Стекло

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. АНТИЧНОЕ СТЕКЛО

На пороге новой эры летосчисления произошли два знаменательных в истории стеклоделия события: люди научились варить прозрачное, бесцветное, как горный хрусталь, стекло и вырабатывать из него выдуванием большие, красивые сосуды. Стекло впервые предстало во всем блеске своих бесподобных природных качеств, как единственный материал, способный ограничивать пространство, пропуская световые лучи. Это настолько ошеломило людей, что они в течение нескольких веков меняли стекло на золото.

Расскажем подробнее, как это произошло.

В 330 г. до в. э. на юго-восточном берегу Средиземного моря, в западной части дельты Нила, царем Александром Македонским был заложен новый город, названный Александрией, которому было суждено сыграть огромную роль в распространении эллинской культуры среди всего передового человечества последних веков старой эры летосчисления.

Царь сам выбрал место строительства и руководил проектными работами, порученными выдающимся греческим архитекторам. Город разрастался с необыкновенной быстротой.

Как и всякий город, строившийся на новом, незаселенном месте, Александрия отличалась правильностью и просторностью планировки, не стесненной очертаниями старого города с его узкими и кривыми улицами.

Две главные широкие магистрали длиной около 6 км каждая, украшенные по обеим сторонам колоннадами, пересекались множеством поперечных улиц, утопавших в садах. Город по тому времени был прекрасно благоустроен: мостовые, водопроводы, парки, театры, стадионы, роскошные бани, зверинцы с редкими животными — все ото характеризовало богатую городскую жизнь эллинистического общества. Почти треть города занимали царские дворцы, отстроенные с необыкновенной роскошью и окруженные многочисленными помещениями для придворного штата. Здесь же располагались и царские гробницы, в одной из которых впоследствии поместили тело Александра.

Знаменитый греческий географ I в. до н. э. Страбон утверждал, что в его время тело Александра находилось в стеклянном гробу, куда оно было переложено после того, как один из царствовавших в Египте Птолемеев похитил золотой гроб, в который Александра положили после смерти. Достоверность рассказа Страбона, впрочем, нужно взять под сомнение, так как техника стекольного производства того времени в части изготовления крупных изделий была не на высоком уровне.

Неподалеку от района расположения царских резиденций, в наиболее богатой и красивой части города, помещался музей с его знаменитой библиотекой. Александрийский музей в эллинистическую эпоху пользовался всемирной славой и представлял собой крупнейший центр науки и искусства. В библиотеке хранились сотни тысяч рукописей. Для их изучения содержался на средства государства многочисленный штат ученых, которые, по греческому обычаю, вели преподавание, прогуливаясь со своими учениками в портиках и аллеях тенистых садов Александрии.

Особенной достопримечательностью города считался построенный у входа в него на острове Фарос гигантский маяк высотой около 140 м. На маяке по ночам зажигался огромный костер, свет которого, направляемый металлическими зеркалами, указывал путь кораблям и был виден в море за 40 км.

Выгодное для торговли географическое положение Александрии чрезвычайно способствовало ее быстрому развитию. В эпоху присоединения к Римской империи она насчитывала уже свыше 600 тыс. жителей и по своему культурному влиянию занимала второе место после Рима.

Этот период характеризовался сочетанием старой эллинской культуры с культурным наследием стран древнего Востока и молодой, бурно развивающейся цивилизацией Рима. Завоевания Александра Македонского разрушили политические преграды, препятствовавшие общению между народами средиземноморских стран. Теперь греческая культура быстро распространялась вширь; ее несли сотни тысяч греков, заселявших города завоеванных стран. Но одновременно с этим греческая культура сама претерпевала существенные изменения. Все больше и больше стали развиваться те отрасли знании, которые в древней Греции были на втором плане. Естествознание, математика, медицина, агрономия, строительное искусство достигли в эллинистическую эпоху необыкновенной высоты. Техника этой замечательной эпохи поражает нас своими достижениями. Во всех видах производства наблюдаются решительные сдвиги, усовершенствуются технологические процессы, расширяется ассортимент изделий, повышается их качество.

Этот общий подъем, центром которого становится Александрия, отразился и на состоянии стекольного производства.

Постараемся хоть приблизительно определить тот технический уровень, на котором находилось стекольное производство к началу новой эры. К сожалению, для этого мы располагаем далеко не достаточными данными.

Прежде всего отметим, что в рассматриваемый период своеобразные методы варки и формовки стекла находились в стадии перехода от примитивных форм затянувшегося зачаточного периода стеклоделия к новому, более высокому техническому уровню, который соответствовал общему культурному подъему, охватившему молодое эллинистическое общество.

По дошедшим до нас образцам изделий того времени нетрудно убедиться, каких успехов достигло стекловарение по сравнению с древнеегипетским периодом. В большинстве случаев стекло прозрачно, бесцветно или окрашено в разнообразные красивые тона, лишено видимых простым глазом пороков — пузырей и свилей.

Попадающиеся иногда образцы из стекла не столь высокого качества говорят лишь о том, что технология еще не стабилизировалась, что стекловары еще не умели создавать таких условий, при которых производственные процессы протекали бы всегда однообразно и именно так, как нужно.

По-видимому, были значительно усовершенствованы стекловаренные печи, или, вернее, те примитивные очаги, которыми пользовались в древности. Несомненно, что сильно развившаяся металлургия научила лучше использовать печные устройства для получения более высоких температур и, что особенно важно, для увеличения размеров равномерно обогреваемого пространства. Это последнее обстоятельство дало возможность выплавлять за один прием значительные количества стекла и вырабатывать изделия, в отличие от прежних веков, сравнительно большой величины.

Что же касается состава стекол, то здесь по-прежнему еще не научились понимать значения количественного соотношения компонентов. Составы, в отношении их легкоплавкости, подбираются для каждой плавки на ощупь. Для этого плавку ведут в два приема. Сначала нагревают в печи смесь сырых материалов, взятых в приблизительных весовых соотношениях, и после этого отбирают для окончательной плавки наиболее спекшиеся, наиболее остеклованные участки шихты.

К сожалению, не сохранилось сколько-нибудь достоверных данных о стекловаренной печи античного времени. Лишь косвенно, по словам Плиния и более поздних средневековых авторов Гераклия и Теофила, мы можем вывести заключение, что варка велась, как говорилось выше, в два приема и что в соответствии с этим печи имели три отделения: два для варки стекла и одно для отжига изделий. При варке стекла в шихту, т. е. в смесь сырых материалов, уже вводили бой стекла, как это делается сейчас. Знаменитый римский поэт Марциал, живший в I в., писал:

Очевидно, уже в I в. массовая скупка битого стекла для переплавки была широко распространенным бытовым явлением.

Очень интересный материал дают анализы античных стекол. Ясно видно, как постепенно изменяется их состав, приближаясь к современному. В древнем Египте, когда техника получения высоких температур была очень несовершенна, преобладали легкоплавкие рецепты с повышенным содержанием щелочей (до 30%) и незначительным количеством извести (около 3-5%). В эллинистическую же эпоху содержание щелочей в стеклах снижается до 16-17%, а извести — повышается до 10%, т. е. составы подходят уже вплотную к современным.

В этом отношении представляется особо убедительным сопоставление анализов помпейского оконного стекла и современного бутылочного (табл. 2). Первый рецепт приведен в книге известного французского специалиста Пелиго «Стекло, его история и изготовление», второй взят из нашего учебника по технологии стекла, изданного в 1939 г. под редакцией профессора И. И. Китайгородского.

Как видно, составы почти полностью совпадают.

Во всех анализах стекол того времени обращает на себя внимание несколько повышенное содержание железа (до 1-2% и больше). Вместе с тем окиси железа в стекле всегда сопутствует окись марганца, являющаяся, как известно, «обесцвечивателем» по отношению к железу, т. е. таким веществом, которое дает дополнительную окраску к зеленоватому оттенку, вызываемому в стеклах примесью железа. Дополнительными цветами называют такие, которые в сочетании друг с другом дают белый цвет. Таким образом, мы вправе сделать вывод, что в Александрийскую эпоху стекольщиками был эмпирическим путем разрешен довольно сложный вопрос обесцвечивания стекла.

Значительное содержание железа в стекле обыкновенно бывает связано с загрязнением железистыми примесями сырых материалов, в первую очередь песка. Вот почему такое особое значение придается наличию поблизости от предприятия первоклассного месторождения этого вида сырья.

Страны, расположенные по берегам Средиземного моря, были обеспечены многими высококачественными залежами кварцевого песка. Между ними первое место, безусловно, занимало месторождение, находящееся на финикийском побережье, вблизи города Сидона. Плиний так пишет об этом месторождении:

«Часть Сирии, называемая Финикиею, сопредельная Иудеи, имеет при подошве горы Кармель болото, называемое Кандевия. Из него, как думают, вытекает река Бел, протекающая пять тысяч шагов и впадающая в море близ Птолемеева поселения. Она течет тихо, для питья не здорова, иловата, но священна по некоторым обрядам. Она обнаруживает песок только тогда, когда море наплывает, ибо песок, будучи взрыт волнами, по согнании нечистот, появляется. Думают, что оный тогда проедается остротою воды морской и без того годен не бывает. Находится оный тогда на берегу в пространстве не более пяти сот шагов и достаточен был многие века на произведение стекла».

Очень интересно указание Плиния, что песок тогда только оказывался годен для стекловарения, когда с него после окончания прилива сходила вода. Очевидно, при этих условиях происходило обогащение песка солями натрия, растворенными в морской воде. Вспомним, что именно так добывается в настоящее время для надобностей стекловарения сульфат натрия на отмелях Кара-Богазского залива Каспийского моря.

Пелиго пишет, что пески при устье реки Бел «пользовались многовековой мировой славой настолько, что в средние века венецианцы еще имели обыкновение направлять туда свои корабли для снабжения стекольных мастерских Мурано».

Здесь мы, несомненно, сталкиваемся с вошедшим в традицию преувеличением природных особенностей некоторых месторождений полезных ископаемых. Нужно сознаться, что это явление только совсем недавно перестало бытовать в некоторых отраслях промышленности, и, может быть, силикатная специальность была последней, которая от него наконец освободилась. Действительно, одной из характерных особенностей производства большинства видов искусственных силикатов является тесная зависимость качества продукции от природных свойств исходных материалов. Не так давно, во всяком случае еще на моей памяти, господствовало убеждение, что технологический процесс на предприятиях силикатной промышленности совеем не замысловат, сводится к примитивным операциям полукустарного типа, требующим лишь в отдельных случаях высокого индивидуального мастерства работников. Считалось, что к повышению общей технической культуры в этом деле особых стимулов не имеется, так как конечный результат зависит от не поддающихся точному определению природных особенностей сырья, в частности песка для стекловарения, глины для керамических производств, известняков для вяжущих веществ.

Такая, прочно укоренившаяся на протяжении веков точка зрения привела к своего рода фетишизму по отношению к некоторым месторождениям ископаемого сырья, которые приобрели мировую известность в качестве единичных, незаменимых.

Например, преувеличенно громкой популярностью повсеместно пользовались германская кассельская глина для изготовления огнеупорного припаса, английский каолин «чайна клей» и норвежский полевой шпат для фарфорового производства, гогенбокский германский песок и французский песок из Фонтенебло для стекловарения. Фирмы, присвоившие себе монопольное право эксплуатировать эти месторождения, всемерно раздували репутацию своего товара и рассылали его сухопутным и морским транспортом во все уголки земного шара.

В 1916 г., находясь в командировке на английском стекольном заводе фирмы Ченс в Бирмингаме, я имел возможность убедиться, в каком безвыходном положении оказалось это крупнейшее предприятие после израсходования последних запасов кассельской глины, поступление которой прекратилось с начала войны.

Наша стекольная промышленность лишь после Великой Октябрьской социалистической революции освободилась от этих предвзятых представлений. Широко развернутые геологические изыскания обнаружили наличие огромного числа месторождений разнородного высококачественного минерального сырья, способного с успехом заменить ввозившиеся ранее из-за границы материалы. В результате этого наши заводы силикатной промышленности целиком перестроились на неисчислимые собственные базы первоклассного во всех отношениях минерального сырья.

Мы остановились на составах античных стекол. Многочисленные анализы, проделанные разными исследователями, говорят о большом разнообразии применявшихся в стекловарении веществ. Кроме обычных стеклообразующих компонентов, о которых говорилось выше, применялся, правда весьма редко и в очень незначительных количествах, свинец. Возможно, что это делалось для повышения блеска, чем до известной степени был предрешен вопрос хрусталя, открытого, как принято считать, англичанами в XVII столетии. Для глушения стекла вводили олово, как делают и теперь. В качестве красителей применялись железо, марганец, кобальт, серебро.

Большой известностью пользовалось ярко-красное заглушенное стекло, носящее название «гематинон». Из него делались всякого рода мелкие ценные безделушки. Красителем являлась тонко распределенная в стекле медь, находящаяся в коллоидном состоянии. Такое стекло родственно современному так называемому медному рубину и особого рода смальтам из группы пурпуринов и скарцетов, получение которых связано со значительными техническими трудностями.

Далее интересно отметить, что античными мастерами производилось также розовое стекло. Пелиго по этому поводу пишет: «Они знали даже розовый цвет, полученный посредством золота, изобретение которого ошибочно было приписано Кункелю».

Сейчас, приготовляя золотой рубин, золото растворяют в «царской водке» (смесь азотной и соляной кислот) и вводят в шихту в виде раствора. В древности же его, по всей вероятности, вводили в стекло в виде тонко измельченного порошка, приготовляемого путем растирания тончайших листов золотой фольги. Античные стеклоделы умели приготовлять фольгу и пользовались ею для украшения стеклянных изделий, впаивая вырезанные из нее рисунки между двумя слоями стекла (рис. 49). При использовании этого приема и был, наверное, открыт золотой рубин.

Применялся также и уран. Он был найден в римских стеклах французским аналитиком Мишо. Ссылаясь на этот факт, известный французский археолог XIX в. Квишера в своей работе «О некоторых любопытных образцах античного стеклоделия» говорит: «Последнее немало удивило г. Мишо. Ведь Клапрот стал знаменитым, в частности, благодаря открытию урана в 1789 году. Это не первый сюрприз такого рода, полученный химиками».

Суммируя все сказанное, мы приходим к заключению, что эллинистическая эпоха ознаменовалась в истории развития стеклоделия крупным шагом вперед, выразившимся в освоении методики варки стекла при достаточно высоких температурах с получением хорошо проваренного расплава, прозрачного, свободного от пузырей и свилей. Это был, безусловно, крупный успех.

Второй, может быть, еще более важный по своим последствиям шаг был сделан примерно в это же время и в значительной мере являлся логическим следствием первого успеха. Я имею в виду открытие метода выдувания полых стеклянных изделий.

Каким образом произошло это открытие, можно себе представить примерно так.

Варить прозрачное стекло в значительных количествах, как только что указывалось, уже научились. Для этого нужно было освоить технику получения высоких температур, для чего, в свою очередь, следовало применить дутье, хорошо известное к тому времени из металлургии.

В простейшем случае дутье осуществлялось ртом при посредстве тростниковой трубки. Чтобы воткнутый в очаг конец не горел, его обмазывали глиной. Об этом свидетельствуют настенные изображения древнейших времен.

Такая трубка была прообразом знаменитого впоследствии инструмента стеклодува. Оставалось только ждать случая, который натолкнул бы на применение этой трубки совсем для другой цели, чем та, ради которой она была выдумана.

Такой случай, тысячи таких случаев представлялись ежедневно каждому мастеру — стекольщику, когда он брал в руки свою трубку и принимался раздувать пламя под тиглем, где варилось стекло. Стоило только один раз ошибиться на несколько сантиметров и погрузить трубку в тигель, чтобы на конце ее образовался стеклянный пузырь. Этого было достаточно для того, чтобы новый метод формования вскоре появился на свет как логическое следствие подмеченного явления.

Неизвестно, кто именно и когда точно натолкнулся на такой случай. Да это и не важно. Вопрос был настолько подготовлен совокупностью ряда достижений в стекольной технологии, он настолько назрел, что появление метода выдувания могло произойти со дня на день. Вернее всего, что он зародился одновременно в различных местах и в тех именно, где сосредоточивалась в то время наиболее передовая технология стекольного производства. Принято считать, что способ выдувания изобретен в Александрии в I в. до в. э. Нет никаких оснований оспаривать это утверждение. Оно, по-видимому, достаточно близко к действительности.

Именно этот метод, должно быть, имеет в виду греческий писатель Афиней, когда в своем знаменитом произведении «Пирующие софисты» говорит: «Александрийцы обрабатывают стекло таким способом, который даст им возможность придать любую желаемую форму и делать различные вазы...».

Поставим теперь перед собой вопрос: в чем же заключается сущность нового метода и где кроется причина столь большого влияния, которое он оказал на дальнейшие судьбы стеклоделия на земле?

Постараемся по возможности показать этот метод так, как он выглядел в пору своего зарождения.

Основной инструмент для выдувания стекла очень прост. Он состоит из обыкновенной железной трубки длиной немногим больше метра. На одном ее конце имеется небольшое утолщение, на другом конце насаждена деревянная рукоятка, чтобы трубка не обжигала руки.

В чем же состоит сам процесс?

Рассмотрим сперва самый простой случай, когда собираются изготовить сосуд несложной формы, например стакан.

Прежде всего производится операция так называемой «наборки», т. е. извлечения из находящегося в печи горшка необходимой порции расплавленного стекла. Для этого рабочий, стоя перед окном (устьем) печи, слегка погружает в стекло предварительно нагретый утолщенный конец трубки, непрерывно вращая ее с умеренной скоростью. Стекло обладает способностью прочно прилипать к раскаленному металлу и потому наматывается на конец трубки, образуя ком, который будет тем больше, чем больше продолжается операция наборки. Убедившись, что стекла набрано достаточно, рабочий вынимает трубку из печи и приступает к обработке извлеченной порции стекла.

Первая стадия процесса выдувания имеет своей конечной задачей придать неправильному комку стекла, прочно укрепленному на конце выдувательной трубки, форму, удобную для дальнейшей обработки. Приемы, которыми для этой цели пользуются, сводятся к раскатыванию на металлической плитке (рис. 18) или в деревянном смачиваемом водой ковшеобразном сосуде (до́локе) (рис. 19) с одновременным вдуванием небольших порций воздуха для образования внутренней полости. Заготовка при этом быстро остывает, теряет свою пластичность, и ее время от времени приходится повторно подогревать, всовывая в устье печи и выдерживая там над расплавленным стеклом в течение нескольких десятков секунд.

Рис. 18. Обкатка баночки на металлической плите

Рис. 19. Обкатка баночки на деревянном «долоке»

Когда все манипуляции первой стадии обработки закончены, заготовка имеет вид яйцевидного пузыря правильной формы, с симметрично расположенной небольшой внутренней полостью и с очень толстыми стенками. Эта заготовка носит название «баночки», и к ней предъявляют чрезвычайно строгие требования. От качества ее изготовления, от правильности ее геометрической формы, от симметричности распределения по ее массе температур, от верно найденного соотношения толщины боковых стенок и сферического дна зависит окончательный результат выдувания. Поэтому приготовление баночек поручают опытным, хорошо специализированным на этом деле рабочим, носящим название «баночников».

Готовая баночка, плотно сидящая на конце выдувательной трубки, поступает в руки мастера для выполнения второй стадии процесса формования, цель которой — подготовить обрабатываемое изделие к окончательному выдуванию.

Мастер начинает с набирания дополнительного количества стекла. Для этого он погружает баночку в расплавленную стекломассу и, медленно вращая, наматывает на нее стекло, пока не убедится, что его достаточно для того изделия, которое предполагается изготовить.

Затем мастер приступает к дальнейшим действиям. Их основное назначение заключается теперь в том, чтобы возможно точнее приблизить заготовку по форме и размерам к окончательному изделию. Одновременно мастер должен добиться, чтобы заготовка отвечала также всем уже известным нам требованиям по части равномерности нагрева, толщины стенок и т. д., которые предъявляются к баночке.

Приемы, используемые мастером в данном случае, гораздо разнообразнее и сложнее, чем при изготовлении баночки. В основном они сводятся к следующим манипуляциям.

Удлинение и суживание заготовки достигается круговым размахиванием трубки, при котором заготовка растягивается действием центробежных сил. Укорочения и расширения заготовки добиваются выдерживанием трубки в вертикальном положении заготовкой кверху; она сплющивается под действием силы тяжести. Если стенки получаются при этом слишком толстыми, а запас стекла в дне, напротив, слишком малым, трубку держат вертикально заготовкой книзу. Тогда стекло начинает медленно стекать вниз, утончая стенки и утолщая дно. Если же, наоборот, дно обрабатываемой заготовки оказывается слишком толстым, а стенки слишком тонкими, трубку выдерживают в обратном положении, т. е. заготовкой кверху. Наконец, если нужно увеличить внутреннюю полость, вдувают дополнительно необходимое количество воздуха; если же, наоборот, внутренняя полость слишком велика, достаточно выдержать некоторое время заготовку в спокойном состоянии, и тогда полость сократится сама собой, за счет действия сил поверхностного натяжения.

Эти действия в случае надобности сопровождаются раскатыванием заготовки и обработкой ее простейшими инструментами, вроде небольшой железной полоски (называемой «железко», «косарик»), укрепленной на деревянной скамье, вилки (называемой «фулязка»), или примитивных щипцов с фигурными концами.

Во время всех этих операций заготовка быстро остывает, и ее, как и в случае приготовления баночки, приходится неоднократно подогревать в устье печи. Громоздкий комплекс всех перечисленных действий осложняется еще тем, что трубку с наборкой нельзя оставлять даже на самый малый промежуток времени в горизонтальном положении, так как мягкая стекломасса начнет свисать и форма заготовки будет искажаться. Чтобы этого избежать, необходимо непрерывно вращать трубку в течение всего времени, пока она по ходу дела должна находиться в горизонтальном положении. Для этого у мастера есть специальное кресло-верстак с длинными локотниками, на которые он укладывает перед собой трубку и быстро катает ее взад и вперед левой рукой, пока правой рукой не закончит всех операций по отделке заготовки (рис. 20).

Рис. 20. Обработка заготовки на верстаке

После того как заготовка окончательно отделана, приступают к третьей стадии процесса формования заготовки, состоящей в раздувании ее до требуемого размера с одновременным приданием ей окончательной формы.

Эта операция также выполняется всегда самим мастером.

Здесь нужно различать два варианта: так называемое «свободное выдувание» и «выдувание в форме».

В первом случае, требующем большого умения, мастер придает окончательную форму изделию, работая на верстаке, пользуясь вышеуказанными простейшими инструментами и руководствуясь чертежами, шаблонами, а главным образом собственным глазомером (рис. 21).

Рис. 21. Формование дна стакана

Второй способ — выдувание в форме — не требует от мастера такого большого искусства.

Форма приготовляется из дерева или металла. Если изделие имеет простые очертания, например цилиндрическое или коническое, расширяющееся кверху, и если на поверхности его нет рельефных украшений, форму делают цельной.

Процесс выдувания происходит следующим образом.

Висящую на конце выдувательной трубки заготовку опускают в вертикальном положении в форму и раздувают с максимально возможной силой до плотного прилегания стекла к внутренним стенкам формы. При этом для получения более гладкой поверхности трубку обычно вращают. Раздутое изделие выдерживают несколько секунд в форме для достаточного затвердения, после чего извлекают простым движением трубки вверх.

Если изделие имеет сложные очертания, не позволяющие извлечь его после выдувания из формы вытягиванием вверх, форму приходится делать разъемной, состоящей из двух частей, раскрывающихся на шарнирах.

После этого окончательного выдувания в форме или без формы изделие почти готово. Остается проделать последнюю, иногда очень трудоемкую операцию — отделить сосуд от выдувательной трубки и обработать образовавшийся при этом неровный край.

Отделение, или, как говорят стекольщики, «отшибание», сосуда производится при помощи прикосновения к соответствующему месту горячего изделия мокрой железной полоской. От резкого местного охлаждения в стекле возникает опоясывающая трещина, при легком постукивании по которой происходит отделение отформованного сосуда от выдувательной трубки. Само собой разумеется, что край изделия получается при этом неровным, с острыми, режущими кромками. Его нужно так или иначе обработать, и только тогда изделие можно считать годным к употреблению.

Обработка края бывает различной по сложности. Иногда достаточно нагреть изделие в верхней его части до размягчения, чтобы кромки закруглились сами собой под действием сил поверхностного натяжения. Такую операцию называют «отопкой» края и ею иногда ограничиваются при изготовлении простейших изделий, например стаканов. Во всех же других случаях обработка края обращается в значительно более сложную операцию, так как, кроме заглаживания режущих кромок, часто приходится придавать верхней части изделия какую-либо специальную форму: например, отогнуть края наружу, придать им какое-либо фасонное очертание, сделать носик или, если речь идет о бутылке, оформить как следует ее горлышко.

Во всех этих случаях мастер обрабатывает верхнюю часть изделия на верстаке, пользуясь ножницами и другими, уже знакомыми нам простейшими инструментами.

Но здесь возникает вопрос: как же обрабатывать горячее, нагретое до размягчения стеклянное изделие, когда оно уже «отшиблено» от выдувательной трубки и его не за что ухватить? Чтобы выйти из такого затруднения, поступают следующим образом.

Перед тем как отшибить сосуд от выдувательной трубки, устраивают особое держательное приспособление с противоположной стороны сосуда. К его дну прилепляют небольшой комочек размягченного стекла, вынутого из горшка на конце толстого железного прута, имеющего примерно ту же длину, что и выдувательная трубка. В результате этот прут, именуемый «понтией», приваривается к изделию перпендикулярно к его дну, представляя собой как бы продолжение выдувательной трубки (рис. 22). После того как такое страхующее приспособление устроено, отшибают вышеуказанным способом изделие от трубки, и оно остается укрепленным на понтии так же прочно, как было укреплено на трубке, но только с противоположной стороны, с обращенным наружу краем изделия, который надлежит подвергнуть окончательной горячей обработке (рис. 23 и 24).

Рис. 22. Прилепка «понтии» ко дну заготовки

Рис. 23. Обрезка края изделия

Рис. 24. Окончательное формование изделия

После завершения всех операций последней стадии готовое изделие отделяется от понтии таким же образом, как в предыдущей стадии от трубки, и направляется в отжиг. След от понтии, оставшийся на дне сосуда, заглаживается абразивным кругом.

Так заканчивается длинный ряд операций формования стеклянных изделий методом выдувания.

Перечислим их еще раз.

1. Наборка первичной порции стекла и приготовление баночки.

2. Наборка дополнительной порции стекла и обработка заготовки до придания ей формы и размеров, близких к готовому изделию.

3. Окончательное раздувание заготовки в форме или без формы.

4. Прилепка понтии и отшибание изделия от трубки.

5. Обработка верхнего края изделия, отшибание от понтии и направление в отжиг.

Основные стадии формования стакана иллюстрируются фотографией (рис.25).

Рис. 25. Стадии изготовления стакана

Наше описание метода выдувания относится к самому простому случаю его приложения, когда речь идет об изготовлении сосудов несложной формы без ножек и ручек и лепных украшений.

В этих последних случаях трудности выполнения сильно вырастают. Количество операций значительно умножается, сложность их заметно возрастает и нередко требует согласованных действий нескольких человек.

Помощники мастера подготовляют и подают дополнительно порции стекла и заготовки отдельных деталей мастеру, который, работая на верстаке, располагает их на надлежащих местах, отрезает излишки материала, придает окончательную форму. Нужно иметь в виду, что подобная тонкая лепная работа возможна лишь в довольно узком интервале температур, когда стеклянная масса не слишком жидка и не слишком густа. Поэтому следующие одна за другой манипуляции должны производиться с необыкновенной быстротой и точностью и перемежаться повторными подогреваниями обрабатываемого изделия (см. рис. 26-38).

Рис. 26-32 иллюстрируют последовательные операции изготовления бокала, а рис. 33-38 — кувшина[6]. Стадия приготовления баночки здесь не показана, так как она ничем не отличается от подробно описанной в предыдущем случае. Форма всех трех предметов — стакана, бокала и кувшина — взята античная, чтобы показать прием выдувания таким, каким он был в римское время.

Рис. 26. Навивка канта на корпус бокала

Рис. 27. Первая подача стекла для формования ножки бокала

Рис. 28. Формование ножки бокала пинцетом

Рис. 29. Окончательное формование ножки бокала «машинкой»

Рис. 30. Вторая подача стекла для формования основания ножки бокала

Рис. 31. Формование основания ножки бокала «лещёдкой»

Рис. 32. Стадии изготовления бокала

Рис. 33. Навивка канта на горло кувшина

Рис. 34. Отгибание носика кувшина

Рис. 35. Растягивание прилепленной ручки

Рис. 36. Захват ручки пинцетом

Рис. 37. Прилепка верхнего края ручки к горлу

Рис. 38. Готовый кувшин

У человека, впервые прочитавшего описание работы стеклодува, может составиться ошибочное представление о кропотливости этого труда, о длительности всего комплекса манипуляций. На самом же деле это не так. Движения мастера настолько быстры, руки его настолько ловки, что на выдувание довольно сложного изделия затрачивается не больше нескольких минут.

Сама природа процесса, построенного на использовании пластичности остывающего стекла, требует проворности исполнения, иначе стекло затвердеет.

Работа мастера, отделывающего художественные стеклянные изделия, замечательна не только тем, что требует огромного опыта, внимания, точности движений и безотказного глазомера, но и тем, что она является в высокой мере творческим процессом, характеризующимся тонким художественным вкусом и широким полетом фантазии.

Мастер ручного выдувания не выпускает своих изделий серийно по установленному шаблону, а они всегда у него в той или иной степени индивидуальны, каждая вещь имеет какое-нибудь отличие, какой-либо свой признак. Такой мастер-стекольщик, работающий в области прикладного искусства, особенно ценен тем, что он великолепно знает свой материал, чувствует, куда этот материал зовет, и потому никогда не создает нелогичных, фальшивых вещей, в которых форма противоречит материалу, его свойствам, его технологии.

Метод ручного выдувания, связанный с лепными отделочными работами, дает мастеру богатейшие возможности проявить свои талант, свою индивидуальность. Выдувательная трубка — столь же простой инструмент, как скрипичный смычок: деревянная тросточка и пучок волос из конского хвоста, но по-настоящему владеть этими инструментами могут лишь истинные художники. Поэтому, поклоняясь нашим любимцам — виртуозам смычка, не забудем же и тех замечательных артистов железной трубки, которые наполнили витрины наших музеев величайшими произведениями прикладного искусства, делающими честь нашему народу. Имена многих из этих людей, по счастью, сохранились.

Я приношу извинения перед читателями за пространное технологическое отступление, разъясняющее метод выдувания стеклянных изделий. Я сделал это потому, что этот метод замечателен своим остроумием и оригинальностью, что он блестяще разрешил проблему самого дешевого, самого гигиеничного и самого красивого сосуда, что он опередил свое настоящее и предвосхитил будущее на два тысячелетия, так как почти не изменился до наших дней. Я это сделал потому, что этот метод преобразовал скромного ремесленника в творца, открыл многим простым людям двери в храм искусства, куда они достучались, имея в руках волшебный жезл — свою выдувательную трубку.

Я полагаю, что блестящее мастерство стеклодува заслуживает того, чтобы мы имели о нем представление, чтобы мы хоть изредка вспоминали об этом труженике с благодарностью и восхищением.

По мере того как новый метод выдувания входил в употребление и мастера Египта, Сирии, Финикии, а затем и Рима все увереннее овладевали его бесконечно разнообразными приемами, стекольное производство начало вступать в новую фазу своего развития. С одной стороны, появилась возможность изготовлять небывалые по сложности и красоте вещи, представляющие собой ценные произведении искусства, а с другой стороны, навстречу потребностям широких кругов населения полился поток стеклянных предметов бытового назначения, доступных по стоимости и представленных разнообразнейшим, день ото дня расширяющимся ассортиментом. Ни до, ни после этого времени, ознаменованного появлением на свет замечательного инструмента — трубки стеклодува, — не было такого изобилия, такого роскошного избытка типов стеклянной посуды. Здесь мы встречаем все виды столовых и туалетных сосудов: маленькие флакончики для косметических жидкостей, рюмки, стаканы и бокалы всевозможных фасонов, кувшины, графины и крупные сосуды для хранения пищевых продуктов. Достаточно указать на таблицы, завершающие третий том труда известного немецкого знатока античного стекла Антона Низа. Трудолюбивый исследователь зарисовал 440 типов античных стеклянных сосудов времен империи, предназначенных для удовлетворения разнородных бытовых потребностей населения.

Казалось, мастера стекольного дела не могли удержаться от соблазна выдувать все новые и новые формы, получавшиеся с такой легкостью и опережавшие самое смелое творческое воображение.

Так, на рис. 39 приведены различные тины стеклянных бытовых изделий античного времени из числа хранящихся в Государственном Эрмитаже. Рис. 40 знакомит нас с разнообразнейшими формами ручек римских сосудов по зарисовкам, заимствованным из труда А. Киза.

Рис. 39. Разнообразные виды изделий римского стекла бытового назначения. I–III вв.

Рис. 40. Формы ручек античных сосудов

Здесь я позволю себе остановиться на одном специальном вопросе, имеющем важное значение в деле музейного хранения стеклянных образцов.

На приведенной фотографии сосудов бросается в глаза их неопрятный внешний вид и общий серовато-тусклый тон, делающий эти вещи не похожими на стеклянные. Кажется, что они сделаны из картона или жести.

Причина подмеченного явления лежит, конечно, не в неряшливости храпения, не в том, что сосуды забыли вымыть перед фотографированием, а в давно укоренившемся у музейных работников представлении, что налет времени, образующийся на стеклянных памятниках при их хранении, являющийся следствием коррозии (разрушения) и загрязнения их поверхности, удалять нельзя. При этом выдвигают обыкновенно две мотивировки. Во-первых, говорят, что удаление налета времени, так называемой «патины», лишает экспонат вещественного доказательства его «старинности», его «антикварной ценности». Во-вторых, считают, что образующийся поверхностный налет должен сохраняться, ибо он служит надежным защитным покровом от дальнейшего разрушения вещи.

Против этих аргументов можно сделать серьезные возражения.

Представление о неприкосновенности патины очень сильно укоренялось в среде искусствоведов и музейных работников. Не беру на себя смелости категорически отвергать его разумность. Однако нельзя умалчивать о том, что патина — это не только признак высокой антикварной ценности памятника, но и орудие спекуляции в руках недобросовестных торговцев старинными вещами. Я вспоминаю беседу, которую в дни моей молодости имел с одним разоткровенничавшимся торговцем из Александровского рынка. Он рассказывал, как он собирал с печек пыль, разбалтывал ее в сахарном сиропе и при помощи пульверизатора наносил на новенькие фарфоровые статуэтки. Он уверял, что после протирания суконкой обработанной таким образом вещи она приобретала все качества антикварного объекта.

Таким образом, утверждение о значении патины как признака подлинности старинного памятника не имеет под собой достаточных оснований.

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона издания 1894 г. сказано: «Патиной покрывают также художественные изделия, когда хотят, чтобы они походили на старинные».

Итак, патина далеко не всегда ассоциируется в нашем представлении с подлинностью старинной вещи, с историей ее жизни, ее хранения, нередко она ассоциируется и с ее фальсификацией, и едва ли правильно придавать ей такое исключительное значение.

Для возражения против второго довода, опирающегося на явления разрушения стекла от воздействия влаги, воздуха и иных химических агентов, обратимся к современным научным воззрениям на этот вопрос.

Из работ академика Ильи Васильевича Гребенщикова мы довольно хорошо представляем себе картину «выветривания» стекла — картину разрушения его поверхности атмосферными агентами.

В результате воздействия воды или ее паров на поверхности стекла возникают явления гидролиза, связанные с образованием тончайшей поверхностной пленки кремневой кислоты и ее солей, защищающей более глубокие слои стекла от дальнейшего разложения водой. Образующиеся при этом окислы так называемых щелочноземельных металлов, всегда присутствующих в стекле, например кальция или магния, также остаются на поверхности стекла в виде белых налетов.

Окислы же щелочных металлов, т. е. натрия и калия, хорошо растворимы в воде и будут вести себя иначе: если стекло периодически омывается водой, они будут систематически удаляться и не причинят стеклу вреда; если же стекло не омывается водой, а находится лишь под воздействием ее паров, как, например, при хранении музейных образцов, никогда не моющихся, то образующиеся в результате гидролиза щелочные соли остаются на поверхности стекла, будут накапливаться, начнут притягивать воду из атмосферы и образовывать на изделии очень опасный сточки зрения коррозии так называемый «капельный налет». При длительном соприкосновении со стеклом таких капель концентрированного раствора щелочи происходят местные, довольно глубокие разрушения поверхности стекла.

В результате всех описанных процессов поверхность стекла разрушается, покрываясь иризирующими отщепляющимися пленками, белесоватыми пятнами, капельными налетами и сеткой тонких трещин.

Глубина разрушенного слоя и характер его строения зависят от состава стекла, времени и условий его храпения. Этот рыхлый слой накопляет и прочно удерживает в себе всевозможные загрязняющие вещества, которые приводят в конце концов к полному искажению внешнего вида изделий.

Этот слой, коль скоро он образовался, особенно вредоносен тем, что вследствие своей большой гигроскопичности интенсивно притягивает из окружающей атмосферы пары воды, которые, конденсируясь в трещинах и на поверхности, образуют концентрированные щелочные растворы, агрессивно действующие на стекло, несмотря на наличие защитной кремнеземистой пленки.

Отсюда ясно, что представление о том, будто бы этот разрушенный грязный слой, эта так называемая патина несет какие-то защитные функции и предохраняет памятник от дальнейшего разрушения, в корне противоречит современным научным высказываниям по этому вопросу.

Напротив, действие такого слоя следует считать вредным.

Нам кажется, что пора перестать бояться систематической очистки хранящихся в музеях стеклянных памятников от патины. Отмывание ее при помощи мыла и мягких щеток совершенно безвредно для вещи и безусловно полезно для дальнейшего ее хранения.

Наука о поверхностном разрушении стекла в результате выветривания сделала за последние годы большие успехи.

В настоящее время разработаны надежные способы для повышения сопротивляемости стеклянных изделий разрушающему действию химических агентов. Я полагаю, что настала пора внедрить эти достижения науки в музейную практику.

Пусть мое предложение о необходимости удаления со стеклянных и керамических глазурованных изделий образующегося на их поверхности налета времени не встретит сочувствия у музейных работников. Пусть оно окажется противоречащим разумным правилам музейного хранения памятников старины (я неспециалист этого дела и могу заблуждаться). Но мне кажется, что независимо от судьбы, которая постигнет мое предложение, квалифицированные искусствоведы должны знать, что говорит по этому вопросу современная химия стекла.

За последние годы наши музеи все более и более посещаются молодежью. Значительная часть этих посетителей имеет техническое образование. С их стороны можно ожидать вопросов о причине недопустимо загрязненного состояния старинных стеклянных изделий. Нужно быть готовыми к тому, чтобы ответы на такие вопросы давались на современном научном уровне.

Мы остановились на ознакомлении с многообразием форм античных стеклянных сосудов.

Необходимо отметить большое влияние на форму стеклянных изделий со стороны керамического производства — ремесла, предшествовавшего по времени возникновения стеклоделию. Значительное количество сосудов, изготовлявшихся из стекла в первое время появления выдувательной трубки, очень напоминает глиняные. Наблюдались также подражания и металлическим сосудам (рис. 41).

Рис. 41. Стеклянный сосуд, по форме подражающий серебряным. Кавказ, 1 в.

Однако исключительное богатство приемов выдувания привело в дальнейшем к несравненно более разнообразным формам стеклянных изделий по сравнению с глиняными.

Небольшой объем главы не позволяет подробно рассмотреть весь ассортимент стекольной продукции того времени, и мы ограничимся беглым ознакомлением лишь с некоторыми основными типами изделий.

Глядя на рис. 39, охватывающий сравнительно скромный по разнообразию набор изделий римского времени (вспомним, что Киза приводит несколько сот форм античных стеклянных сосудов), мы можем составить себе ясное представление о назначении этих сосудов.

Мы видим крупные сосуды, употреблявшиеся для хранения вина, воды, растительного масла, а также твердой пищи. В таблице Киза показано около 30 форм изделий такого типа. Большую группу представляли сосуды кувшинообразной формы, служившие для разливания и хранения в небольших количествах разных жидкостей. Эти изделия изготовлялись в громадном разнообразии форм и представлены у Кнза 130 типами.

Очень много выделывалось также небольших питьевых сосудов, соответствовавших нашим бокалам, кубкам и стаканам. Это были небольшие сосуды самых разнообразных форм — широкие и узкие, высокие и низкие, на ножках и без них, с ручками или без ручек. У Киза зарисовано около сотни такого рода изделий.

Изготовлялись также и стеклянные блюда, иногда весьма больших размеров. Афиней в своем произведении «Пирующие софисты» рассказывает о стоявшем на специальной серебряной подставке стеклянном блюде, имевшем в диаметре около двух локтей, что соответствует примерно одному метру.

Значительная группа сосудов небольшого размера предназначалась для хранения различных лекарственных веществ и косметических составов, употреблявшихся при уходе за человеческим телом, т. е. благовонных масел, пудр, румян, помад, мазей для смягчения кожи и тому подобных снадобий. К этой категории сосудов относились небольшие бутылочки удлиненной формы с широким основанием или с округленным, полусферическим дном, с проушинками для подвешивания к поясу, а также различные коробочки и баночки с крышками.

Известна страсть римлян к состязаниям на колесницах, цирковым зрелищам и в особенности к боям гладиаторов. Это жестокое увлечение запечатлено на различных памятниках, в том числе и на стеклянных изделиях. В раскопках на территории Римского государства и его европейских провинций, в частности в Галлии, находят однотипные кубки простой цилиндрической формы, часто из окрашенного стекла, с хорошо выполненными рельефными изображениями боев гладиаторов. Иногда эти рельефы сопровождаются выгравированными именами победителей и побежденных. Вертикальные швы на наружной поверхности кубков указывают на то, что выдувание производилось в раскрывных формах. Неоднократное нахождение сосудов этого типа в погребениях гладиаторов свидетельствует об использовании их в качестве призов победителям.

Выдувание в форме дало возможность широко отступать от правильных геометрических очертаний, и стекольщики начали в большом количестве выделывать сосуды самых разнообразных форм, например в виде человеческих или звериных голов, фруктов, цветов, шлемов, кораблей (рис. 42 и 43).

Рис. 42. Сосуд в виде головы юного Диониса. Херсонес, I–II вв.

Рис. 43. Кувшин с маской. I в.

Широко было распространено производство мелких галантерейных изделий: пуговиц, браслетов, колец, бус, печаток, шахматных фигур, игральных костей и т. п. Изготовляли и более ценные изделия этого рода, например изящно выполненные разноцветные птички, которыми украшались прически элегантных женщин, гравированные камеи в подражание сделанным из камня, миниатюрные мозаичные медальоны и, наконец, великолепно подделанные драгоценные камни (рис. 44-46). Подделка была настолько совершенна, что, как пишет Гай Плиний Старший, отличить искусственные камни от настоящих можно было лишь по «пленкам внутри и по тяжести, которая у стеклянных меньше, и иногда по пузырькам, светящимся подобно серебру».

Рис. 44. Бусы из непрозрачного стекла, некоторые бусины из самоцветов — горного хрусталя, халцедона, сердолика. III–II вв. до н. э.

Рис. 45. Подвески и бусы из непрозрачного стекла. Херсонес. III–II вв. до н.э.

Рис. 46. Стеклянные палочки, перстни, бусы, подвески. III–II вв. до н. э.

Искусство изготовления всякого рода изящных безделушек из стекла в Риме было доведено до большого совершенства. Подтверждением этого может служить следующий рассказ историка IV в. Ламиридия: «Император Гелиогобал, желавший посмеяться над своими паразитами (людьми, находившимися на его содержании. — В. К.), пригласил их однажды к столу, уставленному самыми изысканными и прекрасными на вид кушаниями и фруктами. Это были предметы из стекла, совершенные по сходству с настоящими. В довершение шутки Гелногобал, не выходя из-за стола, предложил голодным гостям умыть руки». Конечно, подобную издевательскую комедию можно было разыграть лишь в том случаи, если имитация была сделана с большим искусством.

По мере того как совершенствовалась техника стеклоделия и возрастало количество стекольных мастерских в Египте, Риме, Сирии, Финикии, столовая посуда и предметы домашнего обихода из стекла становились все более доступными для необеспеченных классов общества.

При Нероне обыкновенный кубок уже можно было купить за одну медную монету. Римский писатель Юлий Канетолнй пишет об императоре Люции Вере: «... часто узнавали его также в винных кабаках, как он ни старался утаиться, а тогда он кидал крупные монеты по кубкам, чтобы они разбились». Из описания этого «высокополезного» занятия мы узнаем, что стеклянные кубки были обычным инвентарем кабаков древнего Рима.

Цицерон в одной из своих судебных речей говорит: «... вещи только показные, не имеющие настоящей цены, сделанные из бумаги, полотна и стекла». Этим также подтверждается широкая доступность простых стеклянных изделий.

Если прибавить к сказанному, что даже в самых скромных погребениях первых веков новой эры на территории Боспорского царства советские археологи находят в большом количестве простейшие стеклянные бальзамарии, можно составить себе вполне ясное представление о том, что в самом начале новой эры бытовое стекло на всей обширной территории средиземноморских государств имело большое распространение.

Однако человечество было еще очень далеко от введения в свой повседневный быт оконного стекла. Правда, южные климатические условия и архитектурные особенности жилищ того времени, совершенно открытых на внутренние дворики, не ставили остро этого вопроса. При раскопках лишь в очень редких случаях находят пластины толстого листового стекла, которые служили для застекления окон в крупных общественных зданиях, например в термах (банях) Помпей, погребенных под пеплом Везувия.

Применение стекла в строительстве в качестве облицовочного декоративного материала, с которым мы сталкиваемся с очень древних времен, продолжалось и во времена Римской империи. Облицовка стен, колонн, потолков и полов цветным стеклом придавала помещениям роскошный вид. Плиний рассказывает, что эдил Скавр, пасынок императора Суллы, построил театр, средний ярус которого был облицован стеклянными пластинками, укрепленными на стене при помощи смолистого вещества. Тиран Фирмий превзошел роскошь Скавра, отделав свой дворец золочеными стеклянными пластинками.

К сожалению, эти постройки не сохранились.

Я здесь сознательно не останавливаюсь на применении цветного заглушенного стекла для мозаики. По-видимому, римляне были первыми, кто заменил в этим монументальном декоративном жанре природные горные породы стеклом, о чем могут свидетельствовать некоторые мозаические работы, обнаруженные в помпейских раскопках. На эту тему я буду говорить подробно в специальной главе.

Перейдем к краткому описанию некоторых уникальных декоративных стеклянных изделий античной эпохи, найденных в раскопках на территории Советского Союза и в Западной Европе и показывающих, на какой высокий художественный и технический уровень удавалось подниматься в те времена мастерам стекольного дела.

Замечательным образцом художественной посуды является найденный нашими археологами на окраине г. Керчи амфориск из зеленого стекла, изумительно тонко расписанный эмалевыми красками с изображением листьев и молодых побегов винограда. Эта вещь свидетельствует о высоко развитой в античное время технике живописи по стеклу (рис. 47).

Рис. 47. Амфориск зеленого стекла, расписанный эмалевыми красками. Керчь, I в.

Рис. 48. Амфора желто-коричневого стекла с рельефной орнаментацией и надписью «Эннион сделал». Керчь. I в.

Там же найдена прекрасная амфора желто-коричневого стекла, украшенная рельефным орнаментом (рис. 48). Надпись на вазе говорит о том, что этот сосуд сделан в Сидоне — финикийском городе, славившемся своим стекольным производством. Кроме названия города, на амфоре написаны слова «Эннион сделал».

Стеклоделами эллинистической эпохи был разработан оригинальный метод украшения изделий, заключавшийся в том, что между двумя слоями стекла помещалась тончайшая золотая фольга, из которой был искусно выполнен растительный или геометрический орнамент.

Образцом такого произведения искусства может служить полусферическая чаша, найденная в окрестностях г. Моздок (рис. 49).

Совсем особенный декоративный прием представлен на найденной в Керчи великолепной широкой, плоской чаше пестрого темно-фиолетового стекла (рис. 50). Эта техника, открытая римлянами и впоследствии, в эпоху средневековья, широко использованная венецианскими мастерами, носит название «миллефиори», что в буквальном переводе с итальянского языка означает «тысячи цветов».

Рис. 49. Чаша с рисунком из золотой фольги, заключенной между двумя слоями стекла. Кавказ. Начало н. э.

Рис. 50. Ваза «муррина» (фиолетового цвета, исполненная в технике миллефиори. Керчь, I в.

Осуществляется этот оригинальный прием так. Изготовляют стеклянные разноцветные стволики. Для этого соединяют в один пучок несколько различно окрашенных стеклянных палочек, сваривают их в одно целое и растягивают, пока не получится тонкий пестрый стволик, состоящий из разноцветных жилок. Можно изготовлять такие стволики и другим способом, например, наматывая спирально несколько слоев разноцветного стекла один на другой.

Во всех случаях нужно, чтобы состав стекол разных цветов был более или менее одинаковым, так как иначе коэффициенты теплового расширения стекол будут различны и приготовленные стерженьки разорвутся при охлаждении.

Полученные тем или иным способом стеклянные стерженьки рассекаются поперек на небольшие отрезки, которые раскладываются на металлической плитке по возможности плотнее один к другому. Работа мастера-выдувальщика начинается с того, что он приготовляет обыкновенным способом заготовку из прозрачного, бесцветного или окрашенного стекла того же состава, что и приготовленные заранее стволики. После этого он раскатывает заготовку на плитке с разложенными на ней отрезками стволиков. Когда эти последние несколько вдавятся в поверхность заготовки и пристанут к ней, мастер всовывает ее в устье печи, нагревает до размягчения и вновь раскатывает на плитке, повторяя эти операции до тех пор, пока разноцветные кусочки не вдавятся полностью в стенки заготовки и не составят с основным стеклом одной сплошной массы. Тогда мастер заканчивает обычными приемами формование изделия, которое получается изготовленным из пестрого, мраморовидного стекла с разбросанными в беспорядке, деформированными разноцветными обломками исходных стволиков.

Прием этот можно бесконечно разнообразить, придавать стволикам самые различные рисунки в сечениях, заменять отрезки стволиков набором бесформенных мелких осколков цветного стекла. Изделия этого типа очень ценились в рассматриваемую нами эпоху. По-видимому, именно они назывались «мурриновыми». Плиний пишет о них:

«Победа Помпеева была первым поводом к ввезению в Рим мурриновых изделий. Помпей при торжественном своем въезде первый посвятил такие камни и питейные сосуды Юпитеру Капитолийскому, но вскоре вошли они в употребление у людей, кои домогались иметь из них даже столики и столовые приборы. И роскошь в отношении всей вещи возрастает ежедневно, так что мурриновый сосуд, вмещающий в себе не более 3-х секстериев, куплен был за 70 талантов.

За несколько лет перед сим пил из такого сосуда муж консульского достоинства и, по особливому пристрастию, обгрыз у него край, но самое сие повреждение цену его еще более возвысило, так что ныне никакой другой мурриновый сосуд дороже ценим не был.

...когда Петроний, консульского достоинства, умирал, то из зависти к Нерону, чтоб он не отнял столика у его наследников, разбил умывальницу мурриновую, купленную за 200 талантов.

Но Нерон, как то императору было прилично, превзошел всех, купив себе один стаканчик за 300 талантов. Дело достопримечательное, что император и отец отечества пил из такой драгоценности».

Из приведенных цитат видно, сколь высоко ценились мурриновые стеклянные изделия.

Бесспорно, самой совершенной в художественном и техническом отношении стеклянной вещью из оставшихся нам в наследство от античной эпохи считается так называемая Портландская ваза (рис. 51). Она была найдена недалеко от Рима в совершенно неповрежденном состоянии в конце XVI в., наполненная пеплом сожженного тела, в великолепном мраморном саркофаге. Ваза представляет собой амфору из синего стекла, на фоне которого выделяются фигуры, высокохудожественно исполненные из белого, заглушенного стекла, изображающие сцены мифологического содержания. Ваза выполнена техникой двухслойного нацвета, получившей много веков спустя широкое распространение в художественном стеклоделии, а в те времена применявшейся главным образом для изготовления камей.

Рис. 61. Ваза из двухслойного синего и молочно-белого стекла, так называемая «Портландская». Рисунок выполнен гравировкой. Окрестности Рима, I в.

Этот метод заключался в следующем. Прежде всего нужно было изготовить двухслойное стеклянное изделие. Для этого на баночку, выдутую из какого-нибудь цветного стекла, набирали из другого горшка вторую порцию стекла другого цвета, но такого же состава. Из баночки обычными приемами выдували готовое изделие, которое, таким образом, оказывалось сделанным из двухслойного стекла.

После этого изделие подвергали обработке вращающимся медным колесиком, на которое подается размешанный с маслом абразивный порошок, например наждак. Таким путем наносился тот или иной рисунок. Чем на большую глубину снимался слой верхнего окрашенного стекла, тем больше просвечивало подстилающее стекло другого цвета. В конечном итоге на изделии появлялся не только рельефный, по и цветной рисунок со всеми переходами от цвета к цвету.

Медное колесико в древности приводили во вращение при помощи тетивы лука, обернутой вокруг валика, на который было насажено колесико, или же пользовались устройством, приводимым в движение от ноги. Окончательная отделка производилась вручную при помощи соответственным образом заточенных игл или резцов из твердых минералов.

Ваза, о которой идет речь, была приобретена за 50 000 франков герцогом Портландским и позднее передана Британскому музею. Здесь в 1845 г. случилось несчастье: она была разбита на мелкие куски одним из посетителей (оказавшимся душевнобольным). Вазу удалось реставрировать, но следы разрушения, к сожалению, отчетливо заметны.

Стеклоделы античной эпохи довольно широко начали применять различные виды холодной обработки стекла. Наибольшего совершенства они достигли в только что описанной нами рельефной резьбе, которой были украшены Портландская ваза и несколько других дошедших до нас изделий такого же типа, равных ей по своему художественному совершенству.

Вторым видом холодной обработки стекла, распространенным в античный период, была гравировка, дававшая на поверхности изделия негативный рельеф. В частности, к этому приему прибегали при изготовлении печаток. Инструменты, которыми при этом пользовались, существенно не отличались от инструментов для рельефной резьбы.

Наконец, третий вид применявшейся в те времена холодной обработки напоминал современный процесс шлифовки художественных стеклянных изделий с нанесением на их толстые стенки более или менее широких плоских граней. Очевидно, этот прием принадлежит к числу старейших и восходит к эпохе неолита, когда человек начал шлифовать и полировать свои каменные орудия. Шлифованных изделий античной эпохи найдено сравнительно немного, и, должно быть, этот род отделки не пользовался в то время особой популярностью.

Совершенно особняком по технике исполнения стоят немногочисленные сохранившиеся сосуды, носящие название «диатрет» (рис. 52). Их характеризует наличие наружной стеклянной сетки иногда довольно сложного узора, прикрепленной к сосуду на тонких стеклянных ножках. Часто, кроме сетки, имеется надпись, выполненная таким же способом: буквы прикреплены к сосуду двумя тонкими стеклянными ножками и находятся от него на некотором расстоянии. По-видимому, это делалось для того, чтобы в случае наполнения сосудов чем-нибудь горячим их можно было держать в руке, не обжигаясь. А горячие напитки в Риме были в большом употреблении. В частности, после обильных трапез считалось полезным для целей пищеварения пить горячее вино.

Рис. 52. Сосуд «диатрета» (реконструкция архитектора А. И. Тарантула)

До настоящего времени точно не установлено, каким образом изготовлялись диатреты. Сохранившиеся на них следы шлифовки побуждают некоторых исследователей считать, что эти вещи изготовлены путем холодной обработки.

Однако более вероятным представляется, что диатреты изготовлялись горячим формованием с последующей подчисткой при помощи шлифовки.

В заключение среди различных приемов художественной отделки стеклянных изделий в античную эпоху назовем способ, состоящий в нанесении на поверхность изделий лепных украшений. Эти накладные декоративные элементы делались из бесцветного или окрашенного стекла и имели самую разнообразную форму: кружков, овалов, капель, звезд, розеток, пластинок с различными рельефными изображениями и, наконец, нитей различной толщины, которыми обматывалось изделие. Последний прием был известен еще во времена древнего Египта.

Обычно эти декоративные элементы получались штамповкой из комочков размягченного стекла, прилепленных к соответствующим местам поверхности изделия. Если штамповка производилась со значительным нажимом, на внутренней поверхности изделия появлялись выпуклости. По мнению А. Киза, это обстоятельство вводило в заблуждение некоторых исследователей, полагавших, что лепные украшения вделывались в предварительно вырезанные в стенках сосуда сквозные отверстия.

В течение долгого времени были большие дискуссии о том, существовали ли в эллинистическую и последующую римскую эпоху стеклянные зеркала. Теперь, пожалуй, на этот вопрос можно ответить утвердительно.

Плиний в своей «Естественной истории» писал: «Сидон был некогда знаменит такими (стекольными. — В. К.) заводами, где и зеркала изобретены». Пелиго по этому поводу высказывает следующие соображения: «Долгое время это утверждение было под сомнением, но разные находки подтвердили слова латинского историка. В Туринском музее можно видеть два античных стеклянных зеркала, найденных в погребениях близ Мемфиса. Они вставлены в деревянные обода, поддерживаемые двумя маленькими фигурками».

Известно еще несколько таких находок на огромной территории Римского государства времен империи. Все это очень небольшие, более или менее хорошо отполированные стеклышки размером в два-три десятка квадратных сантиметров. Отражающий слой на оборотной стороне устроен по-разному: то это металлическая фольга, в одном случае даже золотая, то это нанесенный каким-то способом цинковый или свинцовый слой, то это подложенный бронзовый диск.

Во всяком случае можно сказать, что стеклянные зеркала в античный век были большой редкостью и изготовлялись, по-видимому, в исключительных случаях. Обычно же пользовались металлическими зеркалами. Стеклянные зеркала вошли в широкое употребление лишь после усовершенствования методов шлифовки и полировки больших, плоских стеклянных поверхностей и нанесения на них амальгамных слоев, что произошло относительно недавно.

Мы видели, что многообразие видов изделий, высокое качество стекла — прозрачного, свободного от пузырей и свилей, — красота форм, мастерство отделки и богатство красок резко отличало стекольное производство того времени от зачаточного состояния, в котором оно находилось на протяжении многих веков истории древнего Востока.

Стеклянные изделия, употреблявшиеся в египетский период как некоторая роскошь в качестве мелких украшений женского наряда или сосудов для косметических и культовых надобностей, теперь, в римском обществе, стали выпускаться в большом разнообразии типов и сделались необходимыми каждому, обслуживая его повседневные бытовые потребности. Вместе с тем из этого же материала и в ту же эпоху научились изготовлять и уникальные высокохудожественные изделия, которые до настоящего времени хранятся в наших музеях как подлинные произведения искусства.

Таким образом, нельзя не признать, что в античную эпоху стеклоделие сделало крупный шаг в своем развитии и заняло подобающее ему место в ряду других отраслей производства.

Стекло становится чрезвычайно популярным. Оно — один из самых ходовых товаров в торговых сношениях между странами средиземноморского побережья наряду с зерном, тканями, папирусом и некоторыми другими материалами первой необходимости.

Число стеклоделов в Риме уже в последних десятилетиях I в. быстро росло, и они со своими мастерскими и лавками занимали целые кварталы города около Целийского холма рядом с плотниками. Сперва работа шла под руководством александрийских мастеров, но вскоре римляне начинают соперничать со своими учителями.

Стекольные мастерские стали возникать не только в Риме, но и в Кумах, Сорренто и других городах Италии. В Кумах, помимо продукции ординарного характера, вырабатывались изделия высокого художественного достоинства.

Большинство римских императоров живо интересовалось стеклоделием и покровительствовало ему. Один из них, Коммод, царствовавший в конце II в., даже сам пробовал научиться выдуванию.

Император Константин издал закон, согласно которому стекольщики, делившиеся тогда на два цеха: витрарии (выдувальщики) и диатретарии (шлифовщики и гравировщики), причислялись к 35 привилегированным профессиям, освобожденным от налогов. В эту категорию входили архитекторы, врачи, мастера серебряного дела и другие.

Поэты воспевали стекло в своих произведениях.

Так, например, в эпиграммах прославленного римского поэта I в. Марциала читаем:

(Перевод А. Фета).

В Сурренто (т. е. в Сорренто. — В. К.) были знаменитые стекольные мастерские. Очевидно, Марциал имеет в виду изготовленный там сосуд, гравированный медным колесиком.

И в другом месте — о бокалах:

(Перевод А. Фета).

По всей вероятности, речь идет о стеклянном бокале, который Марциал хвалит за то, что он не лопается от горячей воды. Может быть, имеется ввиду сосуд типа «диатреты», который окружен узорчатой стеклянной сеткой и предназначен для горячих напитков.

Знаменитый царедворец времен Нерона Петроний, так называемый «арбитр элегантиарум», т. е. знаток изящного, в своем романе «Сатирикон» пишет: «Тимальхион сказал: ,,... если бы стекло не разбивалось, я предпочел бы его золоту“». Дальше: «Некогда один мастер изобрел искусство придавать вещам из стекла такую прочность, что они не бились ... Цезарь восхвалил ловкость мастера ... спросил у него, знает ли еще кто-нибудь про секрет этого производства. Уверенный, что нет, цезарь приказал отрубить мастеру голову, сказав, что если этот секрет обнаружится, золото и серебро потеряют ценность». (Рассказ приведен в сокращенном виде. — В. К.).

С началом I в. стеклоделие, получившее столь широкое развитие в Италии и на Востоке, стало с чрезвычайной быстротой распространяться по всем странам Западной Европы, завоеванным Римом. На первом месте оказалась Галлия. Уже во II в. в Нормандии, Пикардии, Бретани, Руане, Лионе, Марселе образовалось крупные центры стеклоделия, которые вывозили свою продукцию за границу, конкурируя с Римом, Александрией и переднеазиатскими странами.

Примерно то же происходило в Испании, Португалии, Британии и на Рейне.

Таким образом, в первые века новой эры летосчисления стеклоделие находилось на небывалой высоте своего развития, и, казалось, ничто не омрачало перспективы его дальнейшего подъема.

Нужно вспомнить, что к этому времени Римское государство изживало свой золотой век, определявшийся выражением «pax romanum» (римский мир), связанный с общим подъемом культуры и расцветом искусства, развивавшегося под знаменем эллинизма.

Но с конца II в. резко обозначается кризис Римского государства, вызванный ходом развития рабовладельческого общества. Он проявляется во все учащающихся восстаниях рабов и крестьян, в общем ухудшении экономического благосостояния страны, в сокращении торговли, в непрекращающихся попытках провинций отделиться от Римского государства.

Острота внутренних противоречий отживающего общественного строя чувствуется все сильнее, и последние 150 лет существования Римской империи обращаются в ее медленную агонию.

В середине III в. начался период небывалых смут, продолжавшийся около 30 лет и состоявший из сплошных «дворцовых переворотов». Императоров назначали и затем убивали почти непрерывно. В истории этот период получил название времени 30 тиранов.

Понятно, что при таких условиях государственная власть не могла защищать растянувшиеся на тысячи километров границы Римского государства, и варварские племена волнами хлынули со всех сторон к истокам древней культуры — к побережью Средиземного моря.

Первоначально двинулись готы. Они заняли Ольвию, овладели Боспорским царством и Крымом. Затем, в конце IV в., тяжкое положение Римской империи еще больше осложнилось новыми событиями, связанными с так называемым «великим переселением народов».

Двинувшиеся от границ Китая в Европу кочевые племена гуннов достигли Карпатских гор, и вытесненные ими из своих земель вестготы перешли Дунай и вторглись в римские пределы.

Перед лицом страшной опасности Римская империя в 395 г. раскололась на две: Западную, с городом Римом во главе, и Восточную, впоследствии названную Византийской, с главным городом Константинополем.

В 410 г. Рим был занят и подвергнут страшному разграблению войсками вестготов под командой Аллариха. Однако скоро Рим был оставлен победителями, двинувшимися дальше на запад. Через некоторое время северная Италия опять была разгромлена до самой Этрурии гуннскими ордами Атиллы, а в 455 г. Рим был вторично взят и дотла опустошен вандалами, приплывшими из Северной Африки под командой своего вождя Гейзериха.

Известно, что после этого в Риме осталось всего лишь семь тысяч жителей.

Так пал императорский Рим. Это событие условно датируется 476 годом.

Та же судьба, но несколько позднее, постигла рабовладельческий строй и в восточной половине империи, которая, однако, лучше сумела приспособиться к новым условиям. Она сравнительно безболезненно вышла из острого кризиса и перестроилась с рабовладельческого на феодальный способ производства. Средневековая Византия существовала еще около тысячи лет.

По поводу падения Рима Энгельс пишет: «Вот к чему привело Римское государство с его мировым господством: свое право на существование оно основывало на поддержании порядка внутри и на защите от варваров извне; но его порядок был хуже злейшего беспорядка, а варваров, от которых оно бралось защищать граждан, последние ожидали как спасителей»[7].

С падением Рима стали постепенно стираться следы культуры, которую он с такой энергией насаждал в завоеванных европейских странах.

Закатилась и звезда замечательного искусства мастеров стекольного дела.

Так широко развернувшееся на огромной территории Западной Европы производство стеклянных изделий стало глохнуть и угрожало прийти в окончательный упадок.

Центр стеклоделия был перенесен на Восток.

О дальнейшей судьбе стекольного производства мы расскажем в последующих главах.