Блэр
Джексон вытаскивает из меня свои пальцы и освобождает мои волосы из своей хватки. Его ладонью он обхватывает горло, и во мне вспыхивает страх и возбуждение. С моих губ срывается гортанный звук, когда он надавливает на горло, чтобы усилить нарастающую во мне потребность.
— Когда ты одна, — начинает он, свободной рукой нежно касаясь моей щеки. Это резко контрастирует с грубой хваткой, которой он сжимает мое горло. — Ты трогаешь себя?
Мои щеки пылают.
Я киваю, не в силах говорить.
— Покажи мне. — Колеблюсь, и его хватка усиливается. Предупреждение, что надо подчиниться. — Покажи мне, как ты ласкаешь себя, когда никто не видит.
Я никогда не была так напугана, но ничто и близко не заводило меня так сильно, как этот великолепный мужчина и его требования.
Хочу угодить ему.
Медленно опускаю руку вниз, не сводя с него взгляда. Нащупав набухший клитор, начинаю тереть его маленькими круговыми движениями. Мое тело не сразу откликается. Это похоже на тысячи электрических "доминошек", которые выстроились в ряд, и если я продолжу, то они все упадут.
Не могу сосредоточиться ни на чем другом, кроме его глаз и того, как он наблюдает за мной, наслаждаясь моим эйфорическим состоянием. Я ввожу палец, затем другой. Дыхание учащается, глаза начинают трепетать, оргазм нарастает.
Я сжимаю нижнюю губу между зубами, а ноги приближаются к краю невидимого обрыва.
— Я… я уже близко, — хнычу между прерывистыми вдохами.
Джексон гладит меня по щеке, его хватка на горле все еще сильна. Он не произносит ни слова, только наблюдает за мной с напряжением, подобного которому я никогда не испытывала.
Пальцы на ногах свисают с выступа, и, возвращаясь к набухшему бутону, я наконец срываюсь. Падаю вниз, в омут волнующего экстаза.
Он отпускает меня, мое тело вздрагивает от его прикосновений.
— Хорошо, принцесса. Ты так красива, когда кончаешь.
Мое тело обмякло, одной рукой Джексон обхватил меня за спину, чтобы удержать на ногах.
Мне должно быть стыдно.
Я должна стыдиться того, что только что совершила перед человеком, который, по сути, является незнакомцем.
Но этого нет.
Такое ощущение, что я нахожусь под кайфом, с которого не хочу слезать.
— Я хотел, чтобы твой первый оргазм был твоим собственным. — Его голос звучит приглушенно, в ушах все еще звенит от разрядки. — Остальные будут на моих условиях.
Мозоли на его руках странно ощущаются на фоне мягкости моих собственных.
Он ведет меня все дальше в темноту веселого дома, и сердце с каждым шагом все сильнее колотится в груди.
— Когда ты сказал, что все остальные будут на твоих условиях, — наконец спросила я, мой голос стал мягким. — Что ты имеешь в виду?
Из-за отключенного электричества я не вижу его перед собой, только чувствую руку в своей. Он отпускает ее, и меня полностью поглощает темнота.
В непроглядной темноте, любой малейший шум усиливается. Каждый раз, когда его ботинки стучат по полу, я вздрагиваю.
— Джексон? — шепчу я, почему-то из-за отсутствия света мой собственный голос кажется слишком громким.
— Давай поиграем в игру, — наконец говорит он, и я поворачиваюсь.
Я полностью дезориентирована, мои органы чувств работают на пределе возможностей, компенсируя отсутствие видимости.
Стараюсь держать голос ровным, но мой ответ больше похож на заикание.
— Ч… что за игра?
Я понятия не имею, во что ввязалась, но, похоже, уже слишком поздно возвращаться назад.
Волосы спадают с моих плеч, и я напрягаюсь, предвкушая, что будет дальше, как вулкан, готовый извергнуться в любой момент.
— В детстве моей любимой игрой были прятки. — Джексон говорит так, как будто он сейчас передо мной. Я протягиваю руки, но там ничего нет. — Я всегда получал удовольствие от охоты. Выслеживая людей в темноте, пока они надеялись, что я их не найду.
Он словно находится рядом со мной. Его голос низкий и пьянящий. Почти ощущаю голод в его словах, что-то темное и развратное в них.
Мое сердце пульсирует от страха.
— Хочешь поиграть в прятки? — спрашиваю я, дрожащим и неуверенным голосом.
Джексон не показался мне любителем игр на школьном дворе, но что-то в глубине души подсказывало, что это не обычная игра.
Нет, это будет нечто совершенно иное.
Пол скрипит, и мое внимание переключается в ту сторону, где он раздался.
— Нет, вообще-то я думаю, что ты хочешь поиграть в прятки. — Я вижу, что он подходит ближе. — Есть только три правила. Первое — не покидать карнавал.
Я должна отказаться от этого. Покинуть это место и никогда не возвращаться.
— Не попадись. Ни мне, ни кому-либо еще.
Это неправильно. Извращенно.
— Если тебя поймают, — он делает паузу, задерживаясь в тишине. — Ты будешь наказана.
Мир крутится вокруг, как будто я попала в одну из тех металлических ловушек смерти на улице. Он кружится и кружится, и тишина становится оглушительной. Я слышу только, как пульсирует мое сердце от страха при мысли о том, что этот человек преследует меня.
— Наказана? — пискнула я, не в силах составить связное предложение.
Джексон обхватывает меня за талию так крепко, что трудно дышать. Он такой твердый, словно стена из прочной стали.
Его кожа горячая, как огонь, на фоне моего холодного ужаса.
— Я дам тебе фору, — прорычал он мне в ухо. — Три минуты, Блэр.
Мне не раз снились кошмары, которые начинались именно так. Чудовище держит меня в своих лапах, а я вырываюсь, бегу, моля богов спасти меня.
Но это не кошмар, и этот монстр вполне реален.
От него невозможно проснуться.
Самое страшное, что я не уверена, что хочу проснуться.
Страх. Интрига. Потребность.
Мой охотник отпускает меня, отпихивая от себя.
— Время пошло, принцесса.
Я прикована к полу, мой разум и тело все еще воюют между собой, чтобы решить, делать это или нет.
— Джексон… — начала я, но его голос стал громче в темноте, и все мое существо напряглось.
— Беги, — рычит он, больше похожий на дикого зверя, чем на человека.
Земля содрогается под моими шагами.
Я врезаюсь в стену, не понимая, где, черт возьми, находится выход.
Не оглядываюсь.
Нащупываю путь по обтянутым тканью бокам, не заботясь о том, что что-то острое впивается в плоть на моих руках.
Свет очерчивает мое спасение, когда я наконец достигаю двери, ведущей наружу.
Не останавливайся.
Перепрыгиваю две ступеньки, ведущие вниз из веселого дома, и, когда мои ботинки ступают на траву, делаю то, что мне было сказано.
Я, блядь, бегу.