СССР: вернуться в детство 5

02. КОШМАРНЫЕ ДНИ

Ольга. 3 сентября 1986 продолжается.

Через два часа стало ясно, что на нас надвинулась гигантская задница. Дядя Валя доехал с поручением до нашей Юбилейнской квартиры. Я думала, Вова сам поедет, но он такой злой был, что отправлять его куда-нибудь — пипец, чревато. Дядя Валя созвонился с Пал Евгеньичем, сообщил, что потери поголовья приблизились к сорока процентам, и конца не видно. Вторым поручением было позвонить по телефону, записанному Надеждой Андреевной — вызвать специальную бригаду, которая должна будет вывезти дохленьких кролей на скотомогильник. Оказалось, что ни забить тех, которые ещё на вид более-менее, ни забрать шкурки с умерших нельзя — по ветеринарным правилам не положено, и это, понятное дело, никому из нас не прибавляло радости.

В это время к воротам подкатил милицейский бобик. Я как раз с «Сибирского подворья шла» — карантин карантином, а там тоже за процессом успевать присматривать надо. А тут менты, вышли из уазика, озираются, фуражки на затылок сдвигают.

— Здрассьте, — бодро поприветствовала я стражей порядка. — Вы к кому?

— Девочка, «Сибирское подворье» — это где? — спросил первый.

— Это подальше, строящаяся организация, она пока закрыта для посещений, но со строителями можете переговорить. Или с директором, это моя бабушка.

— Как — закрыто? — удивился второй. — А что эта нам наплела про экскурсии?

— Эта психованная тётка? — нахмурилась я. — Это мы ещё выяснять будем, кто дал отмашку в закрытое экспериментальное хозяйство толпы людей с улицы водить. У нас из-за этого вспышка инфекции и карантин — вон, видите на воротах объявление?

Мужики подошли поближе к калитке и изучили листок с синей ветеринарной печатью.

— Заразное? — спросил второй.

— Говорят, в основном для кроликов, — равнодушно ответила я, — зайдёте?

Менты снова переглянулись.

— А позови бабушку?

— Сейчас, подождите.

Пока мы с баб Раей к калитке вышли, смотрим — там уже Арина стоит и тётя Валя. Арина снова ревёт, как её эта подлая тётка ввела в заблуждение своими бумажками, а сегодня — вы только зайдите, гляньте! — уже триста восемьдесят кроликов передохли! Товарищи милиционеры на дохлых кроликов смотреть хотели не очень, а хотели просто узнать в подробностях, кто эту дамочку дохлой кошкой отлупил. Тут Арина очень натурально выступила — она притворяться вообще не очень:

— Ну, придумала, тоже мне! У нас и кошек-то нет, одни собаки. Так они здоровые, как телки, чтоб ими ещё драться…

Но тут пришла бабушка и представилась директором «Сибирского подворья». Милиционеры, стараясь держаться подальше, с общих слов записали показания, которые получились почти как тот анекдот про электриков, попросили взрослых расписаться и поскорее уехали.

Смех смехом, а кролики продолжали гибнуть, несмотря на все усилия, предпринимаемые Надеждой Андреевной. Да и хрен ты уже что там предпримешь…

Неожиданно вернулся хмурый Пал Евгеньич, сказал, что будет фиксировать потери.

Приехал дядя Валя с новостью, что машина ветконтроля будет к пяти часам. К пяти они и приехали, поразив меня своей точностью. Забрали целую гору тушек. Так больно было смотреть на эту бессмысленную гибель, вы не представляете… Наутро Надежда Андреевна заказала их повторный приезд ветеринарной труповозки — сказала, гарантированно ещё часть умрёт.

Мы фотографировали, составляли акты и протоколы, подшивали в папку один за одним, дезинфицировали…

Поздно вечером журналист уехал, сказал, что нужно успеть дать фотографии в номер.

Вячеслав Егорович.

Звонок застал его на самом выходе. С одной стороны, брать трубку не хотелось — опять с рабочими вопросами пристанут, дайте хоть в отпуске погулять. С другой — мало ли что, один вон трубку вовремя не взял, теперь вместо отдела в министерстве заштатным домом культуры командует…

— Прилукин слушает.

— Здорово, Егорыч, — голос главреда «Восточки» он узнал сразу. — Ты б заехал?

— И тебе не хворать. Что за срочность такая?

В трубке тяжко вздохнуло.

— Да не хотелось бы по телефону…

Та-ак, накрывается, судя по всему, рыбалка.

— Жди, еду.

Круглоглазая волга со скачущим оленем на капоте лихо тормознула у центрального входа в редакцию «Восточно-Сибирской правды». Вахтёрша на входе деловито окликнула:

— Мужчина, вы куда?.. Ой, Вячеслав Егорович, не узнала вас без костюма-то… Богатым будете!

— Ваши бы слова…

Он торопливо, с каждым шагом всё больше предчувствуя нехорошее, прошёл в кабинет главного редактора, пожал через стол руку:

— Здорово, Андрей Афанасьич. Чего звал?

— Присаживайся, Вячеслав Егорыч. Ты вообще в курсе, какая в твоей епархии самодеятельность в твоё отсутствие происходит? — главред подвинул через стол листки, на которых стояло несколько пометок. — Ты ж знаешь, что я на своей должности недавно?

— М-гм, — согласно гукнул Вячеслав Егорович, пытаясь вчитаться в строчки.

— И за что прежнего редактора попросили, надеюсь, помнишь? Поэтому материал я в номер пущу. Да ещё с фотографиями, — он подвинул по столу несколько снимков: — Глянь, какие красавцы.

Виктор Егорыч отложил статью и мрачно уставился на фотографии.

— Вот же стерва…

— Спорить не буду. Я тебя предупредил. Твоё дело — быстро среагировать на сигнал, сам понимаешь.

Виктор Егорыч встал, тяжело выпятив губы, постучал пальцем по пачке фотографий:

— Значит, так. К статье допиши сразу: руководство Управления культуры не было поставлено в известность о действиях этой… Заточной. Все её действия — чистой воды самоуправство. Уверен, ни с кем из сотрудников она не советовалась, иначе бы мне доложили. С ущербом… будем разбираться. Еду на место.

— Хорошо, — главред подвинул к себе статью, черканул на полях несколько слов. — Добавим, что первичные разъяснения получены. Но к следующему номеру постарайтесь дать развёрнутые комментарии. Я тебе на полном серьёзе говорю: мы про этих юннатов регулярные материалы даём, письма мешками приходят. Не разрулите ситуацию — полетят эти письма уже не к нам…

Ольга.

Утром работники ветконтроля снова загрузили в фургон целую гору пушистых трупиков.

Вокруг крольчатника висел стойкий запах дезинфицирующих средств, лекарств и… мне казалось, что смерти. Мы сожгли всю старую подстилку, обработанные горелками клетки составляли в освобождённом углу. Ощущение как в зачумлённого городе, вот что я скажу.

Пришёл Рашид, притащил колокольчик с верёвочкой.

— Это зачем? — просила Арина.

— Это чтоб кто наверху работает, вызвать можно было, а не заходить, — я, кажется, не говорила, что крольчатник у нас устроен в мансардном отделении над свинюшками? — Мы ж бросать не будем?

Мы рассудили, что бросать нам не хочется, и систему вызова для работников крольчатника одобрили.

— Надо будет табличку рядом со шнурком повесить, — сказал Вова, — «Вызов из крольчатника», чтоб все подряд не дёргали.

Не успел Рашид своё изобретение смонтировать своё изобретение, как колокольчик забренчал.

— Кого ещё нелёгкая несёт? — проворчала Арина, которая ко всем посетителям начала относиться с величайшим подозрением.

— Проверим.

Мы пошли во двор, а там опять делегация. Вячеслав Егорыч из Управления культуры, куча ещё каких-то мужиков и тёток, все с выраженьями на лице. Вячеслав Егорыч, что характерно, в белой просторной рубахе и в панаме с полями. Не иначе с какой-нибудь дачи выдернули. И эта! Заточная-как-её-там, рядом стоит, губы топырит!

Вовка за эти два дня перепсиховал до состояния ледыхи, до половины лестницы спустился и говорит высокомерно так, как он умеет, когда впадает во внезапный аристократизм:

— Чему обязаны столь пышным визитом?

Эту Заточную аж передёрнуло. И делегация вся как-то сразу проявилась: кто за неё, кто за Вячеслава Егорыча, а кто вообще ради количества пришёл и пофиг им на всё…

Начали, в общем, разговаривать. Бе, ме… Вот, узнали про статью…

А Вова им: какие, мол, вы молодцы, что так резво примчались реагировать! А кто, простите, станции компенсировать потери будет? Пушкин? За вчерашний день только более чем на три тысячи убытков — хотите калькуляцию посмотреть?

Тут из задних рядов кто-то возьми и брякни, дескать: знаемы мы этих хозяйственников, сами кроликов забили, а говорят, что падёж…

— Оригинальная версия! — криво усмехнулся Вова. — Свежая! Совершенно исключает наличие в хозяйстве документооборота. Впрочем, предлагаем посмотреть на ситуацию своими глазами. Оценить, так сказать, масштаб трагедии. К тому же, у многих давно свербело побывать в столь запретном месте как крольчатник.

И повернулся, и вверх по лестнице пошёл. И меня перед собой подталкивает: иди-иди давай!

А там внутри — натурально, как в чумном бараке. И вид, и запах, и атмосфера общая гнетущая. И ветеринарша наша заходит.

— Я не поняла, это что ещё за посещения?!

— А это, — говорит Вова, — извольте видеть, Надежда Андреевна: вот она, та дама, которая нам устроила весь этот эпидемиологический взрыв…

Что мы, граждане, услышали… Не то что бы «лучше б нам не слушать», но отповедь первоклассная. И про безграмотную самонадеянность, и про наплевательское отношение к чужому труду — а это обвинение в Союзе как бы не страшнее несоответствия занимаемой должности. И смотрю я, а от этой Заточной народ как-то так потихоньку отступает, как от заразной.

Начальник мялся-мялся, да и говорит: может быть, Управление культуры компенсирует нам потери? Из каких-то там их фондов новых кроликов купит?

Вот тут меня прямо порвало:

— Интересное кино! Дров наломала одна гражданка по собственной неумной инициативе — а платить будут за счёт народных денег? А она так и будет в тёплом кресле юбку протирать? Ещё что-нибудь столь же умное придумает, да? Чтоб трудящимся веселее жилось?

— Так, девочка, это мы, наверное, сами решим, — несколько высокомерно вступила ещё одна мадам. — Вячеслав Егорович, я думаю, здесь всё ясно, и мы можем перенести нашу рабочую встречу в стены Управления. Пройдёмте, товарищи…

И они торопливо вымелись.

— Оля, а тебе не всё равно, кто бы вам компенсацию выплатил? — отрешённо спросила меня ветеринарша.

— Не всё равно, — я заметила, что Вова смотрит на меня, сложив брови домиком, и упрямо повторила: — Мне не всё равно! Она сидит, присосалась к кормушке, как гнида! А за её художества должно государство отвечать? С какого перепугу?

— Да ладно, что раскричалась-то? — устало усмехнулся Вовка. — Я с тобой не спорю. Я вообще думаю, что они надеются поговорить да разойтись — и на этом всё…

— Ну, это мы ещё посмотрим! — сердито пробурчала я.

Алевтина Ивановна, директор школы № 18.

Когда в секретарской начались какие-то крики, она подошла к двери и выглянула из кабинета:

— Что происходит? — встрёпанная женщина резко повернулась, и Алевтина Ивановна узнала «инициативную» мамашу Шевченко. — Анастасия Романовна, вы ко мне?

— К вам! — посетительница так порывисто бросилась к ней навстречу, что директриса непроизвольно отступила внутрь кабинета. — Я к вам! Я с жалобой! Я требую, вы слышите, чтобы этого хулигана немедленно вызвали в школу с родителями! И чтобы исключили из пионеров! — голос женщины достиг опасной верхней точки, она сорвалась и закашлялась.

— Погодите, успокойтесь, — Алевтина Ивановна налила в стакан воды из графина: — Вот, попейте.

— Нет! — мамочка сипела, но упрямо отодвигала руку со стаканом. — Не надо мне! Я хочу, чтобы вы приняли мою жалобу!

— Да на кого?!

— На этого Воронова! Из нашего класса!

Алевтина Ивановна обошла стол и села на своё место, аккуратно сложив стопочкой руки:

— Анастасия Романовна, сядьте. Давайте начнём сначала. Что случилось?

— Я пошла к ним на эту… их… эту юннатскую станцию…

— Зачем?

— Да как зачем?! — женщина вскинулась и навалилась грудью на стол. — Я-а! Добилась разрешений! Чтобы дети наши — все-е-е!.. — пошли!!!

— Подождите, сегодня всех поставили в известность, что на станции карантин…

— Да какой карантин! Они специально!!!

— Анастасия Романовна, держите себя в руках, — директриса нажала кнопку селектора: — Леночка, пригласите медсестру, пожалуйста. Так-так, дальше — вы пошли сегодня?

— Вчера. Я потом к вам хотела, но не успела.

— Я всё-таки не пойму, в чём суть…

— Да я же вам говорю!!! Мы вчера должны были идти всем классом, где мой младший учится. Я хотела сопровождать, все собрались — а учительница говорит: «Не пойдём!» — «Почему?» — «Сейчас нельзя». Ну, как это?! Я пошла выяснять, сама. Прямо к ним туда. Говорю: по какому праву вы не пускаете?! А он как начал орать!

— Кто?

— Да Воронов же! Этот Вова! Всяко-разно меня обматерил!

— Володя?.. — директриса выпрямилась. — Анастасия Романовна, да вы что?! Это же писатель, гордость школы! Вон его книги у меня на полке стоят. Да он и слов-то таких не знает!

— Да что вы рассказываете мне!!! — вскочила та. — Он меня материл! Материл! Как сапожник! И побил меня, прямо по лицу!

— Кулаком? — страшно удивилась Алевтина Ивановна, не видя на лице посетительницы никаких следов драки.

— Дохлой кошкой! Вы понимаете?! Дохлой кошкой!!!

— Анастасия Романовна, вы хорошо себя чувствуете?

Дверь открылась и вошла школьная медсестра:

— Алевтина Ивановна, вызывали?

— Да, посмотрите, у нас тут, кажется, нервный срыв.

— Да какой нервный срыв?! Дохлой кошкой меня побил! Никто не верит! Никто! — женщина упала на стул и принялась рыдать, стуча кулаком по столу…

В этот раз школе удалось обойтись без вызова скорой, мамашу отпоили валерианкой и отправили домой, после чего директриса срочно собрала небольшой круг учителей.

— Уважаемые коллеги, прошу вас обратить особое внимание на поведение Шевченко Анастасии Романовны, особенно в процессе проведения массовых мероприятий. Она нам сегодня тут форменную истерику учинила, об стол билась. Психическое состояние… под большим вопросом. Во всяком случае, я запрещаю допускать эту родительницу к любым организационным моментам, это ясно? Эксцессов нам только не хватало.

Ольга. 4 сентября 1986.

К вечеру четверга фургон отвёз на скотомогильник последних двести восемнадцать тушек. В огромном помещении осталось сорок семь выживших голов из почти семисот.

— Значит, так, — сказал Вова. — Зря мы изначально пространство не разбили. Торопились, что ли? Делим на три, как минимум. Нет, на четыре, удобно будет. Если что — хоть какая-то изоляция. Согласна?

— Вполне.

Вова привёл строителей и обозначил фронт работ. Через два дня, когда первая комната была готова, побелена и прочее, остатки выживших заселились в на сто раз передезинфицированные клетки.

Время от времени Вовка снова начинал материться под нос. Нет, это надо! Через месяц-полтора уже забой должен был начаться. Основная масса необходимых вложений уже сделана, тут оставался-то докорм. Если каждый кролик (даже за вычетом затрат на выделку) принёс бы нам минимум шесть рублей — это нас почти на четыре тысячи выставили! Обидно до слёз.

— Может, нам от кроликов совсем отказаться? — я грустно смотрела на поредевшее поголовье ушастиков.

— А Рашидка? Зря мы, что ли, подбили его учиться?

— Ну, почему зря? Мастер по пошиву пальто — отличная профессия. Не обязательно же шубы шить.

— А на шапки он нынче пошёл учиться?

— Ну… мда… — никак мне не удавалось вырулить на жизнеутверждающую ноту. — Может, нам шиншилл завести? Они, говорят, ещё экономичнее, мех лучше…

— А тушка меньше, — закончил Вова. — И вообще, где гарантия, что они не болеют теми же болячками, что и кролики?

— Да блин!

— Ты погоди, не паникуй. Эти выжили — значит, у них уже иммунитет выше.

Сегодня муж был отвратительно оптимистичен.

— Не надейся, что эта замечательная черта прям раз — и передастся по наследству!

— Зато Надежда сказала, что им обещали какие-то новые прививки для кролей. Попробуем.

— Попробуем…