Сталь от крови пьяна

Глава 2

Лошадь под седлом волновалась, будто ощущала это неуловимое дуновение войны и смерти, что принёс с собой северный ветер. Кристину тоже трясло, хотя не она сейчас отправлялась в военный поход, не она с каждым пройденным километром приближалась к смерти, не она подвергала свою жизнь риску и опасности. Но всё это предстояло её отцу, а потому не переживать она не могла.

Перед выездом в замковой церкви Эори прошла торжественная месса. Главный священник Нолда благословил войско, молясь Господу, чтобы тот оградил воинов от смерти и ран, наделил их силой и мужеством, а врагам послал кару, которую они заслужили своими злодеяниями. Кристине всё это казалось странным. Молить Бога о войне… Разве он одобряет подобные вещи? Надо будет потом спросить у своей наставницы-монахини.

Сразу же после мессы воины выдвинулись на тракт.

Лорд Джеймс ехал во главе войска на вороном жеребце, и Кристина не отставала от него ни на шаг. Также рядом с ними ехал оруженосец отца, семнадцатилетний Оскар, сын барона Эдита, а чуть впереди скакал знаменосец: на огромном полотнище развевался герб, чёрные скрещённые мечи на белом поле. А за ними по тракту, ведущему на север, следовало огромное нолдийское войско: вассалы Коллинзов, рыцари, простые солдаты, лучники, лекари, повара, слуги, оруженосцы и даже шлюхи. Катились обозы с провизией, оружием, доспехами, водой, лекарствами, мылом, шатрами и палатками. Кристина даже не бралась считать, сколько людей сейчас заполнило тракт, — не меньше десяти, а то и пятнадцати тысяч, и это ведь ещё не всё!

— Бьёльнцы ждут нас на ближайшем становище с самого утра, — сказал отец. — Надо поторопиться.

Если бьёльнцев не меньше, чем нолдийцев, если Шингстен предоставит корабли с таким же количеством моряков и морской пехоты, то фарелльцам точно не победить!

Кристина вызвалась проводить отца до того самого становища — очень уж не хотелось с ним расставаться, а при мысли, что они не увидятся в ближайшие несколько месяцев (и это самое малое), сердце начинала сдавливать ядовитая тоска. Конечно, с ней останутся господин Гленн и капитан Фостер, но никто из них не сможет заменить ей отца.

Альберта, тоже провожавшая герцога Вэйда, своих чувств не выдавала, хотя пару часов назад поделилась с Кристиной тем, что тоже до безумия переживает и опасается за жизнь отца. Именно поэтому она так рвалась на войну: дело было вовсе не в желании проявить себя, поучаствовать в боях, показать свои умения… Просто Берта чувствовала острую необходимость защитить отца, хотя, видит Бог, в защите он особо не нуждался.

Сейчас молодая герцогиня выглядела спокойной и сдержанной: уверенная осанка, холодный взгляд, едва заметная вежливая улыбка… Но её пальцы слишком уж сильно сжимали поводья, а брови иногда резко сходились на переносице, будто её разум кололо какой-то неприятной мыслью. Кристина взглянула на новую подругу с сочувствием, но та этого не заметила, засмотревшись на высокое светлое небо.

Вскоре Кристина заметила на горизонте нескольких всадников: они были пока слишком далеко, чтобы представялось возможным посчитать их количество и увидеть герб на знамени. Но всадники стремительно приближались, гоня коней галопом, и уже вскоре она увидела, что было их немного — не больше семи-десяти, а на развевающемся чёрном стяге было изображение серого замка. Герб Штейнбергов, лордов Бьёльна. Кристина хорошо знала гербы почти всех дворянских домов Драффарии, разве что путалась в шингстенских эмблемах мелких рыцарских родов. Но не узнать герба главного дома Бьёльна она не могла.

— Видимо, наши бьёльнские друзья устали ждать и решили нас встретить, — усмехнулся отец с явной теплотой в голосе.

Союзники из Бьёльна, как заметила Кристина, решили проявить уважение и не посылать к нолдийцам простого гонца с напоминанием, а выехать лично. Она насчитала семерых мужчин в лёгком неполном доспехе и в чёрных и фиолетовых сюрко сверху, одного знаменосца и возглавляющих отряд лорда Штейнберга и ещё одного дворянина, которого она не знала. Издалека бросались в глаза его золотистые короткие волосы, яркая фиолетовая, несколько неуместная в военном походе одежда и горделивая осанка, навевающая мысли о явно раздутом самомнении.

То, что лорд Генрих приехал сам, Кристину не удивило. Некогда он был оруженосцем у лорда Джеймса и десять лет назад получил от него рыцарское звание и меч. Кристина в те годы была совсем маленькой и не очень хорошо помнила, как нынешний властитель Бьёльна выглядел в юности. Поэтому теперь, когда он подъехал совсем близко, она вдруг встрепенулась, чуть задрожала, будто встретила кого-то из далёкого прошлого, чей образ уже совсем стёрся из памяти… На самом деле так оно и было, но Кристина не понимала, почему эта короткая встреча с лордом Штейнбергом всколыхнула в ней такие эмоции. Он был близким человеком для отца, а не для неё… С ней он, помнится, пересекался крайне редко, потому что его как подростка дела младенцев не интересовали. Да и что вообще могло интересовать едва разменявшего второй десяток юношу, кроме оружия и драк, учебных и настоящих?

Сейчас же Кристина заметила, что лорд Генрих был красив, хоть и показался ей уже не особо молодым: она разглядела небольшие морщинки в уголках зелёных глаз, а в самих глазах — некоторую усталость.

Отец выехал чуть вперёд и ловко спешился почти одновременно с лордом Штейнбергом. Они формально поприветствовали друг друга поклонами и рукопожатиями, а потом, забыв о церемониях, крепко обнялись. Около минуты они о чём-то переговаривались — голоса их звучали тихо, и Кристина почти не расслышала слов. После отец подошёл к её коню, положил ладонь на её пальцы и заглянул ей в глаза — внимательно и строго.

— Мне пора, — вздохнул лорд Джеймс, и Кристина напряглась. — Я постараюсь писать тебе почаще. Не беспокойся обо мне, помни, что всё обязательно будет хорошо. — Она кивнула, и он продолжил со сдержанной улыбкой: — Будь умницей, слушайся Гленна и Реджинальда. Но и о том, что ты теперь хозяйка Эори, не забывай.

— Я помню, — отозвалась Кристина, нервно сглотнув. Отец доверял ей, отец надеялся на неё, разве она имеет право подвести? Нет, теперь она будет в тысячи раз ответственнее, внимательнее и усидчивее, постарается поумнеть и повзрослеть… Чтобы со временем даже господин Гленн и капитан Фостер поразились её навыкам. — Я тебя люблю, пап.

— И я люблю тебя, милая. — Отец погладил её пальцы и убрал руку. — До скорой встречи.

Кристине пришлось отъехать в сторону, уведя коня с ровной дороги к траве, что росла вдоль тракта. Весна только-только началась, и освобождённая от снежного плена земля была ещё серо-жёлтой, покрытой остатками прошлогодней травы и сухими листьями. Но и новая нежная трава, и первые листочки на деревьях уже начали постепенно пробиваться, даря приятные ощущения приближающегося тепла.

А отцу всю весну придётся провести на войне… на далёком севере, где, говорят, ночь может длиться сутками, где снег не сходит до лета, где адские холода пробирают до костей… Захотелось вдруг позвать отца и удостовериться, достаточно ли тёплой одежды он взял с собой, не забыл ли плащ, перчатки или сапоги… Но Кристина не успела: он запрыгнул в седло и дал знак своей армии двигаться вперёд, вслед за ним и бьёльнским отрядом, вслед за ветром и зовом долга навстречу войне.

***

— Мы же только вчера вечером проехали мимо Эори! — возмущался Хельмут, пришпоривая коня. — Буквально рукой подать до городских стен, заехали бы сразу! Зачем мы сейчас туда возвращаемся?

— Мы не возвращаемся к Эори, мы… — Генрих замялся. — Просто я хочу встретить лорда Джеймса. Лично, без церемоний, как старого друга. И я тебя не заставлял ехать со мной.

— Ты предложил проехаться, а я не мог тебе отказать. — Он усмехнулся и поёжился, набрасывая на голову капюшон подбитого мехом плаща. На самом деле эта его отзывчивость (причём очень избирательная) донельзя трогала. — Ну и холод тут…

— Ты первый раз в Нолде, да? — усмехнулся Генрих. — Сейчас весна, так что это ещё не холод… А нам, между прочим, предстоит ехать дальше на север. Ходят слухи, что там снег до сих пор не растаял.

Хельмут лишь вздохнул и поправил упавший было капюшон, взъерошивая волосы, которые он всё утро так тщательно расчёсывал.

Казалось, что этот утончённый, явно избалованный юноша ни капли не был готов к грядущей войне, не был приспособлен к лишениям, которые она сулила, однако на самом деле Хельмут ещё ни разу ни на что не пожаловался. Лишь пару раз буркнул, что холодно, но дело шло к теплу, так что терпеть морозы в ближайшее время не придётся точно. Поэтому Генрих был уверен, что его друг стойко перенесёт все тяготы военного похода, хотя самое страшное, конечно, было ещё впереди.

Вскоре на горизонте появилась чёрная полоса, и Генрих дал знак замедлиться. Издалека приближающаяся нолдийская армия напоминала тучу или чёрный туман, и это даже вызывало некоторый страх и вгоняло в дрожь. Конечно, глупо было надеяться, что фарелльцы, увидев такое войско, испугаются и побегут… Их, скорее всего, окажется не меньше, а в тылу на севере их будет поддерживать подкрепление. Но всё же армия Нолда не могла не внушать должного уважения.

Генрих невольно расправил плечи, сжал поводья.

Наконец приближающееся войско перестало быть похожим на сгустки чёрного дыма. Вырисовывались очертания людей, лошадей и обозов, оружия и стягов. Копыта коней и колёса телег поднимали пыль, которая оседала на придорожной траве — свежей весенней и серой прошлогодней. От пыли закололо в носу и даже в глазах, но со временем Генрих к этому привык, а когда возглавлявший армию лорд Джеймс дал знак остановиться, то пыль улеглась, и дышать стало легче.

Видеть своего наставника после довольно длительной разлуки было отрадно. Последний раз они встречались три года назад: Генрих тогда приезжал в Эори на трёхлетнюю годовщину смерти леди Лилиан. Маленькой Кристины в тот момент в замке не оказалось — она ездила гостить в Освальд, к родственникм матери.

Сегодня Генрих увидел девочку возле лорда Джеймса: она ехала рядом с ним, облачённая в костюм для верховой езды и чёрный плащ. Каштановые волосы убраны в аккуратный пучок и накрыты вейлом, серо-голубые — отцовские — глаза смотрят пристально и уверенно, хотя и тревоги в них тоже немало. Хотелось верить, что из неё вырастет прекрасная правительница и, раз уж она выбрала для себя такую судьбу, воительница. Генрих понимал: когда она возьмёт в свои руки власть над Нолдом, ему придётся иметь с ней дело.

Но сейчас маленькая Кристина его не слишком интересовала. Она проводит отца и вернётся в Эори, а вот с лордом Джеймсом Генриху ещё предстоит долгое сотрудничество в условиях войны. Нужно обсудить планы, договориться о численности частей войска, передать друг другу все известные новости… Так что отвлекаться не следует.

Лорд Джеймс спешился, и Генрих тоже спрыгнул с коня — его спутники остались в сёдлах, равно как и ближайшая свита повелителя Нолда, в том числе и оруженосец и дочь. За три года Джеймс почти не изменился, лишь в его каштановых волосах, доходящих до плеч, появилось несколько седых волосинок. Но улыбка его всё так же светилась, и глаза тоже приветливо блестели, и Генрих не мог не улыбнуться ему в ответ даже при официальном поклоне. Лишь после него они пожали друг другу руки и обнялись, как и следовало старым друзьям.

— Я же говорил тогда, что ты меня перерастёшь, — усмехнулся лорд Джеймс. Это было правдой, хотя разделяло их не больше пяти-восьми сантиметров. — Как ты? Как дела в Бьёльне?

— Всё хорошо, — кивнул Генрих с улыбкой. — Ну, насколько это возможно… сейчас. А так всё спокойно.

— Невесту ещё не нашёл? — вдруг подмигнул лорд Коллинз.

Сзади раздался громкий смешок Хельмута.

— Да как-то… нет, — пожал плечами Генрих, немного опешив от такого вопроса.

Он ещё ни разу не думал об этом: даже когда попытался жениться его лучший друг, даже когда заключил помолвку двоюродный брат… Всё это происходило где-то рядом, иногда при его посредничестве, но всё же не с самим Генрихом, и он ни разу не пытался даже представить себя на месте Хельмута или Вильхельма. Странно, пожалуй: в этом мире всем приходится жениться рано или поздно… Но у Генриха было два младших брата, и они вполне могут стать его наследниками, а потому заводить собственных детей он не считал нужным.

— Ну ничего, ещё успеешь. — Лорд Джеймс похлопал его по плечу. — Торопиться с этим делом не надо.

— И правда, — отозвался Генрих сдавленным голосом. Ему показалось, что лорд Джеймс на что-то намекал, но он никак не мог понять, на что именно. Уж не на свою ли дочь? Она ведь ещё совсем ребёнок… Да, в пятнадцать лет большинство девушек уже созревает, но всё же придётся ждать её совершеннолетия, а когда ей исполнится восемнадцать, ему будет за тридцать… Вряд ли она сама захочет выходить за него. А Кристина не была похожа на ту, что станет покорно следовать родительской воле и не проявит ни капли своенравия.

Генрих снова посмотрел на неё, будто невольно. Девочка внимательно глядела на отца, и теперь в её взгляде было ещё больше тревоги, чем минутой ранее. Видимо, она наконец-то чётко осознала, куда направляется лорд Джеймс и на какой долгий срок её оставляет. Конечно, всем хотелось верить, что война закончится быстро, но вряд ли им удастся разобраться с фарелльцами раньше, чем до наступления осени.

— Мне нужно попрощаться с дочерью, — подал голос лорд Джеймс. Он перестал улыбаться, и в его взгляде тоже вдруг заплескалась глубокая печаль, которую было невозможно скрыть.

Пока лорд Коллинз говорил с Кристиной, Генрих снова забрался в седло и тоскливо вздохнул. Конечно, он тоже успел соскучиться по родным землям и по семье — восемнадцатилетнему Вольфгангу и маленькому Рихарду, которому ещё не исполнилось семи. Но деваться было некуда: пусть фарелльцы завоевали пока лишь небольшой клочок северной части Нолда, они могли легко добраться и до его родного Бьёльна, взять всё королевство без труда, если не оказать им сопротивления сразу, в самом начале. Пожалуй, не все в Бьёльне и Шингстене это понимали, считая, что нолдийцев можно оставить наедине с их бедой. Но Генрих понимал. Оттого и собрал большое войско и лично возглавил его, хотя у него пока не было особого опыта в ведении войн.

Впрочем, лорд Джеймс многому его научил. Не только сражаться на мечах и стрелять из лука, но и вести переговоры, придумывать стратегические ходы, планы атак и штурмов, уметь снабжать армию продовольствием и подкреплением… И Генрих был бесконечно благодарен ему за это, а теперь он надеялся, что сможет применить полученные знания в полной мере. И что лорд Джеймс останется им доволен.

Однако начиналось всё не так гладко.

Помнится, мама (она тогда ещё, конечно, была жива) привезла его, двенадцатилетнего мальчугана, в Эори во время назревающего противостояния между Бьёльном и Нолдом — далеко не первого и, казалось, не последнего. Речь шла о пограничных северных бьёльнских территориях, что принадлежали барону Краусе. Его земли граничили с землями нолдийского герцога Смита, чей род постоянно на них претендовал, но бьёльнцы себя в обиду не давали.

И леди Виктории Штейнберг это надоело.

Отец, кажется, вообще не хотел разбираться с этими сложностями, отмахивался, мол, так было всегда, это же граница, чего ты хочешь? Там постоянно кто-то воюет, не стоит на это обращать внимания. А мама обратила. Мама всегда была решительнее и сильнее, чем отец. И ей не хотелось вести бессмысленных войн, пусть и не столь больших и кровавых.

— Нолдийцы должны быть нам друзьями, а не врагами, — говорила она, когда они с Генрихом и вооружённым отрядом из пятидесяти человек преодолевали путь от Айсбурга до Эори, на который у них ушло не меньше месяца. Как выяснилось позже, оно того стоило. — Это по меньшей мере выгодно. Уж лучше торговать с ними, чем с этими жмотами из Шингстена. — Иногда леди Виктория позволяла себе ругаться, но случалось это не столь часто — лишь когда она была очень зла. — К тому же они сильны и хорошо дисциплинированны. Если настанет война, лучше союзника, чем Нолд, ты не найдёшь. — И она погладила Генриха по волосам.

Из окна кареты виднелся лес: леди Виктория решила сократить путь и не поворачивать на границе на запад, к тракту, а проехать узкими лесными тропками. Дорога была не столь ровной, отчего карета то и дело подпрыгивала на ухабах, один раз они застряли в луже (шёл дождливый лакритис*, и погода стояла ужасная), но ни разу не напоролись на разбойников — и на том спасибо. Позже лорд Джеймс смеялся и уверял, что разбойников в нолдийских лесах не бывает: их быстро ловят, а их отрубленные головы выставляют всем напоказ, чтоб другим было неповадно.

Генрих помнил, как они с мамой стояли в главном зале Эори. Этот зал был светлее и шире, чем главный зал Бьёльна. Хотя теперь Генрих понимал, что подобные ощущения у него возникли оттого, что он был маленьким. Всё вокруг казалось ему больше, чем на самом деле: и замок, и Нижний город, и большой зал, и помост с тронами, на которых сидели лорд Джеймс и его жена, леди Лилиан. Это была высокая молодая женщина с добрыми серыми глазами и каштановыми волосами с рыжеватым отливом. Она была беременна уже семь лун, и её живот под тканью алого платья тоже казался огромным. Джеймс же, и сейчас сохранивший стать и мужскую резкую красоту, тогда не имел ни морщин в уголках глаз, ни усталости во взгляде; он буквально излучал жизнелюбие и силу, ведь ему было всего двадцать пять лет.

Возле лорда Коллинза сидел его брат, Джойс, тогда ещё не покинувший Нолд, чтобы стать наёмником. В те времена лорд Джеймс часто прислушивался к советам брата и позволял ему присутствовать на важных встречах и собраниях.

Маме явно не нравилось, что она стоит, а они сидят, да ещё и взирают на них сверху вниз.

Но леди Лилиан смотрела на Викторию с улыбкой и то и дело кидала ласковые взгляды на Генриха. А ему очень хотелось тогда взять маму за руку, хотя он то и дело одёргивал себя, сам себе напоминал, что уже не маленький. Но он волновался и даже, можно сказать, боялся, потому что лорд Джеймс, в отличие от своей жены, смотрел сурово и непроницаемо. И Генрих, чтобы показать, что он в свои двенадцать уже достаточно смел и решителен, тоже упрямо смотрел на него, не отводя взгляда до тех пор, пока сам лорд Коллинз не отводил свой.

— Стычки между Смитом и вашим Краусе — дело уже совсем привычное, — невесело усмехнулся он, когда леди Виктория разъяснила ему суть своей просьбы.

— Вы говорите прямо как мой муж, — закатила глаза она.

— Так, может, вашему мужу лучше знать, как поступать? — парировал Джойс.

Виктория взглянула на него уничижительно.

— Мой муж даже не потрудился приехать сюда со мной, — вздохнула она, поправляя смоляную косу, перевитую зелёной лентой. — Но он… он не хочет с вами ссориться и воевать, как и все мы.

— Мы — это вы и ваш сын? — уточнил лорд Коллинз.

— Мы — это весь Бьёльн, — вскинула голову леди Виктория.

Лорд Джеймс задумался, сжав подлокотники трона. Он тогда был весьма вспыльчив, но ему повезло: рядом с ним сидела его жена, умная и добрая леди Лилиан, которой, впрочем, силы характера тоже было не занимать. После Генрих не раз убеждался в том, что именно Лилиан постоянно отговаривала мужа от поспешных решений, необдуманных поступков и неправильных выводов, к которым он приходил в том числе и благодаря советам Джойса.

— Милорд, — мягко сказала леди Лилиан. Она осторожно коснулась пальцев мужа и посмотрела на него пронзительно и тепло. — Земли барона Краусе давно уже принадлежат Бьёльну, нам нет смысла претендовать на них.

— Это дело принципа, миледи, — буркнул лорд Джеймс, бросив на неё резкий взгляд. — Кем меня посчитают мои вассалы, если я сдамся?

— Мы не воюем, вам не придётся сдаваться, — подала голос леди Виктория. — Мы заключим союз, поклянёмся соблюдать мир и помогать друг другу в случае опасности, будь то вторжения из других королевств или нападки Шингстена.

— Это прекрасное предложение! — воскликнула леди Лилиан, положив руку на живот, будто пытаясь успокоить взволновавшегося ребёнка. — Милорд, вам так не кажется? Я бы на вашем месте приняла его.

Лорд Джеймс снова замолчал, устремив свой взгляд в дальнюю стену зала — мимо леди Виктории и смущённого спором взрослых Генриха. Будто на этой стене он надеялся прочитать ответ.

— К тому же, — подала голос мама спустя пару минут глухой тишины, — мой сын уже вступил в возраст созревания. Ему пора становиться оруженосцем и постигать путь настоящего воина, а не мальчишки с игрушечным мечом. — Генрих понял, что настал момент, который решит его судьбу, и резко взглянул на неё, почувствовав, как обрывается сердце, но она не обратила внимания. — Вы могли бы взять его, милорд. Вместо тех земель, раз вам так угодно. — Звучало цинично, но Генрих обиды не почувствовал: если мама хочет, чтобы он стал своеобразным залогом мира, то пусть так и будет. В конце концов, это для его же блага. Родители не вечные, а он, когда вступит в наследные права, тоже должен будет разбираться с теми спорными территориями.

— Земли я бы взял навсегда, а ваш сын останется со мной лет на шесть, — усмехнулся лорд Джеймс, и Генрих заметил, что черты его лица чуть оттаяли, а во взгляде, наряду с суровостью, появилась на миг странная теплота. — И ведь я должен буду учить его сражаться и быть настоящим мужчиной, и мне не кажется, что это справедливая плата за земли…

— Он останется вашим союзником не на шесть лет, а на долгие годы, — отозвалась леди Виктория. — Вы обучите его тому, что знаете сами, ибо мой муж сделать этого не в состоянии. А потом Хайнц отплатит вам стократно, поверьте.

Генрих уверенно закивал, подтверждая её слова.

Они с мамой всё это обговорили ещё до отъезда из Айсбурга, заручившись согласием отца. Она пообещала, в первую очередь себе, что её сын станет оруженосцем лорда Джеймса, это не обсуждается. Она пообещала, что сделает всё возможное, чтобы её сын смог обучаться у лучшего фехтовальщика, богатого и сильного дворянина и одного из самых влиятельных людей Драффарии. Потому что отдавать наследника Бьёльна, будущего лорда и правителя в оруженосцы одному из их вассалов она не хотела.

И всё же сейчас, когда леди Виктория почти убедила лорда Джеймса пойти на её условия, Генрих почувствовал странное отторжение в глубине души. Захотелось уйти отсюда, из этого неуютного, холодного зала, из-под сурового взгляда правителя Нолда, захотелось вернуться домой, в Айсбург, и никогда его не покидать. Но мама, конечно, такого не допустит. Она приняла решение, и никто не посмеет ей воспротивиться. К тому же Генрих уже дал ей слово.

А оттого, что лорд Джеймс никак не хотел принимать предложение леди Виктории, он почувствовал колющую обиду. Чем он так ему не понравился? Он ведь не был слабым, хилым, болезненным, в свои двенадцать он почти догнал по росту маму — а она была довольно высокой женщиной! Он уже умел держать меч, отражать и наносить удары и стрелять из лука. Лорд Джеймс вскоре в этом убедится и тогда уж точно не пожалеет.

Пока Генрих лелеял свою обиду и думал о том, что хочет домой, леди Лилиан смогла подтолкнуть несговорчивого мужа к согласию с леди Викторией.

— Подумайте о наших детях, милорд, — улыбалась леди Коллинз, поглаживая свой живот и кидая на Генриха ласковые взгляды — он не выдержал и улыбнулся ей. — Будут ли они рады, если примут в наследство не только землю, но и войну? Лучше им оставить хорошую память о себе и верного союзника в придачу.

— Возможно, ваши дети узнают о том, что вы упустили из своих рук весьма выгодный клочок земли, и будут несколько раздосадованы, — заметил Джойс, но Лилиан даже не взглянула в его сторону.

Джеймс ещё долго молчал, откинувшись на спинку кресла, и хмуро взирал на дальнюю стену зала. Генрих понял, что его трясёт, и начал переминаться с ноги на ногу от волнения, но мама это заметила и посмотрела на него с укором. Тогда он успокоился, снова выпрямил спину и даже посмел взглянуть на лорда Коллинза с неким вызовом. Тот вдруг усмехнулся и резко встал, спустился с помоста, на ходу поправляя полы своего длинного серого камзола, и стремительно приблизился к леди Виктории. Та продолжала смотреть на него выжидательно, но Генрих заметил, что она тоже чуть заволновалась.

Лорд Джеймс вдруг сжал руку Виктории, но не поцеловал её тыльную сторону ладони, как следовало бы, а просто пожал, словно она была мужчиной.

— Рад заключить союз с вашей землёй, миледи, — улыбнулся он так, будто никаких споров, суровых взглядов, резких отказов и попыток уйти от разговора сейчас не было. — Надеюсь, он продержится долгие годы.

— Я тоже, — кивнула несколько опешившая леди Виктория, явно не ожидавшая такого быстрого результата.

Затем лорд Джеймс, разорвав рукопожатие, взглянул вдруг на Генриха сверху вниз. Сделав пару шагов вправо, подошёл к нему почти вплотную. Генрих понял, что совсем обнаглел, потому что так и не прекратил смотреть на него этим своим вызывающим взглядом, с немым вопросом и плохо скрываемым волнением.

— Ну что, милорд. — Джеймс потрепал Генриха по голове, взъерошив его волосы, которые он так старательно укладывал перед зеркалом за час до встречи. — Теперь будем с тобой как-нибудь уживаться.

Последующие пять лет тогда казались ему невообразимо долгими. Но всё же того, что время, проведённое в Эори, было жутко интересным и увлекательным, Генрих отрицать не смел. Изредка, по большим праздникам, он ездил домой, поэтому с семьёй его надолго не разлучали. Он рос и взрослел под строгим надзором лорда Джеймса и при мягком покровительстве его жены, которая, несмотря на постоянные заботы о маленькой дочери, успевала уделить ему время и прекрасно к нему относилась. То, чему он научился в Эори, невозможно было перечислить сразу, и Генрих понимал, что дома он вряд ли освоил бы всё это. Леди Виктория, несомненно, была женщиной умной, многое знающей, но она уж точно не смогла бы помочь ему отточить навык владения мечом, изучить тактику и стратегию, а отец, кажется, и сам во всём этом не очень хорошо разбирался.

Поэтому Генрих со временем начал относиться к лорду Джеймсу как ко второму отцу, который сделал для него едва ли не больше, чем родной. Наставник быстро перестал пугать его и вызывать отторжение, а той суровости и холодности в его взгляде больше не было никогда. Даже если ему приходилось за что-то ругать своего оруженосца, он был спокоен, терпелив и сдержан. К тому же в такие моменты за Генриха обычно вступалась леди Лилиан, а при ней лорд Коллинз тем более не мог долго злиться.

Генрих же восхищался своим наставником, его храбростью, трудолюбием и талантами. Он с рвением и тщательностью выполнял все его приказы, вслушивался в каждое слово, всматривался в каждый взгляд. И это юношеское восхищение не прошло и по сей день.

Разумеется, именно лорд Джеймс посвятил его в рыцари, когда ему исполнилось восемнадцать. А потом он подарил ему свой меч — невероятной красоты оружие с узким светло-серым лезвием и эфесом, украшенным искусной резьбой. Тем не менее, это был боевой, а не парадный меч, и Генрих с радостью и трепетом принял подарок, о котором и мечтать не смел. Но всё же в бою он его использовать не решился и сейчас, на войну с Фареллом, не взял. Это был очень лёгкий и изящный клинок, а Генрих привык к несколько другому оружию. Поэтому теперь меч остался в Айсбурге, а с на войну вместе с хозяином отправился другой, побольше и потяжелее, из тёмной сверкающей стали, с полуторной рукоятью. Имени у него пока не было, но это можно было исправить в любой момент.

Теперь Генрих думал о том, как быстро пронеслись те шесть лет и как в воспоминания о самых светлых и беззаботных моментах жизни может закрасться лёгкая печаль о минувших днях.

Эори тем временем становился всё дальше, и лорд Джеймс то и дело оборачивался, глядя на свой замок, и украдкой вздыхал. Когда Генрих ловил его взгляд, то сочувствующе улыбался: сам он тоже, разумеется, уже успел соскучиться по дому, но и смириться с тем, что домой вернётся не скоро, он тоже успел.

— Какие у нас планы? — вдруг подал голос лорд Джеймс, откашлявшись. Кажется, он тоже что-то долго и в подробностях вспоминал. — Я собирался повести своих ребят на северо-запад, к пограничным крепостям, которые уже захвачены, и попытаться отбить их… Эти крепости открывают путь к Белым лесам, и если фарелльцы возьмут их, то получат почти все наши нолдийские богатства. Этого нельзя допустить.

— Что ж, как мне кажется, разделиться сейчас — самый подходящий вариант, — пожал плечами Генрих. — Фарелльцы всё-таки тоже не единым кулаком ударили. Хельмут, напомни, что там с Остхенами?

— Вильхельм вместе с нами ведёт их кавалерию, — подал голос Хельмут, не отрывая взгляда от дороги. Такая задумчивость была удивительна: обычно он только и делал, что улыбался и шутил. — Барон Остхен, не Людвиг, а его младший брат Клаус, направился морем освобождать Серебряный залив.

Лорд Джеймс кивнул — освобождение залива Генрих уже подробно обсудил с ним в письмах, а Клаус Остхен получил приказ выдвигаться на войну одним из первых.

— Его величество приказывал также и шингстенцам снарядить корабли и помочь барону Клаусу, не знаю, как скоро они это сделают, — добавил Генрих. — Но причалить ему на пристанях Мэлтона вроде бы позволили — последнее письмо от барона Клауса я получил именно оттуда. Если освобождение Серебряного залива пройдёт удачно, его войска присоединятся к нам уже на суше.

— Превосходно, — отозвался лорд Джеймс с улыбкой, явно довольный своим учеником. — Если мы пойдём на северо-запад, а Остхены и, возможно, шингстенцы останутся на востоке, на заливе, то вам стоит заняться центром. Разведка докладывает, что фарелльцы стремительно подходят к Клауду. Его владения располагаются к северу, тракт приведёт прямо к нему, а замок находится километрах в трёхстах пятидесяти отсюда.

— Я знаю, — улыбнулся Генрих. — Вы, милорд, в своё время хорошо научили меня географии. Мы пойдём к Клауду и отгоним от него фарелльцев, а потом погоним их на север, к границам. Попробуем вытравить хотя бы ту их часть, что сейчас действует в центре.

— Хорошо. Дальше будем действовать по ситуации, — вздохнул лорд Джеймс и чуть пришпорил коня.

Он оставил их с Хельмутом чуть позади, и, воспользовавшись тишиной, Генрих негромко спросил:

— Ты в порядке?

— Что? — вздрогнул Хельмут, поморщившись, будто от боли. — А, да… Сочиняю письмо сестре, — добавил он с улыбкой. — Доберёмся до стана — напишу.

— Ещё даже боевые действия не начались, а ты уже пишешь. — Генрих сжал поводья. С юга подул ветер, отчего захотелось сильнее закутаться в плащ, скреплённый на груди серебряной фибулой.

— Я скучаю, — просто ответил друг и вздохнул. — И Вильхельм, кажется, тоже скучает… Ему так не терпится сыграть свадьбу, что он лично готов перебить половину фарелльского войска, лишь бы приблизить окончание войны. И я, кстати, его рвение разделяю.

— Но вообще… я имел в виду кое-что иное, — покачал головой Генрих.

— Что же?

— Твою неудачную помолвку. Мы об этом, кажется, ещё не говорили.

Хельмут на мгновение прикрыл глаза и набрал в грудь побольше воздуха. Генрих не ждал быстрого ответа в таком не очень приятном разговоре, но ему всё же хотелось как-то поддержать Хельмута, выразить своё сочувствие… Измена невесты — вещь не смертельная, но всё же довольно гадкая, и друг не должен переживать это в одиночестве.

— Я… я пока не хочу об этом говорить, — сглотнув, сказал Хельмут холодным тоном. — Да и не до этого сейчас. Надо думать о войне.

Что ж, это была его первая война, первый путь в неизвестность, и Генрих прекрасно понимал Хельмута. Сам он, будучи некогда оруженосцем, однажды уже ходил с лордом Джеймсом подавлять Восстание Запада, случившееся тринадцать лет назад, и своей первой войной считал именно его. Но всё же тогда было иначе, спокойнее, безопаснее, а сейчас…

Впереди вилась и тонула в лесу широкая жёлтая дорога, напоминающая ленту или змею. Куда она приведёт? К победе или смерти? Вернёт ли она их обратно, хоть кого-нибудь? Хотя бы Хельмута, этого беззаботного, но старающегося быть серьёзным белокурого мальчишку, которого дома ждёт сестра? Хотя бы Вильхельма, зеленоглазого юношу себе на уме, за которого эта сестра должна выйти замуж? Стоило бы помолиться за них сегодня вечером, да и за лорда Джеймса тоже… и за себя, конечно.

Потому что Генрих всё-таки был намерен выжить, чего бы это ни стоило.

Примечания автора:

Лакритис — ноябрь