Старообрядцы и евреи. Триста лет рядом

ОСОБЕННОСТИ ОККУПАЦИОННОЙ ПОЛИТИКИ

С начала Второй мировой войны, в период с 1939 по 1945 год, евреи и старообрядцы испытали на себе новую волну гонений, связанную с установлением на территории Центральной и Восточной Европы национал-социалистических и фашистских режимов, а также с оккупацией части СССР нацистской Германией. Евреи этот период тотального уничтожения своего народа чаще всего обозначают термином «Холокост», происходящим от древнегреческого слова ὁλοκαύστος и дословно переводящимся как «всесожжение». В греческом переводе Библии этот термин означает жертву Всевышнему, полностью сжигаемую на жертвеннике. Слово холокост было заимствовано различными европейскими языками и употреблялось преимущественно в значении «жертва всесожжения», «сожженное целиком» и т. п. Позднее оно стало означать также истребление, масштабную бойню и резню, то есть уже не обязательно было связано с огнем. В 1940‐е годы Холокостом (с большой буквы) стали называть массовое уничтожение европейских евреев в лагерях смерти. Есть другие термины для обозначения этой черной страницы еврейской истории, например ивритское понятие Шоа (дословно «катастрофа, бедствие, вихрь, непогода»), русским эквивалентом которого является Катастрофа (чаще в развернутой форме – Катастрофа европейского еврейства). Иногда также употребляются термины Хурбн (от ивритского хурбан «разрушение, уничтожение») или Jewicide (юдоцид) возникший, по-видимому, по аналогии с «армяноцидом».

Интересно, что ряд исследователей и сами старообрядцы говорят о гонениях XVII века как о холокосте (то есть всесожжении). Например, в 2008 году на форуме старообрядческого сайта «Старовер» шла дискуссия о том, стоит ли организовать специальный день поминовения жертв геноцида старообрядцев. Вспомнив о сожжении пустозерских мучеников во главе с протопопом Аввакумом 14 (24) апреля 1682 года, участники форума предложили признать 14 апреля Днем старообрядческого холокоста. Впрочем, эта инициатива не получила продолжения.

Как относилось нацистское руководство к евреям, известно всем: их следовало регистрировать, сгонять в гетто, а потом всех без исключения, от мала до велика, безжалостно уничтожать. По разным оценкам, в Европе в ходе Холокоста было убито около шести миллионов евреев.

Об отношении немецко-румынских властей к старообрядцам Румынии, Молдавии и Прибалтики писали несколько исследователей: Петр Шорников, Михаил Шкаровский и Мария Алейник. Из их работ и доступных нам источников можно сделать вывод о том, что это отношение было неоднозначным. В Румынии премьер-министр Ион Антонеску распорядился считать «подозрительными» всех проживающих в стране этнических русских, в том числе и старообрядцев. Кроме того, в той же Румынии старообрядцы-липоване вызывали большое недоверие тем, что использовали в церковной жизни юлианский, а не григорианский календарь. При этом «новообрядная» Румынская православная церковь к тому времени уже перешла на григорианское летоисчисление. Как следствие, старообрядцы считались румынскими властями некими странноватыми сектантами типа адвентистов, молокан, субботников, баптистов, толстовцев или пятидесятников. Сектантов же, по их мнению, было крайне сложно контролировать, в отличие от прихожан господствующей православной церкви. Как писал сам Антонеску, сектантство представляет собой «путь от религиозного и общественного бунта к бунту политическому».

В результате после краткого периода заигрывания с верующими румынские власти стали открыто преследовать старообрядцев. Уже в октябре 1941 года Сигуранца (румынская тайная полиция) с подозрением сообщала о коммунистических настроениях среди липован на оккупированных территориях. По ее мнению, липоване поддерживали советскую власть в связи с тем, что им как беднякам была выделена собственная земля. 18 октября 1942 года в Тирасполе были закрыты две с большим трудом восстановленные старообрядческие церкви. Более того, по сведениям М. Шкаровского, перед праздником Рождества Христова румынские власти потребовали от старообрядцев немедленного перехода на григорианский календарь. В противном случае, говорилось в распоряжении румынской администрации, церкви будут закрыты, а священники отправлены в лагеря. Естественно, это абсурдное требование было отвергнуто общиной – ведь раскол XVII века в принципе произошел из‐за того, что старообрядцы не пожелали изменять свою религиозную традицию. Как следствие, многие старообрядческие священники и даже митрополит Белокриницкий Тихон (Качалкин) были арестованы. В мае 1943 года среди населения стали распространяться тревожные слухи о грядущей депортации национальных меньшинств Румынии, в том числе и русских старообрядцев, на восток, за Днестр, где их постигнет судьба евреев.

И только в 1943 году, когда после поражения под Сталинградом появилась необходимость рекрутировать местное население в армию, политика румынских властей изменилась и даже был проведен старообрядческий конгресс в Яссах. Это все, однако, особо не повлияло на местных старообрядцев, которые ожидали скорейшего прихода советских войск, а также поддерживали партизан и подпольщиков.

В Белоруссии после начала нацистской оккупации также была возобновлена религиозная жизнь, запрещенная советским правительством. Среди прочего, в период с 1941 по 1943 год были заново открыты старообрядческие церкви, к примеру Ильинская церковь в Гомеле. Вместе с тем церковно-религиозная жизнь старообрядцев строго контролировалась оккупационными властями.

По словам беспоповца-поморца В. Шамарина, нацисты открыли ранее запечатанные церкви в Псковском районе. Наставник рассказал нам интересную деталь: за короткое время оккупации, пока были открыты церкви, многие молодые староверы, выросшие в эпоху советского атеизма, научились правильно молиться. Именно они, с их знанием традиции, потом помогали восстановить поморскую церковь в начале 1990‐х.

Однако случалось и так, что нацисты откровенно уничтожали старообрядцев. Подобное произошло, к примеру, в деревне Аудрини в Латгалии, которая была стерта с лица земли в наказание за поддержку, оказанную ее жителями советским солдатам. Отчет немецкой карательной айнзатцгруппы А от 2 февраля 1942 года позволяет в мельчайших деталях восстановить ход этой трагедии. Как пишут каратели, 48 старообрядческих семей «слепые в их национализме, стопроцентно поддержали красноармейцев». Действительно, в декабре 1941 года в Аудрини нашли приют пять вооруженных красноармейцев, три советских милиционера и 14 военнопленных, часть которых бежала из Резекненского лагеря. Нацисты с возмущением указывали в отчетах, что старообрядки готовили для красноармейцев еду, так что «в той или иной степени в этом принимала участие вся семья». Советские солдаты успешно отразили несколько нападений латышской вспомогательной полиции и шуцманов (немецкой охранной полиции) на деревню, но в итоге в конце декабря 1941 года были полностью уничтожены. 22 декабря все жители Аудрини были схвачены и доставлены в тюрьму города Резекне. 2 января 1942 года деревня была полностью сожжена, а 3 января 1942 года часть ее жителей тайно расстреляна. Еще через день, 4 января, тридцать жителей деревни мужского пола были публично расстреляны на рыночной площади Резекне. Несмотря на то что Аудрини стала, пожалуй, единственным старообрядческим населенным пунктом, полностью уничтоженным нацистами, во многих других местах старообрядцы, как мы покажем ниже, подвергались репрессиям за попытки спасти евреев.

Во многих местностях и населенных пунктах нацисты насильственным образом по тем или иным стратегическим причинам переселяли старообрядцев с обжитых мест. К примеру, в Крыму жители старообрядческого села Мамá Русская (современное Курортное возле Керчи) были переселены в село Сейтлер (современный поселок Нижнегорский в Присивашье), Джанкой и район Ярылгачской бухты под Евпаторией в связи с тем, что территория их села имела важное военное значение. В мае 1942‐го и августе 1943 года нацисты депортировали из Латгалии 11 500 человек; большинством из них были староверы, которых подозревали в поддержке партизан. Подобного рода массовые перемещения населения были частью нацистской политики на оккупированных территориях. Как и других граждан СССР, старообрядцев также насильно вывозили на работы в Германию в качестве остарбайтеров – фактически в качестве рабской трудовой силы для выполнения самых тяжелых, ненормированных работ.

Старообрядцы, оставшиеся на территории, подвластной советскому режиму, активно поддерживали свою страну. Вот что писал о нацистах в своем воззвании старообрядческий архиепископ Московский и всея Руси Иринарх (Белокриницкая иерархия) в апреле 1943 года (цитируем документ по машинописной копии из архива А. Беласа):

В годы Великой Отечественной войны протоиерей Андрей Попов прятал в своем доме во Ржеве людей, которые могли быть арестованы немцами. 12 сентября 1942 года он был безо всякой причины убит немецким стрелком на паперти старообрядческого храма. Перед освобождением Ржева советскими войсками 3 марта 1943 года в Покровской старообрядческой церкви нашли убежище практически все выжившие жители города.

Известно, что старообрядцы помогали Красной армии и финансово. Так, к примеру, в марте 1943 года архиепископ Иринарх известил паству о том, что собранные ими «на постройку танков им. атамана Матвея Ивановича Платова» 2000 рублей были переведены в Госбанк.

Немецкая пропаганда, впрочем, иногда находила своих сторонников среди старообрядцев, в основном среди некоторых священников и наставников, явно пытавшихся с помощью поддержки оккупационного режима решить свои экономические проблемы. На территории Прибалтики немцами был реорганизован управленческий орган беспоповцев-поморцев – Высший старообрядческий совет. Естественно, это созданное нацистами учреждение выражало идеологию Рейха: так, в своем воззвании от 9 марта 1943 года Совет призывал старообрядцев Литвы вступать в ряды германской армии, потому что именно она освободила их «из-под жидовско-коммунистического ярма». К сотрудничеству с немецкой властью призывали также беспоповцы-поморцы председатель временного Центрального старообрядческого совета в генеральном округе «Литва» Б. Леонов и глава Высшего старообрядческого совета Б. Пимонов. Однако, по мнению исследовательницы М. Алейник, говорить о массовом сотрудничестве старообрядцев Литвы с нацистами не приходится. Напротив, известно, что в окрестностях литовского города Рокишкиса и деревень Багдонис, Ужусаляй, Милюнай, Поливарки и Балтрамишки действовали партизанские группы под руководством староверов И. Круглякова, А. Рыбакова, Ф. Маркова и М. Курганова. В Липованке, старообрядческом предместье Кагула (Молдова), была сформирована подпольная ячейка во главе со старообрядцем Н. Кавчуком. Отчеты немецких карательных групп упоминают также, что в деревне Аглона в Латгалии действовал партизанский отряд, состоящий в основном из старообрядцев. На территории Румынии, в том числе и в оккупированной Молдавии, существовало несколько других партизанских групп, созданных или возглавлявшихся старообрядцами. В 1942–1943 годах за помощь военнопленным немцы расстреляли старообрядцев К. Р. Портнова, К. Е. Портнову и А. Е. Ершову, в прошлом участников «Рижского студенческого православного единения».

Проанализировав доступные ей архивные документы, М. Алейник сделала однозначный вывод: пропагандистская деятельность немецких властей была направлена преимущественно на верхушку старообрядчества – Высший старообрядческий совет – и практически не нашла отклика среди рядовых членов общины. Кроме того, исследовательница выяснила, что старообрядцы, поначалу привлеченные открытием церквей и восстановлением религиозных служб, позднее были шокированы репрессиями нацистов против еврейского населения и коммунистов. Увидев истинную звериную сущность нацизма, уничтожавшего мирных советских граждан, рядовые старообрядцы отказались от сотрудничества с немцами, изначально встреченными как избавители от «безбожного правительства» большевиков.

Из письменных источников, проанализированных М. Шкаровским, нам известно, что в 1942 и в 1943 годах в одном из румынских концлагерей находились уже упоминавшийся нами полемист Ф. Мельников и старообрядческий митрополит Тихон. В лагерь Новые Онешты был заключен священник молдавского села Албинец Никола Климович. В базе данных «Архивов Арользена – Центра документации о преследованиях национал-социалистическим режимом» (Германия), содержащей сведения о нескольких миллионах перемещенных лиц за период Второй мировой войны, мы нашли имена нескольких старообрядцев, попавших в концлагерь Штутгоф (на территории современной Польши). Уверены, что более тщательный анализ этой базы выявит и другие истории о пребывании старообрядцев в немецких и румынских лагерях. Кроме того, об ужасах жизни при нацистах вспоминают десятки старообрядцев – как в письменной, так и в устной (как, например, некоторые наши респонденты) форме. Их рассказы могли бы лечь в основу отдельной книги; отчасти такой книгой стал сборник воспоминаний «Старообрядцы в Великой Отечественной войне» (2018).

Отец Михаил Смирнов (РПСЦ) из Клинцов сообщил нам, что, со слов его бабушки, нацисты расстреливали старообрядцев Святска за то, что те разобрали мощный чугунный церковный забор, тем самым дав возможность советским танкам проникнуть в село; отбив советскую атаку, нацисты принялись уничтожать местных старообрядцев. В связи с этим дед отца Михаила, священник в Святске, каждое 9 мая в послевоенное время служил специальный молебен по погибшим во время войны жителям села.

На этом фоне резко выделяется книга Игоря Ермолова «Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками» (2010), в которой утверждается, что в деревне Лампово Ленинградской области, где проживали старообрядцы-федосеевцы, именно старообрядцы оказывали оккупантам большую помощь в борьбе с партизанским движением. Более того, из них в деревне якобы был сформирован коллаборационистский отряд из 200 человек.

Этим утверждениям противоречат как сообщения местных жителей, так и данные историков и краеведов. Немцы заняли Лампово в августе 1941 года, когда в нем оставались уже только женщины и дети, – все взрослые мужчины к тому моменту уже воевали в Красной армии. Более того, в феврале 1942 года нацисты расстреляли служителя церкви Степана Емельянова, а с 1943 года женщин и детей стали угонять в Германию и оккупированную Литву на принудительные работы. Отряд из 200 человек в деревне действительно стоял, однако он был сформирован не из старообрядцев, а из власовцев, которые не имели отношения к местной общине.

А вот что писали о старообрядцах Пскова в своем отчете от 18 июля 1941 года начальники айнзатцгруппы А – специального карательного подразделения СС:

Говоря о «коммунистических» тенденциях в общине, немецкие каратели явно хотели выдать желаемое за действительное. В одной фразе они использовали слово «коммунистический» трижды – по-видимому, чтобы произвести на начальство большее впечатление. Конечно, старообрядцы никогда не разделяли большевистскую идеологию. Однако сведениям о том, что молодые члены общины присоединились к партизанскому движению, вполне можно доверять. Кроме того, необходимо пояснить, что под «передачей» кого-либо карателям нацисты подразумевали физическое уничтожение. Так что в приведенном отчете, несомненно, можно видеть указание на расправу с лидерами общины и священниками. Мы просмотрели несколько томов отчетов карательных немецких групп за 1941–1943 годы, в том числе из районов Тихвина и Лампова, и ни в одном из них не сообщалось о каком-либо активном сотрудничестве старообрядцев с нацистской администрацией или вооруженными формированиями. Более того, почти всегда старообрядцы именовались «сектой» (Sekte), что для нацистов было негативным показателем.

Один из устойчивых паттернов в рассказах старообрядцев о Великой Отечественной войне – упоминание о том, что немцы собирались расстрелять их после евреев, но по каким-то причинам не успели. Об этом сообщили сразу несколько респондентов, опрошенных различными исследователями в разных регионах во время полевых исследований.

Множество сведений на эту тему зафиксировала в Латвии С. Амосова. Одна респондентка из Субате сообщила исследовательнице, что немцы «говорили, что будут стрелять русских, запирали в сарай. Людей [евреев] постреляли, нас собирались… Их постреляли, на второй день нас [старообрядцев] хотели, но остановились, кто-то такой был, что остановил». Другой информант, из Прейли, сообщал, что, когда старообрядцев увозили на работы в Германию, сопровождавшие их латыши говорили: «Попробуй бежать, будет, что с евреями, застрелят, и всё».

В селе Пилда Амосова записала любопытную информацию о том, что, по мнению ее информанта, ненависть немцев к старообрядцам имела под собой расовую подоплеку, связанную с представлениями о них как о «белых евреях»:

На наш взгляд, здесь информант искажает реальную ситуацию: насколько нам известно, немецкие источники нигде не говорят о том, что старообрядцы воспринимались нацистами как «белые евреи» (в нацистской идеологии термином Weiße Juden обозначались неевреи, подверженные еврейскому духовному и идеологическому влиянию).

Похожие истории бытуют и у старообрядцев Северной Литвы. Информант 1932 года рождения, плача, рассказала исследователю И. Магину о совместном расстреле евреев и старообрядцев из деревни Федаришки и их общей могиле, находившейся в районе Астравас города Биржай:

По словам рассказчицы, немцы распространили среди жителей Федаришек приказ о том, что их повезут на работы в Саксонию. Им сообщили, что для этого они должны оставить в домах одежду, а с собой взять лишь запас еды на три дня. Деревню при этом охраняли, чтобы никто не сбежал. Однако кто-то из добрососедски настроенных литовцев сообщил им, что на самом деле старообрядцев собираются расстрелять. Узнав об этом, два старообрядца на конях добрались до Каунаса и пожаловались там кому-то из местной немецкой администрации. После этого расстрел был отменен, однако ранее все же успели расстрелять 14 старообрядцев; по всей видимости, дополнительно было расстреляно еще пятеро молодых старообрядцев (информантка даже помнила имена троих из них – Корней, Григорий и Иван).

Как можно видеть из этих свидетельств, опасения старообрядцев относительно их возможного уничтожения сразу после евреев были вполне оправданны: в некоторых местностях их действительно расстреливали или собирались расстрелять. Как мы уже говорили, оккупационная администрация относилась к старообрядцам как к опасным и трудноконтролируемым сектантам, остающимся лояльными к советской власти. Но если евреев нацисты уничтожали повсеместно и тотально, то старообрядцев – выборочно, в зависимости от местной ситуации. При этом порой они не щадили даже духовных глав общины и священников. Помимо физического уничтожения, к старообрядцам также иногда применялась такая мера, как насильственное переселение или вывоз в Германию на работы в качестве остарбайтеров. Отдельные старообрядцы могли сотрудничать с немецкими властями, однако это было скорее маргинальное, чем частое явление.

СТАРООБРЯДЦЫ – НЕВОЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛИ ХОЛОКОСТА

В связи с тем, что евреев зачастую расстреливали неподалеку от мест их проживания, местные старообрядцы порой становились невольными свидетелями этих расправ. Более того, как свидетельствуют устные источники, иногда старообрядцам приходилось по приказу оккупационных властей закапывать тела расстрелянных евреев. По этой причине до нас дошло довольно много описаний событий Холокоста, рассказанных старообрядцами.

«Немцы командовали, латыши расстреливали, а староверы закапывали» – так жители Латгалии старшего поколения охарактеризовали исследовательнице С. Амосовой уничтожение местных евреев в 1941 году. Они описывали рытье могил как унизительный труд, на который их сгоняли силой под угрозой расстрела. Старообрядцы при этом отмечали, что при немцах они чувствовали себя людьми второго сорта. Вот как об этом рассказывал информант из города Субате: «Немцы стояли, расстреливали айзсарги, русских заставляли закапывать… Вернее их, русские рыли могилы, айзсарги расстреливали – латыши, а немцы командовали». Схожее разделение труда было зафиксировано и в Злынке. Отметим, что при нацистах организации айзсаргов (латвийской гвардии) были запрещены, однако их бывшие участники влились в ряды охранной и вспомогательной полиции, латышских добровольческих батальонов, латышских батальонов СС и других подобных структур – именно их имел в виду под «айсзаргами» информант.

По словам старообрядцев из Прейли, местным евреям нацисты пообещали переселение в Палестину, а вместо этого повели на расстрел:

Также в Прейли старообрядцы стали свидетелями того, как делилось и распродавалось еврейское имущество после расстрелов. Разделом вещей занимались приехавшие из окрестных деревень латыши. Лучшее отбиралось сразу, а остаток заворачивался в узлы по принципу «кота в мешке» и продавался с аукциона:

По мнению Е. Королевой, староверы Латгалии относились к местным евреям с глубоким сочувствием, поскольку тоже подвергались гонениям и репрессиям за свою веру. Опрошенные исследовательницей респонденты-старообрядцы неоднократно с горечью рассказывали ей о расстрелах времен Холокоста, свидетелями которых они были.

Л. Л. Рыльский из села Покровка в Молдове вспоминал, что в 1941–1942 годах он был свидетелем того, как румыны гнали через это старообрядческое село колонны арестованных евреев. Более того, перед вывозом на расстрел их в течение какого-то времени даже содержали в местной школе.

Приведем цитаты из нескольких воспоминаний. Вот что информант из деревни Астицы (Псковская область) рассказывал о самом начале немецкой оккупации: «Сначала им [евреям] нашили звёзды, потом переменили, ты не должен идти по тротуары, а некоторые злом (специально. — Авт.) ехали, чтоб сбить, а разве оны не люди?» О. К. Усова тоже рассказывала Е. Данилко о раннем этапе оккупации, предшествовавшем уничтожению евреев:

О Холокосте в русском старообрядческом селе Пилипы-Хребтиевские (Украина) вспоминала старообрядка М. А. Ягодина. Начала она свой рассказ с описания начального этапа – нашивания звезд Давида:

Узнав о готовящемся расстреле, как минимум трое евреев из ее села смогли пересечь Днестр, по которому тогда проходила граница, и спрятаться на румынской территории. Отец Ягодиной, который контрабандой переносил золото и обменивал его в Румынии, встретил там одну из них.

В Прейли (Латгалия) респонденты рассказывали, как незадолго до начала войны один местный еврей хотел перейти с семьей в старообрядчество, по всей видимости понимая, что это могло бы его спасти от антисемитских преследований. Однако он не успел это сделать – и был расстрелян нацистами вместе с семьей.

Старообрядцы Латгалии вспоминали о массовых расстрелах: «Ай-ай-ай, такие хорошие евреи у нас были в Краславе, и их всих расстреляли!» (деревня Калишево); «Стадом-стадом с-под винтовку гнали и в яму» (деревня Зигманы). А вот красноречивое описание информанта из деревни Анчкины под Прейли:

Старообрядка О. К. Усова предоставила подробное описание расстрелов евреев Святска исследовательнице Е. Данилко. Она не была свидетельницей самих расстрелов, однако с края села прекрасно слышала звуки расстрелов; кроме того, уже после убийства евреев она, будучи подростком, ходила смотреть на место расстрела и видела все это воочию:

О. К. Усова также рассказала историю о девочке, чей отец Морхул (Мордехай) был евреем, а мать Грушка (Аграфена или Агриппина) – старообрядкой. Родители девочки умерли, и она жила у своей тети-старообрядки. В какой-то момент к ним в гости пришли бабушка и дедушка со стороны отца. Узнав, что в девочке течет еврейская кровь, нацисты убили ее прямо на глазах ее родственников. Рассказчица об этом не упоминает, но довольно очевидно, что и еврейские бабушка и дедушка девочки впоследствии были уничтожены.

О. Каменецкий, потомственный старообрядец родом из Святска, также рассказал нам о расстрелах в селе:

Он же рассказал нам сообщил нам о печальной истории одной из святских семей. По его словам, в селе жила старообрядческая семья, в которой дети взяли себе в супруги евреев. Уже после расстрела основной массы святских евреев немецкий офицер принес им спеленатого новорожденного ребенка и сказал, что это – их племянница из смешанной семьи и ее родители уже расстреляны. Тем не менее старообрядцы побоялись взять эту девочку из страха перед дальнейшими репрессиями, и та, по всей видимости, погибла. Пожилая информантка, которая рассказала эту историю, добавила, что после войны к ней приезжали из‐за границы родственники той девочки и говорили, что если бы она тогда спасла ее, то «жила бы как в золоте».

Н. Козлова и О. Каменецкий записали свидетельство Марии Григорьевны Усовой (урожд. Сватковская, 1930 г. р.) о ее довоенной учительнице Циле Ароновне Злотниковой. Про свою первую учительницу Усова рассказала, что та была очень хорошей, а

М. А. Ягодина описала кагаты – этим словом в Пилипах-Хребтиевских называли ямы для хранения картошки, – в которых встретили смерть жители ее села:

По рассказам Ягодиной, одна еврейка смогла спасти грудную дочь следующим образом. Когда немцы вели ее на расстрел, она незаметно перекинула младенца на двор местной украинке. Та выдала ребенка за своего собственного и вырастила его; соседи, знавшие об этом, также хранили молчание. Спасенная девочка позднее получила медицинское образование и работала неподалеку, в поселке Новая Ушица, женским врачом. После расстрела Ягодина из любопытства пошла посмотреть с другими детьми на место расстрела. Им предстала страшная картина:

Протоиерею Иоанну Кляузову (1933 г. р.) пришлось увидеть Холокост в прямом смысле этого слова – в значении «всесожжение». Из города Сычевка на Смоленщине его с другими детьми привезли в белорусский город Слуцк и повели в концлагерь. Однако перед этим нацисты специально решили им кое-что показать. Протоиерей вспоминает:

Отец Григорий, насельник Свято-Троицкого монастыря (РДЦ) в Злынковском районе Брянской области, сообщил нам, что на территории местного рабского (то есть федосеевского беспоповского) кладбища во время оккупации, так как взрослых в селе не было, детей-старообрядцев заставляли копать рвы. Позднее эти рвы использовались нацистами в качестве расстрельных ям.

Отец Таисии Финогеновны Васильевой (Скачковой), старообрядец-беспоповец, стал свидетелем уничтожения евреев Злынки:

В. Шамарин сообщил нам, что белорусский родственник его жены также вспоминал, как вынужден был закапывать тела расстрелянных евреев. Этот родственник вспоминал, что при этом многие еще шевелились и что это было совершенно страшное зрелище, после которого он, еще мальчишка, поседел и всю жизнь был седым.

С. Придорожный рассказал со слов своей матери о том, как выглядел расстрел евреев Куничи и окрестных сел:

Увидев это, мать нашего рассказчика дала одному из своих сыновей хлеба, чтобы тот передал его еврейке и ее ребенку. Румынский солдат, увидевший, как мальчик передает хлеб еврейке, ворвался к ним в дом с винтовкой и хотел его застрелить. «И потом их [евреев] вывели за село и всех расстреляли», – так закончил свой рассказ Семен Васильевич. По словам его матери, за селом было убито 28 евреев; отец показывал ему точное место их захоронения. Кроме того, один знакомый рассказывал Придорожному о расстреле еще около 50 евреев между селами Шестаки и Кушмирка в окрестностях Куничи.

СТАРООБРЯДЦЫ СПАСАЮТ ЕВРЕЕВ ОТ УНИЧТОЖЕНИЯ

В годы войны во многих местах, где совместно проживали обе общины, старообрядцы не только были свидетелями гибели евреев, но и принимали активное участие в их спасении. Никогда добрососедские отношения между старообрядцами и евреями не проявлялись так ярко, как во время Холокоста. На основании собранных нами источников мы зафиксировали несколько десятков случаев, когда, рискуя жизнью, старообрядцы на оккупированных территориях спасали соседей, знакомых, родственников своих супругов, но чаще всего – совершенно неизвестных им евреев. Спасали не ради денег или чего-то еще, а просто из гуманистических соображений. При этом наказанием за помощь евреям или их укрывательство, как правило, была немедленная смерть, причем не только самого спасителя, но и всей его семьи. В результате этой благородной деятельности старообрядцами было спасено как минимум несколько сотен евреев – а ведь это только задокументированные случаи! Несомненно, в реальности таких эпизодов было гораздо больше.

О том, что старообрядцы в разных регионах СССР спасали евреев во время Холокоста, упоминал, в частности, классический исследователь этой темы израильский историк Ицхак Арад. Однако подробно об этом пока не писал еще ни один исследователь. В процессе работы над этой книгой в наши руки попало достаточно много свидетельств на эту тему – и письменных и устных. Собирая их, мы встречались с потомками семей как спасенных таким образом евреев, так и старообрядцев, которые их спасали.

В нашем распоряжении есть несколько свидетельств о том, как старообрядцы помогали целым еврейским группам. Н. Душакова записала в селе Кунича рассказ о том, что, когда румыны вели через село евреев на расстрел, кто-то из местных жителей пытался дать им еду, за что был расстрелян. Тем не менее и после этого старообрядцы старались тайком кормить еврейских детей. Историк Иван Соломин в устной беседе с нами рассказал, как во время полевой экспедиции МГУ в Молдову он узнал следующее: незадолго до расстрела, зная о грядущей расправе, старообрядцы забрали у местных евреев их детей. Вскоре после этого в селе прошел слух о том, что нацисты собираются расстрелять и старообрядцев. На другой день старообрядцы, взяв с собой еврейских детей, всей общиной покинули село.

Старообрядцы Ростова-на-Дону рассказывают о том, что во время войны нацисты, желая заручиться лояльностью староверов, вернули им закрытый в советское время старообрядческий Покровский собор и разрешили проводить богослужения. По словам информантов, под зданием собора есть подвальное помещение; старообрядцы прятали в нем от оккупантов раненых красноармейцев и евреев, и нацисты, узнав об этом, казнили руководителей общины.

В Тирасполе одна из наших респонденток, еврейка София Яковенко, рассказала о том, как в Балте, откуда она родом, пожилая старообрядка баба Луша (Лукерья) спрятала ее вместе с семьей – всего пятерых человек – в своем подвале. По словам респондентки, баба Луша была бездетной; она предлагала матери Софии Михайловны в случае, если та погибнет, усыновить и удочерить ее детей и вырастить их как своих. После войны София Михайловна с родственниками постоянно ходили к бабе Луше и благодарили ее.

Рахиль Гурарий (Шендерович) (1931 г. р.) была вывезена из родного Ленинграда в эвакуацию в станицу Келермесскую недалеко от Майкопа. Когда в станицу пришли немцы, местные старообрядцы знали о том, что она – еврейка, однако не выдали ее. Рахиль Рудольфовна вспоминала: «…там жили в основном староверы, быть может, вера не позволила выдать». Вместе с другими детьми, в том числе еврейского происхождения, она лежала в местной больнице, и местный врач (предположительно, старообрядец Кузьмич; точного имени респондентка не запомнила) сообщил немцам, что среди пациентов еврейских детей не было.

Отец Михаил Смирнов сообщил нам, что многие старообрядцы Клинцов спасали евреев, в особенности детей, которых для этого крестили. Однако это обернулось трагедией, когда в 1942 году старообрядческая община города отказалась служить молебен о здравии Гитлера в день его рождения. В ответ немецкая администрация приказала обыскать дома верующих, и нацисты обнаружили всех укрываемых еврейских детей. В результате были расстреляны и сами дети, и опекавшие их старообрядцы.

Были распространены и случаи индивидуального спасения евреев старообрядцами. Про судьбу Любови Ивановой мы уже рассказывали в главе 3, а вот другая, похожая история. Георгий Петров (1932 г. р., Клайпеда) был сыном русского отца П. А. Петрова и матери-еврейки Е. М. Гурвич. Вместе с матерью и сестрой Диной уже в августе 1941 года он попал в гетто литовского города Шауляя. Через какое-то время мальчик смог сбежать из гетто, а в начале 1944‐го попал к своему русскому дяде, Ивану Петрову, жившему в Даугавпилсе. Однако в тогда еще оккупированном городе положение мальчика было крайне опасным: как пишет сам Георгий Павлович, «нашлись такие, что начали раскапывать мою биографию». Дядя поселил мальчика где-то на окраине города у своих знакомых, пожилых крестьян-старообрядцев. К сожалению, их имени мальчик не запомнил. А в августе 1944 года он увидел советских солдат и понял, что спасен.

Удивительную историю о спасении своей тети Лены Добрыш (точное еврейское имя неизвестно; 1913 г. р.) рассказал живущий в Пскове Ави Добрыш. По его словам, в 1933 году тетя уехала жить в Таллин, где устроилась на работу в фирму еврея Мирвица раскрашивать чашки. Там она познакомилась со своим будущим мужем, старообрядцем Иваном Емельяновым. В конце июня 1941 года, в первые дни войны, они поженились. По словам Ави, тетя была одним из «пяти эстонских евреев, оставшихся в Эстонии во время войны и выживших». Когда началась война, Иван Емельянов сразу сменил квартиру, выбрав район Таллина, где их никто не знал. Однако этого было недостаточно, и Иван спрятал молодую жену на хуторе недалеко от Таллина у сельских жителей-эстонцев, с которыми он дружил. Днем Лена сидела в доме, а по ночам выходила на прогулки. Через два года семья вернулась в Таллин – по всей видимости, сделав для Лены фальшивые документы. Парадоксальность ситуации состояла в том, что вскоре немцы по какой-то причине арестовали Ивана, а его жена обратилась в полицию и гестапо, пытаясь его спасти. Как мы уже говорили, у нее, скорее всего, были поддельные документы, а внешне она – красивая стройная блондинка – совершенно не походила на еврейку. В результате тете нашего респондента удалось спасти и вытащить мужа из тюрьмы. Так сначала старообрядец спас свою жену-еврейку от смерти, а потом жена вытащила его из лап нацистов. Пожалуй, это единственный известный нам случай, когда еврейке тем или иным способом удалось спасти старообрядца во время войны.

Мюда Гехман, координатор винницкого областного объединения бывших узников фашизма «Вечный памятник», сообщила о том, что местные «староверы прятали [евреев] под кроватью, которую застилали большим количеством одеял и подушек». В. Шамарин рассказал нам, что во время Холокоста предки его жены в белорусской деревне Никулинка пытались спасти еврейскую девушку. К сожалению, в какой-то момент девушке наскучило сидение в подполе, и она вышла погулять, после чего нацисты обнаружили ее и расстреляли.

Старообрядка О. К. Усова (Святск) подробно описала ужасы Холокоста в своем родном селе. Особенно интересен ее рассказ о ее двоюродной сестре Нюре, родившей перед войной сына от мужа-еврея. Чтобы спасти мальчика от верной смерти, Нюра передала его некой Дусе, которая во время оккупации жила в публичном доме, организованном для нацистов. Приходившие туда немцы хорошо относились к очаровательному мальчику и не стали копаться в документах о его происхождении. М. Кочергина и В. Дзюбан упоминают в одной из своих статей сообщения жителей Святска о том, что старообрядцы прятали еврейских детей во время облав оккупантов. Удалось спастись и Александру Карасику, племяннику знаменитого уроженца Святска генерал-полковника Д. Драгунского: по словам О. Каменецкого, святским старообрядцам удалось выдать его за члена своей общины.

Многочисленные случаи спасения евреев имели место и в Новозыбкове. Пожилая старообрядка из деревни Карховка (ныне ставшей одним из районов города) рассказывала А. Беласу, что местные старообрядцы ходили к расстрельным ямам, которые еще «дышали», и выкапывали оттуда уцелевших еврейских детей. Другая старообрядка, которая жила в том же районе, что и Белас, и ходила, по его словам, «все время нелюдимая», спасла еврейскую девочку.

По словам о. Сергия Бедного, в селе Шеломы около Новозыбкова проживал еврей Евель (видимо, искаженное Авель или Йоэль). С историей его спасения от нацистов парадоксальным образом связан анекдот из семейной жизни о. Сергия. Старообрядцы, приютившие Евеля, зарезали тайком от немцев свинью и закопали мясо в яме в огороде, а сверху поставили собачью будку. Кто-то донес об этом. Пришедшие немцы стали спрашивать: «Где сало?» Старообрядцы стали говорить: «Ничего не знаем, ничего не видели, ничего нету». Немцы начали допрашивать детей. Один из них, по имени Коля, на вопрос «Где сало?» простодушно ответил: «У куцки (собачки. — Авт.) под хвостом». Когда немцы ушли, маленькая сестра и сказала мальчику: «Колюшка, зачем ты рассказываешь, у нас вот Евель на печке сидит, я и то об этом не говорю».

Андрей Софронович Воронин из Злынки спас у себя в погребе еврея во время нацистской оккупации – об этом нам сообщил его внук. Р. Рогинский (Гомель) рассказал нам историю, услышанную от своего преподавателя, археолога О. А. Макушникова: бабушка-старообрядка Олега Анатольевича прятала в погребе еврейскую семью. При этом к ней в дом приходил немецкий офицер и искал спрятанных евреев, однако, по счастью, найти их не сумел.

Майя Казакевич (Бобруйск) рассказала нам историю о том, как в 1941 году священник-старообрядец спас своего соседа-раввина от нацистов. По словам информантки, когда нацисты стали уничтожать евреев, раввин постучался в дверь священника. Тот открыл и увидел изможденного и исхудавшего соседа. Хотя между ними не было особой дружбы, старообрядец три года прятал соседа в погребе, и только по ночам раввин поднимался в дом, ел, играл со священником в шахматы и говорил с ним о вере. Это продолжалось до 29 июня 1944 года, когда Бобруйск был освобожден Красной армией. Однако в 1945 году, когда не в меру ретивые советские органы стали преследовать местных священников, ситуация поменялась: теперь раввин стал прятать у себя в погребе старообрядца. Много лет спустя, во время празднования 9 мая, они встретились на аллее местного парка, обнялись, сели на лавочку и заплакали. К сожалению, наша информантка не смогла вспомнить, откуда ей известна эта история: по ее словам, об этом писал кто-то из бобруйских еврейских писателей, возможно Эфраим Севела. Однако нам так и не удалось обнаружить точный источник этого интересного рассказа.

С. Придорожный (село Кунича) рассказал нам о том, что его мать Мария Алексеевна Донцова спасла двух еврейских девочек-сестер, сделав в одной из комнат своего дома фальшивую стену. По его словам, в дом приходили и румыны и немцы, однако они так и не смогли найти прятавшихся там девочек – настолько искусно была сделана эта стена. После войны в Кишиневе нашлись их родители, которые потом очень долго благодарили спасительницу.

Матушка Софья (Оргеев) рассказала, что многие местные старообрядцы прятали евреев. По ее словам, она точно помнит, что Аверкий Иоакимович Сосин прятал евреев от нацистов у себя в подвале. Также она добавила, что, когда евреев отправляли «на переселение» (а на деле – на расстрел), они оставляли старообрядцам свои ценные вещи, включая золото, зная, что те никогда их не украдут.

СТАРООБРЯДЦЫ – ПРАВЕДНИКИ НАРОДОВ МИРА

Спасителям евреев, чей подвиг был официально подтвержден самими спасенными или историческими источниками, мемориальный комплекс истории Холокоста «Яд Вашем» в Иерусалиме официально присуждает звание Праведника народов мира. На сегодняшний день этого почетного звания удостоено около 30 тысяч неевреев – от знаменитых Оскара Шиндлера и Рауля Валленберга до менее известных лиц. Безусловно, в базе данных «Яд Вашем» нашли отражение далеко не все истории спасения: порой за годы, прошедшие с тех страшных событий, люди забывали имена друг друга; иногда спасенные не сообщали об этом в «Яд Вашем», а во многих случаях непосредственных участников и свидетелей тех событий уже нет в живых. В этом разделе пойдет речь о тех, кто официально получил звание Праведника народов мира. Сам факт присвоения этого звания, на наш взгляд, ничего по сути не меняет – не получившие его (как, например, все те, о ком мы рассказывали в предыдущем разделе) все равно остаются героями. Однако мы хотим отдельно выделить истории, которые официально зафиксированы музеем «Яд Вашем».

Первым из старообрядцев, еще в 1979 году, звания Праведника народов мира был удостоен уже упоминавшийся нами Амфиан Герасимов – старообрядец из Риги, перешедший сначала в общину адвентистов, а потом, в 1970‐е годы, принявший иудаизм мессианского толка и переехавший жить в Израиль. Во время войны он в течение длительного времени помогал выжить семье Брилль-Мизрох, а после того как рижское гетто было ликвидировано, спрятал у себя в квартире Гарри Нисса, мужа Виви (Иветты) Мизрох. В целом благодаря ему были спасены от смерти пять рижских евреев.

Очень интересна история спасения старообрядцами из семьи Юрковых Абрама (Аркадия) Исааковича Шухата (родился в 1929 году в местечке Кодыма Одесской области). После оккупации Балты, где тогда жила его семья, немецкими и румынскими войсками в августе 1941 года мальчик оказался в гетто. Однажды, мучаясь от голода и пытаясь раздобыть еду, он дошел до улицы, где жил его будущий спаситель – плотник Василий Иванович Юрков, а также его жена Ефросиния Спиридоновна (Фрося) Юркова и 65-летняя мать Евдокия Игнатьевна (тетя Дуся). Испуганный, голодный и продрогший мальчик стучал в разные дома, но везде ему отказывали. Тогда он увидел валяющиеся на улице картофельные очистки и стал их есть и собирать себе в торбу. В этот момент к нему подошел мужчина «с красивым русским лицом и добрым сердцем» – Василий Иванович Юрков, который сказал ему выбросить очистки и пригласил домой поесть. Сам Абрам Исаакович вспоминал, что тот явился перед ним «как ангел». А вот страшная деталь: перед тем как завести домой, мальчика пришлось долго обметать метлой. Бедный мальчик… был покрыт вшами. Юрковы знали, что он – из гетто, потому что в тот день они помогли и нескольким другим евреям. Накормив мальчика, Василий Иванович проводил его обратно в гетто и предложил снова прийти к ним через неделю.

Абрам Исаакович вспоминает:

Действительно, как покажут дальнейшие события, любая помощь жителям гетто была строго запрещена, а укрывательство вообще каралось смертной казнью.

В течение следующей недели маленький брат Абрама умер от голода, а сам мальчик был настолько слаб, что не мог двигаться. Узнав об этом, Василий и его мать пришли в гетто, нашли барак, в котором жил Абрам, раздали его соседям продукты, а ослабевшего мальчика принесли на руках к себе домой. Его помыли и переодели, а наутро перевели в специальное помещение, находившееся за искусно сделанной самим Василием Ивановичем деревянной загородкой. Там мальчик прятался днем от нацистов, а по ночам приходил ночевать к Юрковым. Абрам Исаакович вспоминает:

Что особенно изумляло маленького мальчика, так это то, что Юрковы помогали ему и другим евреям совершенно безвозмездно – даже после войны они не хотели получать никаких благ и льгот за сделанное ими добро.

Все это время семья Юрковых очень волновалась, чтобы мальчика не нашли у них дома, – ведь рядом, на той же улице, жил полицай. Тем не менее семья продолжала прятать Абрама. На случай, если мальчика обнаружат, Юрковы придумали историю его «арийского происхождения», согласно которой Абрам был их дальним родственником. Юрковы очень переживали за каждый новый расстрел в гетто и молились за местных евреев и цыган. Однажды при попытке пронести продукты в гетто Василия Ивановича остановила румынская жандармерия и предупредила его, чтобы он перестал этим заниматься, однако старообрядец не послушался и продолжал выполнять свою гуманитарную миссию. Весной 1943 года жандармы снова остановили Василия с корзинкой продуктов, когда он нес еду в гетто для семьи Тублиных, жестоко избили его – до крови и сотрясения мозга – и предупредили, что в следующий раз он будет расстрелян.

Тогда же, весной 1943-го, стали распространяться слухи, что власти Румынии (в состав которой входила Балта в период оккупации) вывезут бессарабских и буковинских сирот в Палестину. Узнав об этом, Василий отвел мальчика обратно в гетто, в специально созданный для таких детей «сиротский дом», надеясь таким образом мальчика спасти. Однако и в это время он продолжал тайно забирать Абрама домой на праздники и выходные, старался заботиться о нем снабжать едой. Кроме того, он приносил еду и другим детям «сиротского дома». При этом сама семья Юрковых жила в нужде, порой отдавая последние продукты евреям.

Конечно, нацисты и не собирались отправлять еврейских детей на их историческую родину. В марте 1944‐го Абрама отвезли на городской вокзал, где евреи занимались погрузкой военного имущества и боеприпасов. Василию Ивановичу удалось найти мальчика и незаметно увести его оттуда. Всю ночь они шли пешком от железнодорожной станции в Балту. Позже стало известно, что все евреи, оказавшиеся в тот день на вокзале, погибли: после окончания работ нацисты согнали их в один из крестьянских домов и сожгли заживо. Так старообрядец в очередной раз спас мальчика от смерти.

Юрковы укрывали Абрама у себя дома вплоть до освобождения Балты Красной армией 29 марта 1944 года. После войны Абрам остался в очень тесных отношениях со своими спасителями, продолжил с ними общаться и приходил в гости. Можно также предположить, что во время посещений гетто Юрковы спасли от голода и других еврейских детей, прекрасно зная, что сами могут быть покараны за это смертью. 18 августа 2004 года «Яд Вашем» удостоил Василия, Ефросинию и Евдокию Юрковых почетных званий Праведников народов мира.

Семья старообрядцев Смирновых жила в украинском городе Кировограде. Дети Смирновых учились в одной из городских школ, где Зинаида Семеновна познакомилась с учительницей Анной Михайловной Краснобродской, еврейкой по происхождению. Осенью 1941 года нацисты расстреляли всех евреев города, включая Паю Гершовну Каплун, мать Краснобродской. Сама учительница и ее 11-летняя дочь Алла сумели избежать расстрела, потому что немецкий каратель принял голубоглазую и светловолосую Аллу за украинку. Краснобродская и ее дочь видели, как убивают евреев Кировограда в расстрельных рвах, провели несколько дней в скитаниях, были голодны и боялись за свою жизнь, у них не было никаких документов. Они прятались в развалинах недалеко от городского рынка, когда увидели проходившую мимом Смирнову.

Выслушав историю Анны Михайловны и Аллы, Смирнова попросила их остаться в укрытии до вечера, а когда стемнело, проводила их в свой дом. Муж Смирновой был выслан в Сибирь в 1937 году, и во время войны она жила со своим братом Кузьмой и его женой Антониной. Краснобродская с дочерью могли свободно бродить по дому, скрытому от глаз соседей высоким забором. Алла Владимировна вспоминает:

Алла внешне была похожа на детей Смирновых, поэтому Зинаида Семеновна выдавала ее за свою дочь. Краснобродская была осторожнее и даже не выходила во двор, а при обысках пряталась в потайной яме-комнатке, подземном бункере, который специально для нее выкопали Кузьма с женой. Порой Краснобродскую, которая не успевала спрятаться, Смирновы выдавали военным жандармам за больную тифом родственницу. Через какое-то время Смирновым удалось сделать для Краснобродской фальшивый «арийский» паспорт на фамилию ее мужа (Игнатьева), в котором было указано, что она по национальности украинка. Чтобы добыть такой документ, местному старообрядцу М. С. Макарову, дальнему родственнику Смирновых, пришлось отдать людям, делавшим паспорт, свой фамильный серебряный складень-икону XVIII века. 8 января 1944 года Кировоград был освобожден. После войны мать и дочь всю оставшуюся жизнь носили фамилию Игнатьева, благодаря которой они спаслись. Алла Владимировна эмигрировала в Израиль в 1990‐х годах. 12 января 1997 года «Яд Вашем» удостоил Зинаиду Смирнову, Кузьму Смирнова и его жену Антонину почетного звания Праведников народов мира.

Староверка Улита Сергеевна Варушкина (в некоторых документах – Ворушкина) работала нянькой в доме семьи Тагер в Резекне, где заботилась об их единственном сыне Мордхае Тагере (1939 г. р.), к которому очень привязалась. После начала оккупации Резекне немцы поместили всех мужчин-евреев города в местную тюрьму. Позже туда были отправлены и все остальные евреи Резекне: женщины, дети и старики. В конце сентября 1941 года Варушкина отправилась в тюрьму с намерением увидеть Тагеров и накормить их. По всей видимости, родители Мордхая уже понимали, что дни еврейской общины были сочтены, поэтому Улите Сергеевне удалось уговорить их отдать ей двухлетнего мальчика. Рискуя жизнью, старообрядка вынесла его из тюрьмы, спрятав под пальто.

На следующий день Варушкина крестила ребенка под именем Фока в Реченской федосеевской общине Резекненского района. В оригинале выданной ей справки на латышском языке, однако, наставник указал, что крестил еврейского ребенка, которого Варушкина выдавала за своего. Неизвестно, почему наставник не пошел навстречу Улите Сергеевне и не скрыл тот факт, что ребенок ей не родной (и, более того, еврейский), но в итоге у Варушкиной не было документов, подтверждающих нееврейское происхождение мальчика: возможно, он опасался расстрела за выдачу фальшивой справки. Настоящая же справка, если бы ее увидели нацисты, тоже означала бы смертный приговор – только уже самой Варушкиной и маленькому Фоке-Мордхаю.

Старообрядка уехала с мальчиком из города и поселилась с ним неподалеку, в своей родной деревне Бекши, где жил ее брат с семьей. В деревне Варушкина выдавала Мордхая за своего сына, и, хотя некоторые местные жители подозревали, что это не так, никто не сообщил об этом оккупационным властям. После окончания войны Варушкина с мальчиком вернулась в Резекне и в течение нескольких лет ждала, не объявится ли кто-либо из его родственников, а в 1952‐м, когда уже не осталось никакой надежды, что кто-то из них выжил, официально усыновила мальчика. В документах об усыновлении его имя записано в нескольких неверных формах, Мордхай (Феля) Кусицлович (Николаевич) и Мордхай Кусиелович; на деле его отца звали Екутиель (в идишской сокращенной форме – Кусиель). После усыновления Мордхай стал Михаилом Сергеевичем Варушкиным.

Несмотря на то что его усыновила старообрядка, юноша вырос, зная о том, что он – еврей. Приемная мать не возражала, когда он начал интересоваться иудаизмом и сионизмом. В 1973 году, после смерти Варушкиной, Михаил-Мордхай эмигрировал в Израиль. За спасение жизни Мордхая Тагера 2 июня 1993 года «Яд Вашем» удостоил Улиту Варушкину звания Праведника народов мира.

Сергей Трофимов, его жена Васса и их замужняя дочь были русскими старообрядцами и жили в селе Харчишки в Латгалии. 10 февраля 1942 года в двери их дома постучал Иосиф Лейзерович Рейн, молодой портной-еврей из соседнего местечка Вишки, и попросил спрятать его. Трофимовы знали Рейна, потому что он до войны он приезжал в Харчишки, где шил и чинил одежду для жителей села. В начале немецкой оккупации Рейн и его семья были вынуждены переехать в гетто, созданное в соседнем Даугавпилсе. После того как его родители, братья и сестры были убиты в ноябре 1941 года, Рейн бежал. Днем Трофимовы прятали портного-еврея в коровнике, а ночью пускали его в дом, чтобы он мог согреться и поесть с ними. Позже, приблизительно через две недели, в дом пришел еще один еврейский знакомый Трофимовых – Григорий (Гриша) Погель, в течение какого-то времени живший неподалеку. Укрывая у себя беглецов, Григорий и члены его семьи руководствовались своей убежденностью в том, что их долг – помогать людям в беде. По словам Степаниды Сергеевны, свою роль сыграло и то, что их дом находился немного в стороне от села, на хуторе. Кроме того, Сергей Трофимов, пока двое спасенных прятались у него дома, был избран старостой села, и в этом качестве, поскольку ему доверяли оккупационные власти, он смог помочь и другим людям. После освобождения Латгалии летом 1944 года Рейн и Погель вернулись в Даугавпилс и в дальнейшем поддерживали дружеские отношения со своими спасителями. 8 июня 1995 года «Яд Вашем» удостоил Сергея Трофимова, Вассу Трофимову и их дочь Степаниду Кузнецову почетного звания Праведников народов мира.

Звания Праведников народов мира была удостоена и семья белорусских старообрядцев Кузьминых. Семья жила в деревне Машкино под Витебском и состояла из Назара Каллистратовича Кузьмина, его жены Анны Миновны, а также их четверых детей: Николая, Оксаны, Федора и Георгия. В 1941‐м они проводили на фронт старшего сына Николая (глава семьи, Назар Каллистратович, из‐за полученного еще в Первую мировую ранения воевать уже не мог). Рискуя собственной жизнью и жизнью своих детей, Кузьмины спасли от верной смерти 16-летнего еврейского юношу Леву (по данным «Яд Вашем» – Леонида Иосифовича; по данным Т. Матвеевой – Льва Иосифовича) Воробейчика, жившего вместе с семьей в Чашниках (Витебская область), где немцы создали гетто. Юноша ходил по округе, обменивал вещи на продукты. Когда немцы 15 февраля 1942 года согнали чашникских евреев на расстрел, ему удалось спрятаться в кустах. Лева видел, как убили его мать, сестер и других родственников. После этого он бродяжничал, получая периодически помощь и кров, однако никто не хотел или не мог предоставить ему постоянное место жительства. Через полмесяца, в конце февраля, обессиленный и обмороженный, Лева пришел в Машкино и постучал в дверь крайнего дома, где жили Кузьмины. Его приютили, хотя это было не просто опасно, а смертельно опасно: в деревне стоял немецкий саперный батальон, а непосредственно в доме у Назара Каллистратовича жил командир этого батальона.

Вот что об этом рассказал журналисту Татьяне Матвеевой в 2017 году, буквально за неделю до смерти, Георгий Назарович:

Какое-то время Лева сидел в чуланчике, за печкой, в одном доме с немецким офицером. Всякий раз, слыша его речь, Лева трясся от страха. Чтобы обезопасить и себя и Леву, Назар и Анна переправили его в другую баню, находившуюся далеко на хуторе, откуда переехала семья. За недели скитаний Лева сильно обморозил ноги. Их лечили гусиным жиром. Лечила гостя дочь хозяев Оксана, которая до войны училась в мединституте. Еду по очереди носили маленький Георгий и его старший брат Федя. Чаще всего ходил Георгий: дети привлекали меньше внимания немцев и полицаев. Через месяц Лева немного окреп. Кузьмины справили ему одежду и обувь. На семейном совете они решили, что Федя отведет юношу к партизанам. После того как стало известно, что Лева благополучно достиг расположения партизан, Анна Кузьмина стала молиться уже за двоих – не только за родного сына Николая, бывшего на фронте с первых дней войны, но и за сироту Леву, к которому успела привязаться.

В партизанском отряде Лева пробыл полгода. Потом его отправили самолетом в тыл, в Грозный – учиться на шахтера. Оттуда он сбежал на фронт, однако вскоре был задержан и передан в СМЕРШ. В историю его спасения никто не верил, но помощь пришла от старшего брата, Петра, воевавшего на Ленинградском фронте: в СМЕРШ переслали его запрос, и Лева вышел на свободу. После войны Кузьмины искали Воробейчика, а он – спасшую его семью, однако нашли они друг друга волею случая лишь в 1959 году. По словам Георгия Кузьмина, Лева называл его родителей мамой и папой; Анна Миновна любила его и считала своим сыном.

Проживший долгую жизнь старообрядец Арсений Ларионович Корнилов работал лесником в поселке Ругели (сейчас – район Даугавпилса). Немецкие войска вошли в город 26 июня 1941 года, а уже 29 июня начались расстрелы евреев. Через две недели в городе было создано гетто, куда начали сгонять евреев из окрестных местечек, а также беженцев из Литвы. 9 ноября 1941 года был произведен последний крупный расстрел, после которого в даугавпилском гетто осталось всего 950 человек. Нескольким еврейским семьям удалось бежать оттуда и скрыться в лесу. Корнилов, по роду деятельности прекрасно знавший местные леса, нашел прятавшихся там евреев и поселил их у себя дома. Через какое-то время он оборудовал для них специальное подземное убежище под домом, в которое можно было попасть лишь через длинный лаз. Вход в него располагался в зернохранилище и был хорошо замаскирован.

В большом патриархальном доме Арсения Ларионовича во время войны жили и семьи его сестер, в том числе двенадцать детей. В это же время внизу, в подполе, скрывались еще три еврейские семьи – всего одиннадцать человек. В базе данных имен музея «Яд Вашем» нам удалось найти только шесть имен из одиннадцати: Сарра Кром-Рабен (1933 г. р.), Авраам Магид (1893), Макс Абрам Мордух Кром (1897), Элла Кром-Гордон (1905), Сюзанна Кром-Долгицер (1935) и Исаак Мордухович Иголь (1911). По свидетельству спасенных, Арсений Корнилов был крайне скромным человеком и никогда не гордился тем, что спас стольких человек от гибели. По этой причине звание Праведника народов мира было присвоено ему уже много лет спустя, после смерти. 2 марта 2017 года в Юрмале посол Израиля в Латвии Лирон Бар-Саде вручила медаль Праведника народов мира родственникам Арсения Ларионовича.

Старообрядцы Яков Карташев и его жена Анна жили в Варшаве, в небольшом домике-сторожке, примыкающем к старообрядческому кладбищу на Гроховской улице в микрорайоне Камёнек. (По данным польских историков, в 1961 году старообрядческое кладбище на улице Гроховской было ликвидировано, а захоронения перенесены на православную часть кладбища в варшавском районе Воля.) Карташев работал на кладбище дворником, могильщиком и садовником. Несмотря на свою крайнюю бедность, Карташевы предоставили приют Израилю-Исааку Мендзыжецкому, его жене Ривке, их 11-летней дочери Гении и взрослому сыну Вениамину. Позднее к ним присоединилась еврейская подпольщица Фейгеле Пельтель (она же Владислава Мид). Все они бежали в 1942 году из варшавского гетто. Кладбище перестало действовать еще до войны, однако порой туда приходили люди, посещавшие могилы, – и тогда евреям надо было прятаться. По словам Фейгеле, поначалу они прятались на кухне, «которая была настолько крошечной, что одному из ее обитателей приходилось выходить на улицу, чтобы принять посетителя. Она была частью небольшого дома на кладбище. Вход в нее вел через ворота, которые Карташев открывал тем, кого узнал в окно».

При этом Вениамин Мендзыжецкий, который внешне не был похож на еврея и поэтому мог не прятаться, стал открыто помогать Карташеву в работах на кладбище. Позднее он сделал в хлеву для коз ложную стену, за которой можно было прятаться всем скрывающимся у Карташевых. Хотя Карташевы никогда не просили вознаграждения за оказанную помощь, старший Мендзыжецкий ежемесячно им платил. Его сын Вениамин зарабатывал на жизнь, трудясь могильщиком и садовником. В то же время он и Фейгеле принимали активное участие в еврейском движении Сопротивления, контрабандно провозили оружие в гетто. Все пятеро прятались на старообрядческом кладбище вплоть до Варшавского восстания в 1944 году.

А вот еще одна парадоксальная деталь: прятавшимся евреям даже удавалось сохранять на старообрядческом кладбище подобие религиозной жизни и соблюдать основные праздники. Фейгеле Пельтель писала в своих послевоенных воспоминаниях:

Таким удивительным образом еврейская семья соблюдала кашрут в старообрядческом доме в Варшаве во время нацистской оккупации Польши. Все четверо членов семьи Мендзыжецких выжили и были освобождены Красной армией. После войны Вениамин Мендзыжецкий иммигрировал в США, а его родители и сестра – в Израиль. Известно, что помимо семьи Мендзыжецких и Фейгеле Пельтель Карташевы спасли в годы войны еще двух человек – семью Сладковских. 13 июня 1988 года «Яд Вашем» удостоил Анну и Якова Карташевых почетного звания Праведников народов мира.

Нам удалось обнаружить в базе данных «Яд Вашем» имена 18 старообрядцев, признанных Праведниками народов мира. На деле же, конечно, в спасении евреев в годы войны в той или иной форме принимали гораздо большее число сторонников древнего благочестия. Кроме того, нам удалось установить, что далеко не всегда в базе данных этого музея правильно указывалась конфессиональная принадлежность: порой сотрудники музея (как, например, в случае с семьей Кузьминых или Карташевых) не делали разницы между господствующей формой православия и старообрядцами. Можно предположить, что какое-то количество старообрядческих праведников были занесены в базу данных просто как «русские православные» – без указания на их принадлежность к старообрядческой общине.

Так или иначе, в годы войны сотни и тысячи старообрядцев, рискуя быть наказанными и расстрелянными, спасали своих еврейских соседей, не думая ни о какой за это награде – кроме простой человеческой благодарности.