Старица и окрестности

Памятные имена

Старицкая земля, щедро одаренная природой, богатая преданьями «старины глубокой», радующая светлой новизной, во все времена была добра и гостеприимна к тем, кто делил с ней, с этой землей, и с ее трудолюбивым, талантливым народом свои радости и печали, кто черпал у нее силы и вдохновение и отдавал ей любовь и труд.

С именем Пушкина связаны многие места Верхневолжья. Но особенно дороги сердцу поэта были заповедные уголки Старицкого уезда: Малинники, Павловское, Берново.

Кажется, уже прослежены все путешествия Пушкина по тверским местам, а открытия продолжаются, и все новые имена и факты вписываются в историю пребывания его в нашем крае.

Если изучать биографию Пушкина лишь по событиям и датам, связь его со Старицей может показаться цепью незначительных эпизодов. Однако прекрасные произведения, созданные поэтом в нашем крае, позволяют думать: немалое влияние на его творчество оказали эти места. Каждая строка, каждая мысль, родившиеся здесь, дают счастье взглянуть по-новому на все знакомое вокруг — его глазами, глазами гения.

Итак, куда же влекло поэта?

Прежде всего в Малинники. Именно сюда впервые свернула кибитка. Сюда Пушкин уезжал из Петербурга от всего, что тяготило его: от лицемерия света, от «всевидящих глаз» Бенкендорфа, от душевного непокоя. Мчался, мечтая окунуться в родниковую свежесть деревенской осени, отдохнуть в обществе дорогих его сердцу людей, наконец, остаться наедине с незавершенным «Онегиным».

В Малинниках было имение Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф — женщины начитанной, образованной, с которой Пушкин подружился, находясь в изгнании в селе Михайловском. Он близко сошелся с сыном Прасковьи Александровны Алексеем и очень привязался к ее дочерям — Анне и Евпраксии.

В Малинники он приехал 23 октября 1828 года и сразу был очарован живописными берегами капризной Тьмы и уютом гостеприимного дома. Пушкин пишет в Петербург Алексею Николаевичу Вульфу: «Честь имею донести, что в здешней губернии, наполненной вашим воспоминанием, все обстоит благополучно. Меня приняли с достодолжным почитанием и благосклонностию».

Шутливый тон, в котором составлены и прочие письма из Малинников, говорит о прекрасном состоянии духа, о приподнятом настроении, которое приходило к поэту среди лесов, полей и тихих вод, в окружении простодушных, искренне любящих его людей.

Правда, несколько досаждали соседи. «На Пушкина» съезжались едва ли не со всего уезда. А. Н. Понафидина, родственница Вульфов, вспоминала об этом: «Пребывание Пушкина в… Берновской волости было великим событием. Все съезжались, чтобы увидеть его, побыть с ним, рассмотреть его как необыкновенного человека, но талантом его, как казалось… из рассказов, все эти пожилые люди мало восхищались, мало ценили, не понимали всей силы его творчества. Совсем другое впечатление оставило на моих, тогда совсем еще юных, тетушках пребывание Пушкина и знакомство с ним. Все они были влюблены в его произведения, а может быть, и в него самого».[49]

Как жил здесь Пушкин? Отсюда он писал барону А. А. Дельвигу: «…езжу по пороше, играю в вист по восемь гривн роберт — и таким образом прилепляюсь к прелестям добродетели и гнушаюсь сетей порока…»

Могло показаться, что Пушкин только и делал, что шутил, повесничал да любовался природой. Однако в этот период он создал здесь прекрасные вещи, такие, как «Анчар», «Поэт и толпа», «Ответ Катенину», «Посвящение» к поэме «Полтава». Здесь продолжал он работать над седьмой главой «Евгения Онегина».

5 декабря Пушкин распрощался с Малинниками и уехал в Москву. Однако укромный этот уголок не раз еще вспомнится ему. Случай приведет его сюда через два года, но уже ненадолго. Последний, третий раз Пушкин навестит Малинники в 1833 году, по пути в Оренбург.

Мы посетим вслед за этим и другие места Старицкого уезда, где бывал поэт, но в одноэтажном деревянном домике в Малинниках среди изящной мебели, со вкусом подобранных картин и книг Пушкину было особенно хорошо. Увы, того дома в Малинниках теперь нет. И только гранитная стела среди берез с пушкинским профилем на ней, да старая часовня, да все те же зеленые чащи по берегам Тьмы напоминают сегодня о минувшем.

Рождественские праздники семейство Вульфов — Осиповых проводило в Старице, где стояли уланы, был оркестр и затевался бал в доме Вельяшевых. Василий Иванович Вельяшев, старицкий исправник, был женат на Наталии Ивановне, урожденной Вульф. 20 декабря 1828 года все обитатели Малинников двинулись в Старицу, где для них был снят дом купца Филиппова. А 5 января 1829 года в Старицу прибыл Пушкин. Маленький городок со старинными соборами, утонувший в искрящихся снегах, не мог не очаровать поэта. Счастливый от ощущения свободы, подкатил он к дому Вельяшевых и оказался в объятиях друзей.

Алексей Николаевич Вульф записал в свой дневник: «В крещение приехал к нам в Старицу Пушкин… Он принес в наше общество немного разнообразия. Его светский блестящий ум очень приятен в обществе, особенно женском. С ним я заключил оборонительный и наступательный союз против красавиц, от чего его и прозвали сестры Мефистофелем, а меня Фаустом».[50]

Сестры, о которых пишет Алексей Николаевич, — это Алина и Евпраксия, она же Зина. В 1824 году Пушкин написал в альбом Алине:

Александру Ивановну (Алину) поэт знал еще в михайловский период. Она произвела на него впечатление сильное, которое было сродни влюбленности.

Теплые, дружеские отношения установились между Пушкиным и младшей сестрой, Евпраксией. Ей посвящены некоторые стихи «Евгения Онегина». Для нее написаны и такие строки:

В Старице было весело. Среди красавиц, о которых упоминает в дневнике Алексей Вульф, особенно выделялась юная, обаятельная Катенька Вельяшева, которой Пушкин посвятил стихотворение «Подъезжая под Ижоры…»:

Пушкин провел в Старице только три дня. Они пролетели незаметно. 8 января вместе с Алексеем Вульфом поэт умчался в Павловское — к Павлу Ивановичу Вульфу.

Когда-то Павел Иванович Вульф служил в тверском ополчении, участвовал в войне с Наполеоном, но затем оставил службу и поселился в родовом имении, где и жил почти безвыездно. Жили здесь скромно, но хозяева были добры и радушны.

Прожив в Павловском с неделю, 16 января 1829 года поэт вместе с Алексеем Вульфом отправился в Петербург. А осенью того же года снова был в Павловском. И оставался здесь с 12 октября до начала ноября. В этот свой приезд Пушкин работал над «Путешествием Онегина». Здесь написана им строфа, о которой принято говорить как о манифесте пушкинского художественного реализма:

В Павловском Пушкин начал работать над так называемым «Романом в письмах». В этом незаконченном произведении нашли свое отражение старицкие впечатления поэта. «Что касается до меня, я совершенно предался патриаршеской жизни: ложусь спать в 10 часов вечера, езжу на порошу с здешними помещиками, играю с старухами в бостон по копейке и сержусь, когда проигрываюсь». Так пишет герой романа Владимир из деревни другу в Петербург. И почти то же писал Пушкин о своей старицкой жизни А. А. Дельвигу.

Явно с натуры взяты быт и нравы помещиков, среди которых «процветают еще Простаковы и Скотинины». Кстати сказать, в Берновской волости, самой бедной и глухой в уезде, было в ту пору десять помещичьих имений, владельцы которых давали основательный повод для такого сравнения.

Родился в Павловском и еще один пушкинский шедевр — «Зимнее утро».

Ничего, кажется, нет лучшего о русском пейзаже. А ведь это Тьма — скромная наша речушка.

В Павловском сделаны наброски первоначального варианта предисловия к «Повестям Белкина». И можно предполагать, что замысел произведения родился именно здесь. Был в предисловии такой текст: «По природной беспечности Петр Иванович Д. избавил себя ото всякой хозяйственной заботы. Между тем хозяйство остановилось, крестьяне не платили оброки и перестали ходить на барщину, так что не было во всем околотке помещика более любимого и менее получающего дохода».

«Природная беспечность» была основной чертой характера Павла Ивановича Вульфа, с которого, вероятно, и написан Петр Иванович Д.

Как известно, к концу жизни И. И. Вульф продал имение помещику Анатолию Вельяшеву и уехал в Торжок, где и умер в 1858 году.

Всякий раз, посещая старицкие места, Пушкин бывал и в Бернове. Здесь он гостил недолго, день-два, у Надежды Гавриловны и Ивана Ивановича Вульфов. К хозяину поместья симпатии поэт не питал. Вульф был матерым крепостником, крестьян не щадил, держал при себе «крепостной гарем» и вообще был тираном. Искал же Пушкин в Бернове общества его умной и образованной жены да дочерей — Екатерины и Анны. 16 октября 1829 года он писал из Бернова Алексею Вульфу: «В Бернове я не застал уже… Минерву. Она с своим ревнивцем отправилась в Саратов. Зато Netty, нежная, томная, истерическая, потолстевшая Netty — здесь. Вы знаете, что Миллер из отчаяния кинулся к ее ногам; но она сим не тронулась. Вот уж третий день, как я в нее влюблен». Здесь Минерва — Екатерина. Нетти — Анна, Миллер — местный офицер.

Привлекали поэта и живописные окрестности, и древняя история села. Берново было в XIV веке одним из пограничных пунктов между владениями Твери и Новгорода. Село принадлежало боярам Берновым и было, по-видимому, многолюдным, поскольку здесь пролегал торговый путь и взималась пошлина со всех гостей.

В 1537 году князь Андрей Иванович Старицкий по пути в Новгород стоял в Бернове с войском и рассылал отсюда грамоты детям боярским с предложением присоединиться к нему, чтобы «овладеть Новгородом и всею Россиею буде возможно».[51] Упоминает об этом и старицкая летопись: «Не зная, будет ли ему успех, а либо смерть от меча, схоронил тайно князь Андрей Иванович в Бернове часть своего кошта».

После 1569 года Берново поступило в опричнину, а в начале XVII века было отдано во владение стольнику Калитину, от которого затем перешло бригадиру П. Г. Вульфу.

Поместье было большое и богатое. Английский парк с прудами, двухэтажный каменный особняк с 30 комнатами в стиле ампир. Пушкину отводилась гостиная с балконом, выходящим в сад. И хотя надолго Пушкин в Бернове не задерживался, он продолжал здесь работать. Н. И. Вульф, сын хозяина поместья, вспоминает: «А. С. Пушкин писал свои стихотворения обыкновенно утром лежа в постели, положив бумагу на подогнутые колена. В постели же он пил и кофе. Не один раз писал так Александр Сергеевич тут свои произведения, но никогда не любил их читать вслух, для других… Иногда Пушкин большими шагами ходил по гостиной, обыкновенно вполголоса разговаривая со своим собеседником».[52]

Здесь до сегодняшнего дня, передаваемые от поколения к поколению, живут рассказы и легенды, относящиеся к пребыванию в этих местах Пушкина. Подлинные факты переплелись с вымыслом, но и вымысел поэтичен.

Есть в глубине берновского парка небольшой холм, где шумят молодые сосны. Называют это место «Парнасом». И действительно верится, что не мог поэт не любить этого места. Не мог не любоваться отсюда долиной Тьмы, величием подлинно русского пейзажа. Уединенный уголок, как будто нарочно созданный для грез и вдохновения.

Живет в Бернове и легенда о создании «Русалки». Здесь каждый покажет вам тот самый омут, в который, по преданию, бросилась несчастная дочь местного мельника. И здесь у темной дремлющей воды невольно вспоминаются пушкинские строки:

В последний раз Пушкин посетил старицкие места в 1833 году. Как бы прощаясь, объехал все дорогие сердцу уголки, где так счастливо работалось и так легко дышалось. Грустью наполнено его письмо к жене Наталии Николаевне:

«Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я к тебе пишу: из Павловска; между Берновом и Малинников, о которых, вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому пять лет Павловское. Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями; но уланы переведены, а барышни разъехались; из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш живет управитель Прасковьи Александровны, Рейхман…»[53]

Последний взгляд — и в путь. На пути была Старица. Показался под сенью старых дубов дом Вельяшевых, где некогда гремел веселый бал.

Проехали через Волгу. Миновали монастырь. Проскакали мимо купеческих лавок. И Старица осталась позади…

…За полтора столетия в местах, где бывал Пушкин, произошли большие перемены. Нет дома Вельяшева в Старице, и только старый дуб все так же шумит своей могучей кроной. Еще в 80-е годы прошлого столетия окончил свое существование барский дом в Павловском.

Заботясь о сохранности вещей и предметов пушкинского времени, Старицкий уездный исполком сразу же после революции назначил для этого специальную комиссию. В Бернове и Малинниках были учтены документы, картины, книги, мебель. Дом в Малинниках сохранить не удалось. Старицкому музею были переданы отсюда портреты А. Н. Вульфа (акварель Шаде), князя Куракина, П. И. Вульфа, три книги «Современника», принадлежавшие Пушкину, «Северные цветы» Дельвига с напечатанными в этом альманахе стихами Пушкина, посуда, мебель.

Еще раньше, в 1914 году, в Москву, в Пушкинский Дом были взяты из Малинников альбом А. Н. Вульфа с записями Пушкина, Дельвига, поэта В. И. Туманского, три письма Пушкина к П. А. Осиповой и письма Дельвига к ней же.

Часть пушкинских реликвий сегодня составляет экспозицию пушкинского музея в Бернове.

Здесь, в Бернове, в 1970 году были проведены Пушкинские чтения, в которых приняли участие поэты, краеведы, журналисты. С этих чтений и началось, по сути, возрождение пушкинских мест Верхневолжья. Изучена каждая деталь, связанная с именем Пушкина, каждая его строка, написанная здесь, каждое имя. Находок и открытий сделано много.

В 1971 году в Бернове прошел первый областной праздник поэзии, открылся пушкинский музей. Сегодня это центр «Пушкинского кольца» Верхневолжья. У здания музея установлен памятник поэту. На «Парнасе», у омута, в парке у пруда появились мемориальные доски. Построены гостиница, АТС, кафе, магазины, школа. Ежегодно на Пушкинский праздник поэзии сюда съезжаются тысячи людей. И вновь звучит вдохновенная лира поэта. Поэзия, песни, музыка — кажется, все искусства спешат на замечательный праздник. И все это вместе — как нерукотворный памятник поэту.

Неподалеку от Старицы, ниже по течению Волги, есть небольшое сельцо Чукавино. Необыкновенно живописный и уютный этот уголок был некогда родовым имением Ивана Ермолаевича Великопольского, щедрого мецената, состоявшего в знакомстве со многими выдающимися людьми того времени. И теперь еще в глубине тенистого парка возвышается красивый особняк — центральное здание бывшей усадьбы.

С Чукавином связана история замечательной находки — миниатюрного детского портрета А. С. Пушкина.

Каким же образом оказался здесь этот портрет? Дело в том, что Пушкины и Великопольские были между собой дружны. Между поэтом и Иваном Ермолаевичем Великопольским долгое время сохранялись приятельские отношения.

Письма говорят о большом расположении поэта к Великопольскому. В декабре 1826 года Пушкин пишет в Петербург: «Милый Иван Ермолаевич — если вы меня позабыли, то напоминаю Вам о своем существовании. Во Пскове думал я Вас застать, поспорить с Вами и срезать штос — но судьба определила иное. Еду в Москву, коль скоро будут деньги и снег. Снег-то уж падает, да деньги-то с неба не валятся. Прощайте, пишите мне в Москву…»

В экспозиции Государственного музея А. С. Пушкина в Москве есть выполненная маслом на металлической пластинке миниатюра — портрет поэта. Когда-то оригинальный этот портрет был подарен матерью Александра Сергеевича Великопольским и долгие годы хранился в чукавинском доме.

Дружба расстроилась после взаимной поэтической пикировки, связанной с карточными долгами. Великопольскому стала известна пушкинская эпиграмма:

Дело в том, что Великопольский настойчиво упражнялся в писании стихов и пьес, которые, впрочем, нигде не печатались. Вообще принимался он за самые разные дела, и всегда неудачно. Увлекался демократическими преобразованиями в деревне, учил грамоте своих крепостных, поселил их в новые дома, надеясь склонить к тому же соседей-помещиков, и, конечно, не нашел поддержки. Долгое время бился над новыми способами обработки льна, изобрел для этого даже некое устройство, писал по этому поводу докладные правительству — и тоже безрезультатно.

Будучи поклонником искусств, Великопольский много помогал нуждающимся писателям. Выслал однажды Н. В. Гоголю в Рим 1000 рублей безвозмездно, состоял в переписке с В. Г. Белинским и помогал ему материально, был своим человеком в театральных и литературных кругах Москвы, устраивал на свои средства народные праздники на Чистых прудах. Но вскоре он разорился.

В имении было найдено немало ценнейших реликвий: кроме портрета Пушкина его подарок — «Евгений Онегин», часть переписки, портреты Н. И. Лобачевского, замужем за которым была сестра Великопольского.

В истории развития русской механики имена И. П. Кулибина и Л. Ф. Сабакина ставят рядом.

Лев Федорович Сабакин родился в 1744 году в Старице. К механике имел склонность с детства. Сведений о раннем периоде его жизни не сохранилось. Известно, что в 1776 году Сабакин был принят на службу в Тверскую уголовную палату, вначале копиистом, а затем канцеляристом, но, «считаясь в сих чинах, — пишет о нем известный просветитель XIX века П. А. Плавильщиков, — отправлял всегда должность механика и был употребляем в разных случаях по сей части».

Сабакин был механик-самоучка. Уже в те годы, не имея никаких систематических знаний по механике, он изобрел астрономические часы. Слух об этом изобретении дошел до столицы, и Сабакину предложили продемонстрировать свои удивительные часы. Изобретение было удостоено денежной премии в 1000 рублей, автор же вскоре получил возможность выехать в Англию на учебу.

В Англии Сабакин в течении трех лет постигал принципы устройства механических машин разного рода и сам сконструировал механический копер и паровую машину для подъема воды.

Вернувшись в Россию, он переводит на русский язык и издает «Лекции о разных предметах, касающихся до механики, гидравлики и гидростатики, как-то: о механических силах, о мельницах, о кранах, о железных колесах, о машине колотить сваи, о гидравлических и гидростатических машинах вообще, сочиненные Г. Фергусоном». Этот перевод он дополняет своей работой «Лекция об огненных машинах», в которой дает первое на русском языке описание паровых машин двойного действия Д. Уатта.

В 1787 году Сабакин назначается механиком Тверской губернии, а в 1800 году переводится на Урал механиком Горного правления.

За свою жизнь этот изобретатель-самородок сконструировал десятки самых различных механизмов для строительства, промышленности, горного дела, мореплавания. Его «машина для измерения корабельного хода» была первым прообразом современного лага. Он же сконструировал первый дальномер.

Изобретатель был наделен и талантом и энергией. Он придумывает и строит машину для тушения пожара, печатный стан для тиснения монет, винторезную и плющильную машины, установленные позднее на Воткинском, Нижне-Исетском и других заводах Урала.

В 1803 году Сабакин обращается к министру финансов с просьбой выделить средства на строительство машины для золотых приисков (драги).

Однако талантливому конструктору и изобретателю некому было, кроме своих сыновей (они тоже стали механиками), передать опыт и знания. Правительство больше доверяло иностранцам и предпочитало приглашать мастеров из-за границы, чем учить своих. Постепенно Сабакина вытеснили и с тех заводов, где стояли и работали придуманные им машины.

Умер Сабакин в 1813 году на Камско-Ижевском заводе. Роль его в развитии русского изобретательства, русской технической мысли поистине огромна. По праву занимает он почетное место в истории отечественной техники.

В 1835 году в Коноплино — уединенное имение в 7 километрах от Старицы, расположенное на берегу Волги, — приехал известный русский писатель Иван Иванович Лажечников. Живописные окрестности — лесистые холмы, водные просторы — очаровали писателя, и он решил купить имение, невзирая на явную его убыточность. Здесь Лажечников надеялся найти тихое пристанище для своих литературных занятий, составлявших главный смысл его жизни.

Родился Иван Иванович Лажечников в 1792 году в Коломне, в семье богатого купца, получил разностороннее домашнее образование. Юношей участвовал в Отечественной войне, проделал путь от Москвы до Парижа, участвовал в сражениях и проявил незаурядную храбрость. События эти легли в основу первого его произведения «Походные записки русского офицера», выявившего литературное дарование и прогрессивные взгляды автора.

Из всех написанных им впоследствии книг лучшим, несомненно, является роман «Ледяной дом». В. Г. Белинский, знавший Лажечникова и гостивший у него в Коноплине, высоко оценивая патриотическую идею романа, так писал о нем в рецензии: «…поэтическое чувство, которым проникнуто все сочинение, множество отдельных превосходных картин, прекрасных частностей, основная мысль — все это делает „Ледяной дом“ одним из самых замечательных явлений в русской литературе…»

Более 20 лет прожил в Верхневолжье Иван Иванович Лажечников. В 1831―1837 годах был директором училищ Тверской губернии. В 1843―1853 годах занимал должность тверского вице-губернатора. И много работал над своими романами. В Коноплине им было написано значительное произведение — «Басурман» — роман, рисовавший картину русских нравов и быта XVI века. Многие страницы романа посвящены истории борьбы Москвы с тверскими князьями. Роман подходил к концу, когда в Коноплино приехал Белинский. О «Басурмане» он впоследствии отозвался весьма похвально: «Описание приема послов, казней, политических операций Иоанна, разных русских обычаев того времени составляет одну из блестящих сторон нового романа». Говоря об образе Ивана III в романе, Белинский замечает: «Душа отдыхает и оживает, когда выходит на сцену этот могучий человек с его гениальной мыслью, с его железным характером, непреклонною волею, электрическим взором, от которого слабонервные женщины падали в обморок».

Русским Вальтером Скоттом называл Лажечникова Пушкин, всю жизнь относившийся к писателю с глубоким почтением. Знакомство их состоялось в 1819 году при обстоятельствах, которые могли обернуться трагедией для поэта. Назревала дуэль, и Лажечникову, служившему в то время адъютантом прославленного генерала Отечественной войны А. И. Остермана-Толстого, удалось личным вмешательством ее предотвратить. Появилась взаимная симпатия. Да и нельзя было не проникнуться симпатией к доброму, скромному Лажечникову. Добрые отношения между ними поддерживались многие годы. Письма Пушкина не оставляют сомнений в искренности этих отношений. В июне 1834 года он пишет Лажечникову: «Несколько раз проезжая через Тверь, я всегда желал случая Вам представиться и благодарить Вас, во-первых, за то истинное наслаждение, которое доставили Вы мне Вашим первым романом, а во-вторых, и за внимание, которого Вы меня удостоили.

С нетерпением ожидаем нового Вашего творения…»

После «Басурмана» Лажечников работал в Коноплине над «Колдуном на Сухаревской башне». Но писалось вяло: сельское одиночество начало удручать писателя, обладавшего живым и общительным характером.

Лажечников писал своим московским друзьям Пассекам: «Если бы вы знали, как скучно, грустно жить зимой в деревне под снежными сугробами, где поневоле рассеиваешься уездными сплетнями и преферансом. Какова эта жизнь!»[54]

В Коноплине писатель задумал драму «Опричник». Тема, по-видимому, была навеяна историей пребывания Ивана Грозного в Старице. Драму в рукописях читал Белинский и очень хвалил. Однако в то время «Опричник» опубликован не был из-за цензурных препятствий и увидел свет только в 1859 году. Драма эта впоследствии послужила основой для либретто одноименной оперы П. И. Чайковского.

Обстоятельства заставили писателя переехать в Витебск. Он тосковал и рвался к Волге, вспоминая в письмах своих о неповторимой прелести тверских мест.

Из Витебска Лажечников возвращается в Москву, приезжает в Тверь, но уже ненадолго, ибо с усадьбой в Коноплине ему пришлось расстаться.

Был он прост и бескорыстен, любил литературу и писательский труд и мало беспокоился о доходах от него. Умер в Москве в 1869 году и похоронен на Новодевичьем кладбище. В завещании написал: «Состояния жене и детям моим не оставляю никакого, кроме честного имени, каковое и завещаю им самим блюсти и сохранять в своей чистоте».

Есть неподалеку от деревни Иваниши Старицкого района небольшое сельцо Архангельское (Левашово), принадлежавшее когда-то помещику Головину. В этом поместье и была обнаружена после революции запрещенная в царской России брошюра «Катехизис русского народа» издания 1849 года.

Автором этого произведения был сын помещика, Иван Гаврилович Головин, человек образованный, философ и вольнодумец. Брошюра написана им в форме диалога. Проповедуя равенство и братство, автор обличает крепостничество, предрекает гибель самодержавия и предлагает свою теорию государственного и общественного устройства, при котором сам народ, по его мнению, должен установить форму правления и осуществлять руководство страной через выборных представителей. «Дай нам волюшку — как яхонт заблестит Русь в венце народов!» — мечтательно восклицает он.

Однако Головин не только мечтатель. В книжке содержатся и прямые рекомендации по поводу вооруженного восстания. Например, подробно излагается устройство и использование баррикад в уличных боях с войсками.

Естественно, в России быть изданной брошюра не могла. «Катехизис» был напечатан в Женеве и ввезен в Россию тайно при содействии А. И. Герцена. Появление этого произведения вызвало переполох. Был отдан приказ арестовать автора. Однако французские власти отказались выдать Головина, и сенат заочно приговорил его к каторжным работам. Умер И. Г. Головин в эмиграции.

В Калининском объединенном историко-архитектурном и литературном музее есть любопытный экспонат — чугунная пушка, взятая под Полтавой у шведов в качестве трофея. Привез этот трофей в село Рясня Старицкого уезда кто-то из Корниловых, которым принадлежали эти земли. Многие поколения Корниловых служили русскому оружию, однако наиболее всего прославил его Владимир Алексеевич Корнилов — русский адмирал, герой обороны Севастополя в Крымской войне.

В Рясне прошли детские и отроческие годы будущего флотоводца. Военный талант Владимира Алексеевича Корнилова обнаружился очень рано. Окончив кадетский корпус, он был назначен на линейный корабль «Азов» — флагман эскадры адмирала М. П. Лазарева — и отличился в Наваринском сражении. Блестящий морской офицер, образованный, умный, храбрый, Корнилов в 1828 году, в 22-летнем возрасте, уже становится начальником штаба эскадры.

Русский флот по техническому оснащению значительно уступал флотам передовых морских держав. Парусные корабли уже не могли противостоять быстроходным и маневренным винтовым пароходам англичан и французов. Корнилов, хорошо понимая это, настаивал на перевооружении русского флота. Наконец правительство дало согласие на постройку судов, и Корнилов отправился в Англию размещать заказы и наблюдать за работами.

Позднее, уже командуя Черноморским флотом, Корнилов завершил перевооружение кораблей, образцово подготовил флотские экипажи и провел первый бой с участием паровых кораблей.

В середине XIX века обострились противоречия между Россией, с одной стороны, и Англией, Францией, Турцией — с другой. В 1853 году Турция объявила России войну, а через год к Турции присоединились Англия и Франция. Большая вражеская эскадра — 89 боевых кораблей и 300 транспортных судов — подошла к Евпатории и высадила 64 тысячи солдат союзников.

Из Евпатории неприятельская армия двинулась на Севастополь. Город располагал всего 30 тысячами защитников и, будучи военно-морской крепостью, не имел укреплений со стороны суши.

В организации обороны Севастополя проявился в полной мере талант Корнилова. Он затопил у входа в бухту несколько старых кораблей, сделав ее недоступной для врага. Снял с кораблей артиллерию и установил орудия на суше. В короткий срок возвел вокруг Севастополя мощные укрепления — знаменитые бастионы, штурмуя которые неприятель потерял около половины своих солдат.

Как никто другой, Корнилов умел поддержать высокий боевой дух защитников крепости. Обращаясь к матросам и солдатам, он сказал им: «На нас лежит честь защиты Севастополя, защиты родного нам флота. Будем драться до последнего! Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите такого начальника… Если б я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот подлец будет из вас, кто не убьет меня».

Защитники Севастополя показали чудеса стойкости и самоотверженности. 349 дней держался осажденный город. И пал, когда у него почти не оставалось защитников. Адмирал Корнилов погиб на Малаховом кургане. Последние его слова были: «Отстаивайте же Севастополь».

Теперь в Севастополе покоится прах двух адмиралов-старичан, в разных столетиях возглавлявших оборону города-героя, — В. А. Корнилова и Ф. С. Октябрьского.

В 70-е годы прошлого столетия, характеризующиеся общим ростом революционно-демократического движения в России, пролетариат продолжал вести стихийную борьбу за удовлетворение своих элементарных нужд. Однако уже тогда небольшая часть передовых, наиболее грамотных рабочих приходит к выводу о необходимости организованной политической борьбы. Появляется новый тип рабочего, думающего об общих интересах пролетариата, готового ради уничтожения гнета и бесправия на самопожертвование.

6 декабря 1876 года перед Казанским собором в Петербурге состоялась первая социально-революционная демонстрация в России. Демонстрация явилась крупной вехой в демократическом и рабочем движении. В ней приняло участие несколько сот человек. Демонстрация началась молебном за здравие Н. Г. Чернышевского, а закончилась речью Г. В. Плеханова, который призвал продолжить дело предшествующих поколений революционеров: «Наше знамя — их знамя! На нем написано: „Земля и воля крестьянину и работнику!“»

После этих слов 17-летний рабочий Яков Потапов, поднявшись над толпой, развернул над головой красное знамя с надписью «Земля и воля!».

Полиция разогнала демонстрацию. Многие, в том числе и Потапов, были арестованы.

Его заточили в Соловецкий монастырь. Оттуда Потапов пытался бежать. Был пойман и препровожден в Якутскую губернию, в одно из самых отдаленных поселений, под надзор местной полиции. В этом диком в ту пору крае ему предстояло провести всю жизнь.

Но дело, за которое пострадал молодой рабочий, не погибло. Красное знамя — этот открытый призыв к борьбе, символ свободы — подхватили и понесли вперед другие руки. Под алым его полотнищем в октябре 1917 года русский пролетариат пошел на штурм старого мира.

Яков Потапов дожил до этой счастливой минуты. Когда в Сибири установилась Советская власть, он, уже будучи стариком, обрел наконец свободу и решил отправиться на родину — в свое село Казнаково Старицкого уезда, где родился и вырос. Однако в самом начале пути Потапов заболел и умер. Похоронен в Якутске.

Память о молодом рабочем, впервые в России поднявшем красное знамя, бережно сохраняется на его родине. В селе Новом в восьмилетней школе есть созданный усилиями учителей и ребят музей, где собраны все материалы, имеющие отношение к жизни и борьбе славного земляка.

В память о Я. С. Потапове районному Дому культуры присвоено имя первого знаменосца. На здании установлена мемориальная доска.

В Калининской областной картинной галерее есть одно небольшое полотно — «Дом в Курово-Покровском» — работа художницы С. П. Кувшинниковой. Картина написана в 1891 году, в то самое лето, когда в этом доме жил Исаак Левитан.

Левитан приехал в Старицкий уезд, на Волгу, вместе с Кувшинниковой и обосновался в маленьком деревянном домике в деревне Затишье, в имении Н. П. Понафидина — дяди Лидии Стахиевны Мизиновой, близкого друга семьи Чеховых.

Для Левитана, в жизни которого было немало пасмурных дней, это было счастливое лето. Свидетельство тому — письма его к Антону Павловичу Чехову, с которым художника связывала тесная дружба: «Пишу тебе из очаровательного уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею — божественной Ликой!»[55]

Немногие художники умели так, как Левитан, выразить на полотне неповторимое обаяние пейзажа средней России. Он мог удивительно точно и тонко передать мимолетнейшие состояния природы.

В то лето Левитан написал известнейшую свою картину «У омута». Тема была навеяна легендой, которую Левитан услышал от обитателей Бернова. Та же легенда в свое время вдохновила Пушкина на поэму «Русалка».

Кувшинникова потом вспоминала: «…Сделав маленький набросок, Левитан решил писать большой этюд с натуры, и целую неделю по утрам мы усаживались на тележку — Левитан на козлы, я — на заднее сидение — и везли этюд, точно икону, на мельницу, а потом так же обратно».[56]

Тема увлекла Левитана. Он переселился в большой дом, где ему под мастерскую была предоставлена светлая столовая с пятью окнами, и начал писать картину.

Впоследствии из Курово-Покровского картина перекочевала в Москву, где ее и приобрел для своей картинной галереи П. М. Третьяков. Там прекрасное это произведение великого пейзажиста находится и сегодня.

«У омута» — не единственное, что написал Левитан в имении Понафидина. Здесь создан им пейзаж «Серый день», сделаны этюды «Сжатая нива» и «Осень».

«Осенних» картин и этюдов Левитан оставил множество. Это самые зрелые его картины. В них больше всего души, настроения — того, что так очаровывает в творчестве Левитана.

Константин Паустовский писал: «Картины Левитана требуют медленного рассматривания. Они не ошеломляют глаз. Они скромны и точны, подобно чеховским рассказам, но, чем дольше вглядываешься в них, тем все милее становится тишина провинциальных посадов, знакомых рек и пролесков».

В том, что создал Левитан в Затишье, много искренности и мягкой гармонии, составляющих главную прелесть верхневолжской природы.

Начало этой старейшей учительской династии положил Алексей Раменский. «Лета 1763 егда приде в село Мологино некий учитель Алексей Раменский нареченный из Москвы-града и да помнят почал он творити дела и школу для народа создаша и жизни своей пятидесяти лет сему делу положивши…»

Так начинается семейная хроника рода Раменских.

Раменские были широко образованными учителями и знали многих замечательных людей своего времени.

Сохранились сведения о дружеских отношениях между родоначальником династии и Александром Николаевичем Радищевым в пору их совместной учебы в Москве. В семье Раменских долгое время хранился один из экземпляров «Путешествия из Петербурга в Москву», напечатанный Радищевым в домашней типографии. В 1906 году «крамольная» книга была изъята у Раменских жандармами.

Сын Алексея, тоже Алексей, записал: «Сия запись июля 30 дня 1817 лета. Я, сын Алексей Раменский, по соизволению начальствующих меня переведен был в школу с. Мологино, что Старицкого уезда, в тую же должность отца моего учителя Алексея Раменского, оставившего должность в день Святой Троицы. К сему руку приложил Алексей Раменский. 1817».

Алексей Алексеевич Раменский, человек большой культуры, по просьбе историка Н. М. Карамзина объезжал соседние села, выписывал сведения из монастырских летописей. Подаренное ему Карамзиным собрание сочинений с дарственной надписью — свидетельство признательности писателя.

Настоящей сенсацией явилась найденная в архивах Раменских книга «Ивангое, или Возвращение из крестовых походов» («Айвенго») Вальтера Скотта. На книге рукой Пушкина была сделана надпись: «Ал. Ал. Раменскому». И в ней же на полях был обнаружен рисунок Пушкина: виселица с пятью телами… Декабристы. И путем длительного исследования с трудом разобранные строки:

Это отрывок из десятой, сожженной главы «Евгения Онегина».

Знакомство Алексея Алексеевича Раменского с великим поэтом состоялось у помещиков Полторацких в Грузинах. В память о встрече Пушкин и подарил Раменскому одну из книг своей дорожной библиотечки.

Интересной личностью в третьем поколении был Пахом Раменский. «По кончине батюшки моего учителя Алексея Раменского села Мологино определен я, сын его Пахомий, на тую же должность и состоял в оной должности учителя села Мологино в церковноприходской школе с лета 1834 по 1869 мая 17 дня. И оставил оную должность по слабости телесной».

Пахом Раменский был дьячком, но дьячком необычным. Он не только 35 лет учил детей, но еще оставил большое количество книжек-тетрадок со стихами Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Кольцова, Беранже, которые он собирал и выписывал из различных изданий и рукописных источников всю жизнь. Все это, чтобы приобщать мологинских крестьян к настоящей поэзии, которую любил безмерно. Безбожник он был отъявленный, и держали его при церкви из одной только жалости: у Пахома было 18 детей.

Сын Пахома — Алексей с блеском закончил духовную академию, но в попы не пошел, а стал преподавателем симбирской гимназии. Потом долгое время служил под началом Ильи Николаевича Ульянова — отца Ленина, которого почитал за своего наставника и учителя. Позже он стал директором народных училищ Пермской губернии. Но в Мологино, где учительствовал его брат Николай, приезжал почти ежегодно.

О деятельности Николая Пахомовича сохранилась такая запись: «Состоял учителем Мологинской земской школы с 1869 сентября 10 дня по 1916 год июля 26 дня и вышел на пенсию, прослужив на ниве народного просвещения сорок семь лет. Николай Раменский, 28 июля 1916 года. Село Мологино».

В 1919 году Алексей Раменский также поселился в Мологине. В том же году с делегацией тверских учителей он был снаряжен ходоком в Москву за хлебом. В память о встрече Владимир Ильич подарил ходокам брошюру «Борьба за хлеб».[57] На обложке рукой Ленина была сделана надпись:

Кстати, вскоре после этой поездки тверским учителям стали выдавать паек.

И последняя запись в этой семейной летописи: «Я, Раменский Аркадий Николаевич, сын учителя села Мологино… начал учительствовать в 1910 году… Вышел на пенсию в 1952 году, проработав на педагогической работе сорок два года…»

Какие же всходы дала подвижническая деятельность Раменских? У Антонина Аркадьевича Раменского хранится букварь выпуска 1963 года — того самого года, когда в Мологине торжественно отмечали двухсотлетний юбилей замечательной учительской династии. На букваре один из последних учеников А. Н. Раменского сделал такую надпись: «Предки нашей семьи учились у народных учителей Раменских. Один из них, Кузьма Васильев, в Отечественную войну 1812 года возглавил отряд мологинских партизан в борьбе с наполеоновскими захватчиками. Наш дед Александр Кузьмич Мансветов был учеником Пахома Раменского, а наш отец Василий Александрович Мансветов и его 7 братьев и сестер были учениками Николая Пахомовича Раменского. В годы Советской власти 21 член нашей семьи и ближайшие родственники окончили Мологинскую школу и все, получив высшее образование, работают учеными, инженерами, педагогами, военнослужащими. Мансветов В. В., кандидат исторических наук».

Уходят в жизнь ученики, и продолжают свое благородное дело учителя Раменские.

В постановлении начальника Тверского жандармского управления по «Делу о тверской группе социал-демократов — агитаторов среди фабричных рабочих» есть такая запись: «Эта группа имела партийные связи с большими центрами и распространяла среди рабочих в значительном количестве газету „Правда“, направления социал-демократического, большевистского, ленинского толка. Следствие установило, что 23 мая 1913 года члены группы организовали политическую демонстрацию в селе Пречистом Бору с пением революционных песен, а 19 июня устроили митинг на вагоностроительном заводе, призывая к забастовке».[59]

В состав группы входило 18 человек, и среди них Сергей Петрович Веселов, крестьянин Старицкого уезда Иверовской волости деревни Игуменки, 20 лет от роду, рабочий вагоностроительного завода. В том же постановлении — о нем персонально: «Возбуждал все время рабочих к забастовкам, имевшим место в городе Твери в мае и июне месяцах с. г., устраивал массовки, на которых подстрекал к волнениям… Кроме того, Веселов распространял рабочую газету „Правда“, стремился возбудить рабочих к политическим выступлениям».[60]

По постановлению министра внутренних дел Веселов и некоторые другие большевики — «правдисты» были высланы из Твери.

Так началась революционная деятельность Веселова.

Сергей Петрович Веселов состоял в партии с 1913 года, принимал активное участие в установлении Советской власти в Твери. Был членом Тверского Совета рабочих депутатов, один из организаторов Красной гвардии. Возглавлял отдел губисполкома, работал секретарем губернского совета профсоюзов. Трижды видел и слушал Ленина.

Первый раз это было в январе 1919 года на 2-м Всероссийском съезде профсоюзов. Съезд проходил в холодном, нетопленном Колонном зале Дома союзов. Страну терзал голод, в полном разгаре была гражданская война, а Ленин, развертывая перед делегатами перспективу будущего, говорил о роли профсоюзов в управлении государством. Затем Веселову посчастливилось слушать вождя на 3-м съезде профсоюзов, в 1920 году. И в третий раз — в 1921 году — на X съезде партии.

Во время работы съезда партии вспыхнул контрреволюционный мятеж в Кронштадте. С. П. Веселов в числе 300 делегатов съезда был мобилизован на подавление мятежа. Руководил отрядом партийцев К. Е. Ворошилов. Отряд с честью выполнил свою задачу. По возвращении в Москву «кронштадтцев» принял Владимир Ильич. От имени партии поблагодарил он делегатов за проявленную самоотверженность и доложил об итогах работы съезда.

В последующие годы Веселов находился на руководящей партийной, советской и профсоюзной работе в Днепропетровске, Москве, Свердловске. Участвовал в Великой Отечественной войне. Умер в ноябре 1962 года и похоронен в Москве.

Анатолий Николаевич Вершинский родился в 1888 году в селе Нестерове бывшей Емельяновской волости. Здесь прошли его детские и юношеские годы. Учился в Казанском, а затем в Петербургском университете, по окончании которого в 1911 году был определен на должность преподавателя гимназии.

После революции Вершинский возвратился в родные края и два года (1919―1920) преподавал историю и директорствовал в ладьинской школе второй ступени Старицкого уезда.

В 1922 году Вершинский был утвержден преподавателем истории в Тверском педагогическом институте и оставался в нем до конца своей жизни.

Надо было до одержимости любить землю, на которой вырос, чтобы, несмотря на большую занятость в институте (последние десять лет Вершинский возглавлял кафедру истории СССР), неустанно собирать материалы для своих исследований. Издано более 70 работ Вершинского. Участвуя в археологических экспедициях, Вершинский изучил и систематизировал сведения о положении населения Верхневолжья при феодальном строе, в период польско-литовского нашествия, разложения крепостничества в XIX веке. Его работы, касающиеся развития капитализма в Тверской губернии, эпохи технической революции в хлопчатобумажном производстве, истории экономического развития отдельных районов, представляют большую ценность.

В 1939 году в Калинине была издана книга Вершинского «Города Калининской области». На это историко-географическое исследование ушли годы упорного труда.

Научные работы А. Н. Вершинского не раз получали высокую оценку в Академии наук СССР, в Московском государственном университете и Государственном Историческом музее.

Анатолий Николаевич работал над историей родного края до конца своих дней. В 1942 году, вернувшись в освобожденный Калинин, он начал собирать материал для темы «Калининская область в Отечественной войне». Довести работу до конца не успел.

Профессор Вершинский был не только ученым и краеведом, но и прекрасным педагогом и блестящим оратором. Умер Анатолий Николаевич Вершинский в 1944 году.

Николай Иванович Тряпкин — советский поэт. Даже в названиях сборников его стихов («Первая борозда», «Песни великих дождей», «Гнездо моих отцов») ощущается необоримое притяжение земли.

Родился Тряпкин в 1918 году в крестьянской семье в деревне Саблино Старицкого уезда. Здесь прошло его детство. Поэтический дар созревал в нем исподволь. Поэт состоялся относительно поздно, и первые его стихи были напечатаны только в 1945 году.

Учился Тряпкин в историко-архивном институте, много странствовал, познавал жизнь. В конце 50-х годов закончил Высшие литературные курсы. В ранний период его творчества явно чувствуется влияние классиков деревенской поэзии. Есть в его стихах что-то от кольцовской удали, от есенинской грусти по уходящей деревне.

С годами крепнет собственный его голос и рождается стих — чистый, непосредственный, прозрачный, близкий напевному русскому фольклору.

Основная тема поэзии Николая Тряпкина — современная русская деревня, ее природа, люди труда. В какие бы поэтические дали ни увлекала его муза, главные герои Николая Тряпкина — безвестные пахари, простые люди земли русской.

В поэзии Тряпкина при первом знакомстве с нею не обнаруживаешь ни новой, необычной формы, ни особых философских глубин. Но очаровывает нас родниковая ясность стиха с теплыми интонациями и легкой грустинкой.

Один из его критиков сказал: «В его стихи входишь, как в теплый дом».

Пронзительное чувство родного очага, главенствующее во многих стихах, как бы возвращает московского поэта в родную Старицу.

Сильный, редкой красоты голос был ему дарован природой. В деревне Броды Старицкого уезда, где в 1906 году родился Иван Павлович Донин и где прошло его детство, учитель, ставивший с учениками пьесы, специально для него вводил песню.

Позже, в Тверском педтехникуме, где хором руководили грамотные музыканты, к Донину пришло серьезное увлечение музыкой. Однако стать профессиональным певцом ему помогла счастливая случайность.

История эта, описанная автором книги «Музыканты Верхневолжья» В. Шиковым, выглядела так.

Переменив несколько профессий, в начале 30-х годов Иван Донин оказался в одной из московских котельных, куда его приняли кочегаром. Песня работе не мешала и, шуруя в топках, он заливался соловьем, так, что слышно было на улице.

Однажды, когда Донин особенно распелся, в кочегарку спустился какой-то человек и, спросив, не его ли он слышал, попросил повторить арию. Это был композитор И. О. Дунаевский.

Так у Донина появился настоящий учитель.

Полного блеска необыкновенно красивый тенор Донина достиг в Государственном русском хоре, художественным руководителем и главным дирижером которого был замечательный музыкант А. В. Свешников.

Когда началась Великая Отечественная война, Иван Павлович Донин добровольно ушел на фронт. Защищал Москву, сражался на Украине, освобождал Польшу, участвовал в штурме Берлина. И конечно, пел для солдат.

В. Шиков, прошедший одними с Дониным военными дорогами, так вспоминает один из фронтовых концертов 1944 года: «Когда он запел, то сотни воинов, сидевших вокруг импровизированной сцены на опушке леса, замерли в благоговейном очаровании… Голос певца звучал с такой эмоциональной выразительностью, с такой любовью к своей Отчизне, что командующий фронтом Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин встал, подошел к капитану, по-солдатски крепко обнял его… и попросил Ивана Павловича еще раз спеть песню композитора Соловьева-Седого „Россия, матушка Россия“».[61]

Последний раз капитан Донин исполнил свой военный репертуар в Берлине — для победителей.

После демобилизации Иван Павлович вернулся в Москву, в Государственный академический хор СССР. В этом прославленном коллективе пел многие годы. Здесь же в 1965 году ему было присвоено почетное звание заслуженного артиста РСФСР.

Карандаш появился на арене цирка в начале 30-х годов и около полувека оставался кумиром зрителей. Маленькому смешному человечку в мешковатом костюме, в черной остроконечной шапке, в рубашке с галстуком-веревочкой на шее аплодировали Москва, Париж, Рим. Но особенно теплый прием встречал он в Калининском цирке. Здесь он был дома.

Родился М. Н. Румянцев (Карандаш) в 1901 году в деревне Козлово, в 20 километрах от Старицы. Учился в школе рисования и черчения в Петрограде. Потом работал плакатистом, занимался акробатикой, окончил курсы циркового искусства.

В качестве псевдонима Румянцев взял имя французского художника-карикатуриста — Каран д’Аш.

Кочевая жизнь артиста оставляла мало времени для личных дел. И все же, приезжая на гастроли в Калинин, он неизменно отправлялся в родные места — еще раз как бы со стороны окинуть взглядом прожитую жизнь.

На первый взгляд может показаться, что клоун с его шутовским гримом и смешным костюмом чрезвычайно далек от реальной жизни. Это не так. Во всяком случае, у Карандаша. Конечно, его репризы были безмерно смешны. Но всегда артист вкладывал в шутки глубокий смысл.

Все свои антре Карандаш придумывал сам. И благодаря высочайшему актерскому мастерству срабатывали они безошибочно.

Краткость всегда нуждается в точности. А клоун краток: ведь он лишь заполняет паузы.

Карандаш был великим мастером точного жеста, мимической гримасы, которые срабатывали лучше длинного монолога.

В начале войны из клоуна-мимиста он стал клоуном-сатириком. В эти годы им были созданы лучшие из его сценических произведений: «Как фашисты шли на войну и обратно», «Речь министра пропаганды Геббельса», «Гитлер и карта мира».

С участием замечательного клоуна вышло несколько кинофильмов, где Карандаш, по существу, играл самого себя: «Старый двор», «Концерт — фронту», «Карандаш на льду» и др.

Ветеран советского цирка, народный артист СССР Карандаш многие годы был и художественным руководителем программы. Руководителем строгим и требовательным, не терпящим никакой халтуры, безжалостным к себе и другим в смысле постижения актерского мастерства и вместе с тем добрым, душевным человеком.

У каждого клоуна есть своя маска. Неповторимо озорная, лукавая маска Карандаша (М. Н. Румянцев скончался в 1983 году) навечно вошла в историю советского цирка.