Старший дознаватель

Глава 14

Глава четырнадцатая.

Октябрь 1993 года.

Черные окна.

— Ты человека обидел, забрал у него то, что тебе не принадлежит…- начал «седой» типичную бандитскую «предъяву»: — Человек под нашей защитой и вообще, дела так не делаются…

«Седой» бросил короткий взгляд на «чванливого» и тот мгновенно включился, что говорило о высокой «слетанности» этого дуэта:

— Мы тебе, как коллеге, чисто по-братски, предлагаем просто забыть об этом месте и тогда для тебя все закончится хорошо. Мы забудем, как ты, в наглую, нарушаешь требования «Закона о милиции» и…

— Конституцию. — любезно подсказал я.

— … и Конституцию. — согласился опер.

— Охренеть вы наглые. — я похлопал ладонью по кулаку правой руки, в которой был зажат пистолет, и, незваные гости немного взбледнули. Как люди опытные, они не любили заглядывать в темноту чужих стволов.

— Эй, как тебя там… Паша! Ты пистолет убери, ты че! Мы же свои. — УБОПовцы раздались в стороны, выставив вперед раскрытые ладони, показывая свое полнейшее миролюбие и готовность к диалогу.

— Да какие вы мне свои, твари⁈ — я перестал аплодировать, держа пистолет у груди двумя руками: — Вы сегодня, когда пытались в детском садике моего ребенка забрать, думали я сговорчивее стану?

— Какого ребенка? — опера опять переглянулись и в их глазах я увидел недоумение и страх. Мы, те, кто без дыбы, кнута и «испанского сапога», понуждаем человека признаться в том, за что ему потом дают несколько лет тюрьмы, все немного лицедеи, но тут я увидел, что эти ребята про моего ребенка, до этой минуты, никогда не думали и не знали. Они просто наглые опера, сильные своей принадлежностью к, могущественному «шестому отделу», пришли «ставить красную крышу» на актив, которым, не по чину, прихватил «ментенок с земли». Я не знаю, что наговорил им «политическая проститутка» Лева Фролов, но борцы с организованной преступностью посчитали, что я настолько неправ, что одно их появление должно было вызвать у меня неконтролируемое мочеиспускание и паническое бегство, или, на крайний случай, униженную попытку о чем-то договориться, выпросить себе хоть что-то, а тут…

— Слушай, мы видим, что у тебя проблемы с ребенком, но мы тут не при делах, отвечаем. — опера попятились к двери: — Мы тебя потом найдем.

— Валите на хрен. В следующий раз девочка моя кнопку нажмет и тревожную группу вызовет.

— И что нам твоя тревожная группа сделает? — молодой не сдержался, остановился в дверях, с презрительной усмешкой глядя на меня.

— А твое руководство в курсе, что вы тут «крыши ставите»? Мне, к примеру, все ваши «предъявы» по барабану, а вот вы засветится не боитесь?

«Молодой» злобно плюнул на пол, после чего дверь хлопнула и помещение опустело.

Минут через пять в помещение осторожно заглянул, спустившийся в подвал, Руслан:

— Все нормально?

— Да, заходи, все нормально.

— Они на «Тойоте» «бочке» уехали, зеленого цвета. Вот, я госномер записал. — Руслан протянул мне клочок бумаги, вырванный из блокнота.

— Спасибо, Руслан. Слушай, что сегодня произошло…

Я рассказал бывшему приятелю, о разговоре с воспитателем, после чего продолжил развивать тему:

— Информация про этот детский сад могла уйти только из наших кадров, или из кадров городской «управы», больше ни откуда, ну или финчасть, потому, что у меня деньги из зарплаты снимают и перечисляют на счет детского сада. Но, судя по разговору, эти гаврики ничего о моей дочери не знали, они считают, что они сами по себе такие страшные, что я все отдам. Может быть, немного поартачусь, но отдам. Значит это идет со службы, но от кого — непонятно.

Я попробовал набросать другие варианты. То, что это попытка подполковника Рыбкиной загнать меня в стойло — укладывалось в эту схему слабо. Начальник следственного отдела была самодостаточной фигурой, сила которой заключалась в легальном влиянии на ситуацию в РОВД, ей не было смысла начинать откровенно криминальные действия в отношении строптивого дознавателя. Не сегодня, так завтра, мудрая обезьяна, сидя на пальме, обязательно бы дождалась момента, когда мой труп проплыл бы мимо ее. Но, с другой стороны, возможности подключить к разрешению проблемы «Павел Громов» откровенных уголовников, не страдающих излишками гуманизма и моральными терзаньями, вполне в ее силах, а родной брат подполковника — «Карась», безусловно способен организовать похищение ребенка с целью принудить меня делать все, что от меня потребуют… С другой стороны, стоит мне поднять скандал, запустив по инстанциям свой рапорт о наличии у начальника следствия ближайшего родственника в уголовных авторитетах, то Рыбкина полетит со своего поста в течении нескольких дней, мгновенно превратившись в обычную пенсионерку, никому не нужную и неинтересную.

Я хотел уже ехать в РОВД, поднимать бучу, когда взгляд, брошенный на Руслана заставил меня замереть на месте.

— Слушай, а опиши, еще раз, того парня, что тебя к Князю привел, когда вы с ним в расселенном доме общались.

В своих рассуждениях я совсем упустил Князева, который имеет прекрасную возможность ознакомиться с моими личными данными, хранящимися в отделе кадров РОВД или городской управы, так как, за время службы, он оброс такими обширными связями, что можно диву даться. И моральными скрепами гражданин бывший начальник группы по раскрытию тяжких преступлений против личности не обременен, от слова совсем, да и опаснее он, чем опера УБОПа и госпожа Рыбкина, вместе взятые, так как Олегу Князеву терять особо нечего.

Сука! А самое главное, Князь непредсказуем и у него очень мало времени. Ему надо срочно добывать денег и валить из Города, иначе, с его искалеченными ногами его выловят либо кемеровские бандосы или какой-нибудь постовой, случайно проверив документы.

— Руслан! Тебе задание на вечер. Ты главное не надирайся Тамариными деликатесами…- я обличающее ткнул пальцем в тумбу стола, из которого пахло чем-то мясным. Тамара вообще оказалась большой молодчиной, не только успевала принимать заемщиков, но и шила что-то меховое, а также готовила для нашего невольного ночного сторожа, устроив в подсобке что-то вроде маленькой кухоньки.

— Ты мне к утру должен вспомнить все места, куда вы с князем ездили, пока работали. Мне очень важно узнать, где он может прятаться.

— Да я тебе сейчас скажу — мы с ним ездили только по работе. Никаких мест, где он мог залечь, я не помню. — Руслан помотал головой, невербально усиливая свои слова.

Еще раз сука! У меня нет информации о том, где может прятаться основной противник, но мне она нужна, как воздух, иначе… Я гнал из головы мысли о том, что будет, если я не найду везучего Князя и не закончу начатое.

— Давай еще подумаем, а заодно показывай, что там тебе мой директор оставила перекусить, а то у меня от голода живот судорогой сводит.

В маленькой кастрюльке, завернутой в кухонное полотенце, лежали сечь блинчиков, фаршированных мясом, пахнувшие просто одуряюще, и я, без тени сомнения, ухватил себе два.

— Хватит тебе, обжора. Я, итак, самые маленькие взял.

От вкусной и горячей еды я пришел в гармонию со своим желудком, мысли, мечущиеся в голове бешенными белками, успокоились и потекли ровным, спокойным ручейком. Что я могу сделать сегодня?

Сегодня я могу съездить к квартире, где совсем недавно проживал Князь с законной супругой, и аккуратно поводить там жалом. Других вариантов у меня не было, во всяком случае, пока.

Сначала я долго наблюдал за окнами квартиры Князя из подъезда соседнего дома и не мог отделаться от какой-то неправильности. Темнота в окнах квартиры Князева, по сравнению с темными окнами других квартир, казались какой-то черной дырой — темнота за стеклами казалась более черной, что ли.

Подъезд, где жил князь, за время моего последнего визита стал гораздо менее представительным. На беленых известью стенах и даже потолочных перекрытиях появилось больше черных пятен, грязных следов ботинок и прочих «украшений», оставленных местным быдлом. Все-таки, наличие милиционера, проживающего в подъезде, делают его намного чище.

Между первым из вторым этажом я нашел ободранный почтовый ящик с номером квартиры Князя, бесцеремонно вытащил оттуда весь ворох бумаг и перебрал их. Из интересного, в ворохе рекламных листовок и бесплатных газет я выудил квитанцию с телефонной станции, где отдельной строкой красовалась сумма за два междугородних разговора.

Диск электрического счетчика, интересующей меня квартиры, крутился неторопливо, как и положено, когда в квартире работает только холодильник. Понимая, что на этом мои возможности заканчиваются, я от бессилия записал показания счетчика в блокнот и, тяжело волоча уставшие ноги, двинулся вниз по лестнице.

Следующее утро. Районный телефонный узел.

— Это безобразие! — я грохнул по стойке кулаком, с зажатой в нем бумажной квитанцией: — Вы что, считаете, что я буду в два раза больше за телефон платить? На все цены ежедневно растут, так вы еще счета округляете в разы в свою пользу!

— Молодой человек, прекратите хулиганить, а то я охрану вызову. — дама лет сорока, в строгом офисном «прикиде» — белый верх, черный низ, ловко выхватила из моих пальцев квитанцию: — И что вы кричите? Что не так?

— Я в прошлом месяце заплатил почти в два раза меньше. Сейчас что случилось? Когда вы успели тариф поднять⁈

— Молодой человек, не кричите мне в ухо! Я от ваших криков уже к обеду ничего не слышу. — женщина ткнула пальцем в нижнюю строку: — Вы что, не видите, тут написано — услуги междугородней связи?

— Какой междугородней связи? Я никуда не звонил!

— Минуту. — женщина села за компьютер, потыкала в клавиши: — Ну вот, два разговора с Павлодаром, республика Казахстан, у вас были… Что вы хотите? Это сейчас заграница, поэтому столько стоит.

— И когда это, интересно, я в этот ваш Павлодар звонил? — язвительно поинтересовался я.

Оказалось, что совсем недавно, последний звонок был четыре дня назад.

— Я обязательно проверю, кто с моего телефона и куда звонил… — я угрожающе помахал квитанцией и, вполголоса ругаясь, покинул расчетный центр. От телефонной станции я вновь вернулся к дому Князя, где снова осмотрел подъезд и электрощит, заодно вернув квитанцию на оплату услуг связи в почтовый ящик — оплачивать телефонные переговоры Олега Князева я не собирался. И вновь, рассматривая окна квартиры Олега из подъезда соседнего дома, на этот раз с помощью бинокля, я ясно видел, что чернота в глубине квартиры беглого капитана более концентрированная, что-ли, чем в соседних помещениях.

Единственным объяснением этому, которое пришло мне в голову, были плотные черные шторы, завесившие все помещения жилища Князя. А почему бы и нет? То, что телефонные звонки в Павлодар осуществил сам Олег — у меня сомнений уже не вызывало. Это хорошо укладывалось в версию, что

Князь готовит переход через новообразованную границу в ставший другой страной Казахстан. И, скорее всего, Олежка спокойно живет в своей собственной квартире. Закупил побольше еды, занавесил окна черной, плотной тканью, на полы постелил ковры или какой-нибудь ватин, который можно купить за три копейки, и живет в свое удовольствие. Понять, что в квартире кто-то обитает, можно только случайно, длительное время наблюдая за оборотами колесика механического электросчетчика, которое внезапно начинает крутится быстрее при включенном, к примеру, мощном электрочайнике. Но и от этого есть защита — перед тем, как включить чайник, осторожно выгляни в дверной глазок, откуда открывается прекрасный вид на лестничную площадку и сам электрощитов.

— Громов, а ты что не работаешь? Спишь, что ли, с открытыми глазами? — моя любимая начальница так звонко гремит каблучками туфель по лестнице, ведущей в подвал, что поймать меня спящим у нее не получится при все желании. Я просто плохо представляю симпатичного капитана, крадущегося босиком, с туфлями в руках, по замызганному бетонному полу, чтобы поймать меня за непотребным делом…

Я посмотрел на стол и в душе покраснел — забыл положить перед собой какое-нибудь уголовное дело. Моя вина!

— Да, по работе задумался, исключительно по работе. — я притянул к себе ежедневник: — План работы на завтра составляю.

— Ну ладно, Громов! — мне погрозили изящным пальчиком: — Просто помни, что

Я действительно задумался о последовательности своих действий на завтра, так как решать навалившиеся проблемы надо было безотлагательно. Первым номером, как самое легкая шла проблема по имени Рыбкина Нинель Павловна. Пытаясь решить, как с ней поступить, я понял, что мне выгоднее не топить товарища подполковника, а добиться благожелательного отношения ко мне со стороны начальника следственного отдела, подпитывая это «теплое» чувство ко мне знанием, что я в любой момент могу ее низвергнуть вниз, на позицию «пенсионерка», а то и «уволена по компрометирующим основаниям, без права ношения формы.» И это не стоит откладывать на завтра, а стоит сделать уже сегодня.

— Тук –тук-тук! — я замер на пороге кабинета Рыбкиной, широко улыбаясь: — Разрешите, товарищ подполковник? Хотел бы с вами посоветоваться.

— Что тебе надо?

— Вот, почитайте. — я положил перед Рыбкиной свой рапорт, который она, буквально через минуту, зло скомкала и бросила в меня.

— Стучать собрался?

— Ну, во-первых, когда в лицо предупреждаешь, то это называется не «стукнуть», не «заложить», а доложить в соответствии со своими должностными обязанностями. А во-вторых, кто бы говорил? Сколько вы мне пакостей сделали, не припоминаете? И, самое главное, из-за чего? Что я отказался в следственный отдел переводится? Вам самой не смешно, Нинель Павловна? Короче, сопли размазывать не буду, говорю коротко — или вы срочно меняете свое отношение ко мне, встречая меня при каждой нашей встрече, как любящая и заботливая жена, или копия этого рапорта, о наличии у начальника следственного отдела родного брата –рецидивиста, которому она оказывает покровительство и прикрытие его преступной деятельности, идет в Москву, в министерство. Выбор за вами. И, не надо надеяться, что братец ваш или кто из его пристяжи меня в подворотне или в подъезде прирежет, ваши проблемы будут решены. Рапорт мой уйдет в Москву незамедлительно, как только со мной случится какая-то неприятность…

— А если я тут буду не причем?

— Заботьтесь обо мне, Нинель Павловна, как любящая и заботливая жена. Заботьтесь и все будет нормально. — я помахал ладошкой, но тут же вернулся.

— Забыл сказать, Нинель Павловна. Если узнаю, что мою дочь пытался забрать из детского садика урка от вас или от вашего братца, я вас убью, просто застрелю и все. Запомните это, пожалуйста.

— Громов, вернись! — заорала начальник следствия мне в спину: — Дверь прикрой, пожалуйста.

Я шагнул в кабинет, прикрыв дверь поплотней.

— Громов, ты меня конечно раздражаешь до конвульсий, и я считаю, что тебе в милиции не место, но в отношении ребенка я ничего и никогда бы делать не стала. И, кстати, брат мой о тебе не знает. Пока, во всяком случае, не знает.

Я пожал плечами и вышел. Верим мы этой тете? Не знаю, наверное, я уже никому не верю.

Вечер. Локация — окрестности «Колизея».

Руслана я перехватил в парке, у общественного туалета — махнул рукой и показал пальцем в сторону кафе «Лицедеи», а сам остался стоять в кустах, следя, идет ли кто-то за судебным исполнителем.

«Ног» за Русланом не было, и я через несколько минут поднялся на второй этаж кафе.

— Заказывай что хочешь. — я махнул рукой официанту.

— Что-то еще случилось? — Руслан дождался, когда официант, взяв заказ, отошел в сторону кухни и вопросительно уставился на меня.

— Мне кажется, я знаю, где залег Князь. У меня есть уверенность, что он просто живет в своей квартире.

— И что будешь делать?

— Я буду делать? Мы будем делать. Я могу с ним просто разобраться — заложу под дверь две шашки тола и взорву на хрен ее, потом зайду и из автомата покрошу всех, кото там застану, после чего сделаю ноги оттуда. Этим я решу все свои проблемы, а вот ты что будешь делать? Ты надеюсь про кемеровских не забыл? Или ты на что рассчитываешь? Что они про тебя забудут или то ты всю оставшуюся жизнь будешь в ломбарде жить, на Тамаркиных харчах?