СССР: вернуться в детство?

12. ОБНОВКИ

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ

Родилась я в последний день зимы (это если не брать високосные года), поздним вечером, и бабушка всегда говорила, что от этого у меня характер такой сложный: зима с весной борются.

Не знаю, как на счёт самодельных друидических толкований, но в день моего рождения собралась вся семья, и все только и делали, что обсуждали моё выступление со статьёй.

— Оля, а книгу-то ты написала? — с этаким подкусом спросила тётя Клара.

— Конечно, написала, — сказала я.

— Покажи!

— Нельзя, — сурово сказала я. — Она лежит и дозревает. Когда совсем дозреет, я всем сразу её покажу, будьте уверены.

— Ну, маленько-то хоть дай почитать, — стала просить тётя Клара, и все, как по заказу, бросились проявлять нездоровый интерес.

— Оля, ну не будь противо́зой! — выдвинула последний аргумент мама и заглянула в мой отдел серванта, куда я свои талмуды складывала… а там звенящая пустота. — Нет, ты посмотри! — одновременно с возмущением и вроде как с восхищением воскликнула она: — Спрятала!

И не спрашивайте, каких акробатических этюдов мне это стоило.

— Да! — я непреклонно сплела на груди руки. — И вообще, что вы донимаете меня в мой день рождения? Пойдёмте лучше за стол. Поздравлять меня пора.

И все согласились, что я — однозначно — вредина.

И мы сидели за столом, объедались всякой вкуснятиной.

Потом пошли играть. Тут надо сказать, что я отказалась приглашать соседских детей — ни в тот же день, ни к какой-либо другой. Мама изрядно удивилась, потому что ребёнком я всю жизнь была общительным, а тут… Но я настояла, чтоб никого кроме родственников не было. Со своей мелюзгой потусить ради поддержания легенды — ещё куда ни шло, но чужих развлекать — увольте-с.

Таким образом, все заготовленные мамой игры достались родне: и рисование с завязанными глазами, и приклеивание хвоста нарисованной корове, и срезание с верёвочки разных гостинцев (это всё тоже вслепую). А мелких всего трое: я, Ирка да Таня. Остальные взрослые да подростки все. Но играли с таким азартом, хохотали…

Папа забега́л на минутку. Притащил мне целую упаковку бумаги «Для пишущих машинок» (десять пачек!) и большую шоколадку.

— Ну, теперь тебе хватит на книжку?

— Думаю, да!

Я изо всех сил обняла его за шею. Мне очень хотелось, чтобы он остался, но мама смотрела на него таким волком, и папа сказал, что ему сильно некогда…

Тёть Нина с дядь Сашей тоже, кстати, привезли бумагу, как я их и просила. Немножко другую (ну, какую кто уж смог купить), зато в придачу пачку чёрной копирки и несколько коробочек с лентами для машинки.

Дядь Саша и наброски по играм привёз, как мы договаривались. Передали мне эти листочки конспиративно, во время вручения подарка. Тётя Нина так и сказала многозначительно:

— И там ещё листы, которые ты просила.

Записи были вложены между пачками, а пачки перевязаны верёвочками, так что их совсем не видно было. Подпольщики, блин.

ВЕСНА ИДЁТ, ДОРОГУ ТАМ И ВСЁ ТАКОЕ

Очень в детстве мне нравилась песенка про весну, где «…и даже пень»…м-м-м… чего-то там какой-то «день»… «берёзкой тоже стать мечтает!..» Из древнего фильма, не помню какого, не суть.

Март выдался неровным, то вроде оттепель, то снова под минус тридцать. Но эти минус тридцать, так или иначе, не давали повода усомниться в том, что тепло всё-таки придёт. Мама вытащила из щепочного шкафа своё весеннее пальто… Хорошее такое кримпленовое пальто. Мда.

Фактура напоминала жаккардовые розочки.

Вот в чём несомненное достоинство этого кримплена — сносу ему нет. Синтетика же, причём какая-то суперстойкая. Сколько лет, интересно, этому пальто?

В целом меня не устраивало две вещи: коричневый «практичный» цвет и некоторая усталость ткани, присущая вещам, которые носят уже давно. Да и легковатое оно, как плащик.

— Знаешь, мам, — критически сказала я, — мы на зимнее пальто к зиме накопим.

— Некрасивое? — упавшим голосом спросила мама.

— Носить можно, — дипломатично ушла от ответа я, — но нам нужно нечто более… сногсшибательное.

— Чтоб все так и падали? — засмеялась мама.

— А те, которые послабее — сами собой в штабеля укладывались! — поддержала я популярную шуточку из кинофильма «Девчата». — Сколько у нас там накопилось денежек?

С того момента, как мы с мамой приняли стратегическое решение откладывать на зимнее пальто, кубышка пополнилась ещё на десятку с аванса. Итого семьдесят. Маловато будет. Нет, я могу, конечно, выкройку построить и пошить, но если я ещё и шить начну…

— А зарплата у тебя когда?

— Десятого.

Уже легче. Меньше сотки не получит. Хотя, чего гадать. Размер её зарплаты со всеми надбавками за внеклассную работу мы знаем точно: сто сорок шесть рублей двадцать пять копеек (и эта сумма мне нравится куда больше, чем сотня, которую она могла бы получать в детском саду). Из них четверть идёт авансом (тридцать шесть рэ пятьдесят шесть коп), а остальное — сто девять рублей шестьдесят девять копеек — в получку. Можно напрячься и рублей семьдесят выделить, правильно? На сорок рублей до аванса протянем, к тому же папа нам немножко алиментов перечислит.

— Ты не трать пока, — я соображала, сдвинув брови, — пальто тебе покупать будем.

— У меня, вообще-то, ещё рублей двадцать с получки осталось, — важно сказала мама.

— Вообще отлично! Вот и не трать.

Не знаю, как она воспринимала все эти наши разговоры… Да это и неважно. Не умею я притворяться, особенно когда надо многим людям говорить что-то важное, запоминать… И поэтому я забила на прикидыванье. Пусть считают меня эксцентричной заучкой, пофиг.

Зарплата за февраль порадовала нас премией (за статью!!!) — аж в восемнадцать рублей. Ого! Я подумала, что это вообще круто, получается, что мы за наш опус заработали ещё и вот так опосредованно, а кроме того — плюсик к репутации у начальства. Мы, конечно, страшно возликовали и в ближайшую субботу, сразу после маминой первой смены, помчались в город.

Куда идти смотреть пальто? Конечно, в «Торговый комплекс»! Самый большой магазин пром- и хозтоваров в Иркутске. Три здоровенных этажа! И единственное в нашем городе место, где работают эскалаторы, в детстве для меня это был прямо аттракцион.

На втором этаже имелся обширный, как загон, отдел верхней одежды. Женской. Зиму уже убрали, и весь отдел был полон весенне-осенней (или, как чаще говорили, «демисезонной») одеждой. Увиденное, честно скажем, удручало. Как вам, к примеру, ряд стоек длиной метров тридцать, очень плотно завешанный одеждой, и на каждой вешалке пальто одного и того же фасона? Хуже того, все эти пальто одного и того же цвета. Ткань, правда, замечательная — тонкий шерстяной драп, серо-чёрный, в ёлочку. Но ситуацию это не спасало. Потому что второй ряд стоек тоже наполовину был заполнен такими же пальто. Отличались только размеры, и (чтобы покупателям легче было ориентироваться) на стойках были укреплены такие специальные пластиковые плашечки с крупными цифрами типа «42», «44»… «56». С ростовкой следовало разбираться, читая данные на картонках, болтающихся на толстых нитках на каждом пальто.

Вторая половина отдела была заполнена пальто коричневого цвета. С серыми их роднил совершенно удручающий прямоугольный крой. С этакими генеральскими плечами на подплечниках.

Слов у меня нет, одни слюни…

Сто пятнадцать рублей удовольствие!

— Галя, Галя! — закричал вдруг незнакомый голос из-за перил, огораживающих отдел.

Оказалось, что это зовут другую Галю, которая тоже печально бродила вдоль рядов пальто.

— Галя, побежали скорей! В тканевом на третьем этаже драп выбросили!!!

Мы с мамой переглянулись — и тоже побежали!

У прилавка уже стояла очередь — всего-то человек шесть. Это мы здорово успели! И грузчики ещё заносили рулоны. Расцветок восемь, наверное, редкость какая.

— Смотри, какой оранжевый! — удивилась мама.

Но я судорожно вычисляла.

— Такой светлый оранжевый — сильно марко, — пробормотала я. — На зелёный не смотри, тебе не пойдёт, оттенок для светлых. И красный тоже — слишком светло-алый, блондинистый, — стоящая впереди девушка с интересом обернулась на меня, но мне не до того было. — Серый при прочих равных я бы не стала брать, слишком нейтральный. Синий этот тоже не твой. Чёрный… В принципе… — и тут зашёл грузчик с новым рулоном. Я толкнула маму в бок: — Во-о-от! Этот — твой!

Драп был насыщенно-красный, спелый-спелый красный. В мелкую чёрную куриную лапку. Куриная лапка — это очень хорошо, подгонять не надо, не то что клетку. И узор много лет актуален будет. Нет, шикарный вариант, однозначно. И у нас есть шанс его купить, даже если все в очереди вдруг захотят тоже купить по отрезу на пальто именно от этого куска. Надеюсь, тут нет оптовиков.

— Доча, — вдруг сказала мама, — я ж не знаю, сколько ткани-то надо. Чё мы зря стоим-то?

— Погоди, я сейчас вспомню, я в журнале видела… — на самом деле я лихорадочно пыталась прикинуть. Ткань широкая. На её сорок… шестой, наверное?.. с учётом небольшого расклешения по подолу… — Два тридцать бери.

Пальто по колено нормально выложится. Если останется лишнее, береточку закажем. Или, может, даже на капюшон выкроим.

Мы отстояли очередь, выложили на драп свои кровные семьдесят три шестьдесят, да на атласный подклад пять рублей с копейками.

— Ну, пошли пуговицы смотреть? — предложила я.

Пуговицы продавались неподалёку, вместе со всякой мелочёвкой. Выбор не сказать чтоб велик. Мда. Нет, были и какие-то странно-вычурные… Всё не то. Еле как выискали мы простые гладко-чёрные, без дырок (на ножке) — в остатках. Рядом торчала бумажка: «ост. 5шт.»

— Пять штук. Мало, — огорчилась мама.

— Нормально! Как раз хватит.

— А на рукава?

— А зачем тебе пуговицы на рукавах? Прошлый век! Можно рукава вообще без манжет сделать, типа пиджачных. Отлично будет. В конце концов, если сильно хочешь, можно будет пару гладких чёрных пуговиц помельче в других магазинах посмотреть.

Еле я её уговорила — но уговорила. Заодно купили нитки.

Дома мы прикидывали всякие варианты пальто — и я, и мама, и даже бабушка. В конце концов сошлись на двух моделях, которые я торжественно и перерисовала на отдельный листочек.

В воскресенье, пользуясь стоящими холодами, мы ещё раз сходили на лыжах — успевать надо, а то потает всё.

А с утра в понедельник мы с бабушкой выдвинулись в сторону ателье, узнавать: где и как могут пошить пальто. Ближайшая подобная контора находилась на Сеченова. Я, правда, наслышана была о них всякого (преимущественно нелицеприятного). Но бабушка была настроена сходить. Ладно, какой разговор — пошли.

Дама, которая нас встретила в этом ателье, вышла с таким лицом, что мне прям сразу захотелось развернуться и убежать. Но бабушка же.

Бабушка задавала вопросы. Тётя всё больше становилась похожа на бульдожку. По её словам выходило, что сшить они могут только «по утверждённым лекалам» — то есть выбор из нескольких определённых типов моделей. Брешет, конечно. Но, подозреваю, что любое ими сшитое будет похоже на эти вот утверждённые типы. На один тип. Тип мешка. Подружка моя через некоторое время будет у них шиться. К тому моменту они достигнут совершенства в умении превратить материал в тыкву. На предъявленный мной рисунок тётя не соизволила даже взглянуть, и тогда я сказала бабушке:

— Пошли, толку нету тут стоять.

Меня так и подмывало сказать этой бульдожине что-нибудь резкое — а смысл? Как будто она вдруг исправился, да? Пфе! Но любоваться на эту рожу я больше точно не хочу.

Мы вышли на тротуар, и бабушка озабоченно поправила пуховую шаль:

— Чё делать-то? Останется мать без пальто…

— Не останется! — я вспомнила про замечательное заведение, в котором я (по прошлому календарю) даже имела счастье учиться. — Пошли!

Надеюсь, они уже там сидят.

— Куда идём-то? — не поняла бабушка.

— Пошли-пошли. Я вывеску видела. Тут рядом.

Если что — прикинусь, что обозналась.

Но прикидываться не пришлось! На половину серого фасада тянулась надпись: «Производственно-учебное объединение „Труд“».

— На второй этаж! — скомандовала я.

Внутри было немного не так, как помнилось мне, но в конце концов мы нашлись.

— А вашего директора не Наталья Владимировна зовут? — спросила я у первой попавшейся взрослой портнихи.

— Да, — закивала она.

— А можете пригласить её, пожалуйста?

Но Наталья Владимировна уже услышала и сама вышла на голоса:

— Ой, тёть Рая, Оля — какими судьбами?

Молодая какая!

— Тёть Наташа, здравствуйте! Мы к вам по важному делу.

— Ну, пойдёмте в кабинет.

Мы уселись в директорском кабинете, и рассказали про свой неудачный поход в ателье. Я показала рисунок, по которому никто и никак не может сшить пальто (хотя, чего там шить-то, простой крой…).

— Это Галя нарисовала? — спросила Наталья Владимировна.

— Это я нарисовала, — без ложной скромности ответила я. — Предпочтителен вариант с капюшоном, если удастся его выложить*.

*В смысле — уместить

нужную деталь выкройки

в отрез.

— А ткань какая?

— Драп, — сказала бабушка.

— Куриная лапка, — добавила я.

— Лариса-а! — крикнула Наталья Владимировна, и на этот зов забежала шустрая невысокая портниха с вавилоном на голове. — Ларис, посмотри — возьмёшься?

Портниха облокотилась о стол и внимательно изучила наш листочек. Разговор пошёл по второму кругу. Лариса не брезговала разговаривать ни со мной, ни с бабушкой, и сказала, что ничего особо сложного в наших пожеланиях не видит, шить возьмётся, и даже не за сорок рублей, а за тридцать, вот только бортовка*…

* Специальных клеевых материалов,

простите за технологические подробности,

ещё не было. Была жёсткая ткань,

которую специальным образом

мелкими ручными стежками

подшивали на некоторые детали,

в частности — на борта изделия,

отсюда и название.

— Не считай им бортовку, — махнула рукой Наталья Владимировна, — чё там, свои.

— Ну, всё. Надо клиентку, размеры снять, — Лариса выпрямилась и поправила болтающийся на шее сантиметр**.

**Мягкую сантиметровую ленту.

— Мама сможет в обед забежать. Или к полшестого.

— Лучше бы, конечно, в обед, — портниха сморщила нос, — но если не получится, я останусь, подожду. Только обязательно пусть придёт!

— Ага! Я сейчас к ней сбегаю, скажу! — тут меня вдруг посетила ещё одна гениальная идея, и я спросила: — А вы платья шьёте?

— Конечно, шью, — развела руками Лариса.

— А вы можете сразу и на платье мерки снять? Мы примерно через месяц заказали бы. Только маме ничего не говорите, это будет сюрприз.

— На день рождения? — угадала Наталья Владимировна.

— Ага. И ещё нам потом понадобится зимнее пальто шить, осенью.

— Видишь, Лариса, каких я тебе хороших клиентов подогнала? — довольно засмеялась Наталья Владимировна, и мы с бабушкой заторопились назад.

Обратно бабушка шла тяжеловато — устала. Мы вместе доползли до школьного двора, и оттуда она пошла домой, а я побежала маму разыскивать. В спортзале было шумно, громко, и я немножко опасалась идти через эту толпу.

— Ты кого потеряла? — спросил меня скучающий на лавке пацан с перевязанной рукой.

— Мне надо учительницу позвать.

— Щас позовём, — он поднялся и деловито, вперевалочку, обошёл кусок зала вдоль периметра, показал маме на меня.

Она подошла торопливо:

— Что случилось?

— Мам, мы договорились в ателье, надо сегодня подойти, мерки снять. Желательно в обед.

— В каком ателье?

— На «Кинохронике».

— Не знаю там…

— Да я тебя провожу! Баба-то второй раз не дойдёт, наверно.

— Ну, давай. Так… У меня сейчас ещё один урок, в двенадцать пятнадцать я закончу, успеем до второй смены. Сходи, сможешь ткань принести?

— Да смогу, конечно!

— Ну, всё, беги. Класс, строимся!!!

Дальше довольно скучно. Я сбегала домой. Потом мы бегали до пошивочной мастерской, потом бежали обратно, потому что мама опасалась на уроки опоздать. Набегалась я, одним словом, до гудения ног. Зато через неделю мы получили отличное пальто. Я могла бы вам порекомендовать эту мастерскую, если бы не знала, что она закроется в девяностых — помещение отожмут. Но если вас вдруг занесёт в восьмидесятые годы двадцатого века в город Иркутск, знайте: остановка «Студия Кинохроники», большое серое здание, и на фасаде между вторым и третьим этажом длинная надпись. Вы, главное, запомните, что называется контора «Труд» — и смело можете у них шиться. А то с товарами широкого народного потребления как-то в наших местах печально.

Новое пальто смотрелось просто отпадно, особенно мне понравилось, что Лариса исхитрилась выкроить не только капюшон, но и собрала из лоскутков очень симпатичную береточку.

Мама выглядела в этом комплекте как дюймовочка, но держалась как королева, хоть на ногах у неё и были слегка устаревшие уже сапоги-чулки. Ну да ничего, в провинции всегда мода позже и приходит, и уходит. Зато импортные!

А к следующему сезону мы ей что-нибудь новое купим. Во всяком случае, постараемся.