Спросишь опять - отвечу “да”

Кейт подумала о том, как постарела Анна, и ей стало интересно, как они с Питером выглядят для неё. Волосы Питера поседели в висках. Кейт давно красила свои. У неё были морщины на шее, которые исчезали к утру, но опять проявлялись к обеду. У Питера были глубокие борозды по краям глаз.

Они обращали на это внимание только потому, что ещё были сравнительно молоды, и подобные изменения были для них в новинку. Они будут молоды ещё несколько лет.

Анна была настолько худой, что блузка-туника, которую она носила, продолжала соскальзывать с плеча. Её ключицы были похожи на руль велосипеда Молли. Она ёрзала на стуле, как будто ей было больно сидеть.

Они всё ещё сидели в гостиной, когда услышали голос Джорджа.

Кейт посмотрела в окно и увидела, что он раздаёт детям мороженое, которое привёз в переносном холодильничке из самого Саннисайда.

Он привёз достаточно и для племянников, и для соседских детей, и вообще для любого ребёнка, который только мог прийти.

Анна села прямо и сжала свои костлявые колени.

“Питер говорил тебе, что Джордж приедет?” - невзначай спросила Кейт. Хотя когда бы он ей сказал?

“Анна Фитцджеральд” - произнёс Джордж, заходя в дом.

Анна встала, чтобы поздороваться.

“Привет, Джордж” - сказала она и сделала испуганный шаг назад, когда он бросился её обнимать.

“Ты говоришь как Брайан. Такой же голос. На секунду я подумала ...” - объяснила Анна.

“Тот парень?” - сказал Джордж - “Ты ещё помнишь его?”

Он поздоровался с Кейт, как всегда, крепко обнимая её и приподнимая над полом. Он обнял Питера, как будто не виделся с ним сто лет.

А потом из глубины холщового мешка вытащил тщательно завёрнутую миску с фруктовым салатом и бумажный пакет с булочками, которые привёз из пекарни в Квинсе.

Кейт поняла, что он решил себя вести, как будто они собирались вместе как минимум раз в месяц. Просто стереть все прошлые обиды из памяти.

“Я умираю с голоду” - сказал Джордж.

Один за другим они вышли во внутренний двор, где Кейт уже вытерла стулья и поставила их в тени зонтика.

Анна потягивала воду, но чувствовала себя настолько взволнованной, что на мгновение держала её во рту, прежде чем проглотить.

Ей не понравилось то, что они пригласили Джорджа, но теперь, когда он приехал, она должна была срочно кое-что сказать ему.

Мысленно она практиковала то, что собиралась сказать и выбирала момент, когда это сделать. Лучше всего наедине. Дети скоро напомнят о себе.

Кейт нарезала яблоки. Питер открыл пачку хот-догов и выкладывал их на решётку гриля. Боже, как он красив. Его плечи были шире, чем у Брайана. Теперь он был больше похож на отца Анны - чьё лицо она не смогла бы вспомнить, пока не увидела его в лице Питера.

И он был пьян. Она могла видеть это по неуверенным движениям, которые он делал, когда потянулся к ножу, чтобы разрезать пластиковую упаковку. Она это могла видеть по тому, как он широко расставил ноги.

Но видимо он в этом практиковался. Она никогда бы не догадалась, если бы не знала о проблеме. Он продолжил разговор, вставил пару слов.

Джордж плюхнулся на стул рядом с Анной, но подпрыгнул, когда пластик обжёг голую кожу под шортами. Он схватил пляжное полотенце, которое валялось на траве, и сложил его на сиденье.

“Чуть не обжёг задницу” - сказал Джордж, ни кому не обращаясь.

Анна задумалась, понимает ли Джордж, что происходит с Питером.

Но один неправильный вопрос, один ненужный комментарий, и всё пришлось бы начинать сначала. Она не должна была упоминать Фрэнсиса Глисона.

Ещё один промах, и Кейт решит, что обойдётся без её помощи. Ещё одна ошибка, и она отправится обратно в свою маленькую квартирку, которая теперь казалась ещё более пустой.

Она вернулась домой после той ночной беседы с Кейт и увидела свою квартиру такой, какой она была всегда - временным местом проживания, а не домом.

Но, даже заставляя себя избегать опасных тем и тщательно обдумывая слова, прежде чем произнести, она чувствовала, что должна что-то срочно сказать.

“Спасибо тебе” - сказала она, не глядя на Джорджа. Он расстегнул рубашку, и было видно, как у него по животу стекает пот. “Спасибо за всё, что ты сделал для Питера” - добавила Анна.

Питер повернулся от гриля. Кейт оторвала взгляд от разделочной доски.

“То, что ты сделал, было невероятно - приняв его тогда. Я очень тебе благодарна” - голос Анны звучал с надломом.

Всё. Она сказала это и сразу почувствовала лёгкость от сброшенного веса.

Терапевт за терапевтом обещали ей, что однажды придёт время, когда она это произнесёт, и всем от этого станет легче - и ей самой, и окружающим.

Но она не верила им, пока Джордж не вошёл в дверь. До этого момента она не думала, что у неё когда-нибудь появится шанс.

“Мы повторяем ошибки, которые не исправляем” - как-то сказал ей доктор Аббаси. И в течение многих лет она принимала это выражение по только отношению к себе.

И считала, что теперь она в безопасности, поскольку, в любом случае, у неё мало шансов повторить свои худшие ошибки - семьи не осталось, не от кого уходить и некого прогонять.

Но с того момента, когда лицо Кейт появилось в окне её машины, она задумалась - правильно ли она поняла то, что сказал ей доктор.

“Мы”, о которых он говорил, были более объемлющим понятием, чем она себе представляла. “Мы” могли включать Питера, его детей, всех людей, связанных с Анной невидимой нитью.

Джордж быстро кивнул, застигнутый врасплох.

“Мне это было только в радость” - сказал он через мгновение и откашлялся в свою мясистую руку.

Они не говорили ни о Гилламе, ни о родителях Кейт, ни о том, на каком поле для гольфа Брайан может стоять в этот момент. Они говорили о еде, о гнетущей жаре и о том, что дети, не так чувствуют погоду, как взрослые.

Осторожно, окольным путём, Джордж спросил, где сейчас живёт Анна. И когда она рассказала, то спросил, нравится ли ей Саратога. Он сказал, что бывал там несколько раз на гонках, но много, много лет назад.

“Нескольких лет я была в больнице в Олбани” - напомнила она, как будто никто этого не знал - “Так что я уже хорошо знала эти места”.

Питер подумал, помнит ли она, как он пытался увидеть её в то время.

“Ты собираешься сегодня ехать обратно?” - спросил Джордж.

Кейт и Питер обменялись испуганными взглядами. Если бы на её месте был кто-нибудь другой, они предложили бы остаться переночевать.

Но Анна сразу сказала что нет, она договорилась с мотелем на Джерико Турнпайке, чтобы остановиться там на некоторое время.

“О” - сказала Кейт и осторожно положила блюдо, которое она держала - “Надолго?”

“Может, на пару недель”.

“Ты же говорила, что тебе надо на работу?” - удивилась Кейт - “А как же квартира?”

“Кейт” - сказал Питер.

“Я взяла отпуск. У меня накопилось много отпускных дней” - Анна не сказала им, что никогда раньше не брала отпуск.

Питер видел, как Кейт тщательно обдумывает, что сказать дальше. Поэтому он заговорил первым.

“Звучит неплохо. Отпуск - это всегда хорошо” - он подал Кейт знак, что они обсудят это позже.

Это моя вина - подумала Кейт. Я пригласила её сюда. Как я могла поверить, что она увидит его один раз и навсегда уедет?

Но потом она смотрела, как Анна пересекает двор к графину с водой, садится в кресло рядом с Питером. Она стала пожилой женщиной. Хрупкой. Придавленной прожитыми годами. Нервничающей рядом с собственным сыном и его семьёй.

“Вот” - сказала Кейт, вставая, чтобы дать ей подушку. Стул рядом с Питером, на который она села, был самым неудобным.

“Спасибо” - сказала Анна.

И Кейт подумала, глядя как она подкладывает подушку за спину: “У неё нет власти над нами”.

Анна оставалась до тех пор, пока не появились комары, и дети не прошествовали в своих пижамах, выдыхая аромат мятно-сладкой зубной пасты. Один за другим они обошли двор, обняв Джорджа, потом Питера, Кейт и Анну.

“Спокойной ночи” - сказали они, и по очереди прижали свои горячие лица к лицу Анны. Молли протянула руку для дополнительного рукопожатия и пожелала Анна приятного путешествия туда, откуда она приехала.

“Молли!” - возмутился Питер.

Девочка сразу же стала любимицей Анна.

Питер, встал, чтобы зажечь свечки с цитронеллой, и подумал: трудно надеяться, что так будет и при следующей встрече. Невозможно предсказать её поведение в следующий раз. Надо просто радоваться тому, как хорошо сегодня - и не надеяться на большее.

Он задавался вопросом, не разочаровалась ли мать, увидев его.

Когда он был маленький, она лежала с ним на кровати и перечисляла города, которые обязательно посетит с ним: Сан-Франциско, Шанхай, Брюссель, Мумбаи.

Но ни он, ни она так и не увидели этих мест. Если бы они развернули самую большую карту, которую только можно найти - места, где он начинал свою жизнь и где сейчас живёт, оказались бы на ней маленькими точками, практически рядом друг с другом.

19.

В кабинет Питер зайдёт один.

Поэтому Бенни ещё раз пробежался по вопросам, которые, скорее всего, зададут на слушании, и выбрал лучшие варианты ответов. Питер слушал его в пол-уха.

В то утро, через двенадцать недель после случайного выстрела из табельного оружия, он сел на край кровати Кейт и сказал, что она права. Что у него есть проблемы, но если она потерпит ещё немного - он с ними справится.

Он сказал ей, что долгое время обдумывал то, что она сказала несколько недель назад: не все проблемы выглядят одинаково, но от этого они не перестают быть проблемами. Всё это, все предупреждения, которые она ему давала - возможно, она была права.

Со дня приезда матери Питер пытался ложиться спать пораньше и заводил будильник на полночь. Когда будильник звонил, он шёл наверх. Если у него в руках был алкоголь, он выливал его в раковину.

Это срабатывало неделю, потом он стал нажимать на кнопку будильника, а вскоре просто перестал его включать.

После этого он установил себе правило, что может пить только пиво - никаких крепких напитков. Это продолжалось всего три дня.

Питер обещал себе прошлой ночью, что выпьет только две стопки. Но потом выпил ещё одну. И ещё одну.

Это было похоже на сбегание по крутому склону. Ноги бежали впереди него, и он не мог остановиться. Это было удивительно. Он был уверен, что никогда раньше не делал подобного.

Кейт подняла на него взгляд от подушки, и на секунду он подумал, что она собирается сказать, что больше так не может, что уже слишком поздно.

Но она села, обняла его за плечи и наклонилась вперёд, пока их лбы не соприкоснулись. “Слава Богу” - сказала она - “Давай посмотрим, что будет сегодня, хорошо? А потом всё обсудим. Во сколько ты должен там быть?”

Слушание должно было начаться ровно в девять часов. Но в восемь пятьдесят пять вышел клерк и сказал, что оно перенесено на десять. Туалеты в коридоре. Торговые автоматы в холле.

Бенни сказал, что следующий шаг - слушание по пенсии. Если выяснится, что его отправят в отставку, надо попытаться добиться, чтобы это было с формулировкой "по инвалидности".

“Думаешь, такое может произойти?” - спросил Питер - “Они же могут осознать, что всё это большая ошибка, и восстановить меня в должности”.

“Могут. Конечно могут” - сказал Бенни. Хотя он сам никогда не видел ничего подобного.

Питер сидел бок о бок с Бенни на самой неудобной во всех пяти районах скамье, пытаясь вспомнить ужасные вещи, которые говорил во время терапии.

Бенни подтвердил, что у комиссии будут записи его психолога, выводы, которые он сделал. Это выглядело не совсем законным. Бенни тоже так думал, но спорить об этом было бесполезно.

Он бы предпочёл, чтобы Питер заранее ему сказал об отказе от прав на частную информацию: тогда Бенни успел бы его предупредить об осторожности во время визитов к психотерапевту.

Но Питер не знал, что эти записи будут использованы против него. Он встал и выругался. Он вспомнил, что сказал ему администратор: они всего лишь собирают о нём материалы для внутреннего пользования. Кроме того, сказал старший офицер, если Питер не согласится, у него могут отобрать пенсию.

Он был в разбитом состоянии перед первым визитом и даже не помнил, как подписывал результаты. Что ему оставалось делать?

Бенни понимал обе стороны. Поскольку Питер был начальником, они должны были защитить людей, работавших в его подчинении. Что если это повторится, но вместо того, чтобы выстрелить в стену, он попадёт в человека?

“Думаешь, полицейский департамент сможет пережить шторм такого размаха? У них хватает плохих полицейских, чтобы разбираться с ними“ - сказал Бенни.

“Я не плохой”.

“Я знаю это, Питер. Но я не думаю, что они рискнут вернуть на работу нестабильного полицейского”.

Питер вздрогнул. “Разве я нестабильный? Они ведь не думают так на самом деле?”

“Ты же понимаешь, что это всего лишь официальное выражение. Временный приказ номер девять. Это всего лишь фраза” - казалось, Бенни, тщательно обдумывал, что сказать дальше -

“В твоём личном деле есть дисциплинарная запись, которая всё портит. Мне кажется, они понимают, что ты очень умён. Но при этом им кажется, что ты что-то скрываешь”.

Питер опять вспомнил, что сказал этим утром Кейт. Как бы он хотел забраться к ней в кровать и оставаться там, пока сам не разберётся, как он попал в эту ситуацию и как из неё выбраться.

“Пит, между нами - я никому не сказал ни слова о твоей просьбе в больнице. Но они могут знать об этом. Там было слишком много людей, и я уверен, что по крайней мере одна медсестра слышала наш разговор. Ты пил в тот день?”

Что означало “в тот день”?

Кейт работала всю ночь в лаборатории, поэтому она была дома. Она сидела за кухонным столом с кучей книг и учётных карточек, заполненных разноцветными фломастерами.

Забавно, что в тот момент он думал, как хороша его жизнь. Стояла идеальная погода, в гараже пахло опилками, по радио транслировали бейсбол, он нашёл открытую банку пива в холодильнике.

В тот день он явился на службу в четыре. Технически, он выпил несколько стаканов. Но Бенни должен понимать, что время работает по-другому для людей, вернувшихся с ночного дежурства.

Конец одного дня и начало следующего наступали для Питера, когда он уезжал из дома на работу. Он выехал из дома примерно в три часа, и всё было нормально до девяти вечера. Согласиться с тем, что он пил в тот день, было бы не совсем правильным.

“Можешь не отвечать” - сказал Бенни.

Докторами в комиссии были два ортопеда и один психиатр. Ортопеды пришли для освидетельствования патрульных, получивших травмы на дежурстве - сломанные ноги, порванные связки. Психиатр ждал его.

Всё началось хорошо. Один из ортопедов спросил, как он себя чувствует в последнее время, хорошо ли спит, правильно ли питается. Когда его ответ показался слишком коротким, они попросили его отвечать поподробней.

Продолжает ли он ходить к психотерапевту? Помогает ли это ему? Как дела дома? Как дети? Жена? Как его жена относится ко всему этому?

Питер напомнил им - наверняка это было где-то в их записях - что Кейт также работала в полицейском департаменте, что она была замдиректора криминальной лаборатории. Они ждали более подробного ответа. Психиатр сверялся с записями.

“Поговорим об алкоголе. Стали ли Вы пить больше с тех пор, как Вас перевели на службу с ограниченными обязанностями? У нас есть заявление от работника больницы, в котором говорится, что Вы пытались заставить своего профсоюзного представителя принести Вам алкоголь в тот вечер. Во время осмотра. Вы не могли подождать, пока осмотр не закончится? От силы час? Два часа?”

Питер прижал руки к бёдрам, чтобы они не дрожали. Он сказал заранее подготовленную фразу: “Это была очень эмоциональная для меня ночь. Думаю, что я был в шоке. Но то, что случилось, не имеет никакого отношения к алкоголю. Тем не менее, если это заставит департамент чувствовать себя более комфортно, я готов начать программу реабилитации. Если, конечно, департамент посчитает это целесообразным“.

“Питер, Вы были в состоянии алкогольного опьянения, когда произвели выстрел?”

“Нет”.

“Считаете ли Вы, что можете выполнять свою работу в состоянии алкогольного опьянения?”

“Нет. Конечно нет”.

Они, казалось, обдумывали его ответы, но вслух ничего не говорили.

“Поговорим о Ваших родителях. Ваш отец работал в полиции, это так? Вы сказали доктору Элиасу, что не видели своего отца двадцать пять лет. И что Ваша мать провела более десяти лет в государственном психиатрическом учреждении в рамках сделки о признании вины”.

Было неприятно выслушивать вопросы, на которые все в комнате уже знали ответы.

“Можете ли Вы описать, что произошло? Тот случай, когда Вам было четырнадцать?”

Питер ожидал этого вопроса. Но теперь, когда его задали, он не мог сформулировать ответ. В любом случае у них в кипе бумаг были все детали. Зачем заставлять его это повторять?

“Двадцать четыре года. Прошло двадцать четыре года с тех пор, как я последний раз видел своего отца. Не двадцать пять”.

“Ваша мать. Её обвиняли в преступлении насильственного характера, не так ли? Она выстрелила в соседа. Вы сказали доктору Элиасу, что она страдала паранойей. В какой-то момент её считали шизофреником, но это могло быть ошибочным диагнозом, так? Насколько хорошо Вы знакомы с её диагнозам и методикой лечения?

“Да” - ответил Питер.

“Что да?” - спросил психиатр.

“Да, это было обвинение в преступлении насильственного характера”.

“Вы поддерживаете с ней контакт? Она всё ещё на лечении?”

“Я видел её недавно, она чувствует себя намного лучше. Уровень медицины сейчас намного лучше, чем тогда”.

“Питер” - сказал психиатр - “Пожалуйста, отвечайте на все наши вопросы. Вы не можете их выбирать на своё усмотрение”.

Питер вздохнул: “То, что произошло тогда - инцидент, о котором вы говорите - это было ужасно, да. Но моя мама была больна и не получала достаточной поддержки дома. Я был ребёнком, поэтому ничего не знал об этом. Мой отец должен был понимать, что ей нужно лечение. В любом случае, мы давно оставили это в прошлом, даже мой тесть. И если даже он смог это сделать, я не понимаю, какое это имеет отношение к моему слушанию”.

“Ваш тесть? Как он связан с этим событием?”

Питер откинулся на спинку кресла. Он никогда не упоминал об этом? За двенадцать недель разговоров с психотерапевтом, он никогда не упоминал этот факт? Наверное, он полагал, что это уже всем известно.

Он почувствовал, как они наклонились ближе, с интересом ожидая ответа: “Отец моей жены. Он был тем соседом. Он - тот, в кого моя мама стреляла”.

Доктора наклонились над своими блокнотами, что-то записывая.

В итоге, они даже не предложили ему выйти из комнаты, пока обсуждали решение. Он должен немедленно уйти в отставку. Ему будут платить до конца года.

Выйдя из комнаты, он увидел Бенни, сидевшего в ожидании решения. Рядом с ним сидел Фрэнсис Глисон.

“Что ты здесь делаешь?” - спросил Питер.

Фрэнсис несколько раз звонил им домой, чтобы узнать, как идут дела, что происходит. Питер не знал, перезванивала ли ему Кейт.

“Я был обязан прийти” - сказал Фрэнсис.

На нём была обычная твидовая кепка, натянутая на лоб. Он был единственным человеком в здании, который не снял головной убор, когда вошёл.

“Как у тебя дела?” - спросил Фрэнсис.

Бенни мог не задавать этот вопрос - он и так обо всём догадался.

“Мы подадим апелляцию” - сказал он.

Питер прошёл мимо них к лифту. Он нажал кнопку, но затем направился к лестнице.

“Ты сказал им, что согласен поехать на лечение?” - спросил Бенни на лестничной клетке - “Ты сказал всё это?”

Снаружи наконец-то пахло осенью. Его любимое время года. Первые признаки прохладной погоды пробуждали у него желание взять стопку новых тетрадей, съесть яблоко, пробежать 10 километров как можно быстрее. Эти прекрасные недели между гнетущей жарой лета и первыми холодами - лучшая погода для кросса.

Бенни догнал Питера на парковке. Фрэнсис не отставал.

“Подумай об этом хотя бы неделю” - сказал Бенни - “Если ты не хочешь подавать апелляцию, я скажу, чтобы назначили слушание по пенсии”.

Он наклонил голову и положил руку на плечо Питера: “Всё нормально? Ты в порядке?”

“Думаю, да. На самом деле. Я чувствую себя отлично”.

“Питер!” - крикнул Фрэнсис.

Питер видел, что он двигался быстро, насколько мог, и прислонился к бамперу своей машины в ожидании.

Бенни извинился, и оставил их в покое.

“Фрэнсис, тебя подвезти?”

“Нет. Приятель привёз меня сюда. Я только хотел сказать ...”

“Что?”

Фрэнсис прикрыл рукой глаза, чтобы лучше рассмотреть Питера: “Успокойся, хорошо? Я на твоей стороне”.

“Ты имеешь в виду, что на стороне Кейт?”.

“Да” - сказал Фрэнсис - “Я действительно на стороне Кейт. Но, насколько я понимаю, вы на одной стороне?”.

“Почему ты здесь?”

Фрэнсис оглядел парковку: “Я просто хотел тебе сказать, что всё будет хорошо. Ты ещё молод. Это только выглядит концом света. На самом деле это не так. Я-то знаю, что значит уйти раньше времени”.

Питер снял галстук и смял его в кулаке: “Я хороший коп”.

“Я знаю”.

“Это был несчастный случай. Возможно ты удивишься, но подобное довольно часто случается, на самом деле. Бенни показывал мне статистику, специфику других случаев. Если нет пострадавших, то за это не выгоняют из полиции”.

Фрэнсис, казалось, обдумывал его ответы.

“Возможно это и правда” - сказал он - “Но ты действительно думаешь, что тебя выгнали из полиции только потому, что ты выстрелил из пистолета в стену?”

Питер отвернулся, вытащил из кармана ключи, обошёл машину с водительской стороны: “Я здесь, потому что ...”

“Я хотел сказать, что тебе в любом случае надо поехать на лечение. Я помогу заплатить за это, если департамент не оплатит. Если вы сами не сможете оплатить - ты и Кейт. Или мы можем оставить это между нами - тобой и мной”.

“Я ничего не скрываю от Кейт”.

“В самом деле?” - уходя, спросил Фрэнсис через плечо.

Тем утром Кейт должна была идти на работу. Но когда Питер подъехал к дому, её машина всё ещё стояла у крыльца. Дети были в школе.

Когда он вошёл в доме, она сидела за кухонным столом с кружкой чая, зажатой между руками. Он молча сел напротив. Она всматривалась в его лицо.

“Мне продолжат платить до конца декабря” - сказал он - “Завтра заберут машину. Бенни начнёт оформлять мою пенсию”.

Она медленно выдохнула. “Хорошо” - сказала она - “По крайней мере, с этим покончено”. Она положила свою руку, тёплую от горячей кружки, на его руку.

“Есть много работ, которые я не смогу делать. Раньше я думал, что я смогу работать где-нибудь в охране. Но никто никогда не наймёт полицейского, у которого отобрали оружие”.

Он видел, что Кейт не думала об этом.

“Сегодня не стоит беспокоиться об этом” - сказала она - “Это может подождать. Я тебе кое-что принесла”.

Она подошла к холодильнику, достала мини-пирог с лаймом из его любимой пекарни и положила перед ним. Он обнял её за талию и прижался к животу.

“Я устроил погром в больнице” - прошептал он - “Я тогда так расстроился. Просто не знаю, как это произошло. Они увели из комнаты всех присутствующих и устроили мне психиатрический осмотр. Они принесли наручники”.

Кейт почувствовала, как приоткрылась защёлка, и луч света прорезался через ночную тьму. Она наконец всё поняла.

Она вспомнила, как много лет назад пропал его корабль. Как его мать потом нашла корабль и разбила вдребезги. Теперь и у него возникло чувство, заставившее разбить всё вокруг.

“Они использовали наручники?

“Нет” - сказал Питер и крепче прижался к ней.

“Хорошо. Это хорошо”.

“Я всё ещё могу уехать на некоторое время” - сказал он и сразу почувствовал, как напряглось её тело - “На некоторое время, пока возьму себя в руки”.

“На курс реабилитации” - сказала она, просто чтобы убедиться, что они говорили об одном и том же. Она положила руки на его волосы.

“Я так переживал о том, что ты сказала сегодня утром. Я доехал до работы, а потом развернулся обратно”.

Действительно ли он был готов к лечению? Его мысли на эту тему постоянно менялись. Никто из них не сказал ни слова.

Алкоголик был человеком, который споткнулся и его понесло. Если бы только он мог придерживаться каких-то правил.

Что если он перестанет пить дома. Только на вечеринках или когда они ходят в ресторан. Только по субботам и воскресеньям. Если он станет ограничивать себя. Только пиво, никакого крепкого алкоголя. Только во время бейсбола - как это делал Джордж, пока полностью не бросил пить.

Теперь, когда он вышел на пенсию, его распорядок дня изменится. Старый распорядок был частью его проблемы.

Возможно, если они продадут свой дом и переедут в другое место, он забудет свои вредные привычки. Может быть, стоило переехать в другой штат, где их никто не знает?

Питер подумал о детях. Что они скоро почувствуют, как его жизнь опирается на эти правила. Он подумал о Кейт - мягко, но ясно сказавшей, что уйдёт от него, если он не перестанет пить.

Кейт позвонила всем, кому надо.

Как только он сказал, что готов к реабилитации, она не хотела терять ни секунды. Пока он переодевался, она уже узнала всю информацию.

У них была хорошая страховка, но они не заплатили за дополнительное покрытие медицинских услуг. Поэтому за реабилитацию в основном придётся платить из собственного кармана.

Она проверила банковский счёт, пенсионные счета. Они почти никогда не брали отпуск, а теперь, наверное, уже и не будут. Ну и ладно.

Кейт улыбнулась и махнула рукой, разгоняя заботы. Она не хотела, чтобы Питер думал об этом. Потому что тогда он мог бы передумать.

Представитель страховой компании направил её в нужный отдел. И, в то время как Кейт ожидала враждебности и осуждения, этот человек оказался очень доброжелательным и терпеливым. Когда всё было улажено, Кейт поблагодарила представителя и сказала, что Питер немедленно поедет.

Она чувствовала эйфорию. Она не была так счастлива в течение многих месяцев. Теперь, наконец, всё станет лучше. Счета не будут приходить, пока он не выздоровеет. Они решили проблему вместе, как и раньше. И как всегда будут.

“Миссис Стэнхоуп, нет, ему нельзя вести машину. Его должен отвезти кто-то из близких” - сказал сотрудник профилактория.

“У него действующее водительское удостоверение. Он никогда не получал штрафов за вождение в состоянии опьянения, у него не отбирали права” - Кейт чуть не добавила, что как раз в этом он всегда был предельно осторожен.

“Это правила реабилитации. Может лучше перенести на другое число, если это проблема? Он потеряет это койко-место, но я могу проверить, не освободиться ли другое в течение следующей недели или двух?”

“Нет-нет, не надо ничего переносить” - настояла Кейт - “Мы привезём его. Нет проблем”.

Был уже час дня.

Кейт рано вернулась с работы и отпустила соседскую девочку, которая обычно присматривала за детьми, пока их не было дома.

Она перезвонила матери девочки, чтобы сказать, что ситуация изменилась и было бы хорошо если бы она пришла. Но та ответила, что её дочь уже ушла на приём к ортодонту.

Больница, с которой они договорились, находилась в центральном Нью-Джерси, в двух с половиной часах езды. Пять часов туда-обратно.

Кейт стала обзванивать родственников и друзей, чтобы узнать, может ли кто-нибудь из них несколько часов посидеть детьми. Наверняка ещё и понадобится оформлять документы. Её не будет дома по крайней мере шесть часов.

“Задерживаюсь на работе” - объясняла Кейт друзьям, которые жили на другом конце города и не могли видеть, что обе их машины стоят возле дома.

Она постучала в дверь их соседа, но дома никого не было. Она позвонила в детский сад, куда раньше ходила Молли, чтобы узнать, не сможет ли кто-нибудь присмотреть за их детьми за очень хорошую почасовую оплату. Никто оттуда не мог приехать к ним так быстро.

Время бежало. Питер смотрел телевизор в спальне наверху, словно боясь подойти к двери подвала.

В отчаянии Кейт позвонила Саре, но не захотела объяснять ей настоящую причину: “Я напутала с календарём. У меня сегодня важная встреча. Не могла бы ты приехать?”

Сара сказала, что самое раннее, когда она может приехать - в пять тридцать. Это было слишком поздно.

“С Питером всё в порядке?” - спросила Сара - “У тебя странный голос. Я знаю, что у него было слушание сегодня утром”

“О, он в порядке” - сказала Кейт. “Я перезвоню тебе позже. Мне нужно срочно найти няню для детей”.

Питер должен был зарегистрироваться в семь вечера, не позднее. Или он потерял бы койко-место.

“Позвони маме с папой, если никого не найдёшь” - предложила Сара - “Ой, подожди. Мама поехала в торговый центр с подругой. Они там задержатся на ужин ”.

Кейт сказала Саре не беспокоиться об этом, она обзвонит ещё несколько человек.

После ещё нескольких бесплодных звонков она почувствовала Питера позади себя.

“Позвони моей маме” - сказал он - “Она приедет”.

Анна, кажется, действительно вернулась, зная о слушании.

Питер видел, как она стояла возле турнпайка несколькими днями раньше, ожидая светофора на пешеходном переходе.

Вернувшись домой, он сообщил об этом Кейт. Его мучал вопрос, как теперь это воспринимать.

После того обеда они виделись с ней лишь раз. Анна принесла детям книжки с головоломками и, заодно, спросила, как дела у Питера. Кейт пригласила её зайти, но она так и осталась стоять в прихожей.

Анна Стэнхоуп - одна с их детьми. Кейт попыталась себе это представить.

“Можем ли мы быть уверены, что она не причинит им вреда?”

“Разумеется, она не причинит им вреда” - сказал Питер.

“Разумеется? Не говори как будто сама эта мысль абсурдна. Если ты помнишь, мы не задавали ей много вопросов о её состоянии. Но я бы хотела знать, какие лекарства она принимает, посещает ли врача”.

“Кейт, она вела себя нормально, когда была здесь. У нас нет других вариантов. Она для этого и вернулась. Совершенно точно. На случай, если нам понадобится помощь” - он скрестил руки на груди и озвучил другой вариант - “Или я могу подождать пару недель. Пока не освободится другое койко-место. Возможно, не стоит спешить”.

“Нет” - сказала Кейт - “Мы больше не можем ждать”

Ей понадобится максимум семь часов. Шесть, если она будет превышать скорость. Она передала ему телефон: “Звони. Если она согласится, скажи ей, что мы ей заплатим. Или не говори. Я не знаю. Скажите, что считаешь лучшим. Я пошла переодеваться”.

Она едва успела выпутаться из лифчика, как Питер крикнул с лестницы: “Она приедет через десять минут”.

По прибытии, Анна получила столько инструкций, словно ей передавали чемоданчик с ядерной кнопкой.

Она не спрашивала, куда они едут и зачем, хотя у Кейт было ощущение, что Анна и сама обо всём догадалась. Она попросила их подождать, пока просмотрит список - что дети должны есть на ужин, где находятся их пижамы, во сколько им нужно идти спать.

Кейт думала, как сказать Анне, что в десять лет Фрэнки сам может ей всё объяснить. Как только Кейт вернётся, он обязательно сообщит о любой странности, которая может произойти в её отсутствие.

“Если ты не возражаешь” - сказала Анна с таким серьёзным выражением лица, что Кейт решила, что она сейчас сообщит что-то страшное, из-за чего придётся отменить поездку.

“Что?” - спросила Кейт.

“Могу ли я отвезти их за мороженым после обеда? На Хиллсайд Авеню есть магазинчик Карвел” - Анна достала из кармана карту, распечатанную с интернета.

Поездка на машине? Собирался дождь. Воздух уже пах грозой. Кейт могла съездить за упаковкой мороженого в магазин и забросить её домой до отъезда. Она бы купила и всякие начинки, чтобы они могли смешивать их с мороженым на свой вкус. Но это займёт не меньше двадцати минут.

“Конечно” - сказал Питер, прежде чем Кейт успела ответить. Он вынул свой кошелёк, но Анна отмахнулась от денег.

“Ты уверен?” - спросила Анна.

“Да, ты уверен?” - повторила Кейт.

“Детям это понравится” - сказал Питер.

Они выехали около трёх часов дня, как двое подростков, сбежавших из школы. Анна проводила их до крыльца и села на верхнюю ступеньку, в ожидании школьного автобуса. Хотя до его прибытия оставалось ещё 40 минут.

Они оба подошли к водительской двери машины Кейт. Она подумала, что Питер начнёт спорить, кому вести машину, и предложит ей поменяться местами за углом от профилактория, если её так беспокоят их правила.

Но он молча обошёл машину и сел на пассажирское место. Всю дорогу до поворота Кейт не сводила глаз с зеркала заднего вида, наблюдая за Анной. Когда они доехали до хайвэя, Кейт сказала Питеру, что он может вздремнуть, но тот отказался.

“Поехали в Мексику” - сказал он после продолжительного молчания - “Несколько дней на пляже, и я буду как новый. Моя мама присмотрит за детьми, пока мы не вернёмся”.

“Кейт, не будь такой серьёзной” - добавил он через секунду - “Это была шутка”.

Возле аэропорта движение было интенсивным, а потом хайвэй почти опустел. Они промчались по северному Манхэттену и через Джордж Вашингтон Бридж.

“Если так будет продолжаться, мы доберёмся до места гораздо раньше” - сказала Кейт. Между ними наконец воцарилось спокойствие. Её переполнял бурлящий оптимизм, Кейт буквально купалась в нём.

Она свернула к югу, и хотя знала, что холмы на западе были мусорными свалками, заросшими травой, но теперь они показались ей красивыми.

Ничего непоправимого не произошло. И уже не произойдёт. Они вместе столкнулись с этими проблемами и вместе их победят. Питер уже выглядел более здоровым, сидя рядом с ней и возясь с кнопками радио. Они поклялись быть вместе и в хорошие, и в плохие времена. И у них всё хорошо.

Она снова повернула на запад. Юг, запад, поворот дороги впереди, закругление хайвэя за спиной. Как она могла думать, что они это не преодолеют?

“Что будет, когда мы туда приедем?” - задумчиво спросил Питер.

“Они тебя осмотрят, решат, соответствуешь ли ты критериям для детоксикации. Потом они примут тебя на стационарное лечение. Несколько дней детоксикации, и ты приступишь к лечению. Через несколько недель ты вернёшься к нам домой.

“А потом?”

“Я не знаю. Думай об этом как о возможности. Часто ли люди получают шанс начать всё сначала? Ты стал полицейским в двадцать два года. Ты тогда действительно обдумал все варианты своей карьеры? Помнишь, когда ты сказал мне, что принял это решение? Никогда до этого ты даже не упоминал, что хочешь стать полицейским. Ты можешь стать кондитером. Можешь стать библиотекарем. Неважно, кем. Для нас ты всё равно останешься мужем и отцом” - сказала она - “Это самое главное”.

“Ты понимаешь, что я теперь буду меньше зарабатывать?”.

“Возможно. Но количество денег не имеет значения, если ты не можешь себя контролировать”.

“Я, в первую очередь, думаю о детях” - сказал он - “Они у нас замечательные ”.

“Думай о себе, Питер. Не о них. Не обо мне. О себе”.

Они ехали по дороге, густо засаженной деревьями с обеих сторон. Мимо фермерских лотков, забитых досками на межсезонье.

“Ты действительно думала о том, чтобы уйти от меня?” - спросил он в конце концов - “Я имел в виду, думаешь. Тебе это не кажется поспешным решением? Учитывая все обстоятельства”.

“Поспешным?” - повторила она, стараясь не спугнуть надежду, которая удерживала её ногу на педали газа - “Это продолжается уже давно. Ты просто не видишь это так, как вижу я. Плюс, жизнь идёт быстрее. Ты заметил это? Всё происходит гораздо быстрее”.

Она не сказала, что на самом деле уйти пришлось бы ему. Она бы осталась с детьми.

“Ты не была на моём месте”.

“Нет, не была”.

“Ну и хорошо”.

“Хорошо”.

Анна привезла детям книжки-раскраски, но их хватило всего на всего пятнадцать минут. Тогда они стали делать бумажные самолётики. Но скоро кончилась вся бумага.

Фрэнки уронил на пол карандаш, и собака съела его прежде, чем Молли успела крикнуть. Потом они перечислили все удивительные вещи, которые съела их собака, потом спросили Анну, есть ли у неё собака, и потом ещё раз попросили напомнить им, кто она такая.

Фрэнки исчез наверху с каким-то электронным устройством, и она не знала, следует ли его остановить. Он мог смотреть порнографию через эту штуку, а потом они обвинят её, скажут, что она не смогла присмотреть за ними даже несколько часов.

Девочка смотрела телепередачу о слонах, но передача закончилась через двадцать две минуты, а Анна всё ещё готовила ужин. Первый раз за несколько лет она использовала настоящую плиту, а не микроволновку или плитку.

Когда курица была готова, а картошка немного остыла, она позвала их на кухню. Они уже садились, когда Анна услышала подъезжающую машину.

“Кто бы это мог быть?” - спросила детей Анна. Она проверила инструкции, которые написала ей Кейт - “Кто может прийти к ужину?”

Дети пожали плечами, их рты были полны курицы и молока. Кейт ничего не написала о посетителях. Анна стояла у стола, думая, что теперь делать, пока машина не уехала в обратном направлении. Не успела она вздохнуть с облегчением, как раздался стук в дверь.

“Кто-нибудь дома?” - раздался голос. Кто-то гремел дверной ручкой, пытаясь войти - “Кейт?”

Дети прислушались. “Дедушка!” - через секунду закричала Молли, и с грохотом уронив вилку, побежала к двери. Она отодвинула защёлку и открыла дверь.

Анна всё это слышала из угла кухни рядом с кладовкой. Она отступила как можно дальше назад и старалась не дышать.

“Где мама?” - раздался его голос, и дети наперебой сообщили ему свои новости.

Что они, как обычно, вышли из автобуса, но вместо обычной няни - угадай, кто их ждал? Мама папы! И она разрешила им смотреть телевизор, хотя это и был четверг. Ещё она сказала, что если они хорошо поужинают, то потом пойдут в магазин за мороженым.

Мама не приедет допоздна, потому что куда-то повезла папу.

“Чья, говорите, это была мама?” - медленно произнёс Фрэнсис, и Анна услышала, как он приближается.

“Папина” - сказала Молли.

“У неё седые волосы” - сказал Фрэнки - “Короткие, как у мальчика”.

Через секунду Фрэнсис был на кухне. Анна прижалась щекой к прохладной стене и досчитала до трёх, прежде чем повернуться к нему.

“Привет” - сказала она.

“Разрази меня гром” - произнёс он, смотря на неё расширенными от удивления глазами.

“Давно не виделись” - сказала она, разглядывая его лицо, его трость - “Им надо было срочно помочь. Я оказалась рядом”.

“Поэтому я и приехал” - сказал он и шагнул ближе, чтобы получше рассмотреть её - “Я приехал на такси. Сара позвонила мне и сказала, что Кейт нужно помочь. Такси обошлось мне в сто двадцать долларов. Плюс налог и чаевые”.

Как странно, что он рассказал ей об этом - подумала Анна.

Она видела, что дети обожают его. Он осмотрел кухню, чтобы узнать, не скрываются ли там ещё какие-нибудь секреты.

“Дайте мне немного времени” - сказал он детям, которые следовали за ним, тянули его за собой, чтобы рассказать свои истории - “Дедушке нужно пять минут”.

Фрэнсис продолжал смотреть на Анну.

“Давно ты общаешься с ними?” - наконец спросил он. Он тяжело дышал, как будто ему не хватало воздуха.

“Нет” - ответила она.

“Я думал, что ты живёшь в Саратоге”.

Анна покраснела. Он знал о её поселении. Он знал всё.

“Да” - ответила она.

“Свободна как птица в небе” - сказал он, сложив руки.

Ей достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы вспомнить, чем она заслужила такие слова. И она была в некотором роде свободна. За исключением того, что её связывало с Питером.

“Как ты?” - спросила она. Голос её был таким слабым и тихим, что, казалось, не она говорила.

Она понимала, насколько смешным казался этот вопрос после всех этих лет. Почему он не исправил шрам на лице? Сейчас, когда пластическая хирургия творила чудеса.

Несколько лет назад она смотрела телепрограмму, как мужчине восстанавливали лицо после того, как фейерверк разорвался в нескольких дюймах от его носа. Тогда она подумала, что с Фрэнсисом было так же - ему сделали новое лицо, и всё стало как прежде.

Теперь она видела, что она ошибалась. И всё равно, если не считать шрамов, он всё ещё был похож на себя. То, что произошло, не изменило его лицо.

Он выглядел моложе своего возраста - за шестьдесят, как и она. Он был подтянут, не растолстел, как многие мужчины. Он всё видел своим хорошим глазом.

“Иисус Христос” - сказал Фрэнсис вместо ответа - “Они могли бы меня и предупредить”.

“Думаю, что им надо было срочно уезжать” - прошептала Анна. Ей надо уйти. Он знал как обращаться с детьми. Он знал это лучше её.

“Куда они так спешили?” - спросил он - “Чтобы он где-нибудь протрезвел?”

Неприятно было вот так, в открытую, слушать вещи, о которых было бы лучше промолчать. “Почему бы мне не уйти” - сказала она - “Теперь, когда ты приехал”.

Трудно было осознавать, что эта крошечная женщина была тем же человеком, на которого Фрэнсис был озлоблен многие годы. Источником всех его неприятностей.

Он не мог перестать смотреть на Анну, даже когда она смотрела на пол, на шкафы. Её щеки покраснели, она съёжилась под его взглядом, как будто её ударили.

Она не выглядела совсем безобидной, но и не казалась опасной. Будучи полицейским, он выработал в себе шестое чувство, и оно подсказывало ему сейчас, что у неё не было ни спрятанного оружия, ни намерения причинить вред.

Анна нервничала. Её дрожащие пальцы перебирали переднюю часть рубашки, как будто там были кнопки, чтобы поиграть.

Внезапно он понял, что Анна никогда не была полностью виновата в случившемся. Где, черт возьми, был Брайан? Зачем Фрэнсис вообще туда пошёл? Он ломал над этим голову больше двух десятилетий.

Когда он смотрел на неё сейчас, она казалась настолько беззащитной, что ненавидеть её было просто бессмысленно. Он хотел что-то сказать, но не мог вспомнить что именно. Если она останется, то, возможно, у него появится шанс вспомнить.

“Оставайся” - сказал он - “Ты никогда не ночевала в этом доме. Нам всем здесь хватит места. Плюс, если ты сейчас уедешь, они подумают, что я тебя прогнал”.

“Я уверена, что они бы поняли подобную реакцию с твоей стороны”.

“Да”

Дети примчались обратно на кухню, вооружённые книгами и настольными играми. Они всё свалили у его ног.

“Вы хотите угробить меня?” - крикнул он им, пока они визжали, хихикали и совсем забыли про Анну.

Фрэнсис это предчувствовал. Прежде чем даже увидел её.

Что-то смутило его, когда Кейт недавно сказала по телефону, что помощь иногда прибывает с самых неожиданных направлений.

Неожиданно Анна спросила: “Как ты думаешь, родители всегда знают, что лучше для их ребёнка? Даже когда этот ребёнок уже взрослый?”

Фрэнсис сказал: “Мать, может быть”.

Сам он не мог предсказать и половины того, что его дочери решили в своей жизни.

Кейт, выбравшая Питера Стэнхоупа среди всех остальных людей в мире, была загадкой, которую он никогда не сможет разгадать.

А потом ещё большая загадка: Кейт, его умная дочка, предпочла не замечать происходящее в её доме, вместо того, чтобы бороться с этим лицом к лицу.

“Оставь детей в покое” - повторяла Лена, всякий раз, когда Фрэнсис пытался обсудить это с ней.

Она всегда считала Питера хорошим мальчиком. Если вспомнить всё, через чего он прошёл, казалось чудом, что он остался таким же нормальным, как и раньше.

Плюс, он любил Кейт. Это всё, что имело значение для Лены.

Они обидели её, когда поженились, никому не сказав. Это было чересчур.

Люди больше не женились в таком молодом возрасте.

Они приехали в Гиллам и сообщили им, когда все четверо сидели за столом. Нога Питера так дёргалась от нервов, что он пролил стакан воды на счета, которые Фрэнсис с Леной просматривали перед их приходом.

Фрэнсису было жалко смотреть на высокого и сильного парня, который так нервничал, и он налил ему выпить. Сейчас он об этом задумался. Тогда он думал, что крепкий напиток окажется для парня проблемой, но Питер опрокинул его, как будто это был стакан лимонада.

Он ещё тогда должен был задуматься, подумал Фрэнсис. Было много подобных случаев.

После того, как Кейт и Питер уехали в тот день, Лена расплакалась за столом, сказав, что у неё украли самый важный день в жизни дочери.

Потом она пошла в магазин и купила Кейт обеденный сервиз на восемь персон. Который она бы всё равно подарила им на свадьбу. Кейт хихикнула, когда развернула коробки. Одна блестящая тарелка за другой. Маленькие чашки и блюдца.

“У нас даже нет пылесоса” - сказала она.

“Пылесос вы и сами можете купить” - ответила Лена.

Натали и Сара тоже им что-то подарили, но Фрэнсис не мог вспомнить, что именно.

Казалось, дело не в самом подарке, а в том, чтобы показать Кейт, что всё в порядке - они поняли, почему их не позвали. И что они приняли Питера, как своего.

Они не стали возражать против него только из-за его матери. Они пошли в Macy’s и потратили слишком много денег на какую-то бесполезную вещь.

Принесли её домой, завернули её в серебряные и белые ленточки и подарили им. Просто чтобы показать, что они точно так же будут любить его, потому что его любила Кейт.

Фрэнсис понимал, что в этом плане все три дочери были больше похожи на Лену, чем на него.

Он знал, что у Анны Стэнхоуп были проблемы с головой. Если бы до происшествия кто-то спросил его, способна ли она выстрелить человеку в лицо, Фрэнсис категорически ответил бы, что нет. Сама Анна ответила бы, что нет. Весь мир сказал бы, что нет.

Увидев её на кухне Кейт и Питера, он не очень удивился. Это был шок, и в то же время нечто ожидаемое. Он никогда полностью не избавился от неё.

Фрэнсис чувствовал, что просто свершилось неизбежное. В основном, это вызвало у него чувство усталости.

Теперь она продолжала украдкой бросать на него взгляды. На дело своих рук, без сомнения. Он подумал, что надо было бы оставить трость дома.

Фрэнки появился на кухне с обиженным выражением лица: “Мы не получили мороженое”. Его нижняя губа выпятилась.

У Анны внутри всё упало. Она не хотела, чтобы первое же её обещание оказалось нарушенным. Но она не знала, что делать. Поедет ли с ними Фрэнсис Глисон? Повезёт ли она их всех в своей машине, и будут ли они вместе есть мороженое, как старые друзья?

“Я обещала их отвезти, если они хорошо поужинают” - объяснила Анна - “Кейт была не против”.

“Фрэнки” - сказал Фрэнсис, наклоняясь, чтобы их глаза оказались на одном уровне - “Там льёт дождь. Мы должны переждать пока он пройдёт. Смотри, что я принёс” - Фрэнсис сунул руку в карман и достал две ирландские конфеты из заначки, которую Лена хранила дома.

Фрэнки не хотел соглашаться на сделку, но манящая сила конфет победила. “В следующий раз, когда ты приедешь к нам, мы пойдём за мороженым” - сказал он Анне с предупреждением в голосе.

Когда дети закончили со своими шоколадками и поднялись наверх, чтобы почистить зубы - шаг номер один из их сложного многоступенчатого процесса подготовки ко сну - Фрэнсис подумал, что Анна хочет улизнуть, но вместо этого она посмотрела на него и заговорила: “Как человек может извиниться за такое, как натворила я? Даже, не знаю”.

Это сбило его с толку. Это был сложный вопрос. Фрэнсис не ожидал, что она скажет подобное.

“Поэтому я никогда и не пыталась. Я даже не знаю, с чего начать.

Её акцент исчез за эти годы. Его, наверное, тоже.

Он ждал, что она станет оправдываться. Валить всё на Брайана, или на психическое заболевание, или что-то подобное. Но этого не произошло.

Дети вернулись вниз. Анна пошла с Молли, чтобы почитать с ней книгу. Он взял Фрэнки, который предпочитал, чтобы ему читали вслух. И чем дольше Фрэнки рассуждал, кто выиграет, если акула сразится с касаткой, тем сюрреалистичнее Фрэнсису казалось быть под одной крышей с Анной Стэнхоуп.

Он испытывал искушение прокрасться по коридору и проверить, действительно ли это была она. Он помнил высокую женщину. Сильную. Раньше она собирала волосы в пучок, носила яркие платья, и, на самом деле, была прекрасна, если задуматься.

Но женщина, которая была сейчас здесь, потеряла свой цветущий вид и спокойно могла уместиться в одежду Фрэнки.

Фрэнсис спустился вниз первым и стал ждать. Наконец, он услышал её шаги на лестнице.

“Ты знаешь” - сказал он, после того как она села - “Я всегда думал, что надо помогать людям, но после той ночи перестал. Я думал, что один из вас может там пострадать. Но после того, что произошло, мне стало казаться, что лучше было бы подождать, пока всё само разрешится. Чем бы оно ни кончилось. Надо было вызвать полицию и ждать. Надо было оставить Питера у себя и дать всему происходящему в вашем доме закончиться. Неважно убила бы ты Брайана или он бы убил тебя. После этого, когда я вернулся бы на работу, я бы стал плохим полицейским - потому что позволил бы людям убивать друг друга, вместо того, чтобы вмешаться”.

“Я не верю, что такое могло произойти” - сказала она.

Они долго молчали.

“Учитель в Ирландии предложил мне однажды выговориться кому-нибудь ” - сказала Анна - “Моя мама неожиданно умерла, и у меня возникли проблемы”.

“Ты согласилась?”

“Он предложил поговорить со священником. Это было в 1960-е годы”.

“Понятно”.

“Я сказал спасибо и отказалась. Это был тот же священник, который не позволил моей матери быть похороненной на церковном кладбище. Как я могла рассказать ему всё, о чём думала? Вокруг кладбища была стена, и её похоронили с другой стороны. На неосвящённой земле”.

Фрэнсис вспомнил о самоубийстве в своём городе. Местный священник не разрешил похороны по обряду, и поэтому об этой смерти старались не говорить. Его мать отнесла вдове дюжину горячих сдобных булочек. Он никогда не задумывался, где похоронили того человека.

“В Америке, после того как я потеряла первого ребёнка, мне тоже следовало об этом с кем-то поговорить. Но я не смогла”.

“Тогда это было не принято”.

“Тогда это уже начиналось. Уже появились психотерапевты в госпиталях”.

“Возможно, это было принято у некоторых людей. Не у нас”.

“Ты с кем-нибудь разговаривал о случившемся?” - спросила Анна у Фрэнсиса.

“Нет. Никогда даже не рассматривал такой вариант. Даже не знаю, как найти такого доктора”.

“А Питер?”

“Сомневаюсь. В департаменте полиции идут сокращения. И потом, у него совсем другой случай ”.

“Сейчас ему придётся об этом говорить. Если, конечно, он поехал в то место, о котором я думаю”.

Некоторое время они сидели в тишине, слушая как дождь хлещет по дверям и окнам.

“Послушай. Есть полно людей, которые должны были с кем-то поговорить, но не поговорили. И всё равно не сделали то, что сделала ты” - сказал Фрэнсис.

Анна посмотрела на него, словно спрашивая - обвиняет он её или прощает.

“Я думаю, что ты знала о том, что собираешься совершить в ту ночь, не больше, чем я” - добавил Фрэнсис.

Прощает. Анна закрыла лицо руками и отвернулась к стене.

Фрэнсис думал, как на его месте поступила бы Лена. Но он просто не мог подойти к ней, похлопать по спине, предложить чашку чая.

Немного освободить её от вины было достаточно на один вечер. Он был удивлён всем произошедшим не меньше неё. Поэтому он встал и подошёл к окну, чтобы дать ей пространство.

Было время, когда ненависть к ней чувствовалась как необходимость. Но те годы прошли, как он сейчас понял.

В основном ему было жаль Анну. У неё было так мало всего. Даже ничего не зная о её жизни, он чувствовал, как одиночество заполняет всё пространство вокруг неё.

По сравнению с ней, Фрэнсис был сказочно богат. Три дочери, которых он мог навестить в любое время. Семь внуков. Лена.

Когда он упал во дворе в начале лета, меньше через час все четверо уже стояли возле него, решая, следует ли отвезти его в больницу. Кто был у неё?

Когда он облегчил её бремя, то почувствовал, что ему тоже стало легче. Всё, что он ей сказал, было правдой.

Кейт подъехала после девяти часов, и когда увидела фигуру отца в окне, ей захотелось сразу же развернуться и уехать.

Чего и следовало ожидать - подумала она. И представила, как именно это произошло: Сара позвонила ему, хотя Кейт запретила ей это делать, и отец сразу же вызвал такси.

В прошлый раз, когда он один поехал на Лонг-Айленд, Лена устроила ему ад. И он пообещал ей, что подобное никогда не повторится. Он сдержал своё обещание.

Кейт думала развернуться и позвонить - сказать, что задерживается, что гроза слишком сильная, и она не может проехать. На улице действительно бушевала гроза. Но отец стоял у окна - силуэт на фоне яркого света, и вглядывался в темноту.

Дорога в больницу была полна хрупкой надеждой. Стеклянным шаром, который они аккуратно держали в руках, пытаясь разглядеть что внутри.

Обратная дорога была омрачена грустью. Были моменты, когда в груди у неё становилось настолько тяжело, что она хотела остановить машину и перевести дух.

Когда дождь стал настолько сильным, что дворники не успевали смыть воду с лобового стекла, она остановилась возле Dunkin Donuts, чтобы купить кофе. Но у неё не было сил выйти из машины.

Питер держался молодцом во время предварительного осмотра. Он честно ответил на все их вопросы и попросил разрешить ей присутствовать при этом.

Некоторые из его ответов звучали для Кейт пугающе. Она не заметила, что начала дрожать, пока консультант не взял её за руку.

Отвечая на вопрос “думал ли он когда-нибудь о том, чтобы причинить себе вред?”, Питер сделал паузу. Настолько короткую, что только Кейт, человек, который знал его лучше всех в мире, могла её заметить.

“Нет” - ответил он, и врачи не засомневались в его ответе. Кейт же почувствовала, как огромная, ужасающая трещина разверзлась в её сердце.

Они предложили Кейт и Питеру выйти, пока обсуждается его дело.

Он был спокоен в маленькой зоне ожидания, уставший от множества вопросов - не только тех, свидетелем которых она была, но и вопросов на утреннем слушании и вообще, за последние двенадцать недель. Он казался полусонным.

Но когда они вернулись в кабинет и получили документы, означающие, что его берут на лечение, Питер бросился к ней, как пойманный в ловушку зверёк. И Кейт чуть не взяла его за руку, чтобы забрать с собой.

Казалось, что они сами могут во всём разобраться. Теперь, когда он честно и открыто обо всём говорил, возможно, они действительно могли это сделать вдвоём. Может быть, им вообще не нужны эти люди.

Она уйдёт с работы, и они вместе придумают план. Они возьмут ссуду в счёт стоимости дома, запрутся вдвоём в комнате, и сами во всём разберутся.

“Кейт?” - сказал он, держа руку над линией подписи. Её тут же вывели из кабинета, и женщина по имени Марисоль пытаясь утешить её, сказала, что здесь не потерпят его вранья.

“Не говорите о нём так” - сказала Кейт - “Вы не знаете, через что он прошёл. Вы понятия не имеете”.

Она недостаточно читала об этом профилактории. Она сделала быстрый поиск, немного почитала в Интернете, и нашла это единственное койко-место, в двухстах милях от них, частично покрываемое страховкой. Поэтому она так сразу ухватилась за эту возможность.

Теперь она думала, что надо бы было сделать паузу.

За всю свою жизнь Питер никогда ни с кем не был зол. Он был щедрым, справедливым и терпеливым, и, конечно же, не заслуживал их недоброжелательности.

Но потом Кейт вспомнила, что он мог кого-то убить, когда выстрелил из своего пистолета. Своего же товарища полицейского. Невинного прохожего. Ребёнка.

“Ай-яй-яй” - сказала Марисоль, поглаживая руку Кейт - “Первый раз здесь? Первый раз самый сложный”.

Первый раз? Они предполагали, что будет ещё и второй раз? Они же только что говорили о настрое на успех!?

Ей хотелось вцепиться ногтями в лицо Марисоль. Вместо этого Кейт повернулась и вышла из дверей.

Прошла сквозь дождь к своей машине и сидела в ней минут пятнадцать, глядя на огни здания. Чтобы увидеть, не включится ли ещё один, ранее тёмный. Чтобы узнать, в какой он теперь комнате.

За час после того, как дети наконец заснули, Фрэнсис и Анна успели поговорить об Ирландии, о её мягких по сравнению с Нью-Йорком зимах, прохладном лете.

Сначала они напряжённо сидели - Фрэнсис в кресле, Анна на кончике дивана, но потом погрузились в воспоминания.

Они оба выряжались в крапивные костюмы на День Святого Стефана. Оба ездили на воскресную Мессу на повозке с лошадью. Оба помнили, насколько по-другому чувствовался там вкус продуктов - масла, молока, яиц. Оба были по-своему одиноки в Ирландии.

Фрэнсис видел в ней ту же необъяснимую тоску - не тоску по дому, а скорее обиду от того, что им пришлось покинуть родину. И с жалкими грошами в кармане, без жизненного опыта отправиться в чужую страну, которая столько лет не чувствовалась домом.

Хотя и дом, который они оставили в Ирландии, тоже не чувствовался домом. Куда им было податься?

Анна была из Дублина. Но не из самого города, как всегда думал Фрэнсис. У каждого из них была собака по имени Шеп. Никто из них ни разу не вернулся в Ирландию.

Когда вошла Кейт, они вспоминали всех ирландцев, которые приехали в Америку пятьдесят, шестьдесят лет назад, но когда приходило их время, хотели быть похороненными на родине.

Фрэнсис, наверное, впервые за десять лет вспомнил дядю Пэтси. Сколько потребовались собрать денег, чтобы отправить его тело в Коннемару.

“Ты не хочешь быть похороненным там?” - спросила Анна

Её снова поразило, что они так запросто сидели вместе и разговаривали. Благодаря ей, Фрэнсиса чуть не похоронили много лет назад.

Кейт извинилась за опоздание. Они в самом деле говорили о смерти? Где быть похороненными?

Дождь был поистине библейских пропорций. На хайвэе произошла авария.

Часть дороги домой она пыталась понять, как самый страшный человек её детства сидел в этот момент у неё дома, в ожидании её.

Как их переживания за Питера - человека, которого они любили больше всего в жизни - связывали их, делали их гребцами в одной лодке. И они либо могли грести все, как один, либо дрейфовать рядом, и смотреть, как он тонет.

Как только Кейт вошла в дверь, Анна встала, будто приготовившись сбежать.

“Как Питер?” - спросила она, и Фрэнсис поднял глаза с тем же вопросом на лице. Он видел бледный, ошеломлённый взгляд дочери. Взгляд человека, прошедшего через тяжёлое испытание.

“Они приняли его на лечение” - сказала Кейт - “Надеюсь, что ему это поможет”.

Они сделали всё, что было в их силах, а теперь ей надо уходить - подумала Анна. Ей надо оставить этих людей в покое.

Она вернётся, когда вернётся Питер. До тех пор этот дом - территория Глисонов. Возможно, Лена будет приходить. Сестры, чьих имён она не помнила.

Но потом она подумала о детях, спящих наверху, несущих в своей крови всю её историю вместе с историями Фрэнсиса Глисона, Лены Глисон, Брайана.

Анна вспомнила о своих первых ночах в госпитале. О том, как странно было спать со светом в коридоре, когда медсестры в любое время заходили в её комнату, иногда без объяснений поднимая её одеяло. Как её перевозили из одной комнаты в другую, совершенно идентичную.

Она задавалась вопросом, дадут ли ему лекарства, и если дадут, она молилась, чтобы он их принимал, а не прятал под язык и не бросал на пол.

Те, кто сразу начал следовать правилам, кто участвовал в групповой терапии, кто делал всё, чтобы выздороветь, поправлялись быстрее всех.

Когда она вспоминала, каким серьёзным мальчиком был Питер, то была уверена, что он сделает всё, что ему скажут, и будет в полном порядке.

Фрэнсис сказал: “У тебя есть варианты, Кейт. Просто помни об этом. Ты с детьми можешь переехать к нам на некоторое время, так будет легче. Твои сестры считают так же. У нас в доме полно места”.

Анна резко повернулась к Фрэнсису. Закрой свой рот - хотела она сказать. И снова вспомнила, что её так беспокоило в этих людях - их необдуманные разговоры, ненужные советы, привычка лезть в жизни других людей. “Какой другой вариант есть у Питера?” - задумалась Анна - “Я?”

У неё внезапно возникла неожиданная мысль, крик из глубины души - такой, что она чувствовала слабость и присела.

Не покидай его - молча и отчаянно умоляла она Кейт. Не оставляй его. Его уже слишком много раз оставляли.

20.

Месяц. Страница в календаре.

Когда он ушёл, деревья ещё были полны зелени. Но за этот месяц листья окрасились в разные цвета и опали. Дети собирали их в кучи и с визгом подбрасывали вверх. Воздух стал холодным, и за один день у Молли потрескались губы.

Две субботы подряд Кейт сгребала листья в мешок и тащила его на обочину. Фрэнки помогал ей. “Где папа?” - продолжал спрашивать он. А однажды спросил: “Где мой отец?” Его лицо было искажено очень взрослым беспокойством.

Как-то утром, когда все собирались уходить - тарелки с завтраком были разбросаны по столу, куртки валялись в куче со вчерашнего вечера - они услышали громкий стук в дверь. Когда они открыли её, то нашли на жёлтом коврике раненую птицу, всё ещё трепетавшую крыльями.

Детям надо было идти на автобусную остановку, Кейт - ехать на работу, но они остановились, бросили сумки на пол и смотрели на неё. Фрэнки принёс несколько семян из кормушки для птиц и положил перед её клювом. Молли пошла в дом, чтобы принести кусочек материи, которые могли послужить ей одеялом.

Кейт думала о том, как избавиться от птицы, пока они не видят - птица была явно не жилец. Но внезапно она вскочила на свои крошечные птичьи ножки и моргнула. Молли протянула палец и погладила крыло.

Птица прыгнула один раз, потом ещё, а потом пролетела мимо их лиц в разросшийся самшит на лужайке соседа. Они радостно закричали и похватали свои вещи. Весь день они пересказывали историю с птицей историю снова и снова.

Уезжая, Кейт сказала: “Я боялась, что мне придётся её похоронить, а вам сказать, что она улетела”.

Молли сказала: “Ты бы нас обманула?”

“Конечно нет” - сказала Кейт, но увидела в зеркале заднего вида сомневающиеся лица.

Целыми днями, неделями, весь месяц она ждала новостей. Но новости всё не приходили.

Дети ели яблоки на ужин. Кейт разрешала им не мыться. Она разрешала им смотреть телевизор. Если одежда казалась им удобной, она разрешала им не переодеваться в пижаму. Когда Фрэнки играл в бейсбол, она болтала с другими родителями. Их интересовало, где Питер. Кейт сказала, что он был очень расстроен тем, что пропустит эту игру, но определённо собирается посетить следующую. К следующей игре она придумывала ещё что-нибудь, и так далее.

Когда она звонила Питеру, разговоры получались натянутыми. Всё идёт по плану, говорил он. Он чувствует себя хорошо. Скучает по ним. С нетерпением ждёт возвращения домой. Вцепившись в телефонную трубку, Кейт пыталась расшифровать эти секретные сообщения. Она говорила, что пытается представить, где он находится, где его комната, окна, жалюзи. Слушают ли люди, когда он звонит. Пускают ли его на улицу. Она рассказывала ему анекдот за анекдотом, как будто бросая камешки в озеро и наблюдая, как рябь расходится во все стороны.

“Поговорим через несколько дней” - всегда говорил он в заключение. Он не хотел разговаривать с детьми.

Пришла неожиданная октябрьская метель, и школу отменили на два дня. Радио сообщило о рекордно низких температурах. Поваленные деревья обрывали линии электропередач по всему городу, и Кейт забеспокоилась о трубах. Она посадила детей в машину и объехала три хозяйственных магазина, прежде чем нашла генератор.

“Не включайте его внутри дома” - предупредил продавец, загрузив генератор в багажник и передавая инструкцию, словно был не уверен, что она случайно не убьёт всю семью. “Вам кто-нибудь поможет? Кто-нибудь выгрузит это, когда Вы вернётесь домой?

“Конечно” - сказала она, отмахиваясь от его вопроса.

Кейт отправила детей в дом и стала планировать, как перетащить 50-килограммовый агрегат. Она пошла в гараж и выкатила оттуда ручную тележку. Затем упёрлась ногой в задний бампер машины и тянула, пока всё её тело не затряслось от усилий. Когда она подняла генератор на край багажника, то на минуту уравновесила его, чтобы снова набраться сил. Всё, что оставалось сделать - это один сильный рывок, чтобы сбросить его оттуда на тележку.

Приезжала Сара. Потом Натали. Обе спрашивали о Питере, но не очень настойчиво, когда поняли, что Кейт не хочет об этом говорить: Питера нет дома, его не будет ещё несколько недель.

Анна Стэнхоуп вернулась в Саратогу. Она звонила раз в неделю, но их разговоры были всегда короткими. Фрэнсис звонил каждый вечер после семичасовых новостей. Кейт отвечала на третий или четвёртый звонок.

После того, как дети ложились спать, она смотрела мусорные телепрограммы. Однажды ночью она спустилась в подвал и села на диван, на котором Питер обычно сидел. Провела руками по подушкам, на которых он часто спал. Уткнулась лицом в одеяло и стала ждать слёз. Когда слёзы так и не пришли, она ушла наверх.

Питера выписали во вторник. Он позвонил в предыдущее воскресенье, чтобы сообщить ей об этом. “Извини, что тебе опять придётся сюда ехать” - сказал он.

“Не проблема!” - сказала Кейт. Она посчитала в уме - тридцать три дня. Их самая долгая разлука с тех пор, как они снова встретились. В какую бы сумму это ни обернулось, любая цена казалась небольшой за жизнь, пришедшую в норму.

Она взяла выходной на работе. Не повела детей в школу и упаковала бутерброды в их ланч-боксы.

Движение на дороге было более интенсивным, чем в день, когда она его отвозила. Каждые десять минут дети спрашивали, сколько ещё осталось ехать.

Фермерские лотки, которые в ту дождливую сентябрьскую ночь были заколочены, теперь были открыты. Кейт затормозила у одного, чтобы купить что-нибудь на память о месте, куда он поехал, чтобы спасти себя. Она вернулась с банкой мёда, открутила крышку, и каждый из них макнул туда палец и облизал.

Питер сидел на скамейке под клёном, пылающим ярко-красным цветом. Он встал, когда увидел машину, а увидев сидящих сзади детей, расплылся в широкой улыбке.

“Привет” - сказал он ей над головами детей, которые бросились к нему, наперебой рассказывая обо всем сразу.

“Привет” - ответила Кейт, но заметила, что не может заставить себя приблизиться к нему. Надо было сделать эти несколько движений. Она понимала это и злилась на себя, но её как будто сковал паралич.

Ей нужно было обнять его, как это сделали дети. Поцеловать, прижать к себе и сказать, что всё будет хорошо. Вместо этого она почувствовала, как что-то уходит - часть тепла и надежды, которые она испытывала с тех пор, как выехала из дома, оставив к возвращению ужин в скороварке.

“Ты хорошо выглядишь” - сказала она - “Тебе лучше?”

“Да” - ответил он, отводя взгляд.

Несколько месяцев спустя, она поняла, что на самом деле хотела спросить: “Тебя вылечили?”

Он всё равно бы ответил “да”.

Она вычистила дом к его возвращению. Натёрла всё до блеска, открыла шторы, чтобы в комнатах было светло и приветливо. Наполнила холодильник свежими фруктами и овощами. Дети нарисовали открытки и гигантский плакат.

Но долгие дни после его возвращения ей было трудно представить себя рядом с ним. Было трудно смотреть ему в глаза, чтобы он не догадался, о чем она продолжает думать. Чтобы она вдруг не увидела, как он думает о том же самом.

Пока его не было, она вытащила из шкафа свадебный альбом. В отличие от украшенных ленточками, со страницами, переложенными папиросной бумагой, свадебных альбомов Сары и Натали, они купили свой альбом в долларовом магазине.

В нём были фотографии, сделанные случайными прохожими, спешившими на работу. Кейт в бледно-розовом платье, едва прикрывавшем ноги, с сиренью в волосах. Питер, худой и высокий в свисавшем на плечах костюме на два размера больше. Обнимающие друг друга. С радостью на лицах.

Она ожидала, что в первые после возвращения дни, он будет чувствовать скуку и потерянность. Вместо этого, он целыми днями был занят. Проводил всё время на своём ноутбуке, потом шёл в библиотеку, затем снова возвращался к ноутбуку. Когда она спросила, что он делает, он ответил: “Ничего”, не отводя глаз от экрана.

Позвонил Бенни, чтобы сообщить, что назначен день слушания по поводу его пенсии. Но Питера это, похоже, не волновало. Звонок застал его отмеряющим шаги на дорожке возле дома, и Кейт наблюдала за ним в окно.

Он начал пить травяной чай, когда был “в Нью-Джерси”, как они называли это место, и выпивал по десять, двенадцать, пятнадцать кружек в день. Она находила кружки с мокрыми чайными пакетиками по всему дому, как раньше находила пустые бутылки.

Она хотела выразить недовольство по этому поводу - мог бы, по крайней мере, выкинуть пакетики и засунуть кружку в раковину.

Но стоя посреди гостиной с двумя грязными кружками в руках, в порыве раскаяния решила, что никогда не скажет об этом ни слова, если он будет продолжать пить только чай.

Через две недели после возвращения, Питер наконец сказал ей, что хочет стать учителем. В частности, он хочет преподавать историю в средней школе.

Эта мысль появилась у него ещё в Нью-Джерси, и он начал прощупывать этот вопрос.

У него не было степени магистра или сертификата. Но, например, католическая школа рассмотрела бы его кандидатуру.

Заместитель капеллана из его бывшего полицейского участка связал его с католической школой для мальчиков недалеко от их дома. Собеседование было назначено на среду после Дня благодарения.

“Великолепно” - сказала Кейт - “Я уверена, тебе понравится эта работа, Питер. Это замечательная идея!”

Она была счастлива. Рада за него. И почувствовала облегчение, что вся его занятость была из-за поиска работы. Но при этом чувствовала себя посторонней. Согласившись на всё, ради его счастья, она чувствовала, как растёт разлом между ними: Питер с одной стороны, она - с другой.

Все эти пустые телефонные разговоры, в которых он ни разу не упомянул свои планы. Ей это было неприятно, но она старалась подавить свои обиды, чтобы не казаться эгоистичной.

Теперь он просыпался рано, помогал отвести детей в школу. Кейт видела, как он пытается стать здоровым, счастливым, и чувствовала прилив любви к нему.

Когда она принимала душ, одевалась, отъезжала от дома, то снова и снова перечисляла в голове то, что делало её счастливой. Этому способу поднять настроение её когда-то научила мать. И до сих пор он всегда срабатывал.

Она попыталась понять, как Питер относится к тому, что ему больше не нельзя быть тем, кем он так долго был.

Но были дни, когда его энтузиазм к домашней жизни иссякал, и она чувствовала, как пропадает её сострадание. Тогда ей хотелось спросить, понимает ли он, какая она замечательная, какие замечательные у него дети. Что миллионы мужчин мечтали бы оказаться на его месте.

“Для тебя действительно так важно быть полицейским?” - спросила Кейт однажды утром, когда его напряжение было особенно заметно.

Говоря это, она понимала, что намеренно упускает какие-то важные детали. Но жизнь продолжалась, не так ли? Одна глава окончена. Следующая. Какой смысл пребывать в упадочническом настроении?

Он выглядел ошарашенным. Вышел из кухни, но через пять секунд вернулся: “Ты очень грубая, Кейт. Все считают, что ты сильная. Но ты просто грубая”.

Практичная. Уравновешенная. С хорошо поставленным мыслительным процессом. Но не грубая.

Прямолинейная, может быть. Честная. Но не грубая. Как он смел такое сказать?

Это продолжалось несколько недель - два шага вперёд, шаг назад. Но с каждым днём им становилось легче, и Кейт чувствовала, как стена между ними начинает рушиться.

По ночам она придвигалась всё ближе к нему. Она клала руку ему на спину, проходя мимо него на кухне. Однажды вечером, когда он коснулся её плеча, она обернулась, взяла его руку и поцеловала ладонь.

Чтобы сэкономить деньги, они отказались от внешкольной программы для детей. И когда Кейт была на работе, Питер водил их в библиотеку, где они могли поиграть с другими детьми.

Однажды вечером во время ужина Молли объявила, что всем мамам нравится разговаривать с её папой, и Питер хитро улыбнулся Кейт над её головой. Почти каждый вечер он готовил ужин - к приходу Кейт с работы.

Он начал ходить на собрания анонимных алкоголиков, каждый раз рассказывая ей, где состоялась встреча, во сколько она началась и закончилась. Хотя Кейт и не просила его об этом.

Когда она возвращалась домой, он сидел с ней на диване, расспрашивал, как прошёл её день, рассказывал ей о своём.

Её интересовали сплетни о людях на собраниях. Кейт требовала пообещать, что он ей расскажет, если на собрании появится кто-нибудь необычный, шокирующий - например, учитель Фрэнки или сенатор от местного штата.

Питер только смеялся и говорил, что его посадят в тюрьму анонимных алкоголиков, если он кому-нибудь расскажет, что происходит на этих собраниях.

Наконец, одной ночью он отодвинул её волосы и поцеловал её в шею, а потом в губы. Он отодвинулся, почувствовав, как она дрожит, а потом долго держал её в своих объятиях, повторяя, что всё будет хорошо.

Когда они теперь спали вместе, это настолько отличалось от тех дней, когда они только начинали, что Кейт периодически начинала сравнивать, как всё было тогда и как стало сейчас.

То, что они раньше понимали с полуслова, теперь казалось непонятным, труднопереводимым.

Всё меняется, сказал Питер - жизнь, люди. Пока мы меняемся вместе - у нас всё в порядке.

В день собеседования в старшей школе, всего через шесть недель после возвращения из Нью-Джерси, он надел тот же костюм, что и на слушание.

Кейт могла только представить, насколько хорошо прошло собеседование. Он знал всё об истории, все её подробности и нюансы. Ребятам из этой средней школы повезёт, если он будет преподавать им историю.

Как оказалось, администраторы школы были полностью с этим согласны. Они пригласили его на второе собеседование, а потом предложили ему эту должность.

Питеру предстояло научиться вести занятия, планировать экзамены. Но в школе ему сказали, что он может начать сразу после рождественских каникул, когда одна из их учителей уйдёт в декретный отпуск. Она преподавала современную историю Америки, и Питер мог бы взять это на себя.

А со следующего сентября он начнёт преподавать современную историю Европы. Он использует лето для профессионального развития. А если пожелает, то сможет ещё и тренировать школьную команду по лёгкой атлетике.

После второго интервью глава отдела истории, мужчина по имени Робби, примерно того же возраста, что и Питер, вышел с ним в коридор и сказал, что помнит Питера ещё с соревнований среди старшеклассников.

“Мы участвовали в одних и тех же забегах” - сказал Робби - “У нас, конечно же, не было ни одного шанса победить тебя. Может, ты меня помнишь? Я бежал за Таунсенд Харрис?”

“Я сразу подумал, что ты выглядишь знакомо” - сказал Питер, хотя не помнил никого из команды Таунсенд Харрис.

На Рождество, которое Кейт и Питер обычно устраивали для всей семьи, Кейт обзвонила своих родителей, Натали и Сару и сказала, что в этом году алкоголя не будет. Она понимает, что это не всех устраивает, поэтому, если они захотят поехать куда-нибудь ещё, никто не обидится.

Она не собиралась отвечать на их вопросы по этому поводу, но все, конечно же, и так знали ответ - Фрэнсис, без сомнения, рассказал им обо всём, и они давно всё обсудили.

Все они пришли. Приехали пораньше и так же пораньше уехали. Хотя Питер и настаивал на том, что с ним всё в порядке, но чувствовал себя неловко, неудобно.

Когда Кейт спросила, в чём дело, он ответил, что только сейчас понял - они все знают, где он был.

Питер начал было говорить, что всё нормально. Но остановился и заметил, что предпочёл бы сам рассказать им об этом. Что это было нечто личное, в основном относящееся к нему, а не к Кейт. Она практически слышала голос терапевта в его словах, убеждающего сказать всё, что он чувствует.

“Я им не говорила. Я никогда не обсуждала это ни с кем из них. Но тебя не было больше месяца, Питер. Они не идиоты” - сказала Кейт.

Анна подождала, пока Питер вернётся домой из профилактория, а затем приехала, и снова отказалась зайти в дом. Она сказала Питеру, что просто хотела увидеть его, убедиться, что он в порядке.

Она надеялась, что они когда-нибудь навестят её - все вместе. Она жила там столько лет и ни разу не была на скачках. Детям может понравиться смотреть на бегущих лошадей.

“Это было бы неплохо” - согласились они. Но когда Питер вышел проводить Анну к машине, Кейт подумала - я никогда не поеду в эту вашу Саратогу.

Вечером накануне выхода на новую работу - с тремя отглаженными парами брюк, висящими в шкафу, рядом с новой парой туфель - он пришёл домой со встречи анонимных алкоголиков и сразу направился вниз по лестнице.

Когда Кейт проходила мимо двери подвала, ей показалось, что она услышала стук стекла по стеклу.

“Питер?” - спросила она в темноту - “Что ты там делаешь?”

“Ничего” - ответил он - “Я просто ищу что-то. Сейчас поднимусь наверх”.

Она стояла совершенно неподвижно, задержав дыхание. И чувствовала его неподвижность.

“Почему выключен свет?” - спросила она.

“Не знаю” - сказал Питер - “Сейчас включу”.

Комната залилась ярким светом, который осветил Питера, стоявшего внизу лестницы и смотревшего на неё.

После долгой паузы она повернулась, пошла в спальню, закрыла за собой дверь и залезла под одеяло.

На следующее утро - после того, как Питер обежал весь дом, в маниакальном поиске чего-то, что никто не мог помочь ему найти, после того, как он ругался на кухне, что кофейник не был включён, после того, как он наконец уехал - она услышала голос Фрэнки, звавший её. Она подняла голову и увидела, как незнакомая машина, отъезжает от их дома.

“Вот ты где!” - сказал Фрэнки, когда появилась Кейт - “Чужой дядя привёз папин кошелёк. Он сказал, что папа забыл его в баре. Он сказал, что заглянул внутрь, чтобы узнать адрес”.

Кейт держала кошелёк, и спокойно, рационально она вспоминала всё, что сказал Питер: полуторачасовая встреча, в пятнадцати минутах езды.

Его не было больше двух часов. А когда вернулся, то перед тем, как спуститься в подвал, сказал, что растолстеет от всех этих пончиков и прочей мусорной еды, которую люди приносят на собрание. “Они как наркоманы” - сказал он - “Заменяют одну пагубную привычку другой”.

“Смотри, чтобы тебя за такие слова не отправили в тюрьму анонимных алкоголиков” - сказала ему Кейт с лёгкостью на сердце.

Она вспомнила звон, который слышала из подвала прошлой ночью, выражение его лица, когда он включил свет. Она спустилась по тёмной лестнице в подвал и сразу же увидела маленький синий холодильничек, в котором они летом брали с собой бутерброды. Она открыла его и нашла три маленькие бутылки, спрятанные под старой газетой.

Кейт позвонила в профилакторий в Нью-Джерси, как будто могла потребовать возврат денег за лечение.

Чем был научно обоснован их подход? Что у них за врачи? Какие у них заслуги? Конечно же, эти вопросы надо было задавать на несколько месяцев раньше.

Она попросила позвать к телефону Марисоль - женщину, которая первой допустила возможность неудачного хода лечения, и поэтому полностью виноватую в этом. Но Марисоль оставалась невозмутимой, и её голос звучал, как будто она получила тридцать подобных звонков этим утром.

Кейт позвонила ведущему программы Питера, парню по имени Тим - записавшему своё имя и телефон на титульном листе Большой Книги. Его телефон не отвечал.

Она позвонила отцу, который сказал, что ни капельки не удивлён: нельзя требовать у парня сразу отказаться от своих привычек. Это нереально, да и ни к чему. Он никогда и не ожидал, что Питер впишется в эту бесполезную программу.

Питеру нужно просто на некоторое время протрезветь, а потом перейти на коричневые напитки, и только с семи до девяти вечера. Парни, у которых алкоголь был реальной проблемой, всегда пили чистые жидкости. Это был первый признак.

Она позвонила Джорджу, но прежде чем успела ему что-нибудь сказать, он попросил её перезвонить попозже. Розалин очень плохо и её прошлой ночью увезли в Леннокс Хилл госпиталь.

“Да, конечно!” - сказала Кейт - “Всё в порядке?”

“Проблема с сердцем” - ответил Джордж - “Пока ничего не знаю. Мне нужно ехать”.

Кейт быстро повесила трубку, почувствовав, насколько бестолковым получился её ответ.

Она вдруг отчётливо увидела всю траекторию их жизни, двойную вспышку света на фоне серого зимнего неба: мы рождаемся, мы болеем, мы умираем. Начало, середина, конец.

Кейт увидела свою жизнь, как будто только что держала её в руках, и вдруг она укатилась в сторону. Она была посередине жизни. Ровно посередине. Питер тоже. Как она могла не заметить, что начало подходит к концу?

Кейт не могла дождаться его возвращения домой. Она села в машину и поехала его искать.

На автопарковке его новой жизни, она стояла рядом с его новой, взятой в аренду машиной, и ждала, когда Питер выйдет. Увидит её и поймёт, что она всё знает.

Она было подумала, не говорить об этом в первый же день его новой работы. Подождать пока он не освоится на новом месте. Но быстро поняла, что ей не хватит терпения.

“Сейчас ты увидишь грубую” - шептала она в холодный воздух, в запертые, как в тюрьме, двери школы. Она чувствовала себя прозрачной как призрак.

Она подумала о Фрэнки и Молли, которые будут нести их боль всю оставшуюся жизнь, если они сейчас не будут осторожны.

В этот момент открылись двери, и из школы вывалилась толпа. Питер оторвался от толпы и пошёл в её сторону.

21.

Подойдя к ней, Питер задавался вопросом, сколько раз в своей жизни видел, как Кейт ждёт его. Сколько раз в своей жизни он поворачивался, чтобы что-то ей сказать, и понимал, что она уже это знает.

Этим утром, выходя из душа с распаренными до красноты красными плечами и спиной, с водой, стекающей по её груди, она оборачивала изношенное полотенце вокруг волосы и извинялась, что застряла в душе так надолго. Она совершенно забыла, что ему тоже туда нужно.

Он ругался, моясь чуть тёплой водой, и спешил смыть с себя мыло, пока она не стала совсем холодной.

“Извини” - снова сказала Кейт, когда он вышел.

Она заправляла их постель в нижнем белье, чтобы дать впитаться крему, который растёрла по ногам и рукам, прежде чем одеться. Питер ни разу в жизни не видел свою мать в нижнем белье. Но их дети видели Кейт постоянно. Они бродили вокруг, что-то спрашивали, совершенно не обращая на это внимания.

Теперь пришла его очередь извиняться. Он ужасно нервничал во время первого дня в школе. Он был командиром в полиции и никогда об этом не задумывался, но сейчас всё было по-другому. Кто может заметить фальшь лучше, чем класс из восемнадцати подростков?

Когда Питер заговорил с ними, он видел восемнадцать пар нависших век, опущенных голов. Но он начал говорить о том, что практиковал в подвале прошлой ночью, и один за другим дети оживились и стали прислушиваться.

История не является запоминанием фактов, сказал он. Она не заключается в зубрёжке, в бесконечном чтении книг. Она - часть нашей повседневной жизни, а мы - часть её. И он потратит остаток учебного года, чтобы доказать это.

Питер заметил, что Кейт держит его кошелёк. Он понял, что она знает, где он был прошлой ночью. Она знала все секреты его жизни, а он пытался её обмануть.

Кейт молча протянула ему кошелёк, лицо её было бледным под толстой зимней шапкой.

“Прости” - сказал Питер - “Это больше не повторится”.

Он говорил правду. Но понимал, как дёшево это звучит. Вокруг них хлопали двери машин.

Кейт смотрела ему в глаза. Она пришла готовой к сражению, но теперь не знала, что делать.

“Это был первый раз? С тех пор, как приехал домой из Нью-Джерси?” - спросила она.

“Нет”.

Она схватилась за живот и села на корточки.

“Это был третий раз. Только на этой неделе, Кейт. Я чувствовал себя так хорошо, что решил пойти в бар, как обычный человек. Выпить пару кружек пива. Всего две кружки. Только пиво” - сказал Питер.

Это было правдой. Он выпил два бокала, заплатил по счету и ушёл. Он был очень горд собой.

Но уже на следующий день, когда он стоял на кухне, снова возникла необходимость сделать это. Он чувствовал зуд в голове, челюсти. Жжение в горле. Тёплый жар, наполняющий его грудь. И он пошёл в бар снова. Всего лишь на два бокала пива. И на следующую ночь.

На третью ночь Питер остановился в винном магазине по дороге домой, чтобы купить несколько маленьких бутылочек водки, которые они держали на кассе. Полицейская привычка: он держал наличные в кармане и не заметил, что забыл кошелёк в баре.

Питер провёл весь день, размышляя об этом. Ему это не нравилось. Это означало, что он вернулся к той же точке, от которой так старался уйти. Ещё не видев Кейт, он решил больше никогда не делать этого.

“Откуда я это знаю?” - спросила она, и Питер понял, что вопрос не был риторическим. Она хотела получить конкретный ответ. Со спецификой, с планом действий - “Откуда ты это знаешь? Почему я должна тебе верить?”

Когда он не смог ответить, Кейт села в машину и уехала.

В тот вечер за ужином и в течение следующих ста ночей Питер всеми силами пытался дать ей понять, что теперь всё кончено, что всё стало по-другому.

Потребность не исчезла - в любой момент он мог закрыть глаза и представить себе, как держит в руке маленькие бутылочки. Но каждый день он боролся с этой потребностью и побеждал.

Кейт делала то же, что и всегда. Разве что не смотрела на него. Всякий раз, когда Питер ловил её взгляд, она отворачивалась. Она слушала истории детей. Спрашивала, как прошёл его день. Кивала и поддакивала в нужных местах, когда он рассказывал ей.

Когда Питер по какой-либо причине спускался в подвал или уходил в гараж, Кейт прислушивалась ко всему, что он там делал, к каждому его движению. А когда возвращался, то занималась своими делами, как будто ничего не произошло. Она убирала, готовила, училась и бегала по дому в поисках ключей. Но делала это, как бы находясь в стеклянной оболочке. Когда Питер говорил с ней, ему казалось, что он проталкивает свои слова сквозь щели в стекле.

Да, он колебался несколько дней. Да, той ночью, когда Кейт поймала его в темноте подвала, Питер солгал. Но он не был как его отец. Он не был как мать. Он был собой. Решение стать самим собой заняло дольше, чем он ожидал. Гораздо дольше тридцати трёх дней.

Кейт выслушала всё, что он сказал, но долгое время никак не реагировала.

“Что я могу сделать?” - спросил Питер однажды ночью, схватив её за запястье, чтобы она не ушла вместе с детьми вверх по лестнице. Её глаза мгновенно наполнились слезами, и она выдернула запястье. “Не знаю” - ответила она.

Питер решил, что единственное, что можно сделать, это быть с ней как можно больше. Он начал ложиться спать одновременно с ней.

Ночами, когда Кейт засиживалась за учебниками, он готовил чай и поддерживал ей компанию на кухне, читая газету или готовясь к урокам.

Когда она садилась на диван и попыталась найти что-нибудь интересное по телевизору, он садился рядом с ней. Она снова начала смотреть на него, иногда чтобы просто дать ему понять, что понимает, что он делает.

Когда Питеру пришлось копаться в старых книгах, чтобы найти что-то для своих учеников, он принёс коробки на кухню.

“Скажи мне, что ты ищешь, чтобы я могла тебе помочь” - сказала она. И они сидели на полу, раскинув ноги и листая книгу за книгой.

Не то чтобы Кейт не любила его. Просто она любила его так сильно, что это пугало её. Она любила его так сильно, что боялась, что ей, возможно, придётся защищаться от этой любви.

Он пытался дать ей понять, что знает об этом, что не нужно ничего объяснять, но потом осознал, что она и сама может об этом не догадываться.

Учебный год закончился, и потянулось длинное, пустое лето. Питер учился, но выбирал только те уроки, которые шли по утрам.

Он научился правильно определять темп и планировать курс, как лучше всего справляться с непослушными студентами. Часть того, что он узнал, ничем не отличалась от его опыта во время работы в полиции.

Кейт закончила свою диссертацию. Осталось только защитить её, и тогда она наконец получит свою степень. Раньше, когда Питер всё время был на дежурстве, он не видел, сколько работы она вкладывала в учёбу. Он действительно не понимал, насколько это было важно для неё.

Наступила летняя ночь в начале сентября, годовщина их свадьбы - всего за три дня до начала нового учебного года. Они поженились настолько молодыми, что Питер продолжал считать и пересчитывать, чтобы убедиться, что он не ошибся.

Это была суббота. После того, как он пришёл домой после тренировок по кроссу, он помог Кейт приготовить обед, и они провели день вместе с детьми в городском бассейне.

Но она, казалось, перевернула какую-то страницу. Когда они вернулись домой, затолкали влажные полотенца в стиральную машину, усадили детей перед телевизором, она осторожно спросила, надо ли позвать няню для детей, чтобы они мог бы пойти отпраздновать. Пятнадцать лет были серьёзной датой. И они не ходили в ресторан целую вечность.

“Было бы неплохо, да?” - Кейт подняла его руку и положила на неё свою, ладонь к ладони.

“Да” - сказал он - “Я бы хотел сходить”.

“Ты думаешь, что справишься?”

“Да” - ответил Питер - “Несомненно”.

Она улыбнулась, как прежняя Кейт, и он понял, что она боялась услышать от него “нет”. Через несколько минут он услышал, как вешалки скользили взад и вперёд, когда она выбирала одежду на вечер.

Питер выбрал ресторан, который они оба считали новым - потому что он открылся в те мрачные месяцы перед его слушанием. Ресторан смотрел на залив, но они прибыли после заката и всё пропустили.

Выйдя из машины, они услышали, как вода бьётся об берег. Когда они сели за стол, между ними стояла бутылка Перье. Некоторое время они обсуждали детей, дом. Они говорили о том, изменится ли позиция Кейт в лаборатории.

Они говорили о школе, где работал Питер, и надо ли было ему стать учителем после колледжа. Сожалел ли он, что не учёл этого, когда ему было двадцать с лишним лет. Когда он потратил все эти месяцы на поиски себя.

Раз уж они всё равно обсуждали эту тему и к тому же заканчивали свой ужин, то они перешли к другим сожалениям. Начали с малого. С безопасного. С курсов, которые им следовало пройти. С места, которые надо было посетить.

“А как насчёт больших сожалений?” - спросила Кейт - “Я никогда не задумывалась об этом. В чем смысл? Полагаю, мне следует сожалеть о том, что мы с тобой сбежали из дома в ту ночь”.

“Но ты же не сожалеешь?” - сказал Питер.

“Я сожалею обо всем, что произошло после. Но если бы мы не сбежали в ту ночь, возможно, мы не были бы сейчас вместе. Фрэнки и Молли не были бы с нами”.

Питер задумался об этом.

Кейт взяла свою салфетку и аккуратно сложила её перед собой. Она сгладила края салфетки, а затем заправила прядь волос за ухо.

“Я не уверена, что это сожаление, но есть кое-что, что я должна тебе сказать” - она посмотрела на соседний стол. На людей, которые там сидели. Когда Питер наблюдал за её переживаниями, то чувствовал, как внутри него всё напряглось. Её губы были сжаты. Вена на шее пульсировала.

“Что?” - спросил он, и земля у него под ногами показалась менее надёжной, чем раньше.

“Твоя мать. Когда она пришла той ночью в поисках тебя - это был не первый раз. Я заметила её много лет назад, когда мы ещё жили в городе. До того как мы поженились. И после. И несколько раз возле дома”.

“И что? Ты прогнала её?”

“Нет. Я просто знала, что она была там, наблюдая за нами. Проверяя, как у тебя дела. Она знала, что я её заметила. Она никогда не подходила ко мне, а я к ней. До той ночи. Я пошла к её машине, потому что чувствовала, что мне нужна помощь. Мне нужно было поговорить с кем-то, кто любит тебя так же сильно, как и я. Кто присматривал за тобой ещё до меня. Так что я солгала об этом. Не она подошла к двери, а я позвала её ”.

Питер наклонился вперёд, чтобы лучше понять, о чём она говорит.

“Все эти годы, я думала, что тебе лучше без неё. Но возможно, тебе могло помочь знание того, что она рядом. Может это облегчило бы тебе жизнь. Знать, что она не забыла о тебе, что она заботилась о тебе. Может быть, если бы ты знал, что она была рядом пятнадцать-семнадцать лет назад, ты бы не чувствовал себя настолько одиноким”.

Это была новость, да. Но явно не того уровня, который она ожидала. Как Питер пытался объяснить ей раньше - он никогда не сомневался, что мать любит его. Но, как однажды сказал Фрэнсис Глисон, любовь - это только часть любой истории.

“Раньше я убеждала себя, что пытаюсь защитить тебя от неё. Но сейчас почти уверена, что больше думала о себе” - Кейт пристально смотрела на него, чтобы понять, как он всё это воспринимал.

“Хорошо” - сказал Питер. Что бы он мог сделать, если бы знал? Может быть, ничего. Так же, как и она ничего не сделала.

Он чувствовал себя потерянным задолго до того, как мать ушла из его жизни. Он хотел сказать об этом Кейт, но боялся, что это испортит их ужин, их ночь.

Он вспоминал, как Фрэнки и Молли делают свою домашнюю работу с музыкой и разговором и смехом на заднем плане. Звонит дверной звонок, соседские дети заглядывают в гости, Кейт разговаривает по телефону, кипят кастрюли - всё в хаосе любви.

Затем он вспомнил себя в их возрасте - одного в тихом доме, прислушивающегося к каждому скрипу на лестнице.

“Ты не сердишься?” - спросила Кейт.

“Нет” - Питер проверил свою реакцию, чтобы убедиться, что это правда - “Мне надо об этом подумать, но я не сержусь”.

Он видел, как облегчение прошло по её лицу и расслабились её плечи.

“У меня есть одно сожаление” - сказал Питер. Он вспомнил день, когда они решили пожениться.

Кейт выпрямилась в своём кресле и слушала так внимательно, как будто закрыла дверь от шума других посетителей, от их болтовни и стука ножей по тарелкам.

Её волосы упали на одно из плеч, и он подумал о том, как она прекрасна. Он так часто смотрел на её лицо, что иногда забывал это заметить.

В последнее время он много думал об этом, сказал Питер. Что они просто поженились, возможно, потому что это была их детская фантазия.

Он даже не купил настоящее кольцо. Почему она сказала “да”? Он всегда говорил, что однажды купит ей настоящее кольцо, но так никогда и не купил.

Кейт всё ещё носила колечко, которое он купил на Бликер Стрит за 75 долларов. Он даже не сделал ей предложение должным образом.

Если бы она вышла замуж за кого-нибудь другого, этот человек обставил бы всё как большое событие. Подарил бы ей красивый бриллиант. Питер хотел бы тоже так сделать.

Она слушала через зажжённые свечи посреди их стола, а затем откинула голову назад и засмеялась.

“Так ты не жалеешь, что женился на мне? Ты просто жалеешь о том, что неправильно попросил меня об этом? Питер, я могу вспомнить о тысяче других вещей, о которых ты должен сожалеть”.

“Да” - он посмотрел в свою пустую тарелку - “Возможно”.

“Алё? Вернись в реальность” - Кейт положила свои руки на его - “Если ты так об этом сожалеешь, спроси меня сейчас. Спроси ещё раз. На этот раз правильно”.

Но что бы она действительно ответила, если бы у неё была возможность предвидеть всё, что с ними будет? Второй раз за ночь Питер почувствовал, как что-то в нём пошатнулось.

Подошёл официант, забрал пустые тарелки. Кейт продолжала смотреть.

“Сейчас всё гораздо лучше. Чувствуешь, как всё становится лучше? Но кто знает, что будет дальше. Возможно, мы не пережили и меньшей части того, что нас ожидает. Ты задумывалась об этом? Мы ничего не знали о том, что это значит - быть взрослыми, родителями, семьёй. Ничего. И, может быть, до сих пор не знаем. Ты бы сказала “да” тогда, если бы обо всём знала?”

“Я знаю теперь. Спроси меня”.

Но Питер не мог найти правильные слова.

“Я дам тебе подсказку” - сказала она, сжимая его руки, пока он не посмотрел ей в глаза - “И тогда, и сейчас я говорю “да”“.

22.

Прошёл год с тех пор, как Питер вернулся домой с реабилитации, а Анна уехала из Флорал парка и обратно на север.

У Анны не было телефона, поэтому она оставила им свой рабочий номер в доме престарелых - на случай, если они захотят с ней связаться. Каждый раз, приезжая на смену, она проверяла голосовые сообщения в комнате медсестёр.

Питер позвонил ей на Рождество и был удивлён, что она работает в этот день. Анна сказала ему, что собирается вечером пойти к подруге на ужин. Она просто должна отработать несколько часов, но потом освободится. Ей надо купить овощи к ужину. Подругу зовут Бриджит.

Анна больше ничего не слышала от него последующие несколько месяцев.

Может, ей следовало послать детям подарки, но она не знала, что им нравилось?

Конечно можно было бы отправить им по двадцать долларов в ярко-красном конверте.

Каждый год, сортируя рождественскую почту для жителей дома престарелых, она чувствовала острую боль, видя все эти красочные открытки и украшения. Но в этом году, через несколько месяцев после встречи с внуками, она тоже получила открытку: зелёный конверт с золотой подкладкой внутри.

В нём была фотография детей с их собакой. Ей бы ещё хотелось фотографию с Питером. Она повесила карточку на холодильник, а конверт держала открытым на кухонном столе до середины января, и свет уличных фонарей отражался от металлического вкладыша открытки даже среди ночи.

Анна очень хотела опять поехать туда, но теперь всё иначе. Она больше не может просто припарковаться и тайно следить за ними.

Ей придётся идти к двери, а им, наверное, сейчас не до неё. Она не знала, что делать. В тот раз Кейт попросила её о помощи, но на самом деле она ничем не помогла. Возможно, потом Кейт пожалела, что спросила.

Питер снова позвонил в мае, просто чтобы узнать, как у неё дела. Он рассказал ей о школьниках, которым преподавал, о Фрэнки и Молли. Кейт написала очень длинную диссертацию и получила степень магистра.

“В остальном тоже всё хорошо?” - спросила она, стараясь не давить - “Ты чувствуешь себя хорошо?”

“Да” - сказал он - “А ты?”

“Да. Очень хорошо”.

Перед чем повесить трубку, Питер спросил, когда они снова её увидят. Но Анна не знала, спрашивает ли он, потому что должен был это спросить, или они действительно хотят её видеть.

Анна знала, что Питер никогда не скажет ей по телефону, если дела идут плохо. И он повесил трубку, думая о том же самом.

Через неделю после Дня благодарения 2017 года, во вторник утром, стоя у окна своей квартиры, она решила, что пошлёт детям открытки - каждому по отдельности, чтобы ей не пришлось выбирать, чьё имя написать первым.

Работники городской службы стояли снаружи на лестнице, вешая венки на фонарные столбы. Она напишет, что хотела бы, чтобы они к ней приехали. Но как написать, что её квартира слишком маленькая, и им придётся остановиться в отеле?

Когда она задумалась, безопасно ли засунуть им в конверт по несколько долларов, сантехник из её домоуправления постучал в квартиру. Он передал ей толстый жёлтый конверт, который был слишком большим, чтобы поместиться в почтовом ящике.

“Что это?” - спросила Анна.

Обратным адресом было место в Джорджии, о котором Анна никогда не слышала. Над адресом было написано: “Адвокаты”.

“Пока не откроешь - не узнаешь” - сказал сантехник.

Джорджия - задумалась Анна. Брайан однажды спросил Анну, знает ли она, что у побережья Джорджии есть маленькие острова. Голден Айлс, вспомнила она их название.

Он хотел поехать туда после рождения ребёнка, потому что у них не было настоящего медового месяца. Но ребёнок родился мёртвым.

Она положила конверт на прилавок и смотрела на него, пока закипала вода в чайнике. Брайан, наконец, либо разводится с ней, либо умер.

“Ну что же” - сказала она вслух своей пустой квартире и распечатала конверт.

Прочитав документы, она взяла ключи от машины и поехала в дом престарелых с бумагами на пассажирском сиденье.

Однажды, прежде чем пожениться, они договорились встретиться на углу Восемнадцатой улицы и Пятой авеню.

Анна первой приехала туда и смотрела, как толпы людей шли мимо. Она не знала, откуда Брайан будет идти, но сразу заметила его - настолько далеко, что он был всего лишь маленькой фигуркой, шевелящейся вместе с остальными, с их хлопающими на ветру пальто и шарфами, давящими на плечи сумками.

Но в его фигуре было что-то особое, отличное от других - она знала это задолго до того, как смогла разглядеть его лицо. Он мой - думала она в тот день.

Анна была удивлена, когда вспомнила об этом сейчас. Она любила его. Может быть, не всегда. Может быть, не так как надо. Но любила. Она пыталась вспомнить, каково это - вставить ключ в дверь и знать, что с другой стороны тебя кто-то ждёт.

Когда она приехала на работу, то сказала старшей медсестре, что у неё выходной. Но у неё неотложная ситуация в семье, и надо срочно позвонить. Она не знала, сколько времени это займёт. Если телефонный звонок окажется слишком дорогим, она с удовольствием его оплатит. Просто ей надо сказать, сколько это стоит.

Анна прочитала документы дома, но у неё возникли вопросы, на которые документы не отвечали. От чего он умер, например? Она посчитала в уме - ему было бы всего шестьдесят пять лет.

В доме престарелых, где она работала, шестидесятипятилетние дети регулярно посещали своих девяностолетних родителей. Возможно, это искажало её понятие о возрасте.

Он умер месяц назад. В документах она была указана как жена и наследница.

Анна набрала номер, указанный на сопроводительном письме и попросила к телефону мистера Форда Дивини. Секретарь соединил её напрямую.

Одной из многочисленных проблем, оставленных Брайаном, было то, что он составил простое завещание. Он должен был составить сложное - с оговорками и условиями. Он жил с женщиной, которая ухаживала за ним на протяжении десяти лет, но не оставил ей ни цента.

“Он не был жестоким” - сказал мистер Дивини - “Просто это было одной из вещей, о которых он даже не задумывался”.

Последние несколько лет ему требовался личный уход, и эта женщина о нём заботилась. Он был диабетиком, и каждый день она проверяла его ступни и ноги на предмет обесцвечивания, трещин и ранок. Она покупала для него специальные носки. Она втирала кукурузный крахмал между пальцами его ног. Тем не менее, левую ногу Брайана пришлось ампутировать в 2013 году. Знала ли об этом Анна? Он не следил за здоровьем даже после ампутации. С его сахаром и прочими противопоказаниями.

“Вы, кажется, хорошо его знали” - сказала Анна - “Долго ли Вы были его адвокатом?”

“Я не был его адвокатом” - сказал мистер Дивини - “Он был моим другом. Мы вместе ездили в Луисвилл несколько раз. На скачки. Мы там познакомились в месте под названием Трейд Виндс. Вы там бывали?”

“Нет” - ответила Анна.

Мистер Дивини продолжил: “Я не знал ни о Вас, ни о Вашем сыне, пока он не настоял, чтобы я составил для него это завещание. К тому времени мы дружили почти двадцать лет. Я немного знаком с Сюзи, поэтому мне было очень неприятно по этому поводу. Я подозревал, что она ничего не знала о вас, и оказался прав”.

Незадолго до смерти ему собирались ампутировать вторую ногу. У Брайана был дом, и Сюзи жила в нём. Но дом был записан только на Брайана, и он оставил его Анне и своему сыну, поровну.

Он также оставил определённую сумму и некоторые личные вещи мистеру Джорджу Стэнхоупу, своему брату. Он также оставил личные вещи мистеру Фрэнсису Глисону.

Анна уронила голову на руки - “Сколько денег он мог иметь? Я думаю, что ему не было даже сорока, когда он вышел на пенсию”.

“Он работал до тех пор, пока у него не начались проблемы с ногами. Плюс, он получал пенсию. У него было достаточно много денег по местным стандартам. В любом случае, всё, что после него осталось, описано в документах. У него не осталось долгов. Что меня несколько удивило, учитывая его характер”.

“Как вы меня нашли?”

“Я послал запрос на его номер социального страхования, когда он умер. Нашлось его свидетельство о браке. Потом потребовались три недели, чтобы найти Ваш нынешний адрес”.

“Бедная Сюзи” - вздохнул он - “Она очень хорошая женщина. Какой шок”.

“Вы сообщили другим наследникам?” - спросила Анна - “Мы все получили такие конверты?”

“Должно были. Уведомления и копии завещания были посланы в один день. Да, миссис Стэнхоуп? Он хотел быть похороненным на севере”.

“Где на севере?”

“В Нью-Йорке. Рядом с вами всеми”.

“Рядом с кем? Со мной?”

“Вами, сыном. Его умершими родителями. В частности, он говорил о своей матери”.

Они не могли долго держать его тело, объяснил мистер Дивини. Кто знал, сколько времени потребуется, чтобы найти семью? Они организовали небольшие католические поминки с открытым гробом, а потом кремировали его.

Анна смотрела в окно на парковку, пытаясь хоть что-то понять из сказанного.

Грузовик с мороженым мчался по 7-й дороге с выключенной музыкой. Его мать, которая так никогда и не признала ни их свадьбу, ни смерти первого ребёнка. Анна пришла к ней на похороны и поминки, но отказалась встать на колени у гроба.

“Я ничего не слышала от этого человека за последние двадцать пять лет” - сказала Анна.

“Что ж” - вздохнул мистер Дивини - “Как сказал поэт, каждый дикарь любит свой родной берег. Я чувствую акцент в Вашем голосе. У Вас нет такого же чувства?”

“Нет. Никаких чувств. Отдайте его прах Сюзи. Её ведь так зовут? Сюзи?”

“Она отказывается. Она в ярости, и я не могу её винить. Кроме того, в завещании Брайана написано совсем другое”.

“Пусть она оставит себе дом, пока пепел у неё. Мне всё равно”.

Мистер Дивини долго молчал. “Я понимаю, что Вы и Брайан расстались в непростых обстоятельствах”.

Похоже, он рассказал своему другу некоторые подробности нашей жизни, подумала Анна. Внезапно на телефоне, по которому она говорила, начал мигать индикатор. Она не знала, что это значит.

“Я советую Вам подумать об этом, миссис Стэнхоуп. Кроме того, половина этого дома принадлежит Вашему сыну”.

Молодая медсестра подошла к двери кабинета. Она держала мизинец и большой палец у головы и что-то имитировала. Анна попросила мистера Дивини подождать.

“Что случилось?” - спросила Анна.

“Вам звонок от Питера. Он говорит, что он Ваш сын. Переключить его на эту линию?”

“Да!” - сказала Анна - “Что мне делать?”

Она по-быстрому распрощалась с мистером Дивини и внезапно занервничала - вдруг Питеру надоело ждать, и он передумал.

Но молодая медсестра подошла к столу, нажала мигающую кнопку и кивнула ей. На другом конце линии был Питер.

В Гилламе, сидя перед чашкой остывшего чая, Фрэнсис перечитал все бумаги в пятый, шестой, седьмой раз, прежде чем позвонить Кейт.

Лена прочитала это всего раз. Фрэнсис видел, как её взгляд пробежал по списку наследников, словно она ожидала найти там и своё имя. А когда не нашла, сказала, что собирается прогуляться.

Стоя у стойки и прислушиваясь к гудку на линии, он увидел своё отражение в дверце микроволновки - лицо пожилого, измученного жизнью человека. Кусок коряги, слишком надолго оставленный в бурных водах.

Его волосы торчали во все стороны, он снова носил повязку на глазу - последний протез испортился быстрее предыдущих. Меньше чем через три года вдоль его радужки появился тонкий тёмный гребень, а веки покрылись волдырями.

Он не стал заказывать другой. Каждый новый протез был отметкой времени - насколько его лицо постарело после предыдущего.

“Я знала, что это ты” - сказала Кейт, взяв трубку - “Можешь в это поверить? Мы всё утро носились как угорелые и даже не проверяли почту. Что он мог оставить тебе?”

Она тяжело дышала, как будто бежала к телефону с улицы.

“Не знаю. Завещанное прибудет в ближайшие дни. В отдельном конверте, как написано в письме”.

“Что бы это могло быть?”

Что бы это ни было, Фрэнсис решил, что ему этого не надо. Если бы оно имело какую-либо ценность, он отдал бы это Питеру. В противном случае, просто выбросил бы.

“Как Питер?”

“Хорошо” - сказала Кейт, понизив голос - “Кажется, всё в порядке. Удивлён, наверное. Он никогда не ожидал увидеть его снова, но и не ожидал, что он умрёт”.

Точно так же Фрэнсис думал и о своём отце, услышав о его смерти издалека.

Он не хотел того, что Брайан завещал ему. Но всё же заметил, что поглядывает на часы чаще обычного, в ожидании почтальона.

Прошли среда и четверг. В пятницу пришла посылка, но это были витамины, которые Лена заказала на Интернете.

Наконец, в субботу из Джорджии прибыл небольшой картонный конверт. Фрэнсис ожидал коробку. Возможно даже большую коробку. Конверт означал, что это, скорее всего, чек. Или документ на какую-то собственность. Или ключ от сейфа, который, Фрэнсис сможет найти. Вероятно, Брайан даже не знал, что его собственный сын был капитаном полиции Нью-Йорка”.

Потом он подумал: “О Боже, что если это письмо?”

Лены не было дома, поэтому Фрэнсис позвонил Кейт.

“Ты получил это? Что там?” - спросила она.

“Пришёл конверт, но мамы нет дома”.

“Так открой его. Я подожду на линии. Или знаешь что? Мы сейчас приедем, чтобы открыть его вместе. Ой, подожди, подожди”.

Она отвернулась от телефона, и Фрэнсис услышал приглушённый голос Питера на заднем плане. Затем приглушенный ответ Кейт, потому что она прикрывала телефонную трубку рукой.

“Пап? Ты можешь подождать час? Мы сейчас выезжаем. Мама к тому времени тоже вернётся. Скажи ей, чтобы не беспокоилась об обеде. Мы купим по дороге пиццу и что-нибудь для детей”.

Фрэнсис видел, что Питер пришёл не по своей воле. В последнее время он выглядел более здоровым, моложе, чем годом раньше. Но сегодня у него было такое же выражение, как в то день, когда они с Кейт пришли сообщить, что поженились - дикий, пронзительный страх в глазах.

“Что бы это могло быть?” - спросил Фрэнсис, держа конверт.

Питер отшатнулся от него, как будто не хотел этого знать. Кейт уже рассказала Фрэнсису про стоимость дома в Джорджии, акции, скудную страховку, купленные Брайаном, по-видимому, до того, как он заболел диабетом. Но в их конверте не было никакого личного сообщения для Питера, и Кейт сказала Фрэнсису, что Питер был этим разочарован.

Он не думал, что получит извинения или что-то в этом роде, но, возможно, какое-то подтверждение, что всё было не идеально. Признание того, что Питер преуспел в жизни, несмотря ни на что. Но откуда Брайан это узнал бы? - подумала Кейт вслух. Он ничего не знал о взрослой жизни Питере.

Рядом была женщина, которая жила с ним, заботилась о нём, а Брайан ничего ей не оставил - сказала Кейт Фрэнсису. Более того, он никогда ей не говорил о том, что был женат, имел сына.

Фрэнсис издал звук отвращения. Всегда одно и то же. Люди никогда не менялись.

“Питер и Анна решили разделить наследство на три части и отдать Сюзи треть” - продолжала Кейт.

Это удивило Фрэнсиса. Даже шокировало - он и не знал, что может быть так шокирован. “Это очень по-человечески” - сказал он. И задался вопросом, поступил бы он столь же порядочно, если бы был на их месте.

“Хорошо!” - сказала Лена, поставив на стол тарелку с печеньем - “Хватит тянуть с этим”.