Старообрядцы и евреи. Триста лет рядом - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Григорий Владимирович Бондаренко (Глава 4. СОТРУДНИЧЕСТВО И ВЗАИМОПОМОЩЬ) #7

Глава 4. СОТРУДНИЧЕСТВО И ВЗАИМОПОМОЩЬ

…староверы не видели в чужих народах врагов, но только добрых соседей или конкурентов. Например, староверы, жившие на юге России, свободно сосуществовали с еврейскими торговцами, нередко превосходя их изобретательностью и предприимчивостью, а в Забайкалье они с таким уважением относились к буддийским монастырям, что им одним позволили селиться в непосредственной близости от буддистов.

А. Муравьев (2007)

В РОССИИ

Дружественные контакты евреев и старообрядцев можно рассматривать на фоне уважительного отношения последних к большинству своих этнических и религиозных соседей: евреям, караимам, татарам-мусульманам или бурятам-буддистам. Со всеми вышеперечисленными группами старообрядцы налаживали добрососедские отношения, крайне редко оборачивавшиеся конфликтами. Из работ современных исследователей известно, что старообрядцы интересовались жизнью мусульман, проживавших по соседству с ними в Сибири. Одобрение у старообрядцев вызывали запрет на алкоголь, сходство между мусульманскими и старообрядческими ковриками для моления, а также между лестовками и четками, чистота в жилищах и многое другое.

Во многих городах и местечках Российской империи, в особенности в тех из них, что находились в еврейской черте оседлости, обе общины – старообрядцы и евреи – жили бок о бок. Одесса, Балта, Кунича, Новозыбков, Святск, Гомель, Чернобыль, Бобруйск, Кишинев, Рига – вот далеко не полный список населенных пунктов, где наиболее активно проходило еврейско-старообрядческое взаимодействие. В этом разделе мы расскажем о наиболее интересных случаях контактов этих двух групп на территории современной России.

К сожалению, у нас нет практически никакой информации о том, как евреи и старообрядцы Российской империи контактировали друг с другом в XVII–XVIII веках. По всей видимости, это связано прежде всего с тем, что крупные общины евреев появляются в Российской империи лишь после разделов Польши. Первые подробные сведения о контактах датируются уже XIX веком. В середине XIX века старообрядческие торговцы из Клинцов и других посадов Брянщины приезжали торговать на Кролевецкую ярмарку в город Кролевец Черниговской губернии (ныне в Сумской области Украины), куда также привозили на продажу сукна и шерстяные ткани еврейские купцы.

В Нижнем Новгороде в 1860‐е годы полицейское начальство столкнулось с тем, что евреям – солдатам русской армии было негде молиться ввиду отсутствия в городе синагоги. Как следствие, для решения проблемы армейское начальство стало арендовать под молельни для солдат-евреев частные дома. Как правило, это были дома зажиточных нижегородских старообрядцев: М. Черкасова, И. Стригулина, Корольковых, Рудовых, Китаевых и других. По мнению нижегородского архивиста Бориса Пудалова, старообрядцы, равно как и евреи, пострадав от действий официальной церкви,

помогали тем, кто не имел отношения к государственной религии. Кроме того, староверы Нижнего Новгорода – люди торговые, принадлежавшие преимущественно к купеческому сословию, – видели в евреях не только собратьев по «духовной оппозиции», но и «коллег по ремеслу».

Старообрядцы достаточно часто нанимали евреев представлять интересы своих предприятий в суде (в данном случае, наверное, срабатывал еще один стереотип: «еврей – хороший и ловкий адвокат»). В 1870‐е годы нижегородский купец-старообрядец Иван Стригулин приметил толкового молодого еврейского юношу Боруха Заходера, блестяще закончившего казенное еврейское училище, но находившегося в стесненных финансовых обстоятельствах. Стригулин сделал молодого еврея поверенным в делах своей нижегородской фабрики. Именно тогда, в период сотрудничества со старообрядческим купцом, Заходер стал заниматься литературной деятельностью и печататься в нескольких местных газетах. Позднее, в 1874 году, он станет казенным раввином Нижнего Новгорода. Добавим, что его внук Борис Заходер (1918–2000) стал впоследствии знаменитым переводчиком детских произведений Алана Милна на русский язык. Кто знает, как бы сложилась судьба Заходера и его потомков, если бы не помощь и доверие, вовремя оказанные ему русским старообрядцем Стригулиным?

Кратко упомянем несколько похожих примеров. В 1909 году в нескольких судебных исках «Московского общества христиан древнеправославного кафолического вероисповедания и благочестивого старо-поморского согласия» старообрядцев-федосеевцев представлял присяжный поверенный по фамилии Розенблюм. Известный еврейский адвокат Исай Гальберштадт был юрисконсультом финансиста и мецената Саввы Мамонтова. В 1912 году в Новозыбкове мещанин Самуил Залманович Серебренников выступал в качестве свидетеля во время приобретения дома старообрядцем Спинковым.

В 1890‐е годы, когда российское правительство приняло решение выселить евреев из Москвы, против произвола властей достаточно неожиданно выступили семьи влиятельных купцов-старообрядцев: Морозовы, Солдатенковы и Рябушинские. Известно, что основатель Третьяковской галереи Павел Третьяков лично хлопотал о том, чтобы из Москвы не выслали Исаака Левитана. Безусловно, старообрядцы руководствовались прежде всего соображениями коммерческого характера: евреи были их партнерами на самых разных уровнях, от знаменитого банкира Лазаря Полякова до мелких торговцев, адвокатов, поверенных и т. п. Тем не менее повлиять на решение правительства не удалось, и практически все евреи Москвы были выселены. Логично, что еврейская и старообрядческая финансовая элита России негативно относилась к правительству собственной страны из‐за подобных репрессивных действий властей. К сожалению, именно по этой причине некоторые представители обеих общин поддерживали впоследствии революционное движение.

В Санкт-Петербурге еврейская и старообрядческая жизнь зачастую шла параллельно: в нескольких случаях синагоги и кладбища евреев находились рядом с храмами и некрополями старообрядцев. На старинном Волковском кладбище располагались еврейский и старообрядческий погосты; неподалеку, на территории домов купца Киржакова, находился федосеевский женский скит, где наставником в течение некоторого времени был еврей-старообрядец Исаак Александров (о нем мы рассказывали в главе 3). Недалеко от знаменитого Преображенского еврейского кладбища на проспекте Александровской Фермы располагается церковь Покрова Пресвятой Богородицы белокриницкого согласия. О соседстве еврейских и старообрядческих центров в Санкт-Петербурге уже в наши дни мы расскажем далее, в главе 6.

Евреи часто участвовали в строительстве церквей в Российской империи – как на территории современной России, так и за ее пределами. По сведениям Олега Каменецкого, евреи принимали участие в возведении одного из старообрядческих храмов в Святске. Архив Рогожского кладбища в Москве сообщает о том, что в 1912 году инженер А. Мендельштам (Мандельштам) предоставил попечителям московской старообрядческой общины Рогожского кладбища доклад о строительстве нового водопровода на территории кладбища. К докладу инженер приложил пояснения к стоимости водонапорной башни, оборудования машинного отделения и устройства нового противопожарного водопровода. Был ли реализован этот проект, остается неизвестным.

Источники рисуют впечатляющую картину добрососедской жизни евреев и старообрядцев в селе Святск, которое до революции относилось к Черниговской губернии и, как и все Стародубье, входило в черту оседлости. Наряду с пятью старообрядческими поповскими, беспоповскими и единоверческими церквами в селе до революции была и синагога, а все четыре мануфактурных магазина Святска принадлежали евреям. Фактически до 1917 года основными жителями села были старообрядцы и евреи. По словам жителей Святска, обе веры прекрасно уживались друг с другом и никогда не враждовали: «Более того, какое-то согласие между ними царило, такое чисто человеческое. Взаимопомощь там, взаимовыручка». Кроме того, сами евреи обладали положительными качествами, близкими старообрядцам. Исследователь Елена Данилко записала положительное высказывание о евреях одного из святских жителей: «Ой, они [евреи] работають! Они ще лучше нас работають. И помогут всягда, как ни попроси. Никада не обидять, никада!»

Отметим, кстати, что старообрядцы частенько из любопытства наблюдали, как именно молятся евреи. Об этом на примере Святска нам рассказывал О. Каменецкий: по полученным им от местных жителей сведениям, местная синагога представляла собой здание на высоком цоколе с полукруглыми узкими окнами; они часто ходили смотреть на еврейские молитвы. Об этом же говорили и другие респонденты, жившие в Святске: «…тут синагога недалеко, а жиды, знаешь вот, стоят и лбом об косяк, молются. Об косяк шлеп, шлеп. А мы еще стоим да глядим. Непонятно же нам, мы ж не так». К сожалению, в послевоенные годы евреев в селе практически не осталось.

Одним из центров совместной жизни евреев и старообрядцев России был город Новозыбков, который, как и Святск, сейчас относится к Брянской области, в то время как до революции был уездным центром Черниговской губернии. Как следует из справочника «Весь Новозыбков» (1914), в нем жило 2173 православных, 1734 единоверца, 11 380 «раскольников» (то есть старообрядцев) и 6881 еврей. Как мы видим, именно старообрядцы и евреи составляли большинство жителей города, в котором старообрядческие храмы стояли рядом с синагогами, а еврейские лавки – рядом с магазинами купцов-старообрядцев.

В последней четверти XIX века в Новозыбковском уезде стало бурно развиваться производство спичек. По сведениям историков Марины Кочергиной и Валерия Дзюбана, владельцами спичечных фабрик были как русские старообрядцы, так и евреи-предприниматели. В 1873–1880 годах открылись семь спичечных фабрик в Новозыбкове и соседней Злынке. Среди их владельцев были старообрядцы Волков, Санников и Воронин, а также единоверцы – Осипов и Шведов; позднее предприятие Шведова будет продано «Товариществу Певзнера, Геллера и К°», во главе которого стояли евреи.

О том, как достаточно тесно общались евреи и старообрядцы в Новозыбкове, нам рассказал отец Сергий Бедный, настоятель новозыбковского храма Святителя Николы Чудотворца. По его словам, старообрядцы часто выступали поручителями евреев во время каких-то деловых трансакций. Особенно интересны воспоминания, которые он услышал от старых членов общины. В частности, пожилая Климовна сообщила ему о том, как она с другими детьми бегала смотреть на евреев, которые молятся в синагоге:

Дед простыней (то есть талитом. – Авт.) накрылся, молится, в окошко заглядываем, народ непосредственный, [нрзб.] ему «шпук! шпук!». А он выходит, говорит: «Что вы делаете, нехорошо так делать!»

По словам о. Сергия, евреев в городе было много даже и после войны, а настоящий исход начался только в 1990‐е годы:

После войны вернулись, тут много было евреев. Достаточно много было евреев. И у меня в классе в школе были, и с родителями работали, на ДОЗе, на деревообделочном [заводе] работали, вся бухгалтерия евреи были, в больнице были, Фельдман землемер был, хватало.

Часто дружественные контакты между евреями и старообрядцами происходили в Сибири. Обе общины занимались в XIX веке сплавом тяжестей по Амуру: дело в том, что местные крестьяне крайне неохотно покидали свои хозяйства на длительный срок и не хотели идти в сплавщики. В связи с этим заниматься сплавом часто шли ссыльные евреи. В середине XIX века в заселенном прежде всего старообрядцами Тарбагатайском районе (на Амуре) сплавом занимались евреи Абрам Юдович Вайштек, Лупель (?) Кудельман, Янкель Гейстель, Зюсь Княжецкий, Абрам Янекелевич и Янкиль Мордкович.

И евреи и старообрядцы имели отношение к добыче золота. К концу XIX – началу XX века в таких восточносибирских промышленных городах, как Иркутск, Канск, Красноярск, Верхнеудинск, Чита и Нерчинск, проживало значительное количество еврейских купцов. В 1873 году банкир Евзель Гинцбург скупил долги сибирских купцов-золотопромышленников и потребовал их немедленной оплаты. В результате Ленское золотопромышленное товарищество стало собственностью семьи Гинцбургов. Гораций, сын Евзеля Гинцбурга, был основателем целого ряда крупных золотых приисков: Забайкальского, Миасского, Березовского, Алтайского и других товариществ. В 1896 году он организовал новое Ленское золотопромышленное товарищество (сокращенно «Лензото»). Помимо Гинцбургов, акционерами «Лензото» стали другие крупные еврейские предприниматели: М. Мейер, В. Бок, М. Варшавер и К. Винберг.

После Ленского расстрела 1912 года акции «Лензото» удачно скупил старообрядец-миллионер Захарий Жданов. Любопытно, что в своей последующей финансовой деятельности Жданов как сотрудничал, так и соперничал с еврейскими финансистами И. Манусом, М. Шоломсоном, А. Зейдманом и другими. В одном из номеров журнала «Биржа за неделю» даже указывалось:

Захарий Петрович Жданов, Дмитрий Львович Рубинштейн и Игнатий Порфирьевич Манус – это три беспардонных кита самой новейшей предпринимательской и комбинаторской марки в русском финансово-биржевом океане.

Семейская старообрядка из села Большой Куналей в Бурятии Афимия Сергеевна Сластина вспоминала о том, что местные евреи-торговцы взяли ее отца, Сергея Абрамовича Сучкова (1900 г. р.), к себе подсобным рабочим. Однако дело не ограничилось просто рабочим сотрудничеством – именно евреи обучили его грамоте. Часто евреи оказывались в старообрядческом окружении в качестве врачей. К примеру, в старообрядческой деревне Ваненки в Верхокамье в советские времена жила врач-еврейка; по словам респондента, она «за свою веру крепко держалась».

В 1916 году семейство бухарских евреев Вадьяевых приобрело половину паев «Товарищества Иваново-Вознесенской мануфактуры», ранее контролировавшегося исключительно старообрядческими семьями Куваевых, Бурылиных и Ямановских. Это было первое проникновение бухарских евреев в российскую текстильную промышленность.

Существует старообрядческий поселок Новый и на Дальнем Востоке – на территории современного Облученского района Еврейской автономной области. Отметим, что в 2018 году в столицу области Биробиджан приехали старообрядцы (часовенные) из общин, проживающих в Бразилии, чтобы на месте оценить условия для возможного переселения в ЕАО. Судя по дальнейшему молчанию СМИ, можно предположить, что переезд не состоялся.

В РУМЫНИИ, МОЛДОВЕ И ПРИДНЕСТРОВЬЕ

Значительные еврейские и старообрядческие общины проживали также и на территории современных Румынии, Молдовы и Приднестровья. Публицист И. Аксаков одним из первых в середине XIX века обратил внимание на контакты между евреями и старообрядцами этого региона в своей «Записке о бессарабских раскольниках»:

Бессарабия – пестрый край, населенный молдаванами, русскими, евреями, греками, армянами, русняками, хохлами и цыганами, – край, прилегающий к Турции, Молдавии и Австрии, служит издавна приютом бродягам всякого рода и местом постоянных сообщений наших русских раскольников поповщинского толка с их заграничными единоверцами.

Прибыв в Бендеры, он сообщил, что население этого города составляли «русские чиновники, евреи и старообрядцы», а также сектанты-молокане.

Аксаков описал Бессарабию как регион, где тайным образом проживало множество нелегалов без документов; среди них были как евреи, так и старообрядцы. Более того, евреи занимались контрабандным провозом старообрядцев из соседней Австрийской империи на российскую территорию и в обратном направлении – из России в тогда австрийскую Белую Криницу. Аксакову удалось наладить связь с одним из таких перевозчиков по имени Гершко; тот даже уведомил писателя о том, что

подрядился перевезть в Белую Криницу двух старообрядческих черниц, прибывших для этого из Москвы, и что многие договаривались с ним о переправе их за границу в случае, если не приедет поп из России.

Таким образом, этот Гершко выполнял функции тайного агента российского Министерства внутренних дел, сообщая сведения о нелегальных передвижениях старообрядцев по территории империи. Однако, отвлекаясь от секретной миссии Гершко, можно сделать вывод о том, что бессарабские евреи региона помогали старообрядцам Австрии и России нелегально пересекать границу и перевозить товары из одной страны в другую. Тот же Гершко подробно описал Аксакову, как именно они договариваются о провозе с начальниками пограничной стражи:

Они (евреи и другие контрабандисты. – Авт.) отправляются прямо к начальнику местной стражи, договариваются с ним за известную цену, берут от него солдата, с которым и переправляются за границу. Солдата этого держат там до тех пор, пока не перевезут всего транспорта, а иногда, если они намерены скоро возвратиться, до тех пор, пока не перейдут обратно и не удалятся на известное расстояние от берега. Если же пограничный начальник не согласится на договор, то они, хотя и с большим риском, умеют обходиться и без его содействия. К тому же были примеры, что часовые и целые караулы оставляли свои посты и сами уходили за границу.

Молдавское село Кунича с его большой старообрядческой общиной в XXI веке стало своеобразной академической Меккой, куда постоянно приезжают исследователи из разных стран, включая и авторов этой книги, для общения с местными старообрядцами. Исследовательница Н. Душакова опубликовала свою беседу с информанткой СИЕ (1936 г. р.) из Куничи. На вопрос, общались ли старообрядческие жители села с евреями до начала войны, респондентка ответила: «Ой, какие хорошие евреи у нас! Да. И учителя, и так. Вот не учит, а жинка учительница – они жили в нашем селе, жили». На вопрос, ходили ли старообрядцы в гости к евреям, она ответила:

Ну а как же! Они общительные были. Да, я ходила, только толку мало… ну, так, знакомые были, добрые. И я помню, как с работы приехала, да и тут жил один еврей, и жена учительница была. Просто вот по этой улице. И со станции вместе провел домой хоть бы что.

В контексте этого свидетельства стоит отметить, что многие из наших респондентов, как старообрядцы, так и евреи, неоднократно рассказывали о том, что евреи часто были учителями в советских школах, расположенных в населенных пунктах с преобладающим старообрядческим населением. Причем данная ситуация сохранялась с начала 1920‐х и вплоть до начала 1990‐х. Так что для многих старообрядцев советского периода первыми учителями были именно евреи. К примеру, современные старообрядцы Тирасполя с ностальгией вспоминали школу № 6 города, в которой до начала так называемой алии девяностых (массовой репатриации евреев постсоветского пространства в Израиль) училось и работало в качестве преподавателей много евреев.

Про добрососедское общение евреев и старообрядцев Куничи мы узнали от С. Придорожного, куничского писателя-старообрядца. В одном из своих рассказов («Исповедь старого еврея»), основанном на реальных событиях, Придорожный сообщает, что евреи поселились в этом старообрядческом селе еще в XIX веке, при Александре II. Дома, в которых некогда жили куничские евреи, даже в наши дни легко отличить по наличию в них скошенного угла, в который врезаны двери или окна для торговли.

Семен Васильевич сообщил нам следующее о совместном проживании евреев и старообрядцев в Куниче:

Отец мой 103 года прожил, он рассказывал: «[общение с евреями] было самое лучшее»… Причем эти [еврейские] дома и сейчас, эти дома интересные: срезан угол, то есть они там устраивали, продавали, как он говорил, мануфактуру, то есть материалы где-то привозили, особенно через границу… С одесского Привоза везли сюда, и знаменитый Беня [Крик] встречался с одним из наших куничан… Провозили с одесского привоза к нам сюда мануфактуру. И у нас было их семей, помню, как мне отец говорил, семей 12–15 было… Надо сказать, что куничане-старообрядцы находили с ними общий язык, наверное, основой была вот эта вот предпринимательская жилка. Наши предприниматели, большие предприниматели, и вот они. И вот деньги взаймы, отец говорит, они никому никогда не давали, а вот нашим кацапам (старообрядцам. – Авт.) давали взаймы. Причем, что интересно, беспроцентно… Что-то надо было, всегда обращались к евреям.

Даже в послевоенное время, когда куничская еврейская община практически полностью переехала в Кишинев, связи продолжали сохраняться: старообрядцы, возившие в республиканскую столицу на продажу картофель, останавливались в гостях у своих старых еврейских знакомых.

В старообрядческом селе Покровка (Молдова) местное старообрядческое население, как об этом свидетельствует рассказ Л. Л. Рыльского, выращивало в основном арбузы, кукурузу и подсолнухи, продавая их затем евреям-заготовителям из соседних Атак (сейчас – город Отачь) и Згурицы. Сотрудничество продолжалось даже и в военное время, вплоть до 1943 года: евреи перерабатывали сельхозпродукцию на масло для нужд оккупационной армии. Вскоре часть из них была уничтожена, а часть оставлена в живых для продолжения работ. Однако через какое-то время все оставшиеся в живых евреи Покровки были перемещены в концентрационные лагеря и уничтожены. На этом закончились контакты между двумя общинами этого села.

По сведения Н. Душаковой, в селе Пояна (Молдова) местные евреи скупали у старообрядцев, имевших сады и огороды, фасоль и орехи, потом перепродавая их в своих лавках и магазинах. Одна из респонденток подробно описала сам процесс продажи. Интересно, что орехи продавали тогда не на вес, а поштучно:

Раньше не важили [орехи], а считали: она [жена еврея] считает, а мы глядаем, она по-еврейски, по-своему, как все оттуда помню. В срубе он [еврей] жил, где сейчас Родиона дом, вот этот построил еврей дом в нашем селе. Он взял в аренду на скокоть годов и сказал, что построит, будет жить там, магазин, лавку… торговал, и один дом построил еще еврей.

В этом свидетельстве для нас также интересен тот факт, что респондентка указывала на то, что выучилась считать на идише во время трансакций с женой еврея-соседа.

Дружественные контакты между евреями и старообрядцами также имели место и в Тирасполе. Вот что говорила одна из респонденток Н. Душаковой:

К евреям можно было в гости ходить. У них была тетя Рива, часто к ним ходила. Она шила для них, а мама МА (другой респондентки, чье имя зашифровано по ее просьбе. – Авт.) ей много всего с собой давала. МА к ней тоже ходила. Она [Рива] была очень хорошая портниха. У нас дом красивее был, чем у евреев. У нас огород большой, розы цвели, а у них маленький домик. Но зато они богатые были, умели крутиться. И мама всегда у них деньги занимала.

Подобного рода экономические схемы работали и во многих других местах совместного проживания евреев и старообрядцев. Впрочем, были и другие ситуации: по свидетельству той же респондентки, проинтервьюированной Н. Душаковой, в Тирасполе были и богатые евреи с большими земельными наделами. Часто евреи работали на этой земле совместно со старообрядцами, выращивая помидоры, огурцы и абрикосы, при этом самые тяжелые работы по огороду должны были выполнять старообрядцы. Урожай потом делили пополам.

Отец Василий Иванов рассказал нам, что его деда очень уважали местные евреи и ценили как отличного закройщика сапог. По всей видимости, их приводило в восхищение, что старообрядец достиг таких высот в «их» профессии: сапожниками в черте оседлости были в основном евреи. Как мы уже говорили выше, евреи часто помогали старообрядцам в строительстве храмов. К примеру, Ицк (Ицик, Исаак) Зельберштейн принимал участие в строительстве старообрядческой церкви в бессарабском городе Кагуле. По сведениям молдавского историка Евгения Брика, старообрядцы города Теленешть состояли в добрых отношениях со своими соседями-евреями и в послевоенное время не дали застроить местное еврейское кладбище. В Кишиневе, по свидетельству С. Придорожного, выходцы из Куничи по фамилии Горлыкины сдавали в аренду домá евреям. Он же сообщил нам о том, что сефард по фамилии Кохен выстроил молитвенный дом на улице Генерала Авереску (вероятно, информант имел в виду современную Измаильскую улицу, которая при румынах носила имя маршала Авереску) на земле, которую он выкупил или арендовал у местных старообрядцев.

Крайне интересным местом еврейско-старообрядческих контактов был молдавский город Оргеев, где проживали евреи и староверы-липоване. Еще в румынские времена липоване часто работали на еврейских предприятиях, мелких фабриках и лавках. По этой причине практически все местные липоване до войны прекрасно говорили на разговорном идише. В. Дымшиц в 1990‐е годы общался с одним пожилым старообрядцем Оргеева, который когда-то работал приказчиком в еврейской лавке, – и тот прекрасно говорил на идише.

В БЕЛАРУСИ

По оценкам белорусского социолога Виктора Кириенко, среди жителей белорусских губерний в 1897 году иудеев было 11%, а старообрядцев – 2,2%, то есть в пять раз меньше. Однако необходимо помнить, что евреи жили в основном в городах и местечках, тогда как старообрядцы относились преимущественно к сельскому населению. Процитируем фундаментальное исследование «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» под редакцией П. П. Семенова (том IX, 1904):

Подъезжая со взгорья к какому-нибудь белорусскому местечку или к уездному городку, путник видит одну и ту же картину: куча разбросанных по кривым улицам, а иногда и вовсе без улиц жалких домишек, покосившихся, грязных, без дворов и хозяйственных строений. Это дома еврейской бедноты… Однако при самом въезде в городок иногда можно встретить подряд несколько домов, представляющих собою контраст с общим видом местечка и даже контраст с преобладающим типом построек. Большая деревянная изба срублена по-великорусски с косящатыми окнами, украшенными резьбой великорусских образцов; высокий тесовый забор окружает весь двор; ворота и калитка облицованы затейливой резьбой; на воротах восьмиконечный крест. За забором виднеются хозяйственные постройки, амбары, сараи, столь же основательно сделанные. Неизменная принадлежность двора – колодец. Двор усыпан песком, кругом чистота, необычная для коренных жителей края; за двором виднеется фруктовый сад. Это – жилище великорусса-старообрядца. Богатый старообрядец устраивает свой дом на русский купеческий лад.

Неудивительно, что при таком тесном сосуществовании евреи и старообрядцы часто вступали в экономические и торговые контакты. По мнению В. Кириенко, евреи традиционно занимались мелкой розничной торговлей. В отличие от них, старообрядцы занимались преимущественно оптовой торговлей; кроме того, они совмещали торговую деятельность с промышленно-производственной. По сведениям белорусского историка Андрея Горбацкого, в XIX веке купцы-старообрядцы из Ветки расширили масштабы торговли зерном, солью и лесом. Пшеницу они закупали в южных губерниях, затем зерно доставлялось вверх по Днепру, в Могилев и Шклов. Привезенное таким образом зерно потом продавалось местным купцам-евреям в Горецкий, Сенненский, Оршанский уезды Могилевской губернии, а также в соседние Витебскую и Смоленскую губернии.

Снова обратимся к «Полному географическому описанию нашего Отечества»:

Из старообрядцев выходят очень дельные торговцы, иногда весьма богатые, и ремесленники; многие занимаются подрядами… По сравнению с торговцем и ремесленником-евреем старообрядец отличается гордостью и недоступностью. Он не продаст гнилой товар за свежий по дорогой цене и, раз назначив цену на товар, неохотно ее сбавляет, старообрядец-торговец столь же неохотно открывает мелкий кредит. Во всех этих отношениях еврей податливее. Впрочем, несмотря на конкуренцию евреев, старообрядцы очень хорошо устраивают торговые и ремесленные дела.

Тесно соседствовали евреи и старообрядцы в Гомеле. В районе Монастырёк, получившем свое название от основанного там старообрядцами скита, в конце XIX – начале XX века евреем Левитиным (Левитаном) был построен лесопильный завод. Его работниками были в основном местные старообрядцы, а вот более сложные задачи – работы на пилорамах – выполняли нанятые Левитиным специалисты из семьи Гейшторов. По сведениям белорусского историка Александра Рогалева, много евреев и старообрядцев жило также и на Песковатой улице (современная улица Белорусская). На ней находилось множество мелких еврейских лавок; местные евреи выполняли неотложные хозяйственные работы, паяли и лудили. Кроме того, они изготавливали леденцы и собирали старье, за что их в городе именовали «корявочниками» – сборщиками и скупщиками тряпья и утиля. М. Кочергина отметила, насколько разной была реакция еврейского и старообрядческого населения на германскую оккупацию Гомельщины в Первую мировую войну: если евреи возобновили торговлю и стали активно выезжать за границу, то старообрядцы из чувства патриотизма этого не делали.

Отец Андрей Марченко из Кемерова (РДЦ) сообщил нам историю о том, как в 1920‐е годы в Гомеле местный цадик (староста иудейской общины) спас жизнь старообрядческому священнослужителю – архимандриту Серафиму (Третьякову). Согласно устным источникам, красноармейцы без суда повесили его на дереве, однако веревка оборвалась. Посмеявшись над полуживым священником, они бросили его умирать, но цадик забрал его к себе домой и выходил. Письменного подтверждения этой истории нет.

А. Х. Овчинникова, родившаяся в смешанной еврейско-старообрядческой семье, рассказала нам о том, что в Гомеле в районе современных улиц Энгельса, Льва Толстого, Белорусской и части Быховской изначально, в XVIII веке, жили старообрядцы. С XIX века они стали продавать свои земли евреям, в результате чего в этой части города сформировался смешанный еврейско-старообрядческий район. Аза Хаимовна вспоминала, что в голодные послевоенные годы евреи жили очень плохо, в то время как у старообрядцев дела шли получше. Они часто делились едой со своими еврейскими соседями; особенно тепло Аза Хаимовна вспоминала семью Ковалевых, которые пекли хлеб, отжимали масло – и отдавали его Азе с просьбой накормить других детей вне зависимости от их национальности. По сообщению Р. Рогинского, одна из местных пожилых старообрядок говорила ему, что гомельские старообрядцы и евреи жили рядом, их дети играли друг с другом. Информантка признавалась: «Я работала раньше с одними евреями, так мне с ними лучше, чем с русскими, было».

Другим местом еврейско-старообрядческих контактов был город (до 1925 года местечко) Ветка под Гомелем. Изначально основанное старообрядцами, к концу XIX века местечко значительно изменилось: согласно переписи 1897 года, из 7204 его жителей 24,4% были старообрядцами и 51,7% – иудеями. Местные старообрядцы занимались в основном строительством; те, что побогаче, – сплавом дров. Другим их бизнесом была торговля солью и зерном. Главным же занятием евреев была мелкая торговля; кроме того, они скупали в деревнях волокно и перепродавали его крупным старообрядческим предпринимателям. Письмо, которое Министерство внутренних дел разослало всем губернаторам в 1870 году, указывало, что «в экономическом отношении, занимаясь преимущественно ремеслами и разнородными промыслами, старообрядцы парализуют вредное влияние этим еврейского населения». Дома местных староверов, по сведениям историка Хаима Бейлькина, по сравнению с еврейскими были более крупными, со светлыми и просторными комнатами, с тремя – пятью окнами, выходящими на улицу.

В 1829 году старообрядец К. Колычев, в прошлом купец, уже будучи в преклонном возрасте, поселился в Лаврентьевом монастыре около Ветки, где занимался бесплатным врачеванием и знахарством. Источники говорят о том, что в келью к старцу приходили лечиться «не только старообрядцы, но и православные, католики и даже евреи». Когда в 1901 году местные жители решили обратиться к правительству с просьбой об учреждении в Ветке четырехклассного городского училища, среди лиц, подписавших это прошение, были как старообрядцы, так и евреи.

Частыми были также контакты между старообрядцами и евреями Бобруйска и его окрестностей. Жители-поморцы находящейся неподалеку старообрядческой деревни Углы́ рассказали нам о бобруйских евреях:

Жиды собираются, на гармошках рэжут (играют. – Авт.), поют, пьют пивцо, специальное кафе для них было сделано… И вот они в субботу и воскресенье [играют] на гармошках, и раньше, и сейчас. На гармошках, пиво хлещут, водочку, в субботу.

По их словам, сейчас в Бобруйске евреев стало меньше, а вот в послевоенные годы по еврейской части города «было не пройти: гыр-гыр-гыр-гыр-гыр-гыр-гыр – на идише разговаривают». А один из наших информантов отметил, что многие старообрядцы Бобруйска в довоенное время понимали идиш, который они учили для ведения коммерческой деятельности с евреями. Впрочем, как мы уже показали на нескольких примерах, знание идиша было вполне обыкновенным явлением в регионах совместного проживания евреев и старообрядцев.

Игорь Пукало из Бобруйска передал нам рассказ одного из работавших с ним старообрядцев о том, что, по рассказам его деда, они часто нанимались местными евреями в качестве охраны торговых обозов:

При евреях жилось хорошо. Когда шел обоз, евреям нельзя было носить оружие, а неевреям можно. А он [рассказчик] из старообрядцев. Они ездили с этими обозами, ходили, т. е. они брали оружие, обоз же надо охранять, они его охраняли… И он рассказывал, что дед его рассказывал, что при евреях очень хорошо жилось, потому что они всегда давали возможность зарабатывать.

Обозы ходили в Москву и Санкт-Петербург, и на этом можно было хорошо заработать.

Есть также сведения о том, что Коснянская церковь в Бельском уезде Гродненской губернии была построена совместно старообрядцами и евреями (при этом существовало разделение труда: финансировал строительство купец Корабликов, работами руководил еврей из Ковно, евреи были столярами и малярами, а каменщиками и плотниками – старообрядцы). Это разделение труда подтверждается и опубликованным М. Вятчиной и В. Ивановым архивным снимком межвоенного периода из латвийского города Лудза: на нем запечатлена строительная бригада, состоящая из старообрядцев, во главе с бригадиром-евреем.

В СТРАНАХ БАЛТИИ

В Риге, столице Латвии, евреи и старообрядцы жили бок о бок на территории Московского предместья (или, по-простому, Маскачки). Гребенщиковская старообрядческая церковь (поморского согласия) соседствовала с еврейской больницей «Бикур холим», а в самой Маскачке во время войны нацисты устроили еврейское гетто, так что между двумя общинами были постоянные дружественные контакты. Одна из старообрядок была в довоенной Риге домработницей в большой еврейской семье из 14 человек. Ее сестра с благодарностью вспоминала еврейскую доброту: «Ну хорошие они [евреи] были. У нас семья – бывало, они што поносют – и сястра привозила там: и туфли, и платья какие, и всё нам».

Крайне любопытно, что до революции в Риге, в типографии Бланкенштейна на Ткацкой улице (современная улица Аудею), находился «специальный запас в готовом виде метрических книг и выписей из книг… необходимых для делопроизводства старообрядческих общин, напечатанных по образцам, выработанным на всероссийском съезде старообрядцев». На основании этого можно сделать вывод, что старообрядцы тесно сотрудничали с Бланкенштейном в процессе изготовления этих метрических книг и сообщали тому о последних образцах данной продукции, принятых на старообрядческом съезде. Реклама типографии Бланкенштейна публиковалась в старообрядческом журнале «Старая Русь» за 1912 год.

В Прейли (Латгалия) ситуация была другая: по мнению исследовательницы С. Амосовой, старообрядцы приезжали туда во время ярмарок и покупали у местных евреев хлеб, муку, соль, конфеты и сахар. Вообще, в воспоминаниях старообрядцев по всей бывшей Российской империи очень часто упоминается, что евреи торговали сладостями и конфетами: по всей видимости, это был товар, который те привозили из крупных городских центров для перепродажи; в деревнях, где проживали старообрядцы, таких товаров не производилось. Конфеты как один из самых привлекательных еврейских товаров упоминает также старообрядка из Украины М. А. Ягодина. По ее словам, она, несмотря на недовольство матери, постоянно бегала в местный магазин к еврею по фамилии Ворон и обменивала у него конфеты из расчета два яйца за штуку.

Проживали евреи и в старообрядческой деревне Анчкины (Латгалия). И здесь респонденты очень положительно о них отзывались: «Всим давали в долг: бери хоть бочку селедок, будут деньги, разберемся. Таких людей надо поискать». А вот еще замечательный отзыв о том, как один еврей уже в послевоенное время помог выжить целой старообрядческой семье в этой же деревне:

Он [отец респондентки] евреев очень любил, потому что, как сгорели в ту войну, вся деревня выгорела, мамка осталась с трём ребятам, ничего не было. Папка стоит на дороге, а еврей, купивши, корову ведет: «Бери корову, молоко будешь пить, отдашь когда надо». Разве наш отдал бы тебе – от тебя отымет последнее!

Любовь Иванова, дочка еврея и старообрядки, все детство и молодость провела в латгальском городе Краславе. По ее словам, в городе жило много как староверов, так и евреев; при этом евреи были богаче, и ее бабушка-старообрядка работала прачкой у евреев.

Самуил Биргер рассказывал о жизни Йонавы:

Мои предки из небольшого литовского городка Йонава, расположенного примерно в 20 километрах от Каунаса. Йонава был очень маленьким, состоящим из нескольких улиц. Население города было в основном еврейским. В основном они жили в центре города. Были и свои лавки – бакалейные, сапожные, ателье. В Йонаве были замечательные [еврейские] плотники. Йонавские краснодеревщики были известны на всю Литву. У евреев была небольшая мебельная фабрика. Был цех по производству спичек, где использовались отходы от мебели. В центре города была Площадь свободы. На площади стояли две большие двухэтажные каменные синагоги. Кроме евреев, были и русские, в основном старообрядцы, появившиеся в Йонаве в XVII веке. Старообрядцы жили в пригородах. В основном они были земледельцами – возделывали землю и разводили скот. Они привозили в город молочные продукты, картофель и другие овощи. В городе также жили поляки и литовцы, но их было немного.

Как мы видим, в Йонаве было четкое разделение труда: евреи были торговцами и ремесленниками, в то время как жившие в пригородах старообрядцы занимались сельским хозяйством. Из дальнейших слов респондента, однако, следует, что старообрядцы проживали и в городе и владели там недвижимостью: большая семья Биргеров-Бенисевичей снимала две комнаты в доме, принадлежавшем старообрядцу Александрову.

Информантка из деревни Федаришки (Литва) говорила о том, что евреи в «Поняделях» (деревня Паминеле?) были успешными торговцами и в особенности прославились своими хлебобулочными изделиями:

И-йоны самы еты пякли, а самы продавали. Хорошие, вкусные баранки были. Булки пякли, баранки пякли – продавали. Ну и матерьялы всякие: хто – продуктовые, этот продакт… в прадуктс… с продуктовыми – так, магазин, сказать. А другие ета – матерьялы там продавали, и всякие жалезы, и всё, что продавали, всё – жиды… йоны, пар… хто другие, продавали, эта – купляли. Ну и наши самые, хоть и дома пякли, хлеб – пякли, ну, когда – булки. А когда ехали в Понядели и шли, и купляли баранки. И булки.

В УКРАИНЕ

Украина с ее полиэтничным и мультикультурным населением также была зоной активных контактов между евреями и старообрядцами. Иллюстрацией этому может послужить известная повесть Александра Козачинского «Зеленый фургон», в которой упоминаются жившие в послереволюционной Одессе евреи, караимы и старообрядцы. Во время румынской оккупации, в 1942 году, желая завоевать лояльность старообрядческой общины, одесский городской голова Герман Пынтя передал ей здание еврейского молитвенного дома «Кеилас-Иаков» («Община Иакова»). Здание пустовало, поскольку практически все евреи Одессы к тому моменту уже были уничтожены.

В селе Чудей (в 1946–1995 годах Межиречье) к югу от Черновцов евреи проживали рядом с липованами. Вот что рассказала В. Дымшицу в 1991 году одна из местных старообрядок, помнивших довоенное время: «В селе были и адвокаты, и врачи, и ремесленники всех специальностей (все, разумеется, евреи). Хорошие мастера были: сами шили, сами продавали и на заказ работали». Дом семьи респондентки был расположен между двух еврейских. Еврейские соседи, как и ее отец, выращивали кукурузу. Вместе с соседскими детьми она утром ходила в румынскую школу, а вечером каждый шел еще и в свою: еврейские дети – в еврейскую, а она – в русскую при церкви.

В 1801 году, при Александре I, было принято решение разрешить издание старопечатных богослужебных старообрядческих книг в московской единоверческой типографии – единственной разрешенной законом старообрядческой типографии Российской империи. Несмотря на это, в местечке Янов (сейчас – село Иванов в Винницкой области) в 1805 году киевский купец-старообрядец Константин Колычев при посреднической помощи евреев тайно приобрел у московского мещанина Павла Селезнева старообрядческую типографию с двумя станками, которую тот нелегально содержал в городе Махновке Киевской губернии. В 1817 году государственная следственная комиссия установила, что Колычев купил эту типографию «у яновских евреев, на капитал московского 2‐й гильдии купца Дмитрия Федорова, за 100 червонцев». В источниках содержатся противоречивые сведения о том, как именно выглядела эта сделка, однако нет сомнений в том, что местные евреи принимали в ней важное участие.

Подробное описание совместного проживания еврейской и старообрядческой общин в селе Пилипы-Хребтиевские в Хмельницкой области оставила старообрядка Мария Ягодина (1934 г. р.). По ее словам, «[у] нас жили евреи, очень много и очень порядочные люди, я всех их помню. Жил еврей Ворон – фамилия была. Такой хитрый, а она [его жена] такая хорошая женщина, моя мамка с ней сильно подружилась… И все жиды были такие хитры и добры, с людьми так дружили, общественные были, неплохие. Ни одного жида не помню плохого, все хорошие были». (Говоря «хитрый», информантка имела в виду «умный, сообразительный».) Мария Антоновна вспомнила и нескольких местных евреев: Вóрона (это фамилия), Хайку, Шейку (мужское имя, искаженное Шая или Йешая), Писку (искаженное Песя?), Воленьку, Нинку и Ёлку (искаженное Элька). По ее словам, евреи торговали в селе краской, порошком, синькой, гребешками и конфетами. Она также упоминала, что дети-старообрядцы обижали старика бедняка Шейку, кидаясь в жестяную крышу его дома камнями. Крестная Ягодиной работала служанкой у жены Ворона Воленьки, за что с ней частично расплачивались конфетами и сахаром. В конце рассказа Ягодина детально описала, как совместная жизнь двух общин закончилась после тотального уничтожения местных евреев нацистами.

Исследовательница Наталья Литвина обнаружила в РГИА архивные документы, сообщавшие, что в 1850‐х годах старообрядцы часто ездили из Черновцов, находящихся тогда в Австрийской империи, в расположенную неподалеку Белую Криницу. При этом перевозчиками, как правило, выступали местные евреи.

И. Аксаков в середине XIX века писал, что принимавшие участие в украинских торговых ярмарках евреи

с великорусскими купцами… в больших ладах и пользуются от них ласковым названием жидков. Купцы не считают их слишком опасными для себя соперниками. В самом деле странно, что между русскими евреями мало основательных, как говорят купцы, фундаментальных торговцев, вероятно от излишней поспешности и алчности. Еврей нередко продает товар гораздо дешевле, чем купил: ему всегда нужны наличные деньги, оборотом которых он и надеется пополнить понесенный убыток. Купцы говорят, что, пока у русского обернется рубль два раза, у еврея обернется он пять раз.

М. Кочергина писала в одной из своих работ, что в труде Аксакова идет речь прежде всего о контактах между евреями и стародубскими старообрядческими купцами. Аксаков также упоминал, что купцы из черниговских старообрядческих слобод часто путешествовали с товарами в Новороссию, Придонье и Кавказ – для торговли на ярмарках с рижскими купцами и евреями. Кроме того, их основными контрагентами на знаменитой Кролевецкой ярмарке также были преимущественно именно евреи.

Как считает В. Дымшиц, одним из самых интересных мест еврейско-старообрядческих контактов был город Балта в Одесской области, являвшийся в XIX веке важным торговым центром. По словам исследователя, с 1990‐х годов дружеские отношения между местными евреями и старообрядцами определяются в основном тем фактом, что обе группы воспринимают себя как часть уходящей городской культуры Балты. При этом они противопоставляют себя новому, приезжему населению – украинцам, представителям совсем другой традиции. По мнению Дымшица, симпатия старообрядцев к евреям Балты – это «юдофилия, замешанная на ностальгии».

По свидетельству нашего респондента ВТТ, в селе Старая Жадова (Черновицкая область) проживало много евреев, содержавших шинки – трактиры с алкогольными напитками. ВТТ сообщил нам, что, по словам его деда, в дореволюционное время шинки часто использовались старообрядцами для своего рода «производственных совещаний», где обсуждались цены, товары и прочие финансовые детали. Часто также шинок становился местом для ведения торговли с евреями. Дед респондента отправлял своих сыновей в шинок с запиской. По этой записке, без денег, с регулярностью раз в неделю еврей – хозяин шинка – выдавал им товар. Раз в месяц дед приезжал в шинок и по этим запискам, как по векселям, выплачивал шинкарю полагавшиеся деньги. Также ВТТ рассказал нам семейную историю о том, как его дядя Родион (брат отца) однажды исправил в одной из таких записок цифру заказа и получил вместо одной бутылки рома две. Одну из них он отдал своему отцу, а другую спрятал. Когда отец Родиона получил от шинкаря вексель на две бутылки рома, он сразу догадался, в чем дело, но ни слова не сказал, а по приезду домой примерно наказал кнутом виновника.

Говоря о евреях и старообрядцах Украины, нельзя не вспомнить знаменитое дело Бейлиса (1913) – процесс против киевского приказчика Менделя Бейлиса, арестованного за убийство православного мальчика и использование его крови в ритуальных целях. Старообрядческая пресса того времени неоднократно писала о сходстве этих обвинений с обвинениями в ритуальных убийствах, выдвигавшимися в адрес их общины представителями синодальной церкви в XIX веке. Нам неизвестно, как реагировали на процесс и газетный шум вокруг него широкие старообрядческие массы, однако как минимум одно из старообрядческих периодических изданий, церковно-общественный журнал «Церковь», резко осудило действия правительства:

Употребляют евреи христианскую кровь или нет? – вот к какому вопросу сводится все дело Бейлиса. <…> Старообрядцам не приходилось самостоятельно решать этот вопрос, не было для этого никаких поводов. Старообрядческая кровь, хотя самая чистейшая по своей принадлежности истинным христианам, почему-то не требуется евреям, им подавай кровь непременно никониан. Казалось, им ничего не стоило бы и достать кровь старообрядческих детей. Сколько старообрядческой крови пролили наши вековые гонители. Целое море. Евреи могли бы свободно черпать ее целыми ведрами. Запаслись бы ею на всю жизнь, до самого конца мира. Старообрядцы только недавно получили кое-какие права в своем родном отечестве, а до этого времени они были бесправными людьми. Евреям легче всего было бы хватать детей старообрядцев и пользоваться их кровью. Поверьте, при тогдашнем положении старообрядчества ни один бы, ни судебный, ни полицейский, чиновник не обратил внимания на пропажу старообрядческих детей, а господствующее духовенство было бы только радо этой пропаже: все же меньше стало бы ненавистных ему «раскольников». Отчего же евреи не пользовались таким счастливым для них положением старообрядчества: за 250 лет гонений на старообрядцев евреи могли бы целыми тысячами нарезать детишек старообрядческих, и совершенно безнаказанно и даже без всякой опасности для себя. А кровь-то какая: не отравлена ни табаком, ни алкоголем, ни другим каким-либо ядом. Но вот, подите же, ею почему-то евреи совсем не пользовались. Замечательно, что они и никогда не пользовались настоящей христианской кровью для своих религиозных целей. Вот уже скоро минет 2000 лет, как существует христианство, а христианская Церковь не знает ни одного мученика, который был бы убит евреями с ритуальной целью. <…> Чем бы ни кончился процесс Бейлиса, из него уже получился суровый приговор над авторами кровавого навета.

Издание не указало имени автора этой статьи, но исследователи предполагают, что им был известный старообрядческий полемист Ф. Мельников. Так или иначе, на примере дела Бейлиса мы видим, в чем была одна из причин симпатии старообрядцев к евреям: антиеврейские кампании властей напоминали им антистарообрядческие действия и законы России.

ИСААК ЛЕВИТАН И СТАРООБРЯДЦЫ

Ранее мы писали преимущественно о том, как жили бок о бок простые евреи и старообрядцы, а теперь, в конце главы о взаимопомощи и сотрудничестве, приведем пример из мира людей искусства. Так, общение со старообрядцами и поддержка с их стороны сыграли заметную роль в жизни и творчестве знаменитого русского художника еврейского происхождения Исаака Левитана (1860–1900). В 1885–1886 годах он принял предложение Василия Поленова поработать в Частной опере знаменитого мецената-старообрядца Саввы Мамонтова (1841–1918) и создал декорации к «Русалке», «Виндзорским кумушкам», «Снегурочке», «Жизни за царя» и некоторым другим операм. Этот период в жизни Левитана длился совсем недолго, однако дружба с другими художниками из мамонтовского окружения продолжалась у него до конца жизни.

Важную роль в биографии художника сыграло его общение с Сергеем Морозовым (1860–1944), предпринимателем из знаменитой старообрядческой семьи. Ряд источников сообщает о том, что к концу 1880‐х Исаак Левитан и Сергей Морозов были уже близкими друзьями. Сергей Тимофеевич восхищался талантом Левитана. Приблизительно в это время он, не состоявшийся как художник, передал в безвозмездное пользование бездомному на тот момент Левитану помещение своей мастерской в Москве. Позднее Морозов отдал ему и жилой флигель, в котором находилась мастерская. Кроме того, незадолго до смерти, летом 1899 года, Левитан проживал в усадьбе Морозова в Звенигородском уезде под Москвой. По мнению исследователей Леонида Юниверга и Григория Бокмана,

годы, прожитые Левитаном во флигеле Сергея Морозова, были самым плодотворным и благополучным периодом его жизни. В этом скромном домике им были написаны почти все лучшие картины, здесь он превратился в великого мастера пейзажа, стал академиком, познал радость преподавания и переживаний за успехи учеников, став руководителем пейзажного класса. Его мастерская стала местом встреч не только с многочисленными друзьями-художниками и учениками, но и с почитателями его таланта, с выдающимися деятелями культуры, в числе которых Ф. Шаляпин и К. Тимирязев.

В 1892 году, когда по новому указу правительства все евреи должны были покинуть Москву, о том, чтобы Левитану было разрешено проживать в столице, хлопотал сам Павел Третьяков. Позднее Павел Михайлович неоднократно приобретал у Левитана его полотна (например, картины «Март», «Золотая осень», «Ненюфары») для своей галереи, а также состоял с ним в деловой и дружеской переписке.

Со старообрядческой церковью и общиной города Плеса связана история создания нескольких полотен и этюдов, в том числе одной из самых знаменитых работ художника – «Над вечным покоем». Изображенная на полотне деревянная церковь Петра и Павла, по некоторым данным, была построена в Плесе еще до раскола. Левитан посетил эту местность несколько раз в течение 1888–1890 годов; картина была создана позднее, в 1893–1894 годах, на озере Удомля близ Вышнего Волочка, однако церковь перенесена с этюда, сделанного ранее в Плесе. С. Кувшинникова вспоминала: «Только церковь была в натуре другая, некрасивая, и Левитан заменил ее уютной церквушкой из Плеса».

Петропавловская гора, на которой находилась церковь, сейчас носит имя художника. По сообщению Софьи Петровны, она и Левитан посетили церковь во время богослужения:

Аромат ладана смешивался с запахом сырой затхлости, и огненные блики мистически мелькали на венчиках образов на иконостасе, а в довершение впечатления в углу появились вдруг три древние старухи, точно сошедшие с картины Нестерова. Их фигуры в черных платках и старинных темных сарафанах странно мелькали в голубоватых волнах ладана. Истово крестились они двуперстным знамением и клали низкие, глубокие поклоны. Потом я узнала, что эти женщины здесь же, в этой церкви, были когда-то венчаны и очень ее почитали…

Как вспоминала сестра А. П. Чехова Мария Чехова, Левитан вообще любил вечернюю службу в тихих деревенских церквах. По ее словам, «тихая ее прелесть была этому еврею ближе, чем многим православным».

Кувшинникова вспоминает:

…картина «Золотой Плес» была написана около того же времени (то есть около 1889 года. – Авт.) и при довольно необычайных условиях. Судьбе угодно было впутать нас в семейную драму одной симпатичной женщины-старообрядки. Мятущаяся ее душа изнывала под гнетом тяжелой семейной жизни, и, случайно познакомившись с нами, она нашла в нас отклик многому из того, что бродило в ее душе. Невольно мы очень сдружились, и когда у этой женщины созрело решение уйти из семьи, нам приходилось целыми часами обсуждать с ней разные подробности, как это сделать. Видеться приходилось тайком по вечерам, и вот, бывало, я брожу с ней в подгородной рощице, а Левитан сторожит нас на пригорке и в то же время любуется тихой зарей, догорающей над городом. Здесь подметил он и мотив «Золотого Плеса», который потом каждое утро стал писать, наполняя запас впечатлений своими наблюдениями по вечерам.

Подробно об этой драматической истории, в ходе которой Левитан вмешался в судьбу местной старообрядческой семьи и помог женщине бежать от нелюбимого мужа, пишет плесский краевед Леонид Смирнов, также выходец из старообрядческой среды. По его сведениям, старообрядку звали Анна Александровна Грошева. Выданная замуж за молодого купца Ксенофонта Максимовича Грошева, переселившегося в Плес из соседней деревни, она принадлежала к тому же самому согласию, что и муж. Жизнь в семье мужа оказалась для нее невыносима, и в значительной степени под влиянием общения с Кувшинниковой и при содействии художника Грошева действительно бросила мужа и бежала от него в Москву. Так Левитан невольно оказался напрямую вовлеченным в разлад в одной из старообрядческих семей Плеса.

Смирнов также развенчивает слух о том, что во время жизни в городе Левитан снимал зал для живописных работ в доме того самого купца Грошева. По его мнению, слух не основан на фактах, а сам Ксенофонт Грошев (которого Смирнов хорошо знал лично) «отдать зал своего дома „жиду“… никак не мог».

Знаменитый художник окончил свои дни 22 июля (4 августа) 1900 года в том самом флигеле в Трехсвятительском переулке, который Сергей Морозов в свое время предоставил ему в качестве мастерской (на верхнем этаже) и места для жизни (на первом этаже).

Добавим, что Левитан был не единственным талантливым художником еврейского происхождения, кому оказывали помощь старообрядцы. Так, уже упомянутый нами Павел Третьяков сыграл важную роль в жизни многих других художников-евреев – к примеру, он помогал Авелю (Адольфу) Ильичу Левитану, брату И. И. Левитана; Савва Мамонтов состоял в дружеских отношениях с известным скульптором Марком Антокольским. В момент знакомства с меценатом у Антокольского были серьезные финансовые трудности. Мамонтов, узнав об этом, тактично не стал предлагать денег, но заказал скульптору статую «Христос перед судом народа». Антокольский писал позднее, что благодаря выданному ему в качестве аванса кредиту в 2000 рублей он смог решить свои проблемы. Сам же Мамонтов, также достаточно неплохо занимавшийся лепкой, летом 1883 года вылепил во флигеле-мастерской в Абрамцеве портрет Антокольского. Скульптор высоко ценил Мамонтова и писал, что тот относится к числу «самых прелестных людей с артистической натурой». Третьяков, Морозов и Мамонтов также были одними из первых меценатов, заметивших и поддержавших в 1914–1915 годах Исаака Иткинда – безденежного, но талантливого скульптора из Вильно.