильных мыслей на этот счёт.

Косясь в сторону кустов во дворе Мальдонадо, он перешагивал с самого маленького валуна на более высокий, и так далее. Рассказывая, что мальчишки в их классе договорились во время игры бросать лёгкие мячи, когда принимает Лора Фумагалли, чтобы она могла выполнить home run - отправить мяч мимо чёрного “Мерседеса” монсеньора Репетто. Единственного автомобиля, которому было разрешено парковаться на школьном участке.

Тогда они смогли бы наблюдать, как двигаются её сиськи под спортивным костюмом, когда она побежит от базы к базе.

Кейт кивнула с места, где она лежала на траве с таким же серьёзным выражением, как на уроках истории или алгебры.

Он заметил, как в её глазах блеснула ревность, но это был лишь проблеск, сменившийся восхищением над их хитрым планом. Над тем, как они ловко сговорились. Она кивнула, как бы одобряя.

“Ты ведь ей не расскажешь?” - спросил Питер.

“Конечно, нет” - обижено сказала Кейт. Она резко встала, подошла к среднему валуну и сделала идеальный прыжок с места, как будто у неё в ногах были пружины.

Она оглянулась, чтобы увидеть, произвело ли это впечатление на Питера. Тот равнодушно пожал плечами, но не мог удержаться от улыбки.

Она ткнула его в живот: “Хорошо же прыгнула. Сознайся!”

И когда Кейт начала рассказывать, что мать Лоры брала свою дочь в магазин покупать лифчики ещё в пятом классе, они одновременно прыгнули на самый высокий валун.

Кейт поскользнулась, и, падая, ударилась подбородком о твёрдый край валуна. Питер тут же спрыгнул рядом.

“Кейт, ты в порядке?” - спросил он и дотронулся до её лица.

“Кажется, я сломала зуб” - ответила она.

Держа Кейт за голову, Питер провёл большим пальцем по краям её зубов. Она почувствовала вкус соли на его пальце. Он заметил, что она пристально следит за ним, ища его взгляд под козырьком кепки.

“Полно крови” - сказал он, отдёргивая руку так быстро, словно она укусила его. Кейт присела и наклонилась, чтобы плюнуть. Потом вытерла рот рукавом и снова плюнула.

“Здравствуйте, приехали” - сказала она низким приглушённым голосом, как после визита к дантисту. Она кивнула в сторону двери дома Питера, и он оглянулся.

Там стояла его мать, щурясь во двор.

Питер вскочил на ноги. Прежде чем он успел о чём-нибудь подумать, его мать в одно мгновение пересекла двор и уже стояла перед ними.

Как будто она не только видела, что произошло, но и могла читать их мысли и чувства.

“Она просто ...” - начал говорить Питер.

“Домой” - сказала мать.

“Но я только …”

“Сейчас же”.

“Подождите” - сказала Кейт, и Питер почувствовал, как гнев матери усиливается.

“Он просто помогал мне” - сказала ей Кейт, медленно поднимаясь - “Мы разговаривали, и я упала. Ударилась челюстью. Вы же видите, что кровь идёт”.

Кейт взяла Питера за руку, чтобы остановить его.

“Замолчи” - подумал Питер и осторожно покачал головой так, что Кейт это заметила, но решила проигнорировать предупреждение.

“Вы же медсестра” - сказала Кейт. Она полуотвернулась и снова плюнула кровью, как бы говоря “Спасибо за заботу”.

Миссис Стэнхоуп сделала два быстрых шага к ней. Питер вздрогнул, а Кейт отступила. Но когда мать не ударила её, Питер на мгновение подумал, что она собирается помочь.

Как бы мать ни была безумна, она хотела убедиться, что с Кейт всё в порядке, прежде чем разобраться с ним.

Но она остановилась совсем близко к Кейт, и её совсем не интересовало, откуда идёт кровь. Она склонилась, как будто хотела сообщить Кейт секрет. Кейт смотрела, как её глаза прочёсывали её сверху донизу - от волос, до голубых шнурков на белых кедах.

“Думаешь, ты такая умная?” - наконец сказала Анна.

Несколько дней назад она как обычно вынула из пузырьков свои две таблетки, но вместо того, чтобы проглотить, спрятала их в пустую яичную скорлупу, которую потом выкинула в мусорное ведро.

“Разве так можно?” - спросил Питер.

“Что разве так можно?” - спросила она, подойдя к нему и взяв рукой за его щеку. Сначала это казалось лаской, но она сжимала всё сильнее и сильнее, пока он не отошёл.

“Простите?” - сказала Кейт.

“Я сказала, думаешь ты такая умная?”

Кейт посмотрела на Питера, словно просила его перевести это.

Со стороны дома Кейт раздался звук хлопнувшей двери. Лена выбежала на улицу. “Что случилось?” - спросила она, и её лицо одновременно выражало озабоченность, любовь и осуждение.

Она так быстро оценила ситуацию, что Питер почувствовал, как защемило у него в груди. Все вокруг знали, что происходит с его матерью - просто ничего не говорили.

“Иди домой” - сказала Лена.

“Мы же ничего не сделали. Кто-нибудь может объяснить, в чём проблема?” - пыталась сказать Кейт.

“Сейчас же иди домой”.

“Фигня какая-то” - сказала Кейт. Лена обернулась и ударила её по лицу.

“Мама!” - выдохнула Кейт, пошатнувшись и стараясь не заплакать.

“Господи, миссис Глисон, ей и так уже больно” - крикнул Питер.

“Закрой свой рот” - сказала теперь уже его мать.

Однажды мы уйдём от них, уже не в первый раз подумал Питер. Мы будем жить самостоятельно, и нам не надо будет слушать никого из них.

Оказавшись дома, мать стала ходить из угла в угол, пока Питер держался за спинку кухонного стула, отказываясь сесть.

Она наконец сказала, что это наглядно демонстрирует, кто эти Глисоны на самом деле. Отбросы. Только представить себе - ударить ребёнка при всех, перед соседями.

Питер подумал обо всем, что мог бы ей сказать прямо сейчас. Он подумал насколько вырос с прошлого года. Он уже перерос отца. Он мог бы разломать каждый шкаф на кухне. Он мог бы пробиться к двери, оттолкнув её, если понадобится, пойти за Кейт. Они могли бы прямо сейчас сесть в автобус и уехать куда-нибудь. Питер был уверен, что многие так и делают. Ему уже исполнилось четырнадцать лет, а через полгода Кейт будет столько же.

“Больше ты туда не пойдёшь” - сказала мать, прерывая его мысли.

“Куда?”

“В эту школу. Чтобы грязные девки, типа Кейт Глисон, тебя не захомутали”.

“Прекрасно! Ты в курсе, что Кейт тоже не вернётся? Выпускной через три недели”.

“Нет, я имею в виду, ты никогда туда не вернёшься. Ни завтра. Ни на выпускной. Никогда”.

Он уставился на неё - “Что ты такое говоришь?”

“Наконец-то ты прислушался”.

“Я позвоню папе”.

“Нет, не позвонишь” - она бросилась к нему и вырвала телефон из его рук.

Вечернее солнце высвечивало квадрат на кухонном столе. Питер чувствовал его тепло на ноге, на кончиках пальцев.

“Хорошо, мама” - Питер развёл руками - “Допустим, я не вернусь. Тебя не беспокоит, что все тебя ненавидят?”

“Иди в свою комнату”.

“Не пойду”.

Она бросила в него телефон, но Питер увернулся. Он был настолько взвинчен, что хотел расправить крылья и улететь.

“Иди в свою комнату”.

“Нет”.

Мать открыла ящик, в котором держала половники, деревянные ложки, венчик, несколько кулинарных лопаток и тяжёлый чугунный молоток, которым отбивала мясо. Она подняла молоток над головой и бросилась на Питера. Он схватил её за запястье.

“Прекрати” - сказал Питер - “Остановись”.

Мать выпустила молоток, и он упал на пол. Она огляделась, как будто что-то потеряла, как будто что-то важное осталось недосказанным.

Питер поправил стулья у кухонного стола.

“Ты больше её не увидишь” - сказала она.

“Увижу” - ответил Питер и вышел.

Отец всегда пытался разрядить обстановку, соглашаясь с ней.

“Хорошо, Анна” - говорил он, смотря перед собой с пустым лицом, выискивая любую возможность держаться подальше от неё. Пойти включить телевизор, исчезнуть в гараже, или отправиться в пивную на несколько часов. “Ты права” - говорил он с потерянным видом. Если он о чём-то вообще говорил, то либо о ценах на бензин, либо о численности оленей в округе - выросла ли она за последние годы, или это только кажется.

Исключение составил лишь предыдущий День Благодарения, когда дядя Питера, брат отца Джордж, совершил редкую поездку в Гиллам из Саннисайда со своей женой Брендой.

Джордж Стэнхоуп был на десять лет моложе Брайана, и братья совершенно не выглядели родственниками. Если Брайан был худощавым блондином, то у Джорджа было бочкообразное тело тяжелоатлета и огромные руки, которыми он весь день поднимал железные балки на работе. Он был низкого роста и темноволосый, с заметным животом, свисавшим над поясом.

Его жена выглядела ненамного старше Питера. Она работала в офисе профсоюза, занималась страховыми исками и вопросами компенсации для рабочих.

Питер видел Джорджа всего несколько раз: в забегаловке в Бронксе и на похоронах, куда его притащил отец, потому что это был летний четверг, а мать в тот день работала.

В забегаловке Джордж сделал вид, что случайно нашёл совершенно новый комплект бейсбольных карточек, и поинтересовался у Питера, нужно ли ему это.

На похоронах, пока взрослые толпились на парковке возле кладбища, Джордж сложил двадцатидолларовую купюру и сунул её в карман рубашки Питера. Питеру тогда было шесть или семь лет, и он не знал, что делать с двадцатидолларовой купюрой. “Наверняка, ты бы сейчас хотел быть где-нибудь в другом месте” - сказал тогда Джордж.

В другой раз Питер пришёл домой из школы и обнаружил, что Джордж помогает отцу выкорчевать пень во дворе. Потом они втроём ели пиццу на ступеньках у заднего входа. Питер очень надеялся, что Джордж останется подольше, что он останется переночевать и утром они вместе позавтракают. Но каким-то образом он понял, что Джордж уйдёт раньше, чем мать вернётся с работы.

Когда отец сказал ему, что Джордж и Бренда приедут на День Благодарения, Питер старался не показывать свою радость - на случай, если вдруг их планы поменяются.

Многие годы Питер видел как на День Благодарения и Рождество машины подъезжают к домам Глисонов и Мальдонадо. Но ни разу ни одна машина не подъехала к их дому.

Питер представил себе, как Джордж заходит в дверь с горой коробок из кондитерской - как это делали гости Глисонов.

Когда Джордж прибыл, прежде чем представить свою жену, он положил руку на плечо Питера, и тот почувствовал, что знаком со своим дядей гораздо лучше, чем те несколько раз, когда они встречались.

“У тебя всё нормально?” - спросил Джордж - “Ну ты и вырос! Отец что ли подсыпает удобрения в твои ботинки?”

Какое-то время всё шло хорошо.

Взрослые обсуждали выборы. Бедный Майкл Дукакис - правда ли что Китти сожгла флаг в своём колледже или люди Буша это придумали. Питер вышел во двор, чтобы проверить пого-стик, который подарил ему Джордж. Кейт крикнула ему “Привет!” из окна своей спальни, и Питер помахал ей в ответ. Но когда он вернулся, настроение в доме изменилось.

Всего за пятнадцать минут мать Питера невзлюбила жену Джорджа, Бренду. Она кривила рот каждый раз, когда та говорила, и Питер увидел, что Джордж это заметил.

У них не было официальной свадьбы, как понял Питер, но по идее это никого не должно касаться.

Наконец Джордж подал голос.

“Успокойся” - сказал он Анне, поднимая руку и показывая, что хватит уже.

Анна повысила голос, и после нескольких минут крика подошла к чулану и достала оттуда пылесос. С неожиданной силой она подняла его над головой, и махнула им в их сторону.

Сидящие за столом увернулись, но три стакана с водой, столовые приборы и блюдо с картошкой пюре разлетелись по деревянному полу и ковру. Отец кричал на мать так, как Питер никогда не слышал раньше, а та, всё ещё держа в руках пылесос, стояла, зажмурив глаза. Питер сделал шаг назад, потом ещё один, пока не упёрся спиной в стену.

Когда мать, наконец, убежала наверх, хлопнув дверью своей спальни так, что затрясся весь дом, четыре человека, оставшиеся на кухне, посмотрели на беспорядок вокруг, а потом друг на друга.

“Что за хрень, Брайан?” - сказал Джордж - “Из-за чего она так разозлилась? Что я пропустил?”

“Невозможно спорить с человеком, с которым невозможно спорить” - тихо сказал Брайан с просьбой в глазах, чтобы брат не давил на него. И с пониманием, что что-то происходит, над чем он утратил контроль. И надо что-то с этим делать, и чем скорее, тем лучше.

“Разве я тебя не предупреждал?” - спросил Джордж - “Разве я не говорил тебе об этом пятнадцать лет назад?”

“Джордж” - сказал Брайан и показал глазами в сторону Питера.

Но вместо того, чтобы замять ситуацию и изобразить умиротворение, как это обычно делают взрослые, Джордж повернулся и сказал Питеру: “Ну ты, крутой парень”.

Неизвестно кто начал первым смеяться. Наверное, Джордж.

Отец достал какую-то бутылку из шкафа, и когда Джордж плеснул оттуда немного в стакан и передал его Питеру, отец не возражал.

Мать явно не собиралась к ним возвращаться.

“Ты в порядке, малыш?” - через какое-то время спросила Бренда у Питера.

Братья разговаривали всё громче и громче. Брайан стучал кулаком по столу, рассказывая историю, как они вместе росли. Питер никогда не видел отца таким.

“В порядке. А что?” - беззаботно сказал Питер, как будто не понимая, почему она спрашивает. Первый глоток алкоголя прожёг его горло до живота. Его дыхание казалось ещё горячее, когда он выдохнул. Он залпом выпил остатки, как это делали Джордж и отец.

“Ничего, крутой парень. Ничего” - улыбнулась Бренда.

Картошка всё ещё валялась на полу, а перевернувшиеся стаканы - на ковре. Питер бы мог собрать картошку обратно в миску и выбросить всё в мусор. Стаканы бы поставил в раковину, чтобы никто не наступил на них и не порезался. На всякий случай он проверил - все ли обуты.

Но он чувствовал, что уборка может всё испортить, и поэтому просто отвернулся от беспорядка.

Питер никогда раньше не слышал, чтобы его отец был таким громким. Никогда не видел, чтобы он так колотил по столу. Он не знал, глядя на отца, стоит ли ему себя чувствовать счастливым или обеспокоенным. Джордж с отцом перешли из столовой на кухню, оставив беспорядок нетронутым. Джордж плеснул в стакан Питера ещё немного алкоголя. Брайан Стэнхоуп видел это, но опять не стал возражать.

“Я просто, наверное ...” - сказал Питер, схватив пачку бумажных полотенец и наклонившись над разбросанной по полу едой. Бренда помогала ему, протирая пол влажной тряпкой.

В доме Глисонов Кейт пыталась разобраться, что же произошло. Мать завернула кубик льда в тонкую марлевую салфетку и заставила Кейт держать его во рту.

Её зубы были в порядке, но она прикусила язык так сильно, что на нём оказались две опухшие бордовые полоски, и каждый раз, когда она двигала головой, из них капало немного крови.

Сказано было не так много, но когда Кейт пыталась всё это сложить вместе, то получившаяся сумма намного превосходила составные части.

“Думаешь, ты такая умная?” - сказала ей миссис Стэнхоуп. Кейт подумала - волнует ли это её так сильно, потому что было правдой? Сама она действительно считала, что была умной.

Получилось как будто миссис Стэнхоуп раскрыла секрет Кейт, макнула в него палец, и размешивала, пока не открылась самая постыдная его часть.

Всё произошло буквально за минуту.

Возможно, подумала Кейт, будучи взрослой, миссис Стэнхоуп увидела в ней нечто, чего сама Кейт не могла видеть, не имея жизненного опыта. И чего её мать не могла видеть, потому что так сильно любила её.

Кейт вспоминала утро несколько недель назад - день свободной одежды в школе. Когда за доллар каждый мог прийти в джинсах и кроссовках, вместо униформы. Собранные деньги шли на новую форму для баскетбольной команды.

Утром Кейт нанесла на щёки немного розовой пудры, надеясь, что кто-то из мальчиков это заметит.

В тот день дьякон Галлахер с женой приехали к ним в школу, чтобы провести ежемесячный урок секс-образования.

У них было девять детей - младшая училась в одном классе с Сарой. Видя их вместе, раскладывающими наглядный материал в классе, она не переставала думать, что эти двое - она низкорослая и коренастая, как пожарный гидрант с ногами, и он высокий и угловатый, без единого волоска на лысой голове - сделали то, что надо сделать, чтобы завести девять детей.

Той ночью, очень поздно, когда её сестры и родители давно спали, когда пульсирующая боль на её языке наконец притупилась, Кейт заметила мигающий свет на стене спальни.

Она подошла к окну. Напротив, посреди всепоглощающей ночной темноты, стоял у окна своей спальни Питер. Он повернул фонарик на себя и на предмет, который держал в руке. Потом открыл окно и запустил в темноту что-то похожее на бумажный самолётик.

Он попытался осветить его полёт фонариком, но белизна бумаги и свет от фонаря как бы соревновались друг с другом, устроив захватывающую погоню на фоне идеальной ночной тишины.

Самолёт приземлился на лужайку со стороны дома Кейт. Питер нашёл его фонариком, а потом посветил в сторону Кейт, которая в ответ помахала рукой - она видела самолётик и знала, что он предназначался ей.

5.

В четверг, петляя в автобусе по улицам Гиллама и весь день в школе, Кейт предвкушала встречу с Питером. Бумажный самолётик был пропитан росой, но Питер предвидел это, написав сообщение карандашом, чтобы слова не размыло. Она выбежала за ним во двор ещё до завтрака. До того, как остальные увидели его из окна.

“Ты уже побывала на улице?” - спросила мать, когда Кейт вернулась с прилипшими к босым ногам мокрыми травинками.

“Думала, что вчера забыла там книгу” - сказала Кейт, и мать ушла с полузакрытыми глазами за своей чашкой кофе.

“Встретимся в полночь” - было написано в записке. Он должен поговорить с ней. Наверное его больше не будет в школе. Он надеялся, что её рот в порядке. Встретимся у живой изгороди.

За завтраком Натали и Сара расспрашивали её о том, что произошло. Накануне они были на школьных соревнованиях, вернулись домой поздно и сразу сели за домашнее задание.

Они догадывались, что что-то случилось, когда Кейт отказалась выйти из своей комнаты к ужину, а мать прогнала их с кухни, чтобы о чём-то поговорить с отцом наедине.

“Это было какое-то сумасшествие” - начала Кейт тихим голосом.

“Да?” - сказала Натали, хватая яблоко из вазы с фруктами.

“Я упала с камня и прикусила язык до крови. Вышла Миссис Стэнхоуп, и она была очень зла. Она спросила, считаю ли я себя умной. Потом мама вышла и ударила меня ...” - Кейт чувствовала на себе их отсутствующий взгляд. Она не могла объяснить, что произошло. Она не могла описать все вчерашние события одним предложением.

“Что у тебя с Питером?” - спросила Натали - “Вы там пошаливаете что ли?”

“Нет!” - вскрикнула Кейт, чувствуя, как в груди у неё накапливается сноп огня.

Простой факт, что Кейт всё ещё училась в Сент-Барте, а Нат и Сара уже ходили в Гиллам Хай, означал, что её истории никогда не будут такими же интересными, как у них. Всё, что произошло до высшей школы, не считалось.

Сара наклонилась поближе к Кейт и сказала: “Нат встречается с Дэмиеном Ридом”.

“Сара!” - крикнула Натали.

“Она никому не расскажет” - ответила Сара.

“Понятно” - сказала Кейт, чувствуя, как её история уходит на второй план. Она не знала, кто такой был Дэмиен Рид.

Сара продолжила: “ Нат сказала, что если забеременеет, то арендует машину, поедет в Техас, сделает аборт, а маме с папой скажет, что была на соревнованиях”.

“Сара!” - снова возмущённо крикнула Натали - “Я прибью тебя!”

“Почему в Техас?” - спросила Кейт.

Нат вздохнула: “Необязательно в Техас. Просто куда-нибудь подальше”.

“Разве ты бы не хотела, чтобы кто-то поехал с тобой?” - спросила Кейт. Если они думали, что подобная информация её шокирует, то просчитались.

“Сара поедет” - сказала Натали, глядя на Сару, чтобы та подтвердила. Она повернулась к Кейт: “Ты тоже можешь приехать, если хочешь. Не сейчас, конечно, а через пару лет. Не то чтобы я планировала, что это действительно произойдёт”.

Кейт задумалась.

“А если вам вдруг когда-нибудь понадобится то же самое, вы можете сказать, что поехали навестить меня в колледж” - сказала Нат, закрывая тему. Осенью она уезжала в Сиракьюз Университи.

Зашла мать и стала брать из холодильника и хлебницы всё, что было нужно для школьного ланча.

“Шепчетесь, шепчетесь, шепчетесь” - сказала она, отсчитывая шесть кусков хлеба, три черных сливы, три бутылки Снэппла. Она открыла упаковку с салатом из тунца.

“Собирайтесь к автобусу. Я сегодня не хочу никого везти в школу”.

Миссис О'Коннор оторвала взгляд от школьного журнала и дважды произнесла его имя, прежде чем продолжать. В спортзале мистер Скьявоне объявил, что пришла очередь Питера Стэнхоупа стать капитаном команды. Не получив ответа, он осмотрелся вокруг, прежде чем назначить капитаном другого мальчика.

Кейт чувствовала как смесь страха и радости одолевает её каждый раз, когда отмечалось его отсутствие. Несколько раз в течение дня она касалась рукой к челюсти, там, где он прикоснулся к ней меньше суток назад.

“Где Питер?” - спросили её в автобусе по дороге домой.

“Наверное, плохо себя чувствует” - ответила Кейт, пряча улыбку.

Когда она вышла из автобуса, то старалась не смотреть на дом Питера, чтобы кто-нибудь случайно не перехватил её взгляд. Машина его матери стояла возле дома. Входная дверь была закрыта.

Лена Глисон стояла на крыльце с охапкой почты. Она приветливо помахала водителю автобуса, когда Кейт подъехала к дому.

“Питера сегодня не было в школе?” - спросила она, как только они зашли в дом.

“Нет” - пожала плечами Кейт.

“Хм” - сказала мать.

Домашнее задание, ужин, посуда - Кейт всё сделала без напоминания, стараясь не привлекать к себе внимание.

“Как ты себя чувствуешь? Покажи язык” - сказала мать, когда Кейт объявила, что идёт наверх почитать перед сном. Кейт широко раскрыла рот и высунула язык насколько могла.

“Выглядит нормально” - сказала Лена, поправляя ей волосы. Она прижалась лбом ко лбу Кейт, как делала, когда та была маленькой: “Ты расстроилась из-за своего друга?”

“О чём ты?”

“Наверное, ему больше не разрешат играть с тобой, Кэти”.

“Мы не играем, мама. Боже! Мне почти четырнадцать”.

“Хорошо. Что бы вы ни делали, я уверена, что она будет этому препятствовать. Держись подальше от них, Кейт, хорошо? Питер хороший мальчик, но его семья - очень проблемная”.

Ночью Кейт лежала поверх одеяла и считала оставшиеся минуты.

Натали и Сара делили комнату с тех пор, как родилась Кейт. И только сейчас Кейт задумалась, что, наверное, это было предопределено - что у неё оказалась отдельная, своя комната. Чтобы много лет спустя она могла незаметно оттуда улизнуть для встречи с Питером.

Отец был на смене с четырёх до полуночи. Это значит, что его не будет дома, по крайней мере, до часа ночи.

Когда сестры поднялись наверх где-то около десяти вечера, она почувствовала, как наэлектризованы её нервы. В одиннадцать внезапно прекратился смех на телешоу, которое смотрела мать - вместе с выключенным телевизором дом погрузился в тишину.

Кейт знала, что меньше чем в двадцати метрах от неё Питер делает то же самое: лежит в темноте и считает минуты до их встречи.

Если бы стены их спален исчезли, они могли бы выйти прямо из своих комнат и почти сразу оказаться рядом друг с другом.

Детство Кейт скоро закончится, и это хорошо - потому что никто больше не сможет указывать ни ей, ни Питеру, что можно делать и чего нельзя. Они с Питером будут сидеть в каком-нибудь ресторане, заказывать ужин из меню и непринуждённо рассказывать друг другу, что с ними произошло за день.

Иногда взрослая жизнь казалась очень далёкой. Но не в эту ночь, когда часы, наконец, показали 11:58, а Кейт надела кардиган поверх пижамы. Она была готова к этой жизни. Эта готовность переполняла её, когда она на цыпочках спустилась по лестнице к задней двери, повернула ручку и открыла её. Оказавшись на улице, она побежала в боковой двор, где её уже ждал Питер.

“Пошли” - прошептал он, беря Кейт за руку. Бок о бок они побежали на север по Джефферсон стрит - с хлопающим на ветру кардиганом Кейт и развевающимися шнурками Питера - и свернули на Мэдисон, где находился пустой дом со стоящим рядом знаком “Продаётся”.

Они подошли к старым качелям. Это был дом Тигов, их дети были старше Натали. Тиги переехали куда-то на юг, когда их младший поступил в колледж, и с тех пор дом пустовал.

На детской площадке возле дома было возвышение, на которое нужно было подниматься по ржавой лестнице. Питер сдвинул в сторону пустые банки от кока-колы. Кейт почувствовала, как участился её пульс.

“Мне нужно пописать” - сказала она.

“Ты просто нервничаешь” - ответил Питер. Теперь всё в нём выглядело по-мужски: размах рук, характерное очертание рта, даже оттенок голубых глаз.

Они сравнивали свои тела с тех пор, как были маленькими, и теперь Кейт поразило, насколько тяжелее должен был работать его организм, чтобы стать настолько больше её. Наверное, его клетки делились вдвое быстрее, а мышцы росли дольше и становились сильнее. Теперь её голова доходила ему только до подбородка.

“Ты что ли не нервничаешь?” - спросила Кейт. Она не знала, что ей сейчас надо делать. Куда смотреть. Питер медленно подошёл и взял её за руки. Теперь они выглядели, как будто собирались прыгать. Оба ничего не говорили, и молчание так затянулось, что им не хотелось его нарушать. На нём была футболка Метс, которую он носил последние два года как минимум два раза в неделю, и которая давно стала ему мала.

“Наверное, нервничаю” - сказал он.

Кейт обратила внимание, что помимо сложившихся обстоятельств, помимо того, что Питер держал её, как будто хотел удостовериться, что она здесь, в их разговоре было что-то необычное.

“Твои родители точно спят?” - спросила она - “Мне надо вернуться домой до полпервого”.

“Кейт” - сказал Питер и опустил взгляд, смотря на её пальцы, как бы сравнивая их со своими, как они когда-то делали в детстве. Потом он наклонился и поцеловал её пальцы. Он повернул её руку и поцеловал ладонь. Кейт подумала: “Всю свою жизнь я жила ради этого момента - чтобы ощутить его тёплое дыхание на моей руке”.

Его футболка разошлась по шву, и теперь в ней виднелись две дырки, как от карандаша. Он склонился вперёд и поцеловал её в губы.

Они перестали целоваться, чтобы глотнуть воздуха и Кейт почувствовала озноб, хотя сейчас ей было гораздо спокойнее. Она вытерла рот ладонью, и заметила, что Питер смотрит на неё с деланной болью.

“Прости” - засмеялась она.

Автомобиль проехал по Монро стрит, и они следили за направлением его фар. Он повернул на Центральный проспект.

“Мой отец уезжает” - сказал Питер - “Он будет жить в Квинсе с моим дядей”.

“Вы переезжаете?” - спросила Кейт.

“Только мой отец”.

“Ты это серьёзно? Когда он тебе сказал?”

“Вчера после ужина. Мама была в бешенстве после того, как увидела нас на улице. Она позвонила ему на работу, он приехал домой. Не знаю, что случилось потом. Она полно всего наговорила. Я думаю, что именно тогда он принял решение” - объяснил Питер.

“Он предлагал тебе поехать с ним? Решение остаться было твоим?”

Питер вырвал занозу, торчащую из деревянной доски: “Думаю, что мне лучше остаться с ней”.

“Что он на это сказал?”

Питер вырвал ещё одну занозу.

“Питер? Ты уверен, что не хочешь уехать с отцом? Я точно буду по тебе скучать, но …”

“Кейт, я думаю, что ей будет совсем плохо, если ещё и я уеду. Понимаешь?”

“Но ... “ - Кейт думала, как ей получше сформулировать мысль, но не нашла ничего лучше, чем задать тот же вопрос, что и в детстве - “Что с ней не так? Может это обычное недоразумение, и если мы просто …”

Питер покачал головой. Он рассказал ей, что случилось в супермаркете. Теперь она поняла, почему у Стэнхоупов в мусорке теперь валялись пакеты из дальнего магазина. Там даже не продавали орехи и изюм в упаковках - покупателям приходилось самим всё это набирать из контейнеров.

Этот случай произошёл пять месяцев назад, а она ничего не слышала о нём. Значит, это было не такое уж большое происшествие, как думал Питер. Либо происшествие было настолько большим, что взрослые тщательно скрывали его от детей.

“Я просто хотел, чтобы ты знала, что на некоторое время многое может измениться” - он снова поцеловал её, на этот раз дольше. Она чувствовала, как его руки прижимают её. Она положила руки ему на плечи и тоже крепко обняла.

Если его мать пришла в бешенство вчера, когда Питер просто хотел проверить, в порядке ли Кейт, что бы она сделала сейчас, если бы не обнаружила его в своей комнате?

Кейт отстранилась: “Ты можешь мне всё рассказать. Ты же знаешь, что я никогда никому этого не расскажу”.

“Знаю” - сказал Питер и присел на корточки - “Когда мы были маленькими, всё было по-другому, но сейчас … Я думаю о том, как хотел бы рассказать тебе всё. Иногда, когда у меня дома не всё хорошо, я думаю о чем-то смешном, что ты рассказывала. Как ты живёшь со своими сёстрами и родителями. Раньше я думал, как изменилась бы моя жизнь, если бы я был твоим братом, а не твоим соседом. Но потом понял, что не хочу быть твоим братом, потому что тогда мы не сможем пожениться”.

“Жениться?!” - крикнула Кейт, и рассмеялась.

“Я на полном серьёзе”.

В соседнем доме зажегся свет на крыльце, и они отпрыгнули в стороны. “Пора идти” - прошептал Питер.

Кейт спустилась по лестнице, пока Питер съезжал с горки. Они побежали по тротуару. Кейт хлопнула по знаку “Продаётся”, когда пробегала мимо. Они бежали вниз по Мэдисону, а потом свернули на дальний конец Джефферсона, где Питер схватил её на руки, крутанул вокруг себя и поставил обратно на землю. Спотыкаясь, они продолжили бег, пока не показались их дома. Подойдя ближе, они на минуту притаились в тени деревьев.

“Я сожалею о том, что произошло вчера” - сказал Питер. Кейт изучала его лицо в неровном лунном свете и представляла, как он будет выглядеть, когда вырастет. Она положила руку ему на шею. Он прикрыл глаза.

“Не переживай” - сказала она. Всё это больше не имело никакого значения. Теперь они были навсегда связаны тем, что он сказал. И поцелуями. И тем, что знали друг друга всю жизнь. Молча, они метнулись из-за деревьев, как две лисы - Питер к себе домой, Кейт к себе.

Их ночной побег остался бы незамеченным, если бы Лена Глисон не вспомнила, что оставила садовый шланг включённым. Она недавно посадила гортензию, и теперь вода могла её утопить.

Лена уже спала, но что-то в её снах напомнило о шланге и разбудило её. Она вышла на кухню и удивилась, что задняя дверь оказалась приоткрытой. Она уставилась на дверь, метнула быстрый взгляд в гостиную, проверить, не вернулся ли Фрэнсис, и подумала, могла ли она действительно забыть запереть дверь.

Она вышла на улицу в прохладу ночи и выключила воду. Земля под тапками была мокрой. Она вернулась на кухню и провела пальцем по маленькому замку на дверной ручке. Когда она поднималась наверх, чтобы проверить комнату Кейт, всё выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.

“Где ты была?” - спросила она, когда Кейт подкралась из-за куста к задней двери. Лена сидела на нижней ступеньке.

Кейт ахнула и положила руку на сердце: “Мама!”

“Я задала тебе вопрос. Где ты была?” - её голос звучал так спокойно, что Кейт подумала, что больших проблем не ожидается. Позади неё тень Питера мелькнула через лужайку к задней двери его дома.

“Обожди секунду” - крикнула Лена, шагая по мокрой лужайке в своих ярко-белых шлёпанцах - “Обожди”.

Она прошла мимо Питера и постучала в дверь Стэнхоупов.

“Что ты делаешь? Мама! Подожди. Пожалуйста” - кричала Кейт, уцепившись за мамин рукав, как маленькая - “Ты ничего не понимаешь. Зачем им говорить об этом?!”

На первом этаже дома Питера зажглась лампа. Потом включился кухонный свет. Кейт посмотрела на Питера, чтобы он помог, но тот просто вздохнул.

“Знаешь что” - сказала Лена, когда Брайан открыл дверь, и свет осветил их всех. Она плотнее завернулась в халат - “Передай своей жене, что её сын тоже не ангел. Это была его идея, тайком выбраться из дома”

Из глубины своего кармана она достала бумажный самолётик.

К дому Глисона подъехал автомобиль. Хлопнула дверь. Все слушали, как Фрэнсис идёт по тропинке к дому, гремит в замке своим ключом. Он включил свет в гостиной и прошёл через дом к задней двери, которая была открыта настежь.

“Что происходит?” - подходя, спросил он, хотя Кейт видела, что он уже всё понял.

“Она тебе расскажет” - сказала Лена, схватила Кейт за самую чувствительную часть локтя и потащила к дому. Брайан придержал дверь для Питера, который прошёл мимо отца с опущенной головой.

“Ай” - Кейт попыталась вырваться из рук матери.

“А, так тебе больно!” - крикнула Лена, сжимая локоть ещё сильнее.

За все годы, что они жили по соседству, Глисоны никогда не слышали, чтобы Стэнхоупы ругались.

Слыша, как они спорят сейчас - женский голос, мужской, голос Питера - заставили их остановиться и прислушаться. Кейт почувствовала, что внимание к ней немного ослабло.

Сара спустилась вниз и сказала - “Что-то происходит у соседей”. Потом она заметила Кейт и сказала: “Блин”. Она плюхнулась на диван и стала с интересом смотреть, что будет дальше.

“Он уходит” - сказала Кейт, пытаясь сосредоточить их внимание на Стэнхоупах - “Мистер Стэнхоуп переезжает к своему брату. Питер просто хотел мне об этом сказать”.

“Кейт, к тебе это не имеет никакого отношения!” - крикнул Фрэнсис и стукнул по столу так, что Лена вздрогнула - “Ради бога, заведи себе нового друга. Держись подальше от этих людей”.

Он знал, что это его вина. Даже крича на них, он знал, что виноват именно он. Когда Фрэнсис в первый раз увидел Анна Стэнхоуп, в его мозгу прозвенел тревожный звонок, но он ничего по этому поводу не сделал. Он слишком уважал Брайана.

Он думал - ну маленькие дети играют, кому от этого вред? Всё что нужно маленькому ребёнку - это возможность играть с другим ребёнком. В том возрасте Питера легко можно было заменить любым другим мальчиком, и Кейт не обратила бы на это особого внимания. Нат и Сара играли в основном друг с другом, но они с Леной могли бы разрешить Кейт пригласить в гости друзей из школы. По словам Лены, именно так делали некоторые одноклассники Кейт.

Это так по-американски - пригласить ребёнка с другого конца города, когда на расстоянии ходьбы от дома было полно детей. Но конечно им надо было это сделать.

Они должны были убедить Кейт играть с детьми Мальдонадо почаще. Сюзанна, конечно, была глуповатой девочкой, а её старший брат всегда замышлял какие-то проделки, но по крайней мере у них были нормальные родители.

Однако Лена умилялась, что Кейт и Питер всегда вместе. Она смотрела через кухонное окно, как они играют во дворе и всегда о чём-то говорят-говорят-говорят.

Лена повторяла, что очень важно иметь надёжного друга, и в любом случае они когда-нибудь это перерастут. Один устанет от другого и каждый пойдёт своим путём.

“Как ты можешь быть в этом уверена?” – спрашивал Фрэнсис.

После происшествия в супермаркете Брайан стал гораздо менее дружелюбен к Фрэнсису и иногда казался откровенно враждебным. Люди ведут себя смешно, когда понимают, что не правы.

“Это называется подростковый возраст” - сказала Лена - “Это называется жизнь”.

Кейт выглядела такой худой в своей тонкой пижаме - её узкое маленькое тело было таким же, как когда-то в детском саду, только вытянулось.

Она была папиной дочкой, подумал Фрэнсис, хотя никогда не выделял любимчиков среди своих детей. Его сердце таяло, когда он видел, как она рвётся из дома в любую погоду, пока её сестры просиживали внутри, крася ногти.

Она всегда была готова пойти с ним в субботу утром в магазин стройматериалов. Хотя знала, что половину времени он там будет болтать с другими полицейскими, которым жены тоже поручили что-то исправить или установить.

В своих черных форменных носках, дотянутых чуть ли не до колен, и клетчатых шортах, с табельным оружием, засунутым под рубашки с короткими рукавами, они тщательно изучали всё разнообразие свёрл, гвоздей и шурупов, не имея ни малейшей идеи, что с этим делать. Потому что переехали сюда из города, где жили в квартирах и там всё это ремонтировал супер.

То, что Фрэнсис вырос в Ирландии, никак не меняло ситуацию: там ни у кого во дворах не было ни бассейнов, ни веранд.

“Что у тебя там было?” - как-то спросила Кейт - “Внутренний дворик?”

Фрэнсис только посмеялся.

Однажды, когда она только выросла из подгузников, Кейт собрала все свои мягкие игрушки на лестнице и сказала ему, что у них совещание.

Но сейчас ей тринадцать, а она всё вытирает нос ладонью. Лена всегда хотела, чтобы она избавилась от этой привычки.

“Послушай меня, Кейт. У нас и так хватает проблем, чтобы ещё и искать их на улице” - сказал Фрэнсис.

Лена перечисляла всё, что Кейт теперь не могла делать. Выпускная вечеринка? Забудь об этом. Никакого телефона, никакого телевизора. Кейт ухмылялась, сложив руки на груди. Она всё равно не пользовалась телефоном и почти не смотрела телевизор.

“Никакой улицы после школы” - добавил Фрэнсис, и сердце Кейт упало. Она почувствовала, как исчезает её ухмылка. “И больше никакого автобуса. Мама или я будем возить тебя в школу”.

Появилась Натали, потирая глаза. “Что за чертовщина?” - сказала она и прищурившись посмотрела мимо матери, мимо отца - “Это Питер? Что он тут делает?”

Кейт вскочила и обернулась: под погасшим на крыльце светом стоял Питер, как будто в нерешительности - постучать в дверь или нет. Когда он заметил, что все на него смотрят, то поднял руки, как бы сдаваясь.

Дверь открыл Фрэнсис. “Что ещё?” - спросил он, глядя мимо Питера в темноту.

Лена добавила: “Думаю, что на сегодня уже хватит”.

Питер понимающе кивнул. Его кадык выделялся на худой шее, когда он нервно сглотнул несколько раз. Он посмотрел назад, на свой дом, а потом, вздохнув, как будто собирался нырнуть в воду, зашёл внутрь.

“Можно от вас позвонить в полицию?” - спросил он, глядя только на Кейт. И не дожидаясь ответа, прошёл мимо всей семьи Глисонов, через большую комнату, через столовую, на кухню, где телефон висел на стене на том же месте, что и в его доме. Все они на мгновение замерли на своих местах, слушая пластиковый стук снимаемой трубки.

Лена собралась было что-то сказать, но Фрэнсис остановил её, подняв руку. “Что происходит?” - спросил он, пройдя вслед за Питером на кухню.

Питер смотрел прямо на него, когда говорил в телефон: “Да. Здравствуйте. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь на семнадцать одиннадцать Джефферсон-стрит. Да. Срочно. Моя мать взяла отцовский пистолет”.

Лена в ужасе прикрыла рот рукой, Сара и Натали подлетели к окну. Кейт смотрела только на Питера.

Фрэнсис покачал головой. Это невозможно. Мальчишка просто не разобрался. По той же причине из прохожих получаются самые неудачные свидетели.

Мать Питера когда-то брала оружие отца, поэтому мальчик подумал, что она опять это сделала. Они с Брайаном думали, что им удалось скрыть эту деталь от детей, так же, как они скрыли её от всего остального Гиллама, но дети каким-то образом разузнали всё. Они слишком много смотрят и слушают, и поэтому слишком много знают.

“Я пойду туда” - сказал Фрэнсис.

“Подождите” - сказал Питер - “Подождите секунду”.

Пока Питер держал синюю телефонную трубку, Кейт видела, что он думает, как свести драму к минимуму, не дать им впутаться, несмотря на то, что пришлось пользоваться их телефоном. Кейт поразило, насколько он похож на своего отца, у которого тоже редко получалось сформулировать то, что он хотел сказать. У обоих был одинаковый способ удерживаться на плаву, преуменьшая свои неприятности.

Как только истекла секунда, о которой просил Питер, Фрэнсис прошёл мимо Лены, и почти в одно мгновение оказался на выцветшем жёлтом коврике Стэнхоупов. Он колотил в их дверь, широко расставив ноги в позе, в которой Кейт никогда его не видела.

“Брайан!” - крикнул он - “Анна!”

Он подёргал ручку. Снова постучал.

Он дал Брайану ружейный замок ещё в январе. Был канун Нового года, хозяйственный магазин был закрыт, но у Фрэнсиса в сарае валялся лишний кодовый замок, новенький, ещё в фабричной упаковке.

Он пошёл туда с Брайаном, и когда открыл дверь, в нос ему ударил запах застарелой травы и бензина. Он сразу нашёл этот замок, что само по себе было чудом, и проследил, чтобы Брайан распаковал его. Закрывая дверь сарая, Фрэнсис сказал Брайану нигде не записывать код от замка. Брайан посмотрел на него так, будто хотел спросить, действительно ли Фрэнсис думает, что он такой идиот. Фрэнсис пожал плечами. Внезапно разозлившись, в тот момент он очень хотел напомнить Брайану, что именно тот потерял свой заряженный пистолет.

Так что мальчик наверняка ошибался. Может, она просто пригрозила. С момента инцидента в супермаркете прошло почти пять месяцев, он тогда почти сразу дал Брайану этот замок. За пять месяцев это должно было стать привычкой.

Пока Фрэнсис думал, что ему теперь делать, он расстегнул кобуру, но затем снова застегнул её. Нет, это невозможно.

Он вдруг вспомнил старую историю, произошедшую перед отъездом в Америку.

Семья в соседнем переулке потеряла двоих детей, утонувших в колодце, с разницей в три года. Сначала утонул один, а три года спустя – другой. Почти так же, почти в том же возрасте.

“Господь призвал их к себе” - шептала его мать отцу на кухне, охваченная горем - “Могло случиться с любым из нас”.

Теперь, спустя почти тридцать лет, Фрэнсис хотел бы вернуться обратно и воскресить мать с отцом, чтобы сказать им “нет”. Теперь, когда у него было время подумать об этом, он не согласен - этого не могло случиться ни с одним из них.

“Фрэнсис!” - крикнула Лена через двор.

Зажегся свет в доме Мальдонадо. Семья Наглс тоже проснулась. Оператор 911 проинструктировал Питера оставаться на линии, поэтому Питер попросил Кейт передавать ему, что происходит на улице. Надо наверное повесить трубку, подумал он. Так было бы лучше. Он нервничал и очень переживал, и похоже ситуация всё ухудшалась.

Отец планировал уехать в эти выходные. Он сказал, что скорее всего это ненадолго, и Питер тогда же решил никогда не звонить ему. В тот же вечер он пустил из окна бумажный самолётик. Тогда же он решил, что ему без разницы, если его поймают.

Оператор на линии спрашивал его, что случилось, какой марки пистолет, заряжен ли он, но Питер проигнорировал её вопросы. “Просто скажите им, чтобы они приехали побыстрее” - сказал он - “Как можно быстрее”.

В доме Стэнхоупов послышались шаги. “Иду!” - крикнула Анна Стэнхоуп так звонко, как будто это было три часа дня. Фрэнсис посмотрел на Лену и махнул что всё в порядке.

Анна распахнула дверь и отступила на несколько шагов. Френсис заметил, что в руках у неё ничего нет. Она была в ночной рубашке, свободно болтающейся вокруг стройных ног. Она выглядела, как будто её мучает боль, и Фрэнсис на мгновение задумался - не перепутал ли мальчик. Может на самом деле это был Брайан, который решил, что ему достаточно и потянулся к пистолету.

“У тебя что-то болит?” - спросил он, делая неуверенный шаг внутрь. Анна присела на корточки возле дивана. Фрэнсис быстро осмотрел комнату, лестницу, затенённое место за открытой дверью. Вдали выли сирены.

“Где Брайан?” - спросил он, сделав ещё несколько шагов вглубь дома.

“Я очень сожалею обо всем” - сказала Анна, и когда Фрэнсис взглянул на неё, у неё действительно был очень виноватый вид. Лицо её было пепельного оттенка, она выглядела очень усталой.

Она засунула руку под подушку дивана и быстрее, чем это представлялось возможным, вытащила оттуда пистолет, навела на Фрэнсиса и выстрелила.

КВИНС

6.

В квартире Джорджа они ели с одноразовых бумажных тарелок.

Раз в несколько месяцев Питер ездил с дядей к оптовым торговцам в Лонг-Айленд-Сити, чтобы купить шесть упаковок белых маек, которые Джордж носил каждый день, и коробку с двумя тысячами плотных бумажных тарелок премиум-класса, которые он держал на кухне в двух одинаковых по высоте стопках.

У Джорджа не было кухонного стола, поэтому они ели перед телевизором, держа обед на коленях. В качестве столовых приборов они использовали набор, оставленный Брендой, когда она уехала обратно к родителям, и на дне раковины всегда валялись вилки, ножи и ложки.

В ванной Бренда оставила банку с кремом для лица. Джордж задвинул её в самый угол, заполнив всё остальное пространство кремами для бритья, дезодорантом, ополаскивателем для рта и зубными щётками, валявшимися в лужицах воды. Иногда после душа Питер открывал эту банку с кремом и вдыхал аромат. Пахло огурцами. Сушилкой для белья. Яркая серебряная крышка банки, никогда не покрывалась пылью, и Питер задумывался, не делают ли отец и Джордж то же самое.

После всего, что произошло, Брайана сначала сняли с патрулирования, а по окончании следствия и вовсе перевели в Дорожную службу.

Дом быстро продали молодой семье, переехавшей из Фар-Рокуэй, и агент по продаже недвижимости на пару с судебным приставом, прошли по всем комнатам и промаркировали мебель. Даже тарелки. Постельное белье. Кухонную утварь. Подставку для зонтов и три зонта в ней. Велосипед Питера - старенький Линкольн Логс. Каждый доллар шёл на оплату юридических услуг и медицинских расходов. Казалось, что деньги вылетают в открытую форточку.

Брайан допустил ошибку, рассказав об этом Питеру. И Питер, стойко перенёсший арест его матери, отправку её в тюрьму округа, обвинительное заключение, решение о её отправке на принудительное лечение, был добит мыслью о том, что по их дому в Гилламе ходят чужие люди, рассматривают его коллекцию наклеек, сидят в его скрипучем кресле.

Питер с отцом сидели на диване в квартире Джорджа в Квинсе, перед включённым телевизором.

Брайан наблюдал, как Питер всё это воспринимает. Они были почти одного роста. С одинаково большими руками. Питер покраснел от стыда, услышав про дом, и Брайан отвёл взгляд. Было очень легко забыть, как молод он был.

“Что насчёт моих вещей?” - спросил Питер - “То, чего нельзя продать. Мои записные книжки. Другие вещи”.

“Мы заберём это, Пит. Не волнуйся. Новая хозяйка всё это отложит, а мы потом заберём.

“Мои кассеты?”

“Да, я сказал ей, чтобы их тоже отложила”.

“Они в обувной коробке в моем шкафу. Ты передал ей это?

“Нет, но сегодня же скажу. Я ей позвоню”.

“И мои книги” - у Питера была красивая копия “Хоббита” в твёрдом переплёте, с позолоченной страницей возле титульного листа и ещё одной в конце книги. Питер выиграл её в конкурсе плакатов по пожарной безопасности в шестом классе, и в тот момент, когда получал книгу, решил, что никогда даже не откроет её. Когда ему стало интересно, что в ней написано, он взял такую же книгу в библиотеке. Кейт тогда заняла второе место и получила книгу Anne of Green Gables.

“Да, и твои книги тоже. Мы туда вернёмся и всё заберём”.

“Когда?”

“Я не знаю, приятель. Очень скоро”.

Питер кивнул и аккуратно положил вилку на оторванное бумажное полотенце, которое служило ему салфеткой. Он взял куртку, валявшуюся за телевизором, и вышел из квартиры.

В магазине на первом этаже были установлены видеоигры, и Питер часто туда спускался после обеда, чтобы поиграть в Утиную Охоту или в Пакмэна.

Ещё он любил сидеть возле китайской забегаловки на Квинс Бульваре и смотреть, как над головой с грохотом пролетают поезда 7-й линии метро.

“Что я такого сказал?” - спросил Брайан, откидываясь на глубокие подушки дивана, когда Питер ушёл.

“Он просто хочет забрать свои вещи” - сказал Джордж - “Ты действительно собираешься туда, как и обещал?”

“Конечно. Что мне мешает?”

Джордж пожал плечами и глянул на закрытую дверь квартиры, прежде чем вернуться к телевизору.

Брайан знал, что были и такие, кто думал, что его надо уволить. Кто думал, что он некомпетентен. Кто думал, что он придурок, который не может контролировать даже собственную жену. Но преступление совершил не он, а она. Он был всего лишь свидетелем. Даже отчасти жертвой.

Брайан слышал, что лицо Фрэнсиса Глисона стало выглядеть лучше. Не совсем конечно нормально, но теперь можно было не отводить взгляд при его появлении. Он начал говорить и самостоятельно есть. Мог ходить.

Врачи почти сразу сказали, что он выживет. Как только он пережил эти первые двенадцать часов, появилась надежда. Когда он пережил первые двадцать четыре часа, стало ясно, что его организм гораздо сильнее, чем кто-либо ожидал. И что теперь? Он будет жить, но в качестве кого?

В пачке документов, которая пришла спустя месяцы после произошедшего и незадолго до решения по уголовному иску, Брайан прочитал, что, когда Фрэнсиса катили на операцию в первую ночь, медсестра сказала Лене Глисон, что ему уже сделали переливание крови, и можно ли сделать ещё одно, если понадобится.

Лена не поняла вопроса, но что-то щёлкнуло в её голове. Она рассвирепела и сказала им использовать свою кровь, если понадобится; она сказала им, чтобы они выцедили для него всё до капли, пока его жизнь не окажется вне опасности.

А потом она ждала за дверью шесть, семь, восемь часов, просто чтобы увидеть его на десять минут. Она провела там следующие день и ночь, и следующие, и каждый день в течение трёх месяцев, пока Фрэнсиса не перевели в реабилитационный центр на севере штата.

Некоторые из медсестёр были раздражены её упрямством, её подозрительным отношением к каждому их движению. Но другие говорили, что именно её сила воли спасла его. Да, Фрэнсис был сильным, плюс ему повезло. Но одного лишь этого было бы недостаточно.

Пачка документов была 10 сантиметров высотой - но подробности, касающиеся Лены были тем, к чему Брайан возвращался снова и снова.

На работе он слышал, что, как только Фрэнсис достаточно окреп, она приезжала к нему на север в реабилитационную больницу, чтобы отвезти в Гиллам, к озеру.

Он всё ещё был в инвалидной коляске, поэтому Лена сажала его рядом со скамейкой в широкополой соломенной шляпе от солнца и с одеялом на коленях.

Брайан представил, как они там разговаривали. Если посмотреть сзади - они были похожи на обычную пару, наслаждавшуюся солнечным днём. Люди шли мимо во время своих утренних прогулок и останавливались, чтобы поздороваться и спросить, как у него дела. Лена улыбалась и поворачивалась в сторону Фрэнсиса, чтобы он тоже поучаствовал в разговоре, как будто его лицо не было разорвано выстрелом, как будто он был здоровым человеком, который мог бы что-то добавить к разговору о погоде.

Когда он стал достаточно здоров, чтобы ходить в церковь и уже мог самостоятельно передвигаться на короткие расстояния, она привела его на воскресную службу.

Брайан слышал, что ей больше не надо держать Фрэнсиса за руку. Он мог самостоятельно обойти всё озеро.

В последний раз Брайан видел его в зале суда. Фрэнсис был коротко острижен и носил повязку на левом глазу. Его кожа выглядела растянутой. Одна щека, казалось, переходила прямо в шею, минуя челюсть.

По глупости, Брайан думал, что всё нормализуется, как только Фрэнсис придёт в себя. Что он очнётся и объяснит всему миру, что на самом деле это отчасти и его вина.

В конце концов, именно Фрэнсис использовал своё влияние, чтобы сохранить в тайне инцидент в супермаркете. Зачем? Фрэнсис должен был арестовать Анну ещё тогда. Она бы провела месяц в больнице, и вернулась бы домой, чувствуя себя лучше.

Больше года Брайан работал регулировщиком на Манхэттенской стороне Квинсборо Бриджа, управляя автомобильным движением.

“Отлично” - всегда отвечал он, когда Питер или Джордж спрашивали, как прошёл его день.

Или: “Отлично, если не считать чёртова дождя”. Или было чертовски холодно. Или чертовски жарко.

Но он говорил это с улыбкой, по крайней мере, пытался. В любом случае почти весь мир жаловался то на дождь, то на холод, то на жару. Это был просто повод хоть что-то сказать.

После переезда в Квинс, Питер стал обращать гораздо больше внимания на погоду, потому что у него стало на это больше времени: в ожидании автобуса на остановке, по дороге в метро, по пути домой из продуктового магазина с тяжёлыми пакетами, врезающимися пластиковыми ручками в ладони.

Однажды Брайан, как всегда, сел на Q32. Но вместо того, чтобы сойти на Второй Авеню, остался в автобусе. Покачиваясь в такт движения синхронно с остальными пассажирами, пока автобус прокладывал себе путь через Третью Авеню, Лексингтон и Парк.

Он вышел на 32-й Стрит, купил себе хот-дог, съел его, а потом сел на автобус и доехал обратно до Саннисайда, где прилёг в прямоугольнике солнечного света на изношенном паркете в квартире Джорджа. Не имея ни малейшего понятия, что происходит в его голове.

Назавтра он сделал вид, что перепутал расписание. Он дважды позвонил администратору пенсионного фонда и долго спрашивал его о размере пенсии и сроках выхода на неё. Он всё ещё был слишком молод для этого.

Было бы лучше подождать, пока срок его службы не достигнет двадцати лет. Но когда он представлял себе, что ещё год стоит на 59-й улице и дышит выхлопными газами, то чувствовал, как что-то внутри него сворачивается и умирает.

Несколько недель спустя, не говоря ни слова ни Питеру, ни брату, чей раздвижной диван они делили с тех пор как покинули Гиллам, Брайан сдал своё удостоверение. Он всегда думал, что сделает это в пятницу, но не смог подождать даже одного дня. Он сдал своё удостоверение в четверг, а затем сел на автобус обратно в Саннисайд, сел в свою машину (хотя это было отличное место - можно было не перепарковываться до самой субботы) и поехал на стадион Ши, где просидел весь день у правых ворот, с прекрасным видом вдоль третьей базовой полосы.

Тем же вечером, когда Питер делал домашнее задание, Брайан встал перед телевизором и сказал, что хочет сообщить замечательную новость.

Питер посмотрел на него и заметил, что отец ещё больше похудел. Все брюки стали ему велики, а затягивание пояса делало его вид ещё более печальным. Отец был всё время взволнован и часто улыбался. Но его улыбка выглядела маниакальной, и Питер от этого нервничал.

Теперь, видя, как отец прочищает горло, как будто собирается выступать перед большой аудиторией, Питер заметил искру радости в его глазах. Впервые с той ночи, когда мать выстрелила в мистера Глисона.

Как вы уже знаете, начал Брайан, он всегда хотел жить на юге - Джордж и Питер переглянулись. Позвонив в несколько мест и поговорив с людьми, он получил хорошую скидку на квартиру в Южной Каролине. Там у него есть знакомый, тоже бывший полицейский, который ему поможет устроиться охранником. Эта работа ему практически гарантирована. Плюс он будет получать полицейскую пенсию, да и жить там гораздо дешевле. Питер может поехать с ним, если захочет.

Питер видел, что его дядя был так же удивлён этим, как и он сам. Питеру исполнилось пятнадцать лет. Он читал учебник о захвате форта Тикондерога - учитель намекнул, что завтра может быть контрольная на эту тему. Он только перешёл на второй курс в высшей школе Датч Киллс, которая по-прежнему воспринималась как нечто временное.

Миссис Квирк, его учительница естествознания в старой школе, встретила Питера в городе и отвела к группе людей, которые, как он догадался, собирались оценить его способности.

Дело было летом. Он думал, что учителя на лето куда-то уезжают, тем не менее, вот она - миссис Квирк, собственной персоной, выходящая из пригородного автобуса на тротуар в конце июля.

“Пойдём, Питер” - сказала она, и он пошёл за ней. Взрослые совещались, пока Питер ждал за дверью. Всё, на чем он мог сосредоточиться - это странный вид миссис Квирк, пробиравшейся по городской улице с огромной копной волос и в неизменных толстых чулках, которые точно так же носила в Гилламе.

Он не мог дождаться, чтобы рассказать об этом Кейт. Но каждый раз, вспоминая о Кейт, он чувствовал, как сжимался его живот - словно готовясь к удару.

Отец всё лето был занят - юристы, врачи, повестки, счета чуть ли не каждый день - поэтому везде его возил Джордж.

Джордж записывал телефонные номера, адреса и важные даты, которые ему диктовала миссис Квирк. Позже Джордж сказал Питеру, что должен поблагодарить миссис Квирк, за то, что попал в Датч Киллс.

“Что это такое?” - спросил Питер. Ему объяснили, что это специализированная высшая школа, вроде частной, но бесплатная. Одна из лучших школ в городе, включая городские и частные.

Но Питер так и не понял, что они имели в виду. Проживание в Квинсе было одно, учёба в школе - другое. Когда он думал о школе, он всё ещё представлял каменный фасад Гиллам Хай Скул.

Это было больше года назад.

С тех пор у него появились друзья в школе, которые не знали ни о его матери, ни о том, что случилось в Гилламе. Никто из тех, с кем он встречался по выходным или после школы, не знал об этом.

Они ходили домой друг к другу или гуляли в парке. Рассказывали смешные истории, происходившие с ними после школы или после тренировок.

Несколько бегунов из его команды по кроссу рассказали, что, когда они бежали по Централ Парку, человек, выгуливавший собак, запутался в поводках, упал и собаки потащили его по дорожке.

Они пересказывали это несколько недель. Рохан имитировал, как человек споткнулся, Дрю и Мэтт выли и лаяли, как собаки. “Ты бы тоже там смеялся, Питер” - говорили они ему, и он не чувствовал себя изолированным. Он знал, что он здесь свой, и ему было этого достаточно.

Ему казалось, что это чересчур - ходить к ним домой, видеть их комнаты, обедать с их братьями и сёстрами. Тогда как для них это было нормально. Друзья наверное думали, что Питер чем-то занят по выходным - может, ездил в посёлок, в котором жил раньше. Первые несколько недель они досаждали его вопросами, на которые он в основном давал уклончивые ответы.

Потом Питер им сказал, что там у него осталась девушка, и он встречается с ней по выходным. Иногда он ездит к ней на автобусе, иногда - она к нему. Друзья спросили, как она выглядит - не потому, что им было интересно, а потому, что решали, стоит ли ему верить. Он ответил им правду: темно-русые волосы ниже плеч, карие глаза, средний рост.

“Сиськи-то большие?” - спросил Кевин, и все засмеялись. Питер тоже ухмыльнулся, но почувствовал холодок, пробежавший по телу, и ему захотелось плакать.

К осени второго года обучения в Датч Киллс, он уже был на втором месте среди бегунов школьной команды, а когда Барри Диллон закончил школу, то стал лучшим.

Тренер хотел на зиму перевести его с мили на 1200 метров, а к весне - обратно. Барри Диллон так быстро не бегал в пятнадцать лет, сказал ему тренер летом, и добавил, что, если Питер будет тренироваться, не жалея сил, то станет лучшим бегуном на средние дистанции во всём городе.

Питер подумал, что если пошлёт Кейт календарь соревнований, она поймёт, что он хочет увидеться. Если он отправит его по почте с чужим обратным адресом - её родители даже не подумают, что это от него. Тогда она найдёт способ приехать в город, и они, наконец, повидаются.

Несмотря на то, что школьные друзья верили его рассказам, он не видел Кейт с той ночи, когда позвонил в 911 по телефону Глисонов.

Всё, что Питер понял - это то, что его отец уезжает в любом случае. Что он уволился из полиции. Подписал договор на аренду квартиры в Северной Каролине. Или в Южной - Питер в них не разбирался. Если и были какие-либо обсуждения на тему, ехать ему или нет - то эти обсуждения уже закончены в частном порядке, в голове Брайана.

Он звал с собой Питера, но давал ему выбор остаться. У Питера сложилось впечатление, что отец звал его с собой чисто из вежливости - как свидетельство тому, что их жизни пересекались до этого момента. Если Джорджу могло помешать то, что Питер остаётся - то, по мнению отца, им надо было решить это между собой.

“Как ты будешь видеться с мамой?” - спросил Питер.

“Как я буду видеться с мамой?” - повторил Брайан тоном, который подразумевал, что ответ очевиден. Он провёл рукой по волосам, казалось, в поиске мыслей: “Средняя температура воздуха там на двенадцать градусов выше, чем здесь. У кооператива, который я нашёл, есть даже бассейн для жильцов. И спортзал”.

“И спортзал” - повторил Джордж. Он повернулся к Питеру и сказал: “Живи у меня сколько хочешь, парень”.

Джордж проводил большую часть рабочего дня, сидя на десятисантиметровой стальной балке, на высоте больше ста метров, и со временем у него выработалось повышенное чувство опасности. “Я буду возить тебя в Вестчестер, когда только захочешь” - сказал он.

“Тогда я остаюсь “ - ответил Питер - “Хотя бы на некоторое время. А дальше будет видно”. И он внимательно посмотрел на отца.

“Хорошо!” - сказал Брайан - “Отличный план”.

Полчаса спустя Джордж прошёл пару кварталов до бульвара и присоединился к Питеру, сидящему на крылечке китайской забегаловки.

“Я рад, что ты остаёшься, Пит. У нас всё будет отлично” - он положил тяжёлую руку на голову Питера и спросил - “Ты в порядке?”

“Я? Да. В полном порядке”.

“Не знаю насчёт гольфа, но я уверен, что подобное не для меня. И не для тебя тоже. Ты здесь в хорошей школе. Дети бьются, чтобы попасть в эту школу. А ты там всех рвёшь по бегу и всему остальному”.

“Спасибо за душевный разговор, Джордж” - улыбнулся Питер.

Джордж рассмеялся так, что пассажиры, ожидавшие электричку на платформе наверху, повернулись в его сторону: “Ну, ты теперь крутой парень. Думаю, что у них на юге нет крутых парней”.

Брайан уехал через несколько недель, в день самого важного забега в сезоне.

Питер ненавидел чувство, возникавшее у него каждый раз, когда он приходил домой и видел отца пакующим вещи. В один день появилась новенькая спортивная сумка. В другой раз - куча ярких футболок для гольфа высовывалась из фирменного пластикового пакета магазина Marshalls.

Питера это не раздражало - просто он предпочитал в это время пить кока-колу на крыльце дома Джорджа и наблюдать, как люди спешат домой с работы или выгуливают собак.

Однажды, когда отец разговаривал по телефону, он сидел на улице и видел, как женщина лихо запарковала большую машину за пару минут, оставив с каждой стороны не больше двух дюймов. Ему хотелось зааплодировать. Мимо проходил парень из его школы. Но он не был бегуном, не пересекался с ним на занятиях, поэтому Питер просто сказал ему “Привет” и отвёл взгляд.

Когда наступило утро, Брайан бросил две сумки в багажник и захлопнул его.

“Я оставил Джорджу кое-какие деньги” - сказал он Питеру, который вышел с ним на улицу - “Так что не беспокойся об этом”.

Питер не беспокоился об этом. Он беспокоился, будет ли у него достаточно времени, чтобы переварить бэгел до сегодняшнего забега.

Он вдруг понял, что это Джордж купил бэгелы. Теперь ему тоже надо как-то в этом помогать. Питер понятия не имел, сколько зарабатывает арматурщик.

“Безопасной дороги” - сказал Питер.

Он слышал, как утром Джордж сказал то же самое, прежде чем уйти на работу. Внезапно Питера залихорадило. Он не имел права опоздать на командный автобус. Ему нужно было размяться перед стартом. Ему нужно было успеть сходить в туалет. Утро было прохладное и пахло яблоками. А он понапрасну тратил его, стоя здесь на тротуаре.

“Хорошо себя веди” - сказал Брайан - “Скоро увидимся, Пит”.

“Знаю. Ты это уже говорил”.

Питер стоял на тротуаре, когда отец вывел машину из тесной парковки, направился в сторону Вудсайд Авеню и повернул направо. Ещё до того, как переключился светофор, подъехала другая машина и заняла освободившееся место.

Два часа спустя, после наполненной нервами поездки с командой в Ван Кортландт Парк, Питер выбыл из забега всего через милю. Он отлично стартовал, как обычно лидировал, но когда бегуны вышли на лесную часть маршрута, отстал. Он не мог найти ритм. Мышцы ног были тяжёлыми. Его стали обгонять даже юниоры. Питер замедлял бег, пока полностью не остановился и не ушёл с пути, чтобы не мешать другим.

“Судороги?” - тренер пытался понять, в чём проблема. Это было так не похоже на Питера. Вернувшись в автобус после забега, по дороге обратно в Квинс, тренер попросил его сесть впереди. “Ты в порядке?” - спросил он - “Что случилось?”

Питер пожал плечами - “Наверное, плохо себя чувствую”.

“Позвонить отцу?”

“Потом сам ему скажу. Когда он приедет за мной” - сказал Питер и почувствовал давление в груди. У него перехватило дыхание. Он попробовал потянуться, но это не помогло. Тогда он опустил стекло и закрыл глаза под хлынувшим потоком воздуха. “Закрой!” - крикнул один из его товарищей по команде с заднего сиденья. Вскоре автобус вернулся на своё место у дверей спортзала, и Питер стоял рядом с кладбищем в ожидании городского автобуса, со спортивной сумкой в руках.

Он навещал мать по воскресеньям. Почти каждое воскресенье.

Сначала его возил отец, но через несколько месяцев Питер стал туда ездить на электричке. Ему нравилось ездить одному. Обычно он доезжал на 7-й линии метро до Гранд Централа, а там пересаживался на электричку Metro North для семидесятиминутной поездки вдоль Гудзона. Он включал свой плейер, чтобы никто не заговорил с ним, и всю дорогу смотрел в окно, наблюдая, как посёлки Вестчестера проплывают один за другим так быстро, что сливаются в один.

А потом наоборот - пейзаж становится всё более открытым, появляются фермы и очертания каменных стен вдалеке. Дома уступают место лошадиным загонам, асфальтированные дороги переходят в просёлки.

Ни один из городков, мимо которых проезжал поезд, не напоминал ему Гиллама, но Питер всё равно продолжал сравнивать их с Гилламом. Изредка он видел коров.

От станции до больницы надо было идти вдоль шоссе ещё две мили. Однажды в дождь, он поехал от станции на такси, и когда водительница спросила его, к кому он едет в больницу, Питер рассказал ей правду. Когда она довезла его, то, извиняясь, сказала, что ему придётся заплатить пять баксов, потому что она уже сообщила о поездке диспетчеру, да и в целом дела у неё идут неважно.

Было несколько месяцев, когда он вообще не мог посещать мать.

Отец ездил к ней несколько раз, когда её держали в больнице в Бронксе, но адвокаты и доктора решили, что пока не закончится следствие, Питеру лучше её не видеть.

Встреча с Питером, сказал отец, могла нарушить установившееся хрупкое равновесие, и они не хотели этим рисковать. Они представили это как совместное решение всех вовлечённых сторон, но Питера беспокоило, что мать подумает, будто он не хочет её видеть.

Как-то вечером, после решения суда, когда её перевели в больницу в Вестчестер, а отец, наконец, вернулся в Квинс, он погладил Питера по голове и сказал, что мать скоро придёт в норму. И добавил: “Я имею в виду …”

“Ты имеешь в виду, что она не хочет меня видеть?” - спросил Питер.

“Она сама не знает, чего хочет, Питер. Честно. Я только хотел сказать ... Даже не знаю, что я хотел сказать”.

Питер подумал над этим. Чувствовалось, как будто раньше он смотрел на мир из одного окна, а теперь пересёк комнату, чтобы посмотреть из другого.

“Если я приеду к ней, она захочет меня увидеть. Я точно знаю, что захочет”.

“Хорошо, приятель” - сказал отец - “В следующий раз попробуем”.

Питер оказался прав - она не отвернулась, когда увидела, что он сидит в комнате посетителей рядом с отцом.

Она была одета в свободное платье, разрисованное яркими цветами, чёрный кардиган и тапочки. Она выглядела уставшей и набрала вес. От неё пахло супом.

“Это от лекарств” - потом объяснил ему отец - “От них раздувает тело. Даже меняется цвет лица. Поэтому она их ненавидит. Это сильнодействующие лекарства. У неё даже берут кровь почти каждый день, чтобы убедиться, что нет передозировки.

Она не задавала Питеру никаких вопросов, поэтому он просто начал говорить.

Он рассказал ей о новой школе. О Саннисайде, где теперь жил. Она безучастно смотрела мимо несколько минут, а потом прижала палец к губам, чтобы он замолчал.

Его отец посмотрел на часы, и, виновато улыбаясь, сказал, что им пора ехать, чтобы успеть до траффика. Он продолжал улыбаться, чтобы сгладить неловкость, когда они шли к двери.

“Сходи на семинар, про который говорил доктор Эванс на прошлой неделе” - сказал он жене - “Тебе понравится! Анна, правда, хорошо, что Питер пришёл? Он так хотел тебя повидать”.

“Убирайся” - сказала Анна - “Я ненавижу тот день, когда тебя встретила ”.

Потом она плотно обернула кардиган вокруг тела, и что-то в этом царственном жесте успокоило Питера, подтвердив, что мать, которую он помнил, никуда не делась.

Брайан улыбнулся, словно она не имела в виду то, что сказала. Он улыбнулся Питеру, медсестре, которая сидела в двух метрах.

“А ты” - сказала мать Питеру, и её глаза наполнились слезами - “Ты”.

Она крепко обняла его за плечи и задержала дыхание. “Больше не приходи” - сказала она.

“Пора идти” - сказала медсестра, подходя к ней сзади и направляя её в сторону коридора - “На сегодня всё”.

“Ещё одна идиотка” - сказала Анна.

Брайан ездил в больницу всё реже и реже. Он говорил, что ему надо на работу. Уверял, что ходит к ней, пока Питер в школе. Он сказал Питеру, что, если тот захочет поехать сам, то поездка на поезде - хорошая идея.

Джордж стал гораздо меньше пить - он позволял себе лишь пару банок пива во время бейсбола, и чтобы не искушать себя, покупал Budweiser поштучно, а не целыми упаковками.

Питер знал об этом, потому что ему рассказал отец.

“Знаешь, он всё испоганил” - сказал Брайан Питеру через несколько недель после того, как они переехали к Джорджу, и добавил - “Помнишь Бренду?”.

Этим он пытался объяснить Питеру, к чему может привести злоупотребление алкоголем. Когда, в конце концов, из-за этого уходит жена, и это действует на тебя так, что ты боишься даже зайти в паб, в котором практически вырос.

“Мне его очень жаль” - добавил Брайан.

А ты-то чем лучше? - хотел спросить Питер. Если Джордж был таким уж неудачником, то, что тогда говорить о его старшем брате, спящем у него на раздвижной кровати?

Теперь вместо того, чтобы по воскресеньям возить Питера в больницу, отец ходил в паб, чтобы поболтать с барменом.

Больничному персоналу не нравилось, что несовершеннолетний Питер приезжал один, но после импровизированного совещания в регистратуре, его решили пускать.

По воскресеньям там всегда работали одни и те же медсестры, поэтому он знал многих из них по имени, а они уже узнавали его.

Несколько раз ему разрешили только посмотреть на неё через стеклянную дверь. В таких случаях она обычно сидела на полу в комнате, обитой мягким материалом.

Первый раз, когда он увидел её в таком состоянии, медсестра поняла, что совершила ошибку, позволив ему смотреть. Она предложила Питеру кока-колу из холодильника медсестёр, к которому обычно не допускали посетителей. “Ты такой высокий” - сказала она ему - “Наверное скоро заканчиваешь школу?”

Когда он сказал ей, что только перешёл в высшую школу, она побледнела.

Однажды у матери был ссадина на лбу, и, хотя он обычно старался вести себя как можно незаметнее, его не переставало беспокоить, откуда у неё это.

С нервной дрожью, он подошёл к регистрации и спросил, что случилось, почему об этом не сообщили семье? Он почувствовал себя очень взрослым.

“Я уверена, что кто-то звонил твоему отцу” - сказала медсестра по имени Сэл. И затем, наклонившись с заговорщическим выражением лица, добавила: “Питер, она, скорее всего, сама себе это сделала”.

Однажды он приехал, чтобы узнать, что её в это время стригли. В другой раз она отказалась выходить из комнаты - и он шёл две мили обратно к станции, думая, что надо было оставить ей записку, о том, что всё в порядке, и они увидятся на следующей неделе. Иногда она выходила в коридор и садилась рядом с ним, но отказывалась говорить.

Сегодня у него были новости, которые наверняка расстроят её. Он не станет сообщать об этом с порога. Он подождёт, пока она сама его не спросит.

Но в это воскресенье, всего через сутки после того, как отец укатил то ли в Южную Каролину, то ли в Северную, мать сама ждала прибытия Питера.

Её волосы были аккуратно расчёсаны. Она выглядела опрятно и чисто, менее опухшей, чем раньше.

“Всё-таки он уехал” - сказала она. Питер даже не успел сесть.

“Да” - ответил он - “ Как ты узнала?”

“Он приехал сюда, и я сначала не могла понять зачем, но потом догадалась. Ты всё ещё живёшь у Джорджа?” - речь её была ясной. Кристально чистой. Как будто лечение внесло коррективы, и теперь его настоящая мать, наконец, вернулась.

“Да”.

“А в школу ходишь? У тебя хорошие оценки?”

“Да”.

“Хорошо. Слушай, Питер, всё будет хорошо. Скоро меня отсюда отпустят. Я думаю, что мы бы могли открыть магазин - ты и я. Не в Нью-Йорке. Возможно в Чикаго. Или в Лондоне. Специализированный магазин. Место, где люди могут купить вещи, которые трудно где-то ещё найти. Нам придётся некоторое время жить в субсидированном жилье, но потом мы купим собственную квартиру. К нам будет ходить множество людей - людей из высшего света. Поскольку Джордж добр к тебе - он же добр к тебе? - мы разрешим ему стать нашим инвестором “.

Питер не знал, что ответить и поэтому промолчал. Секунды летели. Она подошла и остановилась у шкафа, набитого настольными играми.

“Мама, я не думаю, что тебя скоро выпустят” - наконец сказал он.

Теперь его работой стало говорить ей правду. Лучше сказать ей правду. Что её план неосуществим. И он беспокоится за неё. Его не интересует специализированный магазин, и он даже не знает, что это вообще такое.

Сотрудники больницы ходили взад-вперёд через комнату для посетителей, в которой был устроен фальшивый уют - с набором диванчиков и кресел, чтобы можно было притвориться, что сидишь в гостиной своего дома.

Анна обхватила свои плечи и уставилась в угол потолка, как будто увидела там паутину.

“Ты говорил с этой девочкой?” - спросила она через некоторое время.

“Какой девочкой?” - спросил Питер, хотя знал, о ком речь. “Нет” - добавил он.

“Как её отец? Выздоравливает?”

“Не знаю, мама. Я знаю, что он дома - папа и Джордж как-то об этом говорили. Думаю, что он больше не работает. Не знаю”.

На этот раз мать замолчала надолго.

“Я была знакома с подобными девушками. Моя сестра - яркий пример. То, что они делают - это какое-то колдовство. Но ты сильный, Питер, и умный. Думай. Вспомни, как она выглядит. Посредственность во всех отношениях. Ты же сейчас это понимаешь, не так ли? Простушка. Ничего особенного”.

Питер подумал, что не трусость мешает ему вступиться за Кейт. Просто в этом нет смысла. Он вспомнил в этот момент, как Кейт внимательно смотрела на него, когда знала, что его что-то беспокоит. Как заправляет волосы за уши, когда чем-то взволнована. Наверное, она теперь ненавидит его.

“Я не знал, что у тебя есть сестра”.

“Ты слышишь, что я говорю? Повтори это. Скажи - я сильный, я умный”.

“Где твоя сестра сейчас? Как её зовут?” - он знал, что мать приехала из Ирландии, что у неё там была семья, но она никогда не рассказывал об этом.

“Ты меня слушаешь?” - резко спросила она. Одна из медсестёр посмотрела в её сторону и стала приближаться.

“Я сильный, я умный” - прошептал он. Казалась, мать это успокоило. Она отправила его к столику с казёнными угощениями за кружкой воды и застарелым печеньем, к которому прилип кусочек засахаренной вишни.

“А теперь расскажи мне о вчерашнем забеге” - сказала она, когда Питер вернулся. Медсестра, которая собиралась подойти к ним, ушла на своё место.

Он и не подозревал, что мать следит за его соревнованиями, помнит про его команду по бегу.

Он вспомнил, как обхватил ствол дерева после того, как снялся с гонки; белые до синевы ноги Джима Бертолини пробегавшего так близко, что Питер мог видеть гусиную кожу на его бёдрах. Датч Киллс закончили забег на третьем месте, хотя все прогнозировали, что они выиграют.

“Всё прошло хорошо. Я неплохо пробежал”.

“Вот видишь?” - сказала она - “Ты сильный. Ты умный. Я же говорила тебе”.

В тот день, вернувшись в Квинс, Питер обнаружил полную перестановку в квартире.

Джордж стоял посреди комнаты, словно осматривая своё королевство. В комнате появился маленький неполированный столик с двумя обеденными стульями. Диван передвинулся к противоположной стене, а телевизор - в угол. Раскладное кресло исчезло. Так же как и огромная стереосистема. Комната как будто стала в два раза больше.

Пластиковые контейнеры, в которые Питер складывал вещи, исчезли, а на их месте появился маленький плетёный комод. Кастрюля с мясной подливкой фырчала на плите.

Питер почувствовал, как хорошо стало на сердце, но боялся что-либо сказать. Он снял рюкзак, сжал руки и затаил дыхание.

“Правда, так лучше? Неплохо выглядит, да?” - Джордж подошёл к нему, и когда увидел, что Питер переживает, обнял его медвежьей хваткой, приподнял с земли и слегка потряс, пока тот не рассмеялся.

“О господи” - сказал Джордж, протягивая ему салфетку - “Смотри, я даже купил салфетки”.

Когда ужин был готов, Джордж поставил на стол две тарелки макарон и две баночки джинджер эля.

Они сидели за столом, который был настолько маленьким, что они упирались друг в друга коленями.

Джордж болтал о бейсболе, о строительстве на FDR, о девушке, с которой был знаком много лет назад и теперь жалеет, что не стал с ней тогда встречаться, о том, будет ли эта зима холодной или мягкой. Питеру хотелось, чтобы он никогда не переставал говорить.

“Ты ничего не сказал” - сказал Джордж, когда они поели, и пришло время убирать со стола - “Ты даже не заметил”.

“Что?” - испуганно спросил Питер.

“Не нервничай” - сказал Джордж - “Я только хотел сказать, что ты не заметил этого ”.

Он открыл шкаф, чтобы показать стопку из шести фарфоровых тарелок, сверкающих белизной в глубине.

7.

Врачи отпустили Фрэнсиса домой, как только у него стало достаточно сил без отдыха обойти коридор четвёртого этажа по кругу.

Он стал думать о своём мозге, как о драгоценности в твёрдой оболочке. Мозг нужно было защищать, потому что он всё контролировал. Фрэнсис знал об этом и раньше, но теперь реально почувствовал, как это необходимо. Мысли, чувства, всё, что исходит изнутри, из сердца, как говорят люди, на самом деле физические процессы - не более абстрактные, чем кости или сухожилия.

Один из нейрохирургов рассказывал ему, что трогает руками места, откуда появляются мысли, и Фрэнсису стало интересно, как он после этого достаёт посуду из посудомойки, как подбивает баланс в чековой книжке, как стирает.

Мозг Фрэнсиса был повреждён, но хорошей новостью было то, что пуля не пересекла полушария. Они с Леной сразу узнали, что хорошие новости всегда назывались хорошими. Плохие новости всегда назывались как-то по-другому.

Пуля вошла за левой стороной челюсти и прошла через левый глаз, разрушив медиальную стенку и большую часть орбитальной кости. Теперь Фрэнсис мог так же легко изобразить анатомию глазницы и надбровья, как когда-то мог нарисовать направление от дома до забегаловки.

Врачи объясняли ему методику лечения по фотографиям и трёхмерным моделям - и у него вошло в привычку проводить пальцами по лицу, чтобы понять, о чем они говорят. Были дни, когда боль рисовала картину сама по себе, простираясь острыми линиями от носа до уха - как будто раскалённые лезвия бритвы двигались под его кожей.

Терапевты предписали ему разложить любое действие на несколько составляющих движений. Согни правое колено, наклонись вперёд, шагни. Махни левой рукой. Отдохни.

Ходить, поворачиваться в постели, подносить телефон к уху - любое движение посылало волны электрического шока через хрупкую архитектуру его лица. Врачи взяли кожу с других частей тела и пересадили на щеку - теперь там никогда не будет полудневной щетины.

Фрэнсис сравнивал их объяснения с работами по дому - например, с ремонтом гипсокартона с помощью проволочной сетки, шпаклёвки, наждачной бумаги, краски.

Когда в его новой скуле началась стафилококковая инфекция, врачам пришлось разобрать и собрать скулу по-новому.

Левая сторона его тела не нуждалась в реабилитации, а правая сторона в основном имитировала левую. Но бывали дни, когда его походка нарушалась, и он представлял себе что разводной мост, соединявший полушария его мозга, был поднят, и никакого движения между ними не было.

Иногда, лёжа в постели, Фрэнсис смотрел на жёлтую полосу света и видел, как в ней скользили, падая друг на друга, как будто боясь, что их увидят, формы и узоры.

Почти каждый день, в течение нескольких минут, на стене напротив его кровати виднелась фигура воронки, но когда он отворачивался и медленно поворачивался обратно, воронка исчезала.

Иногда за окном виднелись человеческие фигуры, хотя его комната была на четвёртом этаже. Фигуры были в тёмных шляпах и стояли спиной к нему. Он думал, что, наверное, они играют в карты.

Однажды, когда он хорошо себя чувствовал и наклонился, чтобы подтянуть сползший носок - кровь устремилась к швам на его лице, и он потерял сознание от боли.

Он очнулся на холодном линолеуме, когда одна медсестра говорила другой, что нашатырь не поможет, потому что его обонятельный нерв сильно повреждён. Ему об этом ещё не говорили.

Теперь он понял, почему обеды, обильно политые соусом, не имели вкуса, а единственное различие между блюдами заключалось в твёрдости пищи. Ещё иногда в его комнате без видимой причины чувствовался запах костра.

Фрэнсис рассказывал докторам и Лене только часть того, что испытывал или замечал. Он потерял зрение в левом глазу, а правый стал обманывать его - видя вещи, которых на самом деле не было. Они знали об этом. Зачем вдаваться в подробности?

Врачи сказали, что ему сильно повезло. Пуля пропустила самую важную часть мозга и не затронула мозжечок. Он не потерял способность говорить, значит, его речь и слух не пострадали. В начале реабилитации ему удалили часть черепа, а когда опухоль уменьшилась, поставили обратно. Когда у него началась инфекция, эту часть снова сняли, а когда инфекция прошла, установили на место. Вещи, которые когда-то показались бы ему ужасным, теперь выглядели совершенно обыденными.

Время для глазного протеза ещё не пришло, поэтому ему сделали специальную повязку на правый глаз. Когда Фрэнсис увидел себя в зеркале, то подумал милосердно ли по отношению к семье и друзьям, заставлять их смотреть на него в таком виде.

В его палате не было зеркала. Ночью при включённом свете он мог видеть своё неразборчивое отражение в окне. Когда он по-настоящему увидел своё лицо - Лена дала ему зеркальце из своей сумки - оно напомнило ему грубо сделанную глиняную модель. Ото лба до челюсти тянулась вмятина, как на погнутом крыле машины. Она был полна синих, жёлтых и серых оттенков.

Врачи восстанавливали его по кусочкам. То, что он сейчас видел, когда-то выглядело намного хуже, и уже много было сделано, чтобы он снова мог выглядеть как нормальный человек.

Лена тихо сказала: “Всё не так уж и плохо, да? Нет ничего, что нельзя исправить”.

Фрэнсис почти не видел её плачущей со дня, когда всё произошло, но сейчас она заплакала. “Скажи что-нибудь” - сказала она. Но он не знал, что сказать.

Не то чтобы раньше он считал себя красивым. Он просто не обращал внимания на подобные вещи.

Но, по крайней мере, когда Фрэнсис последний раз смотрел в зеркало, он мог себя узнать.

За неделю до выписки, его подвели к лестнице и сказали подняться на десять шагов. Он чувствовал, как каждый шаг отдаётся в его лице. Лена держала его за локоть, а терапевт шёл сзади, вытянув руки, на случай если Фрэнсис упадёт.

Социальный работник наблюдал за этим и задавал уже много раз отвеченные вопросы - сколько лестниц у них в доме, сколько ступенек на улице, есть ли перила, в какую сторону открываются двери, наружу или вовнутрь.

Добравшись до верха лестницы, Фрэнсис сделал паузу, стараясь остановить головокружение, смотря в одну точку. Он вцепился в перила.

Лена хотела, чтобы он подольше оставался в больнице. Там он был в безопасности, сказала она.

В больнице было всё необходимое оборудование. В его комнате был душ. Ему измеряли температуру, следили за приёмом лекарств и делали анализы - ничего не оставалось незамеченным.

“Страховка это покрывает?” - спросил Фрэнсис сразу, как только смог - “Всё это?”

И то, как Лена пропустила этот вопрос мимо ушей, подсказало ему, что она понятия не имеет, и ей это всё равно. Они побеспокоятся о счетах, когда он выздоровеет.

Его направили на трёхнедельную реабилитацию. А после этого, когда он, наконец, вернулся домой, его ежедневно посещали медсестра, физиотерапевт, трудотерапевт и логопед.

Все они приходили в разное время, поэтому Лене приходилось самой водить его наверх, в спальню, или туалет.

На первом этаже у них не было туалета, и Лена шутила, что теперь у них есть повод сделать ремонт, о которого она лет десять думала.

А пока она клала его руку себе на плечо, и, придерживая за талию, делала с ним шаг за шагом.

Душ тоже был проблемой: ванна оказалась слишком глубокой, чтобы Фрэнсис мог в неё зайти самостоятельно. Поэтому Лена помогала, сначала поднимая его правое колено и затем, когда он был готов, левое - как научил её терапевт.

Вода должна была быть направлена на грудь или ниже, потому что давление воды на лице, вызывало боль.

Несколько недель Лена так боялась оставить его одного, что залезала с ним в душ и помогала мыться. Для этого она надевала нижнее белье и халат.

“Твоя одежда намокла” - сказал Фрэнсис.

“Ничего страшного” - ответила Лена.

“Зачем ты её надеваешь?”

“Не знаю” - сказала она.

Через несколько недель она разрешила ему мыться самостоятельно, но оставалась с ним в душе. Фрэнсис чувствовал себя ещё более нагим, потому что она была одета.

Пока он мылся, она сидела рядом, на закрытом крышкой унитазе.

Со временем, Лена разрешила ему самостоятельно ходить по дому, когда ей надо было выйти по делам: в продуктовый, в аптеку, в банк. Когда она стояла в очереди в одном из этих заведений, то потела от переживаний, что оставила Фрэнсиса одного.

Иногда она задумывалась, сможет ли вообще куда-нибудь поехать при нынешних обстоятельствах. Как-то она проезжала парикмахерскую, в которую раньше ходила - теперь это место казалось пережитком прошлой жизни.

Дочерям было трудно видеть отца в таком состоянии. Нат и Сара научились говорить с ним, не смотря на его лицо - их глаза скользили по его общим очертаниям, не фокусируясь.

Кейт была посмелее. Бледная и сосредоточенная, она старалась смотреть не только на его здоровый глаз, но и на повреждения. Её взгляд медленно переходил с его макушки на лицо и шею.

Поначалу, когда они посещали больницу, Нат и Сара наполняли тишину разговорами о школе и соседях, с деланным оптимизмом, который они копировали у Лены. Кейт молча изучала его, не слушая рассказы своих сестёр.

Однажды, когда Фрэнсис ещё находился в больнице, но доктора уже заговорили о выписке, Сара рассказывала о прослушиваниях для школьного спектакля. Кейт вдруг сказала: “Можно видеть с какого угла она стреляла”.

“Что?” - переспросила Лена.

Кейт пересела поближе к Фрэнсису, глядя на точку за челюстью. “Думаю, ты повернул голову вправо, и это подставило левую сторону головы. Может быть, ты пытался уйти от выстрела. Она была, примерно ...” - Кейт пересекла комнату и встала под телевизор - “Здесь”.

“Боже мой, Кейт!” - сказала Нат. Сара занервничала.

“Что?” - спросила Кейт - “Мы теперь не должны об этом говорить? Не понимаю почему”.

Воцарилась тишина.

“И где в этом время был мистер Стэнхоуп? Никто не говорит”.

“Кейт, прекрати” - сказала Лена.

Все посмотрели на Фрэнсиса.

“Всё нормально” - сказал он.

Почему Кейт было бы лучше, если бы она узнала? - задавался он вопросом. Она была единственной из них, которая отказывалась принимать историю в общих чертах.

В него стреляли. Анна Стэнхоуп была арестована. Но что произошло между этим? Кейт хотела знать всё - от начала до конца. Что Анна сделала дальше? Она пыталась остановить кровотечение? Где был Брайан Стэнхоуп? Где сейчас Анна?

Они пытались защитить детей, держали их подальше от адвокатов и следствия, не покупали газеты, но, возможно, это было неправильно.

“Да, под таким углом она и была” - ответил Фрэнсис в тот вечер - “Плюс-минус 30 сантиметров”.

И он видел, что знание этой маленькой детали помогло Кейт прийти в себя. Она выглядела более спокойной. Она дослушала рассказ Сары, а потом смотрела телевизор со всеми остальными.

Новосёлы, купившие дом Стэнхоупов, почти ничего не знали о предшествовавших событиях. Но после переезда не могли шагу ступить из дома, чтобы не услышать от кого-нибудь об этом.

У них была десятилетняя дочь, Дана, на которую у Кейт никогда не было времени, пока она не поняла, что девочка может знать, где сейчас Питер.

Поэтому Кейт несколько дней терпеливо рисовала с Даной мелом на тротуаре. Дана разрешала ей пользоваться только белым мелом, потому что он был самый скучный, и зелёным, потому что она его меньше всего любила.

Когда Кейт нарисовала своё имя красивыми круглыми буквами, Дана потребовала, чтобы Кейт написала её имя тоже, причём по всему тротуару.

После того, как они познакомились получше, Кейт спросила, видела ли она когда-нибудь мальчика, который там раньше жил. Приезжал ли он, когда родители Даны забирали ключи у предыдущих жильцов.

“Нет” - сказала Дана - “Но я думаю, что нашла какие-то его вещи”.

“Какие?” - спросила Кейт.

“Разные. Бейсбольные карточки. Солдатиков. Машинки. В основном хлам. Они все лежали в большой обувной коробке”.

“Где ты нашла коробку?”

“В шкафу в моей спальне”.

Кейт указала на окно Питера: “Это твоя комната?”

Девочка кивнула.

“Можно посмотреть на эту коробку?”

Девочка пожала плечами: “Конечно”.

Когда они подошли к крыльцу, Кейт нервничала, как будто миссис Стэнхоуп всё ещё была внутри.

Дана открыла дверь и сняла кроссовки. Кейт увидела на стене ряд больших черно-белых фотографий в рамках, кожаную кушетку с пуговицами, пришитыми в два аккуратных ряда вдоль спинки.

В доме вкусно пахло ванилью, и мама Даны выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем: “Привет. Ты Кейт, да? Заходи, заходи”.

Кейт стояла у входной двери, как будто прилипла к коврику. Ей не хотелось идти наверх. Ей вообще не хотелось делать ни шага дальше.

“Дана сказала, что нашла вещи, принадлежавшие Питеру”.

“Да? Мальчика, который раньше жил здесь?” - спросила мама Даны.

“ Это просто коробка с мусором” - ответила Дана.

“Я возьму это себе” - сказала Кейт.

“Нет, не возьмёшь” - испугалась Дана - “Это моё. Мне это досталось вместе с комнатой”.

“Это принадлежит Питеру” - ответила Кейт - “И ты об этом знаешь”.

Она наклонилась, приблизившись к лицу девочки: “Отдай”.

“Дана, дорогая, принеси коробку” - сказала её мать.

“Какого чёрта!” - крикнула Дана.

“Дана!” - сердито сказала мать.

Когда Дана ушла наверх, её мать повернулась к Кейт. “Я знаю, что ты дружила с их сыном”.

Кейт сделала отсутствующее лицо.

“Бедный ребёнок” - сказала она и посмотрела на Кейт добрыми глазами.

Когда Кейт ничего не ответила, мама Даны улыбнулась: “Конечно, агент ничего не рассказал нам о случившемся. Только упомянул, что произошёл какой-то инцидент, и им понадобилось срочно уехать”.

Кейт поняла, что эти люди знали о теперешних делах Стэнхоупов даже меньше её. Расспрашивать их было бессмысленно.

“На” - сказала Дана вернувшись и тыкнула в Кейт коробкой.

“Дана, пожалуйста” - сказала её мать - “Веди себя повежливее”.

Кейт засунула коробку под мышку, наклонилась и сказала: “Знаешь, Дана, ты очень противная?”

И вышла за дверь.

Когда все, наконец, были уверены, что Фрэнсис выздоровеет - просто это займёт время и потребует физиотерапии - дочери Глисона вернулись в школу.

Кейт не могла вспомнить разговаривала ли она в то время с кем-либо в школе. Также она не могла вспомнить, наверстала ли когда-нибудь пропущенные занятия, или учителя просто решили не доставать её этим.

Выпускной прошёл как в тумане. Нат тоже закончила школу. Никто не фотографировался. Никто не купил торт. Они разговаривали о том, чтобы устроить вечеринку по поводу выпуска для всех троих, но этого так и не случилось.

Лена оставила Фрэнсиса на один день, чтобы пойти на выпускной Нат, а потом устроила им праздничный ужин.

Но окончание старшей школы было важнее, чем средней, поэтому утром выпускного Кейт, которое была на следующий день, Лена поцеловала Кейт, поздравила её и уехала в больницу. Тётя и дядя Кейт пришли вместо Лены, и они выделялись из общей толпы своей городской одеждой и тем, что не общались с другими родителями.

Сестра Микаэла тихо напевала, снимая две коричневые заколки, которые Кейт использовала, чтобы закрепить квадратную выпускную шапочку, и заменяя их на белые.

Никто не произносил прощальную речь от имени студентов. Все знали, что с шестого класса эта роль была отведена Питеру. Но так как ни один ученик в истории Св. Барта не переставал ходить в школу за месяц до выпуска, никто не понимал, что делать в этом случае.

Возможно, мистер Баскер не оставлял надежды, что Питер вдруг придёт на выпускной. И Кейт провела большую часть церемонии, задаваясь вопросом, придёт ли он.

В отсутствие Питера было предложено сказать несколько слов Винсенту О'Грэйди. Оценки Винсента были так себе, но он был алтарником и бойскаутом, у него была роль в рождественском мюзикле, и учителя его любили.

Ни один учитель не упоминал того, что произошло, кроме предложения помолиться за семьи Глисонов и Стэнхоупов. Но Винсент вышел на сцену и начал распинаться о судьбах, которые им выпали, о том, что умение справляться с ситуацией - это часть процесса взросления, что Бог укажет им путь, а святой Варфоломей защитит, что они все будут стремиться вперёд и чтить жизнь, дарованную им Богом.

Только когда Мелисса Романо наклонилась к Кейт и прошептала: “Ты в порядке?”, та поняла, насколько она была разъярена советами Винсента О'Грэйди - недоросля, которому мать до сих пор чистила и нарезала апельсин для школьного завтрака.

Летом побило все рекорды жары. Нат устроилась на работу в кафе-мороженое. Сара пошла нянчить детей на соседней улице, но большую часть времени, весь вечер, они были дома одни.

Вместо того чтобы провести это лето в вечеринках и развлечениях, как они всегда мечтали, они разогревали обеды-полуфабрикаты и сидели на диване перед телевизором, пока не засыпали, или пока вернувшаяся из больницы Лена не отправляла их спать.

В субботу Натали уезжала в колледж. Мистер Мальдонадо подогнал машину к их дому и плотно упаковал багажник её вещами. Он вызвался отвезти Натали в Сиракузы, потому что в эти выходные Фрэнсиса переводили в реабилитационный центр.

Мистер Мальдонадо сказал, что ему всё равно нечего делать в эти выходные. Когда Нат поняла, что ни один из его детей не поедет, она упросила Сару и Кейт присоединиться, потому что ей не хотелось одной ехать с ним четыре часа в машине.

Машина была переполнена вещами, поэтому Кейт пришлось сесть на переднее сиденье, впритык между Нат и мистером Мальдонадо. А Сара сидела сзади, придавленная мешком, в котором лежали постельное белье, полотенца и подушки Нат.

Только когда они уже были в пути, Кейт и Сара поняли, что им придётся ехать обратно без Нат, и он всю дорогу будет спрашивать, не надо ли им пописать.

Через несколько минут обратной дороги Кейт поняла, что, если мистер Мальдонадо спросит ещё раз, она либо рассмеётся, либо начнёт рыдать.

Когда он заехал в “Макдональдс” на сервисной станции, им пришлось есть на улице, потому что он занимался гимнастикой на траве возле парковки.

Сара вежливо ждала пока он закончит, а Кейт засыпала его вопросами о комплексе упражнений: сам ли он его разработал, был ли спортсменом в молодости, занимается ли гимнастикой по видео, занимается ли миссис Мальдонадо спортом, и если да, то нравится ли им заниматься вместе.

Когда же она больше не могла придумать вопросов, то просто сказала: “Не могу дождаться, когда папа вернётся домой”.

В октябре того же года Фрэнсис вернулся домой, и вместе с ним целая куча терапевтов.

Весь день Сара и Кейт прятались от них в разных углах дома, но иногда пересекались на кухне, делая себе бутерброды и слушая. “Глубже” - повторял один из терапевтов ободряющим голосом - “Хорошо, ещё глубже”. И отец вздыхал глубже, подтягивался к потолку, наклонялся и касался пальцев ног.

Кейт подумала, что неплохо было бы подшутить над психотерапевтом, в спортивных штанах, плотно облегающих задницу. Но теперешним Глисонам было не до шуток.

Всё это время Кейт надеялась, что однажды позвонит Питер.

Сестры никогда не упоминали его имя, и Кейт чувствовала, что и она не должна вспоминать о нём.

Она не знала чего ожидать, если он позвонит, а трубку возьмёт кто-то другой - поэтому старалась отвечать на все звонки. Время от времени, когда она рвалась к телефону, то видела, как Сара и Нат переглядываются.

В день рождения её немножко знобило от ожидания, но когда она пошла к почтовому ящику, то нашла в нём только листовку из промтоварного магазина и какое-то письмо из Св. Барта.

Кейт всё время скучала по Питеру. Она скучала даже по ожиданию увидеть его. Ей не хватало возможности видеть его.

Она представляла, как он играет с молнией своей зелёной куртки, когда прогуливается по Квинсу, где, как ей казалось, он теперь живёт - ведь именно туда планировал уехать его отец.

Но Квинс был большой. Она смотрела карту. Питер не сказал, в какой район собирается отец. Возможно, он вообще сказал Бруклин. Или даже Бронкс.

Иногда Кейт думала, что может он вообще не поехал к дяде, и сейчас находится в каком-нибудь другом месте.

Как-то он ей говорил, что у них есть родня в Паттерсоне. Она попыталась представить Паттерсон, где никогда не бывала, а потом Питера на этом фоне - вписывается ли он туда.

Она была уверена, что, если найдёт правильный ответ, то её душа и тело, наконец, успокоятся. Но в первые же секунды утра, сразу после пробуждения, ещё до того, как в голове появилась первая осознанная мысль, Кейт обнаруживала, что её тело уже направлено в сторону окна, как бы прислушиваясь.

Однажды, ещё до того как семья Даны въехала, ей послышалось как кто-то тащил по тротуару мусорный бак Стэнхоупов. Она вскочила с кровати и подбежала к окну, но ничего не увидела и больше не слышала этого звука.

Когда звонил телефон, и это опять оказывался не он, она была уверена, что Питер где-то там - держит палец на номеронабирателе, но не может нажать кнопку звонка.

Кейт ходила на валуны, беря с собой книгу на случай, если мать или сестры увидят её.

Однажды ей показалось, что она увидела конверт, торчащий между третьим и четвертым валунами. Она долго пыталась просунуть руку в узкую щель, обдирая костяшки пальцев.

Когда она, наконец, сообразила засунуть туда тонкий прут, чтобы зацепить бумагу, оказалось, что это был вовсе не конверт, а скомканный чек ещё за май - на одну кока-колу и упаковку жвачки.

Однажды вечером мать сидела рядом с Кейт на диване. Нат уехала в школу, Сара читала, отец спал. “Ты скучаешь по своему другу” - сказала мать.

Слезы закапали, прежде чем Кейт смогла их остановить. Это была неделя перед Днём Благодарения. Она не видела Питера уже полгода.

Хорошо, что отец, наконец, вернулся домой. Но всё было не так, как она себе представляла. Когда он входил в комнату, она иногда чувствовала внезапный беспорядочный порыв рассказать ему всё, что у неё было на уме. Но она так же внезапно приходила в себя и чувствовала необъяснимую грусть.

В конце концов, отец был жив. Готовил себе поесть. Почёсывал плечо. Читал газеты. Дело было не в его лице - этого она почти не замечала.

“Это моя вина, что всё так произошло? Моя и Питера?” - спросила она у матери.

“Конечно нет, моя маленькая”.

“Но мы же прокрались на улицу. И его мать так ненавидела меня. Ненавидела, что я нравлюсь Питеру”.

“Вы прокрались, потому что был парой восьмиклассников. Как-нибудь, лет через сто, я тебе расскажу, что вытворяла в восьмом классе”.

Они оба долго молчали. Потом Лена сказала: “Но она действительно ненавидела тебя. Думаю, ты должны знать, что она сказала на суде. Отец считает, что не нужно тебе этого говорить. Но я уверена, что ты должна это знать”.

“То, что сказала миссис Стэнхоуп?”

“Да”.

“Что?”

Лена погладила Кейт по голове и растрепала её волосы по плечам: “Ты очень красивая - ты знаешь об этом?”

Кейт пожала плечами.

“И умная. И, я не знаю, “сильная” - наверное, неправильное слово. Ты больше похожа на отца, чем на меня”.

Снова что-то внутри Кейт на секунду покачнулось. Отец тоже был сильным. Но у них не было никакого будущего.

Они ждали, пока закончится этот период. Но вдруг теперь так будет всегда. Они всегда будут следить за ним и напоминать, чтобы вынимал руки из карманов, когда идёт.

Лена прижала Кейт к себе: “Она сказала, что убьёт тебя, если ты даже близко подойдёшь к её сыну. Она сказала, что стреляла в твоего отца, потому что, если бы он умер, нам бы пришлось переехать, и тебя больше не было бы рядом с Питером”.

Лена сделала паузу, чтобы у Кейт в голове отложилось сказанное, и продолжила: “Прежде чем ты начнёшь чувствовать себя виноватой, я расскажу тебе всё остальное. Она ещё сказала, что знает, что семья Наглс покрасила свой дом в оттенок синего, похожий на её дом, чтобы доказать, что их оттенок выглядит лучше. Она сказала, что ей надоело, что монсеньор Репетто постоянно выделяет её на воскресной службе. Ей надоело, что все думают, что она ответственна за взрыв Челленджера. Она упомянула сестру, с которой много лет не общается, и которая всё время пакостила ей, когда они были детьми. Она упомянула сотрудника, который строил заговор, чтобы её уволили. И много чего подобного”.

Они молчали несколько минут.

“Она упомянула так много людей и так много обид, что это как бы отодвинуло упоминание о тебе на второй план. Но она продолжала возвращаться к тебе, упирая на то, что ты замышляла увести у неё сына. Это звучало настолько сумасшедше, что было похоже на шутку. Взорвать Челленджер, боже мой! Пока не вспомнишь, что она натворила”.

Кейт вспомнила, как бежала по Джефферсону, держа Питера за руку.

“Она больна, Кейт” - сказала мать.

Кейт кивнула, хотя не совсем понимала почему.

“Я пытаюсь тебе объяснить, что в том, что произошло, никто не виноват. Даже она, если задуматься. Мы пришли к судебному соглашению на этой неделе. Вместо того, чтобы отправить её в тюрьму, все согласились, что она должна оставаться в больнице как можно дольше. Папа согласился на это ради меня. Иначе всё это продолжалось бы до бесконечности. Я больше не хочу их видеть. Я больше не хочу о них говорить. Бедный отец. Ты можешь себе представить, если бы ...”

“Ты знаешь, где Питер?” - спросила Кейт.

“Дорогая”.

“Я просто хочу знать. Я обещаю, что не буду пытаться с ним контактировать”.

“Я не знаю. Правда. Я действительно не знаю”.

“Кто-нибудь знает?”

“Конечно. Их адвокаты. Думаю, что врачи его матери тоже знают. Наверное, у неё есть социальный работник. Я уверена, что знают у неё на работе. Брайан всё ещё работает, я думаю”.

Кейт посмотрела на неё, надеясь, что мать не заставит её сказать это. Но через мгновение Лена покачала головой.

“Забудь о нём” - сказала она с нежностью, словно понимая необходимость вопроса Кейт.

“Но они, наверное, всё ещё в Нью-Йорке” - сказала Кейт - “Она же там”.

Лицо Лены окаменело: “Кейт, я знаю Питера со дня его рождения. Он хороший мальчик. Никто не думает обратного. Но ты должна забыть о нём. Он был твоим другом, но его больше нет. Ты можешь мне сейчас не верить, но однажды у тебя появится друг, которого ты полюбишь так же сильно, как Питера. Тебе сейчас сложно понять всё происшедшее, трудно с этим справиться. Но вся твоя жизнь ещё впереди”.

Кейт молчала.

“Ради отца, Кейт. Не ищи неприятностей. Хорошо?” - сказала Лена.

Зазвонил телефон. Это была Натали. Междугородние тарифы снижались после 9:00 вечера.

“Хорошо?” - повторила мать.

“Хорошо” - ответила Кейт.

8.

Кейт и не собиралась искать неприятностей.

Иногда она чувствовала, что заслуживает лучшего отношения к себе. Хотя бы потому, что никогда не искала неприятностей. По крайней мере, неприятностей, которую имела в виду мать.

Она легко, не прилагая усилий, заводила друзей. И не понимала, как у кого-то могут возникать с этим трудности. Ведь достаточно сказать что-нибудь смешное и всё - вы уже друзья.

В новой школе девочки из Св. Барта держались вместе – теперь, когда они смешались с детьми из городской школы. Большинство из них играло в футбольной команде.

Кейт попала в команду старшего возраста. В дни матчей она приходила в школу в футбольной форме и сидела во время обеда за одним столом с подругами по команде.

В классе она всегда тянула руку, чтобы ответить, и ей казалось, что учителя этого не замечают. Пока мистер Бехан не сказал её родителям на собрании, что ему очень приятно видеть девочку, всегда поднимающую руку.

Подруги Кейт договорились пойти вместе на праздничный вечер в декабре, и заранее собрались дома у Мари Халладей, чтобы подготовиться.

“Хорошо вам повеселиться” - повторяла мать, когда везла её на машине, с платьем аккуратно сложенным в сумку из Macy’s. Чем больше ей рассказывала Кейт, тем счастливее она выглядела. Поэтому Кейт начала придумывать какие-то детали.

“Мы будем меняться украшениями” - говорила она.

“Джинни записала кассету, чтобы мы могли слушать музыку, пока готовимся к вечеринке”.

“Мари всем сделает макияж”.

“Макияж?” - переспросил отец с пассажирского сиденья - “Вам разрешают носить макияж?”

Ему сделали ещё одну операцию, на этот раз, чтобы реконструировать челюсть, и половина его лица была обмотана бинтами. Он принимал таблетки от боли, но их хватало ненадолго, а врачи советовали не превышать дозу. Его слова звучало приглушено, но Кейт поняла, что он шутит. Он был так же рад за неё, как и мать.

“Кейт” - сказала мать - “Мы очень гордимся тобой”.

Без Питера дни казались долгими и бесцельными, с установившейся рутиной: школа, футбол, домашнее задание, телевизор, постель.

Сара была редактором школьной газеты, и в дни, когда надо было выпускать свежий номер, Кейт возвращалась домой одна.

Небо казалось ещё более огромным и бесконечным, с тех пор, как она стала ходить в высшую школу. Она впервые заметила, насколько маленьким был их Гиллам, расположенный посреди других маленьких городков. Ей не терпелось узнать, что там, за его пределами, потом за пределами следующего городка, и так далее. Она представляла себе камеру, плавно отодвигающуюся назад, как в кино - и Гиллам терялся среди мерцающих огней других городов, пока не превращался в пятнышко, потом Нью-Йорк становился пятнышком, потом и все Соединённые Штаты, Северная Америка, и, наконец, весь земной шар.

Иногда она пыталась представить, что Питер идёт рядом.

По пятницам, к ней после школы приходили подруги. И они шли вместе, болтая всю дорогу от школы до Джефферсона. Дома они лопали печенье с газировкой, которые приносила им мама Кейт, и продолжали болтать, пока их не забирали матери. Они бежали через двор Глисонов, крича, что увидятся с Кейт в понедельник.