Сталь от крови пьяна

Глава 9

Когда к нему подошёл Вильхельм, Хельмут даже не посмотрел на него, даже бровью не повёл. Так и продолжил стоять как вкопанный, скрестив руки на груди, и смотреть вдаль, на Узкий тракт, который заполнило множество всадников, пеших воинов и повозок. Уже можно было хорошо разглядеть лица тех всадников, что ехали впереди. Искать среди них барона Клауса Остхена смысла не было — он приехал несколькими днями ранее, привезя радостные вести: Серебряный залив взят, фарелльский флот разгромлен, а часть шингстенских войск и весь остхенский отряд присоединяется к основной армии, чтобы нанести ещё один удар.

Когда Серебряный залив был в руках врага, по морю из Фарелла туда поставляли продовольствие и солдат, но теперь эта червоточина закрыта, что, несомненно, ослабит вражескую армию. Правда, противники ещё могли надеяться на поставки с севера, но лорд Джеймс обещал об этом позаботиться: часть его людей осталась в недавно освобождённых северо-западных крепостях, и теперь солдаты могли совершать вылазки, отслеживать фарелльские обозы с продовольствием и не позволять им добраться до цели.

Что ж, это всё несколько обнадёживало.

Думая о таком положении, Хельмут вглядывался в лица шингстенцев и пытался понять, с какими людьми ему предстоит иметь дело. Нолдийцам он доверял, неплохо их зная, да и авторитет лорда Джеймса для него был неоспорим. Но шингстенцы… всегда себе на уме, и вера у них своя, и никогда не знаешь, чего от них ждать.

— Общался когда-нибудь с шингстенцами? — подал голос Вильхельм, ухмыльнувшись — Хельмут не видел, но кожей почувствовал эту несколько пренебрежительную ухмылку.

— Ещё спрашиваешь, — закатил глаза он. — Географию в детстве не учил? Вот я, южнее — Шнайлер, будь он неладен, дальше Пурпурный Хребет, а за ним — Шингстен. Мне уже доводилось ездить на границу разбойников гонять… — Он поёжился, в сердце вдруг затрепетала боль — разбойников гонять они ездили вдвоём с Генрихом. А теперь, после ссоры, вспоминать об этом было, мягко говоря, неприятно. — Конечно, я общался с шингстенцами.

— Ну, теперь появился шанс познакомиться не со всякой швалью из приграничных трактиров, а с дворянами, — продолжил Вильхельм, кивая на тракт.

Стоять рядом с ним по-прежнему не хотелось: Хельмут всё ещё помнил о выходке Остхена, но он до сих пор не поговорил с ним об этом. Что-то мешало ему, что-то отвлекало, постоянно на его пути вставали помехи: то он попросту забывал, то Вильхельма не было в лагере, то Генрих (теперь уже через посыльных, конечно) поручал Хельмуту какие-то мелкие дела… Вот сейчас можно было бы поинтересоваться у Вильхельма, что это, чёрт возьми, было и почему он считает, что имеет право изменять своей невесте… И ведь именно из-за него в итоге Хельмут поссорился с лучшим другом! Но теперь он отчего-то не мог найти в себе силы сказать Вильхельму хоть что-то — и дело было вовсе не в нерешительности или вроде того.

— Ты же знаешь, что лорд Шингстена тяжело болен и почти не встаёт с постели? — сказал Вильхельм, скрестив руки на груди и чуть наклонив голову влево. Вид у него был весьма довольный, будто он только что выскочил из постели очередной шлюхи… Хельмут бы не удивился, если бы это предположение оказалось правдой. Впрочем, волосы Вильхельма были тщательно расчёсаны и аккуратными чёрными волнами спадали до плеч, и зелёная рубашка с серым камзолом сверху выглядели весьма опрятно, золотистая пряжка ремня и начищенные коричневые сапоги сверкали в лучах полуденного солнца… Наверное, если он и развлекался недавно с кем-нибудь из лагерных девок, то потом долго и тщательно приводил себя в порядок. — А сыну его шестнадцать лет, в рыцари его ещё не посвящали, поэтому их армией сейчас руководит брат леди Элис, герцог Вальтер Эрлих.

Хельмут пригляделся. И правда, во главе всей процессии на высоком гнедом коне ехал нестарый ещё мужчина — лет сорока, может быть. Над его головой развевалось знамя Карперов и всего Шингстена — красный огнедышащий змей на чёрном поле. У герцога были русые редкие волосы, зачёсанные назад — видимо, так он пытался прикрыть стремительно растущую лысину. Цвет глаз пока ещё разглядеть было сложно, но Хельмут увидел его густую щетину, которая была чуть темнее волос на голове, и застёжку серого плаща в виде дубового листка — гербового символа Эрлихов.

— Вояка из него, говорят, плоховат, и сам он в бой ходит редко, — продолжил Вильхельм, — но армия у них большая и мощная, солдаты сражаются, как стая волков. И самое интересное… впрочем, сейчас поближе подъедут — сам всё увидишь.

Хельмуту не хотелось больше здесь стоять, особенно в компании Остхена. Нужно было решать проблему с Генрихом, но… Подойти и извиниться перед лучшим другом мешала гордость, а ещё возмущение из-за того, что Генрих устроил брак Хельги с таким засранцем, как Вильхельм. Оттого странно было обнаруживать себя стоящим рядом с этим засранцем и даже отвечающим ему, в то время как с лучшим другом ты вообще не разговариваешь… Правда, насчёт брака Хельмут ещё ничего не решил. С Вильхельмом поговорить пока не получалось, будто какие-то потусторонние силы мешали ему сказать даже слово… Хотя именно сейчас сказать слово не давал ему сам Вильхельм.

— Видишь, видишь? — рассмеялся он. — У них есть девушки в войске, но не те, о которых ты мог подумать.

Хельмут пригляделся и всё же увидел. Чуть дальше герцога Эрлиха на вороной лошадке ехала молодая женщина. Волосы у неё были длинные, каштановые, собранные в простую причёску: две пряди у висков заведены на затылок и там, видимо, перевязаны шнурком или сколоты шпилькой. На женщине была меховая бобровая жилетка, из-под которой виднелась серая рубашка, на ногах — чёрные штаны и сапожки в тон. Она улыбалась, оглядывая военный лагерь, к которому ей предстояло присоединиться. Видимо, увиденным она осталась вполне довольна.

— Баронесса Кассия Кархаузен, шингстенская ведьма, — сообщил Вильхельм. Поймав удивлённый взгляд Хельмута, он усмехнулся: — Это солдаты её так прозвали. Она — убеждённая язычница и, видимо, правда владеет магией. Но для разведки или атак огненным дождём её использовать бесполезно, ей больше по душе всякие заговоры, яды, руны и предсказания. Говорят, шингстенцы лекарей вообще на войну не взяли — одной этой стервы достаточно, чтобы после битвы залечить раны целой армии.

Хельмут не поверил. Даже если эта ведьма была так сильна, как говорит Вильхельм, даже если на залечивание одной раны с помощью магии у неё уходит не более минуты, ей бы пришлось исцелять раненых несколько дней, чтобы помочь всем. А пока от одного она дойдёт до другого, кто-то обязательно успеет умереть. Несколько опытных образованных лекарей — оно как-то надёжнее…

Тут же Хельмут вспомнил Гвен и снова поёжился. После ссоры с Генрихом он её больше не видел и не мог предположить, приходила ли она к нему снова или нет. И вообще, как давно они это делают? Или тогда был первый раз? А последний ли? И почему его, Хельмута, это так волнует? Генрих в конце концов имеет право спать с кем хочет. Не снимает шлюх из принципа, так почему бы не соблазнить наивную крестьянку, спасённую из разорённой деревни? Генрих — мужчина красивый, ещё довольно молодой, обращаться с девушками он явно умеет… Но почему, почему это всё так задевало Хельмута?

— Она, конечно, не одна, — прервал его размышления Вильхельм. — С ней братец, барон Адриан. Тот ещё бешеный змей, скажу я тебе, — хмыкнул он. — За сестрой следит в оба — не дай бог девушку обесчестят. А сражаются они, говорят, всегда бок о бок и режут врагов похлеще, чем повар капусту в суп крошит.

— Она не замужем? — отстранённо спросил Хельмут. — А сколько ей лет?

— Лет девятнадцать, может, двадцать, — пожал плечами Вильхельм, не сводя взгляда с подъезжающей к лагерю Кассии. — А брату на три-четыре года больше, и он её так опекает… Надеюсь, ты с Хельгой ведёшь себя поспокойнее. — И он легонько толкнул Хельмута локтем в бок.

Тот чуть отшатнулся и снова вспомнил, что собирался поговорить с Вильхельмом о помолвке, судьба которой висела на волоске. А что он, к слову, имел в виду? Хельмут и правда не всегда мог следить за сестрой не смыкая глаз и часто отпускал её гулять по саду наедине с Вильхельмом. Однако в то время он ещё доверял другу и был уверен, что тот до свадьбы невесте под юбку не полезет… Но теперь, когда он разглядел его истинную натуру… Да нет, Хельга бы не позволила. И всё-таки на душе стало неспокойно: Хельмут ещё не познакомился с бароном Адрианом, но уже прекрасно понимал его опасения за честь сестры.

Барона Адриана он разглядел прямо рядом с Кассией: это был весьма похожий на неё молодой человек, разве что короткие волосы его были светлее, с медным отливом, да и роста он был довольно высокого; из толпы его выделяли широкие плечи, накрытые грубым чёрным плащом, и крупный прямой нос. Хельмут тут же невольно перевёл взгляд на Кассию — её нос был поменьше, весьма аккуратным. Также он заметил на её шее коричневый кожаный шнурок с деревянной пластинкой — видимо, одна из рун, о которых говорил Вильхельм, защитный амулет.

— А откуда ты всё это знаешь? — уточнил Хельмут, рассматривая шингстенцев.

— Дядя мне рассказал, — охотно ответил Вильхельм. — Он же сотрудничал с ними на Серебряном заливе и хорошо со всеми познакомился. Любопытный народ, говорит… — поднял он бровь и тем самым напомнил Хельмуту Генриха. Стало едва ли не тошно. — И скоро, я думаю, мы сами в этом убедимся.

Понимая, что серьёзного разговора сейчас точно не выйдет, Хельмут вздохнул и развернулся, направившись в свой шатёр. Ветер растрепал неровно обрезанную чёлку, и он резким жестом убрал её с глаз. С шингстенцами он ещё познакомится — в непринуждённой обстановке, встретив кого-нибудь из них в лагере, или на военном совете, или как-то ещё… Это неважно. Да, они союзники, но крепко дружить с ними Хельмут не собирался. Может, при других обстоятельствах Кассия заинтересовала бы его как женщина — видит Бог (и её боги тоже), она всё-таки была довольно привлекательной, к тому же её необычные способности, как магические, так и боевые, не заинтересовать не могли. Но сейчас… боль, обида, раздражение, ссора с лучшим другом и, как итог, мерзейшее настроение не позволили Хельмуту даже думать о ней.

Он шёл, шаркая по пыльной земле и не смотря ни под ноги, ни вперёд. Задумчивость его была так сильна, что он не заметил, как с кем-то столкнулся. Тут же замер, покачал головой, пытаясь прийти в себя, вырваться из этой бескрайней пучины невесёлых мыслей… Опустил взгляд и увидел Гвен.

Видимо, именно с ней он и столкнулся.

Она присела на одно колено, собирая с земли выроненные склянки. Кажется, ни одна из них не разбилась… Чёрные локоны упали Гвен на лицо, и она нервно сдула одну из прядей. Собрав склянки, она сложила их в сумку, встала и, увидев Хельмута, тут же присела в реверансе — куда более изящном, чем раньше. Видимо, Генрих научил.

— Смотри, куда идёшь, — зло процедил Хельмут, бросив на неё пренебрежительный взгляд.

— Простите, — пролепетала Гвен и наклонила голову. Кажется, она была испугана.

Он кивнул, разрешая ей идти дальше, и она бросилась прочь едва ли не бегом.

Простите… Это было первым словом, которое она ему сказала. Сказала, когда Хельмут, отбив её у фарелльских фуражиров, протянул ей флягу с водой, а она её уронила, ибо руки её тряслись от страха и потрясения. И сейчас она повторила его, и Хельмут вполне был готов простить Гвен за это случайное столкновение и невнимательность.

А вот то, что она переспала с Генрихом, простить ей он не мог.

***

Кристина раскладывала маленькие круглые дощечки с рунами вокруг себя, сидя на коленях на полу. Слуги отодвинули стол к стене, убрали ковёр по приказу господина Гленна — он хотел, чтобы ей ничего не мешало.

— Вы долго и весьма успешно упражнялись в фехтовании, — сказал он, стукнув тростью по полу, — пришло время поупражняться в магии.

Поэтому Кристина достала все руны, что у неё были, и принялась раскладывать их в круг. На камине горело три свечи, ещё одна — на столе: после небольшой перестановки он оказался далеко от центра кабинета, и оттого в комнате царил таинственный полумрак. Свечи источали лёгкие запахи жимолости, гвоздики и хвои, которые, по поверьям, лучше всего способствовали колдовству. Пару дней назад Кристина послала служанок в лавку Магдалины за этими сборами, а потом их смешали с воском и сделали свечи, которыми сейчас и освещался кабинет. Тени сгущались в углах и танцевали на полу, окна были зашторены, и Кристина в тишине слышала стук своего сердца. Но продолжала раскладывать руны, заставляя себя быть смелее. Она всегда знала, что магию не стоит бояться, что она может стать другом, если приручить её. Прямо как дикий зверь. Это тебе не кот, что ластится даже к тем людям, которых видит впервые. Это — волк, дракон, лев… словом, хищник.

Господин Гленн стоял напротив, наблюдая за ней, и в темноте Кристина могла рассмотреть лишь его седые волосы, желтовато-бледную кожу и светящиеся какой-то странной радостью глаза, прикрытые стёклами очков, которые он придерживал рукой. Чёрный удлинённый камзол сливался с окутавшей кабинет темнотой, и только шорох ткани выдавал, что они ещё не провалились в эту гулкую, густую тьму, а остались здесь, в настоящем мире.

В свободной руке у господина Гленна была книга — справочник по рунам, объясняющий каждое заклинание, которое можно сотворить с их помощью.

— Давайте сначала проверим, насколько хорошо вы помните руны, — сказал господин Гленн, когда Кристина закончила раскладывать дощечки. Она не встала, продолжая сидеть на коленях посреди кабинета, будто молилась в храме в наиболее важный момент мессы. Прядь волос, перевязанных синим филлетом, упала на лицо, но она не посмела убрать её. — Телекинез?

Кристина уже владела телекинезом и без рун, но всё же указала на нужную дощечку — на ней были нарисованы две длинные параллельные чёрточки, а между ними едва виднелась маленькая ломаная линия.

— Верно, — кивнул господин Гленн и перевернул страницу. — Морок?

А вот с мороком уже сложнее. Заклинание это было многогранным: оно могло запутать человека, заставить его пойти не туда, куда он хотел, неосознанно отойти от руны или её хозяина, заблудиться даже там, где заблудиться в принципе невозможно… Но руна была одна, и Кристина знала её хорошо. Она указала на лежащую справа от неё круглую дощечку с начерченным углём ромбиком, в центре которого также был изображён маленький крестик.

— Защита от болезней? — спросил господин Гленн, поднося очки ближе к глазам.

Кристина тут же, не раздумывая, показала на ещё одну дощечку справа, но её наставник покачал головой с лёгкой улыбкой.

— Это защита от дурного слова, — поправил он. — Что это, кстати, такое — дурное слово?

— Оскорбления, клевета, — начала перечислять Кристина, прищурившись. — Если ты кому-то откроешь свой секрет и на тебе будет защита этой руны, то человек, которому ты открылся, не сможет разболтать этот секрет. Если кто-то застал тебя за каким-то тайным делом, он не сможет никому об этом рассказать. Руна свяжет его язык. В общем, никто не сможет сказать про тебя что-то дурное или разболтать твою тайну, если случайно узнает её.

— Именно, — улыбнулся господин Гленн. — И где же всё-таки руна против болезней?

Кристина оглядела кружок из рун, выискивая нужную дощечку. Руны защиты от болезней и защиты от дурного слова были очень похожи, и наконец она нашла нужную: две линии, образующие тупой угол, и такая же фигурка, но поменьше, внутри этого угла. Руна против дурного слова отличалась лишь тем, что внутри угла был треугольник.

— Теперь найдите руну, блокирующую заклинание взгляда сквозь пространство.

И взглядом сквозь пространство Кристина пользовалась с необычайной лёгкостью: поначалу с руной, а потом и без неё она, закрыв глаза, могла посмотреть, что происходило в нескольких десятках, а то и сотнях метров вокруг неё — в другой части замка, в Нижнем городе, в Мёртвой роще или на тракте неподалёку… Дальше пока не получалось, но Кристина очень хотела научиться. Руна взгляда сквозь пространство лежала по правую руку от неё — напоминающая букву «М» фигура с тремя точками внизу.

Однако существовала руна, помогающая не сотворить это заклинание, а остановить, заблокировать. Она была угловатой и резкой, похожей на букву «Р» с длинной чертой внизу.

— Какая руна дарит забвение? — спросил господин Гленн, перевернув пару страниц.

Невольно вспомнились слова из песни, которую каждый вечер исполняла недавно заехавшая в Эори бродаячая певица: «Счастье — в забвении, в забвении — покой…»* Как порой хотелось забыть, что идёт война, что отец сражается в кровавых битвах и вернётся не так скоро, как хотелось бы… Что он вообще может не вернуться. И что тогда?..

— Миледи? — позвал господин Гленн, чуть наклоняясь. Видимо, заметил, что она застыла, задумалась и про руну совсем забыла… — Что-то не так?

— А, нет, ничего! — встрепенулась Кристина. Она быстро отыскала взглядом руну забвения — две полоски, скрещённые по диагонали, и маленькую галочку над ними — и указала на неё. — Просто… вспомнила об отце, — призналась она. — Уже так много времени прошло, и я… я очень соскучилась.

Господин Гленн улыбнулся. Он закрыл книгу, убрал очки в карман камзола и подошёл ближе к Кристине, протянул руку — она оперлась на неё, вставая. Тут же отряхнула и расправила подол сине-серого повседневного платья — пол, на котором она сидела, был довольно пыльным, а тонкая ткань чуть примялась.

— Я уверен, что ваш отец вернётся в добром здравии, — мягко сказал господин Гленн, приобняв её за плечи. Затем, хромая, подошёл к столу, положил на него книгу и взял свою трость, лежавшую на столешнице. — Судя по его письмам, война в самом разгаре, но вы сами знаете, что за кульминацией обязательно следует развязка. Поэтому скоро всё закончится. Не может же война длиться вечно.

Кристина лишь кивнула, устало вздохнув. Война длилась всего полгода, это не такой большой срок: она читала, что порой войны могут длиться и семь, и тридцать, и даже сто лет… Кто знает, как скоро лорду Джеймсу удастся разгромить врага.

— Но вы должны быть готовы к тому, — словно прочитав её мысли, добавил господин Гленн, — что вам, возможно, придётся взять власть над Нолдом в свои руки в ближайшее время. Простите за мои слова, они могут ранить вас, — понизил голос он, — но… мне кажется, вы должны понимать, что милорд не бессмертен.

— Я понимаю, — отстранённо вздохнула Кристина, смотря на пол, на котором всё ещё лежали руны: ровный круг, который она так тщательно выкладывала, оказался немного повреждён подолом её платья, когда она вставала.

— И, может, в таком случае именно магия станет вашим главным подспорьем. — Господин Гленн, сжав набалдашник трости, наконец оторвался от стола и приблизился к Кристине. Она подняла на него удивлённый взгляд. — Юной леди будет тяжело править одной первое время, — пояснил он, глядя на неё ласково.

— Но разве вы не будете помогать мне, если… если отец…

— Конечно, буду, — успокоил её господин Гленн. — Я и сейчас стараюсь быть для вас хорошим помощником и наставником, и если что-то, упаси, Господи, случится с милордом на войне, я тем более вас не оставлю. Взамен мне нужно лишь ваше доверие, оно для меня — великая честь. — Он положил руку на грудь, как при молитве. — Вы же доверяете мне, миледи?

— Конечно, доверяю! — выпалила Кристина.

— Верные люди, армия, разведка — это всё хорошо и важно, — продолжил он, — но у вас должен быть козырь, с помощью которого вы покажете народу, вассалам и союзникам свою силу. Разве плохо будет, если вы дадите им понять, что владеете весьма развитой магической силой?

— Попробуй шингстенцев магией удиви, — хмыкнула Кристина и носком туфли попыталась поправить одну из деревянных пластинок. Она слышала, что в Шингстене даже простые, не владеющие магией люди носят защитные руны и не начинают ни одного дела без заговора.

— Ваш отец выстраивает союзнические отношения с Бьёльном, а не Шингстеном, и вы можете удивить именно бьёльнцев, — заметил господин Гленн.

— Да, пожалуй… Но я всё же надеюсь, что всё это предпринимать мне придётся нескоро, — стараясь сделать голос веселее, ответила Кристина. — Я смею рассчитывать, что отец вернётся с войны и проживёт ещё много лет в добром здравии, а я за это время освою магию как можно лучше.

— Я тоже. Вы устали? Может, продолжим завтра? — И он кивнул на разбросанные по полу руны.

— Нет, давайте ещё! — попросила Кристина. — Сейчас я соберу руны, и мы что-нибудь ещё поделаем, ладно?

— Ладно, — с тёплой усмешкой отозвался господин Гленн. Но, когда она наклонилась, чтобы поднять руны с пола и убрать в небольшой бархатный мешочек, вышитый серебром, он вдруг постучал тростью по полу. — Нет, миледи. Соберите их… силой. Магией. Телекинезом.

— Все сразу или по одной? — насторожилась Кристина.

— Как вам удобнее.

Она закрыла глаза и сосредоточилась. Отгадывать руны было легко и просто, но колдовать… Это, конечно, отнимало больше сил. В груди стало жарко, глаза будто наполнились слезами, хотя на самом деле жгла их магия, вспыхивая в радужках золотым огоньком. Руны одна за другой взлетали в воздух, а оттуда — в раскрытый мешочек, который Кристина держала в руках. Она не видела этого, продолжая стоять с закрытыми глазами, но чувствовала, ощущала подсознанием, внутренним взором. И смогла расслабиться лишь тогда, когда все руны оказались в мешочке.

Кристина открыла глаза и рассмеялась от облегчения, как ребёнок.

— Прекрасно! — Господин Гленн, кажется, тоже пришёл в искренний восторг. Он взял мешочек с рунами из её дрожащих пальцев, будто до сих пор не мог поверить в произошедшее.

— Я хочу ещё, — заявила Кристина, пытаясь отдышаться. — Что-то… посложнее, потяжелее.

— Вы уверены? Кажется, вы устали.

Она покачала головой. Усталость прошла быстро, и ей тут же захотелось поупражняться ещё немного. Поднять в воздух крохотную руну — это детская игра, хоть рун и было около десятка. Но если поднять, например… нет, книгу тоже слишком легко… подсвечник — опасно, вдруг уронит и обожжётся? Кристина оглядывала полутёмную комнату, судорожно пытаясь выбрать, с чем бы ей поупражняться, и тут взгляд её упал на небольшой, но явно тяжёлый сундучок на столе. Чуть потемневшее от времени резное дерево, стальная оковка, маленький, но довольно объёмный замочек… Кристина улыбнулась.

— Подниму его, — кивнула она.

— Вы точно справитесь? — встревожился господин Гленн, сжимая пальцами набалдашник трости. — Он, кажется, довольно тяжёлый.

— Поэтому я и хочу попробовать именно с ним.

Кристина подошла поближе, оглядела сундук повнимательнее… И правда, тяжёлый. Стоявшие рядом с ним свечи источали аромат жимолости, и это её успокоило. Всё получится, если верить в себя. А Кристина верила. Телекинез — это не так сложно, она знала, что ей ещё предстоит освоить более сложные заклинания… а господин Гленн к тому же уверяет, что магия сможет ей помочь стать влиятельнее, добиться того, чтобы к ней прислушивались… Кристина верила его словам, поэтому решила сейчас сделать всё, что было в её силах.

— Прошу вас, будьте осторожнее, — донёсся голос наставника откуда-то издалека.

Она снова закрыла глаза, напряглась, ощущая приятно согревающий грудь жар. Жар этот начал нарастать, почти до боли, но она терпела. Боль пройдёт, когда у неё всё получится. Глаза уже привычно заслезились, и Кристина невольно зажмурилась, сжала руки в кулаки… И потом резко открыла глаза, решив попробовать иначе, нежели с рунами.

Сундук тут же взлетел.

Скрипя зубами и впиваясь ногтями в кожу ладоней, она сверлила взглядом сундук, стараясь держать его на приличном расстоянии от стола: он взлетел где-то на полметра, но она хотела выше… Пока не получалось, и Кристина смирилась — пусть пока так, полметра — это уже хорошо! Сундук парил в воздухе, словно таковым было его прямое предназначение или словно его держал кто-то невидимый, и Кристина, прикусив губу, слабо улыбнулась.

Сундук с оглушительным грохотом рухнул на стол.

— Чёрт! — взвизгнула Кристина и пошатнулась — резко закружилась голова. Если бы господин Гленн не придержал её за плечо, она бы точно упала.

— Миледи, это было прекрасно, но не многовато ли сил у вас на это ушло? — прозвенел его голос над головой.

Он никогда не говорил слишком громко, но сейчас эти слова прозвучали для Кристины просто оглушающе. Она приложила пальцы в вискам и чуть помассировала их.

— Многовато, — призналась она, — но то, что получилось в итоге, меня устраивает.

— И поаккуратнее с выражениями, прошу вас, — продолжил господин Гленн. — Дело даже не в том, что «чёрт» — это какое-то страшное ругательство. Просто если вас услышит благочестивая сестра Эстер, она тут же решит, что мы призываем адских духов именем нечистого.

Кристина рассмеялась.

Внезапно дверь с протяжным скрипом петель открылась, и полумрак кабинета резко разрубил исходящий из коридора свет — там возле каждого окна было по два-три факела. Кристина и господин Гленн одновременно обернулись.

На пороге, скрестив руки на груди и нахмурившись, стояла сестра Эстер. Она, как всегда, вошла без стука.

— Ну вот, я же сказал, — пожал плечами господин Гленн.

— Что происходит, почему грохот? — Монахиня прошла в комнату, не закрывая дверь: в кабинете становилось всё светлее, отчего Кристина испытала некоторое облегчение. — Миледи, почему вы позволили себе произносить богомерзкие слова?

— Всего-то одно словечко, — тихо отозвалась она.

Сестра Эстер оглядела комнату, её взгляд задержался на руническом справочнике, который, подобно нашалившему мальчишке, пытался спрятать за спину господин Гленн (правда, у него ничего не вышло), потом она явственнее ощутила запах благовонных свечей и поморщилась.

— Вы опять проводили свои греховные опыты, миледи? — процедила монахиня.

— Вовсе не греховные, я просто подняла взглядом сундук, но не выдержала, и он упал… — Кристина не понимала, почему оправдывается перед ней, но голос наставницы звучал так строго и сама она выглядела так требовательно, что как-то проявить характер и возразить резче попросту не получалось. — Мы не занимались некромантией, магией крови, мы не призывали призраков… Это просто телекинез, он безвреден!

— А вы не думали, кто помогал вам поднять этот сундук? Кто направлял вашу силу? — ещё громче и злее заговорила сестра Эстер, вперив в Кристину яростный взгляд.

— Никто не помогал, я всё сделала сама, — заявила та. — Ну, господин Гленн мне много чего объяснял, но сейчас…

— Дьявол! — воскликнула монахиня и тут же, положив руку на грудь, поклонилась и пробормотала: — Прости, Господи, что произношу поганое имя врага твоего… А вы, миледи, завтра же пойдёте в церковь на исповедь и расскажете священнику всё, что делали сегодня вечером.

— Я уже говорила со священником об этом, — хитро улыбнулась Кристина, почувствовав, как на её плечо ложится рука господина Гленна. — Он сказал, что в телекинезе нет ничего страшного. И если я могу двигать предметы взглядом, то я должна быть благодарна Господу за дарованные мне силы…

— Значит, вы пойдёте к другому священнику, который не будет столь мягок по отношению к такому греху, — не терпящим возражений тоном прервала её сестра Эстер.

— Вы не смеете мне приказывать, — процедила Кристина, не на шутку разозлившись. — Вы, может, моя учительница, но я — ваша леди, вы должны учить меня шитью, каллиграфии и этикету, но никак не…

— И благочестию, ваша милость, благочестию, — тут же поумерила пыл монахиня — слова леди Коллинз на неё явно подействовали хорошо.

Тут же она, напоследок оглядев помещение и особо внимательно, с прищуром посмотрев на господина Гленна, покинула комнату и закрыла дверь.

Примечания:

Курсивом выделена цитата из рок-оперы "Орфей", песня "Оставь"