Старая дорога

Глава XVI

Клифтон летал в свое время над Бельгией и Эльзасом и некоторыми французскими провинциями; смотрел сверху вниз на шпицы Лондона и Парижа; дважды парил над Гайпоонгом и с английским летчиком побывал над Бомбеем, но ничто не производило на него такого впечатления, как этот старый город Квебек и окружающие его удивительной красоты места. Мысль его работала с такой же быстротой, с какой они неслись вперед, и думалось, что Картье и Шамплэн, и Роберваль, должно быть, внутренним зрением посмотрели сверху вниз на эту сказочную страну, прежде чем сделали ее колыбелью Нового Света.

В других местах Клифтон с интересом и любопытством присматривался к делам рук человеческих; здесь же все усилия человека казались ничтожными, торжествовала природа. Мелькнул мощный замок Фронтенак на краю обрыва, старинные укрепления, серые стены монастырей. С запада на восток прорезала леса могучая река святого Лаврентия; другая, поменьше, словно защищающая рука, обвила Квебек, покоящийся в колыбели, которую она образовала. Куда ни глянь — всюду искрились и голубели воды.

В рамке царственного багрянца поднимался из них остров Орлеан, а дивная река Монморанси терялась в лесах, раскинувшихся по земле, как огромные желтые ковры. Он видел десятки рек и озер и между ними — старинные города и селения, которые вдруг выглядывали из-за зеленой завесы или со дна укромной долины и тотчас скрывались снова. Жанно взял выше, и горизонт расширился, дали затянуло синей, неуловимой дымкой.

После нескольких первых минут, усвоив общее впечатление, Клифтон стал разбираться в деталях. Он снова увидел огромный замок Фронтенак — величиной уже с детскую игрушку. Квебек быстро расплывался черно-белым узором из теней и солнечных пятен. Остались позади и Левис, и Шарльбург, и Сен-Фуа. Вспыхнул золотом крест в Интиан-Лоррете. Все уже становилась река святого Лаврентия, все длиннее ленточки рек — Монморанси и Жак Картье.

— Увидим мы поезд? — в рупор спросил Клифтон летчика.

— По ту сторону озера Балискан я буду лететь вдоль железнодорожного пути. Мы минуем ваших друзей около четырех часов.

— Если бы они могли видеть нас! — воскликнул Клифтон.

Жанно ухмыльнулся. Денис рассказал ему достаточно, чтобы любопытство и воображение его заработало.

— Обещаю вам заинтересовать всех пассажиров, — сказал он.

Клифтон взглянул на часы. Было половина третьего. В три они пролетали над роскошной озерной страной, которая начинается за полосой густых, непрерывных и диких лесов бывших земель Губерта. Исходя от озера Крош и озера святой Анны как центра, Клифтон насчитал до сорока озер по радиусу в тридцать миль. С севера и запада горизонт замыкало озеро Балискан, как огромный изумруд, оправленное в суровый гранит и вечнозеленые леса. Еще полчаса — и гидроплан понесся над длинной, едва заметной ниточкой, перерезывавшей эту дикую страну. Это была железная дорога. Француз снизился настолько, что было видно, как сверкают на солнце стальные рельсы.

Немного погодя они миновали идущий товарный поезд; сверху он казался цепочкой игрушечных вагончиков, неподвижно стоявших на месте. Тут Жанно заговорил о вещах, интересных для Клифтона: о том, как быстро сводятся на нет громадные леса Квебека. Клифтон слушал его, но сам не спускал глаз с железнодорожного полотна.

— Беда не в том, что леса вырубаются, — говорил Жанно, широко поводя рукой, как бы охватывая тысячи квадратных миль, — это могло бы продолжаться бесконечно, если бы была организована правильная охрана лесов вместо «политического контроля». Политические деятели не умеют бороться с червем, выедающим почки, с жуком, сгрызающим кору, с грибковыми болезнями; и пока им будет предоставляться возможность заменять кадры лесных работников своими фаворитами — положение не изменится. Взгляните. Вот что вскрылось благодаря съемкам с гидропланов. То темное пятно там — это десять квадратных миль леса, выжженных в прошлом году. И от червя, и от грибка погибло за последнее время сосны и других хвойных деревьев не меньше чем на десять миллионов долларов. Если бы не искусство и техническая сноровка отдельных лиц и организаций…

— Я и еду на север ради того, чтобы бороться с таким положением вещей, — отвечал Клифтон. — Вы знаете Хурда?

Жанно выразительно пожал плечами.

— Хурда и его банду? Вот вам пример, как десять умных негодяев могут в парламенте заткнуть рты и отвести глаза в десять раз большему числу благонамеренных людей. Если бы что-нибудь разрушило политическое влияние Хурда, через пять лет у нас был бы налажен такой же уход за лесом, какой фермер оказывает своему полю, своему саду. Но для того чтобы у нас справились с Хурдом и ему подобными, надо, чтобы народ наш осознал, что вся жизнь его зависит от леса. Если бы не лес, у нас невозможно было бы ни земледелие, ни развитие промышленности, торговли, невозможна была бы никакая культурная жизнь. Вот что надо внушать народу, и тогда царству политических паразитов быстро придет конец.

В увлечении Жанно свернул с линии железной дороги. Теперь он вернулся к ней и вдруг протянул руку:

— Дымок! — крикнул он. — Вы, вероятно, не видите пока. Но мы различаем. Это поезд, миль на десять впереди.

В манерах француза внезапно произошла перемена. Он вытянул вперед голову, настороженно вглядываясь, и подозрительные складочки залегли в уголках его рта.

— Надеюсь, вы выдержите, если мы поныряем немного? — сказал он. — Это лучший способ вызвать их к окнам, а раз вы хотите видеть мадемуазель Антуанетту… Она знает, что вы со мной?

— Нет.

Он улыбнулся про себя. Что бы сказала мадемуазель Антуанетта Сент-Ив, если бы знала, что он в машине, которая скоро будет проделывать сальто-мортале над медленно ползущим поездом? Как будет она реагировать, когда он, добившись своего, встретит ее на вокзале в Метабетчуане? Ах, если бы Жанно был настолько искусен, что сумел бы начертать в воздухе его инициалы. По ту сторону океана он такие штуки видывал. Чертовски опасно, разумеется, но он готов рискнуть. Клифтон намекнул об этом французу. Тот пожал плечами и промолчал.

Через несколько минут они нагнали поезд, до смешного медленно, на их взгляд, двигавшийся. Жанно поднялся на тысячу с лишним футов, потом, описав круг над озером Кискисинк, по берегу которого проходила линия, снизился до половины и вернулся к поезду. Их уже заметили. Машинист приветствовал их свистками, а из открытых окон выглядывали пассажиры. Клифтон замахал рукой, платком, закричал, забывая, что шум мотора заглушает его голос. Ему, как мальчугану, хотелось скакать, махать руками, вопить.

С возгласом предупреждения Жанно взвился высоко над озером. Что произошло затем, было выше понимания Клифтона. Он был прежде всего человеком земли, и вдруг из земного существования был переброшен в какой-то кошмар, состоявший сплошь из ныряний, прыжков, кувырканий, от которых у него замерло сердце, перехватило дыхание, потемнело в глазах, — все органы, казалось, смешались в какую-то анестезированную кашу. Единственной разумной мыслью была мысль о том, что Жанно сошел с ума, и они летят вниз с высоты миллиона миль, переворачиваясь при этом по три-четыре раза в секунду.

Он видел поезд, множество поездов — то над собой, то внизу. Одни убегали, другие пятились назад, и ни один не шел так, как подобает идти поезду. Сколько прошло времени, пока он не почувствовал смягченный толчок, плеск воды и затем легкое и плавное покачивание, Клифтон не решился бы определить. Может быть, минут пять, пятнадцать, неделя. Как бы то ни было, безумный Жанно не погубил их, и гидроплан легко скользил по воде.

Наконец он услыхал голос Жанно:

— Взгляните, кэптен Брант. Все до одного пассажиры у окон. И клянусь, если это не Гаспар Сент-Ив и его сестра в окне третьего вагона…

Клифтон не мог еще прийти в себя, и раньше чем он успел разобрать, который вагон третий, поросшая лесом коса заставила гидроплан свернуть на середину озера, а спустя две-три минуты они уже снова были в воздухе, оставляя далеко позади себя тоненькую ниточку дыма.

Француз добродушно улыбался.

— Видели вы их, мсье?

Клифтон кисло усмехнулся.

— Видел, должно быть. Я за эти минуты перевидал все — с начала мироздания и до наших дней. Где это вы научились таким штукам?

— Там. На Сомме… у Вердена, Ипра…

Клифтон протянул Жанно руку. Рукопожатие было крепкое, многоговорящее.

— Я не знал, — сказал он. — Полковник Денис не предупредил меня.

Спустя полчаса гидроплан уже спускался на безмятежную поверхность озера святого Иоанна, в нескольких сотнях ярдов от метабетчуанского берега, и маленькая лодочка уже спешила к ним.

— Наш телеграфный провод идет вплоть до места слияния Мистассини с Красной рекой, — сказал Жанно на прощание. — Если бы вам когда-нибудь понадобилось — несчастный случай или нечто в этом роде, — вызовите меня из Роберваля. Я через час буду у вас.

Мотор его загудел, и он, улыбаясь, махнул рукой. Когда Клифтон вышел на берег, гидроплан уже крошечным пятнышком темнел на закатном небе.

Вскинул на плечи свой мешок, Клифтон пересек железнодорожное полотно, миновал маленькую старую лесопильню и обошел хорошо знакомые ему две-три улицы Метабетчуана. Завернув в склад братьев Прайс, он узнал от агента, что кое-кто уже ушел в «большие леса». Узнав, что фамилия агента Трамблэ, Клифтон подумал: все так же ли многочисленны в северной стране Трамблэ, или Гиньоны, всегда соперничавшие с ними по части численного превосходства, уже догоняют их?

Он, не колеблясь, справился о «бэби», и оказалось, что Филипп Трамблэ — отец двух близнецов, появившихся на свет три месяца назад, с ними детей у него четырнадцать, и все растут на славу. Со временем Филипп рассчитывает иметь семейку, которой можно будет гордиться. Он, кстати, решил усыновить двоих детей первого из убитых в этом году в лесу человек. Это должно принести счастье. Клифтону нравились его оптимизм и чувство юмора, а когда в склад забежала на минутку — повидать мужа — мадам Трамблэ, он залюбовался ее свежим, здоровым лицом, которое так и дышало счастьем.

Что за народ в этом старом Квебеке! Радуются рождению каждого нового ребенка; матери близнецов завидуют той, которая родила тройню. Вопрос: «Как ваш новый бэби?»— из десяти раз в девяти приходится кстати и бывает принят как дружеское проявление личного интереса!

Он воспользовался приглашением Филиппа Трамблэ поужинать у него. Все четырнадцать детей были такие же чистые, как выскобленные до блеска полы мадам Трамблэ, и глаза Филиппа гордо искрились, когда он рассказывал о том, как недавно у его отца собрались члены семейства Трамблэ: за столом в доме хватило места лишь для тех, кто был не моложе шестидесяти лет; остальным пришлось обедать под открытым небом. Четыре кабана, в двести фунтов каждый, пошли на угощение. А все это были близкие родственники! Дальше троюродных не было никого!

Клифтон пришел на вокзал за полчаса до прихода поезда. Он ни о чем уже думать не мог и не спускал глаз со стрелки часов. Никогда он не испытывал такого приятного волнения. Приехать в Метабетчуан раньше ее — это чего-нибудь да стоит! Какой триумф для него, когда она его увидит! Он решил встретиться с ней как ни в чем не бывало. Он даже сделает вид, будто не замечает, что она удивлена. А у Гаспара, у расстриги, у маленького Джо, наверное, глаза на лоб полезут!

Последние минуты он ликовал, как мальчуган. Антуанетта рада будет ему, он в этом уверен, несмотря на ядовитый тон ее письма. Он перечитал письмо еще раз, стараясь найти между строк нечто, смягчающее его суровость. Он представлял себе Антуанетту такой, какая она была, когда писала, — со смеющимися глазами и улыбкой на устах.

Тут он услыхал свисток. Небольшая кучка народа собралась на платформе, и он отошел назад. Когда поезд остановился, он оказался как раз против третьего вагона и с бьющимся сердцем смотрел на выходивших пассажиров. Первой вышла полная женщина с тремя ребятами, которые цеплялись за ее юбки; потом — старичок с корзиной яиц; трое дровосеков, с мешками и в высоких сапогах; наконец собака, которая устремилась в толпу, сильно натягивая ремень, на котором была привязана. Бим! Клифтон едва не вскрикнул, когда старый пес показался на платформе. Другой конец ремня мужественно держал в руках Джо. Вслед за ними показался огромный узел, потом Гаспар Сент-Ив, пыхтя и ворча на его объемистость, и вплотную к нему — брат Альфонсо, с пустыми руками и всегда готовым советом.

Клифтон, затаив дыхание, ждал появления Антуанетты. Она вышла вслед за братом и монахом и на секунду задержалась на ступеньке вагона — тоненькая, мальчикоподобная богиня в серой курточке и шароварах, в маленькой шотландской шапочке с пером сбоку. Клифтону хотелось броситься к ней, помочь ей, но он не в силах был сдвинуться с места.

Она была совсем не похожа на ту Антуанетту Сент-Ив, мягкую, всю в кружевах, какую он видел в доме на улице Нотр Дам. Сейчас, от кончика маленьких, хорошо обутых ножек и до золотистых кудрей, выбивавшихся из-под шапочки, она вся дышала какой-то новой силой, которой он не подозревал в ней до сих пор. Он никогда не думал, что серые шаровары да шапочка с пером, как будто бросавшие вызов всему свету, могли произвести такой эффект.

Он шагнул вперед, стараясь припомнить, что он намерен был сделать и сказать. Первым увидел его Гаспар и, не веря себе, уставился на него поверх своего узла. В эту минуту Бим с лаем бросился к Клифтону и так его толкнул, что шляпа свалилась у него с головы и откатилась к ногам старика с корзиной яиц. Джо последовал примеру собаки, и не успел Клифтон прийти в себя после их приветствий, как Сент-Ив, опустив наземь свой узел, уже тряс ему руки, совсем заслонив собою маленькую серую фигурку в шотландской шапочке.

И, чтобы испортить ему радость этой минуты, на которую он возлагал такие надежды, мадемуазель Сент-Ив взяла его шляпу из рук Джо, смахнула с нее пыль своим носовым платком и передала ее ему, проговорив совершенно равнодушным, без малейшего оттенка удивления, голосом:

— Немножко газолена, и от этого жирного пятна следа не останется, мсье.

И, не прибавив больше ни слова, она прошла мимо Клифтона к ожидавшей ее тележке.