Стальная месть

Глава 4. Возвращение в вороний город

После столкновения в поле, пути нам осталось всего пара дней и за это время вообще никто не попытался помешать нашему продвижению вперёд. Скорее всего кто-то успел доложить о нашем продвижении и убедительной победе против странной конной засады. С какой-то стороны для нас это был плюс, ведь так мы сможем добраться до города без излишних потерь, а с другой шли мы в полном боевом облачении, тратя сил на передвижение гораздо больше, чем могло бы быть. Да, излишняя осторожность в своё время привели к поражению Дария Третьего в битве при Гавгамелах, но рисковать я вообще не хотел.

Что же до напавших на нас конников? Они были старыми воинами и до конца не хотели раскрывать своих военных секретов, обмолвившись лишь о том, что сейчас служат роду Корбинов. Однако, Сезару была отдана целая ночь, чтобы развязать старческие языки аристократов. По итогу оказалось, что последний из Корбинов, остался в качестве хранителя северной границы королевства и под своей рукой имел значительные силы, которые по необходимости должны будут направлены на столкновение с беспокойными рюглендцами. Если под пытками они не соврали, то выходило, что нам теперь противостояла, по меньшей мере, тысяча человек. Большая их часть представляла из себя плохо обученное пешее ополчение местных баронов, но даже при условии победы над засадным отрядом, у него имелось полторы сотни конников различной степени тяжести.

Хорошо оценить полководческий талант Лариона Корбина было трудно, и его малый возраст совсем не означал того, что он будет плохим военачальником. Было странным, что он не пользовался своим оперативным преимуществом, особенно на известных ему землях. Впрочем, учитывая сложности передвижения необученной средневековой армии, вполне могло быть так, что передвигались примерно с одной скоростью и тогда Корбин будет искать место для одного единственного генерального сражения. Хотя… А смысл ему принимать генеральное сражение? За прошедший год он наверняка смог восстановить весь свой город. К тому же, в этот раз воспользоваться секретным лазом не получится и штурм окажется хоть и не безнадёжным, но обернётся кровью. Осаждать же город я не мог. Слишком уж сильно она противоречила концепции «прогулки». Да, англичане в своих прогулках крепости брали, если на это было время и ресурсы, но сил у меня было слишком мало. Ещё не стоило сводить со счетов то, что с окрестных земель соберут ещё больше ополчения и тогда нам мало чего поможет. Конечно, существовали выигрышные битвы, когда противник имел кратное превосходство в количестве, но сейчас у нас не было ни значительного технологического превосходства, ни хорошо оборудованных позиций. Так что придётся выдумывать нечто новое.

И всё же, вряд ли малец будет прятаться за стенами своей крепости. Почему, если это сохранит его людей? Дело в том, что отсиживаться удобно, но не очень-то престижно. Зачем крестьянам такой хозяин, который не может их защитить от грабящих их земли? Правильно – незачем. Так что Корбину лучше не просто выйти в поле, но и одержать полноценную победу, чтобы хотя бы как-то отмыть прошлое поражение своей семьи. Иначе же, учитывая ошибки его отца, ситуация грозит согнать Корбинов с поста Защитников Северных Границ.

Оказалось, что я прав. Ближе к городу было найдено достаточно большое поле, ограниченное по двум сторонам топкими болотами. Формой площадка напоминала песочные часы, ведь ближе к центру сильно ссужалось, а по обоим концам соответственно расширялось. В центре ширина поля едва достигала трёх сотен метров, а в длину почти два километра. На противоположном от нас конце поля расположилось войско Корбина. Оказалось, что оно было более значительным, чем предполагалось ранее. Вполне возможно, что за время нашего передвижения к Лариону прибыло ещё больше бойцов и от того ситуация складывалась хуже.

Войско противника растянулось по всей ширине своего конца, разделившись на пять групп-баталий, каждая из которых уже приготовилась к бою. Впереди выделилось две конных баталии, каждая из которых вмещала в себя примерно по две сотни кавалеристов, готовых к битве и ожидающих только приказа. Их разноцветные знамёна развевались на ветру, латы блестели в лучах солнца, а красивейшие крепкие кони переминались с ноги на ногу в ожидании схватки. Шлема конников были украшены разноцветными перьями, гребнями и драгоценными вставками. Я в который раз поразился красоте средневековой военной машины, хоть и понимал, что вскоре все эти красивые кавалеристы будут смешаны с землёй. Ну, или же нас смешают с дерьмом.

За спинами кавалерийских соединений стояло ещё три пехотных баталии. Эти бойцы были куда как менее красивы и дисциплинированы. Они стояли всё больше для массовки и было видно, что их желание воевать разительно отличалось от голубокровых кавалеристов. Однако если правильно «зарядить» такую толпу, то и она будет способна на подвиги.

Сам Корбин сидел на высоком мощном чёрном коне, красуясь крепким фамильным воронённым доспехом. Шлем его был с забралом в виде клюва. Это было не сколько украшение, сколько полезный элемент доспеха, отражающий прямые удары в лицо и отводящие их в сторону. Из верхушки его шлема торчало пять чёрных страусиных перьев, а на знамени трепетал сидящий ворон. Отчётливо складывалось ощущение, что этот молодой дворянин старался собрать абсолютно все чёрные вещи и материалы, которые только существовали в этом мире. Безусловно такой доспех был крайне красив, но на поле боя уж слишком выделялся даже от остальных кавалеристов. Хотя, вряд ли этого юношу сильно волновал сей факт.

Не смотря на решимость кавалеристов, армия Корбина атаковать не собиралось. Время для их атаки было удачным, ведь наши порядки были не столь крепки и не успел перестроится в боевой порядок. Такой удар, скорее всего не разметал бы нас сразу, но нанёс ощутимый урон. Тут я видел три варианта: он боится, он готов к переговорам, либо придумал что-то хитрее.

Ларион отделился от своего войска в сопровождении двух рыцарей из своей свиты и стал медленно приближаться к центру поля. Похоже, что это всё же попытка переговоров, либо же последний Корбин выдвинет нам простой ультиматум, который можно предсказать уже сейчас: уходите или умрите. И всё же было бы бесчестьем просто обстрелять парламентёров, а потому я тоже выдвинулся в центр, прихватив с собой Вирта и Ноя. Хоть потомок Альбара и не был таким хорошим воином, как некоторые из моих солдат, но было необходимо повышать его престиж у следующего за нами ополчения.

Сошлись мы ровно на середине поля. Корбинский отряд уже ждал нас там, встав в пол-оборота и придерживая коней. Ларион, завидев наше приближение, поднял своё забрало и заговорил первым, как только мы сравнялись.

- Вадим, я знаю, что вы сильный воин. Вы не просто вернули мой родовой город, но смогли самолично удержать его от грязный рюглендцев, обеспечив помощь в столь трудный час. Я благодарен вам за это, но сейчас вы сражаетесь на стороне врага, и я не могу позволить вам пройти дальше. По-хорошему я должен просто атаковать, но благодаря вашей помощи я дам вам сложить оружие и развернуться. Забирайте свой отряд, оставляйте рюглендцев и уходите. Мои воины вас не тронут.

Усмешка растянулось на моих устах. Парень определённо действовал правильно, и я копчик чувствовал, как внутренне напрягся Ной. Не смотря на нашу помощь в сокрушении позиций дворянства в Безале, он точно мне не доверял. Достаточно правильное решение, если бы не оставшиеся в моём городе люди. Впрочем, предавать Рюгленд и Безал в его лице я предавать ещё не планировал. Пока что.

- Предложение, конечно, лестное, но я вынужден послать вас очень далеко и надолго. Меня наняла другая сторона и с моей стороны я тоже предлагаю вам просто сложить оружие. Вы помните силу меня и моих людей.

- Значит, будет бой.

Ларион с щелчком вернул забрало на место и повернул коня. Его примеру последовал и я, понимая, что вряд ли сражение произойдёт сегодня. Солнце уже клонилось к закату, а воевать в ночи мало кто умел и хотел. Для атакующей стороны, особенно учитывая слабую подготовку основной части армии, атака принесёт для них большие потери и далеко не факт, что дойдёт до победы.

Бойцы принялись ставить лагерь. Поставить частокол было невозможно, ввиду отсутствия хоть какой-то крепкой растительности. Однако в лес было отправлено ещё несколько команд по сбору дров. Им было приказано возвращаться только после того, как наберут двойной запас на эту ночь. Неужели я собрался стоять здесь больше суток? Вовсе нет. Мне хотелось совершить очень древний обманный манёвр, пользуемый ещё в античности.

Как проверить численность вражеского войска в непроглядной тьме? Совершенно верно! Практически никак. Можно, конечно, послать весёлую средневековую дивресионно-разведователную группу, но на это нужны нормальные специалисты, а иначе задачу такая команда провалит. Так что, единственным относительно верным способом становится оценивание численности врага через количество разожжённых костров. Именно потому я решил разжечь в два раза больше костров, будто бы к нам подошло подкрепление. Напугает ли это врага? Сомневаюсь, но это замаскирует другой манёвр.

- Сезар, у меня есть для тебя задача.

Бородач сидел рядом со мной в шатре, вычёсывая бороду костяным гребнем. Судя по куче волос под его ногами, этот воин раз в год мог связать себе плотный свитер. Он кивнул, указывая на то, что слушает меня, но от своего дела не отвлёкся.

- Берёшь сотню наших и обходишь рюглендцев по правому флангу. Как только начнётся бой, то всади им алебарду в задницу, как можно глубже.

Бородач вопросов не задавал и просто ещё раз утвердительно кивнул. Удивительно тихо целая сотня покинула лагерь в темноте. Их было слишком сложно заметить в ночи, и у меня была искренняя надежда на то, что Корбин не раздобыл где-то наблюдателей с кошачьим зрением.

Ночь оказалась спокойной и на утро воины намеревались позавтракать, но моим приказом их надежды на вкусный завтрак были разрушены. Почему? Потому что Фабрис был человеком начитанным и умным. Он напомнил мне о том, что полупереваренная пища, попадая в открытую рану, приводит к крайне печальным последствиям в виде заражения крови. Бойцам оставалось довольствоваться только разбавленным вином и травяным взваром.

Под лучами прохладного осеннего воинства я стал выстраивать своих воинов. Всю свою полутысячу я разделил по сотням, отдельно поставив собственную роту, как самое тяжёлое соединение армии. Три сотни шли в первом ряду, а остальные две шли сзади Центр поля был прямо-таки предназначен для того, чтобы закрепиться там и я поспешил этим воспользоваться, поставив пушки на трофейные телеги. На их залпы я особенно не рассчитывал, а потому забил в них картечь. Эти каменные шарики при попадании по плотному строю пехоты порвут её в мясо.

Войско Корбина зачем-то позволило нам встать в центре и направить пушки во врага. Только тогда бойцы тронулись с места. Кавалерия стала набирать скорость, дробя землю подкованными копытами, медленно смещаясь к центру. Их было не сильно меньше, чем пехоты на передовой и были опасения, что они продавят ополченцев и тогда битва будет гораздо короче, чем я рассчитывал.

- Пали!

Короткие фитили прогорели мгновенно и пушки грохнули. Дробь широким облаком полетела на несколько сотен вперёд, обещая смерть любому, кто станет пред ней. Ускоренные адской мощью пороха камешки влетели во всё ещё рассеянный строй кавалерии и удар оказался страшным. Далеко не всегда камни могли преодолеть толстую броню лошадей и их всадников, разлетаясь о них шрапнелью. Но даже так сотни свистящий снарядов находили свою цель. Пробивая сталь, они пробивали мясо, дробили кости и рвали мышцы. Кавалеристы падали со свих животных и даже если в полёте они были ещё живым, то превращались в кровавый фарш под тяжёлыми копытами рвущихся за ними конников. Кучи обезображенного мяса в разорванной стали, нафаршированного каменными осколками, мешали воинам скакать дальше, из-за чего некоторые кони спотыкались, ломали ноги с диким животным криком, разрывающим перепонки. И так мягкая почва была ещё больше сдобрена людской и животной кровью вперемешку с мозгами из расколотых камнями и копытами голов.

Залп оказался неожиданно страшным. Когда развеялся дым, то я увидел, что как минимум треть кавалерии стала небоеспособной. Хоть лишь меньшая их часть погибла, но грохота артиллерии вместе с чудовищными потерями хватило, чтобы сбить спесь с наступающих. Их ряды уже не были столь стройными и плотными. Стена пик для них оказалась дополнительной неприятностью. Первые ряды, до того и так колебавшие после обстрела, вылетели из плотного дыма на плотный строй пехоты, рогом упёршийся за центр поля. Это был определённо неприятный для них сюрприз и лошади, обезумевшие от поли и страха, стали вырываться из-под всадников, окончательно разрушая и до того неплотный строй кавалеристов.

Оставшаяся из налетевшей на нас массы кавалерии, группа попыталась что-то сделать, но замотивированный строй рюглендской пехоты, одетой в плотные стёганные куртки и с пятиметровыми пиками в руках просто уничтожал оставшиеся капли решимости врага. Острия пик разили в лица, ноги, руки людей, шеи и морды коней. Наскок обернулся полнейшим провалом, и кавалерия стала отступать.

Их потери насчитывали несколько десятков всадников, большинство из которых полегли от удара картечью, но некоторые пали прямо у строя пик. Я до сих пор не понимал зачем они дали нам закрепиться на этом участке, а потому постоянно вертел башкой, командуя своим канонирам засыпать в ствол новую порцию картечи. Вряд-ли конники пойдут в ещё одну такую глупую атаку, ведь на этот раз они уже знают всю нашу мощь. Единственным для них вариантом было либо отправить кавалерию в глубокий крюк, чтобы зайти нам в тыл, либо иметь кратное превосходство в стрелках, чтобы расстроить наши порядки и вынудить нас атаковать самим.

Но нет, Корбин двинул вперёд свою пехоту. Она была слишком далеко, чтобы бить из пушек и мы выжидали, готовясь к появлению в тылу посланной мною вперёд сотни. Как только они окажутся позади, то нам надо будет переходить в наступление, надеясь на то, что собранное ополчение ларингийцев не сможет долго противостоять атакам.

Поняв наше преимущество в дальнобойности, пехота врага старалась идти разрозненно, насколько это им позволяло поле. Добравшись на дистанцию стрельбы, они начали обстрел из луков. Стрелков у них было не столь много, но даже так они просто били по площади достаточно эффективно. Наших отрядных лучников было маловато и хорошо отвечать они не могли, а потому было решено ударить по ним артиллерией. Дробь, улетевшая на сотню метров, разметалась слишком широко и срезала всего нескольких стрелков, не принеся достаточного урона.

Пехота Корбина стала разделятся на три группы. Центр стал упрямо двигаться вперёд на строй пик, а две другие, численность которых была всего по две сотни, стала продвигаться по флангам. Казалось бы, пройти всего по сотни метров по болоту, но сделать это, не потеряв строй и боеспособность, было очень сложно. Ноги вязли в трясине, а доспехи жали к земле, просто высасывая силы атакующих.

- Аркебузиры на левый фланг!

Четыре десятка стрелков, обвешанные патронницами, вышли из второй линии. Именно с левой стороны участок топи был минимальным и одновременно с тем там располагались наименее подготовленные воины ополчения Безала.

Стрелки выстроились в два ряда, воткнув в землю упоры для стрельбы. Фитили, заранее зажжённые перед боем, мерцали красными огоньками. Команда «Огонь!» прозвучала как приговор. Пехотинцы, прущие через болота, не могли быстро маневрировать, а потому стали отличной целью для двух шеренг стрелков. Грохнул первый залп и сразу несколько пехотинцев повалились ничком и их тела мгновенно стала утягивать топь. Поняв, что их так просто расстреляют, корбиновы воины стали шагать быстрее, но от этого жадная до жизней топь стала яростнее утягивать их вниз. Немного только развеялся дым, как грохнула и вторая шеренга. На таком расстоянии даже неточные аркебузы были страшной силой, разя мешкающихся бойцов. Будь это стрелы, то некоторых из них наверняка бы спаслись, но огнестрел, бьющий прямой наводкой, ревел пороховым монстром, а каждый ствол шептал свой личный приговор.

Пехоты было ещё много, но пауза, вызванная обстрелом и трепещущих среди них страх, дали время аркебузирам перезарядится и садануть из своих орудий ещё раз. После этого залпа этот фланг был практически безопасным. С другого боку уже завязался плотный бой, но ополчение, выдвинутое к самой кромке, пока что спокойной сдерживало натиск. Самая тяжёлая ситуация пока что складывалась в центре. Там пехота не спешила приближаться и продолжала изводить бойцов стрельбой из лука. Пушка успела ударить ещё раз, да и лучники рассеянно отвечали, но даже так обстрел досаждал. Если моя пехота, одетая в половинчатые латные доспехи поверх плотных курток, ещё не так страдала от лучников, то безальскому ополчению приходилось худо. Они были в слишком разномастной одежде, собираясь на войну кто на что горазд. От кирас стрелы со звоном отскакивали, но кожаные панцири, кольчуги и плотные куртки не спасали своих хозяев от заточенных стальных наконечников, что даже на излёте втыкались в мягкую плоть. Наличные силы таяли слишком быстро.

Чувствовалось, как моральный дух воинов тает и нужно было что-то менять. Похоже было, что мой план не сработал и посланная сотня таки не достигла тыла врага. Единственным вариантом было прямо сейчас громить противника, ведь надеяться просто не на что. Может даже быть, что стрел у них столько, что хватит превратить каждого из нас в ежа. Большой помехой было то, что кавалерия, похоже, успела перегруппироваться, восстановить свой дух и организацию, и прямо сейчас готовилась к очередному наскоку.

На левом фланге короткий бой закончился тем, что корбинская пехота стала отступать. Ополчение Безала, приободрённая понесёнными потерями наступающих ещё на подходе, просто смяла врага. Высвобожденные силы было принято также отправить на другой фланг, где ситуация складывалась сложнее. Ещё раз грохнули пушки. Это был последний из заранее припасённых зарядов дроби. Ядра же не будут столь эффективны.

- Готовьтесь к атаке!

Я поднял руку с сжатой саблей вверх и ткнул вперёд. Три сотни двинулись вперёд, пока их продолжали обстреливать из луков. Я шёл одним из первых, склонив голову вперёд, чтобы стрелы щёлкали по стали шлема, а не впивались мне в лицо. Только крики со стороны противника заставили меня поднять голову.

Со стороны врага в небо вздымался огромный чёрный дымный столб. Было видно, что до того цельный пехотный строй теперь казался рассеянным. Бойцы постоянно озирались, практически не обращая внимания на наступающих нас. Даже обстрел значительно сократился, и мы вклинились во врага.

Стальная стена пик сразу начала теснить расстроенного противника. Страх, навеянный тыловым ударом, не позволил им держаться, даже не смотря на численное превосходство и мы рассекли середину вражеского строя. Пики и тяжёлые алебарды оказались хорошим оружием, чтобы продавить врага. И всё же корбинское войско многочисленно и наш прорыв смогли остановить новые подоспевшие части. Мы просто ломились вперёд, чувствуя, как понемногу наши фланги отступают назад. Если наёмники, привыкшие к долгой битве, хоть и с потерями, но держались, то нерегулярное ополчение не могло справиться с многочисленным врагом.

Позади нас рявкнули пушки. Звук донёсся слишком поздно и через пару мгновений человека пред мной просто вмяло в землю. Три тяжёлых чугунных ядра просвистели над нашими головами и ворвались в пехоту врага, взметнув комья кровавого снега, пробивая насквозь людей. Такой опасный выстрел, мог погубить нас, но на врага произвёл куда как более тяжёлое впечатление, и он побежал. За одним отрядом последовал второй, а потом вражеский фронт посыпался как домино. Одни сдавались, другие сверкали пятками, пытаясь спасти свои жизни.

Последнюю попытку переломить ход сражения попытались уцелевшие конники. Они опять налетели на потрёпанный строй пикинёров, но и на этот раз им не сопутствовала удача. Кавалеристы двигались вперёд, разя отступающих пехотинцев. Однако приободрённые победой рюглендцы просто окружили увязнувшего в атаке врага.

Моя пика сломалась, и я подхватил алебарду одного из павших наёмников. Взор выделил чёрную фигуру Корбина, и я возглавил атаку. Наёмники рубили ноги коням, стаскивали всадников, били острыми наконечниками в лица людей. Кровь лилась рекой, ещё не остывшие трупы грели землю, а крики раненных резал уши. Смерть наслаждалась, смотря на резню на этом поле меж болот. Наконец мы смогли пробиться к самому графу. Его личная охрана билась храбро и положило несколько моих бойцов, но это не спасло его. Со всей оставшейся во мне дури я ударил алебардой, отсекая до невозможности толстую ногу его коня и Ларион рухнул на землю. Сверху на него навалилась многоцентнеровая туша его животного, сучащего копытами. Я уже было занёс оружие, готовясь прервать жизнь храброго дворянина, но тот резко открыл забрало и заорал до срыва голоса:

- Сдаюсь!