Станция Озерки

Глава 1

— «Хроники Акудзин» — старинная книга, написанная первыми акудзинами на острове Хокайдо. По легенде там описана тайна нашего происхождения. Ее пытались разыскать тысячи и тысячи до нас. Но мы ближе всего подобрались к разгадке. Я уверен, что она в Шамбале.

— Профессор, я более скептичен на этот счет, — Марк оторвался от карты и посмотрел на профессора Миядзаки. — Найти Хроники мы, конечно, можем, а если откровенно, то мечтаем... но мы не сможем узнать тайну нашего происхождения, если она написана на одном из мертвых языков. А я даю девяносто девять процентов, что это так. По поводу Шамбалы... извините, но это место просто легенда, сказка.

— Пока не найдем не узнаем, на каком языке она написана, — мягко улыбнулся Такеши Миядзаки. — А Шамбала... Мы ведь с вами тоже легенды, мистер Голицын. Но мы существуем, вопреки людскому скептицизму.

— Я уже не первый год в буквальном смысле копаю горы и прочие гробницы. Но Шамбала... Извините, это за гранью, — беззлобно усмехнулся Марк.

— Вы понимаете под Шамбалой определенное место, навязанное вам фольклором. Я же подразумеваю некую сокровищницу. Вы, кажется, копали Саяны, плато Путорана, объездили весь Урал, я уже молчу про Тяньшань, хребет Хидо и горы Исикари. Но вы не были в Гималаях и на Тибете.

— Тибет с точки зрения науки сильно переоценён, — отрезал Марк с видом акудзина, которого ничто не может переубедить в обратном.

— Я не предлагаю залезать на семитысячники, напротив, я предлагаю спуститься вниз... Скажем, на шесть тысяч метров.

Тонкие губы японца расплылись в улыбке. Он подошел к столу, ткнул пальцем в точку на карте и посмотрел на Марка. Голицын наклонился и прочитал название: «Каньон Цангпо».

Марк засмеялся:

— Даже если мы там ничего не найдем, я все равно с вами. В самом глубоком каньоне мира я еще не был. Моя семья проспонсирует проект, профессор.

***

— Поверить не могу, что мы его нашли!

Директор китайского Института геологии, а по совместительству заместитель председателя Совета акудзин КНР господин Джан Фай ходил по краю обрыва и с нетерпением подпрыгивал при каждом шаге, пока рабочие укрепляли котлован во избежание обвалов.

Марк его радость разделял. Он сам стоял у самого края и пытался запомнить каждую деталь на древних вратах. Судя по иероглифам, то была усыпальница какого-то знатного акудзина. Древние начертали на вратах кучу предупреждений для простых смертных из разряда «сюда не входить, а то разбудишь древнее зло, и оно тебя непременно сожрет».

Даже если Хроник там нет, сама по себе находка была интересна. Гробницы древних акудзин явление нечастое. Сущность, живущая внутри акудзин — материя опасная, и тело усопшего можно только сжечь, иначе сущность найдет себе нового носителя. Такое уже случалось. Правда, сущность могла переварить саму суть человека, превратив того в кровожадного монстра.

В гробницах акудзин не было мумий. Огонь оставлял лишь горсть пепла. Так что вместо саркофагов их ждал сосуд с прахом. Но ценность имел не прах, а сам сосуд и куча древних реликвий, которые родственники любовно складывали вокруг урны: посуда, драгоценности, оружие, иногда манускрипты и свитки.

Музеи акудзин по всему миру будут бороться за это добро на аукционах, а Марк, Фай и Миядзаки за свое открытие получат признание, почёт и неплохой процент с продаж.

Хотя деньги мало волновали Голицына. Он — представитель древнего рода акудзин, которые уже много сотен лет живут в России. Его отец сидит в Правлении, при этом их бизнес так обширен, что кажется, Голицыны сами не знают, сколько всего им принадлежит и приносит баснословный доход.

В отличии от отца Марка не привлекала экономика, политика и прочее, чем развлекаются представители древних чистокровных родов. Его увлекла наука — история, археология, фольклор. Он этим жил и дышал. Если бы его сейчас спросили, что он чувствует, глядя на врата древней усыпальницы, он бы не смог точно ответить. Это было сродни абсолютному счастью, предвкушению чего-то невероятного, чувство причастности к великой тайне. Гордость, ведь он — один из тех, кто творит историю, пусть и скрытую от людских глаз.

***

— Это место больше, чем я себе представлял, — озадаченно сказал Марк, следуя по узкому коридору в подземелье.

— Я тоже, — кивнул Миядзаки, пригибаясь, чтобы не задеть лампочку, свисающую со свода слишком низко.

С ними шло несколько рабочих из местных. Английский они не знали, так что приходилось изъясняться жестами. Впрочем, мужчины были понятливые и исполнительные. Акудзины часто привлекали к подобным работам местное людское население, благо стереть память и вложить в головы человечков новые воспоминания для демонов труда не составляло.

Единственной трудностью при раскопках было найти тех, кто не боится древних проклятий и разбуженных страшных существ. Однако во все времена звонкие монеты, а после и зеленые бумажки, решали почти все проблемы.

Мужчины остановились у развилки. Три узких лаза расходились в разные стороны. Марк достал из кармана собственноручно сделанную карту и, развернув ее, посветил фонариком на бумагу.

— Так. Правый мы прошли. Прямо или налево, профессор?

Миядзаки махнул налево. В принципе, им было все равно, какой лаз изучить первым. Рабочие тянули за ними кабель и несколько человек отстали, готовясь подключать освещение. Остальным же предстояло медленно продвигаться вперед, освещая дорогу при помощи мощных фонарей.

Марк чувствовал страх людей, идущих позади. Он оглянулся на профессора. Глаза у того застила кровавая пелена, поглотив и зрачки, и белки. Трудно было отказаться от еды, когда люди сами предоставляют тебе свои эмоции. Главное, не переусердствовать, иначе вместо рабочих получишь парочку высосанных досуха трупов.

Акудзины кормили сущность, живущую внутри них, людскими эмоциями. В основном негативными. Страх и ненависть чаще всего встречались в этом мире, так что проблем с едой не возникало. Голодный акудзин мало чем отличался от обычного человека, но сытая сущность давала им небывалые силы и возможности. Особенно чистокровным.

Многие считали сущность живым существом. Марк, однако, был с этим категорически не согласен. Он был уверен, что сущность акудзина — просто второй желудок. Первый переваривает еду для поддержания тела, второй переваривает людские эмоции и поддерживает способности.

Они довольно быстро уперлись в стену. Впрочем, стену необычную. На ней были полукругом были высечены иероглифы, образуя высокую арку.

Марк постучал по камню и хмыкнул:

— Это не порода, кажется кирпич. Профессор, я не знаю, что это за язык.

Миядзаки приблизился и осветил своим фонарем надписи. Он уже вернул глазам обычный человеческий облик, и страх рабочих заметно поубавился, когда акудзин перестал усиливать его.

— Я все же надеялся, что наша находка не попадет в ваши девяносто девять процентов, господин Голицын, — нахмурился Миядзаки. — Но это даже не просто мертвый язык — это малоизученный мертвый язык. Судя по этим насечкам мы имеем дело с саньинским.

Марк отошел на пару метров и сделал несколько кадров на компактную фотокамеру. Особой ценности эта стена не представляла, а вот за ней могло скрываться кое-что интересное. Он взял кирку у одного из рабочих и с размаху всадил ее прямо по центру стены. Железо вошло по рукоять в мягкий кирпич. Марк выдернул кирку, и стена тут же обвалилась к его ногам, образовав проход, через который даже высокий и натренированный Марк мог с трудом, но протиснуться. Невысокие азиаты так вообще легко пройдут, даже не склонив головы.

— Мда, строить эти ребята явно не умели, — хмыкнул Марк.

— Думаю, древние делали ставку на суеверие смертных. Это и сейчас работает. Чувствуете?

Марк кивнул. От рабочих очень сильно пахло страхом. Запах был сильный, грубый. С едой эмоции человека было сложно сравнить, но Марк это делал интуитивно. Сейчас он бы сказал, что от людей несло жареным барашком.

Он заглянул в проем, осветил фонариком неровный свод, с которого свисали внушительные сталактиты. Внизу отложения тоже выросли, словно карликовый лес. Пахло сыростью и землей, и эти запахи сейчас ему понравились больше, чем запах страха.

Марк перешагнул через груду глиняных кирпичей, которые в давние времена обжигались под горячим летним солнцем. Миядзяки последовал за ним. Рабочие тоже робко протиснулись следом. Их страх только усилился, что отвлекало Марка. Он отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и направился вглубь каменного зала, лавируя между сталагмитами, которые доходили ему до пояса.

Пещера была небольшой. В центре ее возвышалась каменная глыба, явно лишняя в царстве конусообразных отложений. Марк подошел к камню и направил луч света на его плоскую вершину. Что-то большое, черное, прямоугольной формы угадывалось под вековым слоем пыли и каменного крошева.

Марк переключился на сущность. Он стоял ко всем спиной, но, если бы повернулся, люди увидели бы вместо привычных человеческих глаз кроваво-красные бельма.

Мир исказился. Монохромность пещеры усилилась, вокруг появились неясные тени, и от Марка к постаменту потянулись серебристые щупальца сущности. Они обволокли предмет, лежащий на камне, и Марк, управляя щупальцами, смахнул пыль и крошево, в мгновение очистив находку.

Марк вернул себе человеческое зрение и обернулся. Рабочие ничего не заметили. Люди называли то, что он проделал, телекинезом, ведь они не могли видеть то, как акудзин управляет сущностью. А акудзинам это было крайне выгодно.

Он приблизился к находке и провел рукой по шершавой черной коже... Описание хроник обрывками дошло до наших дней. Каждый ученый и археолог акудзин знал, как выглядит древний фолиант. И сейчас, возможно, самая таинственная и ценная реликвия их вида лежала перед ним.

Волны страха словно ударили Марка в спину. Он резко обернулся и увидел, что профессор Миядзаки переключился на сущность. Акудзины никак не могли видеть сущность друг друга — эта была привилегия лишь некоторых из них, которые благодаря мутации могли видеть сущность, но не влиять на нее. Их прозвали медиками, потому что редкий дар помогал распознавать и помогать в лечении людских болезней.

Марку не надо было быть медиком, чтобы понять, что Миядзаки при помощи сущности поставил рабочих на колени и пил их страх. Лица людей исказились, словно от дикой боли. Кто-то закричал, кто-то застыл от ужаса, который японец еще и усиливал, кто-то плакал.

— Профессор, какого черта вы делаете? — удивился Марк.

— Я делаю то, что должен — убираю свидетелей.

— Остановитесь немедленно! — вскипел Марк. — Что значит «убираю свидетелей»? Людям достаточно стереть память!

— Нет, не достаточно, господин Голицын. К тому же я голоден.

— Профессор, если вы сейчас же не прекратите, мне придется вмешаться.

— Мы оба десятки, Марк, и вам это известно, — отвечал Миядзаки, даже не повернувшись в его сторону.

Марк взбесился. Он совершенно не понимал, чего добивается коллега. Переключившись на сущность, Марк при помощи телекинеза толкнул Миядзаки на ближайший сталагмит. Несильно, это этого хватило, чтобы тот отцепился от рабочих. Марк встал между людьми и Миядзаки и склонил голову набок, ожидая объяснений.

— Марк, мы ведь взрослые акудзины, можем договориться, — чуть ли не ласково проговорил профессор.

— О чем? — усмехнулся Марк. — Вы из ума выжили? Наверху еще тридцать человек. Завтра вернется Джан Фай. Что вы ему скажете?

— Произошла трагедия, несчастный случай. Гробницы периодически обваливаются. Уж вам ли не знать, господин Голицын, — заискивающе проворковал Миядзаки.

— Я вас не понимаю.

— Понимаете, Марк. За эту реликвию некоторые кхм... частные коллекционеры дадут цену, которую не смогут дать все музеи акудзин вместе взятые.

— Шутите? — опешил Марк. — Вы из древнего японского рода. Вам что денег не хватает?

— Вы еще слишком юны, мой друг. По нашим меркам совсем молодой... максималист и идеалист. Если ваш отец смог сохранить и приумножить состояние семьи, это не значит, что все высокие рода так живут. Мой отец промотал почти все в свое время. Во мне тоже не обнаружилась тяга к коммерции, зато обнаружилась тяга к вещам, на которые нужны деньги. Мы равны, Марк, но я старше и опытнее. Я прошел ни одну войну, так что давайте договоримся. Ради вашего же блага.

Марк сделал вид, что задумался. На самом деле думать тут было нечего. Надо было как-то обезвредить Миядзаки и сдать его с потрохами Джан Фаю. Китайцы и так относились к японцам не очень по всем понятным причинам. И уж всем было известно, что китайские акудзины за своих человеческих братьев любого уничтожат на месте особо изощренным способом.

— Хорошо, — кивнул Марк. — Давайте договариваться.

Тонкие губы Миядзаки растянулись в улыбке, сделавшей его похожим на жабу.

— Вот и славно. Отойдите, Марк. Незачем вам марать руки.

— Вам тоже, — в тон ему ответил Голицын. — Мы просто сотрем им всем память. Хроники спрячем и сделаем вид, что кроме вещей, которые были в главном зале, ничего не обнаружили. А этот проход завалим — избавимся от следов.

Лицо Миядзаки тут же искривила злобная усмешка.

— Вы считаете меня идиотом, Голицын?

— Нет. Просто мразью.

Марка тут же ударило в грудь. Он перелетел через скорчившихся на полу людей и, врезавшись в сталагмит, упал на четвереньки.

— Я думал, вы все-таки умный, — прохрипел Миядзаки.

— А думал, ты не такой тупой, — прохрипел Марк, поднимаясь. — Убьешь меня, и моя семья объявит на тебя охоту. И поверь, быстро умереть тебе на дадут.

— Скажу, что вы погибли в результате несчастного случая, — оскалился Миядзаки, но Марк уловил в его голосе нотки сомнения.

— Отцу моему ты будешь это долго доказывать. Сдохнешь, так и не доказав. Так что сделай себе харакири сейчас, чтобы потом не мучиться.

Миядзаки засмеялся. Марк решил, что самое время атаковать и бросил в его сторону щупальца сущности, но цели они не достигли. Японец был прав — он старше и опытнее, он прошел войны и развил свои инстинкты до предела.

Миядзаки отпрыгнул в сторону и спрятался за толстый каменный конус. Марк тоже шмыгнул в лес сталагмитов, мельком заметив, что рабочие отползли к глыбе, на котором лежали Хроники.

Голицын пытался сообразить, как выкрутиться из этой ситуации, где он был явно не в лучшей позиции. Драться ему, конечно приходилось, но то мальчишечьи игры по сравнению с нынешней ситуацией.

Раздался хруст и на голову ему посыпалась каменная крошка. Громко вскрикнул кто-то из рабочих. Марк едва взглянул наверх и тут же прыгнул в сторону. На то место, где он только что стоял, упал сталактит.

Миядзаки не дал ему опомниться. Поднял вверх и фактически воткнул спиной в тонкую пику на своде. Хрустнул позвоночник, резкая боль пронзила все тело. Марк свалился с высоты четырех метров на пол пещеры, и замер, понимая, что не в силах пошевелиться.

Умирать молодым от рук черного копателя не очень хотелось. Хотелось жить, и не просто жить, а жить долго и счастливо.

Марк лежал на боку, широко открыв глаза и старался не дышать. От боли это мало спасало. Одним глазом он ничего не видел, а вторым сосредоточился на тонком остром осколке породы, упавшем вслед за ним с потолка. Больше взгляду зацепиться было не за что, а концентрацию терять нельзя.

Раздались тихие шаги. Хрустело крошево под ногами профессора Миядзаки. Пару мгновений, и Марк различил перед собой черные ботинки. Слишком близко. Профессор чуть не наступил на осколок, за который Марк цеплялся сознанием как за спасательный круг. Сейчас Миядзаки просто свернет ему шею, или размозжит череп очередным сталактитом. Регенерация у акудзин феноменальная, но не в случае фатальных повреждений мозга или сердца.

— Вы глупы, господин Голицын. Вы мне нравились, жаль, что приходится это делать.

Миядзаки не заметил, как Марк вновь дотянулся до сущности, как мгновенно схватил щупальцем осколок и как тот, взлетев вверх словно стрела, прошил насквозь подбородок профессора и вошел в череп.

Тело японца рухнуло рядом, а Марк...