Рядом с мавзолеем

В конце января 1945 года Михаил Иванович последний раз побывал в городе своей юности, в северной столице, где начал трудовой и революционный путь. Чувствовал себя Калинин неважно, однако хотел во что бы то ни стало самолично вручить городу-герою, выдержавшему девятисотдневную осаду, самую высокую награду: орден Ленина.

Днем обсуждал с местными руководителями, как быстрее поднять из руин заводы, величественные дворцы, жилые дома. А вечером в театре оперы и балета состоялось торжественное заседание. Утомленный поездкой, деловыми беседами, Михаил Иванович едва держался на ногах, но старался, чтобы никто не заметил его состояния. Произнес речь, полную оптимизма, закончив ее такими словами:

— Я думаю, что мирный труд, научная мысль, благородные революционные стремления не с меньшими, а еще с большими силами, энергией и, я скажу, блеском развернутся в Ленинграде. Я уверен, что те материальные ценности, которые погибли, будут восстановлены, и восстановлены в десятки раз лучше. Я не сомневаюсь и в том, что Ленинград будет производить всяких народных благ больше, чем производил он раньше!

Это прозвучало как наказ, как завет Калинина, обращенный к друзьям-ленинградцам.

Весь следующий день Михаил Иванович ездил по городу. Его интересовали не только восстановительные работы. Сопровождавшие товарищи удивлялись, когда Калинин просил свернуть то на одну, то на другую улицу, где не было, по их мнению, никаких важных объектов, достойных внимания "всесоюзного старосты". Они не понимали, что Михаил Иванович прощается с дорогим ему прошлым.

Молча постоял на углу бывшей Рыночной улицы и Соляного переулка возле дома, в котором жил когда-то у Мордухай-Болтовских. Медленно прошел по старым тесным цехам трубочного завода. Пошутил с собравшимися вокруг него рабочими:

— Токарный станок мне доверите?

— Любой! — ответили ему. — Самый лучший!

А пожилой мастер в таких же очках, как у Калинина, вгляделся, щурясь, в его лицо, произнес строго:

— Мы, Михаил Иванович, сами управимся. У тебя, поди, хлопот-то побольше нашего. Ты уж того, не пересиливайся.

— Постараюсь, — ответил Калинин, тронутый его заботливостью. Однако трудиться без полной отдачи сил он просто не мог, не умел. Вернулся в Москву, и опять начались напряженные, заполненные многочисленными делами дни.

Домой, в опустевшую квартиру, возвращался он неохотно. Не было рядом с ним жены, Екатерины Ивановны. Разъехались, жили своими семьями дети. Правда, почти каждый вечер кто-нибудь из них навещал Михаила Ивановича, по такие мимолетные встречи не удовлетворяли его, привыкшего быть среди людей, жить их интересами. И еще беда: совсем испортилось зрение, Михаил Иванович почти не различал буквы, а без книг он просто не мог обходиться. Дети, когда навещали, по очереди читали ему. Чаще других — Юля. Русскую историю Соловьева, которую он очень любил. Стихи Лермонтова. Теперь он зависел от других: сам не мог даже перечитать понравившиеся места.

В квартире Юли, куда заезжал поиграть с внуками, была маленькая отдельная комнатка. Он любил отдыхать там, прислушиваясь к говору и смеху, долетавшему из соседних комнат. Тут он не чувствовал себя одиноким. Как-то само собой получилось, что перенес сюда свои шахматы, несколько книг, с которыми никогда не расставался, кое-что из одежды. Попросил Юлю:

— Пусть это будет моя комната. Вот перестану работать, буду тут жить.

— Пожалуйста. Только бы внуки тебе не мешали.

— Не помешают. Я люблю, когда они шумят.

Здоровье между тем продолжало ухудшаться.

19 марта 1946 года Михаил Иванович, по его просьбе, был освобожден от обязанностей Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Май Калинин провел в Крыму, отдыхал возле моря, пока еще было не слишком жарко. Первое время чувствовал себя хорошо, даже работал два-три часа по утрам. Но вот выдалось несколько очень душных дней, и Михаила Ивановича охватила такая слабость, что он с трудом поднимался с кресла. Задыхался. "Надо скорее в Москву, там будет легче", — надеялся он.

В вагоне, где-то на полпути к столице, Калинину стало совсем скверно. Врач, сопровождавший его, послал телеграмму. На вокзале Михаила Ивановича ожидала машина "Скорой помощи", чтобы сразу же отвезти в кремлевскую больницу, но Калинин наотрез отказался.

— Только домой, — решительно заявил он, считая, что привычная обстановка поможет ему справиться с недугом.

Оказавшись в квартире, лёг на диван. Попросил, чтобы к нему пришел секретарь Президиума Верховного Совета Александр Федорович Горкин. Тот быстро приехал, сел рядом с Калининым. Расспросив о новостях, Михаил Иванович передал Горкину документы, над которыми работал в Крыму. Эта беседа настолько утомила его, что он погрузился в полузабытье.

Совсем не хотелось есть. Даже неприятно было думать о еде. Он отказался от обеда, от ужина. Услышал встревоженный голос Юли. Дочь говорила, что без нищи он совершенно ослабеет, не сможет бороться с болезнью. Надо обязательно ехать в кремлевку. Там режим, опытные врачи. Подумал, что дочь права. Сказал коротко:

— Утром.

Доктора, осмотревшие Михаила Ивановича в больнице, единодушно решили: "Нужна операция". Но, как вскоре выяснилось, уже ничем нельзя было помочь.

Он лежал в полном сознании, сам понимая, что силы покидают его, что конец близок, и не испытывал ни страха, ни волнения. Он прожил большую Жизнь, полную напряженной борьбы не за себя, не ради личной выгоды, а ради счастья людей, трудового народа. Он сделал что мог. Он уходил, но оставались великие свершения, достигнутые партией, членом которой он был, оставались люди, которые понесут дальше то знамя, под которым сражался он, бойцы его поколения. Новые отважные первопроходцы достигнут новых побед, поднимутся на новые неведомые высоты…

Захотелось пить.

— Глоток боржома, если есть, — попросил он врача.

— Сейчас открою бутылку, — заторопился тот, но Михаил Иванович, с трудом ворочая языком, остановил его.

— Нет. Из-за одного глотка и открывать не надо…

Врач все же поднес ему стакан. Он лишь притронулся сухими губами. Затем попытался повернуться.

— Все неудобно. На двух подушках не могу себя уложить, а раньше на досках спал. К трудностям себя готовил…

Врачу показалось, что Михаил Иванович улыбается. Склонился над ним.

— Я ведь моряком хотел стать…

Голос был едва слышен. Вот звуки совсем исчезли, но губы еще продолжали двигаться. По их шевелению врач угадывал отдельные слова. "Свет… Маяк…" О чем это? Или только почудилось?

Губы Калинина дрогнули еще раз и застыли. Врач припал ухом к его груди. Сердце не билось.

Это произошло 3 июня 1946 года.

Михаила Ивановича похоронили на Красной площади, рядом с Мавзолеем Владимира Ильича Ленина.

Дело, за которое боролся вместе со своими товарищами-коммунистами Михаил Иванович Калинин, ширится и побеждает. Имя его знают и в нашей стране, и по всей планете. Жизнь Калинина стала вдохновляющим примером для новых борцов за революцию, за мир и счастье для всего человечества.



Загрузка...