Когда я проезжал мимо озера Сэндхилл уже в обратном направлении, вокруг него кишели люди в синей форме. Было такое впечатление, что Ассоциация содействия службе шерифа устроила свой ежегодный пикник. Я проехал мимо. Если бы я остановился, мне бы пришлось рассказать им о Гарольде Шерри.
Я отправился прямехонько на Сихорс-лейн и застал Элизабет в явно пустом доме. Она приветствовала меня довольно прохладно и молча провела в переднюю гостиную. Большие окна, выходящие на океан, были теперь сильно перепачканы нефтью. Сквозь них я увидел, что отлив превратил берег в нечто темное и поблескивающее, словно накрыл его гигантской черной клеенкой.
— Где вы были? — в ее интонациях чуть заметный упрек.
— В Эль-Ранчо.
— Вы выбрали не самое удачное время для визита.
— Тем не менее поездка оказалась полезной, хотя и не в том смысле, в каком я предполагал. Где ваша мать?
— У себя. Она в плохой форме.
— Из-за Джека?
— Это, конечно, было для нее ударом. А теперь пропал Тони Лашман. Я думаю, уж не замешан ли он в похищении Лорел. Мама, по-видимому, опасается того же.
— Как же он исчез?
— Наверное, ушел пешком, по берегу. У него нет машины.
— Где остальные?
— Мой муж отвез Мариан в больницу к Джеку.
— Как ваш брат?
— Рана не смертельная, вот и все, что мне известно. — Она пристально и холодно посмотрела на меня. — Я что-то никак не возьму в толк, чем занимались вы, когда Джек был ранен.
Теперь в ее голосе уже безошибочно звучала злость. Она была направлена против мира вообще и против меня как его представителя. Перемена, которая произошла в ней, возможно, отражала перемены в семье. Один из них был похищен, другой ранен, и все они чувствовали себя на осадном положении.
— Я видел все, что произошло на озере, но с далекого расстояния. — Я описал все подробно. — Я сам видел, как был ранен ваш брат, но у меня есть серьезные основания подозревать в стрелявшем этого человека. — Я извлек фото Гарольда из внутреннего кармана пиджака. — Вы не узнаете его?
Она поднесла карточку к одному из замазанных нефтью окон и сказала:
— Это же Гарольд Шерри, так?
— Да.
— Я так и думала.
— Он был у нас в Бельэре и нес какую-то чушь.
— Когда это было?
— На прошлой неделе.
— Что именно он сказал?
— Мне бы не хотелось вам этого повторять.
— Мне бы не хотелось быть в этом доме...
Уже сказав это, я понял, до чего сердит на нее. Невероятно сердит в глубине души. Накануне ночью между нами возникла близость, причем не столько в физическом, сколько в каком-то ином смысле. Но утро и день развели нас далеко друг от друга, и мы явно винили друг друга за эту возникшую дистанцию.
— Вас здесь никто не держит, — сказала она.
— Я не совсем удачно выразился.
— Зато я говорю именно то, что думаю.
Я сел, не спуская с нее глаз.
— Мы оба в чудовищном напряжении. Мы оба хотим вернуть Лорел. Это главное. Разве я не прав?
Элизабет глубоко вздохнула:
— Вы правы. Но где она?
— Я уверен, что это знает Гарольд.
— Тогда где Гарольд?
— В этом-то и вопрос. Но то, что он вам сказал, могло бы помочь нам понять это.
Она глядела на фотографию так, словно это было зеркало, в котором она обнаружила, что потеряла былую красоту.
— Имел ли Гарольд обыкновение бывать в вашем доме?
— Ни в коем случае! Я не видела его много лет. Я и не узнала его, пока он не назвался. С тех пор он явно похорошел. И вес же внутренне он совсем не изменился.
— Что именно вы имеете в виду?
— Он пришел как бы с дружеским визитом, чтобы помириться со мной за его прошлые грехи. Он до этого виделся с Лорел, и она ему все простила. По крайней мере так он сказал. Но я уверена, что пришел он вовсе не с мирными целями. — Она замолчала и помрачнела лицом, вспоминая разговор. — По-моему, он хотел выведать наши семейные тайны.
— Какие же?
— Одну из них вы знаете, — сказала она, прикрывая глаза. — Мне не следовало рассказывать вам о Бене и той женщине, что заявилась в наш дом с мальчиком. Я прошу вас никому об этом не говорить.
— Я и не собираюсь. А что, это заинтересовало Гарольда?
— Да, но он все перепутал. Гарольд Шерри из тех людей, у кого все выходит шиворот-навыворот. Он решил, что любовником этой женщины был Джек Леннокс. Если бы! — закончила она с вялой улыбкой.
— Вы уверены, что этого не могло быть?
— Абсолютно. Джек в то время был еще на востоке в школе связистов. И речь совершенно определенно шла о Бене, когда та женщина возникла в Бельэре.
— Гарольд не говорил, откуда у него эта информация — или, если угодно, дезинформация?
— Как я сказала, он встречался с Лорел. Но мне трудно поверить, чтобы она говорила в таких выражениях о своем отце. Скорее всего, Гарольд слышал эту историю от других — и все перепутал. Он ненавидит Джека...
— Это понятно. Важнее то, что он сказал о Лорел.
Некоторое время она сидела и молчала. Я только слышал, как за окном прибой медленно отсчитывал промежутки времени.
— Он сообщил, что они снова друзья. Он обедал у нее в доме и сказал, что ему понравился ее муж.
— Думаете, он сказал это искренне?
— Даже не знаю. Люди типа Гарольда редко бывают до конца честными. Он и себя-то не любит, что уж говорить об остальных. И к тому же в его голове всегда одинаково варятся разные идеи.
— Например?
— Он не говорил мне — по крайней мере открытым текстом. Но я могу представить, что у него на уме. Мошенничество, вымогательство и так далее. Гарольд такой человек.
— Я понимаю. Но меня интересует другое. Действительно ли он похитил Лорел, как утверждает? Или же они опять уехали вдвоем и потребовали деньги у ее родителей?
— Я просто не могу поверить, что Лорел на такое способна.
— Но однажды она так поступила.
— Тогда ей было пятнадцать. С тех пор она изменилась. И вообще она в основе своей хороший человек. Она хочет делать добро. К тому же, она чаще бывала в роли жертвы, чем злодея.
Снова мы вернулись к загадке Лорел.
— Возможно, — сказал я, — и дело не в том, кто она сознательно — жертва или злодей. Главный тут Гарольд. Не исключено, что он обладает гипнотическим воздействием на нее — еще с юности. Такое бывает с девушками, особенно с теми, кто не ладит с родителями.
— Я ее понимаю, — задумчиво сказала Элизабет. — С Джеком и впрямь ладить непросто.
— Скажите вот что. Когда Гарольд был у вас, он не говорил, где живет? Не давал телефон, по которому его можно найти?
— Нет, не давал, — сказала она, подумав.
— В какой он был машине?
— В небольшой такой, зеленой. И старой.
В комнате был телефон, и с разрешения Элизабет я позвонил в Лонг-Бич доктору Брокау. Мне ответил женский голос, доктор принимал пациента. Если я оставлю телефон, то он мне отзвонит.
В этот момент в комнату вошла Сильвия Леннокс. Она внимательно стала вглядываться мне в глаза, словно опасаясь того, что увидит в моем взгляде.
— Что случилось с моим сыном, мистер Арчер?
— Его ранил человек по имени Гарольд Шерри. — Теперь я в этом уже не сомневался.
— Но я же специально отправила вас приглядывать за ним.
— За ним требовался куда более серьезный присмотр, чем тот, на который я был способен. Он слишком уж хотел все сделать сам.
Она будто и не услышала меня. Ее мысли блуждали, словно бескрылые птицы в зарослях бед и тревог.
— А теперь от меня сбежал и Тони Лашман. Что, на ваш взгляд, могло с ним стрястись?
— Не знаю. Когда вы его видели в последний раз?
— Утром, когда я поставила его на место.
Она прошла между мной и дочерью к окну. Ее худое морщинистое лицо показалось мне смягчившимся и потерявшим острые очертания, словно обрушившиеся на нее удары были не морального, но физического свойства. Она произнесла тонким скорбным голосом, окрашенным всплесками с трудом сдерживаемой ярости:
— Всю жизнь я пыталась выполнять свой долг и вот чем это кончилось. Мой единственный сын ранен. Мой берег запачкан нефтью. Моя внучка пропала. А Тони бросил меня, не попрощавшись. — Она отвернулась от окна, и в ее расширившихся глазах зияла пустота. — А во всем виноваты мужчины.
— Какие мужчины?
— Все мужчины. Я только и делала, что всю жизнь сидела и смотрела, как они обделывают свои дела. Если им понадобится женщина, она заводят ее. Как, например, Уильям. Бен поставил нефтяную вышку там, где ее не должно быть. Полюбуйтесь, во что он превратил мою землю. А Джек получил пулю. Я хочу поехать к нему.
Элизабет обняла мать за плечи.
— Останься со мной. Тебе не понравится больничная обстановка, мама.
— Думаешь, мне нравится здешняя обстановка? — Она обернулась ко мне и спросила уже вполне нормальным тоном: — Вы, кажется, сказали, что в Джека стрелял Гарольд Шерри?
— Да.
Старуха мрачно кивнула головой.
— Я предупреждала Джека, чтобы он оставил мальчишку в покое. Я говорила, что если девочка сбегает с мальчиком, то нельзя во всем обвинять одного мальчика. Но Джек решил уничтожить его. Он сделал все, чтобы суд не отнесся к Гарольду как к несовершеннолетнему. А Уильям использовал свое влияние, чтобы парня отправили за решетку. Ну а теперь он нанес нам ответный удар. — Она передернула плечами и помотала головой. — Я вовсе не желаю во всем этом участвовать. Я выхожу из игры. Пусть разбираются мужчины. Это их дело.
Она повернулась и неуверенными шагами пошла к двери. Она не выдержала напряжения, и годы взяли свое.
— Мама действительно всегда так думала, — сказала Элизабет, когда Сильвия вышла. — Она никогда не выражала это так открыто, но именно такова ее философия брака. Пусть мужчины действуют и совершают ошибки. А потом женщины получат возможность ощутить над ними превосходство. Плохая разновидность невинности.
— Невинность лучше виновности.
— Мне тоже так раньше казалось. Но теперь я стала в этом сомневаться. Невинность нельзя хранить в сундуке.
Она говорила тихо и как-то очень интимно. Она говорила о себе, своей матери, и голос у нее сделался какой-то совсем юный.
— Что вас так мучит, Бет?
Она вскинула голову, услышав свое имя.
— Не то, что вам кажется. Дело в том, что я доставила мужу немало трудных минут — с тех пор как пообщалась с Гарольдом Шерри. Визит той женщины стал для меня страшным потрясением, и я как могла выместила мою злость на Бене. Но теперь я начинаю думать, что, может, из-за этого-то он и допустил ту роковую ошибку, что привела к аварии.
— Это тоже философия вашей матери, только шиворот-навыворот, — сказал я. — Вы хотите почувствовать себя виноватой.
— Потому что так оно и есть. Если Бен в чем-то виноват, то и я тоже не без греха.
— Откуда вы знаете, что он совершил ошибку?
— Он сам мне сказал. Он позволил, чтобы скважину бурили, не укрепив как следует стенки. И даже при первых признаках утечки он не остановил бурение.
— Но это его ошибка. Вы-то тут при чем?
— Я тоже виновата.
— Вам просто очень хочется взять на себя вину.
— Да, потому что я действительно виновата.
Рядом со мной зазвонил телефон. Я взял трубку.
— Это доктор Брокау. Вы мне звонили? — Голос молодой, с легким придыханием.
— Да, я насчет вашего пациента.
— Кого именно?
— Гарольда Шерри. С ним случилась неприятность.
В трубке воцарилось молчание. Затем я услышал:
— Печально. Это серьезно?
— Весьма. Его разыскивают по подозрению в киднеппинге. Он получил ранение и скрылся. Я решил, что он мог обратиться к вам.
— Вы ошиблись. Вы не из полиции?
— Я частный детектив. У вас есть его адрес?
— Кажется, да.
— Не могли бы вы мне его дать?
В трубке возникла новая пауза, поделенная на равные доли его дыхания. Наконец он сказал:
— Боюсь, я не могу дать вам адреса, тем более по телефону.
— Даже если похищена молодая женщина?
— Вы говорите, что вы частный детектив. Если это похищение, почему ко мне не обратилась полиция?
— Только у меня есть ваши координаты. Мне сообщила их мать Гарольда. Если вы желаете, чтобы я передал их полиции, то...
— Нет, погодите. Где вы сейчас?
— В Пасифик-Пойнте.
— Не могли бы вы ко мне приехать? Я закончу с моими другими... с моими пациентами к половине шестого. Тогда и поговорим о Гарольде. — И он положил трубку.
Элизабет подошла и встала надо мной со стиснутыми кулаками.
— Он готов помочь?
— Надеюсь.
— Если это местный доктор, наша семья может оказать на него давление.
— Нет, он не из местных. Он работает в Лонг-Биче. И я попробую разобраться с ним сам.
Снова ее злость обрушилась на меня одного.
— Вы что-то слишком в себе уверены. И совершенно напрасно. Учитывая то, что вы не сумели защитить моего брата...
— Единственный способ защитить вашего брата — это надеть на него кандалы. Он не хотел, чтобы я ехал с ним на озеро Сэндхилл. Похоже, он жаждал устроить стрельбу. Так или иначе перестрелка состоялась. И я не несу за это никакой ответственности. Ваш брат заставил меня вылезти из его машины под дулом револьвера.
— Неужели?
— Я не выдумываю.
— Но с какой стати?
— Не знаю. Но я задам ему этот вопрос. Я еду в больницу.
Элизабет прекратила споры. Проводив меня до двора, где стояла моя машина, она хотела отворить дверь, находившуюся между черным входом и гаражом. Дверь не поддалась.
— Что там?
— Комната Тони Лашмана. Надеюсь, он вернется. Я за него беспокоюсь.
— Вы уверены, что он не у себя?
— Я уже ни в чем не уверена.
На двери был замок, который можно было открыть пластмассовой кредитной карточкой, что я и сделал. Комната Тони была большая, но какая-то неустроенная, стены были не до конца обшиты сосновыми досками. Узкая кровать со смятыми простынями. Ни под кроватью, ни в стенном шкафу никого не было, Пол стенного шкафа был завален грязным бельем, а также компонентами резинового костюма для подводного плавания.
На столике у кровати стоял будильник. Он не работал. Стрелки остановились на без нескольких минутах двенадцати — дня или ночи.