Сталь от крови пьяна

Глава 24

Кристина встречала отца у въезда в Нижний город, у Восточных ворот. Северные, правда, были больше и наряднее, они считались своеобразной «триумфальной аркой» Эори, но сегодня лорд Джеймс подъезжал к замку с востока: после пира на Королевском острове он переправился морем к Серебряному заливу, а оттуда уже поскакал домой — строго на запад.

В волнении Кристина сжимала поводья своего серого коня, чей круп был укрыт тёмно-синей попоной. Весна согревала мир мягким южным ветром и тонкими солнечными лучами, и Кристине сделалось жарко в плаще и сером изящном камзоле, сшитом специально для её девичьей фигурки. Она расстегнула несколько верхних пуговиц, чтобы лёгкий ветерок хоть немного обдул её шею, но под строгим взглядом сестры Эстер застегнула обратно через пару минут.

После смерти господина Гленна монахиня начала относиться к Кристине мягче и вроде бы даже проявляла жалость и сочувствие, но по-прежнему следила за её поведением и речью, запрещая чертыхаться. Сейчас она сидела на коне чуть сзади Кристины, рядом с капитаном Фостером — к нему сестра Эстер всегда относилась куда лучше, чем к покойному Освальду.

Сидеть верхом в юбке было не очень удобно — подол задирался до колен, приходилось покрывать ноги плащом или надевать под платье штаны, поэтому Кристина, несмотря на торжественность случая, нарядилась в свой новенький костюм для верховой езды: камзол, штаны и сапоги. В платье она переоденется дома, для пира, и видит Бог — отец будет доволен. Сестра Эстер же не посмела пойти против традиций (монахиня в штанах — слыхано ли!) и поверх своего серого шерстяного платья надела длинный плащ, прячущий всё, что она считала неприличным. Если прибавить к этому ещё и глухой, закрывающий шею платок, то сестре Эстер можно было лишь посочувствовать — вот кому было уж точно жарче, чем Кристине.

И вот наконец вдалеке показались очертания всадников, знамён и повозок — вслед за лордом Джеймсом ехали его вассалы, рыцари и солдаты. Он был щедрым и гостеприимным господином, поэтому заранее приказал Кристине, чтобы она занялась подготовкой пира. Пир у короля — это, конечно, прекрасно, но нужен ещё один, в Эори, для тех, кто помог лорду Коллинзу одержать все победы в минувшей войне.

Толпа была поменьше, чем тогда, когда отец уезжал, и Кристина не сдержала вздоха облегчения: за время войны казна изрядно оскудела, на какие же средства пришлось бы кормить целое войско, собранное со всего Нолда? Но нет, сегодня людей было не так много, как она боялась. Часть из них она поселит в гостевом крыле, а те, что попроще, остановятся в лучших трактирах Нижнего города. Никто обиженным уйти не должен.

Отец натянул поводья и остановил всю свою свиту метрах в пяти от свиты Кристины. Она не могла сдержать улыбки, но в то же время почувствовала боль в груди: седых волос у него стало гораздо больше, чем год назад. Неудивительно — лорд Джеймс уже не так молод, да и наверняка пережитое на войне тоже сказалось… Ей было неприятно думать, что отец неумолимо стареет.

Они почти одновременно спешились, и отец, не дождавшись, когда Кристина сделает требуемый этикетом реверанс, парой широких шагов преодолел разделяющее их расстояние и прижал дочь к себе. Кристина засмеялась, хотя в глазах у неё стояли слёзы. Отец вернулся, вернулся живой… Всё время, пока шла война, она так этого ждала, она верила в это, зная, что он как опытный воин способен постоять за себя и выйти невредимым из любого сражения, но всё же… Война — настолько непредсказуемое дело, в ней гибнут и простые солдаты, и дворяне, и мирные люди, и ничто не мешало этому кровавому водовороту поглотить и лорда Джеймса.

Но он выжил. И он вернулся.

— Добро пожаловать домой, милорд, — сквозь всхлипывания проговорила Кристина, голос её звучал глухо, так как она уткнулась лицом в грудь отца. Его шерстяной дорожный камзол покалывал кожу, она чувствовала запах дыма и земли и понимала, что лучше запаха на свете не существует.

Лорд Джеймс погладил её по затылку и выпустил из объятий. Кристина тут же вытерла слёзы перчаткой и отступила, пропуская отца вперёд — его коня вслед за ним повёл Оскар, уже не оруженосец, судя по всему: Кристина знала, что он встретил восемнадцатые именины в начале васариса*. Она улыбнулась и кивнула ему, и Оскар коротко кивнул в ответ, даже не покраснев, как бывало с другими юношами, которым она уделяла внимание. Вспомнить того же графёныша Орелла: он так и светился, когда Кристина разговаривала с ним, а щёки его пылали алым.

И дело было, скорее всего, не в том, что она ему искренне нравилась. Она ведь леди, будущая правительница Нолда, а кто бы на его месте упустил такую выгодную партию? Вот Келли и делал вид, что по уши влюблён. Хотя Кристина не была уверена в этом полностью.

Оскар же всегда был юношей сдержанным, казалось, что девушки его вообще не интересуют, и к леди Коллинз он относился исключительно как к будущей госпоже и сюзеренке, не более. И это на самом деле очень радовало. Кристине были нужны в первую очередь друзья, а не череда женихов.

Не сразу она заметила, что отец замер и внимательно оглядывал её свиту — капитана Фостера со стражей, сестру Эстер… В былые времена рядом с ними должен был находиться ещё и господин Гленн, но сейчас его здесь не было. И лишь тогда Кристина осознала, что ей предстояло сообщить отцу о его смерти.

Но поговорили они уже в замке, спустя пару часов. Отец привёл себя в порядок после долгого пути, а Кристина сама принесла ему в кабинет вино, хлеб и сыр. Она присела напротив него, хотя за почти год отсутствия лорда Джеймса привыкла сидеть на его месте — в большом дубовом кресле у очага. Но теперь придётся избавляться от этой привычки, больше это кресло ей не принадлежит… Хотелось верить, что надолго.

— Как ты, моя дорогая? — заботливо поинтересовался отец, отпивая из кубка пахучего красного вина.

— Всё в порядке, вот только… — Кристина вздохнула даже не притворно. — Может, ты уже понял… Господин Гленн скончался от сердечного приступа. — Она почувствовала, что начинает дрожать, и сжала подол платья. — Прямо на моих глазах.

— О Боже, моё бедное дитя… — Лорд Джеймс покачал головой и поставил кубок на стол. — Не знаешь, что стало причиной этого приступа? Что говорят лекари?

Лекари ничего не говорили, и о причине знала лишь Кристина, но она всё ещё не хотела рассказывать отцу всей правды.

— Возможно, переутомление и нервное напряжение, — пожала плечами она, опуская взгляд. — За некоторое время до смерти он ездил в Освальд, там накопилось много дел… вот он и не выдержал. Но это лишь мои предположения, — вздохнула она ещё раз.

— Очень жаль, — протянул лорд Джеймс. Одной рукой он так и держал кубок за ножку, а пальцами другой барабанил по столешнице. — И жаль, что он не успел оставить наследников… Нужно будет решить с графом Ореллом вопрос положения земель Освальдов.

— Мы с его сыном уже всё обсудили, — встрепенулась Кристина, испугавшись, что отец этого не одобрит. — Пока земли Освальдов перейдут в домен Ореллов, я позволила. Графу Ореллу осталось только подписать все необходимые документы. Ну и тебе тоже.

— Молодец! — широко улыбнулся лорд Джеймс. — Я знал, что ты будешь умницей и справишься со всеми делами, что я на тебя оставил. Молодец! — повторил он громко, наклонился и погладил Кристину по голове.

Она покраснела. Отец не особо часто её хвалил, поэтому теперь слышать от него такие добрые и важные слова было вдвойне приятно. Да и видеть улыбку лорда Джеймса Кристине нравилось: она понимала, что он очень устал после этой войны, что она состарила его быстрее, чем течение жизни в мирное время, и оттого ей приходилось ловить каждый его теплеющий взгляд и каждую улыбку, смягчающие его напряжённые черты и украшающие суровое лицо.

— Ты и замок прекрасно подготовила к моему возвращению, — продолжал восторгаться отец, всё сильнее её смущая.

— С тобой вернулось меньше людей, чем уезжало… — заметила Кристина со вздохом.

— Ну, ты ведь прекрасно понимаешь, что абсолютно все войну пережить попросту не могут. — На лицо лорда Джеймса легла тень, улыбка исчезла, а взгляд стал каким-то тревожным, взволнованным. — Если не битвы, так болезни уж точно унесут чьи-то жизни во время похода.

— Я слышала, герцог Вэйд… это правда? — Она почувствовала, что в глазах щиплет от слёз. Рыцари и солдаты разговаривали о многом, но кое-что Кристина просто не могла пропустить мимо ушей, например, слова о возможной гибели отца её единственной подруги.

— Правда, — кивнул лорд Джеймс; он резко дёрнул рукой, ослабляя шнуровку льняной бежевой рубашки, будто ему стало тяжело дышать. — Герцог Арнольд погиб в начале зимы, во время внезапного и очень подлого нападения, которое мы отбили с большим трудом… Он был героем. — Эти слова отец запил глотком вина — в память об усопшем.

«Бедная Берта», — подумала Кристина, хотя разумнее, наверное, было бы жалеть её больную мать и маленькую сестру, но Альберте теперь предстоит взять на себя бразды правления Вэйдом и роль главы семьи… Впрочем, в том, что эта сильная, отважная молодая женщина справится со всеми трудностями, сомнений быть не могло. Главное, чтобы страдающая от болезни герцогиня Вэйд смогла пережить кончину мужа и чтобы ей не докучали возможные женихи, пожелавшие взять под контроль земли Вэйдов. Хотя, наверное, Альберта такого не допустит.

— Он был очень хорошим учителем, — заговорила Кристина — голос её дрожал и звучал глухо, будто через плотную ткань. — Жаль, что… что его не будет сегодня с нами. — Она сглотнула горький ком в горле. — У меня было не так много времени и денег, чтобы подготовить приличный праздничный ужин, но для него я бы точно ничего не пожалела.

— Ты у меня истинная хозяйка, — попытался улыбнуться лорд Джеймс.

Кристина несколько растерялась от таких слов. Ей не хотелось быть хозяйкой в том смысле этого слова, в каком употребил его отец, — ей хотелось быть воительницей, такой же сильной, дерзкой и самоуверенной, как Альберта… Жаль, кстати, что она не приехала сегодня — недавно Кристина писала ей, предлагая приехать в Эори, но молодая герцогиня отказалась. Возможно, она ещё не справилась с горем от потери отца, поэтому посчитала неуместным своё присутствие на праздничном ужине… И её не за что было осуждать.

— Всё как мама учила, — пожала плечами Кристина.

— Думаю, твой будущий муж будет рад.

Она резко подняла голову, округлив глаза. Разговор зашёл в крайне неожиданное русло. Кристина думала, что отец успокоится после её отказа приехать на Королевский остров и поближе познакомиться там с лордом Генрихом и другими дворянами, годящимися ей в мужья… Лорд Джеймс мог бы уже понять, что к свадьбе она не готова. Хотя ей исполнилось шестнадцать, с выбором жениха можно ещё повременить. Но, видимо, лорд Джеймс не собирался сдаваться.

— Кстати, об этом. — Взгляд отца стал серьёзнее, улыбка исчезла. Он откинулся в кресле, налил себе ещё вина и взял с тарелки ломтик сыра. — С лордом Штейнбергом я договориться не смог, — в его голосе зазвучала странная едкость, которой раньше не было в те моменты, когда отец говорил о своём бывшем оруженосце, — но это не беда. В нашем королевстве найдутся другие достойные мужчины.

— Достойные меня? — уточнила Кристина с усмешкой.

Отец кивнул.

Кажется, он ждал какого-то ответа, какой-то реакции, но она молчала. Ей не хотелось говорить об этом сейчас и омрачать радость встречи, не хотелось расстраивать отца… Но видит Бог — он сам завёл этот разговор!

— Барон Даррендорф, например, — вдруг подал голос лорд Джеймс, и Кристина скривилась.

— Он же старый!

— Зато богатый: из всех отрядов, предоставленных мне моими вассалами, у него был самый большой и мощный. Да и какая тебе разница, сколько будет лет твоему мужу? Главное, чтобы у Нолда был лорд-консорт, а у твоего наследника — отец. Без отцов наследники как-то не рождаются, знаешь ли, — добавил он с улыбкой.

Кристина скривилась ещё сильнее.

— Ну, если хочешь, я ещё попробую лорда Штейнберга уговорить, — уже не так уверенно и весело сказал лорд Джеймс.

— Да не нужно никого уговаривать! — вспылила она и закрыла лицо руками. Так, из-за плотно сжатых пальцев, добавила: — Прости… Пожалуйста, давай не будем сегодня об этом говорить. — Кристина убрала руки и взглянула на отца с мольбой — тот, кажется, искренне встревожился, подался вперёд и посмотрел на неё обеспокоенно. — Я не хочу тебя расстраивать, к тому же… Ты писал, что у тебя болит сердце.

— Бывает, — кивнул лорд Джеймс. — Но это не страшно.

— Не страшно? — Кристина встала, отодвинув стул, и взглянула на отца сверху вниз, хотя ощущения превосходства от этого всё равно не возникло. — Я видела, что бывает с человеком во время сердечного приступа, и я не хочу, чтобы с тобой произошло подобное! Пожалуйста, папа… Береги себя.

— Хорошо, милая. — Он снова наклонился и погладил её по руке. Кристина перехватила его ладонь и сжала, уже не скрывая дрожи в пальцах. — Спасибо тебе за беспокойство. Я тоже, если что, не хочу оставить тебя сиротой так рано.

Кристина слабо улыбнулась. Пока она могла позволить себе выдох облегчения, но сдержанный: вопрос с её браком ещё не решён, но отец согласился отложить разговор до лучших времён. Возможно, через полгода Кристина будет готова подумать об этом более основательно. Замуж выходить придётся, но она ещё надеялась уговорить отца дать ей право самой выбирать мужа. Может, ей и правда стоило съездить на Королевский остров и взглянуть на потенциальных женихов, выбрать кого-нибудь молодого, симпатичного и умного… Но прошлого не вернуть, да и наверняка ей ещё выпадет такой шанс. Даже сегодня на пиру будет немало вассалов отца, среди которых наверняка найдутся люди, подходящие для роли её мужа и лорда-консорта… Но нет, сегодня она заниматься выбором жениха не будет.

Она будет праздновать возвращение своего отца, живого и невредимого, и радоваться, что проклятая война наконец-то закончилась.

***

«Я бы точно его поцеловал, — думал Хельмут, нахмурившись. — Если бы вокруг не было полно людей, я бы поцеловал его. Чёрт знает, когда мы увидимся снова».

Но холодный рассудок твердил, что целовать Генриха ему больше не следует.

Впрочем, не время думать об этом. Хельмут уже подъехал к городку, окружавшему Штольц, и поэтому старался настроить себя на скорую встречу с сестрой. Нужно взрастить в душе радость, нужно улыбаться — и главное, чтобы эта улыбка была самой солнечной, счастливой и искренней! Нужно, чтобы его взгляд был тёплым и светящимся, а движения — раскованными. Хельмут выпрямил спину и взмахнул поводьями; лошадь пошла лёгкой рысью, приближая его к родному замку.

Хельга не вышла встречать его у ворот, и он понял, что сестра, скорее всего, всё ещё пребывает в трауре. В таком случае, пожалуй, и его весёлость будет неуместна… Впрочем, самое важное — не его настроение, а умение держать язык за зубами. Хельга не должна знать правды о Вильхельме. Пусть думает, что он пал героем.

Если, конечно, герцогиня Эрика уже не раскрыла ей всех карт.

Оставив лошадь в конюшне, Хельмут сразу направился в покои сестры. По пути он расстегнул плащ и перекинул его через руку, привести себя в порядок с дороги решил потом — ему не терпелось увидеть Хельгу, поддержать её, обнять… Они так давно не виделись, почти год! За это время мамин сад уже успел расцвести зеленью и пёстрыми цветами, увянуть под напором осени, уснуть под зимним снеговым одеялом — и сейчас снова начал цвести. Хельмут, конечно, не видел всего этого — ни буйства зелени и цветов летом, ни золотого и багряного покрова осенью, ни белой тишины зимой… Но он всегда мог представить мамин сад таким, каким он и был в этот миг.

Запахи пробуждающегося сада разлетались по округе и навевали покой и умиротворение. И лишь сейчас Хельмут наконец-то почувствовал себя дома — нужно было лишь убедиться, что сад снова цветёт, что с ним всё в порядке. Наверняка уходом за ним руководила Хельга — это всегда доставляло ей удовольствие, а теперь, возможно, отвлекало от боли потери и тревоги. Хельмут подумал, что ему следует позвать сестру в сад и поговорить там… Но нет, лучше они займутся этим вечером, после ужина, когда он отдохнёт.

Дойдя до комнаты сестры, он постучал — Хельга наверняка его ждала, но всё же он не хотел врываться без разрешения. Тут же из-за двери послышался тихий голос, позволяющий войти.

Хельга сидела у окна, смотря куда-то в пустоту. В руках у неё были пяльцы с вышивкой, но она, кажется, уже давно забыла о работе. Хельмут угадал насчёт траура: на ней было чёрное платье, правда, волосы она всё-таки не стала оставлять распущенными, а заплела в две косы и перевязала золотистыми лентами. Лицо у неё было печальным, но при этом каким-то одухотворённым, словно она думала не о погибшем женихе (хотя кто сказал, что она в тот миг и правда о нём думала?), а о вечном круговороте жизни и смерти.

— Здравствуй, дорогая, — выдохнул Хельмут.

Хельга слабо улыбнулась и встала. Он тут же подбежал к ней и обнял, не дожидаясь, когда сестра сделает первый шаг. Они оба не знали в тот момент, радоваться им или грустить, поэтому молча обнимались несколько минут. Хельга плакала — тихо, сдержанно, — а Хельмут гладил её по плечам и волосам, что так привычно и по-родному пахли лавандой, и не верил, что они наконец-то встретились.

Она отстранилась первой и взглянула на него с такой любовью, что его сердце болезненно сжалось.

Хельмут не знал, что сказать.

— Я так счастлива, что ты вернулся! — Хельга избавила его от необходимости начинать разговор. — Если бы я и тебя потеряла, я…

Она прикрыла лицо рукой. Хельмут тут же снова обнял сестру, ощущая странное покалывание в груди. Хотелось защитить её, спасти от боли и тоски… хотелось с помощью объятий оградить её от грязи и пустоты внешнего мира… Но он знал, что одних объятий мало.

— Прости, что так вышло.

— Твоей вины здесь нет, — возразила Хельга, но это возражение прозвучало очень неуверенно. — Мне сказали, что он закрыл тебя собой, но ведь это была его воля, не твоя…

— Он не… — Хельмут прикусил язык. — Это вышло случайно.

Сестра не ответила. Она мягко выбралась из его рук и взглянула в окно — мир постепенно темнел, погружаясь в вечерние сумерки, а небо заволакивало тучами. Было бы здорово прогуляться по саду ближе к ночи, но сейчас, поговорив с Хельгой, Хельмут понял, что это плохая идея.

Ему очень хотелось как-то развеселить её, отвлечь… Траур носили сорок дней, а она не снимала чёрное уже полгода, горюя и тоскуя по тому, кто этого не заслуживал. Но нельзя было ей этого говорить, иначе ей станет только хуже. Хельмут понимал: мысль, что Хельга любила предателя, может стать для неё невыносимой.

— Мне жаль, что я не мог тебе помочь в самые страшные часы, — заговорил он вновь, подходя к сестре сзади и приобнимая её за плечи. Она встрепенулась, но не повернулась к нему. — Но вот теперь я здесь, и ты можешь выговориться мне…

— Я не знаю, что говорить, — пожала плечами Хельга, но выглядело это так, будто она хотела сбросить его ладони. — А в самые страшные часы мне помогла герцогиня Эрика.

Хельмут проскрежетал зубами. Он по-прежнему подозревал эту женщину в пособничестве предательству, она давно растеряла всё очарование в его глазах и, напротив, представала в его мыслях и воспоминаниях коварной, двуличной и даже зловещей. Но она помогала Хельге… Что ж, возможно, герцогиня Эрика и правда была добра к его сестре, правда сочувствовала ей и разделяла её горе… Вильхельм ведь был её братом, не может быть, чтобы она не тосковала о нём хоть немного.

Но Хельмут не был в этом уверен до конца.

— Мы вместе ездили на похороны, и… — Хельга слабо улыбнулась. — Всё это время она часто навещала меня. И сейчас она здесь. — Она вдруг повернулась и всплеснула руками. — Как же я забыла! Она здесь, ты можешь навестить её! Наверняка ты истосковался по ней, да?

— О-о, нет, — протянул Хельмут, закатывая глаза. — То был всего лишь порыв мимолётной страсти, а потом я и думать о ней забыл.

— Почему? — Сестра будто бы расстроилась.

— Расскажу после, — отмахнулся он.

Да, о Вильхельме надо молчать, но почему бы не рассказать ей о связи с Генрихом? Объяснить, что из-за него Хельмут и думать забыл об Эрике, а также старался не обращать внимания на намёки Кассии и гнать прочь все мысли о том, что она стала бы ему идеальной женой… Может, Хельга не поверит, но хотя бы улыбнётся тому, что её любимый брат нашёл себе забавное и необычное приключение.

— Тогда, думаю, ты будешь рад услышать, — вдруг подала голос сестра — в нём явственно ощущалась какая-то ядовитая радость, граничащая со злорадством, — что твоя бывшая невеста… — Хельмут резко взглянул на Хельгу, и она слабо улыбнулась. Поправила кружевной воротник платья и продолжила: — От герцогини Эрики я узнала, что госпожа Агата заболела…

— Чем? — поторопил её Хельмут — не терпелось узнать, что произошло с его бывшей невестой. Господи, сколько же женщин так или иначе оказались связаны с его жизнью за прошедший год…

— Ну, такой болезнью, которую можно подхватить, только делая… ну… — Хельга покраснела.

Хельмут довольно улыбнулся: сестра никогда не была особо стеснительной, часто говорила прямо и называла вещи своими именами, но сейчас воспитание взяло своё, и толком озвучить болезнь, передающуюся только в процессе соития, Хельга не смогла.

— Бог ей судья, — отмахнулся Хельмут. — А герцогиня Рэйкер откуда это знает? — Сестра пожала плечами, и тогда он попросил: — Проводишь меня к комнате её превосходительства?

Хельга с радостью кивнула.

Эрика жила недалеко от неё, поэтому шли они недолго: миновали коридор, поднялись по лестнице и оказались перед изящной дверью из светлого дерева. Хельга сделала наигранный реверанс и попятилась, выражая желание оставить брата наедине с его бывшей любовницей и, видимо, надеясь, что бывшей она быть перестанет. Однако Хельмут на это рассчитывать бы не стал.

Он был рад, что Хельга ожила и стала веселее, однако связь хорошего настроения сестры с герцогиней Рэйкер его не радовала. Бедная Хельга… полюбила предателя, подружилась с предательницей… Она не знала об этом, она в этом не виновата, и тем сильнее её было жаль.

Хельмут разозлился на Эрику: как он понял, это именно она предложила Хельге отправить те чёртовы схемы Лейта Вильхельму, а не Хельмуту, она манипулировала ей, располагая к себе и явно делая из неё послушную игрушку. Ей нужно было, чтобы Хельга с радостью побежала за Вильхельмом на захваченные фарелльцами территории, которые ему обещали в качестве награды, и чтобы её совесть при этом спала мёртвым сном. Нельзя утверждать наверняка, но Хельмут считал, что всё сходится, а потому не отрицал причастности Эрики к предательству Вильхельма.

На этот раз он стучать не стал — резко распахнул дверь, после чего услышал испуганный вскрик.

Герцогиня Эрика, видимо, до сего момента сидевшая у зеркала, стремительно вскочила. На ней был лишь красный шёлковый халат, под которым виднелась чёрная камиза, отделанная на глубоком вырезе белой тесьмой. Впрочем, женщина быстро запахнула халат, прижав его ладонью к груди, и взглянула на Хельмута с укором… но укор этот был скорее игривым, к тому же через мгновение Эрика улыбнулась, странно прикрыв глаза. Но руку от груди не убрала.

— Ваша светлость… — протянула она хрипловато. — Вы вернулись! Я так счастлива видеть вас живым и здоровым…

— Разве? — ухмыльнулся Хельмут, проходя в глубь комнаты. — Почему-то мне думалось, что вы будете рады моей гибели и поражению нашей армии в войне.

Эрика явно напряглась, но обольстительность из её взгляда не пропала. Она повела плечами и медленно, плавно, приблизилась к Хельмуту — он почувствовал горький, но при этом ненавязчивый запах её духов.

— Почему вы так думаете? — с наигранной обидой спросила она и коснулась пальцем его груди — Хельмут отшатнулся, заставляя её убрать руку. — Я надеялась, что после войны мы возобновим наши встречи… и будем счастливы наконец.

— Я вам не уличный мальчик, — процедил Хельмут, заглядывая ей в глаза.

Эрика хмурилась и злилась, сжав губы, но во взгляде её всё ещё светилось откровенное вожделение. Чего она хотела? Точнее, чего — понятно, но зачем? Неужели ей, имея такую прекрасную внешность, сложно найти другого любовника? Хельмут отчасти даже понимал её нежелание хранить верность мужу, хоть при этом он ощущал жгучую ярость, всё ещё не погасшую после измены Агаты. Надо же, с тех пор прошёл целый год!

Да, герцог Рэйкер не мог похвастаться привлекательностью, остроумием или интересным характером, но Эрике ведь ничего не стоит найти кого-то ещё… Того, кто будет рад прыгнуть в её постель по мановению её руки; того, кто будет смотреть на неё с восторгом и вожделением, кто будет ловить каждый её взгляд, каждую улыбку и каждый жест… Хельмут не мог отрицать, что был таким же год назад, что вёл себя так же, — и не то чтобы он гордился этим. Но нет, больше такой ошибки он не совершит.

— Я не буду с вами спать, — хрипло продолжил Хельмут, — более того, я бы пожелал больше никогда вас не знать… Поэтому я прошу вас покинуть мой дом завтра же.

Эрика округлила глаза в изумлении. Невольно она опустила руку, и тонкая ткань халата сползла с её белых, гладких, как у статуи, плеч. Всё-таки она была прекрасна, но… Её вид больше не вызвал вожделения и страсти. Потому что Хельмут знал о её гнилой душе, которая напрочь убивала всё желание получить её прекрасное тело.

— Вы так жестоки, — горько произнесла Эрика, отворачиваясь. — Чем я не угодила вам?

— Я смотрю, вы и о своём брате не особо тоскуете, — продолжил Хельмут, не обращая внимания на её упрёки и вопросы. — Видимо, вас больше печалит то, что провалился ваш с ним план, а не сами его последствия.

— Какой план? О чём вы вообще говорите?

— Не пытайтесь делать вид, что ничего не знаете. — Он сделал шаг, и Эрике пришлось отступить. Она даже не скрывала испуга, смотря на него огромными глазами и чуть дрожа. — Ваш брат собирался предать нашу армию в пользу Фарелла. — Хельмут заговорил тихо, помня, что и у стен есть уши, что Хельга может быть где-то неподалёку… — Он хотел перевести свой отряд на сторону врага, а вы поспособствовали ему в этом, уговорив мою сестру отправить ему, а не мне, схемы замка. Что, я не прав? — хмыкнул он, довольный её испуганным взглядом.

Она молчала.

Хельмут сделал ещё шаг, но герцогиня Эрика даже не шелохнулась.

— Хотя с чего вам тосковать? — злобно ухмыльнулся он, легко коснувшись её распущенных русых волос, — и тут же убрал руку, будто обжёгся. — Вы бы в любом случае остались в выигрыше. Если бы Вильхельм не погиб, его бы, конечно, лишили прав на наследство, и тогда вы могли бы предъявить свои права. Тем более шла война и жизнь вашего дяди тоже висела на волоске, а после его гибели никто, кроме вас, Остхен бы уж точно не унаследовал. Да и сейчас, после смерти Вильхельма, вы тоже можете претендовать на земли вашего отца.

— Что вы несёте? — пискнула Эрика. — Я замужем, я…

— Но у вас нет детей, и это даёт вам шанс на развод. — Хельмут замер за её спиной — женщина так и не повернулась к нему лицом, застыв, будто мраморное изваяние. — Став свободной от уз брака, вы бы добились своего, нашли бы себе мужа, который бы уж точно…

— Жаль, что вы тогда не… «уж точно».

Из её голоса исчез страх, но зато в нём зазвучала презрительная насмешка, вызвавшая в душе Хельмута очередную волну гнева. Она обвиняет его в том, что не смогла от него забеременеть? Так, возможно, дело в ней, в Эрике, а не в её мужчинах?

Она резко развернулась и прищурилась — её глаза горели злостью, но Хельмут не подал виду, что этот взгляд его коробил до дрожи.

Эрика сжала руки в кулаки — словно собиралась бить его.

— Я никому не скажу, — кивнул Хельмут, стараясь сохранить спокойствие в голосе, — ни про нас с вами, ни про вашего брата. Но не из-за доброты к вам, вовсе нет. Я не хочу причинять боль моей сестре, которой придётся всю свою жизнь осознавать, что она собиралась замуж за предателя. И вы тоже не смейте ей говорить, не смейте пускать никаких слухов, иначе…

— Что? — поистине истерично вскрикнула Эрика.

— Тише, тише… — Он едва ли не зашептал: — Иначе я, в свою очередь, раскрою всем, что вы тоже были к этому причастны. А ещё то, что вы соблазнили меня и тем самым совершили супружескую измену.

— Я скажу, что вы меня изнасиловали.

— А как докажете? — Хельмут даже улыбнулся, осознав своё превосходство. — Мужчине поверят охотнее, чем женщине, и вы это прекрасно понимаете. За измену вас накажут. — Герцогиня в неверии покачала головой, и Хельмут, как бы невзначай поправив кружево на её халате, продолжил: — Вы хотите этого? Если не хотите — молчите. Никто в этом королевстве не должен знать о том, что замышлял барон Вильхельм Остхен, кто знал о его планах и почему он погиб на самом деле. Иначе я превращу вашу жизнь в настоящий ад.

С этими словами он развернулся и направился к двери.

— Стойте… Как погиб Вильхельм на самом деле? — раздался сдавленный голос Эрики за его спиной — кажется, она плакала.

Хельмут лишь ухмыльнулся. Он ничего не сказал и вышел из комнаты герцогини, хлопнув дверью.

Утром она и впрямь уехала: видимо, собиралась всю ночь, потому что выглядела уставшей и прятала лицо за полупрозрачной тёмной вуалью. Хельга прощалась с Эрикой очень тепло, они долго не выпускали друг друга из объятий, но Хельмут видел гневный и в то же время растерянный взгляд герцогини. Что ж, видимо, скучать по Хельге она особо не будет. Он очень надеялся, что его угрозы подействуют. Возможно, они были слишком жестоки, но он был готов на всё ради покоя и счастья своей сестры.

Посмертная честь Вильхельма тоже важна: друг всё-таки, двоюродный брат Генриха… Ох, да, Генриху ведь тоже будет больно, если он узнает всю правду о кузене. Поэтому этой правды не узнает никто. Пусть для Драффарии Вильхельм останется героем, погибшим защитником королевства от захватчиков, которые хоть и предпринимали попытки очернить его доброе имя, но всё равно остались ни с чем.

Хельмут усмехнулся тому, что весь вечер не вспоминал о Генрихе. Он думал о сестре, а потом об Эрике, и лишь сейчас осознал, что уже скучает по своему другу. Надо бы ему написать… Но потом, не сейчас. Сначала он всё же погуляет с Хельгой по саду.

Сегодня сестра была гораздо веселее, чем вчера. Она наконец-то сняла траур и надела фиолетовое шёлковое платье с широкими рукавами; несмотря на отъезд подруги, она улыбалась, и глаза её светились. Хельмуту приятно было думать, что он смог оживить Хельгу, смог своим долгожданным возвращением подавить её тоску. Да, сестра говорила, что Эрика помогала ей переживать самые страшные мгновения, когда боль потери разъедала её изнутри… Но, видимо, плохо помогала.

— Мы должны устроить пир! — заявила сестра, садясь в качели. Хельмут присел рядом на принесённый слугами раскладной стул.

— Я с этими пирами скоро в дверные проёмы проходить не смогу, — усмехнулся он. — Сначала в Тоулле, на границе, потом у короля, потом у Генриха… теперь ещё и здесь?

— А как же? — пожала плечами Хельга. — Ты вернулся с войны, ты жив и здоров, разве мы не должны это отпраздновать?

Спорить было бесполезно, и Хельмут лишь устало кивнул — а сестра тут же вся засветилась от счастья.

— Но позже, хорошо? — попросил он. — Хотя бы через седмицу. Мне нужно как следует отдохнуть.

Хельга не возражала; она предложила прямо сейчас устроить маленький пир лишь для них двоих и велела принести вина. Но Хельмут, как всегда, отказался: ему думалось, что вино теперь всю жизнь будет напоминать ему об отравлении Вильхельма… И о погибшей Кассии, по которой он до сих пор тосковал. Интересно, как там дела у барона Адриана? Оправился ли он?

Хельга с радостью выпила бокал, и вскоре в её руках оказалась лютня.

— Я не прикасалась к ней с осени, — вздохнула она, поворачивая колки, — но, надеюсь, ради тебя вспомню пару песен.

— Я так давно не слушал хорошую музыку, — кивнул Хельмут.

— Неужели на пиру у короля не играли хороших песен? — удивилась Хельга.

— Так себе, — отмахнулся он, вспоминая их с Генрихом танец — первый и последний.

Сад благоухал запахом весны. Несмотря на то, что вчера вечером на небе собирались тучи, сегодня было ясно; солнце пока ещё как-то неуверенно пропускало свои лучи сквозь ветви деревьев, озаряя аллеи и клумбы, на которых вскоре расцветут прекрасные цветы.

Жизнь продолжалась. Несмотря на войны, боль, потери и предательства. Несмотря на несостоявшуюся и угасшую любовь. Никто не знал, сколько мирных лет Господь подарит этому королевству, но сейчас об этом думать не хотелось.

Хотелось верить лишь в то, что впереди ждёт только хорошее.

Примечания:

васарис — февраль

Больше книг на сайте - Knigoed.net