Вовка. Воскресенье, 12 июля. В пути.
Я рассеянно смотрел вниз, на безрадостную землю, по которой там и сям были разбросаны бугры серо-коричневых островерхих сопок, словно кто-то большой, играясь, зачерпывал песчано-гравийную смесь да рассыпал рядки курганчиков из огромного кулака. Самолёт поднялся выше, и бесконечные пустые пространства сделались похожи на смятую коричневую кожу, кое-где светло-серую, то ли от серого камня, то ли от нестаявшего даже летом снега. Зелень тоже иногда просматривалась — полупрозрачной дымкой, едва намекая, что и тут тоже может быть растительность.
Виды навевали угрюмые мысли. Как тут народ живёт? Привыкают, наверное… Мужик рядом со мной надвинул на лицо вязаную шапочку и храпел на весь салон. Ну и ладно, зато с разговорами никто не лезет.
Потом пошло море, довольно долго. Потом — снова земля, мало чем отличающаяся от окрестностей Лаврентия. Разве что вокруг самого Анадыря место удивило обилием озёр и петляющими, словно кружева, реками.
Из самолёта я выходил практически последним, шагал замыкающим в длинной цепочке людей, направляющихся к зданию аэропорта. Коробочка была побольше чем в Лаврентия, но тоже без особых архитектурных изысков. Я заметил, что все приехавшие, прежде чем выйти, строятся в очередь к конторке, где их опрашивают суровые дядьки в военной форме и только потом выпускают на улицу, и… к выходу не пошёл, а сразу развернулся к кассам.
К окошку тоже стояла небольшая очередь, я пристроился в хвост, поглядывая на табло ближайших вылетов. Помимо кучи местных рейсов в списке было и несколько дальних. Владивосток. Не лететь же туда, в самом деле? Москва. Нет, Москва мне нафиг не нужна. Блин, рейсы-то все по северам да по неизвестным мне городам. Прилетишь туда — и как потом? Вот, к примеру, Певек. Где это, интересно? О! Хабаровск! Хоть как-то к Иркутску ближе. И там точно проходят поезда через весь Союз, не получится с электричками, так на товарняках добраться можно будет.
Очередь двигалась не то что бы бодро, но и не стояла. Мужик передо мной купил билет до Москвы за сто девяносто три рубля. Значит, мне точно моих капиталов хватит! Дядька отошёл, и я сместился к окошку. За стеклом сидела тётя — губы бантиком.
— Слушаю!
— Здрассьте! Мне билет до Хабаровска!
— Сейчас улететь хочешь? — тётка как-то подозрительно встрепенулась.
— Да.
— Давай скорее свидетельство о рождении! Пять минут осталось!
— А у меня нету…
— Как нету? А с каким документом ты летишь?!
— Так… — я судорожно соображал, — папа меня с метеостанции до Лаврентия довёз, билет купил и посадил, домой ехать. Билет дал, а свидетельство забыл… Что ж мне теперь — обратно в Лаврентия лететь? Папа на метеостанцию уехал уже.
Тётка с досадой цыкнула зубом и покачала головой:
— От мужики, от мужики, а! Доверили ему ребёнка! Билет-то хоть не выкинул?
— Не-а, вот он, билет! — я сунул в полукруглое прорезное окошечко мой единственный «документ».
— Воронов? — сощурилась кассирша.
— Да, Владимир.
В билетной кассе Лаврентия я обнаглел и назвал своё настоящее имя.
— Лет сколько?
— Одиннадцать.
Тётка снова цыкнула:
— Вот! Было бы свидетельство, полетел бы за полцены!
— Да ладно, главное не сидеть тут двое суток!
— И то верно, — пробормотала она, заполняя квиток. — Сто четыре рубля.
— Вот, пожалуйста.
В окошечко просунулись билет и сдача:
— Беги! Вон, Валера багаж на телегу грузит, беги с ним!
Тётка приподнялась, посунулась в прорезь окошечка и закричала:
— Валера!!! Пацана опоздавшего проводи!
— На Хабаровск? — хрипло заорал мужик с другой стороны зальчика.
— Да!!! — и мне: — Беги, беги, чего стоишь! И так они на пять часов задержались.
И я побежал. И даже доехал на телеге, почти как носильщик в мультике про крокодила Гену.
На рулёжке ждал Ту-154. Я забежал по трапу, показал билет и был направлен почти в самый хвост салона. Между прочим, тут ещё пять мест свободных оставалось. Пассажиры смотрели на проталкивающегося по проходу меня с порицанием. Они уже тут сели, инструкцию послушали и даже пристегнулись — чего не летим? Ах, вот чего: мальчик опаздывает!
Но мне было пофиг. Я был страшно доволен уже тому, что избежал внимания погранцов. И ещё что рамок металлоискателей пока нигде не понаставили — вот бы я верещал!
В последних рядах с одной стороны сидела хмурая бабуся, с другой три кресла стояли пустые. Туда я и разместился: сунул рюкзак на сиденье к окну, привалился к нему и настроился на долгий полёт. Через два часа нас даже немножко покормили — чаем-кофе и печенюхами. И тут (для меня — так совершенно внезапно) проводница велела всем пристегнуть ремни. Неужели Хабаровск? Да не может быть, рано. Надеюсь, мы не падаем…
Оказалось всё прозаичнее: Магадан! Часть народу даже вышло, ещё больше зашло. Самолёт набился под завязку. Рюкзак пришлось запихать на багажную полку и примерно полтора часа ещё сидеть в компании большого и шумного семейства. Бедная их мать. Дети всё время хотели пить, писать, кушать, читать, рисовать, ходить по проходу и прочее. Отца на горизонте не наблюдалось, но про него всё время спрашивали. Подозреваю, что мужик сейчас блаженствует, мда.
В Хабаровске шёл дождь, но не сильный, и, ко всеобщей радости, нас посадили, а не стали куда-нибудь отправлять.
Часы в здании аэровокзала показывали без пяти пять. А на моих — без пяти семь! Подвёл и пристроился в очередь к кассам, намереваясь повторить Анадырский трюк с «забытым» свидетельством. И тут меня чуть не спалили! Въедливая мадам кассирша подозрительно пробуровила меня глазками и заявила, что тут нужен как минимум протокол. И позвонить родителям — отцу или матери, чтобы подтвердить… И что-то ещё… И вообще, стой вот тут, я сейчас дежурного по вокзалу милиционера вызову!
— Хорошо, — не стал спорить я. — Можно я в туалет схожу, пока дежурный идёт? Я быстренько.
— Беги бегом, будет он тебя ждать стоять! — проворчала тётка и принялась набирать номер на дисковом аппарате.
— А туалет где?
— Вон туда иди! — сердито ткнула она пальцем.
Я пошёл в указанную сторону, без палева покатив за собой рюкзак. Вот, между прочим, удобно, что он на колёсиках! Прошёл я половину пути, убедился, что спины очереди скрыли вредную тётку (которая, коза такая, так и не отдала мой единственный «документ»), и развернул к выходу. Двигался спокойно, уверенно. У крыльца увидел очередь из жёлтых «Волг» с шашечками. Огоньки у всех горели зелёным. Стукнулся к первому же:
— Дядь, до ж/д-вокзала сколько будет?
— Три рубля.
— Поехали.
Если какой-нибудь дежурный по вокзалу милиционер и искал мальчика в брезентовой кепке и защитной куртке, я его уже не видел.
В Хабаре мне как-то доводилось побывать — в прошлом будущем, В том числе и на вокзале. И в прямоугольной, совершенно геометрично-утилитарной коробке я с трудом узнал то нарядное здание, которое видел в будущем. Пройдёт лет тридцать, и эта спартанская постройка превратится почти во дворец. Мда, теперь, возможно, нет.
Напротив входа стоял дивный агрегат: автоматизированная справочная. Нажимаешь кнопочки откуда-куда — она тебе карточки листает. Детям, помнится, очень нравилось. В принципе, удобная штука, если хочешь спланировать на будущее.
Меня же интересовали поезда, отправляющиеся на запад в ближайшие часы. Нет, покупать билет через кассу я не собирался — чтоб меня тут снова в милицию начали сдавать! А вот опыт путешествия без билета (через проводника) у меня был. Вполне удачно в прежние четырнадцать ехал в гости аж в Донецкую область, до Горловки.
Отправили меня тогда одного, выдав денег на билеты. Мать с отчимом работали, провожать было некому. Явившись на вокзал я обнаружил, что билетов нет. Париться не стал, подошёл к проводнику: «Так и так, надо до Красноярска, деньги есть», — «Без проблем!» Пристроили меня, доехал спокойно. И сейчас я намеревался проделать то же самое.
Если не выгорит — тогда уж смотреть, какие на запад идут электрички, попытаться на перекладных перескакивать. Уж на электрички документы в жизни никто не спрашивал!
И если уж совсем припрёт — остаются товарняки, их-то по нашей необъятной туда-сюда ходит немерянное количество.
Ни до каких электронных табло, как вы понимаете, техника ещё не дошла. В зале вокзала стояла огромная разрисованная схема железных дорог и два здоровенных стенда к ней, разбитых на узкие длинные ячейки: «Расписание пригородных поездов» и «Расписание поездов дальнего следования». Внутрь ячеек вставлялись полоски с названиями рейсов, номерами, временем и прочим. Глаза, как положено, разбежались.
Поездов через Хабаровск проходило до фига. И в Благовещенск, и в Комсомольск-на-Амуре, и в Тихоокеанскую…
Так, спокойно! Нам нужны поезда на запад. Проходящие через Иркутск.
Блин! Фирменный Владивостокский скорый «Россия» в шесть утра ежедневно. Если буду толочься на вокзале — по-любому, подойдёт какой-нибудь милиционер и спросит билет.
Хотя, чего зря расстраиваться — «Россия» не одна ходит, вон поездов сколько! Пожалуйста, ещё один, тоже Москва — Владивосток, тоже ежедневный, но уже не фирменный. Тоже ушёл.
Хабаровск-Москва в час ночи. Может, на нём?
О! Харьков — Владивосток! Ни фига себе! Это ж сколько он суток едет… Прошёл два часа как.
Владивосток — Барнаул… Едрид-мадрид — и они все что — полные?
Над головой зашипело, раздался квакающий голос вокзального оповещения. Я прислушался:
— Повторяю!!! Поезд Владивосток-Новосибирск отправляется с пятого пути через три минуты! Просьба провожающим…
В голове моей неслось множество непечатных слов. И я нёсся. Подземные переходы ещё! Так, куда?! Вот! Пятый путь! Поезд медленно-медленно тронулся вдоль платформы. Проводницы, выглядывающие из вагонов, прятали свои сигнальные флажки и закрывали двери.
— Бл**ь!
Мой вопль услышала девчонка в последнем вагоне и вытаращила глаза. Я мчался за поездом, боясь только одного — урыться на скользкой от дождя платформе. Проводница, видать, решила, что я отставший пассажир, и распахнула дверь:
— Давай-давай, пока перрон!
Я прыгнул, цепляясь за поручни и почувствовал, что она вцепилась в рюкзак, втаскивая меня в тамбур:
— Проходи скорей! — захлопнулась дверь. — Фу, я думала — всё, не успеешь! У тебя в какой вагон?
Я пыхтел, уперевшись руками в колени. Выпрямился:
— Тёть, я без билета. Потерял свидетельство о рождении, в милицию не хочу идти, мать и так убьёт. Довезите до Иркутска, а? Деньги у меня есть, заплачу, как за билет.
Она смотрела на меня, обалдело открыв рот.
— Ну, я могу спрыгнуть, — предложил радикальное решение я и развернулся к двери.
— Вот ещё! — она сердито развернула меня за плечо. — Придумал тоже! Пошли!
В вагоне проводницу уже ждала толпа страждущих.
— Девушка, ну когда туалеты уже откроете?! — завопила, завидев её, уставшая мадам в халате. Несколько человек теснились позади, как группа поддержки.
Проводница выразительно постучала пальцем по табличке на двери:
— Ждите, тридцать минут от города санитарная зона.
— Да сколько можно ждать-то?! Ребёнок писать хочет!
— Ну, потерпите немножко, хоть за черту города отъедем, открою вам!
Из-за плеч этой демнострации высунулась рука с подстаканником:
— Оксаночка, а почему кипяток такой слабый?
— Я же вам уже объясняла: воду долили, не нагрелся титан[37]. Двадцать минут подождите!
— Девушка! Дайте шахматы!
— Минутку, принесу! Какое место?
— Четырнадцатое!
— Идите, принесу! Хоть разорвись… Где с ребёнком?! Идите сюда, открою, только не какать!
— Хорошо, хорошо! — женщина в халате засуетилась, подтягивая за руку пацана лет пяти. — Только пописаем.
Оксана открыла туалет, впустила мамашу и встала над дверью как наседка:
— Остальные не стойте! Полчаса не имею права! Пока по городу едем — точно открывать не буду!
Народ тоскливо завздыхал, но уходить не стал — так, слегка прижался к стеночкам.
Да уж, до биотуалетов ещё лет двадцать, душ в вагоне существует разве что в виде мечты — все прелести длительных железнодорожных поездок налицо. Да ещё и плацкарт!
Выпустив тётку с дитём из туалета, проводница сердито закрыла дверь на ключ и кивнула мне:
— Пошли!
Я подхватил рюкзак, но идти оказалось два шага — до их служебного купе.
Внутри было тесно (особенно когда мы запёрлись вдвоём, да с рюкзаком) и, вопреки моим воспоминаниям, полок имелось не одна, а две, друг над другом, как в уполовиненном стандартном купе. На нижней, застеленной, спал парень. На верхней лежали какие-то полосатые тюки. Оксана выглянула в коридор, заперла дверь и похлопала парня по плечу:
— Лёш…
— М?.. — сонно откликнулся он.
— Лёш, у нас заяц.
— Чё? — он сел, потирая глаза, явно не вполне соображая, уставился на меня. — Откуда?
— Я думала, он опоздавший, ещё и залезть помогла. Что делать-то? Начальству сдать его?
— Да не надо меня сдавать! — проявил инициативу я. — Я ж билет купить хотел. Мать ждёт, я звонил, когда с Анадыря вылетал.
— А чё не купил? — сложил брови домиком Лёха.
— Так документы потерял, говорю же я. Я должен был вообще самолётом, а в аэропорту кассирша давай орать, билет у меня отобрала, хотела в милицию сдать.
— А ты? — Лёхе уже явно было интересно.
— А я сказал, что в туалет хочу, а сам в такси — и сюда. А тут объявляют, что поезд в нашу сторону отходит. Я и побежал. У меня есть на проезд. Сколько надо? Семьдесят? Или сто?
Лёха явно сомневался.
— Тебе сколько лет-то?
— Одиннадцать.
— Начальнику сообщить? — снова вытаращила глаза Оксана.
— Да не надо ничё сообщать, — махнул рукой Лёха. — Будут пацана без толку таскать. А так он уже едет, под нашим присмотром и доедет. Наверху ему вон постели. Тебе докуда?
— До Иркутска.
— Пийсят рублей давай, хватит. Тока по вагону не шарься. Поел, в туалет сходил — и наверх. Понял?
— Понял.
Суперски!
— А бельё-то куда? — Оксана потянула с полки куль.
— Да вот сюда к окну положим. Пару дней потерпим, не помрём.
Вовка. По железке.
На самом деле дней вышло два с половиной. Я старался не вылезать из купе, потихоньку грыз купленный в Белингхеме на развес миндаль и читал Джека Лондона, любезно предоставленного мне Оксаной. Без палева вскрыл пакет сушёного мяса, чтоб сырокопчёной колбасой не вонять. Жёсткое оно, зараза. Зато можно точить весь день потихоньку. Угостил проводников, наврав с три короба, что на Чукотке местные так мясо сушат (хотя, может чукчи тоже сушат, я просто не в курсе). Они в ответ поили меня чаем с печеньем, расспрашивали про севера. Сочинял как мог, используя микроскопический опыт своего двухдневного там пребывания. Но самолёт, садящийся посреди поселковой улицы, их впечатлил. И киты, подплывающие к берегу, чтоб почесаться.
В вагоне было народу под завязку. Люди постоянно мелькали к титану, слышно было, что они беспрерывно ломятся в рабочий проводницкий закуток (где одно сидячее место, раковина и какие-то тумблеры), просят чай, печенюхи, шашки или водку (которую Лёша с Оксаной везли совершенно нелегально, пряча под своей спальной койкой). Водку продавали со страшным наказом пить аккуратно и не буянить, иначе милиция ссадит.
О том, что в поездах пить запрещено, никто даже и не подозревал. Да и не было оно запрещено — прямо в вагоне-ресторане выпивка продавалась, только стоила она ещё дороже, чем у проводников. Несмотря на все раскрытые окна духан стоял…
Люди в основном ехали в отпуск — многие с ребятишками. Весёлые! Играли в карты, в домино и в шахматы. Бегали, орали и плакали дети. Играли гитары (я насчитал три). Хохотали, пели, травили анекдоты. За стенкой храпел мужик. Храпел так, что перегородка вибрировала. А по ночам он пил чай, чёрный, как дёготь, и угрюмо смотрел в окно, стоя у титана.
В тамбуре постоянно кто-то курил, хоть топор вешай.
В общем, впечатлений полная панамка.