СССР: вернуться в детство?

24. АХ, ЭТА СВАДЬБА, СВАДЬБА…

ПОДСТРАХОВОЧКА

В то же время я пришла к окончательному выводу, что мне-таки надо подстраховаться. Все знают, что я читать люблю — это да. А что и когда я в последнее время читала? Дома у нас кое-какие книжки есть, но набор никак не энциклопедический. Значит, что? Значит, нужно иметь документальное доказательство, что книги я читаю, и в большом количестве. Придётся нашу дражайшую Анну Дмитриевну слегка напрячь. Что-то давно она не имела счастье меня лицезреть. Утро вторника для такого выхода показалось мне вполне подходящим. Я решительно нарядилась, прихватила портфель и пошагала в школу.

В библиотеке был аншлаг. Анна Дмитриевна работала за своей стойкой как многостаночница, стараясь отпустить как можно больше детей до окончания перемены, и казалось, что у неё мелькает сразу несколько рук. Арахна*, тоже мне. Или нет, эта, индийская… Кали**!

*Ткачиха из греческих мифов,

которую за самомнение

ещё в паучиху превратили.

**Богиня смерти у индусов.

Многорукая, мда.

Говорят, у индианок заодно —

богиня домохозяек.

Я дождалась, пока это половодье схлынет, и тоже подошла, откашлялась. Над тумбой показалось лицо. Как в девяностых говорила юмористка Елена Степаненко, «радостью перекошенное», ага. Я когда явилась, она меня из-за других детей-то не увидела, а потом я сидела, ждала, а ей в своей конторке сидячих тоже не видать.

— Здрассьте, Анна Дмитриевна, — вполне себе приветливо поздоровалась я. — А я к вам по делу.

— Слушаю.

— Да вот, видите ли, перечитала я дома всё, что только можно. Мне бы что-нибудь интересное.

— «Тимур и его команда»?

— Читала.

— «Кортик. Бронзовая птица»?

— Читала.

— «Приключения Тома Сойера»?

— И даже Гекельберри Финна.

Минуты три она перечисляла мне всякое детское, а потом отчаялась:

— Ну, я даже не знаю, что тебе дать!

— А есть у вас Макаренко? — Макаренко мне весьма нравился, я бы и освежила впечатления разок, хоть бы кусками. — «Педагогическая поэма»? Или, быть может, «Флаги на башнях»?

— Да это же сложная вещь, — усомнилась библиотекарша.

— Ничего, я постараюсь понять. И «Горе от ума» дайте. И что-нибудь популярное по географии. И, скажем, легенды и мифы Древней Греции.

— Через семь дней продлять нужно, — чопорно предупредила Анна Дмитриевна.

— Через семь дней я возьму следующие книги, — мило улыбнулась ей я.

— Ты не успеешь столько прочитать.

— Не переживайте, успею.

— Я проверю!

— Естессственно.

Забегая вперёд, сразу скажу, что из-за приготовлений к свадьбе и всяческих торжеств я действительно пришла только через неделю. Зато с того дня посещать библиотеку я начала дважды в неделю, исправно таская туда-сюда шесть книжек (допустимый по правилам предел). Анна Дмитриевна поначалу пыталась упираться, опрашивать меня по прочитанному и даже вступать в дискуссии. Напрасно она это делала, я вам скажу. Кто из нас, в конце концов, старше и умеет задавать неудобные вопросы?

Кончилось тем, что выдавала она мне всё, что я просила (из имеющегося в наличии, понятное дело), и дурацких опросов устраивать более не пыталась.

Регулярно, каждый понедельник и четверг, я приходила за новой порцией «знаний», а дома аккуратно записывала прочитанные книги в список. Специальную толстую тетрадку завела для такого случая. Выделила отдельные разделы: «Русская и советская проза», «Зарубежная проза» (были ещё соответствующие разделы для поэзии), «Легенды, мифы и сказки народов мира» (а то ляпну что-нибудь про Йормунганда так, что народ будет озираться с подозрением — а я нечаянно могу), «География», «Спорт» — ну и так далее. Из легкомысленных имелись «Научная фантастика», «Приключенческая литература» и «Прочее».

Для наглядности я эти книги дома обязательно выкладывала, так, чтоб они на видном месте лежали: то раскрытые, то с закладками. Кое-что, между прочим, и правда, почитывала — оживить, припомнить.

СУМАТОШНЫЕ ДНИ

Шестого, в среду, приехал Наиль, и всё завертелось со страшной силой. Он куда-то ездил, доставал «музыку», привозил какие-то коробки и свёртки — и всё это было нужное (и удивляло меня чрезвычайно, поскольку я трижды в своей жизни умудрялась обходиться без подобных наборов).

В четверг они с бабушкой ездили на рынок, привлекли для столь ответственного дела Женю — и правильно, иначе я не знаю, как бы они со всеми этими кулями доволоклись. В пятницу Женя работал, и бабушка отправила Наиля на автобусе в коопторг со специальным списком «скоропортящего». А мы (мы с бабушкой) составили генеральный список: что мы готовим, что и в каком порядке везём, что кому передаём и ты ды. Иначе невозможно весь этот кошмар в голове удержать.

Вечером внезапно (для меня) приехали две Дашины сестры, и они втроём с бабушкой начали делать заготовки под завтрашние салаты — то, что спокойно проведёт на балконе или в холодильнике ночь и не тронется. Я тем временем переговорила с мамой и с Наилем, чтобы они спокойно восприняли тот факт, что я не поеду в ЗАГС.

Ну, я реально не могу! Во-первых, почему-то (даже если ты приехал точно к назначенному времени) всё равно придётся ждать от сорока минут до полутора часов. Как работникам сего заведения это удавалось вообще? Во-вторых, все эти мадам-регистраторши практиковали чудовищно длинные, нудно-пафосные речи (что, между прочим, породило целую серию пародий, ушедших в фольклор — я не вру!). И в-третьих, кто-то должен проследить за исполнением наших с бабушкой списков. Это буду я.

Над последним пунктом все посмеялись. А зря. Готовить-то я не разучилась. Ножи бы мне только кто наточил, а то ночью на ощупь не угадаешь, какой стороной резать, а я такое не люблю.

И я нашла такого человека!

ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

9 апреля 1983, торжественная суббота.

Женя пришёл к нам рано-рано, часов в восемь (ладно-ладно, я сова, для меня восемь — рань несусветная!), оказывается, он сегодня выступает главным свадебным извозчиком, по какому поводу на машину положено установить здоровенные обручальные кольца (сверху, типа таксистских шашечек), натянуть от переднего до заднего бампера (обязательно через эти кольца) цветные капроновые ленты, а на морду машины ещё и куклу-невесту привязать, которую вчера Дашины сёстры подогнали. А! Ещё шарики к зеркалам. Как сложно всё…

А я вышла в коридор и грустно спросила:

— Дядь Жень, ты ножи точить умеешь?

— Конечно, умею! — страшно обрадовал меня он. — А брусок есть?

Брусок у нас был, хотя и страшненький, и за десять минут Женя справился с квестом и привёл наши ножи к приемлемому состоянию.

— А теперь быстро в кухню! — скомандовала я. — А то они неправильно нарежут. А я пальцы себе отчекрыжу. Зато ты — большой и сильный, и мы сейчас дружно их победим. Твоя сила, мой интеллект.

Женя хрюкнул. Привык он уже, по ходу, к моим закидонам.

— Кого побеждать-то будем?

— Куриц. Пошли.

Куриц было восемь штук. Кто вам будет говорить, что в СССР были только синие неощипанные куры с головой и потрохами — не верьте. Нет, такие, конечно, были тоже, но бабушка считала, что не для того она переехала в город, чтоб самостоятельно задохлых кур щипать.

Да, по-честности, в Иркутске практически всегда продавали кур ощипанных, правда в основном они были худые и поджарые, как нигерийские бегуны, а те, которые «несушки», ещё и страшно жилистые. Так и называли их, «синяя птица», и брали в основном на бульон. Цена на них при этом была выше, чем на говядину*! Два девяносто за килограмм! Но брали — может, потому что без талонов? Да и мясо магазинское от супнаборов мало отличалось. А на рынке цена уже пять рублей за кэгэ. И это не вырезка! Слова «вырезка» я в детстве вообще не слышала. На мясо была установлена предельная цена (именно вот эта, пять рублей) — все без исключения куски были с костями, все по пять рублей. Говорят, особо ценились рубщики, умеющие разобрать тушу так, чтобы костей было поменьше видно.

*То есть, на те говяжьи кости

с остатками воспоминаний о мясе,

которые в магазинах

можно было отоварить на талоны.

Но это я отвлеклась от магазинных куриц. Так вот, наша бабушка этих птиц счастья не уважала и покупала для торжественных случаев совсем других. Не знаю, чьё это было производство — скорее всего, коопторговское — но куры были красивые, упитанные и чистенькие, без лап, голов и прочих неприятностей с кишками. Подозреваю, что и стоили они совсем по-другому, но поскольку в обычных государственных магазинах их не продавали, то и ценник я вам сказать не могу, не видела.

Я примчалась на кухню вперёд Жени и начала командовать:

— Значит так, смотри: крылья все отдельно, — крылья здесь не любили, не вошли, видать, во вкус; а я их завтра пожарю, отлично будет. — Отделяем ноги и делим пополам вот так: ножка и бёдрышко, ага?

— Понял.

— Три грудки целиком оставь, а остальные делим на четыре части вот так.

— А спинки?

— А спинка — супнабор, толку с них на банкете. Заморозим.

— Разрешите приступать?

— Считай, что зелёный свисток прозвучал.

Пока в зале началось разбирательство с куклами и надувание шариков, Женя махом раскроил мне куриц. Спинки я реально сразу убрала, получилось четыре куриных супнабора. Пришлось завернуть их обратно в толстую упаковочную бумагу*, из которой эти куры были извлечены. И они даже влезли в морозилку, поскольку из неё как раз почти всё было вынуто для готовки.

*То, что сильно позже

назовут претенциозным словом

«крафтовая».

Бабушка вплыла в кухню, когда я уже ставила кастрюлю с грудками вариться. Тяжеловато, блин!

— Оля! Ты зачем такую тяжесть поднимаешь!

— Ну, простите, погорячилась. Ты на выкуп-то поедешь?

— Говорят, надо.

— Ну и езжай. А то Наиль вдруг загрустит. Обидно ему будет, если ты не поедешь.

— Думаешь?

— Конечно. Мама — и вдруг не поехала.

— А тут как?

— Нормально тут, всё успеем. Погоди-ка!

Я сбегала в комнату и притащила жестяную коробочку от грузинского чая (дряного, честно скажем, чая, купленного единожды исключительно ради коробочки).

— Держи. Будут выкуп за невесту просить — будешь рассчитываться.

Бабушка заглянула в коробочку.

— Ты где столько наменяла?

— Так с нового года, считай, готовилась, все копейки — туда, — да-да, коробочка больше чем наполовину была заполнена копеечными однушками и двушками. — Если что останется, из ЗАГСа будут выходить, под ноги им кинешь. На жизнь в достатке.

— М-м. Ещё крупы тогда надо. Ну-ка в кулёчек мне насыпь.

— Риса?

— А пшёнка, что, не подойдёт?

— Да любая крупа подойдёт. Хоть пшёнка, хоть перловка.

— О! Перловки давай!

Мама явилась посмотреть, что́ это мы тут делаем, послушала нас и тоже изъявила желание людей крупами посыпа́ть. Пшёнкой. Чтоб в жизни было разнообразие.

В общем, уехали они во всеоружии. А я осталась одна. И начала смешивать необходимые ингредиенты в нужных комбинациях.

Ко времени приезда группы инициативных женщин из госучреждения я успела доделать три сложных салата. Нет, три таза сложных салата! Оставила им всякое малоинтересное и требующее физических усилий: селёдку от костей чистить, морковку сырую тереть, сыр колбасный и тому подобное.

Привалили они толпой: бабушка, тетя Валя, тётя Клара, которой не хотелось ехать в Солнечный, да потом обратно, обе её дочки.

— А где молодые-то? — спросила я, заглядывая за их спины.

— Так они поехали на Вечный Огонь, потом по городу, потом до Листвянки хотели ещё.

— Господи, а туда-то зачем?

— Да просто, время провести. Дома, что ли, сидеть три часа? — махнула рукой тётя Валя. — А это белый что за салат?..

В общем, пошли гастрономические разговоры, сборы и прочее.

Слоняющимся от безделья дяде Рашиду и дяде Вале было предложено собрать те запасные столы, что у Наиля в комнате стоят — всё равно ведь завтра второй день у нас гулять будем. Неугомонная тётя Валя побежала следом за мужем в Наилеву комнату и замерла на пороге:

— А где молодые-то сегодня спать будут⁈

Мы сгрудились у неё за спиной.

— А давайте сейчас столы соберут — и мы всё на столы переставим? — бодро предложила Алёнка.

— Ну, вы таскайте, а я колбасу буду резать, — выбрала себе самую халявную работу хитрая тётя Клара.

В общем, дело закипело. Поставили первый стол, кто-то умный предложил сразу застелить его скатертью назавтра, да и доски с табуретками расставить, всё равно их тоже из крошечной спальни убирать надо. Второй стол пока накрыли куском кухонной клеёнки для поварих, потому как в кухне все не вмещались никак.

— Ой, а это что за пакет? — закричала большая Ира из кухни. — И кровь с него течёт!

Я побежала туда.

Пакет оказался здоровенным куском говяжьей печени. Нет, не куском. Целой, блин, печенью! Кто-то по ошибке её разморозил. Ну, а теперь всё, крындец. Обратно замораживать — такая фигня получится…

— Сейчас, погоди, — я высунулась в зал: — Ирка, кастрюлю жёлтую из комнаты принеси!

Маленькая Ирка ввинтилась между людьми и почти сразу выскочила с нужной кастрюлей:

— Эту?

— Да, давай!

Я передала Ире (большой Ире, такое вот задвоение имён у нас в родне) кастрюлю:

— Вот такими кусками режь и сюда складывай.

— И куда это?

— Молоком зальём, пусть до вечера стоит. А завтра я утром паштет из него сделаю.

Я вдруг испугалась, что для паштета нет прочих ингредиентов. Сунулась под раковину — лук с морковкой в вёдрах стоят! А вот масло? Масла сливочного нашлось в морозилке две пачки. Маловато на такой кусок, но уж чем богаты. Сейчас, как говорится, поздняк метаться — переложила их на дверцу холодильника, чтоб к утру не каменные были…

И вот примерно в такой суете прошло три часа.

Наконец всё было готово, и… обнаружился серьёзный прокол в нашем плане. На машине был только Женя. Женя увёз молодых, и должен был приехать вместе с ними прямо в школу, к шести часам. С той стороны тоже была одна машина, и она тоже уехала с молодыми. Посмотрели мы на свои тазы — других вариантов всё равно нет. Каждому по тазу/кастрюле/сумке — и вперёд!

Больше всего меня пугала перспектива тащить ящики с выпивкой, но тут мужики сказали, чтоб мы на этот счёт не переживали, хоть три раза сбегают, но принесут. Уж кто бы сомневался!

«Граждане, соблюдайте культуру общения и пития», — пробормотала я фразу, которая висела у нас на пивном киоске у «Трёх поросят». Хотя, наши выпившие все спокойные, весёлые, ни разу никаких ни драк, ни ругани даже не было. За прочих гостей я не была так уверена, но сильно надеялась на благополучный исход нашего мероприятия. Если что, наших больше, мы заборем.

Дальше довольно скучное — дотащились мы да начали всю эту вкуснятину раскладывать, что не влезло, временно составляли в здоровенный школьный холодильник. Повариха продемонстрировала бабе Рае торт — пока персонально, чтоб, так сказать, для остальных сюрприз был. Она, вроде, осталась довольна.

Приехали Дашины родители — с сумкой батонов и ещё одной, в которой оказалось сливочное масло и банки с красной игрой. Шик неимоверный! Бутерброды наши дамы мазали сами, не доверяя столь важное дело неизвестным школьным поварихам.

Молодёжь прямо в обеденном зале решила не танцевать — дескать, разговорам будет мешать, и светомузыка при свете не сработает, чё её тогда тащили. В ближнем к столовой углу вестибюля установили будущую дискотеку со здоровенной сияющей и мигающей бандурой, которую настраивал местный Кулибин (видимо, из Дашиной родни). Увидеть наш дискач с улицы не должны были никак по причине почти полного отсутствия окон.

Потихоньку стягивались гости, прохаживались или рассаживались на лавочках вдоль стенок, развлекали друг друга светскими беседами. По условию, поставленному нам директором, во дворе никто не маячил, и встречать молодых мы должны были здесь — у входа, но внутри. Все сошлись на том, что это тоже нормально, и принципиального повода стоять на улице никакого нет. Бабушка, в своём парадном синем платье с брошкой на груди, уже сидела с караваем наизготовку.

ГОРЬКО!

И вот, наконец, двери распахнулись и первыми показались мама (моя мама) и Дашины сёстры, все трое весёлые (подозреваю, по паре-то бокалов шампанского они уже приняли). Все сразу подскочили, засуетились, построились широким полукругом. Торжественно вошли свидетели в красных лентах, а уж за ними — молодые! Все заорали, захлопали, а я поняла, что бабушка оказалась-таки права: не далее как к августу нас ожидало прибавление в семействе. Пока в глаза бросалось не особо, но… если знать, то заметно, так скажем.

Последним вошёл Женя, что-то сказал сторожу, и тот закрыл двери на массивный засов.

Свадебный ритуал был, сразу признаюсь, не настолько раздут, как в постсоветские времена. Общие приветственные крики, из которых выделялись родители молодых с лозунгом: «Совет да любовь!» Мать жениха с караваем, отец невесты с бокалами. Каравай кусали, кто больше (тот и главный, ха). Бокалы били с размаху об каменный пол вестибюля (но завернув в специальные полотняные мешочки, это я им подсказала, из будущего фишка, тут никто так не делал).

После все повалили за столы. Тамаду выбирали прямо в процессе — ещё и соревнование было, кто станет тамадой. Но тут уж с огромным отрывом по очкам выиграл дядя Саша, он у нас всегда тамадил, и тосты красиво говорил, и шутил остроумно, и спор среди гостей мог погасить. И вообще дядя Саша пользовался всеобщим уважением, так что тут без вариантов.

Дальше было много тостов, криков «горько!» — обязательно с хоровым счётом под поцелуи, снова тостов, танцев, шуток и поздравлений.

Сторож открыл мужикам дверь во внутренний двор, и они время от времени массово вставали и выходили «курнуть».

И всё было просто замечательно, пока…