Через несколько минут в дом вернулся капитан Сомервилл. Я слышал, как они с Элизабет приглушенно переговаривались перед домом, но слов не разобрал. Затем он вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Вид у него был постаревший и усталый.
— Жена сказала, что вы хотите со мной переговорить.
— Если у вас есть минута.
— Это не может подождать до утра? Сейчас вообще-то поздно...
Упоминание позднего часа вызвало у него самого зевоту. По лицу прокатились слезинки усталости и раздражения. Борода его словно выросла за день. Она заблестела под лампой.
— Это вопрос приоритетов, — сказал я. — Вы пытаетесь ликвидировать аварию на вышке, ну а...
— И небезуспешно, — перебил он меня. — Через день-другой все будет в порядке.
— Дай Бог. Я же хочу ликвидировать другую беду — прервать цепь убийств и прочих преступлений.
— Цепь убийств?
— Мне известно три убийства. Первое произошло второго мая 1945 года, когда в своей спальне была застрелена Элисон Рассо. — Сомервилл вздрогнул, но я продолжал. — Вчера вечером или сегодня утром пациент одной из лос-анджелесских больниц Нельсон Бэгли был найден в море неподалеку от дома Сильвии Леннокс. Позже на том же берегу был найден с разбитой головой секретарь Сильвии Леннокс.
Лицо Сомервилла, и без того бледное, сделалось и вовсе как мел. Он прикрыл глаза и покачнулся, но успел судорожно вцепиться мне в руку повыше локтя.
— Кто рассказал вам про Элли Рассо?
Я стряхнул его руку.
— Это знают все. К тому же, ее сын — мой клиент.
— Муж Лорел?
— Да. От Лорел нет никаких вестей, ее жизнь в опасности. Не хватало, чтобы она стала четвертей жертвой.
В холле послышалось нечто очень похожее на повизгивание собаки, которую оставили одну. Дверь открылась, и в кабинет вошла Мариан Леннокс. Она была вся в темном и двигалась неуверенно и скованно.
— Вы говорили о Лорел?
— О Лорел тоже, — сказал я.
Она двинулась ко мне, вытянув руку, словно слепая, хотя глаза ее сверкали. В них был страх.
— Вы сказали, что Лорел — четвертая жертва?
— Я сказал, что существует такая опасность. Каковую хотелось бы предотвратить.
— Ты тут явно лишняя, — сказал ей Сомервилл. — У нас с мистером Арчером очень серьезный и личный разговор. По крайней мере, мы очень хотели бы поговорить наедине.
— Извините. Я просто услышала имя Лорел и подумала, что появились какие-то новости. — Она заглянула в лицо деверя, затем в мое. — Где она, мистер Арчер?
— Это знает Гарольд Шерри. А я нет — по крайней мере, пока.
— Где Гарольд Шерри?
— Скрывается в какой-нибудь глуши со своей раненой ногой.
— А Лорел? Она с ним?
— Возможно. По крайней мере, он знает, где Лорел.
— Как нам вернуть ее?
Сомервилл, мерявший шагами комнату, оказался между нами.
— Вот как раз об этом мы с Арчером и начали говорить, Мариан. Но тут появилась ты. — Он положил руки ей на плечи и заговорил гораздо мягче. — Я понимаю, что это был для тебя за день, и не хочу показаться бесчувственным. Но я очень советую тебе лечь. Ты спала этой ночью?
— Не помню. Кажется, нет.
Она прикрыла глаза и чуть опустила голову, словно его объятие приносило облегчение. Он чуть покачал ее.
— Ты же совсем сонная. Иди спать. Не хочешь немного выпить на сон грядущий?
— Нет, спасибо. Ты очень заботлив, Бен. Но алкоголь только возбудит меня. Элизабет обещала мне таблетку.
— Пусть даст тебе пару. Я всегда принимаю две, когда не могу расслабиться.
Он развернул ее и, поддерживая одной рукой, вывел в холл. Затем наклонился и поцеловал ее в щеку. Все это выглядело очень искренне, и я вдруг увидел Сомервилла под новым утлом. Несмотря на сложные и долгие отношения с женой, он любил женщин и в старой патриархальной манере неплохо руководил ими.
Общение с Мариан успокоило и его самого.
— Извините. Но моя золовка на грани срыва. За последние тридцать часов вся ее жизнь под угрозой краха.
— Как ее муж?
— Я видел его вечером. Физически он в порядке. Но он воспринимает все это очень тяжело, а Мариан еще хуже. Без него она совсем беспомощна. Представляете, как она переносит эту неопределенность с Лорел? — Он постучал костяшками кулаков. — Мы просто обязаны ее отыскать.
— Я, похоже, вышел на след. Но вы должны мне помочь.
— Скажите, как?
— Ответив на мои вопросы.
— Попробую.
Сомервилл выглянул в холл, затем прикрыл дверь. Мы сели, едва не соприкасаясь коленями, в кресла, где недавно сидел я с его женой. Я сказал:
— Вы знали Элли Рассо?
Его лицо помертвело.
— Не буду этого отрицать. Но я хочу, чтобы вы поняли одно: все, что я расскажу вам о ней — сведения конфиденциальные...
— А я хочу, чтобы вы поняли другое: если это важные сведения, они попадут в полицию.
— Кто будет определять степень их важности?
— Мы с вами.
Сомервилл беспокойно заерзал в кресле.
— Я не согласен.
— Вы предпочитаете объясняться непосредственно с лос-анджелесской полицией? — равнодушным тоном осведомился я. — Убийство Элисон Рассо случилось на территории, находящейся под их юрисдикцией, а они не закрывают дел об убийствах за давностью лет.
Рука Сомервилла мяла и тискала нижнюю часть лица так, словно он пытался изменить его форму.
— Я не причастен к ее смерти!
— Кто же причастен?
— Подозревали нескольких, в том числе и ее мужа. Оставив Рассо, она вела довольно беспорядочный образ жизни.
— Откуда вам это известно?
— Мы виделись время от времени.
— Вы видели ее в вечер гибели?
— Нет. Тот вечер я провел с женой в доме ее отца. Оттуда я уехал прямо на корабль, который на следующее утро отплыл к Окинаве.
— Когда вы отплывали, вам было известно, что ее нет в живых?
— Нет, конечно. Спросите жену, и она подтвердит.
— Она уже подтвердила.
— Тогда в чем же дело?
— Вы сказали, что хотите помочь.
— Хочу. Но я не собираюсь решать ваши проблемы, признаваясь в том, чего не совершал.
— Тогда поговорим о том, что вы совершили. Вы были любовником Элисон Рассо?
— Не то чтобы любовником. Но я, кажется, спал с ней несколько раз.
— Кажется?
— Ну спал. Какая разница. Я тогда еще не был женат. А она ушла от мужа. Мы были друзьями. Вот и все.
— Где вы познакомились?
— Один из членов моего экипажа попросил меня помочь. Она жила в гостинице Сиэтла с мальчиком, и он заболел гриппом. Я обеспечил врача, лечение...
— Как звали этого человека?
— Нельсон Бэгли, — сказал Сомервилл каким-то плоским голосом. — Бэгли был от нее без ума. Но судя по всему, он мало преуспел. Может, потому-то он ее и убил.
— Вы точно знаете, что ее убил он, так?
— Да, пожалуй.
— А вы там были, когда это случилось?
Сомервилл глубоко вздохнул и с шумом выдохнул.
— Нет, конечно, — сердито буркнул он.
— Вы узнали о ее смерти в ту же ночь?
Он нетерпеливо выбросил вперед руку, словно отталкивая самую идею об этом.
— Я этого не говорил. Я узнал, что Элли погибла только через три недели. Мы были у Окинавы. Битва за остров еще не закончилась, а «Ханаан» доставлял нашим войскам боеприпасы и все прочее...
— Так как насчет смерти Элли?
— Я к этому и веду. Мы вышли из зоны боев на дозаправку. Это было двадцать второго мая. С танкера нам передали почту. До того, как началась заправка. Моя личная почта состояла из одного-единственного конверта с газетной вырезкой, сообщавшей о гибели Элли. Какая-то добрая душа вырезала заметку и отправила мне. — Голос его был сухим и резким.
— Вы догадываетесь, кто эта добрая душа?
— В конверте не было ничего, что помогло бы установить личность отправителя. Я перебирал разные варианты — моя жена, муж Элли... — Сомервилл бросил на меня быстрый вопросительный взгляд.
— Вряд ли это была ваша жена. Вырезку скорее мог послать убийца.
Он покачал головой:
— Убийца был со мной на борту «Ханаана».
— Вы имеете в виду Бэгли?
— Да. В заметке содержалось довольно точное описание Бэгли. Один из соседей опознал его: в ту ночь он кружил вокруг дома Элли. Похоже, он следил за ней через окно, выходившее во двор. Как только я прочитал заметку, я вызвал Бэгли, но он не явился. Затем произошло нечто, заставившее меня забыть об этом.
— Вы имеете в виду пожар?
— Нет, пожар случился позже. И причем по вине Бэгли.
Я не спускал глаз с Сомервилла. Лицо его было мрачное и сосредоточенное. Я подумал, уж не стал ли для него Бэгли символом всего плохого, что было в его жизни — убийца любовницы, поджигатель корабля...
— Я слышал, что вас считают ответственным за пожар.
Капитан Сомервилл не выказал ни раздражения, ни удивления.
— Возможно, отчасти так оно и было.
— Вы весьма откровенны.
— Я хочу быть с вами честным. — Капитан танкера потом отметил в своем рапорте, что я приказал слишком увеличить давление в цистернах, и одна из них лопнула.
— Так и было?
Сомервилл поднял руку, словно ожившая статуя, но затем рука безвольно упала, словно процесс оживания оказался слишком трудным.
— Я не помню детали того вечера, хотя я провел бессонные ночи, пытаясь восстановить все, как было. Но я искренне не мог вспомнить, чтобы отдавал такой приказ. Возможно, я все-таки приказал повысить давление. Но что-то пошло наперекосяк. — В его взгляде было недоумение. — Я только что получил известие о смерти Элли. Это меня ошеломило, и я воспринимал происходящее как в тумане.
Это было настоящее признание. Впервые я услышал правду про то, как капитан Сомервилл потерял и корабль и любовницу.
— Но разве ответственность не была возложена на вашего офицера, ведающего горючим?
Капитан с трудом перевел взгляд на меня, словно глаза его были из камня:
— Вы что, проводили расследование причин пожара на «Ханаане»?
— Нет, но эта тема постоянно возникает.
— Эллис вам что-то рассказывал?
— Кое-что. Он тяжело воспринял смерть Бэгли. Он считает себя ответственным за случившееся тогда.
Теперь капитан смотрел в пол.
— Вы культивировали в нем чувство вины, капитан?
— Не было необходимости. Эллис в этом смысле был добровольцем. Да и ему в общем-то было все равно.
— Все равно? Посмотрели бы вы на него сегодня в морге!
Сомервилл коротко качнул головой.
— Я имел в виду то, что он не был кадровым офицером. Для него это была просто работа. Одна из возможных. Когда он ушел из флота, я позаботился о том, чтобы ему досталась работа получше. Но я перестал быть командиром. И утратил шансы когда-либо получить такую должность. До конца войны я просидел на берегу.
Некоторое время капитан молчал. Он оплакивал про себя то ли утерянную честь, то ли погибшую гордость. У меня возникло такое впечатление, что он по-прежнему сидит на берегу и ждет, когда же кончится война, а какое-то загадочное его второе "я" занимается делами мирного времени.
— По-вашему выходит, что корабль поджег Бэгли. Вы это утверждаете всерьез, капитан?
Капитан очнулся от своего сна.
— Уверяю вас, это не шутка. Бэгли достал из рубки оружие и попытался застрелиться. Он получил легкое ранение в голову, но ущерб кораблю оказался гигантским. Это случилось после того, как лопнула цистерна с авиационным бензином. Вспышка от выстрела Бэгли привела к пожару в одном из проходов, и он загорелся сам. Он бросился за борт. Мы его потеряли — было темно, и все матросы тушили пожар. Но его подобрал танкер — его и других матросов, прыгнувших за борт. Среди них был мой вестовой Смит. Несколько человек утонули, несколько человек скончались от ожогов.
Сомервилл тяжело дышал. Ему было очень непросто рассказывать мне о пожаре, уничтожившем и его корабль, и его карьеру. Он прикрыл глаза, словно пытаясь изгнать из памяти картины прошлого.
— Почему Бэгли решил застрелиться, капитан?
Сомервилл неохотно приоткрыл глаза.
— Тот, кто послал мне вырезку, явно послал такую же и Бэгли. Он понял, что игра окончена, украл пистолет и забравшись, в укромный угол, попытался покончить с собой.
— Как к нему попала вырезка? Разве матросы тоже успели получить почту?
— Нет, но Бэгли был связистом и имел особый допуск.
— Вы уверены, что он видел вырезку?
— Я не видел ее у него в руках. Но ее нашли в ящике комнаты связистов. Все это есть в официальных документах расследования причин пожара. Если вы мне не верите, можете навести справки.
Я и верил и не верил капитану. Я сам служил в армии и плавал на военных кораблях. Я неплохо знал, какой огромной властью обладают там капитаны. Они умели создавать на своих кораблях свой особый мир и влиять на ход расследований тех или иных инцидентов, даже когда их власть оканчивалась.
— Я все-таки не понимаю, — сказал я, — почему вы не вызвали, не допросили Бэгли.
— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил меня Сомервилл.
— Когда вы послали за ним, а он не явился...
— Мне было не до этого. У меня на руках была авария с нефтью.
— С нефтью?
— С бензином. — Капитан побагровел, словно в нем еще догорал тот давний пожар. — Я имел в виду аварию с цистерной. Просто я очень устал и оговорился.
— Значит, Бэгли вы не сказали ни слова?
— В тот вечер нет. Я вообще ему ничего не сказал. Я потом увидел его лишь несколько месяцев спустя — в больнице, и это был самый настоящий живой труп. Были разговоры о привлечении его к ответственности, но мне удалось избавить его от этого.
— По делу об убийстве Элисон Рассо?
— Да. Несомненно, он виновен. Но власти — и морские, и гражданские — не считали целесообразным давать ход делу. Я тоже так думал. В то время казалось невероятным, что Бэгли сможет встать с постели и обрести дар речи. То, что он это сделал, просто какое-то чудо.
— Может быть, потому-то его и убили, — предположил я. — Потому, что он обрел дар речи?
Сомервилл тревожно посмотрел на меня:
— Он стал говорить?
— Да. Сегодня вечером я виделся с его доктором. Бэгли стал говорить.
— Он говорил об Элли... о смерти миссис Рассо?
— Эта тема возникала, — признал я.
— Бэгли сознался?
— Кое-что из сказанного им можно счесть признанием. Хотя я сильно сомневаюсь, что это соответствует действительности. Он мог быть свидетелем убийства. Или сделать что-то с ней уже посте того, как она погибла.
Я называл варианты и следил за лицом Сомервилла. Он старел на глазах.
— Что именно он сказал?
— Что совершил ужасный поступок.
Сомервилл резко опустил голову, и подбородок его упал вниз как топор.
— Он убил ее. Его собственная смерть вчера — лишнее тому подтверждение.
— То есть?
— Я думаю, его убил в отместку кто-то из семейства Рассо. Муж Элли или ее сын. Я-то успел изучить этих людей. У них горячая кровь, и если их семейная честь запятнана, они смывают пятно только кровью.
Виновность кого-то из Рассо была одной из гипотез, но я не хотел обсуждать ее с Сомервиллом. Я попытался сменить тему, но неудачно, поскольку мой следующий вопрос невольно снова оказался связан с возможной виновностью капитана.
— Вы знаете, что Нельсон Бэгли видел вас во вторник по телевизору?
— Нет, конечно. Вы хотите сказать, что Бэгли смотрит телевизор?
— Ему показали вас.
— Кто же?
— Гарольд Шерри.
— Зачем?
— Чтобы выведать кое-что о вас и членах вашей семьи. Похоже, именно с этой целью Шерри и забрал Бэгли из больницы.
Лицо капитана опять стало неудержимо сереть. Он горько улыбнулся.
— Вы намекаете, что в смерти Бэгли могу быть виновен я?
— Это ваши слова, не мои...
— Черта с два! Как я мог выкроить для этого время?! Я работаю по двадцать часов в день. И если вы назовете человека, который больше моего был на всеобщем обозрении эту неделю... — Он развел руками и уронил их на колени.
Все это было вполне резонно. Но он по-прежнему казался мне каким-то нереальным, даже хоть и говорил разумные веши. Мы сидели, смотрели друг на друга, и между нами росла и ширилась эта ирреальность, пока она не покрыла город, огромный океан до самой Окинавы, где все еще шла война.