Старший дознаватель

Глава 4

Глава четвертая.

Октябрь 1993 года.

Развилка.

С торца здания гостиницы торчали остроносые тушки двух БТРов — «семидисяток», с эмблемами Внутренних войск — это и были цели моего вояжа. Два десятка милиционеров и «внутряков» толкались возле гостиницы, оцепление было вставлено и вокруг здания мэрии, но я, по-прежнему, оставался человеком невидимкой.

Зажав пару раз «дипломат» под мышкой, я подошел к ближайшему бронетранспортеру и несколько раз стукнул ладонью по, закрытому бронещитком, окошку водителя. Звук удара ладони по броне прозвучал неубедительно, но жизнерадостное ржание внутри боевой машины мгновенно оборвалось, после чего водительский люк чуть-чуть приподнялся, и на меня уставились настороженные серые глаза.

— Вылезайте! — я махнул рукой: — Команду дали вам в столовой мэрии пообедать, потом некогда будет. Через час митинг начнется, возможно сюда прорыв будет, поэтому вас, скорее всего задействуют. Знаете, где столовая?

Водитель БТР что-то спросил у кого-то, кто был у него за спиной, после чего отрицательно помотал головой.

— Не знаем, товарищ старший лейтенант.

— На второй этаж поднимаетесь, находите заведующую, она вам скажет, где вам накрыли… — я задумчиво возвел глаза к небу: — Или на третьем? Я сам там был всего один раз, короче, на первом этаже влип-зал, а таких, как мы с вами наверху кормят.

И тогда из люков полезли бойцы, в количестве пяти человек, к которым прибавилось еще пять человек из соседнего БТРа. Последний, заперев все люки, машину покинул водитель. Тут же во главе небольшой колонны встал младший сержант, который коротко буркнув команду, повел, готовых всегда пожрать «цивильной» еду, «срочников» в сторону здания мэрии.

Дождавшись, когда короткая колонна «вованов» скроется за углом, я достал из портфеля рабочие, вязанные перчатки, четырехгранник, купленный в хозяйственном магазине и похожий на тот, что спрятал в карманах брюк «мехвод», укрывшись за броней, стоявших рядом БТРов, открыл водительский люк. Я на свою память не надеялся, поэтому снял размеры граней ключа на площадке боевой техники у музея Советской армии, нагло перепрыгнув через ограждение и вскарабкавшись на предшественника этого восьмиколесного чуда технической мысли. А когда прибежала охрана музея, я показал им небольшой плакат антиельцинского содержания, который, якобы, убежавший хулиган пытался приклеить на броню.

Вещевые мешки, каски и прочее снаряжение, бойцы оставили в боевой машине, взяли с собой только автоматы, но мне это было не нужно. А вот боекомплект к пулеметам в машине был — короба с, аккуратно уложенными, пулеметными лентами были полны. Ну, значит или я завожу машину и еду, или осторожно покидаю БТР, делая вид, что меня здесь не было.

Я сел на, обтянутое кожзамом, кресло водителя, включил зажигание, после чего, выжав сцепление, последовательно завел оба двигателя от грузовика «ГАЗ-53», что, довольно-таки бодро, таскали эту, одинадцатитонную, боевую машину.

Движки работали ровно, без перебоев, я осторожно утопил рычаги дроссельной заслонки, поднял броне щитки передних окон и осторожно тронулся вперед.

Никто не кидался мне на перерез, не молотил прикладами по броне, сотрудники, охранявшие гостиницу, только проводили рванувшую куда-то, боевую машину любопытными взглядами и отвернулись, продолжив свои важные разговоры. Бортовую рацию я не включал, так как не знал частоты местных милицейских раций, просто натянул голову чужой танковый шлемофон и двинулся вперед, на дорогу, так сказать, общего пользования.

Расстояние до Крымского моста, где я собирался держать свою позицию, было порядочным, вести бронированного монстра пришлось вести по оживленным московским улицам, видел дорогу я только впереди, да и то, очень условно, а в боковых триплексах только мелькали тени обгонявших меня машин, но я решил, что соблюдение необходимой боковой дистанции является не моей головной болью, а других участников движения, поэтому сосредоточился на дороге впереди и сигналах светофоров. Хорошо, что сейчас еще нет не видеокамер, не сотовых телефонов, информация о угнанном БТРе разойдется не сразу, а погоне придется долго разыскивать меня. Скорее всего, голодные бойцы потратили не менее пятнадцати минут, чтобы выяснить, что кормить в столовой мэрии их никто не собирался. А может быть, напротив, усадят за столы и накормят чем-то вкусным, в России никогда заранее не угадаешь отношение к человеку в форме. Потом солдаты будут какое-то время выяснять, не уехал ли кто из их сослуживцев на исчезнувшем БТРе в киоск, за пивом и сигаретами, после этого доложат своему непосредственному командиру, первой мыслью которого, после получения такого известия будет — а как бы скрыть это чрезвычайное происшествие и найти пропавшую технику своими силами.

Рассудив, что погони в ближайшее время можно не опасаться, я приткнул БТР в «карман» ближайшей автобусной остановки и, скорчившись в три погибели, натянул на себя, прямо на милицейскую форму, черный танковый комбинезон, принадлежащий водителю угнанного транспортного средства. Как я его нашел? По запаху, по свежему запаху бензина. Очевидно, местный водитель, цинично нарушая все правила техники пожарной безопасности, стирал свою спецодежду в ведре с бензином, старым дедовским способом. И я его понимал, так как въевшееся в ткань машинное масло и прочую мазуту отстирать, выдаваемым солдату, хозяйственным мылом, отстирать было практически невозможно, а вот ведро бензина справлялось с грязью практически без приложения физических усилий.

Застегнув куртку комбинезона и не боясь более испачкать форму в масле или солидоле и матом согнав с брони вездесущих пацанов, которые успели набежать с прилагающих дворов за те мять минут, что я облачался в черную униформу, я, не закрывая люк, уселся на спинку водительского сиденья, так что голова в шлемофоне торчала наружу и видимость была несравненно лучше, и вновь двинул боевую машину в направлении Крымского моста. Неизвестных снайперов, которые, якобы заняв крыши государственных зданий, на протяжении всего времени, с маниакальной настойчивостью, расстреливали всех, без разбору, я не боялся. Думаю, что любая объективная проверка по поводу полученных огнестрельных ранений, установила бы, что большинство ранений получено в результате дружественного огня.

К мосту я прибыл вовремя. Впереди, перед въездом на мост, уже строилась тонкая цепочка милиционеров, судя по разномастному одеянию, согнанная из различных служб и отделов. Эта цепь состояла из трех или четырех рядов сотрудников, усиленную алюминиевыми щитами и бестолковыми штатными резиновыми палками, от которых, в свалке, не было никакого толку.

Сзади передовую цеп сотрудников подпирали еще, только людей там хватало только на то, чтобы в одну шеренгу перекрыть узкую проезжую часть моста, а на тротуаре, слева и справа от проезжей части стояла толпа зевак, оживающих начала развлечения — десять тысяч демонстрантов не останавливаясь, сминают милицейские кордоны.

Пользуясь передышкой, я поставил машину поперек дороги, приткнувшись к зданию Дипломатической академии, расстопорил башню и пулеметную установку, заправил в пулемет Калашникова металлическую черную ленту, после чего задрал стволы пулеметов к небу и занялся зарядкой крупнокалиберного пулемета.

Одинокий бронетранспортер, безусловно, привлек внимание начальника милицейского оцепления. Сначала мне махали руками, затем кто-то в сером отделился от группки начальственных людей без щитов, но с рациями, и неторопливо потрусил в мою сторону. Пока я раздумывал, чем шугануть, ненужного мне посланца, всем резко стало не до этого — вдалеке раздались крики, затем неясный шум, а потом, со стороны Октябрьской площади повалила, полностью заполнив всю ширину улицы Крымский вал, многотысячный поток людей.

Тонкие цепочки милиционеров подобрались, закрылись щитами, пытаясь изобразить несокрушимую римскую когорту. Идущие впереди основной массы демонстрантов, несколько десятков крепких молодых ребят выровняли шеренги и остановились в двух десятках метров от сил правопорядка, а вперед стали протискиваться современные поединщики — от милиции кто-то с мегафоном и большими звездами на погонах, а от демонстрантов — какой-то тип с, зажатой в руке, бумажкой, и громким голосом.

Посыльный за мной, не добежав метров пятьдесят, растерянно завертел головой, очевидно, что полученное для меня указание уже успело устареть, а я не стал ему помогать — задраил люк и полез на жесткое сиденье стрелка. Припав глазом к обрезиненному окуляру прицела, я завертел ручки горизонтальной и вертикальной наводки, совмещая черные риски на мутной оптике с металлическими фермами моста, после чего нажал кнопку электроспуска.

Короткая очередь из гигантского пулемета, ударившая по металлическим конструкциям моста заглушила все шумы огромного города, во все стороны полетели раскаленные обломки металла и выбитые ударами заклепки. Толпа на подходах к мосту замерла, а милицейские щитоносцы, оцепенев на пару секунд, при новых, одиночных выстрелах, бьющих в конструкции моста, как гигантская кувалда, благоразумно повалились на асфальт, пытаясь прикрыться своими щитами от разлетающихся осколков. Нет, мост мне нужен свободным от всех — я вновь завертел рукоятками наводки, опуская стволы пулеметов, после чего ударил по асфальту.

Пули, самого большого в мире, пулемета, били в дорожное покрытие, вырывая из него и подбрасывая в воздух огромные куски асфальта, неумолимо, приближаясь к распластавшимся на проезжей части моста людям, и в какой-то момент милиционеры на мосту не выдержали, бросая щиты, кинулись в сторону своих противников — замершей на Крымском валу толпе демонстрантов, а бьющий из обоих стволов бронетранспортер, медленно и неумолимо, двинулся вперед.

Несколько звонких ударов по броне означало, что в, столпившейся перед мостом, громадной, грозно колыхающейся толпе имеется какое-то оружие. Очевидно, по мне стреляли или боевики из числа сторонников Верховного Совета или, слившиеся с толпой демонстрантов, милиционеры. На всякий случай я опустил бронезаслонки и продвинул бронетранспортер вперед, ближе к мосту. Мне нужно было обязательно разогнать эту толпу, не дать ей организоваться или двинуться вперед. Уверен, там, в этой густой человеческой массе есть и те, кто два года назад, совсем недавно, участвовал в поджоге боевых машин пехоты, что были введены в Москву во время попытки установить власть ГКЧП.

Я вновь перелез на место стрелка и довернул стволы влево. Продолжать стрелять по асфальту я не мог, осколки дорожного покрытия или пули рикошетом могли долететь до скученной массы людей, убивая и калеча всех без разбору. Короткая очередь, вспышки рикошетов, затем еще одна, и сотни килограмм металла металлических стяжек, крепящих цепи, самого красивого, в Москве, подвесного моста и его пролетов, перерубленных пулями у самого верха, рухнули на мостовое покрытие. От удара мост вздрогнул, и толпа на противоположном берегу подалась назад, люди начали разбегаться, стараясь скрыться в парке имени Горького, в тоннеле на Крымском валу, а значит и мне пора «делать ноги».

Развернув машину, я вновь притерся к зданию Дипломатической академии, приоткрыл люк, огляделся…

Никого подозрительного поблизости видно не было. Перекресток с Остоженкой и Зубовский бульвар был пуст, думаю, что обе стороны в ближайшее время постараются держаться подальше от сумасшедшего броневика, стреляющего без разбору, и в своих и в чужих.

Выскользнув из водительского люка, я запер бронетранспортер на четырехгранник и, пригнувшись, бросился в сторону Хилкова переулка, где, избавился от черного комбинезона, выбросив его в первый же мусорный контейнер, а метров через сто избавился от перчаток, после чего, натянув фуражку, узкими улочками Хамовников, двинулся на Север, к дому НаркомФина, где меня дожидалась моя машина. Вновь превратившись в серого человека –невидимку, от которого, правда, немного попахивало бензином, я быстрым шагом, всего за сорок минут, дошел до высотки на Кудринской площади, еще совсем недавно, бывшей площадью Восстания, нашел свой автомобиль, который, к моему счастью, никто не обидел и не разобрал на запасные части.

С Наташей, в музее, мы случайно встретились в рыцарском зале.

— Ты что такой веселый? — вынырнувшая из какого-то прохода. Девушка схватила меня за руку: — Я думала, мне придется до самого закрытия тебя ждать…

— Да, освободился пораньше. Давай, веди, показывай шедевры европейского искусства.

А потом я сделал глупость. В прошлой жизни, ставшей, уже, похожей на сон, я привык, что пиццерия является заведением достаточно бюджетным, доступным для большинства моих сограждан выйдя через пару часов из здания музея, потянул Наташу через дорогу, где мелькнула знакомая вывеска «Патио Пицца». Честно признаюсь, в заведениях этой сети не был не разу в жизни, знаю только, что по приезду в мой Город второго Президента России в 2000 году, его кормили в такой-же пиццерии, поэтому на фырканье гардеробщика на входе я внимание не обратил, как оказалось зря.

Полупустой зал я отнес к нездоровой обстановке на улицах столицы, все-таки, совсем недалеко отсюда, несколько часов назад, стреляли из пулеметов, а потом, улыбающийся во весь рот, официант принес нам меню.

Судя по его топтанию возле столика, паренек посчитал, что милиционер, узрев цены в заведении, быстренько встанет, и уберется, прихватив свою, скромно одетую, спутницу. Честное слово, я действительно был готов уйти, так как платить десять долларов за большую пиццу…

— Вы что-то хотели сказать, любезный? — удивленно поднял я взгляд на халдея: — Минут через пять подойдете.

Как только оскорбленный официант удалился, Наташа трагически зашептала:

— Паша, пошли отсюда! Домой приедем, я тебя накормлю. Это очень дорого…

— Солнышко, давай ты на цены смотреть не будешь, просто заказывай то, что тебе нравится.

Помня рожу официанта, я не разрешил Наташе «выбрать» маленькую и самую дешевую «Маргариту» за шесть долларов, а разорился на большую «Капричосо» за десятку американских «енотов», правда оторвался на салате, который стоил те-же шесть долларов, но брать его можно было по принципу шведского стола.

— В какой валюте планируете рассчитываться? — официант появился возле нас еще до того, как Наташа допила свою «Стеллу Артуа».

— А вы сдачу тоже в валюте даете? — я приоткрыл кошелек и показал официанту «дежурную» сотню долларов: — Если сдачу даете рублями, то и расплачиваться с вами буду исключительно рублями.

Естественно, на чай я этому пижону ничего не оставил, пусть фыркает нам в спину сколько хочет, ибо не надо встречать клиентов исключительно по одежке.

По дороге в Мытищи, на Ярославском шоссе, увидели, замершую у обочины армейскую колонну из десятка грузовиков, да постов ГАИ в этот вечер было больше, чем обычно, но мы благополучно добрались до нашего временного пристанища, после чего я откупорил, купленную в ларьке по дороге, бутылку водки, распластал палку финской «Салями», купленную там-же и, с замирающим сердцем, включил телевизор. Судя по всему, Останкино продолжало вещать в эфир, надеюсь, что никакого штурма сегодня не было. Бледного Гайдара, призывающего сторонников «законного президента» собираться у Моссовета, дабы с оружием в руках, защитить демократию и выбор народа, я, несколько раз пройдясь по всей сетке, тоже не обнаружил. Показывали перекрытый Крымский мост, знакомый БТР. Стоящий у Академии МИД, к которому осторожно подкрадывалась пара саперов, молодая девица, захлебываясь эмоциями, кричала, в большой микрофон с логотипом «2×2», о чудовищном преступлении власти, которая, подобно, не к ночи помянутого, ГКЧП посмела использовать боевую технику и крупнокалиберные пули против мирной демонстрации москвичей и гостей столицы, и лишь по счастливому стечению обстоятельств, многочисленных жертв не случилось. Генеральный прокурор (со стороны Президента Ельцина) Степанков обещал, что возбужденное, по факту угона и стрельбы, уголовное дело будет обязательно раскрыто, а исполняющий обязанности министра внутренних дел со стороны Президента Руцкого по фамилии Дунаев, клялся, что чудовищное преступление против народа не останется безнаказанным, а все причастные понесут самое жестокое наказание. В любом случае, я ничего не нашел ни о взятии восставшими здания мэрии, ни о штурме Останкино, ни о массовом расстреле у подножья телевышки.