Вовка. Приход святого Николы, индейская деревня Эклутна.
Они сидели напротив и с любопытством меня разглядывали. Три здоровенных собачары, размером, пожалуй, с кавказа. Я непроизвольно дёрнулся в сторону кобуры, на что вся троица глухо рыкнула. Замер. Так, теперь медленно-медленно, по миллиметру… дотянуться до пистолета… Но даже это едва заметное движение вызывало недовольное глухое ворчание.
Раздался успокаивающий немолодой голос, и из-за угла появился довольно возрастной седоватый батюшка.
— Фу, бля**, — совершенно искренне выдохнул я, — так и обосраться можно…
— Как ты говорил? — поражённо спросил священник. Чёрная ряса, крест — точно, священник, двух мнений быть не может.
— Я говорю, испугался сильно, — культурно перевёл я.
Он непонимающе оглянулся:
— А… как ты приехал? Ты русский? Где твой… группа?
Я вздохнул и перетряс в голове мысли:
— Батюшка, я хочу исповедаться.
Ни один нормальный священник никогда и никому не расскажет то, что услышал на исповеди. Кроме того, мне действительно страшно захотелось с кем-то поговорить.
А он смотрел на меня и очевидно воспринимал ситуацию как нечто сюрреалистичное.
— Исповедь?
— Да.
Он кивнул:
— О-кей! М-м… одна минута. Я открывал церковь.
Внутри храм был необычно маленький. Священник прошёл к небольшой скошенной тумбочке, надел на шею длинную тканевую полосу (не помню, как она называется) и сделал приглашающий жест.
— Я должен спросил. Ты есть крещёный?
Я подумал:
— Вообще — да. Но не знаю, считается ли это в этом мире.
— Я… плохо понимал… ты.
— Давайте, батюшка, я вам расскажу по порядку…
Разговаривали мы долго и подробно. Некоторые вещи дались трудно — язык у него был сильно… упрощённый, так скажем. Да и не мудрено — русской была прабабка, из тех ещё, старых поселенцев, язык сохранялся в семье, насколько это возможно. Так или иначе, в конце он накрыл этой узкой тканью мою голову и сказал положенные слова. Исповедь состоялась.
Батюшка снова повесил свой шарфик на гвоздик и приглашающе махнул рукой:
— Сейчас ты ходил мой дом. Кушал, о-кей?
Против идеи покушать я ничего против не имел. Мы посидели с отцом Алексеем ещё, неформально, так скажем. Там я и узнал про бабушку, и что церковка стоит тут со времён первых русских поселенцев, а вокруг — маленький индейский посёлок Эклутна, который с тех же времён поддерживает православие. Он с совершенно детским любопытством расспрашивал меня про будущее. Я рассказывал. Что-то было страшное, и отец Алексей искренне ужасался. Что-то — смешное, и смеялся он также искренне. Хороший дед, душевный. В очередной раз поставив на газовую плиточку чайник, он присел напротив и озабоченно нахмурился:
— Владимир, ты первый русский из Россия, который я видел за весь свой жизнь. И твой история… удивительный. Я не сердился, что ты хотел забрал… май байк. Но я должен говорил: нельзя ходил на Юкон. Опасно. Дикий место. Там… твой смерть.
— Я должен.
А что я ещё скажу?
Он тяжко вздохнул, глядя на сложенные на столе руки:
— Господь судил, чтобы ты оказался там, в свой место, Россия. Значит, так надо.
Он решительно встал и дёрнул бородой:
— Есть человек… Рядом. Надо ходил.
— А увидят меня? — резонно спросил я.
Батюшка нахмурился:
— О-кей!
В соседней комнате стоял телефон, священник вышел и с кем-то коротко переговорил. Буквально через пять минут (должно быть, реально рядом) к крыльцу подкатил слегка потрёпанный джип «Вранглер», из которого вылез не сильно молодой индеец типичного здесь вида — джинсы, ковбойка на футболку, длинные чёрные волосы, собранные в хвост, бейсболка. На слегка усушенного Стивена Сигала похож, только потемнее. Был представлен мне как Герман Кашеваров. Вот это внезапно!
В маленькой кухне священника происходили трёхсторонние переговоры.
— У Герман есть самолёт. Маленький, может садился на воду. Куда, ты говорил, надо полетел?
Я, не очень рассчитывая на точность взаимных переводов, достал карту и потыкал карандашом в островки посередине Берингова пролива. Между островками была обозначена граница, значит, с восточного до наших вод будет ближе всего. Напрямую от берега до берега — вообще четыре километра. А если и промахнёшься, так или иначе упрёшься в материк. С какой-то точки зрения этот вариант был даже предпочтительнее, лишь бы погода не подкачала.
Но индеец Герман меня разочаровал.
— Он говорил: нельзя, — перевёл батюшка.
— Не дотянет?
— Нет. Летел может. Остров нельзя. Там… закрытый место, арестовал самолёт. Можно рядом с Уэйлс. Маленько в сторона.
Если не считать того крошечного островка, который на американской карте был отмечен как Little Diomede, Уэйлс был ближайшей к России точкой.
— Пойдёт! — обрадовался я.
— Только он не хотел, чтобы заправляться там. Надо, чтобы брал канистра. Я дал деньги на заправка.
— Ну, уж нет, батя! Ты и так молодец. Деньги у меня есть. Сколько надо?
— Не надо, Владимир. Там сто тридцать — сто сорок долларс.
— В оба конца?
— Как?
— Ну, туда и обратно хватит?
— Да-да, хватит. Я платил.
Нормально! Похоже, бензин тут сильно дешевле, чем на горной трассе. Или самолётик экономичный? Однако на этот раз совесть возмутилась и наотрез отказалась оббирать пожилого батюшку.
Я выложил на стол пару сотенных:
— Тогда вот. Это пожертвование, на храм.
Священник посмотрел на меня внимательно и кивнул.
— Пусть так. Хорошо. Наша община молился за тебя.
— А это за работу, Герману, — я выложил на стол ещё сотенную. Хотелось, чтобы довезли с душой, а не как куль картошки.
Индеец Герман был невозмутим, но, кажется, остался доволен сделкой.
Потом мы ждали, пока Герман утрясёт вопросы с топливом. Я тем временем дощёлкал вставленную в «Кодак» плёнку — отца Алексея на фоне храма сфотографировал, и кладбище, и даже собак — упаковал цилиндрик в фирменной кодаковской оболочке в очередной презерватив (батюшка наблюдал за манипуляциями с живым любопытством). Вставил плёнку новую. Много ещё осталось, восемь коробочек. И даже душ по-быстрому успел принять, а то пылища прям по коже катается. Заодно, извините за подробности, сменил трусы-носки. С остальным, к сожалению, пришлось обойтись очередным выхлопыванием.
Через час я сидел в маленькой четырёхместной «Сессне», слегка покачивающейся на поверхности озера. Гидросамолёт — вещь! Очень распространены, оказывается, в этих местах. Много озёр и рек, дешёвое топливо.
Два пустующих пассажирских кресла были сплошь обставлены пятигаллонными[29] канистрами. Отец Алексей провожал нас, стоя на деревянных мостках.
— Прощай, Владимир!
— Прощайте, батюшка! Спасибо.
— С Богом! — отец Алексей перекрестил самолёт, приговаривая по-английски — похоже, молитва — и мы полетели.
«Охотники за привидениями», Фред. Шоссе «Аляска».
Пол подъехал позже, когда всё уже произошло. Проезжающий мимо пикап тормознул около полицейских машин и сообщил, что в двух километрах за поворотом стоит брошенная Шелби «Кобра», грязная, словно только что из пыльной бури. Кого-то посетила светлая мысль вызвать кинолога с собакой и пойти по следу. Фред ждал, устроившись на водительском сиденье. Усталость, тяжёлая, как гиря, наваливалась неумолимо. Но приближение Пола он почувствовал и даже умудрился изобразить бодрость, правда, не вылезая из машины.
Пацана нет, это Пол видел и так. Почуял засаду и ушёл.
— Отпечатки с руля снял?
— Естественно. Идентичны отпечаткам с рамы гостиницы.
— Значит, всё-таки, девушка?..
Фред открыл бардачок и показал другу чёрный парик:
— … оказалась парнем в парике. Я же говорил.
Вовка. Самолёт.
Герман руководствовался какими-то своими соображениями и летел не вполне по прямой, насколько я могу судить. Возможно, обходил города или военные базы, а может, просто горные пики. Земля простиралась внизу совершенно дикого вида. Лес-лес-скальники-горы-ледники-петляющие реки… Если бы я тут шёл, мама дорогая… Нет, дошёл бы. Опыт выживания в тайге у меня есть, крючки с леской, опять же — по Сибири в таких же речках отменные хариусы водятся. Котелок, кремень-кресало, соль есть. Не сдох бы. Только вот когда б дошёл и в каком виде, мда.
Потаращился в окно я недолго. Нервы, бессонная ночь, усталость… Отрубился напрочь. Проснулся, когда пилот похлопал меня по руке.
— Что, уже?
Он кивнул и выдал короткую фразу. По интонации было понятно, что подлетаем. Самолёт снизился и чиркнул по поверхности залива, замедляясь и останавливаясь. Я думал, что придётся как минимум по колено в воду плюхаться, но Герман подвёл самолёт практически к самому берегу, к галечному мелководью. Я скинул кроссовки, закатал брюки и обошёлся вообще безо всякого намокания. Помог индейцу Кашеварову заправить самолёт, дождался, пока он развернётся и взлетит, обулся, подпоясался курткой — ветер на берегу дул довольно свежий — и пошагал в обход выдающейся в море округлой, практически лысой сопки, за которой должен был обнаружиться Уэйлс, гордо именуемый на агентских картах городом.
«Охотники за привидениями», Этлукна.
Больше всего Пола раздражало, что в этой гонке они всё время оказывались на полшага позади. Собака привела облаву в местную индейскую деревушку, открытую, к счастью, для посещения туристов — прямиком к маленькому белому зданию церкви. Но ограда была закрыта, храм на замке и дом священника тоже. К тому же из ограды внимательно смотрели на них три огромных псины.
Без толку прослонявшись около часа, они увидели наконец идущего пешком пожилого человека в чёрном длинном одеянии. На груди у него висел большой поблёскивающий крест.
Священник выслушал их внимательно, на аргумент об укрывательстве подозреваемого в убийстве даже разрешил осмотреть все постройки, но разговаривать об объекте отказался.
— Я уважаю и соблюдаю законы человеческие, но закон Божий выше. Мальчик был у меня на исповеди. Больше я ничего не скажу вам. Уходите.
Вовка. Четверг, 9 июля, по «калифорнийским» часам 13:18. Уэйлс.
Не знаю, сколько народу живёт в хибарах, разбросанных по берегу. Я бы поставил на сотню, максимум — две. Город, пф-ф!
Вдоль берега виднелись лодки — всякие: и моторки, и обычные, весельные, и пара совершенно диковинного вида. Последние, быть может, чтоб туристов привлекать? Рядом с некоторыми лодками наличествовали и их хозяева, поглядывающие на меня с ненавязчивым любопытством. С их точки зрения, я пришёл со стороны небольшого местного аэропортика, как раз вскоре после того, как там приземлился небольшой почтовый самолёт — значит, на нём я и прилетел. Этакий странный турист — вдруг прогулку закажет?
В принципе, любая из местных моторок вполне годилась для моего плана-минимум. Однако, увидев кое-что ещё, я сразу состроил и план-максимум. Неподалёку от берега стояли два заякоренных катера — довльно дорогих и понтовых на вид. А на берегу напротив разбивался целый временный лагерь, с раскладными палатками-домиками и барбекю.
Я прошёл вдоль пляжа, вернулся. Компаний, как я понял было две — вроде как вместе, но до некоторой степени конкурирующих друг с другом. Видно же по поведению. И у обеих — внимание! — было по надувной лодке с мотором, которые они использовали, чтобы гонять до катеров и обратно. Не сильно больших таких лодки, метра по четыре в длину. Вот прямо сейчас одна из них разгружалась и затаскивалась на берег. На борту я увидел знакомую по будущему надпись «Zodiak» и едва не присвистнул. Дорогущие игрушки! В двухтысячных, по крайне мере, считались лучшими из лучших. Рубок, правда, конкретно у этих моделей даже минимальных нет, зато, учитывая выпендрёжнось мажоров, есть надежда, что моторы довольно мощные. Плюс приличные выносные топливные баки, все дела.
Ладно, яйца мять некогда.
Я подошёл к первой компании, а конкретно — к парню, который вытаскивал на берег лодку:
— Хеллоу! Айм турист, айм фром Словения, — я раскрыл карту и потыкал в приграничный островок, потом в виднеющийся на горизонте скалистый бугор, на котором сидела инуитская деревня, и, скорее с помощью пантомимы и международных жестов, чем на словах, объяснил, что мне надо до Little Diomede и сразу назад. Плиз, вери надо. Сто баксов. Даже денежку показал. Парень посмотрел на девчонок, сидящих в шезлонгах, и поморщился. Ноу.
Ясно. Другие планы на свободные три часа. Жаль.
Второй мужик, в обширной майке чикагского бейсбольного клуба и красной бейсболке, смотрел на меня с ожиданием, и как только я начал излагать ему просьбу, сразу сказал:
— Пятьсот, — для верности подняв растопыренную пятерню.
Ну, жлобяра! Но пятьсот баксов у меня было.
Для вида посомневался. Согласился со скорбью:
— О-кей, пятьсот.
Мужик потребовал показать. Я предъявил, с тем, что заплачу, когда вернёмся сюда. Толстый усмехнулся кому-то за моей спиной и с видом победителя столкнул лодку на воду. Ещё раз посмотрел на мою карту, потёр подбородок, пошёл куда-то. А! Решил топлива долить, молодец какой! Вытащил из лодки и натянул на себя внушительных размеров спасательный жилет. Уставился на меня. Что-то спросил.
— Ай донт андестенд, — честно признался я.
Он раздражённо подёргал себя за жилет, потом ткнул в меня пальцем.
Я развёл руками и потянул себя за болтающиеся полы куртки.
Мужик настаивал. Кажись, по закону, что ли, выходить в море без спас-жилета не положено?
Ну, извините. Чего нет — того нет.
Мужик принялся орать кому-то из своей группы (подозреваю, просить этот самый жилет). В ответ ему выкрикивали нечто насмешливое. Кажись, предлагали поделиться барышами.
Вот ведь дилемма: он и пятьсот баксов по-лёгкому срубить уже настроился, и без жилетки в море нельзя. Сидящие неподалёку на перевёрнутой старой лодке двое рыбаков, сильно похожие на инуитов, переглядывались и посмеивались, явно полагая жилетки излишеством при такой погоде.
Перевозчик зыркнул на меня совсем уж злобно и выдал тираду, из которой я понял только «сто долларов». За жилет? Дополнительно? Да пожалста!
— О-кей, — щедро пообещал я, и жилет был предоставлен.
Смешки, однако, не прекратились. Толстяка подначивали. Я совсем не понял подколов, но заподозрил, что кто-то кинул идею, что с таким весом случится перерасход горючего, и мы с полпути будем грести. Жирный (не поручусь, но кажется, его зовут Боб) психанул, вылез на берег и кинул в лодку канистру. Проорал что-то на берег. По интонациям типа: «Ну что, теперь мне хватит?» или «Вы довольны?»
Не знаю, кто как, а я так очень доволен был. Судя по тому, как надувнушку качнуло, канистра полная. Пять галлонов! Живём!
Боб уселся поближе к мотору, я — к середине, иначе, боюсь, нос у лодочки задрался бы прямо в небо — и мы двинулись в путь, напутствуемые ехидными бобовыми товарищами. Я посмотрел на часы, на которых всё ещё стояло калифорнийское время. Три часа.
Мчали довольно бодро, мотор у них прям зверюга. Скорость по волнам так сразу навскидку не определишь, но вообще, у меня было внутреннее ощущение, что лодка может двигаться быстрее. Однако этому было одно большое препятствие: большой Боб. Нет, весомый Боб. Или массивный? Боб, короче.
Тем не мене, довольно скоро стало возможным разглядеть островок получше, а к половине пятого мы подошли к нему совсем близко.
Теперь (по плану) следовало обогнуть остров и устремиться назад. Но планам свойственно меняться. Я вытащил беретту и направил её Бобу в голову, предполагая, что заставлю его пристать к берегу, да там и высажу, но Боб, увидев такое дело, совершил неожиданно резвый для его комплекции прыжок за борт и поплыл в сторону берега, отчаянно колотя по воде руками-ногами, захлёбываясь, но вопя.
Мотор сделал «бру-у-у-у», теряя обороты, и лодка с задумчивым «бык-бык-бык» медленно поплыла по кругу.