Мы беседовали как-то с братьями о том — о сем, и среди прочего коснулись наркомании. И вот один из собеседников высказал интересную мысль. Предки наши выращивали столетиями и мак, и коноплю. И конопля, и мак на очень многое годились в хозяйстве. Люди прекрасно знали наркотические свойства того и другого растения, но не дерзали воспользоваться ими в целях получения «кайфа» и отдохновения от несносной временами жизни. Правда, было пьянство. Слово Писания о том, что «вино веселит сердце человека» исполняли предки специфично. Ну не растет у нас виноград. Северные мы. У нас, к сожалению, самогон «веселил» сердце человека или «казенка» в государевом кабаке. Но никто, заметьте, никто столетиями не дерзал воспользоваться дурманом, растущим под боком, с целью опьянения, словно люди были связаны неким негласным табу.
Сплоченные общности людей способны чуять беду и в целях самосохранения истреблять опасность из среды себя любыми, даже самыми жестокими, средствами. Если какое-то невиданное доселе зло заводится в среде людей с прочными устоями, то люди изживут или истребят зло вместе с носителями, пока у них сохраняется жизненное чутье. И вот на каком-то этапе это чутье пропало, табу перестало действовать, негласный запрет умер. Это не только у нас. Это и у многих других так же. Дело в другом. Вот грех лежал у порога и никто не прикасался к нему. А потом вдруг прикоснулись, и уже вовеки до конца не отмыться. На что это похоже? Думается — на снятие печатей в Откровении. Начиная с 6-й главы в этой книге описывается, как Агнец снимает печати с книги, которую никто в мире не мог ни открыть, ни посмотреть в нее. Каждое снятие очередной печати сопровождается глобальным происшествием одно другого более грозным. И процесс необратим. Печати не водворяются на место, напротив, они снимаются, снимаются, и в соответствии с их снятием скачут грозные всадники на белом, рыжем, вороном и бледном конях; темнеет солнце, свивается небо, сдвигаются горы, и прочее. Вот так и в нравственной жизни, думаю, проходят некие стадии погружения человечества в грех, стадии, при которых назад не вернешься, и то, что раньше стыдился делать клейменый каторжник, сегодня, не стыдясь, делает студент ВУЗа, и всем хорошо, а печати снимаются, и мы движемся.
Перейдем на время от наркотика к одежде. Еще совсем недавно (недавно — в историческом смысле) не то что обычные женщины, а подиумные девицы отказывались выходить на показ в купальниках бикини. Стыдно было и они мотивировали отказ тем, что они «не какие-то там, а девушки порядочные». Но время идет, у каждого начинания есть свои пионеры и энтузиасты. Лед таки усилиями энтузиастов тронулся, и кто сегодня дерзнет сказать, что женщина в купальнике на пляже безнравственна? Но кто дерзнет до конца утверждать, что нет вовсе никакой связи между сбрасыванием стыда и современной привычкой к прилюдному обнажению? Просто в массовом сознании отброшен один из порогов стыдливости и можно двигаться дальше. И дальше будут не «Дети природы» и не благородный Маугли, а свальный грех на нудистском пляже при полном безразличии ко взгляду со стороны.
Господь говорит, что горе миру от соблазнов, и что неумолимо придут эти самые соблазны. Но говорит также, что горе человеку тому, через которого соблазн приходит. Чувствовали эту правду и древние. Вот Троя обречена, но троянский берег заклят так, что умереть должен первый ахеец, ступивший на землю. И корабли стоят у кромки воды — первого нет. Только при помощи особой хитрости Одиссея воины ринулись на берег, и кто-то первый умер, а все остальные занялись осадой. Таков механизм — нужен первый, который умрет. Люди всегда могли чувствовать, что беда придет, но не раньше, чем кто-то дерзнет открыто делать то, что пока еще считается запрещенным. Он понесет на себе большее осуждение, этот сомнительный смельчак, но после него люди бросятся на грех, как пес на мясо, и скажут, что так и надо.
Так, к примеру, двигалась по миру сексуальная революция. Писатель пишет порнографический роман, но никто из издателей не дерзает его опубликовать. Как, наконец, находится среди издателей авантюрист и смельчак, и роман выходит в свет. Вслед за этим событием уже сотни писателей пишут нечто подобное и сотни издательств включаются в работу по их тиражированию. В кинематографе процессы шли примерно так же. Главное стыд преодолеть и начать. Дальше люди подхватят. И вот человеческая душа, получая привычные дозы информационного наркотика, уже не различает ложь от правды, грани понимания стираются, снимаются и очередные печати.
Это не очень веселая картина, но она соответствует тому, что говорил святитель Игнатий. Он говорил, что отступление попущено Богом, что не в силах наших остановить его, что нужно изучить дух времени и по возможности устраниться от него. И не будет так, что все грешники покаются, но будет так, что скверные и чистые, праведные и нечестивые будут находиться рядом. Пропорции будут, скорее всего, в пользу скверных и нечестивых. Об этом тоже говорит Откровение. Там почти в самом конце говорится: «Неправедный пусть еще делает неправду, нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святой да освящается еще. Се гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его» (Откр. 22:11-12)
В этих словах и угроза, и заповедь, и утешение.